Уходящая натура
Сергей ГОЛУБКОВ*
Рисунок Сергея САВИНА
С наступлением теплых весенних дней становится интенсивнее движение пригородных автобусов и электричек, на вокзалах вывешиваются обновленные расписания рейсов. К окошечкам билетных касс спозаранку спешат неутомимые любители садово-огородных дел. Начинается очередной дачный сезон.
Слово «дача» в сознании современного человека имеет вполне конкретный и определенный смысл: «Пригородный участок земли с домом, предназначенным для проживания в летний сезон». Однако в стародавние времена это слово означало «дар», «подношение». Как свидетельствует «Этимологический словарь русского языка», слово «дача» в современном значении («загородный дом для летнего проживания») отмечается с первой трети XIX в. (при этом дается отсылка к первому тому «Словаря языка Пушкина»). Особенно активно это слово вошло в речевой обиход в период установления в России капиталистических отношений. Чеховский Лопахин в пьесе «Вишневый сад», мечтающий «нарезать» старинный усадебный сад на мелкие дачные участки, в этом отношении вполне знаковая фигура. Собственно, дача как социально-экономическая реалия (загородное место отдыха) занимает конкретный исторический промежуток между классической дворянской усадьбой и сегодняшним всесезонным загородным домом, выстроенным по западному образцу.
Российская история знает несколько типов мест проживания горожанина. Это традиционная усадьба помещика, куда на лето выезжал из душного города богатый и титулованный дворянин. Это разместившаяся на городской территории так называемая «городская усадьба»: просторный особняк с флигелями и надворными постройками, с садом; это городская квартира, каковой является, скажем, последняя квартира А. С. Пушкина на Мойке, 12; это различные сдававшиеся бедным квартирантам «петербургские углы», многовариантно описанные Ф. М. Достоевским; это купеческие особняки, мещанские дома, доходные дома (для сдачи квартир в аренду), военные казармы. Российская история ХХ века обогатила типологию таких жилищ «бараком», «коммуналкой» и «общагой». И, наконец, вошедшая в бытовое пространство горожанина еще с XIX века собственно дача.
Вторжение городского организующего начала в природную стихию предместья отразилось в специфических дачных топонимах. Это пригородное пространство организуют отнюдь не улицы и переулки, а какие-нибудь «просеки», «линии», «спуски», «поляны» (наша Барбошина поляна стала теперь уже внутригородской реалией). Самарское расписание электричек, включающее станции «Дачная», «Ягодная», «Яблочная», «Вишневая», звучит как детское стихотворение, мажорно обещающее летний отдых и полные корзины спелых ягод и фруктов.
Дача «генетически» несет в себе напоминание об усадьбе, имитируя какие-то ее приметы, воссоздавая псевдоусадебный быт. И в то же время это квазигородское пространство, потому что – несмотря на природное окружение – дачник часто прибегает к чисто городским средствам досуга.
Дачноевыступает синонимом временного, сезонного. В пору буржуазных отношений рубежа XIX – XX вв. дачу просто снимали на лето. Тогда загородные пространства заполнялись веселыми отдыхающими в белой или кремовой одежде, с легкими кружевными зонтиками от солнца, с теннисными ракетками. Это особое племя дачников беспечно раскачивалось в гамаках, засиживалось за долгим вечерним чаепитием в беседках и на просторных террасах, вдыхало волнующие ночные ароматы петуний и душистого табака. А в жаркий полдень на берегу ближнего озера или реки отдыхающие облачались в забавные полосатые купальные костюмы, закрывающие большую часть тела.
Складывалось некое сообщество дачников с иным, нежели в городе, модусом социальных связей. Здесь были вполне допустимы непродолжительные контакты, так сказать «накоротке». И это понятно: ведь тут людей соединяла не работа, не жесткая служебная субординация, не сложные имущественные отношения, не система давно принятых светских условностей – а лишь атмосфера совместно ощущаемой праздности. Тут становилась возможной известная фамильяризация связей (конечно, в известных пределах). Дачное воспринималось как продолжение домашнего, как выражение свободы от городских условностей.
Сезонная мимолетность дачной жизни горожанина была лишь передышкой в монотонной круговерти повседневного существования, ведь к концу лета предстояло вновь возвращаться в город, к привычным служебным обязанностям. Стихотворение Саши Черного, датированное 1908 годом, так и называется «Опять»:
Опять опадают кусты и деревья,
Бронхитное небо слезится опять,
И дачники, бросив сырые кочевья,
Бегут, ошалевшие, вспять.
В советское время дача как вполне конкретное имущественное понятие обросла несколькими новыми смыслами. Во-первых, она стала ассоциироваться с льготами и привилегиями, ведь её власть «выделяла», «давала», «предоставляла». Какие жестокие войны нервов претерпевали, например, иные советские литераторы, чтобы в итоге получить заветный дачный участок в подмосковном Переделкине или Комарове под Ленинградом и тем самым приобщиться к когорте избранных и обласканных властью! Так возникала своя, уже дачная, иерархия, своеобразно трансформируя хрестоматийно известное: «Пиво – только членам профсоюза».
Во-вторых, в различные периоды материальных нехваток и продовольственных дефицитов, порой весьма ощутимых, дача стала выполнять функцию элементарного подсобного хозяйства, в чем-то уравнявшись в правах с кормильцем огородом. Тут уж не до праздно-безмятежного фланирования с белоснежным кружевным зонтиком, не до игры в крокет! Тут надо и одеваться попроще, и вооружаться вместительными рюкзаками да удобными тележками, чтобы переправить собранный урожай в городскую квартиру. А задолго до этих итоговых приятных хлопот сколько надо отдать низких поклонов земле, лелея грядки, прилежно взращивая молодые кустики и деревца, чтобы земля наконец откликнулась и отблагодарила за труды щедрым урожаем!
В литературе закрепилось и переносное значение слова «дачник». Речь идет о человеке неукорененном, обреченном на временное и весьма зыбкое существование, человеке, обладающем кризисным сознанием и катастрофическим мироощущением. Неслучайно одну из своих пьес М. Горький так и называет: «Дачники». «Дачное» измерение в системе горьковских мировоззренческих координат становится формой бегства от жизни, выражением испуга перед грандиозными и драматическими вызовами, которые предъявляет человеку действительность. Один из героев пьесы так определяет свое состояние: «Что такое − жизнь? <…> Она изо дня в день пожирает мозг и мускулы человека, жадно пьет его кровь. Зачем это? Я не вижу в этом смысла, но я знаю, что чем более живет человек, тем более он видит вокруг себя грязи, пошлости, грубого и гадкого... и все более жаждет красивого, яркого, чистого!.. Признайте за ним право отвернуться в сторону от явлений, оскорбляющих его! Человек хочет забвения, отдыха... мира хочет человек!» За словами героев ощутим второй смысловой план – авторская ироническая интонация.
Отношение к даче может выступить призмой межличностных отношений. Вспомним многоплановый роман Ю. Трифонова «Старик», где драматичные размышления центрального героя об историческом прошлом (серьезный бытийный план) проходят на фоне разгорающейся нудной тяжбы по поводу дачи (план заземленно-бытовой). Традиционная оппозиция отцов и детей приобретает новое, исторически конкретное смысловое наполнение, связанное с нравственной сферой.
Между тем развитие цивилизации идет своим чередом. Постепенно все большее число современных людей предпочитают жить в комфортабельных загородных домах, высокотехнологичных и оборудованных всем необходимым. Вместительные автомобили личного пользования освобождают человека от стояния в автобусных очередях, от тяжкого дискомфорта поездки с набитым рюкзаком в переполненной электричке. Различные фирмы ландшафтного дизайна и универсальные магазины садового инвентаря делают возможным осуществление самых затейливых фантазий сегодняшнего дачника. Да и живет он в загородном доме чаще не ради элементарного «прокорма» от приусадебного участка, а ради глотка свежего воздуха, ради вожделенного отдохновения от жесткого прессинга суетной городской жизни. Конечно, таких состоятельных владельцев загородных домов еще не так много, как, вероятно, хотелось бы. Пока – немало традиционных дачников старого замеса. Но ведь тут важна возникшая тенденция. Жизнь неуклонно движется в этом направлении. И это вселяет надежду, хотя и не отодвигает в сторону все те перечисленные этические проблемы, что отражены отечественной литературой.
* Доктор филологических наук, профессор Самарского университета.
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» № 9 (56) от 22 мая 2014 года