Два крыла.
Это было в середине лета 1976 года. Каникулы. Еду к родителям.
Стоянка Як-40 была где-то на самых задворках аэродрома в Кольцово. Перронный автобус, петляя по размеченным дорожкам, нудно возил нас по полю, и наконец-то доставил к нашему самолёту. Я вышел одним из крайних.
И тут я увидел Её. Она стояла у заднего трапа самолёта. Она была также изящна, как этот самолётик. Беспокойство сразу поселилось в моей душе. Конечно, это была не Она. Не моя девушка из юности — Моя Первая Любовь. Но очень похожа на неё.
Я решил не торопиться. Надумал зайти в салон крайним. Может этим мне удастся обратить на себя внимание. Стоял и смотрел, как проходят другие пассажиры. Они задерживались на входе. В хвостовой части устроены стеллажи, на которые пассажиры укладывали свой багаж. Потому возникала заминка.
Каждому пассажиру Она мило улыбалась. Её милая улыбка заставила учащённо биться моё сердце. Улыбка, знакома до боли в сердце. Я не слыша о чём она говорила с пассажирами, готовящемся войти в самолёт. Я стоял и смотрел на неописуемо красивую стюардессу. Второй раз в жизни я видел такую красавицу.
Мне кажется, что она почувствовала мой устремлённый на неё взгляд. Она оглянулась в мою сторону. Разумеется, в её жизни я был не первый пассажир, которого она уже успела очаровать своей красотой. Конечно, она прекрасно понимала, что очень красива. Она очень похожа, на Мою Первую Любовь, как сестричка. Конечно же, Она не та, которая не выходила у меня из памяти уже три года.
Мне в мае исполнилось девятнадцать. А наследующий день, после моего дня рождения, Моей Первой Любви исполнился тридцать один год. Разница в возрасте не была препятствием для взаимной любви. Но эта же разница стала и причиной того, что Моя Первая Любовь неожиданно исчезла. Осталось только прощальное письмо, в котором не было никаких надежд на продолжение нашей любви. И я остался один: шестнадцати летний мальчишка, с едва пробившимся пушком на верхней губе. Доверчивый и наивный, как щенок. Мной будто наигрались и бросили, как ненужную игрушку. Теперь я знаю, что это было не так. В морально–правовой обстановке первой половины семидесятых прошлого века, такая любовь была почти обречена. И я смирился. Не стал искать. Боялся отказа.
А теперь у трапа Як-40 стоит красавица, как две капли воды похожая на Мою Первую Любовь из моей ранней юности. Но я знаю — не Она. Красавица-стюардесса старше меня не более чем на пару-тройку лет. Мы взрослеем и стареем. Чудес не бывает, а значит, Моя Первая Любовь не могла стать моложе. Хотя Она в свои двадцать семь лет, когда мы познакомились, выглядела как девушка не старше двадцати трёх лет. Такой Она мне и запомнилась. А мне тогда только исполнилось пятнадцать.
У трапа я остался крайним пассажиром. Остальные уже зашли в салон.
— Молодой человек, — с очаровательной улыбкой обратилась ко мне красавица, — проходите, а то оставим вас на краю аэродрома.
Слова, о том, что меня оставят, с болью отдались в груди. Меня уже однажды оставили. Оставили одного в страшном смятении. Я, не сводя глаз с очаровательной девушки, подошёл к ней. Подал билет. Она бегло глянула в него.
— Ваше место в самом первом ряду, возле кабины пилотов, по левому борту, у иллюминатора, — игриво произнесла она.
— Спасибо. Я знаю, — ответил я.
Занял своё место. В душе полный сумбур. Закрыл глаза и стал ожидать взлёт. Я успел заметить, что на руке у красавицы не было обручального колечка. Так же, как не носила обручального кольца Моя Первая Любовь, хотя была замужем и имела семилетнего сына.
Глянул на часы. Вылет задерживался. Я смотрел в иллюминатор, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания.
Стоянка нашего самолёта находилась недалеко от предварительного старта взлётно-посадочной полосы 26. Каждые три-четыре минуты на предварительный выруливал очередной самолёт, постояв некоторое время, дождавшись разрешение от диспетчера старта, выруливал на ВПП, будто собравшись с силами, начинал разбег, чтобы преодолев силу притяжения, наконец-то ворваться в ту стихию, для которой он был рождён. В паузах между взлётами садились самолёты. Был даже виден момент касания шасси поверхности «бетонки». Созерцание отвлекло меня от грустных мыслей.
Память вернула меня в дошкольное детство. Там, в конце взлётной полосы, мы, пацаны, шести–восьми лет, наблюдали за взлетающими самолётами.
В кабину пилотов зашли ещё два человека в форменной одежде. В кабину зашла и наша красавица стюардесса. Вскоре Она вышла и попросила внимания пассажиров.
Она встала у дверки кабины пилотов, совсем рядом со мной. От имени экипажа поприветствовала нас. Изложила правила поведения на борту. Выложила всё, что положено было сказать по регламенту. Свою речь она завершала словами:
— Меня зовут…, — но договорить она не успела.
У меня непроизвольно вырвалось:
— Таня, — я сам не ожидал, как это получилось.
Но для себя я понимал — Она как две капли похожа на Мою Первую Любовь, имя которой было Таня.
— Да, молодой человек прав. Моё имя Таня, — она с улыбкой посмотрела на меня.
Разумеется, что она не была удивлена моей способностью угадывать имена. Я мог не однократно летать этим рейсом и мог не раз видеть эту девушку. А потому мог знать её имя. Быстрее всего она поняла, что она мне понравилась.
Мы взлетели. Летели рейсом Свердловск — Берёзово — Салехард. Мой билет до Берёзово. Это Тюменская область. Летел я к родителям на каникулы. Подзаработать.
В течение всего полёта прокручивались в памяти воспоминания о моей Тане. Почти за три года, как она оставила меня, я привык к своему одиночеству. Другие девушки меня не интересовали. Но вот теперь в салоне самолёта девушка, как две капли внешностью и манерами похожа на мою Таню. По иронии судьбы она тоже Таня.
Нет, я не влюбился, как это произошло летом 1972 года, когда с первого взгляда влюбился в свою Таню. А через полгода решился признаться ей в любви и узнал, что в тот же летний вечер семьдесят второго я стал не равнодушен для Тани. Она влюбилась в мальчишку с гитарой. Целый год счастья…. Но теперь я один. И не знаю, где моя Таня. Не дождалась она моего совершеннолетия.
Полёт заканчивался. Наш Як-40 уже на земле. Всех пассажиров попросили пройти в здание аэропорта. Полёт продолжится через час-полтора. Но уже без меня.
Мы организованно, в сопровождении красавицы стюардессы, вошли в здание. Ещё за десять шагов до входа решил заговорить с Таней. Решил предложить обменяться адресами и встретиться. Готов был ей сказать, что она очень мне понравилась. Но я не успел. Войдя в здание, Таня проворно скрылась за дверью с надписью «Служебный вход». Мне туда дорожка заказана.
И я остался дежурить у этой двери. Уже объявили о посадке на тот рейс, но Таня так и не появилась. Я решил, что обратно в самолёт она вернулась через другой выход.
Со стороны привокзальной площади я видел, как в небо взмыл наш Як-40. Стало грустно. В мыслях ругал себя за тугодумство и нерасторопность. Успокаивал себя, что есть шанс снова увидеть Таню, надо только возвращаться тем же путём: лететь домой рейсом Салехард — Берёзово — Свердловск.
Закончились каникулы. А идея так и не покидала меня. Удалось вернуться этим рейсом. Но вместо Тани была другая стюардесса. Не судьба.
Очередная идея возникла уже в родном аэропорту. Два месяца, в те дни, когда выполнялся этот рейс (вылетал или прибывал), я дежурил в аэропорту, в надежде встретить Таню. Отчаявшись, набрался смелости и подходил к другим стюардессам с этого рейса, расспрашивал о Тане. Но никто не дал мне ответа. Такой девушки не знали. С сочувствием улыбались.
— Что ж ты паренёк упустил птичку? — грустно сказала мне одна девушка — стюардесса с этого очередного рейса, — я тоже Таня. Даже завидую той Танюшке. А давай со мной дружить.
— Вы очень красивая, но не похожа на ту Таню, извините, — у меня чуть не слёзы на глазах.
— Извиняю, — с сожалением ответила девушка.
Я повернулся и, потупив взгляд в пол, побрёл к выходу. Меня кто-то взял за плечо, пытаясь остановить. Это была девушка, с которой я только что разговаривал.
— Тебя как зовут? — спросила она.
Я ответил.
— Так вот, Виталий, встретить твою Таню таким способом сложно. Возможно, в тот рейс она была взята из резерва. А потому только дело случая, что она опять попадёт на этот рейс. Ты учти это и не терзай себе душу. Встретишь ещё свою девушку мечты, — она мило улыбнулась, — прощай.
Ещё три раза я дежурил в аэропорту. Но всё оказалось тщетно. Зачем я это делал, и сам не могу объяснить себе до сих пор. Я не любил эту девушку. Она была только похожа на ту, мою Таню, из юности.
Через восемнадцать лет после описываемых событий, в 1994 году, вышел в свет альбом Владимира Преснякова «Замок из дождя», в котором огромный успех имела песня «Стюардесса по имени Жанна». И каждый раз, когда слышу этот шлягер, с грустной улыбкой вспоминается это «лётное происшествие».
Р.S.
Тогда, в далёком 1976 году, я не знал, не догадывался, и не было никаких предчувствий, что Моя Первая Любовь Таня проживает в посёлке Кольцово всего в полутора километрах от здания аэропорта. Ещё тогда, вместо того, чтобы решиться искать свою Таню, я гонялся за её «двойняшкой».
Турбулентность
от лат. turbulentus — бурный, беспорядочный.
Было это в 2009 году. Я работал в солидном проектном институте. Занимал должность начальника проектного отдела. По долгу службы приходилось бывать в командировках. Чаще ездил на процедуру торгов, когда принимали участие в конкурсах на выполнение проектных работ.
Реже бывал на оперативках, на которые порой приглашал или заказчик, или подрядчик во время строительства объекта, возводимого по нашему проекту. Утрясали возникшие вопросы. При этом частенько брал с собой специалиста, остро заточенного в том разделе проекта, к которому были замечания или вопросы.
А для того, чтобы не засиживаться, практиковал выезды в командировку, целью которых было обследование действующих объектов на предмет возможности их расширения или реконструкции. И тоже, как правило, ездили вдвоём. Будучи специалистом по первичной коммутации, прихватывал с собой специалиста строителя или специалиста по релейной защите. В этих частях проектов чаще всего и намечались реконструкции или расширения. Такого рода командировки не давали «засохнуть» мозгам. И уже при обследовании можно было принять отдельные проектные решения и обсудить их с заказчиком. А проектировал отдел электрические подстанции напряжением до 110 килоВольт.
И вот наметилась очередная такая командировка. Предполагалось расширение подстанции. Достаточно большая подстанция. Работы, согласно полученным техническим условиям, ожидалось много. В том числе и по строительной части.
Примерно год назад в отделе появилась вакансия руководителя группы строителей. Освободилось рабочее место по причине ухода на пенсию человека, который решил, что в этой жизни надо попробовать всё, в том числе и жизнь по свободному графику. Уговорить остаться поработать ещё, хотя бы годик, чтобы подготовить себе достойную замену, ни мне, ни директору не удалось.
Возник кадровый «затык». Вроде бы и были достойные специалисты, с достаточным опытом и хорошей репутацией, но никто из них был не в состоянии, а точнее не было желания, тянуть административную часть работы, организовать взаимодействие специалистов в группе и со смежными подразделениями отдела. Да и менталитет людей изменился. Сильно сказывались новые условия. Коллективизму и взаимопомощи в труде, к которым приучали в советские времена, быстро пришёл конец. Никто не хотел отвечать за действия других. Тем более что-то организовывать.
Воцарился принцип: «Моя хата с краю. Я делаю свою работу, и все отстаньте от меня, мне всё по барабану». Даже за доплату с трудом удавалось увеличить объём выполняемой работы. Хотя ненормированный график работы был узаконен должностными обязанностями. Правда, о том, что рабочий день не нормирован, вспоминали, когда речь заходила о дополнительных днях к отпуску.
Людей будто подменили. А ведь я многих знал ещё с середины восьмидесятых, когда пришёл в отдел рядовым инженером.
Конечно, можно было пересмотреть штатное расписание отдела и упразднить должность руководителя группы, а его обязанности возложить на главного специалиста. Выход не из лучших. Начисто ломался принцип многоступенчатости проверки разработанной документации. Это был главный аргумент, высказанный главспецом, которого хотели пригрузить работой. Не удалось!
В группе работала очень миловидная девушка. Она пришла в наш отдел со стороны. Работала на тот момент в отделе несколько лет. Имела должность инженера-проектировщика второй категории. Отличалась исполнительностью, грамотностью, покладистостью. А главное – была трудоголик. Нет, она не пыталась заработать всех денег. Но получала очень хорошую зарплату, так как могла одновременно вести в работе два объекта, а порой и три. Конечно, была верна в какой-то степени принципу размещения «своей хаты на краю деревни».
Мне она была симпатична. Девушка в моём вкусе. Да и имя у неё Таня. И чёрненькая: в смысле - брюнетка. Чем-то напоминала мне мою первую любовь. Скрывать не буду: отношение к ней с моей стороны было трепетным. Как к дочке.
Вот её-то я и предложил директору на должность руководителя группы. Он согласился. А Таня через день, хорошенько подумав, приняла предложение.
Её ждали трудности. На момент перехода она вела два проекта. А теперь предстояло вникнуть ещё в шесть объектов, которые выполняли сотрудники группы. Помимо этого добавлялись административные обязанности, и необходимо было координировать работу со смежными группами. И уж как ведётся, работы в отделе в тот момент было много.
Директор и я пообещали поддержку. На самом деле, трудно быстро включится в такую работу. Начиная с этой должности надо начисто отказаться от принципа «Моя хата с краю». Теперь всё, что творится в подчинённой тебе группе – это всё твоё «родное». Твой труд теперь будет оцениваться по работе всего коллектива. Также будут учитываться взаимодействия со смежниками. Я не буду излагать технологию проектирования для строительства. Не всё так просто, как кажется.
Прошёл год. С Таней едем в командировку. Едем поездом до Тюмени. Там к нам присоединяется ещё один специалист. До Сургута летим на зафрахтованном заказчиком АН-24.
Всё шло достаточно гладко. Только вот специалист, который присоединился к нам в Тюмени, была не очень лояльно настроена к новоиспечённому руководителю. Это с её подачи организовывалась мелкая травля Татьяны. Я проводил расследование, но истинных причин не понял. Тёмное это дело – разбираться в отношениях между женщинами.
Когда на оперативке обсуждали с другими руководителями групп и главспецами отдела Татьянину кандидатуру, все единогласно были «За». Но уже через пару месяцев началась закулисная возня. В эту мелкую травлю втянулись и сотрудники других групп отдела.
Таня же молчала и ничего мне не докладывала. На мои предложения помощи, она отказывалась.
- Всё хорошо, Виталий Витальевич. Я справлюсь. Вот выпущу свои объекты, и будет легче, - так отвечала Татьяна.
Но я не слепой. Видел, что тучи сгущаются. Стараясь сохранить рабочую обстановку и предупредить возможные срывы графиков проектирования, в течение двух дней побеседовал с другими руководителями групп и главспецами. И, конечно, отдельно с каждым подчинённым Татьяне персоналом. Вот и выявились заводилы. Только не понял, зачем им было это нужно. Зависть, что молодая девушка, минуя одну ступень квалификации, с инженеров второй категории сразу была назначена руководителем группы? То, что как специалист она не была взращена в стенах нашего проектного института, чужая? Ну ладно – это в группе. А остальные? Им то, что надо было? Пришлось призвать людей к нормальным отношениям.
Вот мы в самолёте. Страшно лететь - наверно, самолёт мой ровесник. Самолёт взлетел, было слышно, как со специфическим звуком убрали шасси.
- Колёса убрали, - прокомментировала Татьяна.
Мне стало смешно: «колёса». Но я промолчал, улыбнулся только. Таня почему то смутилась.
Первый левый поворот. Я понял это по крену самолёта на левое крыло. Таня вцепилась в мою правую руку, лежащую на подлокотнике. Самолёт выровнялся, но рука её так и осталась на моей руке. Я понял, что Татьяна боится летать. Да и не мудрено – самолёт наш старая развалюха.
Самолёт, набирая высоту, выполняя указания диспетчера круга, сделал ещё один левый поворот и продолжил курс на Сургут. В момент очередного крена, рука Тани крепче вцепилась в мою руку. Когда самолёт выровнялся, давление на мою руку ослабло, но Танина рука всё также лежала на моей.
Наконец-то погасло табло «Пристегните ремни». Мне показалось, что набор высоты происходил достаточно долго. Появилась стюардесса и разрешила отстегнуть ремни. И сообщила, что полёт будет проходить на высоте семь тысяч пятьсот метров, со скоростью порядка 450 км/час. Напрямую от Тюмени до Сургута примерно 800 километров. Значит, на землю мы сойдём через два часа.
Я сидел со стороны прохода, Татьяна рядом у иллюминатора. Наш ряд кресел располагался сзади от крыльев. Третья сотрудница сидела в кресле за нами.
А мне вспомнился рейс «Краснодар – Сухуми» на такой же развалюхе. Решил рассказать про тот полёт Татьяне.
- Довелось лететь рейсом «Краснодар – Сухуми» летом 1984 года, - начал я свой рассказ.
Таня с интересом спросила:
- Чем же был «знаменит» этот полёт?
- Летел я с молодой женой в отпуск. Что-то вроде свадебного путешествия. Мы три дня пытались приобрести билеты. Повезло только на третий день, - продолжил я свой рассказ.
Таня повернулась ко мне лицом и внимательно слушала.
- Когда закончилась посадка пассажиров, выяснилось, что в самолёте нас всего человек двенадцать. С седьмого ряда кресла были пусты. А мы два дня не могли купить билеты из-за их отсутствия. Вот как-то разом популярность рейса резко упала. Самолёт, больше чем на половину, пуст.
Я сделал небольшую паузу и заметил, что Таня убрала свою руку с моей. Подумал, что информация о моей жене сподвигла Таню убрать руку.
Я продолжил:
- Места наши были в первом ряду. Самолёт продолжал набор высоты, выполняя виражи для выхода курсом на Сухуми. Из кабины пилотов вышла стюардесса и сразу же обратилась к нам.
- Ребята, пересядьте на седьмой или восьмой ряд, - попросила она.
- А что случилось, - спросил я.
- Самолёт не может набрать высоту. Мы летим попутным ветром, а пассажиры сосредоточены в передней части салона. Надо переместить центр тяжести самолёта. Пассажиров с первого по четвёртый ряд я прошу переместиться на задние кресла.
- Виталий Витальевич, вы не шутите? – спросила Таня, явно обескураженная такой информацией, - даже страшно стало. Я и так боюсь летать. А вы шуточки такие рассказываете.
Я засмеялся:
- Правда.
Потом мы летели молча. Таня задремала. И вскоре привалилась к моему плечу.
И тут у меня беспорядочно закрутилось в мозгах. Рядом со мной сидит красивая незамужняя девушка. Насколько мне известно, из «сарафанного радио» нашего отдела, она была замужем. Но с мужем уже давненько не живёт. Осенью прошлого года ей в отделе отмечали двадцать семь лет. Значит, вот-вот исполнится двадцать восемь.
Самолёт летел где-то между Тюменью и Сургутом. Ровно рокотали двигатели. День был солнечный, на небе ни облачка. Погодка: "миллион на миллион"*. Прошла стюардесса, негромким голосом предложила попить. Татьяна ничего не слышала. Я не стал будить, и сам отказался от минералки.
Опять беспорядочно закрутились мысли в голове. Я уже многие годы жил размеренным ритмом. Над головой чистое безоблачное небо. Недавно отметил юбилей, дочка школу закончила. Всё ясно, понятно и безоблачно. Жена красавица. Нежная, добрая! И люблю её без ума. Семья – пример другим (никто ведь не похвалит, так хоть сам похвалюсь).
Но вдруг сумбур в голове. И всё из-за того, что рядом сидит, привалившись к моему плечу, красивая девушка и ещё полчаса назад держалась за мою руку, будто искала опору и защиту. Глупые мысли. Она мне в дочки годится. Турбулентность в мозгах.
Татьяна проработала месяца четыре в новой должности. Директор, назначая Татьяну руководителем, не стал ставить испытательный срок. Он был уверен на все «сто», что она справится. Я тоже не сомневался. Её способность докопаться до истины, её упорство в работе и талант к проектным работам не давали повода для сомнения. Но злопыхатели не угомонились. Посыпались докладные, что много неувязок со смежными отделами. Якобы задания в смежные группы выдаются с нарушением графика. Принимаются решения необоснованные, ошибочные. Потому смежникам приходится переделывать уже выполненную работу.
Таня уже выпустила один проект, который она вела уже после вступления в новую должность. Остался ещё один. Срок выпуска через пару недель. Но Татьяна не выдержала. Пришла ко мне с заявлением перевести её обратно в рядовые инженеры.
Я оторопел. Не пытаясь уговаривать её, напросился к директору на приём. Зашли к нему. Я изложил суть проблемы.
Был разбор полётов с участием тех, кто писал служебные записки. Не буду вдаваться в подробности. Но Таню мы «отбили». Невозможно требовать от человека, не проработавшего и полгода на новой должности, безупречного выполнения должностных обязанностей. Я же припомнил одной из оппоненток о том, как она сама входила в должность. И спустя уже два года до сих пор «проколы» и налицо факты недобросовестного отношения к работе.
В какой-то момент я поймал на себе взгляд Тани. В глазах её я прочитал безграничную благодарность, что вступился за неё. А вообще-то, ничего в этом особенного и не было. Кадры надо ценить. А в этой девушке был заложен огромный потенциал и проявился талант руководителя. Группа её всё же угомонилась и приняла её как свою. Да она и была «своей». Грамотная, обучаемая. Весёлая и задорная. С людьми ладить у неё получалось хорошо. И наши заказчики ни разу не высказали «фи!» в её адрес.
И вот она сидит рядом. Я после тех разборок заметил особенное её отношение ко мне. Влюбилась будто. Дурёха. Я в папы ей гожусь. Мне 52, а ей 27. А в голове турбулентность.
Наверно самолёт менял эшелон. Вроде пошёл на снижение. Но ещё рано. Мы только полпути пролетели. Уши заложило. Почувствовала это и Татьяна. Другие пассажиры тоже очнулись от дрёмы.
Через несколько минут загорелось табло «пристегните ремни - fasten seatbelt». Появилась стюардесса и попросила пристегнуть ремни безопасности в связи с тем, что наш самолёт входит в зону турбулентности.
- Виталий Витальевич, это страшно и опасно? – озабоченно спросила Татьяна.
Я выложил всё, что знал о турбулентности:
- Самолёт наш будет немного «болтать». От просвещённых людей знаю, никакой угрозы самолёту турбулентность не причиняет. Самолёт войдёт в зону с неоднородными потоками воздуха. Нас потрясёт немного, как на кочковатой дороге. Но даже сильная «болтанка» не разрушит наш самолёт.
- Мы не разобьёмся? Зачем ремни пристёгивать? И спинки кресел вертикально ставить? Это ведь не спасёт, если мы упадём,– опять с тревогой спросила Татьяна.
- Болтанка может быть сильной, вот и пристёгиваются, что бы из кресла не вылететь. Спинки вертикально ставят, наверно, чтобы доступ к пассажирам был свободный. Мало ли, кому-то плохо станет. А упасть от турбулентности мы не можем. Конструкция самолёта такова, что он не разрушится. Да и погода сегодня солнечная, вряд ли окажемся в зоне турбулентности.
Татьяна, казалось, успокоилась. Но сидела в напряжении в ожидании болтанки. Предложила мне поменяться местами. Страх не покинул её. Она как ребёнок. Сжалась вся, как испуганный ёжик.
Решил успокоить её. На ум пришёл старый анекдот. Правда, перед этим дал ей некоторые понятия о том, как управлять самолётом, чтобы он поднимал нос вверх или вниз. Что делается это с помощью штурвала. Его тянут на себя или от себя.
Пожалуй, изложу этот анекдот. Ещё с детства он мне нравится.
- В экипаже первый пилот пожилой лётчик, перед пенсией. Второй пилот, совсем молодой парень, недавно из училища. Каждый раз перед взлётом старый пилот доставал из внутреннего кармана пиджака потрёпанную записную книжку, открывал её на первой странице, что то быстро читал. Книжку возвращал в карман. И так всегда. Как-то молодой пилот с усмешкой спросил:- «Командир, а что вы там каждый раз читаете? Молитву?!».
Командир ответил, что когда выйдет на пенсию, то подарит ему, молодому, эту записную книжку. На том и порешили.
Юбилей у командира. Торжество, цветы, поздравления. Молодой пилот вручил бутылку коньяка своему командиру. Поблагодарил за «науку».
- Сынок, на-ка, я обещал подарить тебе свою записную книжку. Теперь она мне не нужна.
Молодой вернулся на место, открыл книжку. Запись только на первой страничке. Она гласила:
- ВВЕРХ – штурвал на себя. ВНИЗ – штурвал от себя.
Те, кто рядом сидел и мог меня слышать, засмеялись. Таня залилась заразительным смехом. Она поняла прикол. Всё же вводная информация о способе управления самолётом пригодилась.
Вот и началась «болтанка». Честно говоря, для меня такое было впервые. Не ожидал! Вот тебе и ясное небо! На жаргоне пилотов – «болтанка в чистом небе»
Не буду описывать подробности. Скажу только, что Таня то краснела, то бледнела. Вцепилась в меня обеими руками. Я прижал её локоть к себе, будто подхватил её под ручку.
Тряска закончилась. Погасло табло. Но через пять минут вспыхнуло опять. Стюардесса успокоила, сообщив, что самолёт снижается и скоро посадка. Салон облегчённо вздохнул. Таня отпустила меня и высвободила локоть. Она потупила взгляд. В какой-то момент она глянула на меня, взгляды встретились. Вид у неё был, как у нашкодившей кошки.
Самолёт снизился и шёл на небольшой высоте. Мы опять пережили два крена на левый борт и самолёт начал энергично снижаться. Уши опять стало закладывать. Приходилось сглатывать, чтобы освободится от дискомфорта заложенных ушей. Я не заметил момента, когда под крылом появилось шасси. Самолёт раскачивало как на волнах.
Но мы снова в небе и делаем повторный заход. Волнение в салоне. Пилоты, похоже, выбрали момент и решили сесть в момент затишья межу порывами ветра. Но всё же во время посадки налетел порыв бокового ветра. Самолёт сильно накренило. Вверх задралось левое крыло. А я оказался в объятиях Тани.
Я не буду писать о том, что я услышал. Читатель сам догадается.
Всё обошлось благополучно. Пилоты справились с трудной ситуацией. Левая стойка шасси довольно жёстко пережила контакт с бетонкой. Казалось, что стойка шасси пробьёт крыло и вылезет наружу со стороны верхней плоскости. Всё заняло не больше пятнадцати секунд.
Самолёт, притормаживая, ровно катился по взлётке. Мы прилетели. А я, в эту последнюю минуту полёта, узнал, что меня очень-очень сильно уважает сидящая рядом, вся в смущении, красивая девушка.
Тогда же, в Сургуте, Таня объяснит мне свой порыв. Она, считала, что мы разобьёмся, а потому никто о её смелом поступке не узнает. Но ей хотелось, чтобы я знал об этом, и надеялась, что я обязательно выживу, и только я буду знать о её серьёзном отношении ко мне.
Поверьте, было очень тяжело слушать её откровение. Для себя я знал, что взаимности от меня Таня не получит. А потому я остановил её порыв. Сказал ей, что мне приятно знать об этом. Но попросил её глянуть на всё с возрастной «колокольни». Сказал, что у меня могла бы быть дочка такого же возраста. И я бы радовался и гордился такой дочкой, как она.
Впоследствии об этом случае будет знать весь отдел. Коллега, сидящая в кресле за нами, всё видела и слышала. По отделу поползли грязные слухи о нашей связи.
Не знаю, пусть читатель решит: правильно ли я поступил, что рассказал об этом своей жене Ирине, которой верен всю жизнь. Скажу честно – рассказал, опасаясь, что эти сплетни подленькие душонки доведут до сведения Ирины. Такие случаи бывали у нас в институте. Коварные сплетницы разрушили семью. Это мне доподлинно известно.
Вот такова турбулентность ясного неба! Вытрясет из глубин души всё, что наболело.
* - миллион на миллион, у авиаторов означает: отличная для полётов погода; а цифры означают - высоту нижней кромке облаков, и видимость по прямой.
Сила убеждения
Было это осенью 1997 года. Довелось тогда лететь из Питера до Екатеринбурга.
Изрядно намаявшись с делами в Питере, мы наконец-то прибыли в Пулково. Рейс ночной, точно и не помню в каком часу.
Как всегда, и так на нервозную обстановку, сверху свалилось туманное покрывало непогоды: рейс задерживали на два часа.
Летел я со своим «шефом» – Мирзакаримом Норбековым. Личность его и регалий описывать не буду. Скажу только, что Мирзакарим в России широко известен в среде народных целителей. Кому интересно узнать о нём поподробнее, могут найти исчерпывающую информацию в интернете.
Мне посчастливилось работать с этим уникальным человеком в одной команде, когда он приезжал к нам в Е-бург с семинарами. Я занимал в нашей команде скромную должность администратора. Потому часто находился рядом с Мирзакаримом с раннего утра до позднего вечера.
И вот мы влипли. Сидим в аэропорту из-за непогоды в Питере.
Народу в Пулково, как сельдей в бочке. Присесть негде. Шум, гам. Чем-то скудно перекусили. Выкроили местечко у стенки, где не толкают. И стали покорно ожидать улучшения погоды.
Не далеко от нашего пристанища расположилась достаточно активная компания. Шумная, горластая и бесцеремонная. По всему – провинциальная рок-банда. Видно, что навеселе.
Кто-то бренчал на гитарах, кто-то пытался дуть в саксофон. Патлатый черноволосый мужик, по возрасту явно старше других, пытался напевать песенку Высоцкого, в которой поётся о том, что "в Ленинграде с крыши потекло". Неугомонный паренёк всё время пытался вытащить контрабас из футляра и уговаривал лечь в этот футляр изящную миниатюрную девушку, которая клевала носом и участия в их шумных выходках не принимала.
Мы какое-то время наблюдали за этой компанией, но вскоре интерес к ним пропал.
Наконец мы в салоне самолёта. Места у нас в салоне эконом класса. В самом хвосте ТУ-154.
Нам повезло. Мы налегке, а потому в своём салоне оказались одними из первых. Быстро заняли свои места.
Пассажиры ещё продолжали размещаться по салону, а мы пытались поскорее заснуть. Но не получалось. Не получалось даже у Мирзакарима. Он умел впадать в транс в считанные минуты и отключался от окружающего мира. Программировал себя на отдых и засыпал. Но просыпался в установленное для себя время. Но тут сбой!
Но нас ждало разочарование. В наш салон с шумом начала загружаться уже знакомая нам рок-банда.
До того момента, пока мы крутились по рулёжке аэродрома, казалась, что ребята эти не угомонятся в течении всего полёта. Столько неуёмной энергии.
Взлёт проходил в полной тишине, только гул турбин и похрустывание каких то невидимых нам элементов конструкции лайнера.
Но вот стюардесса объявила, что можно «рассупонится» и посетить кабинку М и Ж. Тут же какой то острослов, похоже, что он был конферансье в этой рок-банде дал более расширенный комментарий к фразе стюардессы про кабинку М и Ж.
- Господа-слабонервные, приглашаем вас пройти в кабинку и заменить подгузники.
И опять ржали. Тут началось. В разных частях салона активизировались артисты. Пытались петь, читать репризы неизвестных юмористов. Диалоги велись через несколько рядов кресел.
Попытки пассажиров и стюардесс навести прядок в салоне, не привели к успеху. Казалось, что ребята-артисты укололись наркотой и теперь вошли в раж. Им было наплевать на всех. Они резвились от души….
А на замечания реагировали весьма просто:
–Мы! Мы артисты. А потому, господа пассажиры радуйтесь, что мы вас бесплатно веселим.
Что-то говорили об их участии в Питере на каком-то фестивале, что они чуть ли не главные призёры. Короче, возносили себя выше крыши. И непременно приговаривали, что им, артистам, всё можно.
Будь это в дневном полёте, можно было бы закрыть глаза и заткнуть уши на это развесёлое поведение молодёжи. Но ночь, и задержка рейса накладывало своё отпечаток. Люди устали и желали отдыха.
Мирзакарим вдруг встал и прошёл в проход примерно до середины нашего салона.
– Господа артисты, – начал свой монолог Мирзакарим.
Его узбекский акцент, видимо, некоторым резанул по ушам. Но надо знать Мирзакарима. Сейчас акцент его был достаточно наигранным. Я это хорошо знал.
– Утверждаете, что все вы тут артисты! А я, да будет вам известно, уважаемые, человек восточный, и потому не делаю секрета, что я хороший ё@рь. Ми восточные мужчины гарем можем содержать! Знаете про гарем?
Салон притих. У миленькой стюардессы опустилась вниз челюсть.
- Да, да уважаемые господа, я очень хороший ё@рь, – с ярким восточным акцентом повторил Мирзакарим.
Салон ждал развязки. Да чего греха таить, и я не мог предсказать, что же ещё выдаст Мирзакарим.
– Господа, то, что я хороший ё@рь совсем не означает, что я должен сейчас перетрахать весь салон, доказывая всем своё мастерство.
Мирзакарим вернулся в своё кресло.
Ещё полминуты, и взрыв смеха в салоне.
А уже через пять минут был слышен только гул турбин.
Засыпающий мозг закрутил кассету:
"Поздний час, половина третьего,
Семь тысяч над землёй,
Гyл тypбин, обpывки сна.
За окном облаками белыми
Лежит пейзаж ночной,
А над ним летит лyна."...
Салон спал!!!