…многие придут Именем Моим.
Христос
- Ты должен найти его живым или мертвым, это уже дело принципа, - говорил старик.
Силы покидали его. В глазах ненависть и злоба. Человек, лежащий на смертном одре, был жив благодаря какой-то неведомой страшной силе. Рядом с ним сидел молодой человек, лет двадцати пяти, и слушал. Внешне молодой человек достаточно красив: черные волнистые волосы, длинные ресницы обрамляли карие умные глаза, чувствительные порочные губы. Но было в нем что-то отталкивающее, холодное, неприятное, казалось, что в душе у него сидит мерзкая скользкая жаба.
- Сколько лет я его искал, подумать страшно. Только выйду на его след, а он уже исчез. Он заставил меня жить в страхе за себя, за дело, которому я служил. Ты будешь Посланником после моей смерти, я тебя к этому готовил и заклинаю тебя найти его, найти бумаги которые он украл. Я вверяю тебе свое детище, огромную организацию, в которой я Царь и Бог, - глаза старика засверкали искрами величия. - Поклянись, ты найдешь бумаги. Сейчас, сию же минуту, клянись у постели умирающего человека.
Старик собрал все свои силы, приподнял голову и направил пристальный взгляд в глаза молодого человека.
- Клянусь, - клятвенно заявил приемник.
Старик обмяк и у него наступил вечный покой. Посланник умер, да здравствует Посланник!
Жизнь - странная штука, живешь и не знаешь, что с тобой будет завтра, послезавтра, да ладно, не знаешь, что может произойти через пять минут. А я напрягаюсь, планирую на пятилетку вперед. Вот окончу институт, поступлю в аспирантуру, через три года с блеском защищу диссертацию, а потом, потом, потом...
А сейчас, когда грандиозное планирование жизни завершено, не мешало бы подумать, где взять денежку, чтобы обеспечить себе прожиточный минимум на ближайшие три-четыре дня, а потом стипендия, зарплата и я опять самый богатый человек на свете.
Живу я в студенческом общежитие, в маленькой комнатке, девятиметровке, на девятом этаже. “Так, на девятый этаж, в свою девятиметровочку” - нравится мне повторять, когда бегом по ступенькам поднимаюсь домой. Лифт в общаге есть, но он не работает и, наверное, никогда не работал. Люблю я свою комнату, мой маленький мирок, где можно отдохнуть, поработать, помечтать и повеселиться.
Студенческая общага - это не просто место для жизни - это образ жизни. Кто не прошел эту школу, тот не поймет, о чем я говорю. Здесь есть и свои прелести, и свои недостатки. Коллективное житие - редко оставляет наедине с собой, со своими мыслями, кто-то идет со своими проблемами, кто-то с радостями.
Как вы уже поняли, учусь я в институте и подрабатываю здесь же поломойкой. Стараюсь жить сегодняшним днем, мечтая о светлом будущем, а вот о своем прошлом вспоминать не люблю, не очень оно у меня светлое, но главное, что я из него выбралась.
Новый день не сулил никаких перемен. Я проснулась рано, солнышко приятно освещало мою комнату, вливая в меня хорошее настроение. Потянувшись и расправив свои крылышки, вспомнила поговорку, которую любила повторять моя бабушка “Кто рано встает - тому Бог подает”. Так, хватит нежиться, пора вставать и Божью милость собирать.
На сборы в институт уходит как минимум минут сорок. Необходимо принять душ, накрасится, высушить волосы феном, соорудив что-то наподобие укладки, забросить какой-нибудь бутербродик в желудок, чтобы он, желудок, не оповещал аудиторию жалобным бурчанием. Так, теперь: что одеть? Этот вопрос можно было бы и не задавать, но я же женщина! Вопрос есть, а вот ответ ..., все те же джинсы, все та же кофточка, все та же ветровка и, наконец, новенькие легкие ботиночки, доставшиеся мне после трехмесячной экономии. Все теперь я в полной амуниции, подошла к зеркалу: хороша я, хороша, куда мужики смотрят? Ну и ”тьфу на вас еще раз” - это я про мужчин.
Проделав утреннюю пробежку по ступенькам, я наконец-то вынесла себя на залитую солнцем улицу. Как хорошо! Тепло, светло, свежо, настроение просто блеск! До института две остановки на автобусе, но я решила пройтись пешком, побаловать себя приятным утром.
Вот уже и родные стены. Возле института толпились ребята, кто курил первую, а кто уже и не первую сигареты. Как только вышел закон о запрете курения в общественных местах, дирекция тут же издала указ, запрещающий курить в институте. Так что все курильщики курят теперь перед главным входом. Странно. Я считаю, крыльцо и фасад института - это его лицо и оно должно сиять чистотой. А фактически, несчастное “лицо” оплевано и усыпано окурками. Мне кажется, что здесь какая-то недоработка. Ладно, не буду занудничать, молодая еще.
Я шла по коридору, где уже толпились студенты, ожидая, когда преподаватели откроют аудитории. Времени до начала пары было много, и я шла медленно, ни о чем не думая. Вдруг сзади, в ухо как кто-то гаркнет:
- Ну что, готова к семинару?
Я с перепуга отскочила, наверное, метра на два, а когда поняла, что опасности нет, обернулась и увидела Серегу Голдина.
- Тань, ты чего? Ну и трусиха. Кстати, когда так пугаешься, значит, совесть не чиста. Сознавайся, где грешила? - сказал Серега с такой наглой ехидной физиономией.
В ответ я состроила не менее ехидную:
- Как грешила, как грешила! Я вчера весь вечер половой жизнью занималась в коридорах института, то бишь мыла полы. Устраивает? А к семинару не готова, буду сидеть за последней партой тише воды, ниже травы. Еще вопросы есть?
Вопросов не оказалось, но тут оказался наш философ. Как же я его не люблю! Недавно прочитала “Собор парижской Богоматери” Виктора Гюго, и помните, там был гадливый священник, вспомнили? Так вот наш философ очень сильно ассоциируется у меня с этим священником: высокий, лысый и такая постная равнодушная физиономия. При чем, эта постная физиономия так и смотрит, чтобы кого-нибудь опорофинить.
Я, как и обещала, села за последнюю парту, за широкую спину Сереги и сидела тихо-тихо. Но перед моей партой материализовался этот «гадливый священник»:
- Соловьева.
Соловьева Татьяна Павловна - это я и имею я такую вот звучную птичью фамилию. Хор-р-р-ошая фамилия (ха-ха-ха).
- Соловьева, сейчас по телевизору недавно показывали фильм “Мираж”, ты, наверное, его смотрела?
- Да, смотрела, - ответила я, поднимаясь во весь свой не очень высокий рост, который исчисляется в метр пятьдесят шесть.
- Так вот, как ты относишься к тому, что его показывают по нашему телевидению? - вопрошал философ-священник.
Напомню вам немножко фильм, если честно я его не совсем помню. Так, что не обессудьте. Так вот, американские безработные организовали угон трейлера с деньгами, им эта афера удалась, и на протяжении всего фильма воры прятали трейлер и пытались вскрыть сейф. Но закончилось все достаточно плачевно, главные герои погибают. Деньги, по моему, достаются государству. Фильм сняли прибалтийские кинематографисты.
Вопрос поставлен - нужно отвечать, может быть не совсем честно, ну уж как получилось:
- Я нормально, мне кажется, что фильм рассказывает о безысходности безработных в Америке, и эта безысходность толкает людей на подобные преступления.
- А вот мой сын, когда смотрит этот фильм, рассуждает, как лучше спрятать трейлер, - парировал философ.
Ну что можно на это ответить? Я просто пожала плечами. Не знаю, что в этом момент у меня на лице было написано, но «священнику» это явно не понравилось, и он решил меня добить следующим вопросом:
- Соловьева, вот ты учишься в институте, а кто-то не учится. Как ты к этому относишься?
- Нормально, - однобоко ответила я, но потом развила мысль. - Кто-то не может учиться в институте потому, что умственные способности не позволяют, а кто-то не может из-за материальных сложностей. Тут уж каждому - свое.
- Так, “Каждому - свое”! А ты знаешь, это “Каждому - свое ” фашисты писали на плакатах в концлагерях. Ты, Соловьева - фашистка, выйди вон из аудитории, - выдала постная физиономия священника-философа.
Мне так хотелось покрутить пальцем у виска, но молча собрала вещи и вышла. Этот гадливый тип все-таки добился своего - выставил меня за дверь.
До следующей пары оставалось почти пол часа. Сидеть в коридоре мне не хотелось, когда на улице так хорошо. Я вышла на “оплеванное лицо” института и направилась к скамейке в скверике, где и расположилась, чтобы получить удовольствие. Легкий весенний ветерок обдувал меня, солнышко пригревало - хорошо. Во всяком случае, лучше, чем в душной аудитории в обществе с великим философом всех времен и народов.
Так я и сидела, пока ко мне не подошла пожилая женщина, лет шестидесяти пяти.
- Деточка, - обратилась она ко мне. – Скажи, пожалуйста, ты учишься в этом институте?
- Да, а что вы хотите? - решила я поддержать разговор.
- Мне девочка одна нужна, новость ей не очень приятную нужно сообщить и не знаю, как ее найти. Вроде бы говорили, что она учится в этом институте.
- А кто это, как фамилия, может, я знаю?
- Да уж помоги, - женщина, открыв сумочку, достала вдвое сложенный листок, - Соловьева Татьяна Павловна.
У меня в душе что то перевернулось.
- Это я.
- Ты, - удивилась женщина, - Боже мой, не думала, что так быстро тебя найду, видать Господь помогает.
Женщина как-то сразу осунулась, даже постарела. Я не могла понять, какую новость мне может сообщить совершенно неизвестная женщина, да еще “не очень приятную”. Наверное, все мое недоумение и тревога отразились на моем лице, поэтому бабулька сразу заговорила:
- Танечка, детка, ты знаешь, у тебя в этом городе живет дедушка, он очень-очень плох, болеет и просит найти тебя и привести к нему.
- Вы, наверное, ошиблись, нет у меня дедушек вообще. Один погиб во время войны, а второй, не знаю, второго вообще не было, бабушка воспитывала маму одна и про дедушку ни кто, ни когда не говорил.
- Есть у тебя второй дедушка, есть. Была у него какая-то история, я не знаю. И вот сейчас просит, очень просит тебя прийти. Не откажи, ведь помрет, так и не увидав тебя, пожалуйста. Воля умирающего - закон. Пожалей старика.
- Не знаю, я ни чего не понимаю. А вы кто?
- Я соседка его, Марья Никитична. Наши дома рядом стоят, пошли, - слезы выступили на глазах бабульки, - Жалко мне его, один он, совсем один.
Непонятные чувства поселились у меня в душе: жалость к совершенно незнакомому умирающему старику и его старенькой соседке, но и какой-то непонятный страх. Незнакомые мне люди давят на жалость и в тоже время пытаются куда-то заманить. Что делать? Вечный вопрос. Идти к старику или послать всех к черту. А как же человеколюбие? Да и тут какая-то тайна, интересно же. Но опять-таки “Не зная брода, не лезь в воду”. Во мне поселились бурные сомнения.
- Так, - решила я. - Одна я с вами никуда не пойду. Мало ли что, время сейчас смутное, это не от недоверия к вам, а подстраховаться нужно. Сейчас закончится пара, выйдет мой друг, и мы вместе с ним пойдем к моему загадочному дедушке. Подождите меня, пожалуйста, минут десять.
Марья Никитична в знак согласия кивнула головой и осталась сидеть на скамейке.
Я со всех ног бросилась бежать в институт. Необходимо встретить Серегу, он должен мне помочь, должен. Прозвенел звонок. Из аудитории вальяжно вышел философ. Он шел так, будто на нем одет не пиджак, а сутана. Он посмотрел на мое красное от пробежки лицо и выдал:
- Ну, Соловьева, не плачьте, вы еще не совсем конченный человек. Изучайте философию, прислушивайтесь к советам умных людей (это он, наверное, имел ввиду себя) и может быть из вас еще выйдет толк.
Тяжко вздохнув, он пошел по коридору. Вы себе представить не можете, как мне хотелось плюнуть ему на пиджак, но тут вышел Серега и о пиджаке с философом я сразу забыла.
- Сереженька, миленький, помоги, и я забуду твою утреннюю выходку.
- Боже! К чему такие щедроты? - опять съехидничал Серега.
Я не знала с чего начать.
- Нужно-то чего? Говори быстрее, а то мне кое-куда нужно сбегать после умнейших философских изречений.
- Сережа, нужно сходить в одно место. Я одна боюсь.
- Так не ходи.
- Нужно, очень нужно. Давай, ты сбегай кое-куда, а потом встретимся в сквере на скамейке. Я тебе потом все объясню, если тебе это будет интересно.
- Конечно, интересно, загадочная ты наша. Ладно, жди.
Марья Никитична сидела там же где я ее оставила и смотрела в одну точку. Увидев меня, старушка даже обрадовалась:
- Мне показалось, что ты не придешь, а ты умница - пришла.
- А далеко идти?
- Не очень, лучше на автобусе, пять остановок. Да ты, наверное, знаешь, улица Водопроводная, там частный сектор, нам туда.
- Понятно.
Город наш небольшой. Он разделен на две части: старую и новую. В новой части расположены микрорайоны с новостройками, а в старой – «хрущевки», сталинские дома и частный сектор. Всю сознательную жизнь я провела в старом городе и поэтому расположение улиц мне известно.
Минут через десять появился Серега. Он подходил ко мне с сияющей улыбкой на устах, но как только увидел бабулю, улыбка куда-то улетучилась. Он любезно поздоровался с Марьей Никитичной, и мы отправились в путь. Дорога заняла не более получаса, и мы оказались на Водопроводной улице. Дома здесь старые, построенные, наверное, еще при царе Горохе, но достаточно крепкие. Я бы не назвала этот район “трущобой”.
Марья Никитична подвела нас к двухэтажному дому и сказала:
- Это здесь.
Я остановилась, в пути волнения не было, ну едем и едем куда-то, а когда подошли к дому, почему-то разволновалась.
Мы вошли в ворота, предназначенные для пешеходов, рядом были ворота для машин, а может быть еще для чего-то, я в этом не смыслю. Дворик удивил чистотой, кругом небольшие клумбы для цветов, но цветов еще не было, рановато. Хорошо здесь, наверное, отдыхать от дневных забот.
- Заходите в дом. Дедушка на первом этаже. Второй этаж закрыт. Туда никто не ходит, да и некому.
Мы зашли в дом. Снаружи он показался небольшим, а когда вошли внутрь, оказалось, что это оптический обман. На первом этаже располагались две большие комнаты, кухня и прихожая, было еще какое-то помещение, но я туда не заглядывала, неудобно. Да и комнаты я видела только с прихожей.
Подойдя к одной из комнат, Марья Никитична приложила указательный палец к губам и пропустила меня вперед. Я смутилась, мне стало неловко стоять перед человеком, который лежал на кровати. Казалось, что мы смотрели друг на друга целую вечность, пытаясь что-то увидеть, но что?
В комнате стоял стойкий запах лекарств, от которого меня стало слегка поташнивать. Я оглянулась назад: Марья Никитична и Серега стояли в дверях, не решаясь сделать шаг вперед. Марья Никитична слегка подтолкнула меня к человеку в кровати, я пока не могу назвать его дедушкой, а сама взяла Сергея под руку и увела его в другую комнату.
В доме стояла непривычная тишина. Я подошла к кровати. Старик смотрел на меня, не отводя взгляда, затем жестом руки предложил сесть на стул, который стоял возле кровати. Я села.
- Ты Татьяна? - скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал старик.
Голос его был слегка суховат, но достаточно приятный. Я немного расслабилась и в ответ кивнула головой.
- Я тебя знаю, девочка моя. Всегда знал и любил и тебя, и твоих бабушку и маму.
От волнения старик покрылся легкой испариной и закашлялся сухим кашлем. Я хотела подать ему воды, но он отказался.
- Я ничего, ничего не мог для вас сделать. Ты все поймешь сама скоро, очень скоро.
Опять кашель помешал ему говорить. Я видела, что силы у старика на исходе.
- Я написал тебе письмо, это все что смог для вас сделать. Простите меня все, простите, Наталья, Лиза, Лиза, Лиза, Наталья, Татьяна ...
Старик закрыл глаза, и все шептал имена моих бабушки, мамы и мое. Он просил прощение. За что? Я выбежала из комнаты в соседнюю. Там сидели Марья Никитична, Серега, женщина в белом халате, по-видимому, врач, и еще женщина средних лет в классическом сером костюме.
- Дедушка бредит, мне кажется, ему стало хуже. Вы не подошли бы к нему, - обратилась я к врачу.
Врач зашла в комнату к старику и какое-то время не выходила. Все молчали, каждый думал о своем. У меня в голове была сплошная каша, я ничего не понимала, но мое подсознание говорило, что грядут грандиозные перемены. Не знаю, сколько прошло времени, и тут появился врач:
- Петру Матвеевичу стало легче, и он просит вас, Татьяна, подойти к нему.
Как под действием гипноза я встала и пошла в соседнюю комнату.
Старик смотрел куда-то вдаль, но когда я подошла к нему, он перевел взгляд на мое лицо. В его взгляде было столько грусти, раскаяния и может быть любви. Я подошла к нему, села на стул и взяла его руку в свою.
- Я мечтал об этом.
Лицо старика преобразилось, заулыбалось, но из глаз потекли слезы. Мне показалось, что дедушка в данную минуту счастлив и это слезы счастья. Он держал мою руку, боясь ее отпустить, как боятся выпустить птицу. Но тут я почувствовала, что его рука меня отпустила и мне стало ясно, что я теряю что-то дорогое для меня, так и не приобретя это что-то. Дедушка уснул вечным сном, лицо его было спокойным и умиротворенным.
- Все, - сказала я, когда вошла в комнату.
- Присаживайся, детка, присаживайся, - засуетилась возле меня Марья Никитична. - Петр Матвеевич долго болел, и мы предполагали, что долго он не протянет.
- Я ничего не понимаю, объясните мне. Может быть, Петр Матвеевич и мой дедушка, но я ...,- слезы подступили, в горле застрял какой-то ком, говорить дальше я не смогла.
- Татьяна Павловна, - обратилась ко мне женщина в сером костюме. - Я знала Петра Матвеевича около трех лет, он помогал мне ухаживать за цветами, мы дружили с вашим дедушкой, он был хороший, добрый, чуткий человек.
- Вы говорите о нем такие хорошие слова, но почему же он оставил бабушку и маму, ведь если бы он был рядом, их жизнь сложилась бы иначе, почему ...,- слезы текли из глаз, мешая мне говорить.
- Танечка, успокойся, не суди - да не судима будешь. Я не знаю, что произошло у них в молодости, да и не время это обсуждать. Петр Матвеевич оставил тебе письмо, прочти его, пожалуйста, - женщина в костюме протянула мне запечатанный конверт. - И еще, дедушка просил, чтобы ты читала его одна.
Я взяла конверт и спрятала его в сумке. Все молча смотрели на меня, будто спрашивали, что делать дальше. А что я могла ответить на этот молчаливый вопрос, я не знаю. Я полностью растеряна. Тут на помощь мне пришла Марья Никитична:
- Танечка, мы знали, что дедушка скоро умрет. К похоронам все готово, не переживай. Сейчас его отвезут в морг, необходимые документы мы оформим. А ты сейчас иди домой, отдохни. Сережа, проводи ее, пожалуйста.
- Но ведь нужна моя помощь, что я должна сделать? - спросила я.
- Ничего, иди, иди. Я завтра к тебе подойду. Оставь, пожалуйста, адрес, где ты живешь, - сказала женщина в костюме.
Сергей взял меня под руку и мы, попрощавшись, вышли. Глоток свежего воздуха мне не повредил. Я вздохнула полной грудью, и мне стало как-то легче.
Интересно, какие чувства испытывал молодой человек: горе от утраты близкого человека, наставника или радость от приобретения власти и превосходства над людьми? Это известно только ему. Внешне новоявленный Посланник оставался спокоен, никакие эмоции не отражались на его лице. Холодное равнодушие.
Клятва, данная умирающему человеку, вот что беспокоило его. Не выполнить свое обещание он не мог. Он должен приложить все усилия, чтобы найти беглеца, он должен получить бумаги, компрометирующие созданную старым Посланником организацию. Он должен, должен, должен и чувство долга прививалось ему, можно сказать, с пеленок.
Молодого Посланника еще с малолетства готовили к тому, что он займет место старого. Ему пророчили великое будущее и соответственно воспитывали. Каким он был ребенком, было ли у него детство - судить вам.
До шести лет Ванечка Стоянов жил при мужском действующем монастыре. Родителей своих он не знал, не знал материнской ласки и отцовской заботы. Воспитанием мальчика занимались монахи. В монастыре были еще мальчишки, но общение с ними было сведено к минимуму. Ребятишки могли себе изредка позволить побегать, подурачиться, Иван же должен был вести себя степенно. Представьте себе мальчонку четырех-пяти лет с постоянно важным серьезным лицом, как-то не вяжется.
Распорядок дня был строг, он включал в себя утренние, обеденные и вечерние молитвы, работу над собой, то есть занятия, и прогулки в сопровождении монаха, который рассказывал Ване о долге, вере и о положении человека в обществе. С ранних лет ребенку внушали, что он избранный, что ему отведена особая и очень ответственная роль в человеческом обществе. И мальчик все это выслушивал, вникал и верил в правильность слов воспитателя.
Психологи считают, что формирование личности человека происходит до пяти-шести лет. Вот и подумайте, какая личность сформировалась на фоне такого воспитания. Чрезмерное самолюбие, понимание превосходства над людьми - вот что посеяли монахи-воспитатели в благодатную почву души маленького ребенка.
По наставлению Посланника, в шесть лет Ивана привезли в город и поселили в одной бездетной семье. Приемные родители воспитанием мальчика не занимались, им отведена была роль по обслуживанию ребенка, то есть напоить, накормить, обуть, одеть и так далее. Чувств к Ивану они никаких не испытывали, а воспринимали его как временную обязанность, работу.
Город на Ивана произвел огромное впечатление. Суета людей, спешащих по своим делам, переполненные автомобилями дороги, огромные дома - этого он в монастыре не видел и даже не представлял, что возможна такая жизнь. Чтобы ребенок привыкал к ритму жизни в городе, к нему приставили человека, который выполнял роль воспитателя. У Ванюши было много вопросов, и воспитатель на них постоянно отвечал. За год мальчик полностью освоился в городе. Огромные быстрые машины не пугали, он научился пользоваться общественным транспортом, хотя один он ни куда не ездил, но воспитатель посчитал, что для полного развития это необходимо. Ваня посетил практически все музеи и галереи города.
Посланник был доволен, что Ваня рос очень умным и толковым мальчиком, он впитывал в себя информацию как промокашка. Но любил ли он кого? Этот вопрос никогда не интересовал Посланника. Его вполне устаивало то, что из ребенка растет машина, робот, бездушное существо. И еще его устраивало то, что Иван воспринимает людей как быдло, стадо, которое необходимо пасти, что человеческие чувства ничтожны и человеческая жизнь “гроша ломаного” не стоит, что самое ценное - это организация, которую создал Посланник, его дело.
В семь лет Ваня пошел в школу. Учился он блестяще. Преподаватели были в восторге от его ума, сообразительности и тяги к знаниям. Поначалу друзей у Вани не было и, в общем, от этого он не страдал, но в классе третьем или четвертом Посланник решил провести с ним беседу на эту тему.
- Иван, я бы хотел услышать от тебя о твоих успехах в школе, - начал он издалека. - Какие у тебя проблемы? Все ли тебя устраивает? Может быть тебе что-нибудь нужно? Говори, не стесняйся.
- У меня все хорошо, учусь почти на одни пятерки. Проблем у меня нет, и у меня все есть, - отчитался мальчик.
- Да, ты садись, в ногах правды нет, - предложил Посланник, видя что, стоя, Иван чувствует себя неуютно.
- Спасибо, - мальчик присел на стоящее напротив Посланника кресло.
Посланник для Вани был идеалом, человеком, которому можно и нужно подражать. Он его не любил, нет, он просто хотел стать таким как Посланник, сильным, умным, властным. Во время разговора мальчик преданно смотрел в глаза своему покровителю и каждое слово, сказанное им, пытался сохранить в своей душе как напутственное.
- Скажи, Ваня, у тебя появились друзья?
- Нет, мне ни с кем неинтересно. Одному гораздо лучше.
- Это не правильно. У тебя должны появиться друзья. Ты должен научиться общаться со своими сверстниками и с людьми вообще.
- Но со мной никто не хочет дружить, - начал было оправдываться Иван.
- А скажи мне на милость, - более строгим голосом заговорил Посланник. - Почему кто-то должен решать, дружить ему с тобой или нет, а не ты сам? Что ты сделал для того, что бы у тебя появились друзья?
- Ничего. Но я никогда об этом не думал.
- А надо бы. Запомни, от того, как ты будешь общаться с людьми, зависит твое будущее и будущее нашей организации. Чем больше мы привлечем к себе людей, тем сильнее и богаче будет наше детище. Власть держится только на тех, кто умеет организовать вокруг себя людей. Ты меня понял?
- Да, я постараюсь.
- Ты, прежде всего, должен понять, что конкретному человеку нужно, постараться это ему дать и поставить, таким образом, его в зависимость от себя. Поэтому, необходимо осмотреться, определить для себя неформального лидера в классе, заинтересовать его в себе и ребята сами потянутся к тебе. Так, смотришь, и ты перетянешь его лидерство на себя. Запомни, власть имеет только лидер, так стань им. Это тебе первое задание как моему приемнику.
- Я постараюсь.
- Постарайся. Ты должен стать тонким психологом, научиться определять слабые стороны в душах людей и использовать их. И еще, самое главное, никому никогда не открывай своей души, она должна быть за семью замками. Учись управлять своими эмоциями и чувствами. Только так ты сможешь стать великим. Все зависит от тебя.
Посланник встал и вышел из комнаты, оставив Ивана обдумывать все вышесказанное. Да, познавательная для мальчика была беседа, он многое понял. А главное, что он понял, так это то, что способность властвовать определяется, прежде всего, способностью организовывать вокруг себя людей и самого себя.
Да тяжелую, однако, задачу задал Посланник, но Иван с блеском с ней справился. Он сумел, таки, стать неформальным лидером в классе. Сумел организовать вокруг себя ребят. Ему нравилось плести интриги, а потом посмеиваться над жертвами. Он получал огромное наслаждение от того, что считал себя умнее и морально выше своих одноклассников.
Школу Иван закончил с золотой медалью и тут встал вопрос: куда идти учиться дальше? Самому абитуриенту думать долго не пришлось, здесь свое веское слово сказал Посланник: университет, юридический факультет. Сказано - сделано. Проблем при поступлении не было, медалиста взяли в Высшее Учебное Заведение с распростертыми объятиями.
Утверждаться в новом обществе пришлось заново, но уже с большим трудом. В университете учились взрослые люди с уже сформировавшимися взглядами на жизнь, и подстраивать их под себя Ивану было значительно труднее, нежели чем в школе. Однако нашлись студенты, попавшие под влияние властолюбца. Так что и здесь Иван сумел проявить свои организаторские способности.
Странные отношения у него складывались с девушками. Внешне Иван был красив, да к этому еще умен, и девушкам он нравился. Но вот нравились ли они ему? Вот в чем вопрос.
Иван умел красиво ухаживать: дарил цветы, мог позволить себе сводить девушку в ресторан, был галантен, вежлив и достаточно сдержан. Девчонкам это нравилось, и для многих из них было за счастье встречаться с таким кавалером. Но Ивану нравилось не общение с ними, а те интриги, которые плелись вокруг него. Он чувствовал себя центром вселенной. Стоянов не задумывался о чувствах девушек, ему это было совершенно безразлично. Главное вот он, любите его! А он над вами посмеется! Очень часто, встречаясь с девушкой, он уже знал, при каких обстоятельствах он ее бросит. Но самое отвратительное было то, что он любил обсуждать недостатки предшественницы со своей нынешней пассией.
Иван прекрасно понимал женскую психологию. Он прекрасно понимал, что многие женщины воспринимают бывшую пассию своего возлюбленного как личного врага. А что нужно делать с врагом? Конечно же, уничтожать. А Иван готовил прекрасную почву для этой вражды. И когда он видел результаты своих пакостей, получал огромное удовольствие.
Вот такой он человек.
По окончании университета, Иван Стоянов стал первым помощником Посланника, царя и бога в его организации.
Сережа продолжал держать меня под руку, и мы шли, ехали, потом опять шли и все молча, каждый думал о своем. Уже возле комнаты Сережа меня спросил:
- Ну, как ты, Танюш?
- Ничего, нормально, - ответила я.
- Мне уйти или остаться?
- Не знаю.
- Ладно, ты сиди, я сварю кофе, попьем, а потом я уйду.
Я кивнула головой, и Сергей пошел варить кофе.
Письмо. Нужно его прочитать. Не хочу, не могу сейчас ничего читать. Через пол часа, нет через час. Все, через час и прочитаю.
Сережа зашел с двумя кружками кофе и опять исчез. Не было его минут пять, потом появился с двумя бутербродами.
- Там Катька колбасу купила, угощает. Будешь?
Я кивнула головой. Мы сели пить кофе и есть бутерброды.
- Тань, я все видел, но ничего не понял. Это твой дед? - спросил Серега.
- Наверное, я точно не знаю, но, похоже, что да. Я сама ничего не знаю. Мне кажется, письмо должно многое прояснить, - ответила я.
- Ты сейчас его будешь читать? - видно было, как Серегу распирает любопытство.
- Пока нет. Сережа, приходи сегодня вечером, поговорим, а сейчас я хочу помолчать.
Сережа допил кофе, попрощался и вышел. Я осталась одна.
Серега молодец, он знает, когда нужно настаивать на разговоре, а когда нет. Я знаю его уже три года, с момента поступления в институт. В группе думают, что у нас романтические отношения, но на самом деле, мы просто друзья. Я знаю обо всех его любовных похождениях, а он о моих. Многие считают, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует, а я считаю, что существует! Ну, кто придумал, что мальчики должны дружить с мальчиками, а девочки с девочками, а если мальчик с девочкой, то это уже любовь? Ерунда какая! Да я точно знаю, что Серега мне всегда поможет и делом и словом и уж никогда не пойдет трепаться о моих делах с кем-то другим. Была у меня когда-то давно подруга, я так считала, так вот я с ней делилась своими сокровенными мыслями, тайнами, проблемами, а она делилась ими с другими своими подругами. Обсудив мои проблемы, девочки - сплетницы делали выводы и вот моя товарка, демонстрируя свой логический ум, наставляла меня на путь истинный. Я ей была очень благодарна до тех пор, пока не узнала, что мои секреты знают еще многие. И каково мне было после этого? А Серега мой друг, настоящий друг.
Конечно, Серега - парень красивый: голубые внимательные глаза, яркие не очень тонкие губы, прямой нос, густые светло-русые волосы, подстриженные под короткое каре, высокий рост, спортивная фигура. Можно было бы влюбиться, и многие влюбляются, но не я. Мы слишком много друг про друга знаем. Я не считаю его “прочитанной книгой”, мне с ним интересно, весело, спокойно, но мы друзья и больше чем на друга я на него смотреть не могу, так же как и он смотрит на меня как на подругу.
Прошел час. Я взяла в руки конверт, распечатала. При всем моем внешнем спокойствии сердце мое колотилось от волнения. Письмо было написано на семи страницах ровным спокойным почерком. Видно, что человек, написавший это письмо, долго продумывал его.
“Родная моя внученька, Танечка, если я, конечно, имею право так тебя называть.
Пишет тебе твой дедушка, Петр Матвеевич Кузнецов. Ты читаешь мое письмо в то время, когда меня уже нет на белом свете. А пишу я тебе, чтобы покаяться и попросить прощение у тебя, а в твоем лице и у бабушки твоей Натальи, и у мамы твоей, Лизоньки, дочери моей. На коленях прошу у вас прощение.
Многие годы я не знал что с вами, долго искал возможности встречи и нашел, но уже поздно: Натальи и Лизоньки уже нет в живых. А я вот живу. Хотя должно было быть наоборот. Я узнал, как тяжело вы жили, и до чего довела вас ваша жизнь. Конечно, во многом виноват я. Я перевез вас в чужой город, наобещав вам спокойствие и достаток, но оставил вас, бросил, скрылся. Но видит Бог, так было нужно. Если бы вы были рядом со мной, я не знаю, что было бы с вами.
Это секта, это страшные люди и я был с ними, верил им, помогал во всем, да еще дослужился перед ними до Главенствующего Совета.
Как они говорили! Как рассуждали о жизни, о помощи и любви к ближнему своему, о всеобщем благополучие. Я им верил и верил безоговорочно. Молодость, что поделаешь, двадцать с небольшим лет. Конечно это не оправдание.
И в один прекрасный день я встретил ее, самую красивую, самую добрую, самую прекрасную девушку на свете. Это тебя, Наташенька! Господи! Почему тебя уже нет? Это я и только я виноват. Если бы мы не встретились, ты бы прожила счастливую жизнь.
(Старик обращался к бабушке, как будто она тоже читает его письмо.)
Мы любили друг друга, и я готов был просить у Главенствующего Совета разрешения на свадьбу, но тут произошли события, свидетелем которых я стал.
Мой брат Никита, мы все в секте были братьями, тоже встретил девушку, тоже решил жениться. Но Главенствующий Совет запретил свадьбу. Они считали, что любви к Богу и к ближнему не должна мешать любовь к женщине. Никиту сразу же изолировали от внешнего мира для покаяния на три недели, а когда его простили за совершенный грех перед человечеством и Богом, то девушки своей он не нашел. Никите сообщили, что возлюбленная его уехала в другой город и просила его, ее не искать, даже предъявили от нее письменное послание. Я не верил тому, что девушка Никиты вот так все бросила и уехала, и я попытался узнать, где она. Поиски мои ничего не дали. Но, тут, совершенно случайно я подслушал разговор нашего великого и всемогущего Посланника со своим соратником. Говорили они тихо, но слух у меня хороший и суть разговора я уловил. Речь шла о том, что в секте достаточно много молодых людей, и если каждый захочет жениться, то в Сибирских лесах не хватит места для расселения девиц, что необходимо проводить беседы о невозможности женитьбы, что можно жить, работать и удовлетворять свои прихоти, но влюбляться нет.
После подслушанного разговора у меня как будто открылись глаза, я многое понял. Уйти из секты безнаказанно не возможно, на начальном этапе еще можно, но если ты в секте не один год, да еще в Главенствующем Совете это равносильно смерти.
Я стал прислушиваться, присматриваться, вникать во многие дела Совета, как бы проводить свое расследование. И вот что удалось мне выяснить. Секте нашей уже ни один десяток лет и случай с Никитой не единичный. Оказалось, что всех возлюбленный наших братьев по секте отправляли в Сибирь, в небольшое поселение в лесу. Это поселение называлось женским действующим монастырем для особо верующих сестер. Сестры жили в лишениях, трудились и молились. У многих девушек рождались там дети. Если это девочка, то она оставалась при монастыре, а если мальчик, то его отбирали у матери и куда-то увозили. Для милиции, пропавшие девушки - послушницы монастыря. У нас в стране Свобода Совести и девушки вольны в выборе жизненного пути. Да и потом, время было послевоенное, страна строила социализм, а тут как назло разгул бандитизма, так что было не до секты.
К тому времени как я все узнал, Наташа была уже беременной. Боже мой! В какую панику я впал, я не знал что делать. Рассказать Наталье обо всем случившемся я не мог - это было очень рискованно. И я задумал побег. Побег не только из секты, но и из города. Я объяснил Наташе, что по долгу службы меня переводят в другой город и, если мы хотим пожениться, то должны переехать. Переезжать с пустыми руками я не мог, мне нужны были деньги. О том, что они есть в секте, я был уверен. Недавно прошел сбор податей с членов секты. Воровать в секте было не принято и часть денег всегда хранились в кабинете Посланника в сейфе. Взламывать сейфы я не умел, а ключ всегда был при Посланнике. И тут мне неслыханно повезло. Я дежурил в доме, где располагалась секта. У нас было предусмотрено дежурство, каждый член Совета должен отдежурить двое суток в месяце. Посланник поручил перебрать картотеку членов Совета, выписать необходимые ему данные. Я работал с документами из сейфа. Тут Посланник быстро куда-то засобирался и оставил ключи от сейфа, доверив мне все содержимое. Я остался в комнате совершенно один. Первым делом я заглянул в сейф, там лежали деньги, достаточно крупная сумма, списки членов секты и еще какие-то бумаги о деятельности секты. Я, недолго думая, сгреб содержимое сейфа в сумку и ушел.
Наталья много вопросов не задавала. На сборы у нас ушло не более часа. Собрали все необходимое и уже через час стояли на перроне железнодорожного вокзала. Мы ехали в восточном направлении суток трое с небольшим, и вышли в одном из провинциальных городов.
Я действовал наобум, но с видом “знания дела”. Наталья мне полностью доверилась. Мы сняли квартиру на ворованные деньги. Я каждый день как бы ходил на работу, а сам занимался ее поисками. Искать долго не пришлось, мне предложили работать бригадиром на одной из строек и я, с радостью согласился.
Вроде бы все складывалось удачно, но мне стало казаться, что за мной следят. Страх стал поселяться в мою душу. Страх за Наташу, за Лизоньку, она уже родилась, и за себя. Я был в панике. Наталья настаивала на регистрации наших отношений, но я боялся. Я боялся всего: пристальных взглядов людей, неожиданного интереса ко мне и всего того, что мне казалось подозрительным. Стал нервным, раздражительным.
И я сбежал как последний трус. Бросил самых любимых и близких мне людей. Я сбежал в другой город и считал, что я этим самым оберегаю своих близких, что чем дальше я от них, тем они в большей безопасности. Я так считал, я был уверен в этом. Господи! Простите меня, простите!
Я переезжал из одного города в другой. Мучился, вспоминая вас. Жизнь моя так и не сложилась, женщин кроме Натальи у меня не было. Я устал, прошло так много лет страха и скитаний. Нужно было остановиться, и я вернулся в тот город, где оставил Наталью и Лизоньку. У меня были деньги. Я всю жизнь работал, копил их в надежде, что я найду их, куплю большой дом, и мы все дружно в нем заживем. Дом я купил и стал искать родных моих женщин. Искал долго и нашел... На кладбище. Все рухнуло, вот теперь я один, совсем один!
Я ходил на кладбище каждый день, рыдал на могилах, просил прощение. И в один прекрасный день на могилах я увидел девушку. Сердце сжалось у меня в груди: стояла живая и здоровая Наталья. Я долго в нее всматривался и понял, что это чудное видение моя внучка. Мне хотелось подойти и обнять ее. Но страх, опять этот чертов страх! Я не посмел.
Девушка постояла у могил и собралась уходить. Я последовал за ней. Вот уже несколько лет я как тень хожу за моей девочкой, знаю каждый ее шаг и готов целовать следы от ее маленьких ножек. Теперь я не один. Теперь у меня есть внучка Танечка!
Танечка, деточка, не побрезгуй, прими от своего блудного деда все что у меня есть: дом, деньги, которые находятся на счету в банке. Марья Никитична знает про завещание, она поможет тебе. И еще, самое главное, в доме есть тайник. В этом тайнике хранятся бумаги, которые я украл из секты. Если они тебе нужны, ты найдешь тайник, а если нет, пусть бумаги будут секретом дома. Я умышленно не говорю где тайник, но при желании найти его можно.
Я старый, повидавший жизнь человек и я беру на себя смелость сказать тебе маленькое напутственное слово: ”Не каждому верь, кто говорит от Божьего имени.”
Твой любящий дедушка. Прости и прощай.”
Продолжение следует…….