Имя Юрия Фёдоровича Самарина (1819–1876) широкой публике неизвестно, между тем его идеи современны, а жизненный опыт весьма поучителен. В центре его внимания был национальный вопрос. Неустанно размышлял он об истории и судьбе русского народа, ратовал за социальную справедливость и свободу, выступал за крестьянскую общину и упразднение главного тормоза развития — крепостного права, из-за которого Россия проиграла Крымскую войну.
По Самарину, до Петра I «мы были национальны», а потом начался «период подражания» и «бледного, безжизненного космополитизма», что, однако, помогло осознанию нашей народности. В статье «Два слова о народности в науке» он заявляет: «Мы дорожим народностью, видя в ней жизненное осуществление начал истинных в сравнении с внесёнными романскими и германскими племенами, которые нам представляются односторонними и относительно ложными. Народность для нас цель, потому что в настоящее время вследствие воспитания мы стоим не на истинной, а на инородной точке зрения, так как приобщились к иноземному взгляду на вещи».
Про смену одежд
Знать приберегает народность на чёрный день, когда требуется подъём русской силы, после чего сбрасывает этот маскарадный костюм. Нам говорят, мы в душе русские и горячо любим народ. «Но прилично ли нам, дворянам, становиться на одну с ним доску? Это ещё можно допустить в чрезвычайных обстоятельствах, когда без усердного со-действия народа нельзя обойтись. В такие минуты мы не прочь надеть и кафтаны, недурно даже, если борода явится на фронте, но ведь это только временно, по необходи-мости». В статье «Два слова об одежде» Самарин пишет, как отучивал Пётр I от русского платья, преследовал зипуны и бороды налогами и ссылкой. Право носить национальный костюм он связывает со свободой личности. В магистерской диссертации даёт оценку деяний «не чуждого пристрастий к протестантизму, но по большому счёту равнодушного к вере Петра Великого», в своих преобразованиях не останавливавшегося ни перед чем, даже Церковь подчинившего государству.
Сблизившись с Константином Аксаковым, Алексеем Хомяковым и Иваном Киреевским, увлечённый в юности Гегелем Самарин, навсегда сменил гегелевское влияние на приверженность славянофилам. Он занимал важные посты в Сенате, Министерстве юстиции и МВД, откуда в 1846-м был командирован на два года в Ригу для ревизии тамошних порядков. Увиденное красочно изложено в памфлете «Письма из Риги», вызвавшем ярую отповедь в высших кругах, когда сам император счёл, что Самарин накручивает «общественное мнение против правительства». Адресованы письма Хомякову, их пафос отражён в строке: «систематическое угнетение русских немцами, ежечасное оскорбление русской народности – вот что волнует мне кровь, и я тружусь, чтобы вывести этот факт перед всеми».
Самарин с головой погружается в тему, разбирается в истоках презрения к России и всему русскому, сидит в архивах, изучая как складывались отношения прибалтов с Польшей и Швецией, исследует особенности дворянского и городского сословий лифляндцев, курляндцев и эстляндцев. А проследив основные вехи того, как присоединялись балтийские земли к России, горько констатирует, что ему кажется, теперь скорее Россия «присоединена к Остзейскому краю (так в конце 18-го — первой половине 19-го вв. называли Лифляндию, Курляндию и Эстляндию — Т.К.) и постепенно завоёвывается остзейцами»…
В итоговом отчёте Самарин зримо изложил суть сложившейся ситуации и свою программу по изменению нестерпимого положения русских. Его доводы крыть нечем — тем яростнее гнев оппонентов. Прибалтийский генерал-губернатор Суворов — «внук воинственного деда», — симпатизировавший немцам, тут же настрочил донос наверх. Са-марина арестовали, а его служебные записки сгинули в министерских кабинетах — чиновники и пальцем не шевельнут, чтобы воплотить предложенное им в жизнь. Импера-тор обвинил Самарина в подрыве доверия к власти, «якобы приносящей интересы русского народа в жертву немцам». А это пострашнее 14 декабря на Сенатской площади! «Вас следовало бы отдать под суд как преступника!», — негодовал Николай I, но проявил милость, и после высочайшей беседы Юрий Фёдорович из Петропавловки отправился на службу в Симбирск, а потом возглавил канцелярию Киевского военного губернатора.
Но остзейский вопрос, старательно замыливавшийся на всех уровнях, его не отпускал. Самарин возвращается к нему снова и снова. Теперь уже в «страшной книге» «Окраины России» (1868—1876), разоблачающей насильственное онемечивание латышей и эстов, тотальное ущемление прав рижских граждан русского происхождения и потворство этому Петербурга. Никто другой на столь смелые высказывания не решался. Он же в предисловии к изданным в Праге и Берлине «Окраинам» пояснял, что хочет «дать возможность соотечественникам, по крайней мере, тем из них, которые бывают за границею, узнавать об окраинах России то, чего им не говорят дома и о чём им не позволяют говорить». Жаль услышали его лишь славянофилы, да те, кто придерживался политики национального развития страны. Власть сигналы Самарина проигнорировала, а западники начали трубить, что он разжигает рознь, настраивая немцев против русских.
О прозрачности слов
Иван Аксаков говорил о могучем даре Самарина доводить мысль «до совершенной отчётливости и выражать её в устном и письменном слове с такою точностью и про-зрачностью, в такой неотразимой последовательности логических выводов», что равных ему не было. Юрий Фёдорович имел обыкновение «изучить спорный вопрос доско-нально, и тогда при его красноречии» аргументации противников рассеивались как дым. Когда в должности гласного городской думы и губернского земского собрания Сама-рин выходил на трибуну, все поражались ясностью и логичностью его речи.
Как мощно пригвоздил он иезуитов в трактате «Иезуиты и их отношение к России» — те и не пикнули в ответ! «Какое тонкое понимание, какой прорезающий анализ!», — писали богословы, восхищаясь, как Самарин в пух и прах развенчивает липкие поползновения ордена «накинуть на Россию петлю, посредством которой можно бы было притянуть её к подножию римской кафедры». Взять пример с Лжедмитрием, о котором иезуиты несомненно знали, что он не сын царя Иоанна, но «сознательно служили ему, и как только тот сошёл со сцены, тотчас пристали к другому самозванцу – «тушинскому вору». Подлые инструкции по введению унции и систематическому подкупу высшего православного духовенства, отторжению высших сословий от народной массы, подделке богослужебных книг, преследованию верных православию епископов, священников и простых прихожан в продолжение двух веков строго последовательно приводились в исполнение, просачиваясь в любую щель. Тех, кто, неся «как знамя живую ложь и оли-цетворённый обман», осуществлял замыслы «псов Ватикана», Самарин относит «к числу самых заклятых врагов России».
Про званые обеды и коварство судьбы
Юрий Фёдорович появился на свет в богатой семье полковника лейб-гвардии Измайловского полка и фрейлины императорского двора, получил блестящее воспитание, его крёстными были император и императрица. Но образ его жизни, по свидетельству очевидцев, напоминал древних аскетов. Зимовал он в столицах, а на лето-осень уезжал на Волгу в своё имение в Самарской губернии, где открыл три школы, в одной из которых сам давал уроки. Периодически лечился в Европе.
Весной 1876-го в Берлине ему удалили маленький нарыв на правой руке. Доктор заверил, что всё заживёт через несколько дней, и Юрий Фёдорович сразу после операции отправился обедать к знакомым, завтра — новый обед у профессора — тот поднял тост за его здоровье, он в ответ разразился получасовой речью про прусско-российские связи, изумив собравшихся ораторскими способностями и знанием немецкого… И тут вдруг почувствовал слабость… А через 6 суток его не стало.
Внезапный трагический уход поразил и друзей, и недругов. По воспоминаниям Александра Кошелева, глубоко и сердечно любя Россию, Самарин окончил жизнь на чуж-бине в окружении немцев, против которых постоянно и горячо воевал. Ревностного поборника православия отпели в протестантской кирхе по скупому лютеранскому обряду, под тихую молитву безвестного пастора… Похоронили Юрия Фёдоровича в Даниловом монастыре в Москве. В 1877—1911-х вышло 12-томное собрание его сочинений. По словам Ивана Аксакова, это был человек едва ли не самый свободный, самый независимый духом в России. Он предсказывал ей самобытное развитие, веря, что неминуемо придёт время российского воздействия на Европу. Не взирая на то, что пока «сочиняют для нас законы, управляют нами, учат и судят нас» не имеющие «ничего общего с нами, кроме принадлежности к одному государству».
Автор: Ковалёва Татьяна Газета Слово № 5, 2024 Подписывайтесь на газету «Слово»! Подписной индекс: П4244 (индекс каталога Почты России) Подписаться на Почте России через интернет можно здесь Подписку также можно оформить через следующие агентства: ГК «Урал-Пресс» — (подписка в России и за рубежом) ООО «Деловая Пресса» — (цена указана с учётом доставки заказной бандеролью) «Ист Вью» электронная версия