Витьке было жутко неудобно перед друзьями. Неудобно и стыдно. А ведь он считал себя мужчиной, несмотря на то, что семнадцать едва исполнилось. Он и выглядел мужчиной, рослый, плечистый, мечта девчонок. И с мужскими делами умел справляться не хуже отца, а вот поди ж ты.
И налили то Витьке меньше половины стакана, но всё пошло как-то не так с самого начала. Сперва он разлил содержимое.
— Растяпа. — обозвал его Матвей, но плеснул ещё.
Витька промолчал и крепко сжал стакан всей пятерней. А как тут можно оправдаться? Не будешь же рассказывать взрослым людям, что его ударили по руке, в которой он этот стакан держал. С ним рядом даже не было никого, он сидел один, на пеньке, немного в стороне от остальных. Но удар по руке был, Витька готов был в этом поклясться. Довольно сильный такой удар, у него до сих пор то место, куда он пришёлся, красное. Просто мистика какая-то.
Ну ладно, разлил и разлил, подлили ещё. Правда теперь уже треть стакана. Канистра с коньяком, что принесла Юлька, была всего лишь литровой, а компания, собравшаяся на берегу, была немаленькой. Четверо парней и девчонок двое. И так как часть Витькиной доли пошла прахом, дозу ему уменьшили.
В этот раз Витька был во всеоружии. Держал стакан крепко, пил, держа обеими руками. Обошлось, никакой невидимка по руке его больше не треснул. Правда его тут же начало мутить. Витька держался сколько мог, но тошнота становилась всё сильнее и поднималась всё выше. И когда она подступила к горлу, парень сорвался с места и ринулся в ближайшие заросли.
—Слабак.— услышал за спиной голос соседского Серёги.
* * *
Витьке казалось, что он плывет, лёжа на спине, по морю. Волны качают его, крутят, поднимают и с силой бросают вниз. Его опять мутило. А ещё сильно болело в груди и давило на глаза. Он с трудом разлепил веки, по глазам резанул яркий свет за окном. Комната раскачивалась и кружилась, боль в груди нарастала и становилось трудно дышать. Нужно позвонить. Кому-нибудь, хоть маме. Но телефон лежал далеко, на подоконнике, а подняться, чтобы взять его, сил не было. Кажется, это конец. Обидно. Обидно и страшно. Витька закрыл глаза и заплакал. Было жалко себя, жалко маму. Как она это переживет?
От слёз боль немного притупилась. Снова бросил взгляд на подоконник, но телефона там уже не было. И вдруг он зазвонил, совсем рядом, на тумбочке у кровати.
— Мама, мамочка, помоги, пожалуйста. Я кажется умираю.— прохрипел в трубку Витька и отключился.
* * *
Светло. Светло и легко. И ничего не болит. Умер? Это рай? Нет, это всего лишь больничная палата. И мама спит, сидя на стуле и положив голову на Витькины ноги. Она каким-то чудом поняла, что он очнулся и подняла голову. Как же она изменилась, как будто постарела на несколько лет. Но улыбнулась. И стала гладить Витьку по голове, улыбаясь и плача одновременно.
—Мам, что со мной? — он ещё помнил те свои ощущения и близость неминуемого.
— Теперь всё хорошо, сынок. Всё замечательно. У нас с тобой.
* * *
Витька пролежал в больнице почти месяц и не был на похоронах своих друзей, четверых из их компании. Выжили только он, да девушка, которая принесла на пикник ту злосчастную канистру с коньяком. Правда, Юля почти потеряла зрение, но была вероятность, что оно восстановится. Так ей сказали. Юльке повезло, она мало выпила в тот день этой гадости. А Витька...его определенно кто-то спас. И когда ударил по руке, и когда его стошнило. И кто-то внушил его маме, что нужно срочно позвонить.
Людей, которые продали Юльке "палёный" коньяк, кажется так и не нашли, хоть и получила та история большой резонанс.
Трудно уберечь детей от опасности, особенно когда они почти взрослые. Но пытаться делать для этого всё возможное, как-то нужно. Кто бы знал как.
