- Правильно. Царя вы скинули, а законы царские так и остались. Ни крестьяне, ни рабочие ничего от вас не получили. И эти миллионы с фронта, действительно снесли б вас к чертям.
- Что потом и получилось, - усмехнулся Иван.
- Это потом люди им одураченные поймут, что он стоит на самом деле, а тогда он был на вершине славы. Буквально купался в её лучах, - Виктор тряхнул газетой, взятой с подоконника. – Смотри, до сих пор хранит опусы о себя.
- Что там? – посмотрел Иван на товарища.
- Газеты именуют нашего деятеля в таких выражениях: «рыцарь революции», «львиное сердце», «первая любовь революции», «народный трибун», «гений русской свободы», «солнце свободы России», «народный вождь», «спаситель Отечества», «пророк и герой революции», «добрый гений русской революции», «первый народный главнокомандующий» и т. д.
- Действительно дифирамбы, - усмехнулся Иван. – Не мудрено голове от такого закружиться.
- Тут ещё слушай, - Виктор тряхнул газетой. - Тернист путь Керенского, но автомобиль его увит розами. Женщины бросают ему ландыши и ветки сирени, другие берут эти цветы из его рук и делят между собою как талисманы и амулеты. Его несут на руках. И я сам видел, как юноша с восторженными глазами молитвенно тянулся к рукаву его платья, чтобы только прикоснуться. Так тянутся к источнику жизни и света! Керенский — это символ правды, это залог успеха; Керенский — это тот маяк, тот светоч, к которому тянутся руки выбившихся из сил пловцов, и от его огня, от его слов и призывов получают приток новых и новых сил для тяжёлой борьбы.
- Каков накал страстей, а? – дёрнул головой Виктор.
- Новый Иисус прямо, - усмехнулся Иван.
- Ещё бы. Ему даже Маяковский стихи посвятил, слушай, - Виктор взмахнул рукой:
Царям дворец построил Растрелли.
Цари рождались, жили, старели.
Дворец не думал о вертлявом постреле,
не гадал, что в кровати, царицам вверенной,
раскинется какой-то присяжный поверенный.
Забывши и классы, и партии,
идёт на дежурную речь.
Глаза у него бонапартьи
и цвета защитного френч.
- Кстати о френче. Вы же в армии никогда не служили, почему такая любовь к военной форме? – прищурился Иван. – Кем вы себя мнили?
- Либеральный сатирик Аркадий Аверченко посвятил этому вопросу целый фельетон и поднялся почти до философских обобщений, - усмехнулся мужчина. - "Вы помните, — спрашивал он, — что такое были министры старого, проклятого Богом и людьми режима? Помните, какими они Юпитерами, какими Зевсами громовержцами держались. Перед ними ходили на цыпочках, перед ними склонялись... В чем же дело?!!!! Я вам скажу, только вы на меня не обижайтесь: всё дело было в их мундирах, орденах, лентах и золотом шитье. И когда они в таком чучельном виде выходили перед толпой, все почтительно склоняли перед ними головы и по рядам нёсся благоговейный шепот: "Министр идёт, министр"... И важно проходил этакий позолоченный идол с каменным лицом, весь расцвеченный разноцветными балаболками, ленточками, крестиками, расшитый, расписанный, разрисованный — точь-в-точь та знаменитая писаная торба, которая, по свидетельству пословицы, так мила дурню.
- Так это вы таким образом разрушали царские устои? – усмехнулся Иван, - любопытный ход.
- Что, что, а артистичности вам не занимать было, - фыркнул Виктор.
- Ладно френч, - махнул рукой Иван, - генералов своих вы почему подставили? Ведь они могли вам помочь навести в стране порядок. По крайней мере в Питере.
- Вы про Корнилова? – поморщился мужчина.
- Корнилов, Крымов, Деникин. Они то приняли ваши начинания. Только ратовали за сохранность страны, за порядок закона.
- Если честно, испугался, - нахмурился мужчина. – Испугался, что они и меня скинут, как я царя.
- В результате развязал Гражданскую войну, - покачал головой Виктор, - молодец!
- Я не хотел.
- Но сделал, - дёрнул щекой Иван. – А ведь Корнилов и не посягал на вашу власть. Он лишь предложил: - исключить из состава тех министров, которые по имеющимся у него сведениям были явными предателями Родины; и перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твёрдая власть. Вот и всё.
- Я ему не поверил.
- Ещё бы. Вы равняли его с собой. Вы могли предать и подставить и он, значить мог. Так?
- Наверное. Время тогда было такое. Или ты или тебя.
- Вы создали это время, - лицо Ивана стало жёстким. – Двадцать миллионов заплатили жизнями за ваши эксперименты.
- Это не мы, это большевики, - вскинул глаза мужчина. – Они утопили страну в крови.
- Конечно они, - усмехнулся Иван. – Они заставили царя отречься. Они сделали Корнилова мятежником. Они развалили армию. Да так, что та стала разбегаться. Они научили солдат, что главный их враг не немец в другом окопе, а свой офицер командир. Это всё сделали они?
- Это была ошибка, распропагандировать солдат, - опустил голову мужчина. – Мы её потом хотели исправить. Но большевики не дали.
- Исправить? Каким образом? Бросить под немецкие пули обезглавленную армию? Вы сделали из Корнилова предателя, а он и не помышлял о личной власти. Он республиканец, по воззрениям был. Вы же сами доверили ему арест царя.
- Я стал в нём сомневаться.
- Вы провокатор Керенский, - выкинул вперёд палец Иван. – Вся ваша деятельность в то время, одна большая провокация. На кого вы работали? Что вас связывало с американским послом Френсисом? Ведь именно он собрал тогда совещание послов стран Антанты. И они резко переменили свои взгляды. Сначала поддерживали Корнилова, стремившегося к порядку в стране, а тут вдруг вас. Почему?
- Я не знаю, - отвёл глаза мужчина.
- Не знаете? Ответ лежит на поверхности, - усмехнулся Виктор. – Вы продолжили развал страны. И это было выгодно Антанте. Они не собирались делиться с Россией плодами победы. А наоборот и её ещё разделить. Но без Германии конечно.
- Я всё делал для блага России, - взмахнул рукой мужчина.
- Вы тут хоть не актёрствуйте, - поморщился Виктор, - зрителей нет. Вся ваша «решительность» Александр Федорович обернулась лишь новыми потоками пустой болтовни. Всеобщий развал углублялся. Поскольку вы провозгласили «право наций на самоопределение», принялись «самоопределяться» национальные окраины.
