– Ох, угораздило же тебя, дочка, такой неказистой уродиться. И в кого ты такая у меня, ума не приложу...
– Мам, но я же...
– Еще в артистки собираешься. Народ-то не смеши! Тебя никто и на сцену-то не выпустит, только позор один будет.
Надя не скрывала слез: снова мама против ее поступления. Давно уже Наденька Сидонова мечтала уехать в столицу, поступить в театральный. Талантом ее природа не обделила: и стихи лучше всех читает, первые места на конкурсах берет всегда, и поет так, что заслушается любой. Одна беда: внешность.
Вот на нее, как на главный изъян, мама и указывала постоянно дочери.
Отец соглашался: «Верно все, куда ты там такая? Посмеются, да и все. Лучше здесь ищи свое место. Что с того, что городок небольшой? Зато все свои».
А в конце лета сестра старшая принесла новость: прибыл наконец конкурсный управляющий на завод. Да не кто-нибудь, а тот самый Димка Кашицын, который с нею в одном классе учился:
– Оказывается, он сам вызвался сюда ехать. Родные места, увидеть хочу, говорит, соскучился. Может, получится и завод отстоять. На нем же и его родители трудились.
– Ну, пускай, может что и получится. А ты, смотрю, уже с ним поговорила? Смотри, Ирка, он теперь не наш, так что не увлекайся. Уедет – поминай как звали. А нам жить здесь.
Димка Кашицын, нет, уже Дмитрий Иванович, с радостью шагал по знакомой улице. Едва приехав, молодой человек выяснил, кто проживает теперь в квартире родителей.
– Сдается? Отлично. Мне как раз комнаты хватит, а что с хозяевами жить, так это даже лучше: не один, а с бабушкой да дедом. Они меня помнят, и я их отлично знаю.
Постояльца новые владельцы приняли радушно: еще бы, свой, местный. Рассказывал Дима, что оставил в столице невесту, Лизаньку. Очень жалела она, что уезжает ее любимый.
– Так просила остаться, не уезжать никуда. Плакала сильно. Любовь ведь у нас... Выставка у нее скоро.
– А ты что?
– Так не пропущу, приеду. А не побывать дома как-то не по-людски. Да и не на край земли уехал: связь берет, интернет есть.
Молодые люди перезванивались каждый день. Но Дима не замечал, что невеста поначалу грустила, рассказывала обо всем, а чем дольше оставался Кашицын в родном городе, тем сдержаннее становилась невеста. Да и Дмитрий от нее не отставал: письма его скорее на телеграммы похожи стали, пара слов – и все, конец, занят, бежит.
Вечером Дмитрий возвращался домой пешком знакомым путем. Погода прекрасная, тишина. Уже совсем к дому подошел, как вдруг услышал: поет кто-то. Да как поет! И песня известная, а такого исполнения никогда житель столицы не слышал. Голос сильный, чистый. Словно поет неизвестная девушка про себя, жалуется на преграды к счастью.
Заслушался Дмитрий. А как смолкло пение – бросился искать певицу, только напрасно.
Теперь Дима старался ходить только этой дорогой. Надеялся он снова услышать пение. И ему повезло. Снова лился чистый голос. Теперь песня была неизвестная. Пела девушка о мечте, которая никогда не сбудется. Не мог с места сойти Кашицын, так тронуло его страдание неизвестной исполнительницы.
– Неужели так можно петь? Это же словно сказка какая-то! Русалка? Фея? Тогда почему так и манит пойти туда, пожалеть, поддержать?
Неделю молодой человек слушал и не мог наслушаться. Но работу никто не отменял: поздно возвращался Дима. Понял он, что пения не услышит. Сам не ожидал от себя парень, что попросит неизвестную певицу спеть для него вслух.
– Да нет, чепуха какая-то, – расстроился Кашицын, – Ну, какие тут феи могут быть? Напридумывал...
И тут, словно хрустальные струны зазвенели, полилась нежная мелодия. Застыл Дмитрий на месте. Только твердит одно:
– Пой, не молчи...
Закончилось пение, рассмеялась певица. Улыбнулся и слушатель. Долго ждал он, пока начнется новая песня, да так и пришлось шагать домой: завершился концерт.
Да только Кашицын понял: даже поздней ночью ждут его. Попытался поговорить с неизвестной артисткой, только не желает та поддерживать беседу, лишь смеется иногда тихонько.
Хозяева забеспокоились через месяц:
– Неужели влюбился наш Дима? Бледный, да грустный стал...
– Нет, работы полно, куда там, да и невеста ждет.
И решил Дима больше не искушать судьбу, не слушать концерты неизвестной волшебницы.
На предприятии дела шли со скрипом, но и ухудшений не было. И управляющий решил устроить себе выходной. В тот день он отлично отдохнул. А вечером сидел во дворе вместе с дедом Иваном. И вдруг донеслись до них знакомые хрустальные звуки.
– Это что же за чудо такое у вас? – негромко спросил Дима, боясь разрушить волшебство момента.
– Так это Надюшка Сидонова. Голос у нее чудный, да только внешностью природа обделила. Не пустили ее родители учиться, куда хотела: засмеют такую, говорят.
С того момента потерял покой Дмитрий. Искал он девушку, хотел сам увидеть. Да только словно пряталась Надежда от него. И вот однажды шагает Кашицын знакомым путем и слышит тихий голос:
– И зачем же Вы, Дмитрий Иванович разыскиваете меня? Обернулся парень – никого. Вздохнул только: фея или русалка – одно: неправда, обман.
В столицу Дима собрался на выставку невесты. До отправления электрички решил постоять в тамбуре, да услышал причитания:
– Ну куда ты, Надюша, собралась, зачем? Подумай, останься... Кому ты там в этой столице нужна? С лицом-то таким...
И второй, очень знакомый, голос отвечает:
– Нет, мамуль, я хоть попытаюсь. Хватит бояться. Не отговаривай.
Быстро обернулся Кашицын и замер. Рядом с матерью его одноклассницы, работницей завода, стояла настоящая фея. Замер Дима на месте: таких красавиц не видел он никогда: глаза – синевы небесной, а ресницы и брови, да коса – цвета солнышка, золотым блеском отливают.
– Даже не представлял я, что такие девушки бывают... – прошептал Дима, подходя Надежде. Глаз отвести от нее не может, – Ехать решила?
– Да, поступать.
– Дмитрий Иванович, отговорите ее, она же на посмешище выставит себя...
Дима изумленного уставился на мать девушки:
– Да Вы что, Ольга Егоровна? Она же талант...
А Надя вторит ей:
– Знаю, что некрасивая, да надоело прятаться. Пусть неудача, так хоть попробую.
И понял тут Дима, что пропал он. Совсем пропал...
...В Москве Кашицын первым делом подключил родителей, по старой памяти помочь дочери знакомых. А Лизе решил признаться: не может с ней вместе быть. И Наде рассказывать про чувства свои боится, и Лизавете сердце разбить не может.
Невеста раньше него начала. Лизанька честно сказала, что так злилась на жениха, что влюбилась в другого. Замуж выходит. С облегчением выдохнул Дима и признался: нашел и он свою половинку. Только вот признаться не мог, боялся. Расстались молодые люди друзьями.
И все же Дима не мог отказаться от встреч с Надей, старался все свободное время проводить с нею. Случайно встретили они однажды Лизу с избранником. Ахнула девушка, увидев с кем идет бывший:
– Димка, да как ты мог такое чудо скрывать! Пожалуйста, умоляю: будьте моей моделью. Я фотохудожник, такую натуру нигде найти не смогу...
Смутилась Наденька, чуть не плачет, а Лиза словно и не видит ее состояния:
– Я Лиза, вы, знаю Надя, да? Дима рассказывал. Вот не думала, что он даже половины правды не говорил: боится, уведут, вот точно боится. Да... Понимаю тебя, хоть и женщина, я бы тоже шагу ступить ей одной не давала.
В итоге удалось уговорить Надежду, согласилась она на фотосессию.
А Лизавета во время работы рассказала Наде про чувства Кашицына:
– Не отказывай ему, правда, любит тебя, очень-очень. Но признаться сам боится. Лучше не мучай, сама скажи все ему.
Свадьбу сыграли, когда Надежда закончила обучение в консерватории. К тому моменту Наденька Кашицына уже поверила, что она вовсе не страшилище, которое на сцену и выпускать нельзя, чтобы столичных жителей не пугать.
А дочка пары родилась копией мамы. И родители Димы души не чают во внучке. Она – самая любимая, самая лучшая. Красавица...
А Надины родители почему-то не верят, что может быть такое: это в сказках внешность – не главное. И невдомек, что могут ошибаться, видеть все не так, как на самом деле. А муж смотрит на их младшую дочку не обычными глазами, а глазами, полными любви. Вот и видит все в истинном свете. Красота ведь, она в глазах смотрящего...