Парламент Эстонии (Рийгикогу) 6 мая 2024 принял заявление, в котором объявил Московский Патриархат «институтом, поддерживающим военную агрессию Российской Федерации», и призвал православные приходы и объединения «предпринять необходимые шаги для прекращения связей с Московским Патриархатом»
Страх эстонских парламентариев перед своими православными согражданами не может не вызывать очевидных библейских аналогий. Именно этого опасался, в свое время, Фараон, Царь Египетский: «когда случится война, соединится и он [народ Божий] с нашими неприятелями, и вооружится против нас, и выйдет из земли нашей» (Исх.1:10)
Проблема в том, что политика, основанная на недоверии и страхе, в свою очередь, провоцирует недоверие и страх — и ведет именно к тем результатам, которых первоначально хотела избежать.
Представители государства часто не понимают природы Церкви — и не пытаются ее понять, как и не понимают ценностей и устремлений верующих людей.
Церковь видится ими в чисто внешних, мирских категориях — как сообщество, предназначенное для решения чисто посюсторонних задач — прежде всего, политических, для воспитания в массах лояльности и патриотизма, формирования чувства общей идентичности и единства.
Собственно религиозные представления — вера в Бога, в Его Откровение, в Его суд, в возможность обрести (или утратить) вечную жизнь — рассматриваются как подчиненные и служебные по отношению к этим чисто посюсторонним задачам.
Провозглашается, что Бог носит шеврон нужной армии (как говорил Зеленский в своем пасхальном обращении), выступает в качестве военно-политического союзника и обеспечивает небесное блаженство тем, кто пал на нужной стороне.
Опасения, что Богу может не понравиться такое беззастенчивое использование Его имени, не возникают — по той причине, что люди вообще не верят в Его реальность.
Бог воспринимается как миф — но миф важный и могущий быть полезным. Люди вообще живут мифами, мифы очень важны для того, как они видят себя, свои обязательства и свое место в мире. Поэтому мифы ни в коем случае нельзя оставлять без внимания — их нужно использовать для того, чтобы мотивировать людей в своих интересах — и не дать оппонентам использовать их в своих.
Поэтому обострение геополитического противостояния вызвало рост интереса к религии — но не как, собственно, к восприятию реальности, а как к военно-политическому инструменту.
Религиозные сообщества, в этой картине мира, четко делятся на свои — которые формируют свой патриотизм и лояльность своему государству — которые следует поддерживать, сомнительные — которые хотят не очень понятно чего, но, видимо, довольно равнодушные к государственным интересам, и чужие, которые могут утверждать чужой патриотизм и лояльность чужому государству.
В этой логике давление на «враждебные» и «чужие» религиозные общины, чтобы заставить их как-нибудь «раствориться», перестать быть, на худой конец переписаться в какую-нибудь менее подозрительную юрисдикцию, выглядит понятным.
Отсюда и нападки на Православную Церковь в Эстонии.
Но это плохая политика. «Плохая» не в смысле «безнравственная» или «противоречащая принципам» — принципы или нравственность это вряд ли про политиков вообще. «Плохая» в смысле «контрпродуктивная». Ведущая к тем результатам, которых ее авторам, в теории, хотелось бы избежать.
Главная ошибка, в которую тут склонны впадать политики — это путать случайные черты с сущностными. Политики всегда, веками, стремились использовать Церковь (и религиозные общины вообще) в своих целях. Но Церковь, по существу своему, не есть политическое сообщество и люди приходят в нее не для того, чтобы засвидетельствовать свою лояльность государству — тому или другому.
Люди идут в Церковь, чтобы молиться Богу и приступать к Таинствам — согласно своей вере, которая вот уже две тысячи лет передается из поколения в поколение, и пережила уже много самых разных государств, войн и революций, политических и религиозных лидеров.
Люди идут в храм (как правило) потому что они верят в то, что Бог реален, с Ним можно установить отношения, Его волю можно понять и исполнить — причем отношения с Богом это то, что обладает абсолютным, все превосходящим, вечным значением.
При этом люди могут иметь те или иные национальные или политические предпочтения, которые напрямую не связаны с их верой, или быть людьми просто аполитичными, и исходить из слов Спасителя «Царство Мое не от мира сего» (Иоан.18:36). Это мирные и законопослушные граждане страны пребывания, которые в отношении мирских властей следуют указанию Апостола жить тихо и платить налоги.
Лучшей политикой со стороны государства было бы оставить их в покое, а еще лучшей — постараться приобрести их расположение, потому что для стабильности государства полезно иметь доброе расположение всех своих граждан.
Но увы, эстонские парламентарии приняли другое решение — объявить подозрительными элементами и врагами часть своих граждан просто по признаку принадлежности к определенной религиозной общине.
Конечно, это грубое нарушение принципа свободы вероисповедания — хотя, еще раз, политики мало склонны к идеализму. Впрочем, свобода вероисповедания — это не просто идеалистический принцип; это результат многовекового процесса социального развития, проб и ошибок, исторических трагедий, из которых были сделаны выводы — которые теперь кажутся очевидными, но в истории обошлись дорогой ценой.
Один из таких выводов — то, что религия и политика лежат в разных областях, религиозные общины, обычно, не являются политическими движениями, и предоставив людям молиться по своей вере и решать свои внутриобщинные вопросы так, как они сами считают нужным, можно получить вполне лояльных граждан и много содействовать гражданскому миру и спокойствию.
Записывать же людей в политические противники просто по признаку принадлежности к определенной религии — это крайне немудрая политика. Это попытка создать себе врагов тем, где до того были аполитичные или даже лояльные граждане.
Почему же эстонские парламентарии приняли такое решение?
Есть определенный психологический механизм, который начинает действовать в любой культуре в ситуации конфликта — когда отдельные люди изо всех сил стремятся подчеркнуть верность своей стороне, даже если такие действия не приносят ей ничего, кроме вреда. Как говорил советский классик об одном из своих персонажей, «Макар темный, но преданный Партии человек».
Быть заподозренным в недомыслии гораздо безопаснее, чем быть заподозренным в благожелательности к врагу. Гораздо лучше выглядеть неумным, чем неверным. Личные интересы диктуют наиболее непримиримую позицию — даже когда она явно не в интересах общества в целом.