– К сожалению, Глеб ничего не говорил мне о том, сообщали ли они кому-либо о этой поездке. Но старший автослесарь, Вадим Аверин, который лично взялся ремонтировать машину, мог об этом знать. Также могли знать остальные автослесари, если Вадим нечаянно об этом обмолвился.
Какая-то мысль вдруг промелькнула в её голове, но у Светки не было сил думать о том, что же это было.
Все части повести здесь
– Светлана Викторовна...
Доктор почему-то отпускает взгляд в пол.
– Светлана Викторовна, к сожалению, мы не смогли спасти вашего сына... Он родился раньше срока и...
– Нет! Нет, ну что вы говорите! Нет! Мой малыш, мой мальчик!
– Светлана Викторовна, вам надо крепиться, держаться...
– Держаться? – шипит Светка, и хватает доктора за халат – держаться? Что вы несёте?! Вы... Вы в сговоре с этими, да? Которые уничтожили моего мужа и свекровь, да? Вы с ними в сговоре, они предложили вам убрать и моего сына, да?
– Светлана Викторовна! – доктор пытается высвободиться из её цепких пальцев – Светлана Викторовна, я понимаю ваше горе, но что вы себе позволяете?! Как вы можете?
– Вы с ними в сговоре! В сговоре, я знаю! За что? За что? Моего сына, совсем крошку!
– Сестра! Сестра! – кричит испуганный врач.
Вбегает Лариса, ставит рыдающей Светке, вцепившейся во врача, укол. Она затихает, проваливается опять в ту чёрную бездну, из которой совсем не хочется возвращаться.
Мрачный сон, даже не сон – забытье, накрывает её своим тяжёлым покрывалом, отблески сознания услужливо подсовывают картины счастливого прошлого и Светка, даже находясь в забытье, понимает вдруг, что в её взрослой жизни и дня не было без Глеба. Как она теперь будет без него?
Она мечется по подушке, стонет, зовёт мужа, зовёт своего малыша... Даже Лариса, которая, несмотря на молодость, повидала в силу своей профессии разное, не может сдержать слёз, они текут по её щекам, она быстро, словно стыдясь чего-то, вытирает их ладошкой.
– Бедная, бедная девочка – говорит задумчиво врачу и заботливо накрывает Светку покрывалом – столько всего пережить...
Врач кивает в знак согласия – у него сегодня очень тяжёлая смена, давно таких не было. Слава Богу, что этот Владимир Эдгарович, свёкор этой простой девчушки, не стал обвинять его в том, в чём обвинила Светка. Конечно же, они делали всё, чтобы спасти малыша, но... На таком сроке это не редкость, а ещё учитывая то, при каких обстоятельствах эта девочка рожала...
Светка приходит в себя только на следующий день. Ей совсем не хочется возвращаться в эту реальность – туда, где нет больше мужа, где нет её ребёнка, где нет доброй, ласковой Виолетты. Она видит рядом с кроватью Князя, смотрит на него испуганно, думая о том, что сейчас он обвинит её в гибели сына и Виолетты. Но она, Светка, не виновата... Она любила их обоих...
Глаза у Князя с тёмными кругами, как-то неестественно провалены в глазницы, красные, с опухшими веками. Видно, что он сильно переживает смерть жены, сына и внука. Даже его сильные, прежде уверенные руки, трясутся...
– Света – говорит он с трудом – тебе нужно держаться и жить дальше...
– Зачем? – смотрит на него тоскующим взором, не выдерживает, снова закатывается в плаче – зачем? У меня никого не осталось, никого! Даже ребёнка у меня забрали!
– Но есть люди, которые нуждаются в тебе. Твоя мать, брат... Нина... Я...
– Я не хочу жить, Владимир Эдгарович, не хочу!
– Не говори так! У меня тоже никого не осталось, кроме тебя...
Говорят, душевная боль сильнее физической. Так оно и есть. Светка чувствует, как болит её душа, болит так, словно воткнули в неё острый широкий нож и сейчас прокручивают его туда-сюда, чтобы образовалась огромная, немыслимая по своим размерам, кровавая дыра. Она не может остановить слёзы, струйками бегущие по щекам, не может забыть Глеба. И сына, которого даже не видела.
– Я дождусь, когда тебя выпишут – медленно говорит Князь – и потом уже организую похороны. Всех троих.
– Спасибо, Владимир Эдгарович – произносит Светка.
– Ладно, ты отдыхай, я пойду. Тебе нужно поправляться.
Он уходит, а Светка раздумывает над его словами. Она нужна ему – зачем? Оно и понятно – он остался совсем один, у него никого нет. Если у неё, Светки, есть мама и брат, у него вообще нет никого.Она закрывает глаза и хочет только одного – заснуть и не проснуться больше, никогда, не видеть больше этот мир, наполненный жестокостью и несправедливостью. Во сне к ней приходит Глеб, нежно обнимает, целует так, что сердце заходится, а ещё во сне она видит маленького мальчика, так похожего на него...
Открывает глаза, чувствуя на себе чей-то взгляд. Мама!
– Мамочка! – та привстаёт, обнимает её, вытирая рукой слёзы с лица дочери. Светка с болью замечает, что мама очень постарела с тех пор, как они виделись в последний раз – мамочка, как ты здесь?
– Владимир Эдгарович позвонил мне, и мы с Эдиком тут же прилетели. Дочка! Какое горе!
– Мамочка, ты знаешь, что я потеряла ребёнка?
– Да – мать опустила голову – Владимир Эдгарович сказал мне... Дочка, дочка, не нужно было выходить замуж за Глеба – это было опасно...
Светка даже отшатнулась от матери:
– Мама, что ты говоришь?
– Света, он же из бывших бандитов, у таких людей много врагов...
– Мама... Мама, ты не права! Глеб был замечательным, самым лучшим человеком на свете! Не говори так!
– Детка, я не хочу тебя обидеть... Но сама подумай – если у человека такое прошлое, у него точно будут враги.
Светка в ужасе смотрит на мать – она ожидала поддержки, но не вот этих вот слов, которые жгли её и так израненную душу.
– Ты где остановилась? – перевела она разговор.
– Владимир Эдгарович был так любезен, что принял нас у себя в доме.
– Мама , ты живёшь в доме человека, который потерял жену и сына, моего мужа! Кроме того, он потерял внука! Надеюсь, ты не высказала ему того, что сейчас сказала мне?!
– Ну что ты, дочка? Это бестактно...
– То есть мне подобное говорить тактично, да? Мама, иди, пожалуйста, мне надо отдохнуть...
– Света, Светочка, дочка, я вовсе не хотела тебя обидеть, не хотела... Но всё это настолько ужасно... И ещё – может быть, после всего этого ты вернёшься домой? Что тебе делать в этой Москве?!
– Мама, о чём ты говоришь? Здесь будет могила моего мужа, моего сына! Конечно, я не вернусь!
– Света, ты подумай хорошенько... Ну, чего тебе тут одной мыкаться? Будешь постоянно плакать... Мы же семья, вместе нам веселее будет, поможем тебе горе пережить.
– Об этом не может быть и речи – жёстко ответила Светка – иди, прошу тебя, мама! Я хочу побыть одна!
Мама поцеловала её и ушла, а вскоре вошёл Эдик. Посмотрел на измученное лицо сестры.
– Света, хватит плакать. Ты же боец у нас! Что теперь сделаешь...
– Слабое утешение – Светка почувствовала, как тяжелеет голова, наливаются свинцом виски – Эдик, спасибо тебе, что приехал, но я хочу остаться одна.
Он всё понял, он был всегда понимающим братом. Поцеловал её в макушку.
– Держись, Светик, мы с тобой...
Светка откинулась на подушку и закрыла глаза. Как жить теперь в этом мире? Что случилось с машиной Виолетты, что сразу после ремонта отказали тормоза? Неужели Вадим что-то недоделал? Или... недоделал специально?
Что-то она становится слишком уж подозрительной. Светка отвернулась к стене и опять расплакалась, сотрясаясь всем телом. Она даже ребёнка не смогла сберечь, а ведь Глеб перед смертью просил её об этом! Какая же она дрянь!
Как теперь смотреть Князю в глаза, как провожать Глеба в последний путь?
В этот день её навещали Нина и Зоя Петровна с Дашкой. Зоя Петровна рассказала Светке, что Вадька сидит дома, в жуткой депрессии и всё время вспоминает, всё ли он правильно сделал в машине Виолетты.Она осторожно попыталась выведать у Светки, не говорила ли с ней милиция, и та прекрасно понимала её, Вадька – сын, конечно, для матери будет горем узнать, что он был как-то причастен к аварии, пусть даже в этом не было злого умысла.
– Вы не переживайте, Зоя Петровна – сказала она женщине – милиция разберётся. Не думаю, что в этом есть вина Вадима.
– Господи, горе-то какое! – причитала Нина – Светик, ты только держись, мы с тобой рядом, всегда поможем! Если хочешь, я от тебя никуда не уйду, всё время с тобой буду.
– В этом нет необходимости, Нина. Хотя спасибо тебе. Со мной Лариса, а у тебя отец, тебе о нём надо позаботиться...
Светка провела в больнице несколько дней – врач не хотел отпускать её без восстановления организма, хотя о чём могла идти речь – она чувствовала себя разбитой, раздавленной и уничтоженной. Рядом не было Глеба, не было Виолетты, не было теперь даже её малыша. Жизнь казалась законченной, и единственное, что Светка могла – это плакать и впадать то ли в сон, то ли в беспамятство.
Иногда приходила мама, сидела рядом с ней, о чём-то тихо разговаривала с Ларисой.
– Она совсем ничего не ест – шептала медсестра – похудела так, что одни кости остались. Она себя так в могилу сведёт.
Мама начинала плакать, а потом насильно пыталась накормить Светку куриным бульоном. Длинные Светкины волосы прядями оставались на подушке – от стресса и недоедания они выпадали целыми клочками.
Князь, предварительно узнав, когда врач собирается выписать её, назначил похороны на пятницу, но незадолго до этого доктор пришёл к ней и сказал:
– В общем так, милочка. Я понимаю ваше горе, но не могу отпустить домой ходячий скелет!
– О чём вы говорите? – устало спросила Светка.
– О том, что вы выйдете из больницы и вас тут же доставят к нам назад! Вы похудели так, что еле стоите на ногах, милочка, а так нельзя! Как вы собрались на похороны к своим близким? Вы и двух шагов не пройдёте!
– Ну уж нет! – Светка сузила глаза – я попаду на похороны своих близких!
– Для этого вы должны хоть немного питаться! Вас ведь ноги не держат! Если вы появитесь на похоронах в таком состоянии, Владимир Эдгарович мне голову оторвёт!
– Он оторвёт вам голову, если я вообще там не появлюсь!
– Так вот чтобы не быть этому причиной, советую вам начать питаться и хотя бы немного восстановить свои силы, поверьте, они вам ещё понадобятся!
Но есть не хотелось – хотелось, чтобы кто-то просто помог, поддержал, пожалел... Только вот все ждали от неё другого – сил, терпения, железной выдержки. А она была всего лишь винтиком, маленьким механизмом в этой жестокой жизни и сейчас думала лишь об одном – как бы безболезненно выпасть из этого механизма.
Накануне дня похорон к ней пришёл милиционер.
– Здравствуйте, Светлана Викторовна – казалось, в глазах его промелькнула жалость и сочувствие, и Светка поняла, что выглядит она действительно очень плохо. Да и как могла выглядеть женщина, несколько дней назад потерявшая практически семью – вы простите, что мы вас при таких... кхм... трагичных обстоятельствах тревожим. Но, сами понимаете – работа...
– Задавайте ваши вопросы – она безучастно посмотрела на него. Что толку от их расследования? Глеба этим не вернёшь...
– Скажите, у Глеба Владимировича... были враги?
– Нет. Мы даже автосервисами не занимались в последнее время – всё делал отец Глеба.
– Да-да, я в курсе... А у Виолетты Сергеевны?
– Она была... очень хорошей. И занималась только домом и своей оранжереей. У неё не могло быть врагов.
– Видите ли, мы придерживаемся иной точки зрения...
– Почему?
– Потому что тормозная система машины была нарочно испорчена, причём очень хитрым способом. Это выяснили наши эксперты. Дело в том, что при увеличении скорости до определённого уровня, а потом резком торможении... Впрочем, что я вам объясняю... Сам не раз у вас ремонтировался, вы из моей старушки такую резвую козочку сделали – до сих пор не нарадуюсь.
– Вот как? – сказала Светка – значит, кто-то хотел убить моего мужа или Виолетту...
– Светлана Викторовна, Владимир Эдгарович сообщил мне, что машина Виолетты Сергеевны стояла на ремонте в вашем автосервисе. Скажите, кто мог знать о том, что в тот день она заберёт машину и поедет на ней в район? Владимир Эдгарович сказал нам, что он не знает, кому конкретно погибшие могли сказать об этом. Если тормозную систему и испортили, то только ночью.
– К сожалению, Глеб ничего не говорил мне о том, сообщали ли они кому-либо о этой поездке. Но старший автослесарь, Вадим Аверин, который лично взялся ремонтировать машину, мог об этом знать. Также могли знать остальные автослесари, если Вадим нечаянно об этом обмолвился.
Какая-то мысль вдруг промелькнула в её голове, но у Светки не было сил думать о том, что же это было.
– Но я не думаю... Что Вадим Аверин причастен к этому. Он друг нашей семьи, мы много для него сделали, и он ни за что бы не стал вредить Глебу или Виолетте.
– Как знать, Светлана Викторовна, как знать... – задумчиво произнёс милиционер – ладно, желаю вам скорейшего выздоровления!
Светка машинально кивнула и добавила:
– В этом автосервисе в гараже есть камеры.
Выйти милиционер не успел – в палату вошёл доктор и тут же принялся ругаться:
– Вы кто такой? Как сюда попали?
– Да меня медсестра ваша со стойки на входе сюда привела – он показал доктору удостоверение – мне необходимо было поговорить с женой погибшего. По делу идёт следствие...
– Никаких разговоров без моего разрешения! Пациентка в таком состоянии, что врагу не пожелаешь, а вы тут ходите со своими разговорами! Лучше бы делом занялись!
– Но... – начал милиционер, но врач не дал ему и слова сказать.
– Всё, выходите! – посмотрел строго на Светку – я скоро вообще здесь все посещения запрещу! Пациентке надо выздоравливать, а не нервы себе трепать этими разговорами.
Светка слышала, как в коридоре он распекает ту самую медсестру, которая провела к ней милиционера, и с грустью подумала, что с таким рвением он просто выслуживается перед Князем...
В день похорон она, потеряв всяческое терпение и не дождавшись врача с утра, отправила Ларису с поручением купить ей еды, а сама, выждав момент, когда на стойке при входе не было медсестры, спустилась на первый этаж и вылезла в окно туалета. Перед этим она позвонила Нине и попросила приехать к ней на такси с одеждой и обувью. Когда Светка быстро уселась в машину, не обращая внимания на косящегося на неё водителя, Нина обняла её и спросила:
– Светик, ты зачем это? Разве по-другому нельзя было?
– Сегодня похороны, Нина. Доктор, похоже, совсем забыл, что меня нужно выписать или специально не приходит. Он пригрозил мне, что не отпустит на похороны, если я не начну восстанавливаться. Хоть ты меня пойми, Нина! Что я должна там быть...
Она попросила отвезти её в свою закрытую квартиру, в которой они до переезда к Князю жили с Глебом, и уговорила водителя подождать её. В квартире была какая-то одежда, среди которой Светка выбрала чёрное платье и сверху накинула плащ тёмно-синего цвета – было почему-то холодно и её знобило.
На прощание она опоздала – позвонив Владимиру Эдгаровичу, узнала, что процессия уже едет на кладбище и скоро сама была там. Когда подошла к месту похорон, все вдруг замолчали и повернулись к ней. Маленькая, худая, вся в чёрном, с почерневшим от горя лицом, она приблизилась к трём вырытым ямам. Недалеко стояли три гроба – два больших и один совсем крошечный. У Виолетты и Глеба были открыты лица, маленький гробик был закрыт крышкой.
Светка медленно приблизилась к Виолетте, посмотрела в её спокойное, умиротворённое лицо, поцеловала в лоб, потом подошла к мужу. Когда наклонилась к нему, из глаз её прямо на его лицо брызнули слёзы. Ей показалось даже, что он дышит, он не умер... Но. коснувшись холодных губ покойного, она поняла со страхом, что жизнь закончилась... И её тоже...У гроба не родившегося малыша остановилась, прижалась лбом к лакированной крышке, сказала глухо:
– Я хочу видеть сына...
По толпе людей пробежал шелест, пошёл шепоток. Князь подошёл к ней.
– Света, не надо...
Его полные невыразимых страданий глаза смотрели на неё умоляюще. Она не выдержала, уткнулась ему в плечо, затряслась от рыданий – в который уже раз за эти несколько дней...
После того, как всё закончилось, к ней стали подходить какие-то люди, они приносили ей соболезнования, и Светка подумала – откуда у Глеба столько знакомых? Он никогда не был особо общительным... По крайней мере она всех этих людей не знала.
После поминок они остались в большом доме вдвоём. Мама с Эдиком ушли в предоставленные им комнаты, а они с Князем сидели за столом друг напротив друга и молчали. Тягостная тишина повисла между ними, они не знали, что сказать друг другу.
Наконец она, отпивая из пузатого бокала виски, произнесла мёртвы безразличным голосом:
– Завтра я соберу вещи – те, с которыми пришла сюда. С вашего разрешения заберу также подаренные Глебом украшения. И перееду к себе в квартиру.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.