Мы честно рассказали Антонине Сергеевне почти все, что знали о ее доченьке. Ну, за исключением ее «сонных» авантюрных проделок. Молоток мы тоже исключили из рассказа, памятуя о том, что у женщины больное сердце.
- Спасибо, девочки. Спасибо. Не бросайте нас. Валентина Васильевна, как вы-то думаете – что происходит? Ведь последнее время дочка сама не своя. Она очень переменилась.
- Какой у вас изумительный чай, Антонина Сергеевна! С мятой?
- С мелиссой. Лика со своего огорода принесла. Мы любим.
- Да… Я и вкус настоящей-то мелиссы забыла. Сейчас почти все чаи с химией. Пишут – вкус, к примеру, бергамота, идентичный натуральному. Вот и думай, что это такое.
- А то и значит, что не натуральный, а идентичный, - резюмировала наша собеседница.
- После вашего чая, думаю, у нас появится желание постоянно приезжать к вам в гости!
- Да и прекрасно! У нас ведь раньше, когда муж был жив, всегда дом-то гостями полнился. Особенно в выходные. Харитон мой очень общительный был человек. А уж добрый какой! Последнюю рубашку с себя отдаст!
- Рубашку, говорите? А вы не помните про кассету, которую прислали вашей Лике из того города, где она работала в театре?
И Валентина подробно рассказала нашей собеседнице о том, как магнитофонная пленка появилась в их доме и насколько теперь необходимо знать, куда она исчезла.
- А ведь я помню эту пленку… Помню потому, что с ней была связана одна загадка. Неразгаданная нами, - добавила Антонина Сергеевна.
Естественно, мы пожелали знать, что это была за загадка, и вот какие выводы сделали из рассказа Антонины Сергеевны. Поскольку эту пленку они не могли прослушать дома, ибо там была студийная запись и небольшой домашний магнитофон не подходил, Великанида не раз собиралась сходить для этой цели на радио, где работали ее знакомые, да так и не собралась. Шли недели. Месяцы. Годы. Потом Велика и сама не раз делала радиопередачи, а забытая пленка так и лежала среди книг, не давая о себе забывать, но о ней все равно все забыли. А уж о ее происхождении, кроме Вели, вообще никто не помнил. Однажды в дом пришел друг мужа и с гордостью сообщил, что достал замечательный музыкальный центр. Надо сказать, что тогда подобные приобретения были редкостью, все стали его поздравлять, а Харитон, вспомнив вдруг о неизвестной пленке, вручил ее другу с просьбой прослушать, что сие есть и зачем это много лет пылится на книжной полке. Через некоторое время друг позвонил. Разговаривал с ним Харитон. Он услышал обо всем, что было на пленке. На том и другом конце провода мужчины пришли к единому мнению – это запись какой-то радиопередачи. И наверняка осуществила ее Веля. А поскольку пленка в те годы тоже была дефицитом, то друг попросил разрешения оставить ее у себя для будущих записей. Харитон разрешил. Тогда он ничего не сказал жене и дочери, посчитав этот эпизод не заслуживающим особого внимания. Но незадолго до своей смерти Харитон задумался о завещании, начал прикидывать, как лучше его написать. Он все привык делать красиво и этот важный документ тоже решил составить так, чтобы душа радовалась. Все как раз были дома и вопросы главы семьи повергли мать и дочь в полное недоумение! Судите сами!
- Велика, у тебя тут на пленке была радиопередача о наследстве. Ну, мужик там оставлял все своей любимой. Помнишь, наверное… Подскажи, как он тогда выразился-то… Уж больно здорово!
- Пап, ты о чем?
- Да о передаче! Пленка-то вот здесь в книжках стояла… Там старичок соловьем разливался! Дескать, чтоб помнили меня в веках! Ну, что-то в этом роде… Мне-то, конечно, завещать особо нечего, на века-то… А все-таки так же закрутить хочется красиво!
- Не знаю, о какой передаче говоришь. У меня их много было. Не помню.
Что-то шевельнулось в памяти, да и в душе. Что-то заставило ее, душу-то, тихонько поплыть в прошлое, но тут же и остановиться, словно стукнувшись о преграду. Есть они, есть! Существуют некие барьеры забвения, которые состоят из нашего неприятия каких-то событий либо обстоятельств. И барьеры эти бывают очень и очень прочны, их невозможно преодолеть или обойти. Да и не надо. Впрочем, я убеждена – в этом вопросе распоряжается ваш ангел-хранитель. Великанида ни о чем не задумалась, не стала ничего вспоминать, а спокойно села готовиться к литературной олимпиаде, которую ждали ее ученики.
Антонина же Сергеевна уловила в рассказе мужа несколько нюансов, над которыми стоило поломать голову, она попыталась было поговорить с дочерью, но прогрессирующая болезнь Харитона отвлекла их от этой заморочки. И вот теперь…
- И вот теперь надо обязательно поговорить с Костей! – торжественно произнесла Антонина Сергеевна.
- А это… возможно? – спросила я.
- Почему нет? Можно сейчас же всем вместе его навестить!
- Так навестим же! – ринулась я в это мероприятие, предчувствуя удачное продолжение поисков.
Предчувствия меня не обманули.
Константин Сергеевич был болен, слаб, но памятью обладал отменной!
- А там ведь музыка была, уважаемые дамы! Музыка… Знаете, так! Часть первая. Это мужской голос произнес. И – музыка. Фоно звучало. То есть – фортепиано…
- Скорее всего, рояль, - не смогла удержаться я.
- Может, и рояль. Я разницы не чувствую. Потом – часть вторая. И далее. Сколько частей – не помню. Но музыка красивая. Ах, да! Ведь части-то эти были вроде как озаглавлены! Что-то типа: ваши руки… ваши глаза… ваше сердце… Но мне больше всего понравился текст в конце. Там чуть ли не стихами этот мужчина говорил о вечной памяти… Ну, рассуждал, что такое вечность. Любовь и вечность. И говорил, что она не только духовна, но и материальна. И что поэтому он кладет к ногам обожаемой… Нет, как-то там было по-другому… Дамы, вот как называют людей, которые у власти, правят нами, и где-то над нами находятся… Наверху… Высоко… Только без особой издевки…
- Небожители?
Естественно, это подсказала я.
- Вот! Небожители! Он кладет к ногам обожаемой небожительницы все, что имеет. А главное – свое сердце!
- Константин Сергеевич, а не помните, там было перечислено, что он имеет?
Естественно, это спросила Валентина.
- Перечислено… Да вроде что-то было… Кажется, названия музыкальных произведений. Если я не ошибаюсь… И какая-то странная аббревиатура была названа… Знаете, как у Хмелевской в «Что сказал покойник» - «Все сложено в…» Только там – про деньги, а тут – про музыку. Якобы она тоже сложена в… На вэ что-то…
- Не ВААП? – спросила я.
- Точно! ВААП! Надо же! И откуда вы все знаете?
- Так это же агентство авторских прав. Сейчас называется РАО. Я там пасусь.
- Ну, вот и он, значит, пасся… И хотел, чтобы его небожительница тоже туда отправилась.
- Так он ей наследство свое музыкальное завещал, что ли? – уточнила Валя.
- Вот уж не знаю… Может быть, и наследство… Музыкальное. Только там еще о чем-то шла речь… Знаете, боюсь показаться вам смешным, но мне кажется, что в послании фигурировала… обезьяна…
- Обезьяна? – хором спросили мы с подругой. – В каком смысле?
Обезьяна внесла в наше расследование некую странность. Константин Сергеевич давно понял, что речь идет вовсе не о радиопередаче, а о чем-то весьма серьезном, и как мог старался нам помочь.
- Может быть, там даже и стихи были. Что-то типа – передаю обезьяну в ваши трепетные руки. Руки – разлуки… Нет, не помню.
- Про обезьяну спросим у Великаниды! – решила Валя. – А кроме обезьяны он передавал что-то существенное в трепетные руки? Вспомните, умоляем!
- Возможно. Мне кажется, что до самого-то конца я и не дослушал. Тогда, понимаете, мне надо было на пленку эту кое-что записать… Срочно… Вы уж меня извините.
- Костя, так, может¸ у тебя та пленочка-то сохранилась? – неожиданно спросила Антонина Сергеевна.
Наш собеседник посетовал на жену, которая при каждой уборке квартиры обязательно выбрасывает все, чем они уже не пользуются, но все-таки предложил нам пройти в гараж, где у него сохранилась часть старых вещей.
В гараже было холодно, сыро, в нас остыли последние надежды, однако Константин Сергеевич с энтузиазмом переворачивал какие-то ящики, коробки, пока не добрался до самой, как он выразился, заветной.
- Тут чертежи моего изобретения. Думал, внедрят на заводе. Нет. Никому не надо было. А теперь – тем более. Жена хотела выбросить, чтобы я не нервничал, сердце не рвал – ведь сколько лет этому отдал! Это, конечно, не вечный двигатель и не машина времени, но все же… А вот и пленка ваша… Я свое изобретение и всю пользу от него здесь тогда изложил. На радио носил, предлагал. Не взяли. Эх!
Валентина осторожно взяла пленку в надежде тотчас ее прослушать. Но – увы! Магнитофона у Константина Сергеевича давно не было, его заменил компьютер.
- У нас с Ликой есть. Хороший. Дочка его на радио выкупила. В кладовке, правда, лежит – квартирка-то маленькая.
Мы дружно помчались к Антонине Сергеевне.
Магнитофон был извлечен на свет. Хозяйка, отвергнув помощь Константина Сергеевича, протерла его, погладила, включила и мы услышали голос ведущего какой-то радиостанции! Магнитофон был жив! И даже относительно здоров! Молча сели за стол. Поставили в магнитофон пленку-бабину. Перемотали. Включили. И замерли. Наша надежда скрипела, шипела, выбрасывая из себя какие-то технические термины и цифры. Голос Константина Сергеевича прорывался словно раскаты грома в грозу. А потом все замолкло. Звуки рояля появились как-то незаметно, словно ниоткуда. Странно, но шум вдруг исчез. Музыка звучала тихо, спокойно, умиротворенно. И на ее фоне четко и ясно прозвучало: «И это отдаю в твои трепетные руки… Дух и материя… Пусть они вместе тебя радуют… Я привел свое сердце в состояние покоя, смирившись с участью наблюдателя и дарителя благ земных. Помни меня. Просто помни. Благодарю за то, что, изверившись в этом мире, после встречи с тобой обрел вдохновение и стремление творить, и было это для меня дороже жизни. Будь счастлива, девочка! Не благодари – это должен делать лишь я. Обнимаю тебя – мысленно, как всегда. Но эта мысль покинет меня лишь с моим уходом в небытие… Помни меня, тихая девочка, похожая на цветок… Все!»
Мы молчали. Большое чувство не терпит обсуждений и болтовни. И все-таки…
- Вот откуда был этот удар молотком!
- Валечка, вы говорите загадками… Объясните, при чем тут молоток? – спросила взволнованная Антонина Сергеевна.
- Ну, это… фигурально. А сейчас вы слышали завещание! Завещание известного композитора! Который влюбился в вашу дочь! На склоне лет! И вот совсем недавно, можно сказать – только что он умер!
- Но я ничего не понимаю… При чем тут моя доченька?
- Давным-давно Веля работала в городе, где жил этот композитор. Он увидел ее на сцене. Влюбился. Безответно. Но к нему пришло вдохновение. Давно потерянное. Он снова стал писать. Сочинять. И в благодарность все ей завещал. Тоже давно.
- Но уверяю вас, что моя дочь…
- Да ваша дочь просто вовремя не прослушала эту пленку! Присланную ей сто лет назад!
- И… что же теперь?
- Если завещание действительно оформлено так, как нужно, то она вступит в права наследства. Не знаем, правда, что именно ей завещано. Прослушали-то ведь только конец пленки! Но кто-то явно не хочет, чтобы это случилось! Вероятно, у композитора есть и другие наследники! Либо одна наследница, которая и хотела стереть вашу дочь в порошок!
- Но ведь прошло столько лет… И никто на нее не нападал…
- Очевидно, той стороне о завещании стало известно лишь сейчас, после его смерти, - подвела я итог наших предположений, так похожих на правду. И тут же подумала, что близкие композитора, если таковые имеются, о завещании могли знать давно, но не придавать этому особого значения либо надеяться его изменить. Но если так, то на всякий случай они должны были вычислить Великаниду, причем сделать это не вчера и не сегодня, а пораньше, чтобы заранее знать, где и как с ней бороться. Но эту мысль я пока оставила при себе.
Немой сцены у нас здесь не получилось – напротив, присутствующие заговорили разом, а громче всех – Константин Сергеевич, повторявший: «Ну как же я мог? Как я мог?»…
Немая сцена поджидала нас с подругой в больнице, в палате Великаниды, куда мы тотчас же бросились – кровать ее оказалась пуста… Там вообще никого не было. Хорошо, что мы не взяли с собой Антонину Сергеевну!
- Где? – закричала Валентина, выбегая в коридор. – Доктор, где она?
- А доктора нет, его главврач к себе вызвал, - спокойно ответила постовая медсестра. – Да что случилось-то?
- Где наша… вернее, ваша больная, учительница Великанида Харитоновна? Ее палата пуста!
- Господи, как вы меня напугали! Да в холле они сидят, разговаривают! Пройдите по коридору и – налево. Видите, где цветы? Там и телевизор есть.
- Кто – они?
- К ней учительница пришла. Вместе работают.
Валентина пошла в холл, я было двинулась следом, но она отправила меня в палату, заявив, что не следует искушать врагов и давать простор их действиям. Позже я узнала, что к Веле пришла ее коллега, несчастная молодая женщина, которая хотела покончить с собой, потому что когда-то потеряла своего ребенка. Когда мне сказали, как именно это случилось, то история показалась мне совершенно невероятной. Но ни я, ни тем более Валентина копаться в этом тогда не стали, хотя учительница, узнав от Вели, кто такая моя подруга, тут же выразила надежду, что она сможет ей помочь обрести самое дорогое на свете – своего сыночка. Ей честно дали понять, что сыночек, вероятно, все-таки может подождать, а вот угроза жизни Великаниды становится все реальнее. Ну кто, кто мог тогда знать, что мы были еще ох как далеки от истины!
Учительница ушла в глубокой печали и задумчивости. Она производила странное впечатление – находилась здесь, в больнице, а мыслями была где-то очень далеко. Уверена, что она нас даже хорошо и не разглядела…
- Ну, Вель, у тебя и коллега! Как же она детей-то учит?
- Да пока не учит. Ее заменяют другие учителя. Что поделать – после пережитого больная она стала… на голову!
- Больная на голову… И медлительная, как лунатик, - пробормотала Валентина. – Она что, всегда такая?
- Честно говоря, не знаю. Она ведь у нас совсем недавно. Никак преподавателя английского найти не могли. Тут она и… подсунулась.
- А… как зовут-то ее? Я к тому, что, может, параллельно ее историей с этим ребенком все-таки стоит заняться.
- А зовут ее Дарья Геннадьевна. Фамилию только не помню. Украинская у нее фамилия. Каплун, кажется. Надо в школе спросить…
- Каплун… Каплун… Господи, ведь что-то очень, очень знакомое… Где-то я совсем недавно видела этого Каплуна, - бормотала Валентина. – И видела, и… Вель, а откуда она приехала?
- Ой, не знаю. Я как-то с ней не очень общалась. Она только один раз мне на шею повесилась. На днях истерика у нее была, начальство наше школьное поручило мне ее успокоить.
- Успокоила?
- Вроде бы…
- А раньше ты с ней никогда не встречалась? – спросила Валентина.
- Раньше? Нет, конечно. Валя, я точно с ней не встречалась. Но тем не менее… Иногда что-то в ее поведении, в ее жестах кажется мне знакомым… Ой, да не берите в голову, девчонки! Если разобраться – все мы на земле братья и сестры! А давайте-ка я с вами сейчас уплыву, а? Хотя бы на часок. А то что-то мне тут не очень весело. Тревожно как-то…
Чуть ли не на коленях выпрашивали мы у доктора Великаниду – на один час, для расследования преступления. Надо было немедля обсудить с Великой новую информацию. Но он не смилостивился над нами. Тогда мы прямо в больнице рассказали ей о содержании пленки. Наша великомученица была в шоке. Это не помешало ей вспомнить про обезьяну – большую плюшевую игрушку, которую композитор любил носить на руках…
Мы покидали это печальное заведение под музыку приемничка вернувшейся после процедур Ирины. На улице накрапывал дождь. Мы ринулись в милицию с надеждой на новые сведения. Они действительно нас уже дожидались – Леонид Гаврилович Серженко сообщил, что в фельдшерско-акушерский пункт села Никольское обратилась некая молодая гражданка с травмами головы и правой ноги, заявившая, что гостила у знакомых, полезла на крышу, куда хозяйские дети забросили бумеранг, сорвалась, упала и разбила голову. При этом что-то еще умудрилось обрушиться ей на ногу. Медицинский полис она не предъявила, пообещала завезти его позже. Помощь ей, естественно, оказали – разве могут наши провинциальные медики отвернуться от больного? Такое, верно, бывает в столицах, где все избалованы большими деньгами и взятками. Паспорта при ней тоже не оказалось. На машине приехала, на машине уехала. Номер авто никто не догадался записать – зачем? Как выглядела травмированная? Небольшого роста, худенькая, фигурка точеная. Перечислялись предметы ее одежды. Никаких шарфов там не было.
Вот и все. День клонился к вечеру. Мы вышли из милиции вместе с Бойцовой, так как опять напросились к ее интернету – Валентине необходимо было отработать эту Дарью, да заодно и Ирину с ее прекрасной фамилией - Добреева, словом, тех, кто соприкасался с Велей в последние дни и часы. Отработать – это Валино выражение, это значит – узнать все возможное о людях и либо исключить их из числа подозреваемых, чтобы они не путались у нас под ногами во время расследования, либо… Про Ирину мы многое узнали из базы данных. А вот странной учительницы там почему-то не было, хотя взять ее на работу без прописки в школе не могли.
В интернете Каплун Дарьи Геннадьевны тоже не оказалось. Тогда мы ввели в поиск одну ее фамилию – чем черт не шутит!
Он и пошутил – да так, что мы чуть не упали перед ноутбуком Бойцовой! Каплунов оказалось несколько. И один из них сразил нас наповал! Дело в том, что у него была двойная фамилия. Каплун-то он был Каплун, а через черточку – повторял фамилию композитора! Того самого! Но только был он и не Геннадий¸ и не Геннадьевич. Да и наша странная учительница не хромала и голова ее физически была в относительной целости и сохранности. Конечно же, мы решили проверить, где она пребывала, когда нападали на Велю. А пока просто не знали, что и думать… Жалели, что она уже ушла – можно ведь было прямо спросить человека, зачем она, предположим, грохнула свою коллегу? Можно, если осторожно… Так мы и решили действовать.
И тут… Ах, боже мой, как не вовремя, некстати меня вызвали в столицу! С каким бездонным огорчением я вынуждена была покинуть нашу замечательную компанию! Оказалось, что мои творческие дела требовали немедленного вмешательства. Обещали, что это ненадолго – всего на несколько дней. Честно говоря, время пролетело незаметно – девочки постоянно держали меня в курсе событий, и в издательстве все были удивлены – я была похожа не на автора, работающего со своей рукописью, а на начальника штаба по розыску особо опасных преступников. Слава богу, никаких особенных происшествий не произошло. Все так, по мелочи, и об этом я упомяну впоследствии. Какое-то топтание на месте. Так что, вернувшись, я застала всех в прежнем состоянии. Только Велика заметно поправилась – доктор, приговорив ее к постельному режиму, явно сделал доброе дело.
На снимке - картина Петра Солдатова.
Приходите ко мне и по другому адресу, в VK https://vk.com/club224151564Всё есть везде. "Звёзды", скандалы, мистика