О эпическом сознании и диссидентстве
Эпическое сознание может проявляться только там, где реальность раскрывается как общность людей, объединенных напряженной героической борьбой за утверждение собственной идентификации. И Великая Отечественная война представляла собой именно такую борьбу, порождающую эпическое мироощущение.
В качестве человеческой общности, ведущей эту борьбу, может выступать род, племя, тейп, полис, народ или, как в СССР, группа народов, но, чем бы подобная общность ни являлась, только через принадлежность к ней каждый отдельно взятый человек может обрести самоидентификацию, может стать действительно существующим человеком. Вот почему изгнание из племени или из полиса в древности было равносильно смерти и считалось самым страшным наказанием.
Если строго следовать этой эпической позиции, необходимо признать, что любое проявление диссидентства есть некое антропологическое уродство, или даже более того — онтологическое извращение, ибо главный побудительный мотив всякого диссидентства - это неприятие той социально-общественной реальности, в которой пребывает человек, т. е. неприятие самой эпической реальности.
Счастливая Москва
Наш советский мир был действительно прекрасен, об этом можно было судить по картинке, вплетённой в виньетки, украшающие облигации внутреннего займа. На этой картинке в небо, по которому летели быстрокрылые самолеты, вздымались могучие доменные печи и заводские трубы, через гигантские плотины низвергались водные каскады, по бескрайним пшеничным полям ползли электрические трактора, а вдали проносились обтекаемые поезда и простирались какие-то фантастически прекрасные здания.
Я как завороженный смотрел на это, когда мне разрешали подержать в руках облигацию, но то, что окружало меня в действительности, мало чем уступало изображенному на картинке.
Проникнутые подлинным эпическим духом сталинские высотки производили на меня магическое впечатление. Не меньшее впечатление производил и вид метро. Станции Кольцевой линии, которые мы ездили рассматривать с мамой, поражали бесконечным разнообразием стилей и художественных техник. Здесь были и фрески, и мозаики, и витражи, и майолики, и диковинные мраморы — и всё это представлялось каким-то дивным эпическим сказанием, воспевающим нашу великую победу и единение народов.
Не меньшее впечатление на меня произвели павильоны и фонтаны сельскохозяйственной выставки, весь ансамбль которой воспринимался как воплощение какой-то невероятной эпической дружбы всех народов, запечатлённой в камне, бронзе и воде. Здесь реальность раскрывалась как единение всех и вся, и я ощущал себя причастным этому единению.
1 мая 1952 года
В ещё большей степени я испытал подобные чувства, когда в мае 1952 года мама взяла меня на первомайскую демонстрацию. Проходя мимо Мавзолея, она подняла меня на руки, чтобы я мог видеть Сталина. Я махал Сталину маленьким флажком, а он смотрел на меня и улыбался. Впрочем, он смотрел не на меня — он смотрел на всех, и в этом заключалась вся суть. Он смотрел на всех нас, а все мы — на него, именно в этом и заключалась фокусная точка единения, ибо, только глядя на него, я мог увидеть себя и всех нас во всеобщем единстве братства и любви.
Это было поистине эпическое переживание, в котором такие понятия, как президент, премьер-министр и тем более генсек, были совершенно неуместны и немыслимы. Сталин был вождём, и русское слово «вождь», так же как немецкое «фюрер», отвечало всем архаическим требованиям моего детского мифоэпического сознания.
О природе государства
Сейчас, когда люди говорят и размышляют о советском времени, то они либо превозносят, либо проклинают его. Но что могут прояснить эти восхваления и эти проклятия?
На самом деле люди просто забыли о том, что на свете есть гораздо более важные и интересные вещи, чем вопрос отношений с тем или другим государственным или общественно-политическим строем. Есть просто жизнь, которая течет сама по себе, не ведая ни о чем и не подчиняясь ничему. И если мы сможем приобщиться к потоку этой жизни, то поймем, что любой государственный строй, любое государство есть не более чем назойливая муха, которая порой может докучать нам своим жужжанием. Хлебников был склонен к более мягкому и поэтичному мнению о природе государства. Он говорил, что государства — это дым, который вьётся над трубкой, раскуриваемой временем. Но даже эта смягченная формулировка отводит государству далеко не самое почетное место в иерархии реальности.