1. Прочитал с дюжину стихотворений Глеба Яковлевича Горбовского (1931.10.04 — 2019.02.26), ленинградского поэта и прозаика.
Реакция моя спокойная и, надеюсь, точная, какой мне и хотелось бы в отношении к этому автору.
Было бы излишне эмоционально характеризовать его творчество как рифмованную банальность. Это было бы слишком деструктивно и несправедливо. Но вот тривиальность — самое подходящее слово. Причём тривиальность в том смысле, в каком этот термин употребим в естественно-научной литературе: тривиально то, что известно и приращения содержания знания не даёт.
2. При этом я с удовлетворением отметил для себя, что никаких намеренных издевательств над языком или невольных оплошностей в русской речи у Глеба Яковлевича нет. Мама поэта, учитель русского языка и литературы, видимо, передала сыну дар ценить слово, исходящее и из уст, и из-под пера.
3. Но индивидуальный творческий заряд в тротиловом эквиваленте у Г. Я. Горбовского невелик. При этом категорически-критически рубить, — этому автору и сказать-то нечего! — нельзя. Только вот сказанное им при малой взрывной силе поэтического ума обыденно: поэт описывает то, что заметил вовне или описывает своё бытовое самочувствие. Осуществляет повторение внутренней и внешней реальности в тексте. Что-то вроде дневника наблюдений.
4. Орфей и музы не простят мне, если я не заверю своего читателя, что не отговариваю его от знакомства с творчеством Г. Я. Горбовского. Знакомиться нужно с как можно большим числом авторов. А судить о ставшем знакомым — точно, критично и бескомпромиссно.
5. Текст 1.
Пепел
В стихах была борьба, отвага,
удача — ведьмой на метле!
…Испепелённая бумага
лежала — трупом — на столе.
Стихи сгорели… Молча, сами —
без применения огня.
Они трещали словесами,
от коих в мыслях — толкотня.
Они свистели, точно пули,
ломились в душу, не спросясь,
но сердца — так и не коснулись,
истлели, в пепел превратясь.
Это, конечно, должно быть отнесено к роду самопризнаний в творческой импотенции: художественный замысел де великолепен, поэтическое воплощение подкачало, поэтому всё, в конце концов, сдулось... Но какая безжалостная объективность! А ведь мог бы и не писать об этом, тем паче — не публиковать… Если заметил за собой такое — намотал на ус и живи дальше, перестраивай свой поэтический ум, перенастраивай на иной лад поэтическую душу… Причём стоит отметить, это не уничижение паче гордости, нет в этом самоуничижительной выспренности. Это бытовая констатация.
6. Текст 2.
Под микроскопом
Исследуя себя под микроскопом,
я обнаружил веры пузырьки,
а также — разумения микробы
и клеточки зелёные тоски.
Потом наткнулся на спираль гордыни,
на пыл греховный в русских сапогах.
И вдруг узрел неясное поныне,
волшебное свечение в мозгах!
Так я наткнулся на следы от Бога,
и воспылала душенька моя:
под микроскопом, по науке строго —
любовь звала на праздник Бытия!
Это, вероятно, «наш ответ Чемберлену» на его чемберленово «Гагарин летал, Бога не видал!». Поэт ответственно заявляет о нерелевантности атеистически-чемберленовой методологии поисков Бога: не в космическое пространство надо было лететь на сотни километров, а углубиться в материю, вооружившись микроскопом для её пущего рассмотрения. И не вовне Бога надо искать, а в себе. Так, по-протестантски. Приглядись к себе. Зорче, Сокол, зорче! Видишь суслика? Нет? А там не суслик, там Бог.
Итак, Бог не в пространстве, а в материи.
Понятно, что естественнонаучный рационализм поэта шутлив и метафоричен. Это понимание помогает нам ценить его самокритичные шутки и метафоры. Разумение микробно. Вера пузырится. Следы Бога — свечение в мозгах, огни Эльма на топе мачты-позвоночника, просветлённый Богом разум.
Ну что ж, теперь он с Богом.
7. Текст 3.
Полено
Ты шёл, волнуясь и любя,
и вот ты одолел дорогу…
И дела нету до тебя
ни человечеству, ни Богу.
Ты на крыльце сидишь в росе,
в слезах: предательство, измена!
И перешагивают все
тебя, как мёртвое полено.
…Полено — якобы мертво:
оно лежит, не шелохнётся…
Но в грешных буднях об него
нет-нет да кто-нибудь споткнётся!
Стихотворение об атомарности личностного бытия и тщетности индивидуальных усилий в контексте общества как собрания атомов. Дорога пройдена. Дистанция одолена. Но никому нет дела до твоего финиша.
Как оценить такой результат? Двояко. (1) Тут возможна и ложная, потому и не оправдавшаяся, надежда на общественное признание; (2) и неосознание пешеходом того простого факта, что он идёт не для кого-то, а для себя и потому должен удовлетвориться пройденным маршрутом, найти в себе силы для радости завершения его.
В обоих случаях итог один — смертельно усталое неподвижное полено. Да, случается, что кто-то и споткнётся об него, причастится омертвелости, может и выругается при этом, так это ж всё случайно.
Поэзия тщетных, неверно направленных, усилий и бытового разложения.
8. Текст 4.
Питая душу витаминами
добра и зла — смотрю в себя,
как в зал, увешанный картинами,
остатки разума слепя.
Пестрят портреты персонажами,
кричат сюжеты бытия,
и стены выстланы пейзажами —
их обожала жизнь моя.
Клочок тайги, долина бледная,
на небо — горная тропа…
И птичка в небе, неприметная,
как вся моя… чирик-судьба.
В целом это стихотворение — о множественности и красочности событий жизни при неполном душевно-служебном соответствии индивидуальности лирического героя этим событиям, их множественности и красочности. Мир огромен и многообразен, а поэт — только неприметная песчинка в нём с чирик-судьбой, даже не чижик-пыжик.
А если говорить о деталях, то к удачам поэта я бы отнёс лечебную процедуру: «Питая душу витаминами добра и зла...» Молодец, заботится о здоровье. Отхлёбывает время от времени коктейль из живой и мёртвой воды.
Поэтические странности зрения поэта проявлены в следующих строках.
...смотрю в себя,
как в зал, увешанный картинами,
остатки разума слепя.
То есть взгляд поэта внутрь себя ослепляет его разум. Глаза работают как активные прожекторы, а не как пассивные получатели света, рисующие на сетчатке зрительный образ. Таким образом, зрение ослепляет. Пусть не сами глаза, но разум в его интеллектуальном созерцании…
9. Таков Глеб Горбовский, русский поэт из Ленинграда.
2024.05.15.