"Калька" с зарубежных образцов - выстрел в затылок самобытному отечественному кинематографу, контрольный финансовый пинок последних министров культуры РФ в "искусство", которое зиждется в первую голову на коммерции и откатах.
Киноэкран, как элемент постельного белья!
Ольге Любимовой, "любимой" министерше последних лет, навязанной культуры, читать в ознакомительных целях - рекомендуется, ибо всё повторяется, а музыка вечна. За нашим кинематографом издавна закреплена высокая духовная, воспитательная миссия, вряд ли ее стоило подвергать переоценке. К чему это приведёт, Ольга Борисовна? Не лишним будет напомнить:
Советское многонациональное кино — яркий феномен отечественной культуры. Творчество таких современных мастеров, как, например, Т. Абуладзе, Т. Океев, К. Кийск, X. Нарлиев, В. Жалакявичюс, давно уже перешагнуло рамки своих республик, стало общенародным достоянием. Вместе с тем у республиканских киностудий немало проблем, которые отчетливо выявились в период перехода на новую модель кинематографа. Сегодня о трудностях, противоречиях текущего художественного процесса, о месте национальных кинематографий в нашей культуре размышляет народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР Виктор ТУРОВ.
— Виктор Тимофеевич, как режиссер, фильмы которого идут по всей стране, демонстрируются по телевидению, вы участвуете в общесоюзном кинопроцессе, болеете его болями. Как вам видится из Белоруссии общая кинематографическая ситуация?
— Я, разумеется, не берусь говорить от лица белорусского кино или тем более от лица большого отряда кинематографистов, работающих «далеко от Москвы». Выскажу лишь свои собственные заботы, тревоги, которые, возможно, окажутся созвучны кое-кому из коллег.
Мне кажется, что ожидания, вызванные бурным, новаторским пятым съездом кинематографистов, к сегодняшнему дню во многом не оправдались. Поиски выхода из кризисного положения, в котором долго находилось наше кино, идут а поныне во многом на ощупь, методом проб и ошибок, при отсутствии, как мне кажется, четко осознанной стратегии... ("перестроечный" съезд работников кинематографии, прошедший в 1986 году).
После пятого съезда, когда мы, кинематографисты, обрели большую свободу в высказывании своих мыслей, когда отпала необходимость в тоскливых «нужных» фильмах, когда были открыты запретные ранее зоны,— казалось, что руководство творческого союза сосредоточит наши общие усилия на идейных, художнических поисках. Возможно, я несколько наивно представляю ситуацию, но мне думалось, что правление союза выступит со своеобразным творческим манифестом, обращением к кинематографистам, в котором определит магистральные направления поиска, задачи первостепенной важности, что начнется консолидация кинематографических сил, связанная с привлечением на экран большой литературы, талантливых писательских и режиссерских сил... И тогда на основе дискуссий, обмена мнениями, здоровой состязательности постепенно выкристаллизуются новые пути нашего кино.
Но вместо творческих дел и забот руководство союза сосредоточило, по моим наблюдениям, свои силы прежде всего на вопросах экономических, которые, полагаю, всегда были и должны быть прерогативой организаторов кинопроизводства, имеющихся у нас в достаточном количестве. В итоге два года, прошедших после съезда, породив противоречивую, не подкрепленную пока государственными законами и актами базовую модель кинематографа, так и не дали ответа на основополагающий вопрос—«что делать?»
В этих условиях многие кинематографисты, особенно начинающие, стали искать новый взгляд на кино, на его роль в обществе не в самой реальности трудной и чрезвычайно интересной жизни нашей страны, а, увы, в образцах зарубежного кинематографа, механически переносимых на нашу почву. Сегодня стало уже заметной, ощутимой тенденцией частое, нарочитое обращение наших режиссеров, драматургов к материалу поверхностно-сенсационному, к явлениям редким, «злачным»; кинематографисты словно включились в некое заочное соревнование, стараясь дать друг другу «фору» в демонстрации сверхжестокости, сверхсуровости, сверхоткровенности...
— Мне кажется, что это реакция на долгий и чрезвычайно тоскливый период, когда мы в изобилии производили «никакие», а то и вовсе «стерильные» фильмы. Видимо, кинематограф должен переболеть этой детской болезнью...
— Но ведь она может и затянуться, стать хронической. Мы знаем, какие эпидемии жестокости, откровенной пошлости проносились по западным кинематографиям, поражая и зрителей, и их создателей... Вот и в нашем кино меня искренне тревожит стремление части режиссеров выбирать для своих работ сюжеты, связанные с изображением кровавых потасовок, различных форм насилия, агрессивных начал в человеческом поведении. Очень часто мы не отдаем себе отчета во вредоносном, не побоюсь этого слова, воздействии подобных картин на неустойчивую психику молодого человека. Ведь даже после демонстрации фильма «В зоне особого внимания», ныне весьма безобидного на фоне новомодных веяний, больницы, я знаю, стали заполняться пациентами со следами тяжких телесных увечий. Это, насмотревшись на экране на действия лихих «голубых беретов», подростки стали упражняться в карате на живых людях...
Великий художник-гуманист Александр Петрович Довженко, у которого мне посчастливилось учиться, однажды написал статью, поводом для которой послужила сцена в фильме, где герой, входя в чужой дом, забыл снять шапку. Нас же сегодня не волнует, когда на экране снимают друг другу головы...
А разве не кажется преувеличенным тот ажиотаж, который разгорается ныне вокруг показа интимных сцен на экране? Можно подумать, что все остальные творческие проблемы нами уже решены. Меня обезоруживает та «смелость», с которой режиссеры без всякой художественной необходимости демонстрируют на экране обнаженную плоть, живописуют отношения, бывшие всегда уделом только двоих людей. Притом подается все это как акт величайшей творческой свободы, как проявление архипрогрессивных воззрений. Я, грешный, всегда думал, что экран можно уподобить флагу, знамени, но вот прочитал в журнале «Смена» напичканную пошлыми сентенциями статью «На белой простыне экрана» и понял, что ныне кое-кто не прочь бы превратить киноэкран всего лишь в элемент постельного белья...
Убежден: сегодня мы не имеем права стыдливо отворачиваться от всего страшного, жестокого, трагичного, что есть в нашей истории, нашей сегодняшней жизни. И ханжески отводить глаза от проблемы взаимоотношения полов, сексуальной сферы жизни людей тоже не стоит. Но строить кинорепертуар на этих темах и красках — значило бы впадать в опасную односторонность. Ибо видно уже невооруженным глазом, что поэзия, гармония, юмор постепенно начинают уходить из кино, с экрана исчезают Мечта, Надежда, Милосердие, Сострадание, Доброта, без которых не могут жить и человек, и человечество.
История мировой культуры оставила нам немало произведений горьких, гневных, язвительных, но она подарила нам гармонию, античности, красоту Возрождения, веру и любовь к человеку, ставшие краеугольными камнями эстетики всей русской классической литературы. Это нам нужно помнить, как, вероятно, следует помнить и слова Довженко, который, живя в не менее напряженные годы, чем наши, говорил: двое смотрят вниз, один видит лужу, другой — отраженные в ней звезды. Думаю, что воспитать, выправить человека можно не лицезрением луж, не демонстрацией патологии, аномалий, не смакованием «клубнички», а все-таки— ощущением звезд над головой...
На мой взгляд, в поисках путей, по которым пойдет кинематограф завтра, не мешало бы время от времени оглядываться назад, на традиции нашего кино, традиции отечественной культуры, ибо даже в самые неблагоприятные годы честные художники старались утвердить на экране достоинство человека, его суверенность, а это — программа для искусства на все времена.
— Национальные кинематографии за время своего существования тоже накопили немалые традиции, творческий капитал, выработали определенный «код» взаимоотношений со своим зрителем. Вряд ли стоит торопливо сбрасывать все это «с корабля современности» только на том основании, что ныне «все разрешено»...
— У каждой нации — свои исторические корни, свои представления о народном характере, своя система образного мышления. И чуткий художник никогда не будет торопливо гнаться за очередным модным поветрием, чуждым национальным традициям. Ибо подлинный творческий успех может прийти только в том случае, если сегодняшние процессы, происходящие в стране, удастся соотнести с глубинными закономерностями бытия, с основополагающими законами человеческой нравственности, со складывавшимся столетиями укладом народной жизни.
Недавно довелось посмотреть фильм своего коллеги, белорусского режиссера Валерия Рыбарева «Меня зовут Арлекино», который, думается, чисто профессионально заслуживает достойной оценки. Но вот что меня смущает... Драматург Ю. Щекочихин написал пьесу «Ловушка...» на материале деятельности молодежных формирований типа «люберов», возникших в Москве и Подмосковье. Я могу понять тот интерес, который пьеса вызвала у общественности столицы, крупных городов. Но когда кинематографисты перенесли это явление, которое не совсем типично для нашей республики, на белорусскую почву, да еще в атмосферу «глубинки», то фильм при всех своих достоинствах стал вызывать у меня ощущение нарочитости, а вслед за этим — и вопрос о его действительной полезности.
Как, в какой мере наше искусство, средства массовой информации должны говорить о тревожных явлениях, получивших распространение в последнее время? Дело в том, что когда начинаешь изучать статистику, то оказывается, что разным опасным социальным недугам, скажем, наркомании, подвержен, в общем-то, небольшой процент нашей молодежи из определенных регионов страны. Да и проституция сегодня—главным образом проблема столиц и портовых городов. Но при том сладострастном внимании, которым запретные ранее темы окружены ныне во многих органах печати, на экранах кино и телевидения, я не удивлюсь, если эти явления, словно заразная болезнь, будут перенесены и на почву тихих райцентров, рабочих поселков, деревень, живших до наших дней в «непросвещенной» простоте нравов. Ибо от иного «разоблачительства» один шаг до популяризации, рекламы порока.
По-моему, мы недооцениваем силу и возможности экрана, в особенности телевизионного, в формировании нравственных — или безнравственных — начал нашей жизни, в способности увлечь зрителя романтикой наших трудных будней или увести его в мир иллюзий. Не из Минска, наверное, критиковать конкурс «Красавица Москвы», показанный по ЦТ и оставивший чувство недоумения от нашей неизобретательности, годной только на то, чтобы повторять чужие образцы, но что касается последовавшего за ним аналогичного телешоу у нас в республике, то большего стыда, горькой боли и бессильной обиды за белорусскую женщину я давно не испытывал.
А какое чрезмерное, гипертрофированное внимание уделяется сегодня на экране различного рода неформалам, фанатам! Стараясь их «разгадать», постичь их «мировые» проблемы, связанные с многолетним обожанием какого-нибудь эстрадного кумира, не способствуют ли кино, телевидение появлению безвольного, «золотушного» поколения, лишенного иммунитета против реальных, не надуманных жизненных сложностей? Тем более, что пока мы отдаем экранное время рокерам, токсикоманам да интердевочкам, вне поля нашего зрения остаются и подвиг ребят, закрывших своими телами жерло огнедышащего реактора в Чернобыле, и боль поколения, прошедшего через горнило Афганистана. Давайте решать, что важнее...
У нас в республике до сих пор не создано ни одного фильма о Янке Купале, Якубе Коласе, Максиме Богдановиче, Элоизе Пашкевич, мы практически не прикасались к наследию Змитрока Бядули, Кузьмы Черного, Андрея Макаенка, сплошное «белое пятно» представляет собой история нашей республики, если ее читать по экрану,—зато по части «модных», «престижных» тем торопимся порой бежать впереди прогресса...
— Известно: более половины всех фильмов сегодня производится на республиканских киностудиях, в то же время кассовый сбор от них составляет только восемь процентов. Что это — отражение недостаточной художественной значимости национальных кинематографий или же некие искусственно сложившиеся диспропорции?
— В каком бы ракурсе мы ни рассматривали историю советского кино, как бы ни радовались успехам наших флагманов — «Мосфильма» и «Ленфильма», но любой разговор будет неполным, если мы не вспомним взлеты киргизской и литовской кинематографий, высочайшую культуру грузинских фильмов, достижения украинского поэтического кино, творческие победы «Беларусьфильма» в освоении военно-патриотической темы... Откуда же эта настораживающая цифра, свидетельствующая, что на фильмы национальных кинематографии зритель ходит без большой охоты?
Впрочем, будем откровенны до конца, не больно зритель жалует в последние десятилетия и весь советский кинематограф. Корни этого явления надо, на мой взгляд, искать еще в так называемом периоде «малокартинья», когда на экраны без всякого разбора — лишь бы заполнить образовавшийся вакуум — косяком хлынули трофейные фильмы: душещипательные мелодрамы, сцены из красивой жизни, «тарзаниана». Позже к этому псевдокино добавились не лучшие образцы некоторых восточных кинематографий, еще позже — второсортные западные ленты. Все эти «Есенин», «Анжелики», «Бездны» и «Чудовища» портили вкус немалой части нашей зрительской аудитории, отучили от активного восприятия советских фильмов.
Недавно я хотел посетить в Могилеве кинотеатр своего детства, где в свое время впервые увидел «Чапаева» и «Юность Максима», «Землю» и «Броненосец «Потемкин». Сейчас же я только и смог в растерянности постоять перед рекламной афишей: вся ее обычно скудная изобретательность была пафосно направлена на восхваление, заманивание зрителя на зарубежные фильмы не самого высокого пошиба: «Конвой», «Любовь и аэробики», «Супружеская жизнь». Ни одного упоминания о советском фильме я там не нашел...
— Кто виноват и сложившемся положении?
— Пожалуй, мы все. И кинематографисты, угодливо поставлявшие на экран в застойные годы серую халтуру, и сами зрители, в основной своей массе относящиеся к кино потребительски, и, конечно, прокатные организации, сделавшие немало для того, чтобы советские картины стали непопулярны у своего народа.
Мы все еще в плену иллюзий, полагая, что за маленькие деньги можно делать хорошие фильмы. И при этом прекрасно их прокатывать, не прилагая к тому никаких усилий. В единичных случаях это возможно, в масштабах всей кинематографии — нет. Сегодня во всем мире затраты на рекламу фильма равны затратам на его производство. У нас же реклама скособочена, неравномерно распределяясь между «любимчиками» и «париями». В итоге любой фильм Э. Рязанова, в том числе и не очень удачный, сопровождается повышенным рекламным бумом, в то время как, скажем, прекрасная, глубокая лента Э. Шенгелая «Голубые горы...» с трудом пробивала, да так и не пробила себе дорогу к широкому зрителю.
Вина проката многократно усугубляется, когда речь заходит о картинах национальных республик, хотя я абсолютно убежден в том, что по уровню художественности, зрелищности они зачастую не уступают фильмам столичных студий. Но будучи обделенными по количеству выпускаемых копий, по качеству рекламы, по оперативности отклика, фильмы, к примеру, Грузии, не могут на равных конкурировать у зрителя с продукцией «Мосфильма», хотя работы Т. Абуладзе, Л. Гогоберидзе, Эльдара и Георгия Шенгелая завоевали в последние годы немало наград самых престижных кинофестивалей.
Такое ненормальное положение сложилось не сегодня и не вчера. Я вспоминаю один удачный год, когда на республиканских студиях был создан ряд отличных фильмов, в том числе «Никто не хотел умирать» в Литве, «Состязание» в Туркмении, «Тени забытых предков» в Киеве, две-три интересные картины в Минске. Одним словом, стало очевидно, что республиканские кинематографии, не поодиночке, а все вместе, обретают силу. По этому поводу в Госкино СССР было проведено совещание, на котором был задан вопрос, почему наиболее кадрово-насыщенные, материально оснащенные столичные киноколоссы оказались смотрящими в затылок небольшим республиканским студиям. Вопрос был задан из лучших побуждений, но как-то так впоследствии случилось, что и Жалакявичюс, и Параджанов, и Мансуров на несколько лет оказались без работы, их новые замыслы отклонялись один за другим. Не думаю, что здесь был какой-то злой умысел, коварный расчет, но осталось невольное ощущение, что вместо одобрения, поддержки мастера национальных кинематографий столкнулись с неким искусственным сдерживанием. И оно, это ощущение, к сожалению, не раз подтверждалось впоследствии.
— Мне тоже кажется, что белорусские фильмы последнего времени — «Свидетель», «Знак беды», «Осенние сны» не получили должной аудитории, хотя ее вполне заслуживают. В вашей творческой судьбе, видимо, тоже возникали сложности с рекламой, прокатом фильмов, их продвижением к зрителям?
— Неоднократно. Стоит только вспомнить историю появления фильмов «Я родом из детства», «Через кладбище», «Воскресная ночь»...
Впрочем, вот совсем недавний пример. Мой телевизионный многосерийный фильм «Люди на болоте. Полесская хроника» пролежал на Центральном телевидении без движения целых четыре года. В конце концов он был выпущен по второй программе без всякой рекламы или малейшей аннотации, без упоминания даже, что это премьера. А ведь наша картина — экранизация знаменитой трилогии лауреата Ленинской премии Ивана Мележа, которая в истории белорусской культуры значит не меньше, чем «Поднятая целина» и «Тихий Дон» в истории культуры русской.
Задержку с демонстрацией фильма мотивировали то трудностями восприятия белорусской речи, то своеобразием отраженного в фильме исторического периода, то нашим вниманием к народным обычаям, обрядам, которые-де будут неинтересны всесоюзному зрителю. И все же когда картина наконец была показана на телеэкране, то я получил от зрителей писем со всех концов страны больше, чем за всю предшествующую жизнь по всем вместе взятым фильмам. А социологи позже определили, что наш телесериал по популярности оказался вровень с итальянским «Спрутом», откровенно ориентированным на широкого зрителя. О чем это говорит? О том, что сформировавшиеся стереотипы в отношении кино национальных республик нередко расходятся с реальной действительностью, с углубляющимся интересом советских людей к условиям жизни, обычаям и нравам, истории и быту, формам искусства разных наций и народностей.
Думаю, что интерес этот надо всемерно развивать и укреплять. Хорошо, что в Москве ныне организовывается специальный кинотеатр, который будет знакомить с вершинными достижениями национальных кинематографий. Думается, однако, что нам надо идти дальше. На мой взгляд, в каждом крупном городе, во всяком случае в столицах союзных республик, должны возникнуть подобные кинотеатры, располагающие квалифицированными методистами, подробным справочным и рекламным материалом. Здесь могли бы проводиться интересные ретроспективы, премьеры новых фильмов, встречи с лучшими представителями национальных кинематографий.
А пока, увы, зритель равнодушно скользит взглядом по ничего ему не говорящим названиям украинских, туркменских, грузинских картин, хотя среди них есть подлинные шедевры.
— Базовая модель кинематографа, которая создавалась в быстрые сроки, практически с нуля, во многом несовершенна, это сегодня очевидно. Вот один из ее существенных изъянов: в условиях хозрасчета, трудностей проката, о чем мы только что говорили, национальные кинематографии могут оказаться в менее выгодном положении, чем такие гиганты, как «Мосфильм», «Ленфильм», студия имени Горького.
— Думаю, итоговая модель кинематографа весьма и весьма уязвима не только в этом плане. Попытка вылечить больной организм нашего кино с помощью «рубля», зависимости творческих объединений от прокатного успеха или неуспеха выпускаемых фильмов кажется мне искусственной, не до конца продуманной.
Это опять-таки «калька» с зарубежных образцов, где искусство зиждется в первую голову на коммерции. У нас же за кинематографом издавна закреплена высокая духовная, воспитательная миссия, вряд ли ее стоило подвергать переоценке. Это одна сторона вопроса.
Вторая заключается в том, что предтечей повой модели во многом послужило экспериментальное объединение под руководством Г. Чухрая, о котором было сказано много восторженных слов: перечислялись удачные ленты, призы на фестивалях, цифры кассовых сборов отдельных лент. Но при этом почему-то забывалось, что в объединении Чухрая появлялись, увы, фильмы не только отличные, но и серые, не только «зрительские», но и провалившиеся в прокате. А ведь здесь были наилучшие технические условия, наиболее выгодные формы оплаты за труд, привлекались лучшие силы, которые были довольно однородно распределены по большому мосфильмовскому коллективу. Где же гарантия, что, перейдя на новую модель, «Мосфильм», как безусловно лучшая кинематографическая база страны, не втянет в свою орбиту отборные творческие силы со всех республик, обескровив тем самым национальные кинематографии?
К сожалению, моя тревога не напрасна: для постановки картин на «Мосфильме» уже приглашены одессит С. Говорухин, киевлянин Р. Балаян, минчанин В. Рубинчик... В общем, как было заявлено на одной из коллегий Госкино СССР, уже восемь режиссеров, которые вставали на ноги, получали первые постановки, обретали мастерство на национальных студиях, привлечены ныне к работе на «Мосфильме». Если этот процесс пойдет и дальше такими темпами, то при нехватке в республиках талантливых, высококвалифицированных творческих кадров участь национальных кинематографий представляется весьма незавидной.
На мой взгляд, нельзя процессы и структуры, в той или иной мере органичные для «Мосфильма», «Ленфильма», автоматически переносить на все республиканские студии, как это уже повсеместно делается. Создание десяти самостоятельных творческих объединений на «Мосфильме», по-своему отражающих творческие симпатии объединившихся в них единомышленников, стало возможно при обилии творческих сил, переизбытке драматургов, режиссеров. О каком же делении на мелкие объединения можно говорить на «Беларусьфильме», где людей едва хватает на то, чтобы справиться с производственной программой: шестью художественными и одиннадцатью телевизионными фильмами? Здесь не о разделении, вернее, распылении сил надо бы думать, а об их консолидации вокруг единой программы обновления национального кинематографа. Ибо при наличии на «Беларусьфильме» трех худруков, каждый из которых втянулся в свои производственные заботы, невозможно стало думать о вопросах принципиальных, стратегических, уже не говоря об освоении литературной национальной классики, планомерном воспитании молодой смены.
Каждое из объединений ныне живет замкнутой, келейной жизнью, считается нетактичным человеку "со стороны" оспорить то или иное решение худрука. Отсюда возникают различного рода накладки. К примеру, в объединении «Кадр» годовая производственная программа построена на экранизации "Дубровского"—четыре серии для телевидения, две для проката. Прекрасно, что в студийных планах достойное место занимает русская классика, но стоило ли создавать целый творческий организм, который в течение года занимался бы производством одной экранизации, ставит которую, к слову говоря, худрук объединения?
Еще пример. Сейчас у нас в работе в разных объединениях находятся два фильма, основанных на прозе Василя Быкова — «Круглянский мост» и «Его батальон». Я глубоко уважаю творчество этого писателя, будет большим счастьем, если его имя станет постоянным в наших планах, но это не значит, что в один год мы должны набрасываться на одного автора, чтобы потом всем вместе бежать к следующему... Это уже не творческая состязательность, а элементарная неразбериха. Сложно стало в последнее время планировать жанровое, тематическое разнообразие белорусского кино, а это подрывает его самобытность.
Это только часть возникших в последнее время сложностей. А ведь есть еще проблемы технической отсталости национальных киностудий, наконец, на повестку дня сегодня и вовсе вынесен гамлетовский вопрос: быть или не быть? Я имею в виду ликвидацию госкино союзных республик и передачу киностудий министерствам культуры — на мой взгляд, еще более нездоровым, запущенным организмам, чем кино. Есть проблемы и во взаимоотношениях периферийных кинематографистов со столичными, ибо «Союз кинематографистов Москвы» (назову его так) давно уже считает себя Союзом кинематографистов СССР, нередко принимая решения и за белорусов, и за эстонцев, и за грузин. Думаю, настало время создать некий творческий орган, центр, отстаивающий права национальных кинематографий, их интересы. В этой связи мне кажется необходимым сегодня, сейчас привлечь самое заинтересованное внимание со стороны Союза кинематографистов, Госкино СССР к заботам и нуждам республиканских кинематографий, к их производственным, структурным, творческим проблемам, ибо завтра может быть уже поздно... (Вел беседу Л. ПАВЛЮЧИК).
Невольное сравнение творческой потенции мастеров и времени. На гребне волны развала СССР. И сейчас в пене прилива в России бьётся министр культуры Ольга Любимова, подмывая её берега. Хлеба и зрелищ?! Скоро узнаем...
Нет на свете людей страшнее холуёв!
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом Президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "ПРАВДА". Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.