Скажи мне, что для тебя одиночество? Это что-то плохое, мрачное и безысходное, или же наоборот что-то трепетное и нежное, доступное только тебе? Нравится ли тебе быть наедине с самим собой или же ты пытаешься сбежать от этого состояния? И как творчество связано с одиночеством, что вообще есть одиночество для творческого человека? На эту и многие другие темы мы порассуждали с композитором Денисом Стельмахом, в музыке которого прослеживаются все переливы этого неоднозначного чувства.
— В последнее время погода в Питере, мягко говоря, удивляет. Я вот лично не помню, чтобы у нас было такое, что в один день плюс восемнадцать, а на следующий день выпадает снег. И вот поэтому у меня возник вопрос, какое у тебя любимое время года и почему?
— Очень сложно сказать, потому что я большой фанат Нового года, я люблю всю эту зимнюю пору. Правда, и в Питере, и в Архангельске, откуда я родом, это бесконечная серость. Я просто очень люблю Новый год, но он всего лишь один день, и максимум две недели, неделя до и неделя после, ощущаются такими новогодними. Поэтому я выберу весну. У многих весна любимое время года, потому что это уход зимы и предвкушение трёх месяцев лета. И вот это вот ощущение от того, что ты смог пережить холодную зиму, и впереди тебя ждет лето, делает весну особенной — с приятным чувством, что всё ушло, и что всё лучшее тебя ждёт впереди. Мне всегда больше нравилось ожидать какого-то момента, нежели проживать уже сам этот момент. Представь, когда ты сидишь, например, с друзьями в баре и ты начинаешь думать о завтрашнем дне, и ты понимаешь, что завтра у тебя в девять утра работа — эта мысль тебе портит всё воскресенье. При этом в пятницу ты живёшь мыслью о том, что завтра тебе никуда не надо, и рабочая пятница выглядит просто супер, потому что ты как бы преисполнен тем, что завтра у тебя всё будет супер. Поэтому в этом плане весна — некая пятница. То есть будни дни в виде зимы прошли, и впереди тебя ждёт лето.
— Первые ассоциации, которые у меня возникли с твоим творчеством, это такие проекты, как Lights & Motion и Follow The Compass. Подскажи, слушаешь ли ты других творцов схожих жанров, в котором ты исполняешь? Нет ли у тебя мнения, что это может негативно сказаться на твоём творчестве, будто бы ты копируешь, подражаешь кому-то другому, а не создаёшь что-то своё. И как в целом относишься к тому, что ты можешь быть похож на кого-то для слушателя?
— Первый раз я слышу такое необычное сравнение. Обычно меня сравнивают с такими исполнителями, как Ludovico Einaudi, Fabrizio Paterlini там, Hans Zimmer, а ты выбрал что-то новое. С Lights & Motion я похож, если мы говорим про мои, скажем так, эмбиентные работы, то есть, где я сочетаю эмбиент с неоклассикой, а таких, на самом деле, не сказать, что прям много. Мне неоклассика в чистом виде уже кажется очень скучной, и сейчас я делаю реворк своего самого первого альбома New Beginning, который вышел в 2013 году. Я его перезаписал полностью на студии, и вот я его слушаю и думаю — аудитория хочет просто новый звук, зачем я сейчас дополнительное время на это трачу, ведь никому это вообще не нужно. Но я всё равно это делаю, потому что я слушаю и думаю, какая это скука — чистое пианино, написанное мной 10 лет назад, когда я был дилетантом. Поэтому я начинаю добавлять какие-то текстурки, шумы, и прочие эффекты. И я про себя даже думаю, что, когда я его выпущу, я ведь сто процентов получу комментарий, мол «Денис, зачем вы добавили какие-то дополнительные шумы, этот альбом был прекрасен без всего, это ведь чистая неоклассика». Думаю, что если я получу такой комментарий, то я очень сильно расстроюсь.
— А почему нужно расстраиваться? Это же твой рост как профессионала.
— Да, это рост, но это не новое творчество. Это не новый альбом. Это альбом, который, возможно, у кого-то любимый, и он привык его слышать именно в том содержании, в котором он есть. Понятное дело, что я создаю расширенную версию, а тот альбом так и останется. И разве что вот с такой подачей альбом может быть интересным. Забавно, что сейчас сам оправдал свои вот эти вот эксперименты. Возвращаясь к Lights & Motion — я бы не сказал, что мне они нравятся, потому что я такую музыку считаю даже не кинематографичной, а скорее просто музыкой для роликов. Не знаю, как сказать иначе, но музыка Lights&Motion, она вообще для меня не запоминается. Я её представляю идеально в каком-нибудь рекламном ролике, или свадебном видео, или в чем-то подобном, то есть это такая контекстуальная музыка, но какого-то чёткого сюжета или эмоции я там услышать не могу. Мне не хватает глубины.
Я слушаю много музыки, но не неоклассическую. Я ей вдохновлялся, когда только-только начинал свой путь, да даже скорее не неоклассикой, а саундтреками. Если в неоклассике есть какие-то шаблоны и паттерны того, как надо писать, то у саундтрека вообще нет никаких шаблонов. Цель саундтрека просто передать настроение происходящего на экране. Всё. Если это отображение в виде двух нот — круто. Если это отображение в виде сотни нот — тоже круто. У неоклассики есть рамки, в которые ты хочешь-не хочешь, но должен входить, и мне вот это вообще никогда не нравилось. А у саундтрека этих рамок нет. Поэтому я слушаю рок, техно, эмбиент, всякую электронную музыку. Я не боюсь слушать другую музыку, просто потому что любой творческий человек — это губка, которая впитывает в себя просто абсолютно всё. Ты можешь написать какой-нибудь очень классный мотив и считать, что это ты его придумал, а на самом деле, три года назад ты ехал в маршрутке, слышал какую-то мелодию и даже не обращал внимания, а твоё подсознание всё запомнило и впитало. И через три года ты думаешь, как классно ты сделал, но нет, это сделал не ты, а твоё сознание воспроизвело то, что ты когда-то услышал. Я считаю, что это абсолютно нормально — любой из величайших артистов кем-то вдохновлялся. Если мы возьмём одних исполнителей, соединим их воедино — получится Kurt Cobain. Берём других — получается Kanye West. Ты в любом случае создаёшь что-то новое, потребляя чьё-то творчество и пропуская его через свой жизненный опыт. Моя самая первая мелодия — это измененная тема «Трансформеров». Кто-нибудь хоть раз мне сказал о том, что это похоже на «Трансформеров»? Нет, никто их там даже не узнал.
— Назови свой любимый трек из тех, что создал не ты, и из тех, что создал ты.
— Из всей музыки мой самый любимый трек это Hammock — Maybe they will sing for us tomorrow. Это эмбиент трек, он уже 10 лет мой любимый, если не больше. Ни одна музыка не понимает меня так, как понимает эта мелодия. А вообще, самое важное в музыке это то, что она может понять тебя так, как никогда не поймет ни один человек, потому что то, как ты чувствуешь, чувствуешь только ты. И вот ты можешь услышать в моменте какую-то мелодию и поймешь, вот — меня наконец-то поняли. И вот это ощущение, что музыка тебя поняла, очень роднит с этой музыкой. Те, кто говорят, что не очень любят слушать музыку, возможно, не нашли ту музыку, которая бы их поняла. Вот поэтому Maybe they will sing for us tomorrow, когда я был 18-летним мальчишкой, который очень сильно что-то внутри себя переживал, даже не то, что одиночество моё поняла, она поняла мой взгляд на мир. Представь, что ты смотришь на реку, и там на другой стороне вдалеке стоит маленький домик с окошком, и ты смотришь на этот домик, визуализируешь в голове, что там сейчас происходит. Я вот могу так часами смотреть, разглядывать и фантазировать. И этот трек для такого созерцания — просто идеальная композиция. И в принципе «Хамок» — моя самая любимая группа.
Если говорить про неоклассический трек, то это Jon Hopkins — Immunity. Тоже безумно классная композиция. Причём Джон Хопкинс больше техно-исполнитель, нежели неоклассик. Я обожаю, когда артисты создают музыку в разных стилях под одним именем.
Говоря же про мои треки, 95% моего творчества — это такая чистая сублимация, крик души, когда я от чего-то избавляюсь. Поэтому я не фанат концертных выступлений в том лишь смысле, что мне приходится раз за разом переживать то, от чего я пытался через творчество избавляться, своего рода такая психотерапия, а на концертах мне раз за разом приходится к этому возвращаться. В этом плане есть два типа композиторов: первый, который вкладывает в музыку исключительно свою историю, свои эмоции и прочее, и второй, который ничего этого не делает. Эти композиторы просто пишут объективно красивую музыку. Я отношусь к первому типу, поэтому я люблю более тёплые свои работы, но есть одна композиция, которая как никакая другая, показывает моё состояние одиночества — это очень важное состояние для любого творческого человека — Inside, и это семь минут повторяющихся буквально двух аккордов. Они немножко мрачные, немножко тёмненькие, и для меня одиночество так и выглядит.
Но ещё я очень люблю свои сборники Eve Meditation.Это импровизации, которые я записываю в канун Нового года, потому что я очень люблю Новый год. Сам Новый год записываю на рекордер, и потом, после Нового года, я беру несколько импровизаций, которые я записал в канун праздника, и наслаиваю поверх них звуки того, как проходил мой Новый год — цоканье бокалов, фейерверки, смех и так далее. Получается очень тёплая, добрая, светлая музыка, которая очень здорово погружает в какой-то личный, персональный Новый год с твоей семьёй, с твоими друзьями, с твоей собственной атмосферой праздника. Очень люблю такие убаюкивающие, тёплые композиции, которые уносят в хорошие, а не в удручающие воспоминания, как 90% моего творчества.
— Каждый твой альбом, получается, посвящён какой-то конкретной теме. Как ты выбираешь эти темы? Как понимаешь, что этому стоит альбом посвятить? И главное, как ты эти эмоции воплощаешь в музыку? Они твои собственные или ты их как-то искусственно синтезируешь, если можно так сказать?
— Всё моё творчество — это исключительно сублимация, как я сказал, о том, что у меня на душе в тот или иной период. Но единственный альбом, который, как ты правильно сказал, искусственно синтезировал, это альбом про детей-сирот, который называется Children of Abandoned Nests.И учитывая, что я начал писать музыку, когда мне было 16 лет, я считаю, что это очень круто, когда творческий человек начал писать в этом возрасте, поскольку этот период самый эмоциональный — человек переживает, скажем так, главные эмоциональные качели в своей жизни. Первая влюбленность, первое, возможно, предательство, расставание с близкими, расставание с друзьями, первые мысли о том, кем тебе быть, кем тебе стать, одиночество, смятение, непонимание общества — всё вот это происходит в данный период. В этом возрасте мне нужно было сдать ЕГЭ, переехать в другой город из своего любимого Архангельска, попрощаться с друзьями, попрощаться с семьёй. Весь этот страх новой жизни, взрослой жизни, всё это нежелание отпускать корни легло в основу моего первого альбома. Второй альбом я изучал самого себя, то есть мне было интересно создать альбом чисто о том, как я чувствую этот мир и прекрасное в нём. Второй альбом — это мой уход в себя и попытка передать через музыку ощущение прекрасного в этом мире. Третий альбом — это альбом про одиночество, мне хотелось через музыку изучить, что вообще для меня одиночество, и я понял, что на самом деле в одиночестве очень-очень много прекрасного, и что это очень важная часть нашей жизни, и люди, которые от себя ее отсекают, на самом деле очень многого лишаются, и прежде всего они не слышат самого себя, и как бы лишаются разговора с самим собой, что на самом деле очень важно, если ты не хочешь с ума сойти. И поэтому он моментами грустный, моментами светлый, но так или иначе, The Nowhere, третий альбом — это альбом о моём одиночестве. Четвёртый альбом — это френдзона. Я был в очень болезненной френдзоне, и вся эта неразделенность чувств, когда ты хочешь кричать о том, как ты любишь человека, но он тебя не любит в ответ, легла в основу. Говоря про пятый альбом, Children of Abandoned Nests, важен контекст, ибо четыре альбома до этого – чисто субъективный взгляд, то есть выражение себя самого.
Я считаю, что творчество должно быть эгоистичное — ты должен писать о себе и о своих чувствах. Я вообще терпеть не могу объективную музыку — такую, которая не о тебе, не о твоей истории, не о твоих переживаниях, а которая о чем-то эфемерном, что тебя не касается. Мне не нравится, когда идея превалирует над эмоциями истории. Children of Abandoned Nests — это альбом, который я начал писать как саундтрек для полнометражного фильма, но как-то у нас не срослось с режиссёром, и от саундтрека отказались. Сам фильм был про ребёнка-сироту, и, соответственно, я написал 11 треков для фильма про ребёнка-сироту, то есть я настраивал на то, что это фильм про сирот. И поэтому, когда от моей работы отказались, мне нужно было доделать 11 треков, чтобы они могли звучать обособленно. Я захотел сделать из этого альбом, чтобы работы не пропадали даром, но было очень тяжело сделать композиции, которые ты написал под конкретную сцену, обособленно красивыми. В конечном счете у меня получилось 28 треков, потому что я садился доделывать старые, мне становилось лень, и я начинал писать что-то новое. Для меня очень важно, когда весь альбом и по настроению, и по атмосфере — это одно единое целое. Как много маленьких паззлов, из которых складывается целая картинка. И поэтому Children of Abandoned Nests — это придуманный в моей голове сценарий для фильма про сироту, для которого я и написал музыку. В любом случае, если бы я был реально сиротой, я уверен, я написал более крутую работу, просто потому что я бы знал, что такое быть сиротой. Здесь же я лишь фантазировал, что такое жить без любви, ведь я, можно сказать, купался в маминой любви и в любви бабушки и дедушки, и я всё равно никогда этого не смогу понять. А значит, этот альбом уже скорее не субъективный, не профильтрованный через себя, а более объективный. Поэтому, альбом не сыскал какой-то супер популярности, но мне он очень нравится просто потому, что я как бы прыгнул выше своей головы — там не только пианино, но ещё и виолончели, скрипки, и в плане аранжировки я поднялся на совершенно новый уровень. Поэтому я этим альбомом очень горжусь, хотя он и самый непопулярный, но я опять же понимаю, почему — он написан не обо мне.
— Ну вот, как раз говоря про эмоции. Можешь ли ты выделить какую-то самую важную эмоцию, или, возможно, чувство, для себя в своей жизни или творчестве? И почему именно такой выбор?
— Одиночество. Это самая важное эмоциональное состояние, потому что, как я уже говорил, творчество — это разговор с самим собой. Когда ты занимаешься творчеством, ты закрываешься от всего мира и как бы находишься на таком маленьком-маленьком островке посреди океана, где океан — это весь мир, который тебя окружает, это проблемы, невзгоды, друзья, родственники, люди, окружающие и так далее.А вот этот маленький островок, это твой собственный мир, где ты можешь реально поговорить с самим собой и вообще понять, что у тебя на душе. Я в принципе всегда говорю о том, что творчество лучше любой психотерапии. Почему? Потому что если ты делаешь искреннее творчество, если ты принимаешь себя таким, какой ты есть, со своими страхами, переживаниями, с какими-то минусами, то, когда ты садишься за творчество - это чистый, откровенный, искренний разговор с самим собой. В состоянии одиночества я просто понимаю, что я могу слышать самого себя, понимаю, что я счастлив наедине с самим собой, и более того, я понимаю, что даже когда я окружён прекрасными и замечательными людьми, я часто ловлю себя на мысли, что я отдаляюсь от самого себя. Я уже три года живу с девушкой, которая тоже работает из дома, и поэтому чувства одиночества, которое было у меня до этого, стало куда меньше, разговора с самим собой стало меньше, и мне этого очень сильно не хватает. И вот то чувство, к которому мне хочется раз за разом возвращаться – это одиночество. Понятное дело, что в мире нельзя закрыться ото всех, и быть одному всю свою жизнь. Но творческому человеку, для которого творчество — это разговор с самим собой, мне кажется, одиночество очень важная штука.
— Как ты пришёл именно к этому стилю в музыке? И кто, как ты считаешь, повлиял на тебя на этом пути?
— Тут все просто. Куда тебя отправили родители, к тому ты и приходишь. Мне в этом плане очень повезло благодаря стечению обстоятельств, удаче, чему бы то ни было, потому что мама отправила моего брата в художку, на спорт и в музыкалку, посмотрела, что ему больше нравится и оставила в художке. Теперь он дизайнер. Со мной было точно так же — она отправила меня в художку, музыкалку и на спорт. Посмотрела, что мне нравится, и оставила на музыке. Но все восемь лет музыкальной школы я вообще терпеть не мог эту музыкалку. Я мечтал, чтобы меня оттуда забрали, и я сейчас, когда мне говорят то же самое, что кто-то там терпеть не может музыкалку, я вообще настолько целиком и полностью это понимаю, потому что восемь лет тебя заставляют играть то, что тебе даже не нравится. Я терпеть не мог Моцарта, Баха, Бетховена и прочих композиторов, вообще не понимал, зачем оно всё нужно. Если я там бы пришёл и сказал, например: «А мы можем, пожалуйста, сыграть Андрея Губина?», — мне бы ответили, — «Нет, нам экзамен с Шопеном сдавать, какой вообще Андрей Губин, это дилетантство». Но в этом ведь вся суть, как может ребенок ходить с удовольствием туда, где его заставляют делать то, что ему не нравится. Но как только бы мне сказали: «Конечно, хочешь Андрея Губина, хочешь LudovicoEinaudi — давай учиться, учить тебя играть на пианино с помощью того, что тебе нравится, что ты слушаешь», — вот тогда это было бы в кайф. Ты бы шёл окрылённый в музыкальную школу, потому что ты бы знал, что сегодня ты там будешь играть то, что тебе действительно нравится. Поэтому сейчас, когда мне говорят о том, что кто-то там не любит музыкалку, я говорю, что нужно идти в частное образование. Там вы сможете прийти и сказать, вот я хочу мелодию из "Фиксиков" научиться играть», и тебе скажут: «Хорошо, будем играть мелодию из "Фиксиков"».
Мама у меня правильно сказала: «Если ты что-то начал в жизни, умей заканчивать». И поэтому, когда я каждый год просил меня забрать, она говорила: «Нет, заканчивай то, что начал». Если бы она меня тогда забрала, возможно, сейчас бы я не был там, где есть. И лишь только тогда, когда я закончил музыкалку и год не подходил к инструменту, я открыл для себя саундтреки. Вернее, и до этого я был с этим понятием знаком, но теперь я начал к ним прислушиваться и наконец осознал, что фортепиано может быть красивым. В саундтреках маленький мотивчик, и он повторяется по кругу, не как у Моцарта и Бетховена, когда у них там 100 мотивов в трёх минутах, где тебе даже не за что ухом зацепиться, потому что всё постоянно движется, развивается, все такое многогранное и многослойное. Мне это настолько понравилось, что с этого, собственно, и началось моё знакомство с музыкой. Я был ленивым, поэтому я не скачивал ноты, а приходил с кино и подбирал на слух. А когда ты подбираешь на слух, ты всё равно непроизвольно начинаешь импровизировать. То есть я понимаю, что меня же ещё не научили, как писать музыку, меня научили играть чёрные точки на белом холсте. И когда ты подбираешь на слух, а не смотришь на точки на белом холсте, ты начинаешь понимать, какие аккорды в какой руке играются, и у тебя возникает мысль, а почему в правой руке эта мелодия? И кто сказал, что именно эта мелодия там должна быть? И первый раз жизни вот эти вот рамки, которые у тебя в голове, стираются, и ты можешь интерпретировать мелодию как хочешь, поэтому ты берёшь те же самые аккорды и уходишь в импровизацию. Этот самый момент, когда рамки у меня стёрлись, и я понял, что можно любую мелодию как-то интерпретировать по-своему, стал началом моего пути. Я рекомендую всем начинающим творцам не бояться в начале пути заимствовать что-то. Как я всегда говорю, если вы художник и любите, например, Айвазовского, возьмите картину Айвазовского, поставьте пустой холст и перерисуйте. Вы не сможете перерисовать один к одному. У вас будут какие-то ваши нюансы. Затем поставьте работы рядом и сравните, в чем их разница. И вот все отличия – это и есть ваша уникальность, в этом есть ваша суть. Вначале ты не знаешь, как писать картины, ты не знаешь, как писать музыку и как писать стихи. Тебе нужно с чего-то начать. И лучше всего брать за основу чужое творчество и впитывать это в себя, пропускать через себя и отдавать уже что-то абсолютно новое, проецируя свое мироощущение.
Возвращаясь к написанию моей первой мелодии — я влюбился в девочку и подумал ей сделать оригинальный подарок. Но я же не знал, как писать музыку, поэтому я взял тему «трансформеров», переиначил её в более лиричном ключе и написал свою первую мелодию. Взял какую-то старую камеру, записал всё на неё, а потом просто с этого диска передал на компьютер и загрузил во «ВКонтакте» под названием «Денис Стельмах — Неизвестно», просто потому что я их по началу никак не называл, и так с этого всё и пошло.
— Есть ли у тебя какой-то любимый ритуал, например, перед выступлением или после него? Присутствуют какие-то своеобразные ритуалы в твоей жизни?
— Я уже 11 лет занимаюсь творчеством, и у меня никогда не было ни помощников, ни менеджеров, ни лейблов. Я всё делаю только сам, вплоть до организации туров и концертов. И в какой-то момент у тебя случается профдеформация, потому что ты на 5% остаёшься композитором, который пишет музыку, и на 95% ты становишься менеджером и контент-мейкером. Приходя за час-полтора на площадку, я не думаю о том, что нужно репетировать, я это время трачу на создание контента. Я записываю видео, я делаю какой-нибудь пост о том, что я пришёл на площадку и прочее-прочее. То есть 95% моего рабочего времени занимает не написание новой музыки, а создание контента. И это прямо огромная проблема современных авторов, потому что другого пути нет. Тебе придётся всё равно находить компромиссы в том, что тебе приходится делать то, что тебе не очень нравится, и только так я пришёл к успеху, можно сказать. Если бы я этого не делал, был бы принципиальным человеком из разряда: «Я человек искусства, я пишу только музыку», — я бы никогда не пришёл к тому, к чему я пришёл сейчас. То есть я понял, что, если я хочу экономить, мне нужно саму рисовать афиши, самому монтировать видео, самому организовать концерты, самому настраивать таргетинг, самому там сводить, мастерить, записывать контент, вести Тик Ток, ВК, Телеграм и так далее и тому подобное. И поэтому перед концертами я обычно записываю контент на будущее.
Зато после концерта у меня два главных ритуала. Я всю свою жизнь был неуверенным в себе мальчиком, который считал себя серой массой, которая ни на что вообще не способна. И поэтому, когда я начал заниматься творчеством, и к этому начали тянуться люди, я воспринимал это как какое-то чудо, а не как результат моего труда. И более того, когда люди начали не просто писать мне, что это красивая, прекрасная музыка, а когда они начали писать, что эта музыка помогает им справиться с депрессией, помогает пережить утрату, расставание, что под эту музыку делают предложения, что моя музыка помогает людям справляться с какими-то своими переживаниями, я их никак не мог понять, то есть почему так? Это ведь до безумия простая музыка. Почему, например, не музыка Ильи Бешевли, который вышел из Гнесинки и который пишет сложную многогранную музыку? Нет, вот эта дилетантская, простая музыка буквально из пары аккордов. И люди начали к ней тянуться, что для меня это было таким ощущением чуда, потому что люди в этой простой до безумия музыке могут что-то для себя чувствовать такое, чего даже не чувствуют в музыке других композиторов. Каждый слушатель, который выбрал мою музыку, он исполнил мою мечту. Когда-то у меня была мечта стать композитором и зарабатывать только музыкой. И сейчас я работаю на лучшей работе — я занят своим любимым делом, которое приносит наиогромнейший кайф, хороший доход, и это еще и помогает людям — идеальный тандем, идеальная работа. И поэтому один из моих самых главных ритуалов — это проявление бесконечного чувства благодарности своим слушателям за то, что они мою музыку выбрали. После концертов я говорю: «Если вы хотите чем-то поделиться, обязательно подходите». И выстраивается очередь, не просто чтобы сфотографироваться и побыстрее выйти, а для того, чтобы поделиться какими-то своими эмоциями и переживаниями. Иногда концерт длится два часа, и само общение с аудиторией длится примерно столько же. Для меня это очень важный ритуал. Я готов стоять там хоть до посинения, потому что каждый из этих людей, который стоит в этой очереди, это тот, кто сделал мою мечту явью.
И второй ритуал. Особенно, если я не в Питере и не в Архангельске, в своих родных городах, где у меня дом, я перед тем, как идти в отель, ищу какой-нибудь крафтовый бар, желательно с томатным пивом, беру какие-нибудь хот-доги или тако (обожаю острую еду и Мексику) и пью томатное пиво. Обычно все мои слушатели спрашивают, что такое томатное пиво. И поэтому на свои квартирники всегда приношу томатное пиво, чтобы слушатели могли также его попробовать.
— Есть ли такое место для тебя, где ты, возможно, бывал лишь один раз, но ты мечтаешь туда вернуться вновь?
— Я очень люблю горы. Для меня горы — это вообще самая главная такая красота нашей планеты. И я бы сказал, что вот любые горы, где я когда-нибудь был, я бы с удовольствием туда возвратился еще раз. Никакой объект на нашей планете не олицетворяет так здорово одиночество как горы. Горы — это, в принципе, эпицентр одиночества. Это просто огромные глыбы, куда часто даже не ступала нога человека. Горы находятся выше земной глади, а значит ты как бы отождествляешь себя от всех основных людей и, оказываясь в горах, ты как бы оказываешься в эпицентре одиночества, вдали от всей земной суматохи. В горах ты ближе к небу и куда дальше от обычных людей. Поэтому я бы сказал, что я всегда люблю возвращаться в горы, был ли я там еще или не был. Горы — это прямо моя любовь.
Разве что добавил бы про места из моего детства, какие-то, знаешь, воспоминания, в которые ты уже никогда не вернёшься, которые ты однажды пережил и с удовольствием бы пережил еще второй раз, но уже не можешь.
— Были ли в твоей карьере такие моменты, когда тебе хотелось всё бросить? Может, ты думал, что, возможно, ты идёшь не туда? Или ты вот всегда чётко понимал, что это твоё призвание?
— Мой творческий процесс идет примерно так: я делаю неоклассику, мне становится скучно, я хочу пуститься в эксперименты. Потом эксперименты никому не нравятся, я опускаюсь обратно в неоклассику, всем она нравится. Мой первый альбом New Beginning — это чистая неоклассика, второй альбом Ambience — это уход в эксперименты, третий альбом The Nowhere — это неоклассика, четвертый альбом Obscure — это уход в эксперименты, пятый альбом — Children of Abandoned Nests — это уход в эксперименты. И шестой альбом Mayday — это возвращение к неоклассике —– получается три альбома неоклассических, три альбома экспериментальных. Соответственно седьмой альбом должен быть тоже экспериментальный. Когда я выпустил альбом Ambience, никакого отклика особо не было. А у меня альбомы пишутся по два-три года. И вот этот период, шесть лет между написанием 1 и 3 альбомов, когда я чувствовал, что я просто топчусь на месте, что мое творчество нафиг никому вообще не нужно, у меня не росли подписчики, у меня там не было охватов, и моя музыка особо была никому не нужна, конечно, я чувствовал, что я начинаю сдаваться, и я не понимал, зачем я тогда вообще это все продолжаю, если это никому не нужно.
И здесь мы приходим к одной главной истине, которую даже самый жёсткий выходец из консерватории не сможет оспорить. Я целиком и полностью в этом убежден — главный фактор, благодаря которому вы никогда не бросите ваше творчество и никогда не сдадитесь, это тогда, когда вы делаете творчество прежде всего ради себя самого. Творчество — это сугубо эгоистичный акт. Это ваш личный дневник, в который вы как бы плачете, в который вы кричите, вы записываете ваши мысли. Вам есть дело до того, что кто-то посмотрит ваш дневник? Нет. Это главная суть творчества — выразить себя. Как только вы убрали руки с клавиш или с холста, ровно в этот момент творчество закончилось. Если вы взяли камеру, что-то записали и выложили в социальные сети, это уже маркетинг. Соответственно, если у вас что-то не получается, это не значит, что вы плохой творец, это значит, что вы плохо продаёте. Но не надо думать, что ваше творчество плохое. И сдаться ты в любом случае не можешь. Ты можешь в какой-то момент перестать этим делиться с миром, потому что ты поймёшь, что это никому не нужно. Но по-настоящему творческий человек, который делает это прежде всего ради себя, для него это как психотерапия, он продолжит это делать, просто перестанет этим делиться с окружающими. Потому что для него это самое важное — та отдушина, без которой он просто жить не может.
А если человек что-то делал, получил пару откликов и напрочь перестал это делать, значит он начал это делать с какой-то иной целью, не для того, чтобы выразить себя. Он увидел, что кто-то собирает гастроли, суперски выступает, зарабатывает кучу денег и захотел так же. Он начинает что-то делать, но не получает отклика и бросает, потому что в этом процессе не было самого важного — акта самовыражения и творчества. Собственно, я не сдавался просто по той причине, что я продолжал делать то, что мне безумно нравится. Творчество — это огромный-огромный вкуснейший торт, который тебе безумно нравится, а твоя аудитория, доходы, которые ты получаешь, популярность и прочее — это очень и очень сладкая вишенка. Но не более.
— Переживаешь ли ты из-за того, что развивается искусственный интеллект, и не отнимет ли он у тебя твоё творчество и твоих слушателей?
— Нет, я вообще по поводу искусственного интеллекта не переживаю, потому что мы живём в мире, где такую же музыку, как я, по тем же самым четырём аккордам, пишет в нашей только лишь стране ещё минимум десять композиторов, во всём мире это ещё порядка сорока. Это реально музыка, которая состоит из четырёх аккордов и каких-нибудь переливов. Так сейчас пишет музыку каждый неоклассик. То есть мы уже давно отошли от академической музыки и пришли к такой неоклассике, где есть только четыре аккорда и какие-то переливы. Соответственно, среднестатистический человек имеет на выбор порядка 40 примерно одинаковых музыкантов, которые пишут почти одинаковую музыку. Но почему какой-то человек 39 просто отсеивает и выбирает лишь одного? Потому что те 39 жизней, какая-то их история и их переживания ему не импонируют, ему импонирует переживание эмоций лишь вот этого одного автора. Это уже такой более эмпатический, не знаю, эзотерический уровень, когда ты можешь через творчество считывать какие-то эмоции того, кто это творчество создал. И поэтому я считаю, что искусственный интеллект будет писать объективно красивую музыку, но без вот этой подоплёки, без субъективной части творца. А субъективная составляющая — это и есть душа творчества. Искусственный интеллект — это как бы телесная масса без души.
— И последний вопрос — на твой взгляд, какой самый важный признак успешного творца?
— Мне кажется, это две вещи. Первое — это, насколько бы это банально не звучало, тогда, когда творчество максимально искреннее от души. Это тогда, когда он не смотрит ни на окружающих, ни на то, как правильно, как неправильно. Он просто делает то, что ему безумно нравится, и он делает вот так, как ему кажется правильным. Не потому, что кто-то ему так сказал или кто-то так делает. И у этого всегда находится своя аудитория.
И второй момент — это тогда, когда автор делает только ради себя. То есть тогда, когда для него конечная цель — это выразить себя и он не может без этого жить. Всё. Всё остальное — это просто плюшечки.
Понравился материал? Подписывайся на канал!
