Строго говоря, я вполне легально мог не трезветь последний месяц. 18 апреля был День охраны памятников, соответственно сегодня - День музеев. Что в середине, Вы помните: мой День рождения, Пасха и прочие важные даты, так что удивляюсь сам себе - трезвость норма жизни!
Слово "музю", по моему придумала моя маленькая дочь: её столько таскали по этим храмам культуры, что некоторые вещи она понимала быстрее, чем начала нормально говорить.
Позвонил друг и поздравил. Мы с ним вместе работали в филиале Музея Революции СССР на Красной Пресне с одноимённым названием. Этот музей был вновь выстроен на ул. Заморёнова, такой сарайчик в стиле 70-х и две деревяшки, где по истории располагался штаб революционеров. Товарищ работал экскурсоводом, а я - художником, потому что он закончил Университет после отправки в армию, а я, восстановившись, ещё доучивался, поэтому мне повезло. Пока экскурсоводы втюхивали ткачихам с Трёхгорной мануфактуры муму про тяжёлую жизнь рабочих в Москве нач. века, я с другими оболтусами оформлял экспозицию, потому что музей был совсем новым и там, строго говоря, не было ничего. От слова - совсем. Ткачихам это было по барабану, они приходили смотреть на моего друга-красавца, Вам надо было видеть, когда он с похмелья рассказывал барышням о том, как патриоты забили трубой товарища Баумана, они плакали!
Этот музей был рукотворным от начала до конца.То есть практически никаких подлинных вещей. Определённую часть сделал Ваш покорный слуга, от батона чёрного хлеба ( я его сваял из мочалки) до писем Землячки товарищу Ленину ( мой шедевр). Но школьникам и ткачихам нравилось, больше никого я там не видел. Потом сделали диараму, у этих ребят из комбината декоративно-прикладного искусства я многому научился и узнал, что мой труд поддельщика стоит много дороже, чем мне платили и стало обидно. Но не слишком, потому что мы с напарником, опытным музейным реставратором всё время пили водку. Он был старше и посылал меня в магазин, где я услышал фразу: после которой полюбил революцию всем сердцем: - ты у нас на Пресне не балуй! Фраза эта относилась к залётным, пытавшимся получить искомое без очереди, но от неё веяло той природной силой, что заставляла рабочих строить баррикады и громить лабазы.
Словом, это была неплохая работа, оставившая прекрасные воспоминания. Вам когда-нибудь приходилось разгружать машины с подарками Брежневу? Или везти в кузове бронзовую голову Дзержинского, тюкающую на повороте в темя гипсового Ленина? Если нет, то Вы ничего не понимаете в музеях!
Я покинул это славное место в 1978 году сразу после рождения дочери и окончания МГУ, где провёл неполных 10 лет, включая армию, потому что с трудом себе представлял как я стану рассказывать про Баумана всю отмеренную мне жизнь или пить с монтажниками и реставраторами до потери пульса над фальшивыми реликвиями фальшивой революции.
Я ушёл охранять наше историческое наследие и это стало делом всей жизни. Иногда я пишу об этой работе, сегодня эта тема кажется такой естественной, но в 80-е она была не столь очевидной, вместе с совком её корчило, там столько эпизодов и дичи, о которых не знают даже самые опытные функционеры и краеведы, что надо бы написать книжку разоблачений всего и всех, но я не по этой части, да и повод сегодня - музейный.
В 1986 году стало совершенно очевидно, что если тебе - 36 и ты гуманитарий до мозга костей, и не хочешь во всём этом советском великолепии участвовать, даже если работа полностью соответствует твоему мировоззрению, то надо бежать и прятаться. А куда прятаться интеллигенту? Это очевидно: в какое-нибудь место, куда казёнщина и политический формализм свои щупальца не протянули по причине ничтожности объекта. Места лучше чем подмосковный литературный музей, не сыскать. Оклады маленькие, контроля - ноль, иначе говоря, - купил бы баб деревеньку и... помаленьку. Кому есть дело до Тютчева с Баратынским?
Музейку к этому времени довели почти до ручки, хотели уже снести на фиг и построить новое красивое чудо, но тут появились мы с моим хорошим и очень упёртым другом филологом и помогли этот процесс остановить. Друг стал директором, я - главным архитектором и худо-бедно начали реставрацию. Вот только делать там мне было особо нечего. Наверное, нашёл бы, если бы захотел, попривык к колодцу и нужнику в ведро, дровяной печи и сотрудникам с тупой тоской в глазах, словно их только вынули из петли, электричке с пьяными вагонами работяг, возвращающихся в Москву, потом построил бы дом где-нибудь рядышком и зажил бы тихой жизнью, но началась кооперация и, стало быть, появился просвет. Товарищ смог, это оказалось его органикой, а я сбежал.
Далеко бежать не потребовалось, наследие ждало меня, к тому же появился новый вполне осознанный опыт работы с мемориалами. Я тут читал одного неплохого блогера, открытого до наивности, но с убогим бэкграундом. Так он написал, - а зачем нужны мемориальные музеи? Почему я должен копаться в быту и вещах умерших людей? - Если он был писатель или, скажем, художник, то мне достаточно его книг и картин, остальное - заглядывание в замочную скважину! Такая безграмотность даже не удивляет. Удивляет другое: масса народу в комментариях с этим согласилось и высказалось уже резче. Помните к Райкина: - в греческом зале, в греческом зале..?
Ладно, ну их, но жалеть не стану.
И вот я позвонил своему другу, был полтора месяца назад на его 70-летии в деревне. Поздравил подвижника, с 86 года пройти сквозь дрязги областных дегенератов от культуры, склоки и ненависть тёток, посаженных неизвестно кем рулить музеями, это, знаете ли, не каждый способен! А он мне: - вот как раз вчера написал заявление об уходе. - И знаешь, что интересно? - Аккурат в 40 летнюю годовщину смерти того, кто этот музей практически создал, спасал в самые страшные годы, жил и умер там же! И, ведь, никто из музейных сегодняшних даже не вспомнил! Вот что удивительно!
Казалось бы, в музее, заточенном на персоналии, должны такие вещи знать и помнить, ан нет, оказывается. Их больше волнуют другие проблемы, интерактивность, современные способы подачи информации и прочая чушь, становящаяся чушью после того как перестают понимать значение подлинности в истории и подменяют её всякой броской шелухой.
Но, к счастью, я надеюсь на это, в музейном сообществе пока жив дух их первооткрывателей, людей интуитивно чувствующих вещь, как неотъемлемую часть её хозяев и пользу, которую это чувство, умноженное на знание, несёт!
Так что с праздником мои знакомые и неизвестные друзья! Уверен, Вы - в нужном месте!
- Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра....
