Вчера дошли наконец руки до нового «Онегина» Сарика Андреасяна, в котором от Пушкина ничего и не осталось, а мотивация престарелых героев (Онегину за сорок, Татьяне, она же — жена режиссёра, что важнее, около тридцати) более, чем странная. Чувств же там и вовсе нет.
И вспомнила, как лет десять (или даже больше) назад за компанию с подружкой писали заявку сценария на эту же тему. Ну как заявку. Так, по приколу. Как перенести сюжет самого известного в России романа в стихах на современную почву. Так получилось, что вышло про Крым. Хотя Крым здесь совсем не при чем. История абсолютно выдуманная. Ещё из той, прошлой, глянцевой жизни, которой никогда не было и, видимо, уже никогда больше не будет.
…Знаешь, надо снять «Онегина». Чтобы патриотично и эстетично, и бюджет освоим, и про любовь. Нет, ничего нового сочинять не будем. Все уже написано до нас. «Я к вам пишу...»
А что? «Евгения Онегина» никто после Пушкина не трогал. Значит, мы будем первыми.
К тому же название знакомо даже двоечникам, раскручивать не надо. Блокбастер на пустом месте.
Пусть будет курортный роман. Да не в стихах, в прозе. Пусть Крым. Знаешь, такая послесезонная Ялта, уставшая от туристов, сонная.
Пустые кафешки. Ноябрьский сквозняк, гуляющий между столиков, задирающий, как хулиган в подворотне девчонкам юбки, прожженные сигаретами скатерти. Ножки столиков оголяются, скатерти летят по ветру.
ГГ - главный герой, знаменитый телеведущий типа «Андрей Малахов», у него на Первом канале ток-шоу, бабла немерено , хотя количество бабла лично для меня всегда понятие относительное... ГГ едет в Ялту продавать квартиру умершей тетки-учительницы. Ну, может, та не сразу умерла, может, их прощальное свидание в больнице снимем, и обязательно цветы, розы. Заботливый племянник принес. Он не знает, о чем с ней говорить, тетя валяется в забытьи, медсестрички выстроились за автографами. «К нам приехал, к нам приехал...» Знаменитостей все любят.
На теткиных похоронах Евгений знакомится с ее учеником. Владимир - поэт, романтик, местный журналист. Встретились в баре на поминках, выпили. И что? «Они сошлись вода и камень, стихи и проза, лед и пламень...»
Евгению скучно. Евгений все про всех понимает. Но и возвращаться в Москву неохота пока. Здесь воля и как будто бы покой. Там кризис жанра, возраст и бла-бла-бла...
И тут она. Татьяна. Нет, не Ходченкова, и не Пересильд, бери выше - юная Друбич. Пухлые губы, по-детски округлые щеки... Да не знаю пока, откуда такую взять. Можно по школам походить, по 11-м классам.
И обязательно яблоко в руке. "Хотите?" - протягивает она его главному герою. И в этом есть извечная символика, вся искусительная женская природа, от яблока Елены Прекрасной до Древа познания добра и зла.
Они вдвоем у двери в тетину хрущевку кусают по очереди то самое символическое яблоко. Конечно, тут же журналист, Владимир, он, кстати, и свел Евгения с Таней. Тетушка готовила ее в Киев, на филологический. Или даже в Москву, в МГУ. Занималась вечерами бесплатно.
- Вы любите поэзию, Таня? - насмешлив Евгений, знаем мы таких искусительниц малолетних...
"Я люблю яблоки", - глядит будто мимо, вглубь, в самую чревоточину, и их общий, у них есть уже и что-то общее, огрызок летит за ржавую батарею.
Потом пусть будут гулять по ночному городу. Таня, Евгений, Влад, сестра Танина - Оля. На год старше или младше. Пусть не как у Пушкина, пусть старше. Конечно, строит глазки знаменитости. Конечно, он делает вид, что не замечает.
А в окне троллейбуса, идущего из Симферополя в Ялту, есть там такой знаменитый крымский троллейбус с самым длинным маршрутом - нежный Танин профиль на фоне Черного моря. Всех 50-ти его оттенков.
"Я знаю, вы будете смеяться, но, мне кажется, я люблю вас", - говорит она. - Я полюбила вас раньше, чем узнала. Может быть, во сне, или в книгах, или...
"Или по телевизору", - замечает он про себя. Дура как обычно? Актриса?
Искренних таких давно уже не существует. Их перестали производить, как не пользующийся спросом товар. Слишком сложная для изучения конструкция. "Мне кажется, я любила вас всю жизнь и даже до нее..."
Его жизнь, блин, никогда уже не станет прежней. После того как босиком побежала по волнам, ноябрьское море кусалось, злилось, грызло. А ей хоть бы что! "Евгений, вы со мной? - пришлось разуваться, пропали ботинки Jimmy Choo. Романтика, блин! Наяда! "Я - птица, чайка, летаю, где хочу!" - и машет руками как крыльями.
"Танька, ты с ума сошла? Ненормальная! Заболеешь, простудишься!" - суетится на берегу Влад.
Сестра Оля хохочет: "Она с детства у нас такая".
К полуночи разошлись. Двое на двое.
Оля к Владу. Он - с Таней. Провожать.
Ялтинский троллейбус тряхнуло на повороте, в салоне никого, кондуктор устал. "Я вас люблю..."
"Танечка, милая, у тебя впереди вся жизнь", - она проводит ладонью по его щеке, не ждет никакого ответа. Глаза - омут. Дно морское. А неплохо бы, наверное, завести небольшой курортный романчик. На неделю. Или сколько ему еще здесь быть? Но только не с ней, не с ней. Это как у ребенка украсть. Вторая заповедь. Страшнее которой только первая - "Не убий!"
Но как же хорошо от нее пахнет! Морем и немного летом. А за окном осень, ночь. И лета больше не будет. Никогда. Он знает точно. Он сам об этом по телевизору говорил.
"Наверное, я просто не создан для того, чтобы меня полюбил, нет, не то слово, чтобы ко мне привязался такой замечательный человечек как ты. Да, если бы я хотел найти ту, с кем думал дальше идти по жизни, - какие пустые, казенные слова, брат Пушкин. - Я бы выбрал именно такую, Таня. Но я... другой. Все эти свадьбы, младенцы, лав-стори в глянце - не для меня. Нет, пусть будут, конечно, но... Я не хочу и не стану тебя обманывать. Поэтому мне нужно выйти на этой остановке. А ты поедешь до своей.
Таня обернулась у самой двери. Снова посмотрела будто мимо, протянула руку - и... ушла.
…Ну а потом точно по Пушкину. Поэт Владимир, значит, заманивает Евгения в редакцию. С целью взять интервью и почитать свои стихи. Плохие стихи на пустом балконе и офис такой же, не отремонтированный, в Ялте все дома ветхие, словно их реставрировали ещё до смерти Чехова. Евгений хочет поскорее отделаться.
В редакции уже сидит вся редакция. В предвкушении знакомства с селебритис. С Онегиным нашим то есть. Тут же и пицца из ближайшей пиццерии, и коньячок молдавский. Тоска и маета. И Влад, который представляет его едва ли не как своего лучшего друга. Хотя какой он ему в сущности друг?
"А не уйти ли нам с вами, Олечка, отсюда, вдвоем?" Глаза у нее Танины, и губы, наверное, тоже Танины. Какой же все-таки Влад козел... Вырваться и позвонить Тане. Как бы отделаться поскорее от хохотушки этой?
"Мама дома. И Танька из школы скоро придет. Было бы лето, можно было бы на пляже зависнуть. А так только в ресторане. Или комнату на ночь за недорого снять. Сейчас много свободных", - чужая девушка Оля жмется к нему.
"Оля, милая, что-то желудок скрутило с этой пиццы. Наверное, я пойду домой. А завтра на самолет, в Москву, дела", - случайная девушка пожимает случайными плечами. Самолет так самолет. Поворачивается и уходит прочь.
А у подъезда уже караулит Влад. Смешной ялтинский ревнивец. "Где Оля?" "Оля твоя, наверное, дома уже, впрочем, не поручусь", - протиснуться мимо, да на старый диван, на котором ты ночевал еще тридцать с лишним лет назад, привозимый родителями на бесплатный "к родной тете Зое же" морской отдых.
Пока был маленький, бегал босыми пятками по пляжу, лепил куличики, веря, что они и есть те самые загадочные песочные замки. И следующим летом игрушечный замок дождется тебя на берегу. Пока ты будешь тосковать по нему всю зиму.
Трехэтажный коттедж с гулкой пустотой шагов одного тебя. Выросший, увезенный с собой в Москву, песочный замок. К любовнице Ане или Соне, модели, "Котик", так ты зовешь их всех, "котиков" с губами-уточкой...
А в Ялте на берегу тебя уже никто давно не ждет. Все мечты стали реальностью. Как страшно.
"Я вызываю тебя на дуэль!" - пьяный Влад спятил с ума. Стоит, качается. "Куда, поэт? Стреляться?" "На Черное море. Плыть. Кто первым утонет, тот проиграл..."
"Пошли лучше спать, поэт".
"Трус!" "Это я, трус? Ну... пошли".
И снова ботинки на песок. Туда же мобильник, ремень, рубашку. Часы Breguet, водонепроницаемые. Вот уже повезет тому, кто наткнется на них утром. На улице - плюс семь. В море, наверное, и того меньше. Ногу сведет за минуту.
"Влад, на фиг она мне вообще сдалась. Оля твоя. Да и я ей не нужен. Просто приехала московская знаменитость, ко мне, знаешь, постоянно цыпочки липнут. Вот и Таня тоже вчера говорила, что влюбилась, как увидела... Красивый я такой, наверное", - пытался он скаламбурить.
"Таня тебя видела? Да ты что, урод московский, даже не понял, что не могла она тебя видеть. Ни по телевизору. Ни вообще. Она ж от рождения слепая..."
...Таня?
А что потом, потом, наверное, не было ничего. Опустошение. Маленькая смерть. Как будто из души вынули море и заполнили ее цементом. Как не понял, не почувствовал - этот ее взгляд в себя, ладонь на щеке движется на ощупь, узнавая...
Поэт Владимир, конечно, не погиб. Никто вообще не погиб и не простыл даже. Море отрезвило.
Проспался в квартире у тетушки, пока Евгений паковал чемоданы. Утром маялся от похмелья, напросился провожать в аэропорт.
…Из всего наследства с собой я взял только подтрёпанную книжку Пушкина. "Евгений Онегин" 1937-го юбилейного года выпуска, тетя Зоя в этот год родилась. Остальные вещи отнесли на помойку. Дела мои в Ялте были завершены бесповоротно и окончательно.
И все-таки хорошо и вовремя все прояснилось. Куда бы я ее забрал? В Москву? В ЗАГС? Незрячую девушку-инвалида.
Нет, для пиара это было бы грамотно, интервью в журналах, сопли домохозяек. А жить-то дальше с этим как?
Наверно, кто-то может, но я бы не смог. Я не герой. Я не сделал бы ее счастливой, а попробовать, чтобы все равно отступить, предать или мучиться обоим, мне кажется, это еще подлее. Чем так... Никак.
Но иногда я думаю все-таки, чтобы было бы, если бы я тогда остался. В Ялте. Если бы нашел силы поверить в Танину любовь, пусть детскую, несовершенную, но она ведь могла вырасти. Вместе с моей.
Или чтобы Пушкин, сукин сын, оказался прав. И она приехала бы в Москву, нашла бы себе олигарха и он бы ее вылечил, она прозрела, а затем на светской тусовке, где-нибудь в Монако, я увидел бы ее на фоне неземной средиземноморской лазури. В сверкающих бриллиантах и в том самом малиновом берете. Мне назло. И я, наконец, понял, что же я потерял...
Если делать хеппи-энд, так только голливудский, с размахом, Таня его заслужила. Сьемки за границей, на Английской Набережной в Ницце, Promenade des Anglais, в Монте-Карло и в Каннах. "Я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я".
А что мелочиться-то... Мы ж, е-мое, классику снимаем, по Пушкину, про любовь.
Ялта. Под настроение. 2013 год.
