Поехали !!!
(книга «Больше, чем тире»)
В первые дни обитания на корабле курсантам пришлось столкнуться с суровой флотской реальностью раннего подъёма. Им, привыкшим к училищному распорядку дня просыпаться в семь утра, теперь приходилось вставать аж на целый час раньше – в шесть. Но зато в корабельном распорядке дня было одно весьма приятное ежедневное мероприятие, которое очень запало в душу несомненно каждому курсанту – это адмиральский час или, говоря официальным бюрократическим термином, «послеобеденный отдых». Вот, если бы и в училище после обеда по распорядку дня каждого бы курсанта обязывали бы на час укладываться в коечку? Как в детском саду в подготовительной группе! Да ради такой привилегии можно и поутру вставать часом раньше! Не так ли?
Но то самое утро перед выходом корабля в море было особенно тяжёлым для рыбоедов-партизанов. У всех любителей солёной рыбки в головах слегка гудело, а на потрескавшихся от соли губах бледнел противный липкий налёт – верный признак сушняка. Похмелье по молодости лет курсантам было ещё неведомо, но вот жёсткий сушняк они ощутили в то памятное утро во всей его первозданной противности. Во рту пыльным половиком едва помещался язык, слегка нашинкованный острыми чешуйками и исколотый коварными рыбьими плавниками. Глаза были рубиновыми, как у кролика-альбиноса – последствия незапланированного всенощного бдения, когда просоленный организм постоянно требовал всё больше и больше пресной воды, и заставлял ежечасно взлетать вверх по трапу из душного кубрика и мчаться по продольнику к умывальнику, где в позе кающегося египтянина хлебать пресную воду с лёгким привкусом редкоземельного металла хлебать животворящую влагу, благо на стоянке у причала эта драгоценность на корабле, подключённого к городской водной магистрали, не переводилась ни днём ни ночью. «Человек не замечает воды, протекающей у ног», - так, кажется, остроумно сетуют мудрые арабы, внезапно оказавшись верхом на верблюде посреди пустыни Сахара. Минувшая же ночь научила рыбоедов-любителей относиться к пресной воде, как к бесценному природному дару.
Хотя вся солёная рыба и была уничтожена на верхней палубе, но её характерный аромат ещё какое-то время наводил уныние на остальных обитателей кубрика, ибо теперь рыбой пахли все её уничтожители, их одежда и даже волосы на голове. И ни какой парфюм и даже бронебойное хозяйственное мыло не смогли перебить это рыбное амбре. Оставалось только одно – проветриваться на верхней палубе.
То раннее утро было по-октябрьски туманным, необычно влажным и иссиня чёрным. В затуманенных утренних сумерках раздавался дробный стук тяжелых флотских ботинок. Это экипажи соседних кораблей ладным строем отрабатывали один из главных элементов утреннего распорядка дня. Курсанты, сгрудившись на широком юте учебного корабля и поёживаясь от предательски прохладного утреннего бриза, стояли плотной толпой у самого трапа и не спешили по нему спускаться. Стараясь сохранить утреннее уютное тепло душного кубрика, они жались друг к другу и исподлобья оглядывали окрестности, едва различимые в фиолетовой дымке. Слабые потуги старшин классов заставить своих подчинённых спуститься на причал на утреннюю зарядку нашли отклик лишь среди заядлых курильщиков, и они нехотя спустившись на причал, скучковались в районе курилки и тут же принялись загрязнять атмосферу. Остальные приверженцы здорового образа жизни, лишь хмуро следили за утренними физзатяжками своих однокашников и ещё сильнее ёжились от утренней свежести. Побросав бычки и окурки в бочку с водой, специально вкопанную в землю, курильщики легкой трусцой поднялись по наклонному трапу обратно на корабль, и на этом курсантская УФЗ была завершена.
На завтраке по-над курсантскими обеденными столами встревоженной вороной прошелестела новость, что сегодня, прям буквально сейчас, ну, вот-вот точно с минуты на минуту, возможно, приблизительно где-то в районе после обеда учебный корабль «Смольный» всё-таки не исключено выгонят на внешний рейд. Правда, если повезёт.
Но шли часы, курсанты маялись от ничего неделания. Увольнениям на берег – даже к ближайшему ларьку, стоявшему тут же на причале всего в полусотне метров от корабля - была объявлена «дробь», и курсанты, приняв этот сигнал за стопроцентный признак, что сегодня корабль точно выйдет из базы, принялись сами себя развлекать. Развлекались, как при коммунизме – каждый по потребностям и в меру способностей и фантазии. Одни интенсивно старались выспаться впрок, другие гремели костяшками домино по пластику раскладного корабельного стола, третьи же едва слышно шуршали шашками, устраивая нешуточные баталии в нарды, но основная масса курсантов принялась интенсивно мешать экипажу корабля к выходу в море.
Опять они лазили по кораблю, путались под ногами озадаченного экипажа и постоянно фотографировались, как и где придётся, чем вскорости привели в неистовство командира корабля и его старпома. Поэтому по трансляции прошла жёсткая команда «всем курсантам сосредоточиться в своих кубриках», и сидеть там тихими испуганными мышками и не пищать вплоть до поступления дополнительной команды».
И дополнительная команда поступила: сначала на обед, а потом – и на ужин, а корабль так и стоял у стенки. Правда в последние минуты в его поведении кое-что всё-таки изменилось. Когда большой корпус корабля вдруг задрожал от заработавших двигателей, то курсанты, готовые презреть опасность командирской расправы за ослушание, только рванулись было изо всех щелей наружу, но внезапные перепады электроосвещения, топот рассерженных ног над головой по верхнему продольнику, да по-отечески тёплые обсценные увещевания то ли боцмана, то ли командира БЧ-5, по умерили пыл надоедливых пассажиров. Все присели на свои места, опять напряглись и стали прислушиваться к интенсивной возне сверху и снаружи. Кроме слоновьего топота, отдалённой ругани и обрывков жестких команд, до ушей курсантов доносились ещё и какие-то звонки, отдалённо напоминавшие своей беспорядочной трелью истерические сигналы трамвая на оживлённом перекрёстке в центре города в час пик.
Тут же в памяти у курсантов всплывали звуковые сигналы тревожной сигнализации, которые они отвечали начальнику каждый раз перед заступлением на дежурство во время инструктажа. Химическая тревога? Кажись, нет. Радиационная опасность? Вроде, тоже нет. Мамочки мои! Так это же – учебная тревога!
При осознании этого вдруг нахлынуло что-то томительно-романтическое и непременно захотелось спеть напоследок что-нибудь вроде «Прощай, любимый город», но подкатывающую неприятным комком к горлу атмосферу тревожно-обречённого романтизма разом сменило жесткое распоряжение по корабельной трансляции от командира похода капитана 1 ранга Дворецкого:
- Курсантам построиться на восьмой астрономической палубе! Форма одежды – рабочее платье!
И тут же всё загудело, как в опрокинутом улье, продольники и трапы корабля наполнились конскими топотом. М-да, застоялись кони в сёдлах, засиделись хлопцы в стойлах! Курсанты, с фотоаппаратами в руках побежали на восьмую астрономическую! Вот оно, наступило! То самое будущее, которое столько раз показывают в военных фильмах, да в воскресной передаче «Служу Советскому Союзу», когда военные моряки по боевой тревоге стремглав и без паники мчались по боевому кораблю - каждый к своему боевому посту. Вот и сейчас курсантам казалось нечто подобное с одним приятным нюансом: будто это всё - какое-то киношное зазеркалье, в котором каждый исполняет самую главную и важную роль в своей жизни. Выскочив наружу и пробегая по трапам, курсанты с удивлением заметили, что наклонный трап исчез, как исчезли и многочисленные кабеля вместе с топливопроводными и водопроводными шлангами-анакондами и специальными рогатыми деревянными подставочками для них.
На восьмой астрономической палубе уже стояла нестройная офицерская коробка, перед которой неспешно ходил Роман Иванович Дворецков и, улыбаясь одновременно всем офицерам (первый зам начальника училища обладал такой уникальной особенностью), негромко отпускал шуточки и дружеские ремарки, отчего офицерская коробка периодически колыхалась от смеха. Застав офицеров за таким нехитрым и незатейливым занятием, притихшие курсанты без лишних слов и дополнительных команд скоренько построились по взводным коробкам, и словно охотничьи сеттеры, стали прислушиваться и принюхиваться к необычности атмосферы самого первого выхода в открытое море.
Как же объяснить, что же такое для курсанта или матроса, первый выход в море?.. Он может сравниться разве что с первым в жизни поцелуем – таким же волнительным, головокружительным со звоном в ушах и громким стуком сердца под коленкой, у самого подбородка и даже в районе мозжечка с копчиком одновременно. А в груди неуёмной волной поднимается искренняя уверенность в том, что дальше будет только ещё лучше и интересней, и весь мир принадлежит только тебе… вот, правда есть одна особенность. В памяти, увы, навсегда остаётся лишь сам факт поцелуя. В такие мгновенья мозг напрочь отказывается фиксировать окружающую действительность и оценивать реальность происходящего - никакой логики с рациональностью. Всех подробностей, как ни старайся, всё равно почти невозможно запомнить в состоянии крайней экзальтации и запредельной эйфории.
Зная это, ведь Роман Иванович уже с десяток раз выходил с курсантами в море, он обратился к курсантам с краткой напутственной бодрящей речью, и тут же дал добро всем курсантам рассредоточиться по астрономической палубе, чтобы они на всю жизнь запомнили волшебство первого в их жизни момента встречи с морем.
Курсантов тут же разбросало на высокие борта палубы, словно в строй упала фугасная бомба. Облокотившись на них, курсанты с высоты пятиэтажки наблюдали за разворачивающимся под их ногами непривычным действом и прислушивались к командам, раздававшимся по громкоговорящей связи корабля. Эти команды курсанты аж целых два года заучивали на кафедре ТУЖК, и вот пришло время их осмысления. Но сейчас в головах всё путалось, в ушах звенело и свистело, а слезившиеся от лёгкого ветра глаза были по чайные плошки от удивления и восторга. Щёлкали рассерженные затворы многочисленных фотоаппаратов. Заметив что-то необычное или интересное, курсанты бросались от левого борта к правому, от кормовой части палубы к носовой, одновременно фотографируя всё вновь увиденное. Сейчас они напоминали тех самых суетливых и непоседливых лесных муравьев, которые заметив гусеницу, тут же бросали тащить в муравейник полезную, но скучную былинку, и всей толпой разом наваливались на обнаруженную вкусную добычу.
Чтобы хоть как-то упорядочить муравьиную суету курсантов и заставить их осмысленно наслаждаться всем увиденным, капитан 1 ранга Матвеев взял в руки микрофон, включил громкоговоритель трансляции астрономической палубы и как заправский, но терпеливый экскурсовод, принялся подробно объяснять обалдевшим курсантам, что же на самом деле происходит:
- Обратите внимание, товарищи курсанты, что на соседних кораблях по левому и правому борту стоят швартовые команды и в целях безопасности они побортно опустили кранцы, дабы в результате случайного навала корабли не получили повреждений.
Курсанты невольно сжали свои ягодицы в кулак:
- А разве навалы так часто случаются?...
- А теперь швартовая команда на берегу отдаёт швартовы.
Несколькими матросами, стоявшими на причале в ярких оранжевых жилетах, толстые канаты были сняты с массивных палов, и с предельной аккуратностью, на который только способны советские матросы швартовой команды, медленно бросили толстую шершавую петлю в промасленную воду.
Вы спросите: ну как же можно медленно бросить? Ведь ускорение свободного падения, инерция и прочие гравитационные премудрости физики говорят совершенно об ином. Не спорю, но смею предположить, если бы законы физики Ньютон открывал не в саду под яблоней, а Галлилей с ускорением свободного падения экспериментировал бы не на знаменитой Пизанской башни, а оба пошли бы в ближайший порт и внимательно посмотрели, как там при швартовке работают моряки, то они бы точно придумали совершенно иные законы. Ну, пожалуй, хоть такой, например: скорость падения швартового конца в воду находится в прямой зависимости от адекватности матроса и прямо пропорциональна силе и частоте физического воздействия на оного в виде затрещины от боцмана, а также равновелика крепости матерного слова последнего… Ну, или что-то в этом роде.
Так что на любом флоте швартов в воду не швыряют брезгливо, как «гремучую в 20 жал змею двухметроворостую», а медленно и аккуратно бросают в воду, словно в известной песне:
«Мощным взмахом подымает он красавицу княжну,
И за борт ее бросает в набежавшую волну».
Хотя, нет. Не как княжну – персиянку суровый Стенька Разин, а нежно и великодушно – так отпускают обратно в родную стихию спасённую огромную рыбу.
Корабль, лишившись своих пут, стал медленно отползать от причала. Ютовые, синхронно перебирая руками, быстро и слаженно выводили из воды толстые канаты, которые извиваясь раненными толстыми питонами нехотя вползали на ют, роняя на весу тяжелые мутные капли, истекали морской водой на палубе, и в своей последней своей агонии всё старались опутать ноги матросов, зацепиться за их сильные руки и в удобный момент придушить их наконец.
Расстояние между кормой и причальной стенкой всё увеличивалось. Напрасно курсанты внимательно вглядывались за корму и прислушивались к воде, в надежде увидеть вспенившийся бурун от винтов корабля - но ничего такого картинного и киношного не происходило. Корабль медленно, под воздействием мощной силы, не спеша отползал от причала по строгой прямолинейной траектории. Вот уже за кормовым срезом остались носы соседних двух «боевиков», со стоящими на них баковыми. Те со скучающим видом помахали вслед медленно отползавшему от них кораблю, и одним ловким движением втащили на борт свои тяжелые кранцы. А наш корабль всё также медленно и совсем без романтичных бурунов за кормой всё дальше и дальше отползал от стенки.
- Наверное, буксиром выводят? - смекнули курсанты, но взгляд на бак корабля расставил всё на свои места:
- Товарищи курсанты, - продолжал практическое занятие капитан 1 ранга Матвеев, - сейчас корабль выводит сам себя на открытую воду при помощи носовых якорей.
Ах, вот в чём дело! И то! Нас же на ТУЖК учили различным способам швартовки кораблей! Точно! Корабль разворачивается кормой к причалу и отдаёт носовые якоря, а затем на малом заднем ходу осторожно подходит к причалу. А когда приходит время выхода в море, он самостоятельно вытягивает себя как раз за эти якоря. И никакие буксиры ему не нужны!
Мерно подрагивая всем корпусом, корабль аккуратно вытягивал себя носовыми якорями от причала.
- А теперь, товарищи курсанты, наступает важный момент. Как только наш корабль оторвётся от земли, то кормовой флаг немедленно спускается, а одновременно с ним на мачте поднимается корабельный флаг ВМФ.
- Так мы уже оторвались от земли, - возразил кто-то из нетерпеливых и любознательных курсантов, - а флаг на корме так и находится.
- Вы невнимательны, товарищ курсант, - с учительской терпимостью Матвеев продолжал своё объяснение, - мы отшил от причала, но всё ещё связаны с землёй – якорь же на дне. Вот когда…
- Якорь повис, - перебил громкий доклад боцмана с бака.
- Кормовой долой! – по общекорабельной громкоговорящей связи раздалась громкая команда командира корабля, - флаг ВМФ до места!
И курсанты заметили как потух кормовой флаг, спущенный с кормового флагштока, и его уже аккуратно складывал один из ютовых, и в это же время к небу вдоль мачты побежал красивый флаг ВМФ СССР. И в ту же секунду корпус корабля разом содрогнулся, задрожал, завибрировал и, выпустив в осеннее небо густое чёрное облако, дал ход. Наконец-то, к общему ликованию курсантов, вода за кормой шипя и пузырясь вспенилась, поднимая жуткую муть со дна с непонятными ошмётками и прочим лежавшим на дне мусором. К этому месту сразу же с дикими криками и с пронзительным ором, похожим на гавканье психованных болонок, ринулась невесть откуда взявшаяся толпа толстых наглых гиперборейских чаек. Они с лёта бухались в пенистую мутную воду, не на долго ныряли и вынырнув, отчаянно хлопая большими крыльями сначала по воде, а затем и по воздуху, тяжело поднимались в небо, неся в клювах добычу сомнительного качества и вкуса.
- Поехали! – зазвучали голоса курсантов наперебой, - он сказал «поехали», и запил водой!
- Обратите внимание на баковых, - каперанг Матвеев заставил курсантов метнуться по палубе в сторону носа. Эволюции баковых заметно оживились и сосредоточились теперь на клюзе. Тяжелая якорная цепь, цепляясь за большие зубья брашпиля медленно вползала через клюз на палубу и через другой клюз с громким лязгом скрывалась в подпалубном пространстве. Рядом с клюзами, через которые вползали якорь-цепи стояли матросы с брандспойтами в руках и что было сил обильно поливали испачканные в донных отложениях цепи.
Об этом курсантам никогда не рассказывали даже на занятиях по высшей математике и физике, не говоря уже про саму кафедру теории устройства и живучести корабля, и поэтому они теперь с интересом следили за этим интимным процессом. Когда оба якоря показались из воды, то боцман скомандовал «Стоп машина» и зубья замерли. А затем он выдал наставление своим «брандмейстерам» так громко, что его слова долетели даже до курсантских ушей, стоявших десятью метрами выше на восьмой астрономической палубе:
- Да прямо в клюз его засовывай, смелей! Не бойся! Это тебе не девушка – жениться не заставит!
Заслышав такое благословение от боцмана, матрос с усердием засунул громко шипящий ствол брандспойта прямо в широкий клюз, в котором тревожно замерла якорная цепь. Тут же с якоря в воду полились грязные и мутные потоки и стали падать лепёшки донного ила. Лично убедившись в частоте якорей, боцман дал команду выбирать якорь цепь, и вскоре оба чистых якоря заняли своё привычное походное место.
Корабль уже повернул влево и став параллельно к причалу, постепенно набирая скорость, потянулся к выходу из бухты. А капитан 1 ранга Матвеев рассказывал курсантам про историю Севастополя, про его форты, защищавшие вход в главную гавань, и про корабли, мимо которых мы проплывали.
И вот мы вышли в открытое море. Оно встретило нас небольшими ласковыми волнами. Форштевень нашего корабля с лёгкостью разрезал их даже не покачиваясь. Мы шли словно горячий утюг по измятой простыне, оставляя за собой зеркальную гладь кильватерного следа, которую робкие волны ещё долго и настойчиво пытались преодолеть, да из-за своей слабости так и не могли этого сделать. Чайки ещё какое-то время терпеливо провожали нас, но по мере удаления от берега их количество всё уменьшалось и уменьшалось, пока даже самая последняя настойчивая и настырная не крикнула нам вдогон, что-то по-птичьи обидное и, лениво помахивая огромными крыльями, в недовольном смущении повернула к берегу, который превратился в серую широкую полоску с размытыми синеватыми огрызками далеких крымских гор.
Рассказывать больше было не о чем, и капитан 1 ранга Матвеев, окончив своё повествование, незаметно покинул восьмую астрономическую. Курсанты, увлечённые часто сменяющимися картинками пейзажа, даже не обратили внимания, что с палубы незаметно ушли и все остальные офицеры, и сейчас они остались наверху, предоставленными самим себе и "самими себями". И всё фотографировали, и фотографировали. Вдруг дрожание корпуса заметно ослабло, из-под кормы уже не вырывался пенный бурун, теперь потревоженная тяжелым кораблём вода лишь пузырилась за кормой и беззвучно лопалась – корабль застопорил ход. Он шёл вперед лишь по инерции, заметно теряя скорость слегка покачиваясь на робких волнах. Вскоре и инерция сошла на нет и тут же раздался грохот якорной цепи. Негромкий хлопок по носу корабля! Небольшой каскад водяных брызг и снова ленивый громкий перебор якорной цепи. Мы стали на якорь.
А курсантская фотосессия продолжалась. Опять фотографировались сольно и по группам, целыми взводами и даже всей ротой. Кто-то фотографировал с хитрецой и умыслом, чтобы стоящий вдалеке корабль как раз оказался над головой собрата, словно офицерская треуголка наполеоновских времён, кто-то подставлял особым образом руку так, чтобы тот самый дальний корабль оказался как бы лежащим на ладошке. Ветер, который в открытом море казалось никогда не утихает, сейчас уже заметно ослаб до такой степени, что даже кормовой флаг и гюйс безжизненно повисли на своих флагштоках.
Сумерки сгущались, мелкие волны лениво шлёпали в борт корабля и срекошетив, неслышно отдалялись от него. Скрипя якорь-цепью в клюзе корабль едва покачивался и словно бычок на привязи менял пейзаж, повинуясь направлению слабеющего с каждой минутой ветра. С каждой минутой на палубе темнело. Находиться наверху становилось не только неуютно, но даже очень страшно, и поэтому все курсанты мужественно разбрелись по кубрикам коротать дальнейший вечер – первый в жизни на внешнем рейде почти что в открытом море.
Несколько позднее по кораблю раздалась команда - всем курсантам прибыть в столовую на вечерний чай, который по флотским меркам в открытом море превратился в настоящий плотный ужин – с первым и вторым блюдом, а вместо компота к крепкому чаю на столы подали копчёную колбасу и сгущёнку. Вот это пайка! Хоть из морей не вылезай – в условиях повального горбачёвского дефицита обнаружить на казённом столе давно позабытые деликатесы было особенно приятно.
Затем, после приборки столов, оставшимся в живых после такого обильного ужина курсантам был показан прикольный приключенческий фильм конца 1960-х годов производства братской социалистической Чехословакии с оптимистичным названием «Конец агента». Даже громкий стрекот кинопроектора и часто рвущийся иссохший целлулоид киноплёнки не мог отвлечь весёлых курсантов от сюжетной линии этой авантюрной пародии на знаменитую буржуйскую "бондиану".
После чего все отправились по кубрикам спать согласно распорядку дня. Назавтра подъём был запланирован даже не в семь утра, как это бывает на кораблях, находящихся в море, а аж в восемь утра, то есть на два часа позднее, потому как завтра будет большой государственный праздник – День Советской Конституции. Наверняка именно поэтому нас и вывели на внешний рейд, чтобы назавтра не возникло никаких проблем у начальства с увольнением курсантов на берег, а у курсантов не зародилось бы искушения отправиться в длительный самоход в город…
И поэтому сейчас корабль едва покачиваясь на лёгкой черноморской волне, ласково и небрежно убаюкивал всех своих обитателей. Завтра ожидался нерабочий праздничный день, и замполитами всех уровней и мастей уже давно были спланированы культурно-массовые мероприятия и спортивно-оздоровительные развлечения, чтобы достойно отметить государственный праздник.
© Алексей Сафронкин 2024
Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации. Их ещё есть у меня.
Отдельная благодарность мои друзьям-однокашникам, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями из личных архивов.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.