Окно не было зашторено, и все же свет не проникал внутрь. Его попросту не было.
Жаль. Когда утро начинается с тонкой солнечной полоски по краю простыни, день проходит легче.
Бесхитростное треньканье телефона сообщило, что пора вставать. Уже в третий раз. Смятая подушка осталась в кровати, компанию ей составило наполовину скинутое одеяло. Этакое связующее звено между полом и чем-то более высоким.
В разные дни по утрам бодрят разные вещи.
Иногда это ледяная вода, которую набираешь в ладони с горкой и щедро бросаешь в лицо.
В другие дни – нежданный звонок, когда повисшая на вилке глазунья, украшенная веточкой зелени, почти достигла своей красно-белой цели. Это самый неприятный способ, потому что тогда существует лишь один сценарий. Срочно натянуть первую попавшуюся кофту, юбку (здесь всегда фоном: «мама права» и «готовиться надо заранее») и быстрее лететь в офис. Желательно в прямом смысле, но чаще на автобусе.
Изредка бодрит горячий, почти обжигающий американо из кофейни под домом. К нему добавляются нещадные потоки воздуха, которые то и дело гуляют между высоток квартала.
Сегодня получилось что-то среднее. Обошлось разве что без яичницы.
Пустой лифт быстро утягивал вниз. Времени хватило только, чтобы достать наушники и включить оставленное со вчера – на середине, без начала и конца Камю ворвался в утро.
На улице свинцовое небо сразу упало на голову. Лишь где-то далеко, куда почти не доставал взгляд, тянулись неровные полосы. Солнце пыталось прорваться, но оно слишком ослабло.
Незаметно подползла тоска.
Туловище замерло на остановке в нетерпеливом ожидании автобуса, а в голове, играя в поддавки, прыгали мысли: о недоделанном отчете, о забытой на тумбе в прихожей губной помаде, об остывшем кофе в одноразовом стаканчике, о переполненных мусорках утром в понедельник. И, пожалуй, о поехавшей под сапогом стрелке на последних целых колготках, которая хоть и замазана лаком для ногтей, но может подвести самым гадким образом.
Неожиданно уловила, что Мерсо на завтрак тоже выпил кофе, но причем тут стакан вина и трамвайная остановка, когда на ближайшие пятьсот метров нет ни одной рельсы, разобрать не получилось. Пришлось отмотать историю секунд на тридцать.
А ведь это уже было: и кофе, и смерть матери, и слепящее солнце. Когда-то давно мы вели эти разговоры. За старенькими потертыми партами, с библиотечными книгами, которые бежали сдавать, так и не дочитав. В попытках незаметно ухватить краткий ответ гугла, мы рассуждали о высоком. И лишь звонок на перерыв мог уберечь нас от этой милой заносчивости.
Иногда разговоры были другими. С ночным ветром, шумом поездов, мимо которых неизменно лежал маршрут в пустующую в летнее время квартиру. К утру слова теряли связность, эмоции становились интенсивнее смыслов. Безрассудно, легко. Сложно и просто одновременно. И спасти мог только рассвет. Летом он чаще бывает солнечным.
Опомнившись, отмотала назад еще на три минуты. В это же время подоспела подмога теперешних дней – автобус, переполненный людьми, сумками, пакетами, грязной мокрой обувью, запахами духов вперемешку с потом, мутными окнами и попытками встать удобнее.
Приближаясь к офису, безнадежно отключила книгу. Дальше истории про кофе и дневной сон так и не продвинулась.
Оставленные документы лежали на столе. Услужливо прибранные книги покоились в шкафу вместе с планами читать профлитературу в первый рабочий час. Избитые движения оживили компьютер и наполнили кипяченой водой кружку с крупными сиреневыми цветами. Сверху возникли отдающие жаром зыбкие полосы, внутри медленно расползлись розоватые светотени.
Слова летали от одного стола к другому. Иногда их прерывали сигналы рабочих телефонов. Город ожил и во всю пытался дозвониться: запросить нужные отчеты, получить необходимые данные, узнать ответы на интересующие вопросы.
Началась обычная суета. Такая же неизменная, как и забытое в мире, но продолжающие жить в этой комнате радио с помехами и регуляторами, которые требовали периодической подкрутки. Этот старенький магнитофон оставался главной, пусть и хилой стабильностью этих стен. Менялись клиенты, менеджеры, арендная плата, обои, формы отчетов, но этот нерушимый оплот продолжал сохранять баланс своим непрерывным колебанием звуковых волн.
Быстрый, приятный, почти не проглатывающий глухие согласные голос сообщал последние новости.
«...концерт завершится торжественным салютом. Приходите полюбоваться важным событием всей семьей!»
Разноцветные всплески, замеченные каждым взглядом. Мы тоже смотрели на них семьей.
Праздник, поднимающийся в небо. Если закрыть глаза, то смогу вспомнить его яркие вспышки.
Холодный шипящий лимонад. Липкие от ваты руки. Надежная папина шея вместо кресла. Легкие вскрики от неожиданных первых залпов.
Тогда было хорошо. И родители были вместе.
«Надо позвонить домой», – мелькнула мысль, но знаю, что телефон останется нетронутым. В очередной раз отвлекут требующие сдачи отчеты.
Вместо полноценного обеда лучше бы наскоро перекусить и продолжить работу, но сегодня без еды никак. В животе булькает кофе и напоминает о себе хронический панкреатит. Макароны и мясо по-французски насытили организм питательными веществами, но думать стало сложнее.
Так было всегда, особенно после школьного обеда. Тогда еще обязательно ставили математику, а ведь меньше всего хотелось вычислять логарифмы. Вместо этого самым большим желанием было тайком держать под партой переплетенные пальцы, слегка касаться соседского плеча и ощущать волнение, нарастающее в сердце отнюдь не от предстоящих экзаменов. А еще незаметно отправлять подружке записки, в которых секретным шифром, цитатами из Земфиры, рассказано самое важное. Пара таких растрепанных бумажек до сих пор хранятся в нарядной коробке в дальнем углу шкафа и вызывают улыбку своим неровным почерком и легковерностью. Ожидание взрослости вперемешку с шалостью – тогда многое было хорошо. Многое, но точно не столовские макароны.
Сегодня такую записку не отправишь. Разве что возьмешь телефон и оставишь комментарий под фото подруги с уже подросшей дочерью. Только вряд ли будешь рассматривать эти слова также любовно.
Самое сложно всегда напоследок. Итоговые цифры подсчитаны и проставлены в нужной графе. Автоматические формулы не подвели и в этот раз. Подъем по лестнице на верхний этаж, белые как одна двери, стопка папок в руках – традиционное развлечение четыре раза в год. Уже скоро можно будет выдохнуть, но еще не пришел мой черед.
«Ваш отчет недостаточно…» – только бы обошлось без этого. В голове как молитва звучала просьба о том, чтобы все было сделано верно. Это тоже своего рода традиция. Все таки не из праздного любопытства поднимаешься наверх.
Суровое «принято» прокатило по телу волну облегчения. Значит, старалась не зря. И в этот раз справилась. Неприметная улыбка сделала лицо мягче, стирая излишнюю серьезность глаз. В шагах появилась легкость. В свое царство почти бежишь. Как в детстве, когда забываешь про опасность ступенек, а каждая клеточка тела наполнена не цитоплазмой, а беззаботной радостью.
В кабинете заметно разрядился воздух. Можно принимать гостей из других отделов, угощать чаем, вести незамысловатые разговоры.
Но замечание, брошенное коллегой вскользь, разворотило улей. Жалящие мысли продолжат догонять спустя час.
Два.
Пять.
Даже когда не будет больно, место укуса продолжит чесаться.
Поблизости всегда ошивались те, кому нравилось жалить. Может это их видовая особенность…
«Мало ли, что ты хочешь». Суровый взгляд придавил к полу.
«Ты выглядишь младше, поэтому парни на тебя и не смотрят». В зеркале, в которое мы смотрелись вместе, отражалась снисходительность.
«Не смейся так громко». Цоканье и скривленные губы заставили съежиться.
«Через козла тебе не перепрыгнуть». Сорок глаз прожигали затылок. Казалось, говорят все хором.
«Ты опять все перепутала». Усталый вздох и небрежное движение рукой, чтобы не задерживалась.
Обидно, когда это были близкие.
Попытки улыбаться и не думать о случившемся с треском провалились и самым простым решением стало отвлечься на работу.
Стрелка приблизилась к своему рубежу. Легким движением руки погас свет. Знакомый маршрут вел туда, где можно спрятаться. Автобус казался еще более переполненным.
Вечером не хотелось думать о силе искусства, поэтому глаза и пальцы отыскали фиолетовую волну. Она ближе к настроению. Незамысловатые слова и ноты разлетались вокруг.
Вскоре в окне замелькали дома, магазины, остановка, на которой выйдешь, даже заснув.
Маленькие каблуки постукивали по асфальту, а их отголоски тонули в тоскливых, щемящих где-то под солнечным сплетением звуках, беспрерывно раздающихся в ушах.
Словно здесь и не здесь одновременно.
Несущийся ветер как подачку бросал в лицо глотки воздуха.
Но казалось, что толпа сильнее ветра. Беспрерывной волной она несла вперед. Толпа не пыталась свалить. Она просто была. Как нечто постоянное, хаотичное, подчиненное своей внутренней воле.
И сквозь серо-бело-зеленое полотно лиц, плащей, травы и улиц так хотелось разглядеть его лицо. Оно должно быть там – в самом конце.
Чем отчаяние рвалась вперед, тем сильнее оно отдалялось.
Солёную кроху подсушил ветер. А может он же ее и вызвал. Кто знает.
Прибавила скорость, в надежде, что ещё чуть-чуть и схвачу тот самый серый край рукава.
Но вот наваждение прошло. Та самая мелодия закончилась. Вернувшись в реальность, вспомнила, что давно переехала на другую улицу. И у города другое название.
Воздух вновь начал круговорот в легких, независимо от моего желания. Уже не нужно вспоминать, как дышать. И мелькают перед глазами не кадры прошлого, не его лицо, а двери магазинов и полки пустого кухонного холодильника.
Помидоры, яйца, бананы и бутылка молока заняли положенные им места. Не густо, но уже не пусто. Одежда брошена в стиральную машину, колготки в мусорку. На столе творог, нарезанное дольками яблоко, бокал вина и кадры «Человеческого голоса».
Она смогла, героиня Альмодовара. А другие не смогли. История одна, финалы разные. А я смогла бы? Прямо сейчас. У меня получилось бы?
Когда третий по счету бокал с красноватыми подтеками на стенках опустел, пальцы непроизвольно зажили своей жизнью. Знакомый мессенджер, привычное имя в поиске, сообщения пятилетней давности.
Жаль, у меня нет такой кожанки и блестящих штанов. И силы такой нет: позвонить для того, чтобы наконец бросить трубку.
Руки самовольно достали из тумбы флакон духов. Не самое подходящее время, но безумно хотелось развеять по комнате этот аромат. Слегка горьковатый, с тонкой цитрусовой ноткой. Как часто он становился предметом страсти. Его страсти.
Капля на запястье, капля у левой ключицы. Запах разлетелся по комнате, и в сознании сами собой вспыхнули картины.
Губами вдоль щеки.
Невесомыми пальцами по ямочке у шеи.
Шумный вдох, который сводит с ума обоих.
Мои руки, касающиеся своевольных волос. Его, бесконтрольно гуляющие по телу.
Зря я достала эти духи. Жаль, что мне до сих пор нравится этот запах.
Прошлое всегда то нападает, то отступает на задний план. Пока не появится повод напомнить о себе, оно прячется. Притаившись, словно не существует. Но это лишь до мгновения, когда что-то нажмет спусковой крючок. И тогда километры между тобой и прошлым стираются.
Вода спасала не только утром, но и вечером. Рассеивала мысли, охлаждала тело, возвращала разум. Заботливо касаясь кожи, вода убирала все лишнее, тяжелое, липкое.
После этого мыслям было легче провалиться в подушку в надежде увидеть что-нибудь приятное. Может быть завтра… они перестанут меня мучить… и небо будет чуть менее серым… Только вряд ли…. дело… в солнце...