Афган. Забытые роты. 1
БК 84(2Рос-Рус) УДК 84Р7 Ч 47
Черных И.А. Афган. Забытые роты. Воспоминания русского разведчика. - М.: Союз ветеранов Афганистана «Герат - Баграм». 2013.-176 с.
Перед вами книга, в которой отображены события, происходившие на территории Демократической Республики Афганистан тридцать лет назад. Возможно, это одна из тех немногих книг, в которой автор открыто говорит и показывает документально горькую, жестокую и беспощадную правду, которая выпала на долю героев этой книги - девятнадцати- и двадцатилетних молодых ребят, ставших солдатами и призванных выполнять свой интернациональный долг в ДРА. Эти ребята, молодые солдаты, стали настоящими разведчиками на настоящей войне. Мало кто знал из них, отправляясь в Афган, какое страшное лицо у этой кровавой войны в горах, ущельях, песках и в «зелёнке». Никто из них не думал какой свинцовый груз ляжет на их молодые плечи, какую боль им придётся испытать и какова будет их дальнейшая судьба, да и будет ли она у кого-то из них. Что увидят они на чужой земле, сколько крови прольётся через юношеские руки, перевязывая и оттаскивая своих ещё живых и умирающих боевых товарищей с поля боя?!
Надо помнить и не забывать, что наша великая страна Советский Союз до описываемых в книге военных событий пришла в Афганистан к афганскому народу, строя учебные заведения, фабрики, госпитали, производственные комплексы и дороги, одновременно подготавливая афганских специалистов. Не надо забывать также, что военное противостояние в 80-е годы XX столетия на территории Афганистана - итог многочисленных политических международных интриг и далеко идущих планов завоевателей мира и противников как Афганистана так и Советского Союза. И как всегда во все времена лучшие вставали на защиту интересов и безопасности нашего государства. Об этом пишет автор книги - командир-разведчик, прошедший Афган, наследник героической плеяды орденоносцев - своего отца и деда, служивших верой и правдой своему отечеству в предшествующие десятилетия. Воспоминания русского разведчика - не националистические хроники боевых событий прошлых лет. Это воспоминания русского и советского солдата, патриота и гражданина, командира в 19 лет, беспредельно любящего своё отечество. Историческая правда такова - русские всегда жили, трудились и создавали, а если надо и воевали бок о бок с людьми разных национальностей. Это историческая реальность русского общества. И остался автор книги в живых, благодаря своему личному героизму и героизму тех бойцов и командиров других национальностей, которые вместе с ним делились глотком воды из фляжки, рожком автомата в бою и куском хлеба. Делились тем, чего очень не хватало при проведении многочисленных секретных и открытых всегда кровопролитных операций на территории Афганистана.
Читайте и не судите строго за стилистику и орфографию автора. Он - воин и с молодых лет закалённый в боях защитник своей Родины. И его руки, спустя годы, по-прежнему лучше знают боевой автомат, нежели «ручку с чернилами». Одну мечту автор осуществил - как и многие остался в живых и увидел своих близких и родных, вторую тоже - издал книгу и вспомнил в ней поимённо (под псевдонимами) всех тех, с кем воевал и кто не вернулся на свою прекрасную Родину Россию. Но Афганистан, где стреляли даже камни, кровь, разрывы пуль и оглушительные взрывы над головой будут снится автору всегда, пока жив русский советский солдат, командир-разведчик, автор этой книги - человек честно и самоотверженно служивший в свои молодые годы великому Отечеству - Советскому Союзу - в тот трагический период нашей истории в 1979-1989 годах, выполняя свой интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан.
9785990492110
Совпадения имён в тексте, подписи под фотографиями, иные упоминания и совпадения имён и фамилий могут быть случайными или вымышленными.
IS§N 978-5-9904921-1-0 © Черных И.А., 2013
© Союз ветеранов Афганистана
«Герат - Баграм», 2013 © Семенов A.M. Обложка, 201
Никто кроме нас!!!
ПОСВЯЩАЕТСЯ
живым и павшим в борьбе за укрепление
и процветание моей великой и прекрасной
Родины России
781-му отдельному разведывательному батальону
ограниченного контингента Советских войск
в Афганистане
3-ей разведывательной десантной роте
и моему сыну Святославу
автор
НИКТО КРОМЕ НАС! -
девиз 3-ей разведывательной десантной роты
781-го отдельного разведывательного батальона
ограниченного контингента
Советских войск в Афганистане
ПОКА ЖИВЁТ РАЗВЕДКА
В языке нашем русском не счесть*
Фраз крылатых и слов раскалённых,
Но Отечество, Доблесть и Честь
Пламенеют на наших знаменах,
Потому что за нами страна,
Без которой мы мало что значим,
Пусть мы прячем порой имена,
Но за пазухой камни не прячем.
Такая вот работа, а праведней судьба,
До крови и до пота, лишь позовёт труба,
Дорожная разметка, небо и волна,
Пока живёт разведка, не пропадёт страна.
Пусть он долог, незримый наш бой,
Но затем и пошёл ты в разведку,
Чтоб для тех, кто идёт за тобой,
Придержать отведённую ветку,
Чтоб хлестнуть не смогли по лицу
Из засады ни смерчи, ни войны,
Чтобы недругу и подлецу
Не жилось в этом мире спокойно.
Такая вот работа, а праведней судьба,
До крови и до пота, лишь позовёт труба,
Дорожная разметка, небо и волна,
Пока живёт разведка, не пропадёт страна.
Не за чин, не за денежный куш
Не жалеют себя мои братья,
Нам отцы в тайники наших душ
Заложили святые понятья,
Чтоб сумели мы их пронести
Сквозь границы, разлуки, обиды.
Да поможет нам память в пути,
Словно зеркало заднего вида.
Такая вот работа, а праведней судьба,
До крови и до пота, лишь позовёт труба,
Дорожная разметка, небо и волна,
Пока живёт разведка, не пропадёт страна.
Где-то гаснут в Москве фонари,
День заходит в родную столицу,
Закури, мой дружок, покури
И дымком занавесь заграницу.
Завтра вновь телеграмма уйдёт,
Будет роль, но не будет оваций.
Пусть нас кто-то добром помянет
В коридорах далёких инстанций.
*Слова переложены на музыку. Исполняются как «Гимн разведке» автором Анатолием Пшеничным.
Матерям, жёнам, медсестрам.
Афганистан, г. Баграм,
1983-1984 гг.
Раскроешь книгу в грубом переплёте,
Страницу за страницей прочитаешь ты,
Как читала в самолёте
Ты эти строки, со мною прожила Афган,
На страницах этих прочитала про Кабул, Герат, Баграм.
Со мною вместе по ущельям
Сегодня мы пойдём в дозор,
И лишь с тобой не страшно мне, сестрёнка,
Пойду в Газни, в атаку, рукопашный бой.
Я буду защищать тебя, котёнка,
На страницах этих ты со мной.
Утихли уж давно фанфары,
Погасли звёзды тех ночей.
Остались лишь на груди медали -
Награды тех суровых дней.
А я по-прежнему не сплю ночами,
Вспоминая в Джалалабаде караванный путь.
И ты, российский парень,
Десантников погибших не забудь.
Ты сейчас, как мы, такой же молодой,
Не сможешь ты с пути свернуть.
Ведь родина Россия за тобой.
Игорь Черных
Месяц май. Всё зелено и свежо. Пятиэтажки, арыки, утопающие в зелени. Если хочешь подойти к воде, надо быть очень осторожным. Однажды, спускаясь вниз к воде, только хотел сделать шаг, рукой раздвинул траву и увидел комок, похожий на футбольный мяч. Это кишели змеи, они спаривались. Змеи были очень красивые. Друзья, которые остались наверху, крикнули: «Вали оттуда, пока живой». Вот так я познакомился с Ташкентом.
Идёшь по Ташкенту и видишь - улица Московская и много других русских названий. Наступает ностальгия по родине. Идёшь в тельняшке, берет на боку, все обращают на тебя внимание. Впереди кафе, а ты, голодный, идёшь мимо. Видишь, как кушают старики, одетые в национальную одежду. В тюбетейках и разноцветных халатах, сидя на корточках, как принято по-мусульмански. И вдруг один из стариков окликнул меня по-русски: «Сынок, подойди сюда». Я повернулся и подошёл. На ковре сидели и кушали три старика. Худой старик с усами и бородой, который окликнул меня, с открытой улыбкой и красивыми, живыми, карими глазами спросил меня: «Ты откуда?» «С Воронежа», - ответил я. «Присаживайся с нами», - предложил старик. И вдруг второй старик с недружелюбной улыбкой на узбекском языке что-то сказал моему знакомому. На что мой знакомый, у которого пропала улыбка, что-то ответил. Я понял, что спор идёт из-за меня, русского, а мой знакомый в этой компании имеет авторитет. Он позвал официанта и заказал лагман и лепёшки. Те два старика разговаривали между собой на узбекском языке, а мой знакомый со мной на русском. Как оказалось, он воевал в Великой Отечественной войне под Воронежем, в моих родных местах. Рассказывал, какая у нас лютая зима, как тяжело было в войну. В тот момент меня поразило, до какой степени эти старики разные. Один оказался добрым, как отец, а другой обиженный и злой. Конечно, я не знал, что у него на душе, что произошло с его близкими и родными и из-за чего он был плохо настроен по отношению ко мне. В Ташкенте нет старых построек. Мне рассказали, что было землетрясение после войны и все дома были разрушены. И поэтому пришлось всё строить заново. В апреле зрела красная и чёрная ежевика. Идёшь, ешь её, потом руки не отмоешь. На следующий день едем с капитаном на уазике, уже на окраине Ташкента другая жизнь. Старик ведёт ишака, на ишаке мешок, чем-то набитый. Рядом идёт, наверное, дочка, красивая узбечка лет семнадцати, восемнадцати. На голове много косичек, волосы до самой попы. Одета она в женский национальный халатик и в тюбетейке. Красивая - глаз не отвести. Я провожал её взглядом, не отрывая головы, пока она не исчезла из вида. А утром на следующий день часов в шесть утра нам говорят: «Тревога». Собираем полную свою комплектацию, рюкзаки РД (рюкзак десантника). Привязываем шинели, парадную форму. Строимся, подъезжают машины. Мы спрашиваем капитана: «Куда нас везут?», на что он ответил: «На аэродроме нам скажут». Нас привозят на военный аэродром. Там стоит огромный грузовой самолёт ИЛ-76. Мы строимся, и нам говорят, что мы едем в Югославию. Афганистаном пропах весь Ташкент, все госпитали, военные базы, и многие офицеры, прошедшие Афганистан, намекали нам, что мы тоже поедем в Афганистан. Потому что подготовка в Ташкенте и акклиматизация говорили о том, что это подготовка к боевым действиям. Вот так я попал в Афганистан.
Домой напишешь: «Всё нормально, я жив - здоров.
Целую! Твой....»
Про долг интернациональный не пишут в почте полевой.
Нет, разумеется, запрета на эти точные слова,
их повторяют все газеты, но воин скажет раза два:
когда согласием ответит на перевод в Афганистан,
когда на всём на белом свете не будет войн, не будет ран...
Виктор Верстаков
Колыбелью афганской народности являются Сулеймановы горы - страна унылая, бедная, безводная и безлесная; она дала народу суровое воспитание, сделав его выносливым, упорным и гордым.
Страна не вызывала жадности могучих соседей, а если они и заходили в неё, то на очень короткое время; это давало хорошую канву для развития в молодом народе чувства свободолюбия и независимости. Ресурсы в стране были скудны, приходилось делиться последним, а отсюда гостеприимство, как выпуклая черта в народном характере. Но та же бедность, с другой стороны, побуждала искать средств и богатств вне, искать их на¬бегом, украдкой, грабежом и притворством, а отсюда: жадность, грабительские инстинкты, лукавство, вероломство как отличительные черты афганцев. Климат Сулеймановых гор жаркий и сухой, что повлияло на народ в смысле выработки в основе его психики жгучего темперамента: вспыльчивости, горячности, мстительности...
Афганская армия - это дружная семья магометан, которая готова, как один, постоять за знамя Пророка, а это знамя будет поднято при всякой войне. Затем, афганцы проникнуты фантастической любовью к своей родине и к свободе, и эта основная черта народа прочно объединит их в минуты войны. Наконец, и железная дисциплина не будет забыта, когда настанет война.
Кроме учений, войска несут в городах грандиозную службу, укрепляют крепости, строят дороги, строят казённые постройки, а также иногда помогают собирать подати и рекрутов. Мятежи случаются часто, и подавление их служит хорошей боевой школой войскам.
Афганская армия сильна своим духом, выносливостью, патриотизмом и знанием местности, но всё, что улучшает армию с технической стороны, находится у неё только в зачаточном состоянии, и потому эту армию мы должны считать не армией европейского образца, а небольшой армией азиатского народа, бедного и отсталого, но мужественного и свободолюбивого. Гордый и свободолюбивый характер народа и огромная горная площадь вполне гармонируют с бездорожьем, делая страну очень трудной для завоевания, а особенно - для удержания во власти.
Там нас, восемнадцатилетних мальчишек, учили стрельбе ночью, ночным засадам. Марш-броски были и днём, и ночью. Я сам бывший спортсмен, и многие ребята, оказалось, были КМС-ники. Мы хотели, чтоб нас научили рукопашному бою, владению ножом, самбо, карате, но нам давали очень скудно. А самое главное - надо было нас научить выживать. Всему этому я научился уже в Афганистане у наших прапорщиков и наемных сверхсрочников-офицеров. Но больше всего умели наши доблестные ребята - разведчики, которые отслужили уже год и два. Это Комаров по прозвищу Комар, Сашка Овод и многие другие. Эти ребята передали мне и Валерке Ивченкову умение воевать и выживать. А выживать, где тиф, малярия, дизентерия, дистрофия, гепатит и война, где другая страна и горная местность и тебя никто не любит, ОЧЕНЬ СЛОЖНО!
Война в Афганистане не будет лёгкой военной прогулкой.
Афган. 2
Погибшим разведчикам-десантникам
781 развед. бата
Кабул, на аэродроме убитые лежат.
В фольге, как инопланетяне,
Спят вечным сном и не дрожат
В боях убитые ребята.
А мы идём - замена им.
Себя испробовать готовы.
И сколько нас останется в живых,
Никто тогда не знал.
В ущелье не приказ меня послал,
А друг:
«Спаси меня», - позвал.
Не думали мы о себе тогда.
Под боем протянул я руку.
Схватила мою руку его рука.
И там, под камнем, мы вдвоём
Лежать остались навсегда.
Игорь Черных
Мы приземлились. Посадка была мягкой, а может, нам тогда так показалось. Мы - молодые ребята, а что нас ждет впереди, никто не знает, да и лучше, наверное, не знать и забыть, но не всегда получается. Открывается грузовой отсек ИЛ-76. Мы в полном обмундировании, сидим на своих РД, здесь же, на полу самолёта, как селёдка в бочке. Неужели мы на месте? В глаза ослепительно сверкнуло солнце, и горло почувствовало раскалённый воздух, небо в раскалённом тумане и в пыли, все это похоже на огромную пустыню. Нет, это все - же аэродром, но где это мы? Внизу на БМД десантура, человек пять сидят на броне и все кричат, пока не пойму что. Выглядят они не на 20, а на все 40 лет. Обожжённые палящим солнцем глаза, повидавшие не одну смерть. На груди «лифчики» с магазинами, в бело-желтых песочного цвета маскхалатах - проще, песочка спецназовская. Теперь я слышу уже на выходе на бетонку: «Откуда, духи, откуда?». Я кричу: «С Воронежа». Моих земляков нет, а кто-то находит, встречаются, разговаривают. Команда «строиться», мы строимся, капитан командует, и нас ведут на пересыльный пункт. Везде шум, взлетают самолеты, садятся и взлетают вертолёты. Нам кричит десантура: «Это не Союз, это Афган!». Мы, радостные желторотики, хлопаем друг друга по плечу: «Это Афганистан!», ещё не понимая, чему радоваться. Идем по взлетному полю колонной по двое, целая рота, видим в метрах тридцати от нас приземлился вертолёт и люди в маскхалатах вытаскивают и складывают на поле блестящие, горящие на солнце, сделанные из фольги мешки. Эти мешки были похожи на инопланетян в человеческий рост. И вот лежит их уже человек двадцать. Мы спросили у капитана что это и откуда? Идет Панджшерская операция, это мёртвые десантники, а мешки для того, чтобы не так быстро разлагалось тело. Я по-чувствовал не то чтобы страх, но что-то неприятное, и мы все молча, больше не проронив ни слова, поплелись за капитаном. Вот она, пересылка, палаточный городок. Мы заходим в палатку, занимаем места, кровати стоят двухъярусные, палатки десятиместные, если я не ошибаюсь. Спим, в 01:00 слышу команду: «Подъём, строиться!» Мы вскакиваем и строимся. Нами командуют четыре пьяных десантника, бьют в грудь на прочность, спрашивают: «Кто, откуда?», шмонают наши РД, забирают парадки, фуражки, тельняшки. Я по инстинкту пытаюсь отобрать свои вещи и здесь со всех сторон получаю по всему телу удары, мне объясняют, что я «дух» и олух. Хотелось врезать всем, но бежать некуда, если только к «духам». Боли я не чувствовал, я прошёл через это, но злость - страшная вещь. Не от обиды, а от злости, что ты ничего не можешь поделать, сами бегут слёзы.
Утром подъём на завтрак. Стол накрыт, просто ломится: молоко сгущённое, масло, какао, хлеб, картошка с подливкой, суп гороховый. Рядом за столом кушают дембеля. Опять спрашивают: «Из каких городов?». Земляков среди нас не оказалось. Вдруг два солдата-дембеля начинают ругаться из-за нас. Один русский, другой похож на таджика или чеченца. Русский солдат заступился за нас, что тот забрал у нас со стола сгущёнку. Они стали бросать друг в друга всё, что было на столе. Это были два зверя, как бойцовые псы. Если бы их не разняли, они перегрызли бы друг другу горло. Вот тогда я понял, что делает Афганистан с людьми, на их кителях красовались боевые награды, у одних медали «За отвагу», «За боевые заслуги», у вторых ордена Красной Звезды, «О ранении», жёлтые и красные планки,у них крутых дембелей были дипломаты очень красивые чёрные с хромированными ручками и замками. И так прошло четыре дня. Капитан, начальник Кабульской пересылки 45-го десантного полка, где мы и находились, оказался моим земляком. Он спросил, есть ли среди нас художники, я ответил, что довольно неплохо рисую. Капитан попросил оформить стенгазету, что я и сделал. Мы часто разговаривали, рассказывали каждый о своей жизни. Я рассказал, как занимался боксом, про свою многодетную семью. Он меня жалел, не посылал на кухню. Я понял, что понравился ему прямотой и упрямством. Нас становилось всё меньше и меньше, приезжали офицеры и прапорщики, все в пыли и с автоматами на технике БТР или БМП и забирали солдат-десантников. Никто не знал куда. Просто строили нас, называли фамилию и увозили в неизвестном направлении. Я всегда оставался. Подхожу к капитану, звали его Александр Григорьевич Первых, задаю ему вопрос, почему меня никто не берёт. На что он мне ответил: «А ты что спешишь? Ты что забыл, что видел на аэродроме трупы солдат?» Я ответил, что не забыл, что хочу воевать, как другие, а не отсиживаться. Капитан сказал, что я ему понравился, что жалко отправлять на боевые действия, тем более что я рисую, а ему как раз нужны писарь и художник. «Я, Игорь, перевидал здесь столько трупов, что тебе и не снилось, здесь такая бойня, ты просто не знаешь. Оставайся здесь, занимайся спортом, спокойно уйдёшь на дембель домой». Но меня такая жизнь тогда не устраивала. Наше коммунистическое воспитание - защищать свою Родину и погибнуть в 18-19 лет, давало свои плоды. Я сказал капитану: «Александр Григорьевич, я хочу воевать. Не просто воевать, а в элитных войсках, которые постоянно воюют». Рассказал ему о своём отце-разведчике, кавалере трёх орденов «Славы», который прошёл всю войну до Берлина, как он мне рассказывал о своих подвигах, как под Сталинградом он с другом взял в плен 20 офицеров и вёл их до своих. Ему тогда был, как и мне, 19-ый год. А это были СС - мёртвая голова, не простые солдаты. Как Клишин Анатолий Константинович уходил в разведку, корректировал огонь, иногда и на себя, как спали в снегу, рыли яму, закладывали её, не оставляя прохода, жгли костёр, потом эти угли расстилали на земле внутри своей «берлоги», стелили еловый лапотник (еловые ветки), снимали свои шинели, они были вдвоём с другом, одну клали вниз на еловые ветки, где угли, сами раздевались до кальсон, прижимались друг к другу, накрывались другой шинелью и спали до утра. А утром просыпались, вылезали из «берлоги», умывались снегом и опять в разведку.
Мы отцов не забыли традиции,
В нас живут их отвага и честь.
Мы врагу не сдавали позиции.
В коммунисты просили зачесть.
Мы готовы к защите Отечества,
Руку дружбы народам подать
И, спасая судьбу человечества,
Жизни юные счастью отдать!!!
Лейтенант Александр Стовба
Понимая, что я серьёзно настроен и меня капитан не может переубедить, Александр Григорьевич сказал, что у него есть друг спецназовец, наёмник, который воюет в разведбате в городе Баграм, и что он сообщит ему обо мне. И правда, на второй день приезжает БТР, на башне эмблемы ВДВ, прапорщик и два солдата в тельняшках. Капитан сказал, что это за мной, и последний раз хочет спросить, не передумал ли я. Но, увидев лихих боевых ребят-разведчиков, я уже не думал о последствиях, и что меня ждёт впереди - лишь одному Богу известно. Сейчас, спустя 22 года, я благодарен судьбе и земляку капитану Александру Григорьевичу Первых, что попал в Отдельный Разведывательный Батальон № 781, в третью разведдесантную роту, в третий разведывательный взвод города Баграма Парван-Баграмской провинции, республики Афганистан. Мало кто остался в живых в Афганистане из моих друзей и знакомых с 1983-1985 годы армейской службы. Захожу в палату, идеальная чистота, на полу разноцветная плитка из линолеума, ровно выложенная в шахматном порядке синим и красным цветом. Верх белый, деревянные двери, на стульях лежат тельняшки и форма. Постели аккуратно застелены, на тумбочках наклеены женщины. Палатка на двадцать бойцов, в третьей роте три палатки, три взвода по двадцать человек, хозвзвод, ремвзвод, первая рота, вторая рота, три танка, шесть БМП, шесть БТР, оружие самое лучшее - АК-74, 7-62, к ним глушители ПБС, пистолеты Макарова, нож разведчика, бинокли ночного видения, прицелы ночного видения. Афганистан мы завоевали, прошли вдоль и поперёк, по горам и ущельям, по пещерам и кяризам. Убивали целыми бандами, брали в плен и не отступали, и не наступали необдуманно. Нас не победили, мы не победили, а кто думает иначе, он там не был, а если и был, то не на передовой.
Птицы ниже летят, тучи ниже плывут.
Мир прекрасен, солдат, да не лёгок твой труд.
Ты стоишь наверху, ты приблизил рассвет,
Как отец твой в цеху, как на фронте твой дед.
Путь пройдёшь до конца, свет над миром спасёшь -
Ты похож на отца, ты на деда похож.
Из песни, которую пели советские воины
в Афганистане
Мне дали одежду переодеться. На месте был только прапорщик и ремвзвод, вся рота была на задании. Солдат на БТР сказал мне, что третья рота ушла на операцию в Чаррикарскую зелёнку, там была банда, человек сто, командовал этой бандой генерал Чаррикар, так мы его звали. Банду нужно было обезвредить. Я лёг в кровать и уснул. Утром я проснулся от шума и лязга, как будто в палату ворвался поезд. Передо мной стояли взрослые небритые, прожжённые солнцем и боевыми действиями солдаты. Это была третья рота. На их бровях, усах и бороде, на камуфляжной форме - белая афганская несмывающаяся пыль. Кто-то был в пошитых из маскхалатов кепках с большими козырьками, другие в фирменных джинсовых кепках. На груди «лифчики» под магазины, у кого на четыре магазина, у кого на шесть, у кого на восемь магазинов под гранаты Ф-1. Почти все в кроссовках, некоторые в полусапогах, за спиной РД, к ним привязаны снизу спальники, сверху бушлаты, у некоторых пулемёты ручные ПК-7.62 с коробкой внизу. Что-то орут, ржут, рассказывают байки. Солдат, вошедший в палатку первый, выпуча на меня глаза, сказал: «Дух». Звали его Дед, как потом я узнал, настоящее имя Коля, такая мерзкая рожа. «Эй, дух, ты откуда?» - входя следом, спросил второй солдат. Я сказал, что с Белгорода. Потом я узнал, что второго звали Александр Овод. Когда зашли остальные ребята, начался перекрёстный допрос: «Откуда родом, где был, откуда приехал?» Также говорили, что я должен гордиться разведкой и ВДВ. Потом меня познакомили с молодыми из нашего взвода: Ивченков, Божан, Переводчик, Таджик, Назаров, Рыжий, Бакинец-Ара, Шустрый Саня. И сейчас пополнил ряд молодых я. Мне дали команду помочь чистить оружие и навести порядок в оружейке вместе со всеми молодыми. Общий язык со всеми я нашёл сразу. Все они были спортсмены. Валера Ивченков занимался греко-римской борьбой, был кандидатом в мастера, занимался боксом, как и я. Старшие деды и старики начали нас ругать, тогда я не знал за что и почему нас всех заставляют отжиматься за одного парня, который в чем-то виноват. Отжимались бесконечно, а если кто падал, начинали заново. Рыжий и Назар смотрели зверски на Ивченкова. Деды кричали: «Что, Ивча, сбежать к духам хотел, сдать нас им?» Дед Коля подошёл к Ивченкову и вполсилы ударил его по корпусу, приговаривая: «Ты опозорил разведку и всех нас». «Ребята, а я тут при чём», - хотелось мне сказать, но я воздержался и, думаю, что был прав. Ругали также Пашку Бажана, Бердника, Круглова, потому что они уже служили три месяца в разведке, имели боевой опыт и забыли сослуживца. Как я потом узнал. На тот момент я думал, что их вины нет, но впоследствии, когда я стал воевать, я отвечал за тех, кто был со мной рядом. Идёшь в цепи, я пробежал зелёнку, а за мной солдат, не заметил, куда я ушёл, и отстал. Я это чувствовал и подавал знак, если это было возможно, или выходил на конец тропы и ждал его, а по цепи успевал предупредить впереди идущего товарища, что за мной отстали. Мы всегда держались друг за друга. Теперь про Валеру Ивченкова! Дело было так. Рота выезжала в засаду, полная экипировка. Со слов Валеры, их выстроили перед техникой, поставили цель идти в засаду, где должна пройти банда душманов, и её перехватить. Они едут в Чаррикарскую зелёнку. Приезжают на место, техника уходит назад. Рота выстраивается в цепь, дозорный командир смотрит карту, и они уходят в кусты. Уже темно, только звёзды освещают им путь и стрекочут сверчки. Идут среди виноградника, тропинка очень узкая, где-то рядом журчит арык (канал, выкопанный афганцами). Тишина гробовая, кажется, что слышно даже дыхание, и поэтому стараешься дышать ещё тише. Валера идёт последним и крутит головой во все стороны, чтоб никто не подкрался и не выстрелил в спину, и в то же время старается не упускать впереди идущего. Дувалы от невысоких до высоких, сменяющие друг друга перекрёстками и поворотами, будто лабиринты, из которых нельзя выбраться. Слева и справа разбитые афганские дома, в которых никто уже не живёт. В их стенах видны пробоины наших снарядов, крыши разбиты. И для роты возникает ещё больше проблем, потому как из каждого дома, из каждой дыры, из каждой развалины могут открыть по тебе огонь в грудь. Но, как правило, в большинстве случаев это было в спину. Впереди дозор - три человека, уже опытные бойцы, прошедшие не один бой. Выбранные из самых лучших, выносливые, зоркие, одарённые чувствовать опасность и слышать каждый шорох, каждый шаг, свист ветра и шелест листьев, распознавать идёт человек или зверь. Это приходит с годами или заложено у человека с детства. Вот такие люди-разведчики, идущие в дозоры, готовые принять первый бой и первую смерть. И так они выходят к одному из разбитых домов, дозор входит, и шаг за шагом осматривает его. И в нём остаётся один пулемётчик и один разведчик. А все остальные располагаются дальше вдоль виноградника, вдоль тропинки. Расстояние между ними 10-15 метров. Все смотрят в сторону г. Чаррикар, откуда могут идти духи (басмачи). Ивченков - новичок, у него это первая операция. Он расположился под кустами виноградника, и все стали ждать противника. Ночь была яркая, звёздная, как в сказке про Алладина, очень красивая. Валера выбрал самую дальнюю позицию. Над ним висят гроздья винограда, и он, чтоб не уснуть, стал его кушать. Виноград был сладкий и прохладный. Виноград нам запрещали есть, потому что можно было подхватить дизентерию, но мы всегда его ели. Проходит много времени, тишина убаюкивает, сверчки стрекочат, и Валера не заметил, как уснул. Рассвело, духов не было. Ротный Кривошеев, старший лейтенант, скомандовал: «Сбор командиров взводов». Все быстро передали друг другу команду через связных. Всё произошло быстро, подошла техника БМП с эмблемами десанта, все погрузились на технику и уехали к себе на базу, в палаточный городок, в дивизию. Мы, 781 отряд разведбатальона, отряд при дивизии в г.Баграм на охранке. Свет кольнул глаза, солнце уже припекало. Валера встал и вздрогнул. Вокруг тишина, огляделся - никого нет, только палящее солнце и виноградник. Что делать, куда идти? У него был испуг от того, что он заснул, а в душе ёкнуло сердце и была тревога. Валера стал подкрадываться к тем местам, где вчера вечером сидели разведчики, но нигде никого не было. Он был один. Из орбит чуть глаза не выскочили, и волосы от испуга встали дыбом, даже панама поднялась. Придя в себя, оценив обстановку, он взял свой рюкзак десантника, пригнувшись, дошёл до ближайшего дома и занял там круговую оборону, оружие наготове. Прислушиваясь и приглядываясь, готовый нажать на курок в любой момент, весь покрылся испариной. Прошло полчаса, он услышал гул, это ехал танк, за его спиной, метрах в трёхстах был пост нашей дивизии по охране. Танк ТР-70 встал в свои позиции, в выкопанную заранее яму, так что было видно только башню с пушкой. Из танка вылез экипаж. Он обрадовался, увидев своих. Покинув свою позицию, стал аккуратно пробираться к своим. Когда они увидели его, у них волосы на голове встали дыбом, ведь он вышел из виноградника, и увидели его в последний момент. Валерка ещё больше прижался к автомату, они тоже схватились за оружие, направив дула на него. «Стой!!! Стоять!!!» - выпучив глаза и брызгая слюной, кричали они. «Свой я, с разведбата, в разведку ходил, я потерялся, зовут меня Ивченков Валера», - быстро протараторил Валерка. «Тебе повезло, парень, мы не успели заминировать позицию.» Накормили, напоили, стали расспрашивать, куда ходили. Разведбат на технике подъезжал к себе на базу, и вдруг по рации передали: начальник разведки дивизии напрямую по рации ротному втык сделал: «Вы забыли солдата в зелёнке, он на посту у пехоты!». Это серьёзно в нашем деле, потерян солдат, о нём забыли. И первый взвод пошёл за Ивченковым. Дисциплина была жёсткая, за ошибку одного молодые отвечали все, поэтому и я отжимался за его ошибку и поэтому сослуживцы косились на Валеру, ругая его нецензурными словами. На следующий день была разборка операции до малейших деталей. Меня прикрепили к Саше Оводу, он уже отслужил год, имел боевое ранение и даже был награждён, за плечами большой, большой опыт. Он объяснил мне все азы военного боя в горах и на равнине. Снарядил мне боекомплект, выдал «лифчик» под магазины, РД, шесть магазинов, автомат АК-7.62, приклад которого складывался вниз, комплект упако-ванного бинта, жгут, тридцать пачек патронов, четыре гранаты Ф-1, муха - одноразовый гранатомёт. Овод Саня оказался моим земляком из Белгородской области. Главное, что он сказал: «Как бы трудно не было, впитывай всю информацию, чтоб ничего не звенело, баранчики замотай или поменяй на кожаные ремешки, смотри под ноги на растяжки и лепестки. Лепестки наши с самолётов. Что не понятно, спрашивай у меня». Посоветовал мне сразу разделить маскхалат, верх от низа, подшить, подогнав под себя, чтоб штаны снимались и были удобны. Всё остальное из часа в час я учил и познавал сам науку-разведку. И уже на второй день меня взяли на операцию в горы. Дозорные три человека впереди, у одного автомат с глушителем ПБС, у второго - Коли, тоже автомат АК-7.62, третий Арбузов - пулемётчик, потом идёт ротный, связист, сапёры, артиллеристы, как правило, офицер и два солдата-химика. Наёмники в каждом взводе, впереди идёт наш командир взвода, и мы друг от друга шесть-семь метров держим дистанцию, это для того, чтобы, если кто-нибудь взорвётся, было меньше травм, поражений и потерь. Я иду впереди, за мной на расстоянии Овод Саня, подсказывает каждый шаг, как и другие опытные разведчики подсказывают каждый своему молодому бойцу.
Тяжело в учении, легко в бою.
1 -му взводу 3 роты
781 развед. батальона
Сорвался солдат наш со сколы.
За выступ удержался он руками.
Кричим: - Ты подтянись, упрись ногами!
Верёвку подаём ему.
Держись, разведчик, крепче.
Чуть не упал, что за напасть.
Не напасть, дорогой, а пропасть.
И лишь судьба тебя уберегла.
Но дважды не надейся на неё.
Сошёл он от тропы на шаг.
И ноги подлетели в воздух.
Он хочет встать, не смог никак,
Ведь ног уж нет.
Душманская лежала мина.
Бинтуем мы его порванные раны,
Другой мне говорит: - Пипец.
И отправляем на вертушке.
В медсанбат. (Говорили, что он выжил).
Игорь Черных
Идти в горы очень тяжело, ведь за любым камнем или в ущелье может быть засада. Ты должен быть всегда готов среагировать на каждый выстрел, принять правильное решение, использовать для прикрытия каждую ложбинку или камень, быть готовым к атаке или быть атакованным. Наступил на камень, который может упасть, придержи его, отложи в сторону. Увидел дыру в дувало (забор) - смотри в оба, чтоб из этой дыры душман не выстрелил в тебя, передай это место знаками или взглядом разведчику, который идёт за тобой. Теперь он будет контролировать эту дыру и прикрывать твою спину. Как правило, из этих дыр душманы стреляли нам именно в спины и скрывались в киризы. Киризы - это подземные пещеры, где душманы скрывали целые города. Операция проходила в Пули - Хурми. Мы болели тифом, малярией, гепатитом, нас убивали, комиссовали и снова пополняли. К нам пришёл молодой Кислицын Валентин с Урала, он добровольно перешёл к нам из пехоты. Он был крепкого телосложения. Как и Валера Ивченков из Курганской области, - из деревни, он тоже занимался боксом. Как-то раз, когда нас в очередной раз обучали ходить в дозоре, приключилась со мной история. Как бывает иногда с человеком, который научился водить, думая, что всё умеет, начинает лихачить, так и я думал, что всё знаю и умею. В Чаррикарской зелёнке наш взвод шёл в середине роты по кишлаку, я один из первых, за мной шли уже, можно сказать, дембеля. Впереди меня идущий Жвакин показал мне на дырку в дувале. Я засмотрелся и не заметил, как он исчез из виду, и я не знал, куда идти дальше. Паники у меня не было. Как учили старшие, я сразу остановился и по цепи передал, что я отстал. Овод, который шёл за мной, и все остальные аккуратно отвели меня в сторону и слегка придушили, потом стали тихо пинать. Тихо, профессионально, но больно. Мы рассредоточились и стали ждать. Виноват я и впереди идущий. Мне не стоило отвлекаться, а он должен был дождаться или вернуться за мной и показать дорогу, а впереди идущим сообщить, что мы отстали. Но минут через 10 за нами пришёл дозор, тогда ещё ходил Комаров, мы его звали Комар, на то время он научил нас многому, передал свой опыт. Даже сейчас удивляюсь, откуда он всё знал. Думаю, ему также передали опыт старшие. Днём была разборка нашего происшествия. В этом случае я повёл себя правильно, не стал искать дорогу, так как мог уйти в другом направлении и совсем потеряться. В другой раз в горах, я отслужил около месяца, сменил Божана на посту. Была ночь, я прислонился к скале и уснул. Проснулся оттого, что меня скрутили. Дышать было нечем. Меня положили на живот и приставили чего-то холодное к шее. Потом перевернули, и я увидел старших своих разведчиков. Мне сказали: «Ну что, дорогой, спишь, где твой автомат?» Я посмотрел в сторону, где должен был быть автомат, и действительно - его там не было. Этот сон я запомнил надолго. Мне объяснили, что за моей спиной находится весь взвод, который могут вырезать, пока я сплю. Потом Комаров мне объяснил, как не уснуть: либо колючку взять в руку, либо насвай (трава, перемешанная с табаком, очень горькая) положить под язык и всегда занимать для сна неудобную позу.
Ущелье на двоих
Другу Валентину –
разведчику десантнику
На БМП мы на броне,
МОЙ ВЗВОД - всего лишь трое человек.
И в этой мы затерянной войне,
Мы насмерть будем биться.
А на пороге уж 20 век.
Девчонки, дискотеки в городах.
А здесь мы духов бьём.
О нас с тобою не покажут в новостях.
И наш 781 батальон на боевом посту.
И здесь он не в гостях.
От Чаррикара до Джалалабада мы прошли,
Чтоб наёмники через ущелье
В Пакистан домой ушли.
Закроем эту дверцу на засов.
Сейчас, в день ВДВ разведки,
Мы стоя вспоминаем пацанов.
Игорь Черных
В горах сидим в СПС, уже раннее утро, разжигаю сухой спирт, открываю банку тушёнки, банку гречки, разогреваю, помешивая, одну банку, потом другую, потом делю и ем. Кажется, такая вкуснятина на свежем воздухе. Только руки и лицо обветренные, спишь на голой земле. Разровняешь более менее, чтоб камни в спину не впивались, подложить нечего, горы бывают пустые, ни травинки. Хорошо, если деревья растут, сосны или ели, поломаешь хвою. Офицеры не думали о нас, молодых, спальников не хватало, а трофейных ещё не успели добыть. Спали на плащ-палатке на голой земле, как котята прижимаясь друг к другу. Это уже в боях, на операциях доставали хорошие спальники, лифчики под магазины и одежду. Сейчас это можно купить даже в охотничьих магазинах, а раньше американские куртки и спальники были только у душманов. Мы находили их склады, одевали мягкие кроссовки.
Прошло три месяца. Мы - уже опытные бойцы, и нам доверяют ответственные ночные посты. Валере Ивченкову и Кислому Валентину дали пулемёты ПК - 7.62 с коробкой внизу, с лентами. Они носили по семьсот патронов, не учитывая воду - две фляги, сухой паёк, свежий хлеб, спальник, бушлат. Сержантский состав носил за командиров взвода пакеты димедрола, обезболивающие. Опять тревога, опять бой, есть информация, что пройдёт караван. К нам приходили стукачи-душманы, которые работали на нас, или на Церандой, как наше ФСБ, в мусульманской одежде с автоматом АК-47, 7.62 китайского производства, два магазина перебинтованы лентой. Мы их сопроводили в штаб разведки, там они рассказали, где именно пройдёт караван.
И опять в горы, ночь, впереди дозор. Это был июнь 1984 года. Полколзин Серёга и Овод Александр сажают нас с Валерой Ивченковым в ущелье близ г. Баграма, где проходила операция по выявлению бандформирований или прохода каравана. Там были СПС укрытия, сделанные из камня. Нам сказали прикрывать тыл, где проходила тропинка, а сами ушли вперёд и исчезли в темноте. Мы переглянулись, сделали ячейку для пулемёта, поставили его, у меня автомат АКМ-7.62, и стали всматриваться в темноту и ждать. Время шло, но никого не было, были только мы и темнота. Мы были молодые, хотелось спать, и было страшно, ведь мы были одни и вокруг только камни и горы. Сидим, тишина мёртвая, слышно только, как стрекочут сверчки. Сидим час, другой уверенные, что мы одни в этом проклятом ущелье. Только потом, когда я сам стал ходить в дозоры, я понял, что товарищи были где-то рядом. Тогда мы об этом не знали, а на расстоянии даже вытянутой руки ничего не было видно. Мы с Валеркой принимаем решение спать по очереди. Один спит, другой всё время смотрит по звёздам или считает про себя и крутит головой во все стороны. Помню как сейчас, первым уснул я. Было такое ощущение, что лицо не успело коснуться земли, как я уже спал. Проснулся от толчка в спину, и сон пошёл, как будто и не спал. Валерка что-то буркнул и сразу уснул. Я у пулемёта стал рассматривать СПС из камня и думал о том, кто это сделал - наши или враги? Прислушивался к каждому шороху и присматривался, пытаясь что-то разглядеть в кромешной тьме. Порой складывалось впечатление, что ты один на чужой земле. Время тянулось очень долго. Я считал про себя, смотрел на звёзды и завидовал спящему другу. У самого глаза закрывались, и вдруг показалось, а может, и нет, что в метрах десяти прошли духи. Побежала дрожь по всему телу, сон тут же прошёл, приклад пулемёта впился в плечо. Всмотрелся туда, никого нет, лоб покрылся потом, со счёта сбился, посмотрел на звёзды, время вышло, толкаю Валерку. Он встаёт и говорит сонно: «Что, уже всё?». Я говорю: «Да», - и рассказываю о происходящем. Наверное, это всё-таки мираж, подумал я и под этим впечатлением сразу засыпаю под вой гнусных шакалов, которые всегда готовы сожрать падаль. Сна не было, была пустота. И так мы спали по очереди до рассвета. А утром часов в шесть за нами вернулись разведчики дозорные, и мы ушли к своим. Я понимаю, что испытали люди, пережившие кошмар Великой Отечественной войны. Вспоминая рассказы отца-разведчика, не подавал вида, что в душе страх и усталость, ведь наши страхи были такими мелкими по сравнению с их. Разведка - она и есть разведка. Ходили мы в кроссовках. Находили духовские, вражеские склады, забирали себе всё самое лучшее: спальники американские и ирландские, пакистанские куртки, армейские кепки, «лифчики» под магазины, в дуканах забирали кроссовки, так как наши ботинки были жёсткие. У меня был спальник с рукавами и капюшоном, из него можно было сделать куртку, середина была на молнии, а низ подворачивался вверх, где крепился клепками, он был пуховой и лёгкий, как пёрышко. Ходили мы с ножом разведчика, из ручки которого можно было выстрелить один раз, современные бинокли. Каждый раз перед операцией всё проверяли, ничего ли не гремит, все металлические баранчики по возможности меняли на кожаные, как правило, на стрелковом оружии, все остальные бинтовали тряпкой или лентой под цвет маскхалатов, чтоб ничего не блестело. Кокарды, звёздочки, эмблемы - всё убиралось, чтобы нас не опознали. Были специальные дымы. Когда мы их запускали, все знали, что это свои, по цвету дыма.
Под северным небом родился и жил,
Российской речушкою вспоен,
Вдали от Отчизны ты ей послужил,
Свободы и равенства воин.
Нет горя чужого для русских сердец,
У нас не такие истоки!
Об этом в Европе поведал отец,
И ты подтвердил на Востоке.
Виктор Глебов
Сейчас смешно вспомнить, рядом с нами расположился ДШБ, прибывший из Союза, и от нас должны уйти дальше. Куда, правда, никто не знал. Они с Союза упакованные, новые РД, тельняшки. Мы, конечно, уже обтаскались, тельняшек не хватает, РД у молодых затасканные, но вид приличный. Овод Александр говорит мне: «Вы же разведчики, вот и проверьте, чем дышит ДШБ, чему их научили в Союзе. Только аккуратно, не наглеть». Наступила ночь. Я, Валера Ивченков, Кислый, Божан страхуем друг друга, у них стоят постовые с оружием, как и у нас. Постовой в палатке, мы осторожно обходим первый пост, как нас учили. В палатке горит ночник, молодой сидит у буржуйки. Вдруг он начал смотреть по сторонам. Я, увидев это, пригнулся и сказал друзьям: «Ещё не спит. Подождём, отлучится куда-нибудь по нужде или уснёт». Ждём, самим тоже спать хочется, но мы знаем, что нам надо продержаться до четырёх, пяти часов утра, в это время люди спят крепко. Изредка подглядываю, смотрю, постовой уже кимарит у печки, от печки тепло, как не уснуть. Ножом не стали губить палатку, сказано по-человечески взять что нужно. Я первый залезаю через окно, держась за дугу кровати, Валера рядом, Божан за окном. Все спят, как дети: и солдаты, и прапоры, на тумбочках одежда, тельняшки и РД новенькие, только со складов ещё, ими пахнут. Кто-то закашлял, мы под кровать, лежим, опять тихо, всматриваемся, аккуратно, как мышки, берём шесть пустых РД и шесть тельников на всех молодых и Оводу презент. Так же тихо уходим.
Утром подъём, строиться. Мы уже напялили новые тельняшки, Овод увидел: «Быстрей снимайте, тут шумиха, кто-то ДШБ обчистил». На построении комбат Салабиридзе говорит: «Как вам не стыдно, разведчики? К нам в гости прибыл батальон ДШБ для дальнейшей дислокации, и как мне говорили, они очень хорошо обучены. Говорят, что у них и даже у прапорщиков пропали тельняшки и РД», - а сам смеётся: - «Ну, вы их обстреляли, но вещи верните». И идёт по взводам, доходит до нас, осматривает и говорит: «Вы?» Мы: «Никак нет!» «Эх, - махнул рукой. - Ну всё равно молодцы!»
Получали чеки (это деньги) очень красивые, а чековый магазин находился около сапёрного батальона и батальона связи. Мы, молодые, всегда ходили, как и старослужащие, не отличишь, денег на магазин не хватало, а там были вкусные печенья, соки. Вот мы с Валеркой Ивченковым и стали «трясти» старослужащих сапёров и связистов. Некоторые без боя лишнее отдавали, а кто возмущался, тащили их за магазин. Как правило, победа была всегда за нами. Валера борец и ломал этих дембелей, как котят. Всё же они просекли, что мы - молодые, собрались, и все пришли к нашим старослужащим с жалобой. Некоторые были возмущены, другие восторгались такой дерзостью. Комаров и Овод нас попросили больше этим не заниматься. А вычислили нас просто. Они прошли с дембелями по палаткам, и нас опознали. Комаров и Овод так ржали: «Ну, молодцы, разведка, дембелей колошматили». Вот такими мы были молодыми.
Разведчику 3 -ей роты
десантнику Валере Ивченкову
Когда мы были молодыми
С тобою, друг Валера,
Последнее делили,
Сухарь последний на двоих,
На голой спали мы земле.
Лишь горы были здесь свои.
О, как давно всё это было.
И наши годы уж прошли.
И не гремят давно уж взрывы.
И пули не свистят над головой,
Лишь изредка порывы.
Свистят, как там,
И здесь ветра.
Нужны и в мирное мы время
Растить детей, идти вперёд.
И снова тянем своё бремя.
Россия, мы с тобой - вперёд!!!
Игорь Черных
Ко мне долго присматривались и по истечении трёх месяцев, после присвоения звания сержанта, меня назначили командиром отделения. Командир - это человек, у которого хорошо развита интуиция. Я быстро схватывал все недостатки боевой жизни. К этому времени знал, как не уснуть в зелёнке, когда тебе очень хочется спать и глаза закрываются на протяжении всей ночи, потому что ты находишься в лежачем положении целыми часами, не шелохнувшись лишний раз. Тогда ты берёшь в руки верблюжью колючку, сжимаешь в руке, шипы остаются у тебя в ладони, и когда ты начинаешь их вытаскивать, сон проходит. Нельзя было даже кашлянуть, так как слышимость была на десятки метров, и если иногда першило в горле, ты берёшь виноградный лист, если нет винограда - любой лист или траву, разжёвываешь, чтоб смочить горло. Это делаешь для того, чтоб лишний раз не доставать фляжку с водой и не создавать шум. Глаза должны работать на 180 градусов, уши сосредоточены слышать даже мгновение ветра. Если вдруг хотелось по маленькой нужде и терпеть невмоготу, ты вытаскиваешь нож, аккуратно снимаешь дёрн земли, вонзая кинжал в землю, и бочком осторожно справляешь нужду. Часто бывало в горах, я просыпаюсь ночью, тишина гробовая, думаю, пойду, проверю посты, ведь кричать нельзя. Подкрадываюсь, заглядываю в СПС, солдат спит. Отнимешь у него автомат, а он, как ребёнок, и не слышит. Схватишь за горло слегка, в его глазах испуг и страх. А ведь он стоит, охраняя нас, и пока он спит, нас всех могли вырезать. Так учили и меня. Молодых я никогда старался не ставить на передовую. Но, по правде сказать, командиром, мне кажется, мог стать каждый, потому что опыт был у всех на высоком уровне.
Разведка всегда готова.
***
Павлухину Владимиру,
разведчику 3 -го взвода, десантнику
Лифчик, четыре магазина, сзади Р.Д. и муха.
А на лице колючая щетина.
Твой маскхалат пропитан потом.
Стреляет вражеский А. К.
Рывок - и ты бежишь галопом.
Свист пуль не остановит нас.
Навылет пробивает руку,
Не жду я помощи от вас,
А сам ползу к дувалу,
Хочу я кровь остановить,
Она фонтаном льётся.
Ну как дувал пробить?!
Душман бежит, Аллах-Акбар.
Чеку я вытащил с гранаты,
Всё, что услышали ребята - взрыв.
Простите вы солдата.
Игорь Черных
Учились ходить след в след, чтоб незаметно было, сколько прошло людей. А порой ветками заметали следы, чтоб спутать противника. Бывало, снимешь обувь и босиком перейдёшь на другую тропинку, там наденешь обувь, пройдёшь метров 50-100 и возвращаешься обратно тоже босиком. Или по неглубокому ручью-арыку мы шли, чтоб потерять свои следы и быть для противника незамеченными. В общем, мудрили, как могли. Против нас воевали иранские наёмники, арабские, американские, пакистанские, китайские мусульмане. И мы, пацаны 18-летние, им противостояли.
Однажды ночью, проходя через кишлак, дождь льёт, как в тропиках. Мы, все мокрые, идя, прижимаемся к стенам дувал, сливаясь с ними воедино, что, когда освещает молния, тебе кажется, что ты растение. Ты чвакаешь по этой грязи, ноги расползаются в разные стороны, но ты стараешься идти след в след. И если впереди сел разведчик, то ты сядешь в эту грязь и будешь сидеть, пока впереди сидящий не встанет. Иду я в дозоре первый, незнакомая зелёнка, за мной идёт Валера Ивченков, за ним Божан. Только я увидел что-то подозрительное, быстро глазами нашёл место или выемку, где могу присесть, чтоб мозги хотя бы не сразу выбили, хотя пуля летит быстрей, чем до тебя доходят мысли. Я сел и не успел ещё подать знак, как за мной одновременно сели все, как единый механизм. Пока я прицеливаюсь в это подозрительное место или объект, другие разведчики по моей команде обходят слева и справа, занимая боевые позиции. Мы медленно приближаемся к объекту и видим, что это всего лишь часть упавшего дувала, и я даю знак, что опасность миновала, и мы идём дальше к себе во взвод.
Мы стали одеваться, как духи, но не всегда это было нам на пользу. Был как-то случай на Панджшере. Вышли на высоту, только стали делать СПС из камней, как увидели, что вертолёты-крокодилы заходят в нашу сторону. Я сразу понял, сейчас раздастся выстрел нурсами ракетами, только успел крикнуть: «Ложись! Вертушки шмаляют!» - все врассыпную, спрятались кто куда смог, и сразу вспышка выстрелов. Мы сразу - хлоп-хлоп дымы оранжевого цвета, цвета могли меняться. Наш радист по рации стал сообщать: мол, в своих шмаляете, но вертушки уже заметили дым и ушли в ущелье. Вот так мы одевались, что наши путали нас с врагами, а в результате два человека раненых. Но в том, что мы одевались, как партизаны, были и хорошие стороны. Был бой с духами, вокруг дувалы и кишлаки, зелёнка, г. Чаррикар Парван- Баграмской провинции. Горячий бой, духи отступали группками в разные стороны, вокруг узкие пересекающиеся между собой улочки с вдавленными высокими глиняными дувалами. Продвигаемся вперёд, впереди дозор, глаза крутятся на 180 градусов, мозги готовы реагировать в любую секунду, ища каждый камень или ложбинку для укрытия, тело сжалось в единый комок. И вдруг из-за угла выбегает наёмник на нашего дозорного. Дозорный наш одет, как партизан-дух: американская куртка, кепка джинса без опознавательных знаков, небритый. Наёмник был растерян и принял его за своего, нашему этого момента хватило, и он первым нажал на курок. Наёмник был убит, а те, кто бежали сзади него, свернули на другую улочку, пытались уйти в горы и скрыться. А там был первый взвод, и эти духи наскочили на троих наших. Божан, Круглый, Николай обошли духов и расстреляли их. Когда идёт война, ты будто в войнушку играешь детскую, страх сначала приходит, но за ночь он проходит, а утром всё забывается. Наверное, это молодость. Только сейчас, в сорок два, понимаешь и осознаёшь все отголоски афганской войны.
Ущелья, склоны и высоты,
Далёкий путь, нелёгкий труд.
И за Евгением Высоцким
Подразделения идут.
Свободу гор от банд спасая,
В гранит их крепкий на века
Строку бессмертную вписали
Мотострелковые войска.
Сурова воинская служба,
Опасны выстрелы во мгле,
Но крепче скал народов дружба
Во имя мира на Земле.
Эркин Baxuдов
«Первый бой - он страшный самый», - так поётся в песне. На самом деле - проходит секунда, и ты уже в бою. Зелёнка, кругом виноградники, чистый воздух, тишина просто мёртвая, мы располагаемся в засаде. Меня, Кислого, Ивченкова оставляют на тропе. У Кислого пулемёт с лентами 7.62 ПК. Рядом журчит арык, трещат сверчки, звёздное мусульманское сказочное небо. Мы с Валерой Ивченковым залегли у края тропинки, взвод наш расположился и приготовился к бою, к нему мы всегда были готовы. Скорее всего, это гены наших предков. Сидим час, и вдруг свист - кто-то идёт, слышим шёпот старшего Овода Александра: «Подпускай ближе». Эти слова были адресованы мне и Кислому. Вокруг меня виноградники. Я, можно сказать, вжался в канаву рядом с тропинкой. Кислый остался открытый, поставил пулемёт ПК на ножки, защитой была только коробка с лентой. Враг был рядом, как дичь на охоте, не видя опасность, шёл прямо на нас. Сначала был мандраж, потом страх, выстрелы заглушили всё, крики, стоны - всё было кончено - это был боевик. Другие, кто шёл сзади, ушли в зелёнку. Это был дозорный, нас похвалили и всех остальных молодых заставили каждого по одному разу добивать уже мёртвое тело, чтоб мы все знали, как выглядит враг. Оставив его на земле, мы ушли назад на пост отдыхать. Утром услышали шум, это пришли местные жители спросить разрешения похоронить труп. Они думали, что он заминирован. Так иногда делали. Получив согласие и ответив на наши вопросы, мы поняли, что он чей-то родственник из этого кишлака, они ушли хоронить его.
Тревога
***
Разведчику-десантнику
Комарову
Пуля пробила плечо,
Кровь бьёт фонтаном.
От неё мне стало горячо.
Пробую я сам забинтовать.
Ведь пуля сквозная.
Кто придумал оружие, убивать?
Лежу я у арыка,
А снайпер-наёмник бьёт прицельно.
Враги пытаются взять меня как языка.
Не тут-то было.
В бой идут мои друзья,
И слышу пулемёт я друга.
Дай очередь ещё.
Им будет по заслугам!
Игорь Черных
Спим в палатке, не думая о том, что ждёт нас впереди. Заходит разведчик и кричит: «Тревога!» У нас всё готово, оружие почищено, патроны новенькие забиты в магазины, маскхалаты выстираны, зашиты, если где-то порвал. Пока мы выходим строиться на плац, стоит техника, уже заведена, наш любимый БТР - 033. За рулём молодой бульбаш, впереди три БМП, три БТР. Выехали из Баграма, свежий, чуть-чуть остывший ветер бьёт в лицо, мы сидели на броне БТР, я сижу по ходу движения с правой стороны, повернули на Кабульскую дорогу и впереди увидели, как горит бензовоз, слышим выстрелы и взрывы. Когда мы подъехали, то увидели горящую колонну и бой в самом разгаре, слышим стоны наших раненых солдат. Нападение было со стороны Черрикарской зелёнки. Из-за дувалов слышны выстрелы очередями, из нашей техники открыли огонь по душманам, мы рассредоточились. Я подбежал к первой машине, где лежали один офицер и два солдата. Офицер спросил: «Откуда вы?» «С разведбата», - ответил я. Он рассказал, что они попали в засаду, духи подбили БМП и стали обстреливать колонну, окружая их. Это всё произошло недалеко от нашего разведбата по баграмской дороге на Кабул. Душманы резко перестали стрелять. Мы потихонечку шаг за шагом стали прочёсывать местность, где только что шёл огонь. Нашли отстрелянные гильзы, бинты. Видимо, кого-то ранило, и их логово. Я увидел проход в кириз (это подземные пещеры), их целая сеть. В них душманы живут и незаметно передвигаются. Могут выйти в любой стороне и даже у нас в тылу. Я бросил туда гранату Ф-1, отошёл в сторону, раздался взрыв. Духи ушли в зелёнку, не дав нам бой. Трусы и уроды - подумал я, всё исподтишка, из-за спины, в открытый бой не вступают. На БМП погрузили раненых, и машина ушла в медсанбат. Я посмотрел на раненого солдата: перекошенное от боли лицо, в глазах страдание и просьба о помощи. Но он не кричал, а просто стонал. Ребята его бинтовали, бинтовали и других, и только слышно было: «У кого есть бинты, обезболивающее?» Коробка обезболивающих, так мы её называли. Морфий был только у офицеров и сержантов, у всех остальных - бинты и жгуты, вставленные прямо в приклад АК-7.62 со складывающимся прикладом сверху вниз и обмотанные жгутом. Почему-то, когда видишь раненого или убитого, всегда чувствуешь себя неуютно, и страх хоть немножко, но пытается залезть к тебе в голову. Может потому, что тебе жалко молодых ребят и ты понимаешь, что на их месте мог оказаться ты. День изо дня это происходит, и становишься машиной. Утром просыпаешься и стараешься об этом забыть, но получается только до следующей смерти товарища.
Была команда на технику, и мы торопились домой, набирая при этом самую большую скорость, автоматы наготове. Вдруг первое, что я услышал - выстрел, а показалось уже потом свист пули. Конечно же, было всё наоборот. Мы как одна команда прижались к броне, с разных сторон по нам вёлся огонь из трассеров, пули светились, показывая нам, где сидят духи. Мы дружно и прицельно открыли огонь, и противник умолк. К счастью, нас никого не задело и не ранило.
Утром опять чистили оружие, приводили себя в порядок, подшивали маскхалаты, вытаскивали старые патроны из магазинов, меняли на новые. Точим ножи, напротив сидит парень молодой из первого взвода, чистит пулемёт, а напротив него другой молодой. Командую: «Ребята, проверить патроны в патроннике!» И вдруг - выстрел, парень напротив пулемётчика корчится от боли, пуля прошла навылет, мы его бинтуем и доставляем в медсанбат. Только сейчас пулемётчик понял, что оружие - это не шутка и никогда без надобности направлять его на человека нельзя.
Разведка Боем.
***
Разведчику-десантнику
Оводу Александру
Тащу я друга на себе.
Тяжёл он, нету сил.
Быстрей напиться у реки,
Умыть его лицо.
И нежно положив его,
Я обмываю раны.
Пусть не живой не дышит он,
Но я не верю в это.
Не умирать же он пришёл
В свой юный возраст восемнадцать.
Игорь Черных
1984 г. Баграм
Отбой, мы все ложимся спать, ночью нас будят, оружие и одежда уже наготове рядом с нами. Есть информация, где пройдёт банда боевиков. Мы садимся внутрь БТР, духотища страшная, как будто сидим в сауне. Движемся вперёд, открываем боковую дверь. БТР едет примерно пятьдесят километров, и мы на ходу десантируемся в зелёнку друг за другом. Первым прыгнул Кислый, я за ним. Кислый не успел убрать пулемёт ПК в сторону, и я, держа свой автомат правой рукой, зацепил кончик ствола, отбив при ударе ноготь на пальце. Упал на землю, прижался, огляделся вокруг и пополз ползком в зелёнку. Там стали собирать и ждать других. БТР, не останавливаясь, как будто случайно сбросив скорость, снова набрал её и ушёл за остальными домой на ближайший пост. Только когда мы собрались, я почувствовал боль, палец накалился, будто до ста градусов. Я стал ругать Кислого, почему он замешкался и на моём пути выставил пулемёт. Это была его ошибка, он извинился со своим уральским акцентом, но мне от этого легче не стало, палец распух и сильно болел. Я ушёл в дозор, за мной Валерка Ивченков. Дошли до плотины арыка и засели около воды в зелёнке. Откуда ни возьмись, на нас налетела стая комаров, и истязали нас до самого утра. Банда не пришла, мы вернулись на пост, а потом в батальон, где вся рота заболела малярией. Жара сама по себе, плюс температура тела, нас прямо на своих постелях и лечили. Только оклемались, и снова тревога, и снова прочёска. Комаров ушёл в дозор, за ним прапорщик Иванов. Комаров силён в разведке, подсказывает нам как ходить, как правильно зайти в кишлак. Для нас, молодых, он Рэмбо, только русский и круче. А как он двигается, с любого положения стреляет. Мы идём за ним, копируя каждое движение. Я и Валера Ивченков заходим в кишлак. Переступаю открытые ворота, автомат наготове, смотрю на крышу и под окном. Валерка меня страхует, я его, выходим из кишлака. Подходим к другому дому, впереди уже Комар, его страхует прапор. Комаров заходит во двор через ворота, мы с Валерой стояли от него в пяти метрах. Через секунду с крыши дома раздалась очередь. Комаров успел присесть, видимо, интуиция его не подвела, и разрывная очередь прошла над его головой, разбив деревянную воротину в щепки, поцарапав осколками шею и голову Комарова. Но одна разрывная пуля всё-таки попала ему в локоть левой руки. Он и прапорщик Иванов открыли прицельный огонь на противника. Комаров от боли сел на землю, а мы ворвались в кишлак. Я увидел рыхлую землю на площадке и перепрыгнул её, предупредив Валерку. Дверь впереди заскрипела, я дал короткую очередь, бросил гранату Ф-1, ворвался в комнату и увидел лаз в кириз. Дом был очень богатый, видимо, здесь жил бай (богатый человек, у которого много жён). Духи ушли, я вслед бросил ещё одну гранату в проём кириза, надеясь, что взрывная волна их догнала. Тут раздался взрыв, за нами шёл сапёр, это он подорвался на лестнице, ему оторвало ступню. Когда мы подошли к нему, ему уже оказывали помощь. Мы сказали, что кишлак чист, поставили на крышу дома пулемёт Кислого, завалили проём мебелью и выставили пост. Попросили всех особо не шастать - могут быть ещё мины. Когда мы спустились вниз, увидели, как перевязывают Комара и укололи ему новокаин. Оказалось, что разрывная пуля,попав в локоть, раздробила его, но в горячке он этого не понял и стойко переносил боль. У второго взвода был бой. Круглый и Саня убили четырёх духов, принесли автоматы китайского производства и их вещи. Мы стали отходить к нашей технике. Посадили Комарова и сапёра на БМП, и машина с охраной ушла в медсанбат, всё это происходило недалеко от Кабульской дороги. Мы пошли вперёд - я, Валера Ивченков и третьим шёл таджик - переводчик Ахмед. И снова бой, но теперь издалека. Впереди поля - Кислый прикрывает, мы перебежали, прикрываем с другой стороны. Через поля бежит радист Серёга, и вдруг посередине он падает, как будто его битой ударили спереди по ногам, но тело развернуло в другую сторону. Пыль рассеялась, и вновь очередь из автомата. Мы открыли огонь в ту сторону дувала, Серёга находится в метрах шестидесяти. «Ползи!» - кричим мы, и он ползёт - значит, живой. Разведчики ушли в обход, где из проёма дувала вели огонь. Дух был убит, остальные ушли, бросив труп. Мы побежали к Серёге, затащили его за дувал, стали смотреть: пули попали в пах и выше. Всё в крови, из вен хлещет кровь, как из фонтана. Бинтуем, кладём его на плащ-палатку, ребята несут его, мы отходим. Разведку боем мы провели. Где только что шёл бой, работает артиллерия, мы возвращаемся к технике. Раненых отправили в госпиталь, а утром на технике идём вперёд, в глубь. Останавливаемся на дороге, разведка ушла вперёд - пока есть несколько минут передышки, одни смотрят по сторонам с оружием наготове, некоторые разведчики-снайперы смотрят в оптику, скользя по верхушкам деревьев и домам. Некоторые, спрыгнув с техники, пошли по нужде. Мы, разведчики, рядом с техникой, один сапёр неопытный, прикомандированный к нам, пошёл в сторону от дороги, отошёл метров двадцать, и вдруг- взрыв. Не заметив, он наступил на мину, «вот и пописал». Все как по команде сели на корточки, оружие наизготовку, спрыгнули с техники на землю, сосредоточились. Когда прогремел взрыв, я посмотрел в его сторону и увидел, как сапёр подлетел в воздух, его перевернуло, какие-то ошмётки, что-то похожее на силуэт ног, но в разорванном виде, напоминающие тарелку, полетели далеко вверх. Рассеялся дым, сапёр контуженный в шоке пытается встать на ноги, кувыркаясь, как акробат. Ведь ног больше нет. Я и Ивченков оказались самыми близкими, подбежали к нему. Ноги оторваны по яйца, хлещет кровь, снимаем с приклада жгут, но подбегает офицер медсанбата и солдат и оказывают помощь. Сапёр в болевом шоке, его обкладывают промедолом. Ротный по рации вызывает вертолёт, через десять минут он прилетает, и сапёра отправляют в медсанбат. Говорили, что он остался жив. Правда или нет - не знаю, данных у меня нет. Занимаем кишлак, один из домов кишлака, продвигаемся с боем, есть убитые духи, техника осталась перед въездом в кишлак на поле. Темнеет, находим дом, занимаем его. Мы, разведчики-дозорные, идём впереди. Я обхожу комнату за комнатой, не зная, что меня ждёт за каждой дверью. Видно, что люди недавно ушли. Захожу вниз, дверь болтается, как будто только что сбежали. Я стреляю, ногой открываю дверь - передо мной ишак, смотрит на меня, болтает головой, кровь хлещет из раны. Не обращая на него внимания, как бы про себя сказав «извини», я пошёл дальше на чердак, с чердака говорю: «Чисто». Валера и Божан осмотрели весь дом, подтверждают, что чисто. Заходит рота, выставляем посты, одну комнату оставляем под туалет, готовимся к ночи. Кто-то готовит ужин, пока другие прочёсывают ближайшие дома. Несём сахар, рис, если есть телёнок - берём телёнка, или как бывало чаще, барана, режем, готовим ужин, потому что после сухого пайка особо не навоюешься. Посты меняются через каждый час, пулемёт на крыше, ищем такое место, чтобы можно было вести огонь, а сами были укрыты. Утром подъём, опять прочёска, первая рота берёт пленных, они нам показывают склад с оружием, переводчики наши таджики. Идём по тропинке, течёт арык, мы занимаем круговую оборону. Пленные духи перекрывают арык, раскапывают лопатой яму, достают оттуда огромную камеру от грузовика «Белаза», разрезанную пополам и крепко связанную между собой, вытаскиваем её на берег, развязываем с одной стороны и видим внутри смазанные автоматы и боеприпасы. Всё это добро тащим и пленных духов ведём к технике. Боя нам не дают, тишина. И через некоторое время снова тишину прерывают короткие автоматные очереди. Я в дозоре. Бача - кликуха нашего переводчика таджика, перепрыгнул через дувал и остался по ту сторону, показав мне знаком, что он пошёл здесь. В ответ я кивнул, что его понял. Идём вперёд, постреливаем иногда, говорю: «Стоп», впереди идёт бой, стреляют по нам из домов. Мы прижимаемся к дувалам, вытаскиваем гранаты, я первый кидаю через дувал - взрыв, пример оказывается заразительным, остальные тоже делают так. Продвигаемся с боем, от духов нас разделяют несколько дувалов, они идут не приближаясь к нам, ведут бой на расстоянии видимости. Около одного дома нас останавливают, засели, видимо, несколько человек, потому что огонь был шквальный, пули свистели над нами. Валера Ивченков, рядом ротный и офицер арт-наводчик и его солдат с рацией, ещё один офицер и два солдата-химика со штемпелями. Ротный говорит: «Давай мухами». Стреляем гранатомётами мухами РПГ, духи не уходят, сидят внаглую и бьют по нам. Офицер химик предлагает свои услуги, мы не отказываемся. Овод Саша показывает, откуда ведётся огонь. Химики сначала дают один заряд шмеля по духам, потом другой. Тишина, идём вперёд, заходим в дом - кишлак, где сидели духи. Весь скот убит и люди-духи, их было пятеро, они надуты, как воздушные шары, все мёртвые. Сапёр при нас своим щупом, которым ищут мины, одному духу прокалывает живот, оттуда вышел воздух - вот тебе и шмель, я первый раз увидел, как работают химики. Продвигаемся вперёд, Ивченков бросает гранату РПГ через дувал. Дувал высокий, слышим за дувалом взрыв. За ним бросает молодой солдат-артнаводчик и не перебрасывает через дувал. Я вижу, какая- то секунда, граната цепляется за дувал, вертится и падает к Валерке в цепь, в живую роту. Я впереди и падаю вниз, все остальные кто куда, граната падает солдату на ноги, взрыв. Солдат упал, он ранен в живот, ноги и руки. Оказываем ему помощь, ранен офицер-артнаводчик. Смотрим друг на друга, вроде целы. Ротный кричит: «Кто ещё ранен?». Я смотрю на Валерку, у него струя крови такая тоненькая-тоненькая, бьёт под левым глазом из щеки, он старается зажать рукой. Оказываем помощь, вызываем вертолёт к технике. Валера Ивченков, не понимая серьёзности дела, говорит, что останется в строю и это мелочь, мы уговариваем его лечь в медсанбат. Отходим к технике, мы с Божаном Пашкой смотрим кого с нами нет, оказалось - нет Бочи. Спрашиваем по цепи кто его последним видел. Последними видели его я и Пашка Божан. Возвращаемся к тому месту, откуда он ушёл по ту сторону дувала, откуда противник вёл по нам огонь с той дальней стороны. Проходим с Пашкой тридцать метров вперёд по его следам, видим его: лежит как будто живой в канаве, глаза и рот открыты, в шее маленькая дырочка, стрелял снайпер. Закрываем ему глаза, автомат не отдаёт, рука держит твёрдо. Раскрываем холодные пальцы и уносим своего убитого друга Бачу, передаём, что у нас груз двести, возвращаемся домой. Вторая рота передаёт, что у них тоже груз двести. Через два дня прощаемся с ними в Баграмском госпитале, под навесом лежат человек двадцать убитых, возле них рой мух, жарища, пахнет мёртвым телом. Я зашёл за навес и увидел, как не русский солдат-медбрат, видимо молодой, зашивает солдатику большим крючком суровой белой ниткой шов с низу живота до горла. Зрелище не из приятных. Потом вынесли наших разведчиков в цинковых гробах. Иванов Валера положил в гроб Бачи берет, Бача был одет в парадную форму, форму принесли заранее ребята. Так мы и попрощались, не зная кто ещё встал в очередь за ними. Никто не знал, что впереди у нас Панджшер (ущелье тигра), где властвует Ахмад Шах Масуд. Приводим в порядок форму и себя, тельняшки и трусы сжигаем, но тельняшки мы прячем, потом кипятим от бельевых вшей и носим на подмену. Отбой, улеглись спать, в палатке тишина, крик: «Третья рота, подъём!» Тревога, одеваем своё снаряжение, «лифчики», ножи, своё оружие, я - автомат. Строимся, комбат Сулабиридзе, подтянутый майор разведки, нам говорит, что батальон вылетает налегке на один день - сутки в Панджшер, ущелье Руха. На две тысячи шестьсот метров стоит пост номер двадцать шесть, разведчики с этого поста видели, как упал вертолёт МИ-28 «крокодил», его сбили духи ракетой земля-воздух, и оттуда, с места падения вертолёта, был сигнал бедствия. В то время, когда летели ракеты, пилоты успели передать по рации, что их подбили и они пытаются посадить вертолёт. На этом вертолёте летели офицеры штаба с данными, картами и Герой Советского Союза, они делали облёт перед операцией. После падения связь прервалась. Наша задача: прилетаем, сразу идём на место падения, забираем живых и мёртвых по ситуации. Операция засекреченная, идём одним батальоном без прикрытия. Один день или сутки - это ерунда, тёплые вещи не берём, только плащ-палатки, сухой паёк на сутки, летний лёгкий маскхалат, некоторые, кто поумнее, берут бушлаты, спальники тоже не берём. Комбат сказал, что утром будем дома. Дома, да не в том доме. И почему разведка боем в тылу врага?
Продолжение: