Стараясь скрыть так и проступавшее недовольство, Виктор вышагивал по лужам. Где-то в начале пути он ещё старался лавировать между грязью и текущей водой, но сейчас это уже не имело смысла. Одежда давно промокла, а ботинки хлюпали при каждом шаге. Посматривая на мутное серое небо, покрытое разводами туч, он всё думал о том, какого чёрта дождь остановился сейчас, а не минут пятнадцать назад. Пакет, который не получалось перехватить поудобнее, монотонно бился о ногу, отскакивая от неё и возвращаясь. Это тоже раздражало. Всё сегодня было кривым и раздражающим. На работе снова вытрепали все нервы. К концу дня светлое небо затянуло так, что сомнений в ливне не оставалось. Но, к счастью, на такой случай в коморке у стойки выдачи товаров валялся старый зонтик, пара спиц которого, как паучьи лапки, всегда свисала. Работники ласково его называли дежурным паучком. Кому не повезёт с погодой, тот и возьмёт его.
Виктор смутно уже помнил, откуда зонт взялся. Вроде какая-то женщина пришла его возвращать, через месяц правда, убеждая, что он лежал всё время дома и сломался при первом же открытии. Может, так и было, но время возврата прошло. Накричавшись вдоволь и пообещав натравить на них проверку, она швырнула его и ушла. Так и поселилось у них это недоразумение.
Пришёл его черёд спасаться дежурным. Так он и поступил, дойдя до остановки под его защитой. К вечеру автобусы ходили редко, оставалось только ждать, прозябая от неприятного ветра. Наушники разрядились, да и телефон почти умер, нужно было сохранить заряд, пока до дома не доберётся. От того Виктор блуждал взглядом по вывескам магазинов и рекламным стендам, находя слова подлиннее, чтобы складывать из них новые, в детстве они с мамой часто так развлекались.
«Престиж — пирс, пир, тёс, трёп, прес… Или нет, там же две «с» или одна?
Когда что-то с трудом вспоминалось, Виктор представлял, что его голова — это большая библиотека. Хотя, учитывая свои знания, он всё же признавал, что, скорее, деревенская. Стеллажи с разрозненными знаниями, воспоминаниями, прочитанными статьями тянулись рядами. Но самое главное — небольшой стол с коробочкой, а в ней карточки. Нужно только вспомнить какой-то ключ, где он мог видеть слово «пресс». А там и номер стеллажа подсказала бы карточка, где можно вытащить визуальный образ и вспомнить.
«И где? Школьная литература вряд ли, да и в книгах как-то не припомню, чтоб попадалось в последнее время, на рекламных вывесках тоже не припомню. Школа-школа, может, в биологии? Хотя не то чтобы я читал учебник, — зайдя в тупик, парень погрустнел, перебирая вымышленные карточки, пока не блеснула мысль. — Статьи о спорте!
В ладонь сама скакнула карточка с номером одиннадцать. Тут же он оказался рядом с этим стеллажом, со стыдом подумав, что информации-то тут валом, а вот до применения дело не доходило. Нужный листок нашёлся быстро, выглядел он как копия страницы сайта, что-то было пропечатано чётко, а что-то уже расплывалось, но нужное слово нашлось. «Чёрт, всё-таки две».
В реальный мир вернули холодные капли, брызнувшие в его сторону.
— Какого….
Виктор оборвал матерную тираду, увидев перепуганного пацана лет двенадцати навскидку, замершего с кофтой, которую только что встряхивал. Выглядел он как мокрый воробей, несчастный мокрый воробей.
— Простите, я случайно.
Виктор лишь кивнул, возвращаясь к игре, убивавшей время. К остановке подъехал автобус, он грустно вздохнул: не его номер. Но отметил, что парнишка даже не приглядывался, только отжимал кофту и косился на непрекращающийся дождь. А лило хорошо, по дорогам уже текли реки. Дёрнуло же Виктора поинтересоваться.
— Пацан, тоже 67 ждёшь?
— Нет.
Виктор озадачился. Кроме уехавшего 61 и его 67 тут больше ничего и не ходило. Пацан мелкий, а уже почти ночь.
— Кто-то заберёт? — мальчик только зыркнул исподлобья, отодвинувшись подальше. — Да не убью ж тебя, а грабить нечего. Ночь уже, а ты тут один шляешься, проблемы ищешь. Другие автобусы тут не ходят. Чего ждёшь?
Мальчик недоверчиво молчал, но, выжав ещё лужицу из рукавов кофты, ответил:
— Жду, когда дождь закончится, а для автобуса денег нет.
Виктор сочувственно хмыкнул. С деньгами он помочь не мог, у самого только на проезд да макароны-чай и было. «Так-то плевать, не трёхлетка, подождёт да и побежит домой, — но что-то постукивало в голове, — а чёрт, ладно». Из-за поворота как раз выглядывал его родной грязно-белый НЕФАЗ, подмигивая фарой. Он поднялся, помахав рукой, чтобы его точно забрали, а не оставили, обдав грязной волной на прощание. Он беззаботно кинул пацану зонтик, который тот тут же поймал и замер, только смотря широко распахнутыми глазами. «Как тарелки», — усмехнулся Виктор.
— Иди уже, занеси его потом в пункт выдачи на Павленко, а то буду по ночам являться и требовать вернуть его, завывая.
Уже откуда-то из сумерек донеслось радостное «Спасибо, дяденька».
— Фу, дяденька, — недовольно покривился Виктор, — слово какое-то противное.
***.
«Вот и кто придумал, что добрые поступки — это хорошо? Кому хорошо? Мне вот фигово, я мокрый и злой. Снова буду с неделю сопли на кулак наматывать. Добро — корень всех бед».
В порыве доброты парень как-то позабыл, что автобус не такси к дверям подъезда не довезёт, а высадит на остановке, от которой топать и топать. Вид родненькой, обшарпанной двери подъезда, дал сил ускориться. Даже ботинки зачавкали веселее, набирая комья грязи по дороге. Уже у самой двери, почти дёрнув её за ручку Виктор услышал мелодию. Тоскливая такая, будто скрипка плачет, красиво играли, но без опыта. Но тут же он тряхнул головой. «Скрипка-хуипка, глюки уже». Дверь приветственно скрипнула, оставив на ладони куски отваливающейся серой краски.
Уже на лестничной площадке на него кто-то налетел. Виктор неприятно впечатался в стенку лопатками, в глазах потемнело. Незнакомец вырвал из рук пакет и побежал вниз.
— Твою мать!
Парень попытался догнать его, но в глазах ещё плыло, и он только свалился на ступеньках, больно ударившись копчиком. Выступили злые слёзы. Ухватившись за перила, он подтянулся и побежал вниз. Шансов нагнать недограбителя уже не было, но не сидеть же на попе ровно. Толкнув на бегу входную дверь, Виктор никого уже не увидел на улице. Неясно было, даже в каком направлении бежать. По инерции пробежав пару метров, он закрутил головой, но подсказок мир не подкинул, и главное — ни одного человека. Когда не надо — пожалуйста, тишь да гладь. Пнув комок грязи, который совсем не обиделся, а только равномерно обернул ногу, парень уселся на скамейку. Он слепо уставился на табличку «Не рвать, пожалуйста», охранявшую придомовую клумбу, которую разбила тётя Зина из соседнего подъезда. Хорошая старушка, не вредная, в чужие дела не лезет, даже табличка у неё с пожалуйста. Виктор не понимал, что делать. В пакете был и телефон, и остатки денег, и ключ от дома, и даже паспорт. Звонить не с чего да и некому. В этот город он переехал недавно, квартиру снимал.
— Бомж, — выдал Виктор с нервной улыбкой.
— Зачем же так грубо, юноша, я предпочитаю — человек, не определившийся с местом жительства, а лучше совсем не заострять на этом внимания.
Виктор и не заметил, как к нему подсели, немолодой уже мужик в потрёпанной одежде, соломенной шляпе и со скрипкой в руках. Он постукивал смычком по грифу, и смотрел как-то… Будто смеялся над ним. Виктору он не понравился. А раз не нравится, то и отвечать незачем, пусть думает себе что угодно.
— А вы, юноша, не злитесь, сыграть вам для поднятия настроения?
— Не люблю музыку.
— Хм, тогда лучше расскажите, что случилось? Обычно просто так ночью не бегают.
А голос такой располагающий, Виктору вспомнился мальчишка с остановки, если он сам звучал так же, то теперь разделял реакцию пацана. Но столько скопилось за день, что подмывало рассказать хоть кому-то.
— День отвратительный, на работе снова был скандал: видите ли, привезли зелёный шарф, а она хотела бирюзовый, а читать, видимо, что заказываешь, необязательно. Потом зонт отдал, промок, а сейчас вот, — он махнул рукой куда-то в сторону, — пакет из рук вырвали. И самое дебильное — ему-то что с него? Телефон скоро сдохнет и не оживёт уже, а денег там… Одно название. А я теперь без дома, без документов, без телефона и без денег то есть бомж.
Легче не стало, Виктор смотрел на клумбу и хотел, чтобы всё как-нибудь закончилось. «А ведь замок со входа на крышу кто-то спёр, а новый так и не навесили, можно ведь и…».
Старик рядом засуетился, приговаривая: «Нет уж, нет, не так сразу, от я счас, счас, где же он». Он выворачивал карманы, между ним и Виктором росла горка всякой мелочи: жменя семечек, пара болтиков, металлические ешки, которыми раньше были завалены все дворы, пара леденцов, красный мелок и бумажки. Ненормальный старикашка с криком «Эврика! вытащил из кармана треснутый компас и показал его Виктору. Но, не заметив восторга, нахмурился и всунул его в руки.
— Подержи-ка, что у нас тут. Ага, отлично!
Виктор не разделял его радости, компас явно был сломан, стрелка крутилась без остановки и ничего не показывала. Старик забрал компас, из горки мусора достал бумажку и мелок. Он что-то рисовал мелкими штрихами, постоянно отдаляя листок и прищуриваясь, будто с натуры рисовал.
— Так что вы, юноша, говорите, хотели бы поменять?
Старик начинал походить на психолога или больного, а ни тех ни других Виктор не любил.
— Ничего, я пойду.
— А всё же, — старик крепко схватил его за запястье, — из-за чего всё не так пошло?
Виктор не мог не смотреть в его бесцветные глаза, увязая будто в тумане. Против воли рот его сам открылся.
— Начерта я отдал зонт, не ждал бы, как дебил, на остановке, пока дождь стихнет, раньше бы пришёл, и не украли бы тогда пакет.
— Чёрта звать было необязательно.
Дед что-то дописал на листе и резко зачеркнул, припечатывая клочок на лоб Виктору. Туман заволок всё, а в следующий миг он уже сидел на остановке Павленко вместе с пацаном. Из-за поворота подмигивал автобус. «Приснилось? Поднимаясь, он задержался, крепче сжимая зонт в руках. Плюнув на всё, шагнул в автобус. Двери закрылись, монеты легли на пластиковую крышку с углублением. В автобусе никого не было. Пока Виктор шёл в конец автобуса, он никуда не ехал. «Одного, что ли, везти не хочет, видно же, что никого нет больше».
А всё-таки что-то внутри ковыряло. Пацан подскочил, Виктор, заметив это краем глаза, прижался к окну. К парнишке пристала какая-то компания. В два шага оказавшись у открытой двери, он хотел спугнуть их, но автобус наконец двинулся. Виктор ударил по красной кнопке, крича водителю:
— Остановите!
Водитель резко тормазнул, зло выглядывая со своего места.
— Дебил, что ли? Я деньги не верну.
— Откройте дверь, — Виктор пнул её.
— Ненормальный, — отозвался водитель, но выпустил его.
Далеко они не отъехали, Виктор почти успел. Пацан дёргался, не желая им что-то отдавать, он попытался пнуть одного, но замер и осел на землю. Увидев кого-то бегущего к ним, парни разбежались. Плюхнувшись на колени прямо в грязь возле мальчика, Виктор похлопал его по щекам, но он не приходил в себя. Что-то тёплое струилось по колену, прижатому к боку мальчика. На руках осталась кровь, ярко-алая, она стекала в лужицу, окрашивая её. Виктора замутило.
— Так-так, нехорошо получилось.
Рядом на корточки присел старик. Внутри холодело от страха. «Не сон, не сон…» Всё казалось нереальным.
— Зачем вы это сделали?
— Я? Это ваш выбор, сами посудите, — старик положил перед ним тот клочок бумаги. На нём был красный человечек, а ниже зачёркнутое слово «клятва». — Когда-то в детстве вы обещали всегда помогать тем, кто слабее, это и дёрнуло вас зонт отдать. Маленькое затемнение этого обстоятельства, и вот уже вы его не отдаёте, как и хотели, новая линия, в которой вы уехали бы и раньше оказались дома без происшествий. А это, — он обвёл рукой мальчика, — кто ж знал о таких последствиях. Не смотрел бы в окно, так и сам бы не узнал.
Как просто он говорил, у Виктора челюсти сводило о равнодушия, хотелось что-то ударить или кого-то.
— Но-но, юноша, компас крутится и мел не закончился. Можно ещё шагнуть, но если так дорог этот человечек, то меняем только после этого момента. Так из-за чего всё пошло не так?
Виктор тонул в мыслях, не понимая, как всё вернуть как было, назад на скамейку, он бы нашёл выход. Что за старик перед ним? Если сначала он казался просто сумасшедшим, то теперь закрадывалась мысль — не дьявол ли перед ним?
— Верните назад, ничего не меняйте.
Бумажка скользнула на землю, на её место старик уложил новую, прямо на грудь мальчика. Перехватив мелок поудобней, он недовольно покосился на Виктора.
— Ну, юноша, та линия уже закончилась, в неё нельзя. Либо тут, либо говори, что менять.
— К подъезду, верни меня к подъезду, чтобы я поехал на лифте.
Виктор прижимал руки к ране мальчика, не в силах прекратить. Мел заскользил по листку, снова человек, снова зачёркнутое слово, прикосновение ко лбу, и туман.
На макушку свалилась крупная капля с козырька крыльца. Неприятно, отрезвляюще. Виктор обернулся, но старика нигде не было. «Я ведь уже…» Не закончив мысль, он шагнул внутрь, привычного отвращения от вида лифта не последовало. Парень пожал плечами и решил, что уже находился на сегодня, можно и проехаться. Кнопка вызова вмялась, нехотя возвращая форму. Лифт с гудением опускался, через пару минут он гостеприимно распахнулся, мигая лампочками. Виктор зажал свой этаж, немного ожидания, и он наконец окажется дома, в тепле и, ну, уютом это не назвать, просто в тепле. Но лифт мигнул лампочками и застыл, двери не открылись. Виктор пнул их, потыкал в кнопки, но ничего не произошло. Телефон откопался не сразу, но он лишь мигнул на прощание последним процентом заряда и тоже потух. Голову будто стягивало обручем, сжимало горло. Парень попробовал кричать, но голос быстро осип. Он осел в углу лифта.
— Всё хорошо, скоро кому-то понадобится поехать вверх или вниз, и они вызовут ремонтников. Всё хорошо, — парень повторял одно и то же, не останавливаясь.
— Хорошо? Я бы так не сказал, не дождёшься ты, кто ж знал, кто ж знал.
Тот же старик, разум заволокло злостью. Виктор неумело замахнулся, но ударил лишь стенку лифта. Боль поумерила пыл. Он решил не слушать странного мужика. Просто ждать, его достанут отсюда, обязательно. Покряхтев, старик снова уселся возле него, вытянув ноги и привалившись спиной к стенке. Лицо у него было умиротворённое.
— Достанут, конечно. Только ты ведь почему на лифтах не ездишь никогда? Мелкий ещё был, лифт закрылся неожиданно и увёз тебя на верхний этаж, а мама осталась внизу. Ты, может, и не помнишь, а страх остался. Я тут на листочке клаустрофобия зачеркнул, чтобы затемнить это. Не совсем то, но сработало.
Листок скользнул на пол: человечек и зачёркнутое слово. Ничего такого Виктор не помнил. После выплеска злости навалилась апатия.
— И почему же я помру?
— Разнервничаешься, и сердце не выдержит, вроде так, — старик глянул на компас и кивнул, — да, верно.
— Может, я разнервничаюсь, потому что вы мне бреда наговорили?
Удивление отразилось на лице собеседника. Он внимательнее всмотрелся в компас, закрутил его, наклоняя под разными углами. Виктору стало очень смешно, хриплый смех прорывался наружу. Старик смотрел с неодобрением.
— Так или не так, уже не важно. Так что….
Виктор перестал себя сдерживать, нервное хихиканье эхом отдавалось от стенок. Он не мог остановиться, стуча ладонью по полу.
— Всё не так, встреча моя с тобой — вот что не так, верни в момент, когда я увидел тебя, чтобы я послал к чёрту тебя и твои каракули и ушёл.
— Расчертыхался, — старик отвесил ему подзатыльник, это отрезвило. — Полегчало? Думай, осталось на один-два рисунка не больше. Куда и как? Чтобы я подобрал, что рисовать.
Виктор перебирал варианты, всё теперь казалось не таким. Вдруг он задержится во дворе, любуясь клумбой, а вор тогда вырвет сумку у какой-нибудь старушки, а та помрёт. А ведь если бы старик не подошёл, он собирался на крышу… Сейчас Виктору совсем не хотелось умирать, но тогда могло не хватить сил. «Когда не можешь найти ответ, отвлекись, он придёт сам», — так ему отец говорил в детстве.
— Почему слово нужно всегда?
— Потому что в начале было слово, — ответил старик так, будто вопрос был самым глупым. — Надумал?
— Так и верните в момент, когда я вас увидел.
Собеседник зажевал губу, всё же обдумывая предложение, но отрицательно мотнул головой.
— Не годится, говорил же, в ту линию уже нельзя, закончилась она. Понимаешь, каждое решение — новая линия, а старая обрывается за ненадобностью. Если в оборванную тебя вернуть всё равно умрёшь. И выйдет, я зря время потратил.
— А если я не буду помнить, совсем, как в первый раз? Если то же сделаю, то и ч… — захлопнув рот на полуслове под осуждающим взглядом, Виктор прокашлялся и продолжил, — то и ладно, а если повезёт, что-то хорошее выйдет.
Огрызок мелка забегал по листу. Последний штрих, ко лбу, туман.
Виктор не знал, сколько он сидел на скамейке у подъезда. На клумбу уже тошно было смотреть, он шагнул к доске объявлений. Кто ими ещё пользуется? На ней висел единственный листок, мелким округлым почерком было выведено: «Возьмите, если нуждаетесь, положите, сколько не жалко, для других». И приписка — Зинаида. К столбику примотана скотчем коробочка, в ней лежала одинокая монетка. Виктор вытащил её — десять рублей. Странная всё-таки эта тётя Зина, добрая слишком. Всё заберут, а ничего не положат, ясно же и так. Парень хотел вернуть монетку, но его отвлёк вопрос.
— Цветочками любуетесь, юноша?
На скамейке сидел старик в потрёпанной одежде с мятой соломенной шляпой рядом и скрипкой в руках. Он был улыбчивым и безобидным на вид, но Виктору не понравился. Парень решил отдать монетку, может, хоть старику она пользу принесёт. Она глухо шлёпнулась, отблёскивая светом фонарей.
— Э нет, юноша, мне за просто так ничего не нужно.
Смотря, как тот скрюченными пальцами пытается подцепить кругляш, Виктор не понимал такого упрямства.
— Тогда сыграйте мне, будет не за просто так.
Монетку оставили в покое. Старик прижал скрипку к подбородку, поднял смычок. Виктор подумал, что ничего не выйдет, куда в таком возрасте смычком орудовать. Но под плавными движениями полилась мелодия.
В голове всплыла картинка маленькой комнаты, вот она была уютной. Отец, стоя у окна, будто гладит скрипку смычком, а музыка ручейками растекается по комнате. Так это себе представлял маленький Витя. Папа виделся волшебником, а звуки — магией, а скрипка, конечно, была волшебной, самой что ни на есть волшебной. Вспомнил, как гладил пальцем бок отложенной отцом скрипки, мечтая когда-то стать, как папа, — волшебником. И чтобы всем так же становилось тепло и весело уже от его музыки.
— Папа, а как так получается, что хорошо от музыки?
— Душа радуется, оттого и тебе радостно. Надежду музыка дарит тем, кто слушать умеет.
— А я смогу так же?
— Конечно, Витя, лучше сможешь.
Глаза защипало. Виктор и не заметил, что старик уже не играл, а только смотрел на него с хитрым прищуром. Он неловко улыбнулся и пару раз хлопнул в ладоши.
— Красиво, хоть и видно, что давно не играли.
— Неужто талант растерял? Экое дело, а раньше мастером называли. А вы, юноша, обязаны уметь, раз замечания такие раздаёте.
— Умею… Умел. Перестал, но, может, зря, — в самом деле когда-то он променял мечту на то, что сможет его обеспечить. Только толку, если счастья ни на грамм это не принесло.
Старик поднялся, стряхнув монетку в карман. Придав шляпе подобие формы, натянул её на голову.
— Тогда вам она нужнее, — он сунул скрипку в руки Виктора, — пожалуй, буду рисовать, в этом я тоже был неплох, чай, хоть этот талант не потерял.
Виктор смог лишь растерянно крикнуть вслед старику «Спасибо». Теперь казалось, что проблема не так уж и велика. Наверняка у тёти Зины есть номер хозяйки квартиры, а телефон и так менять надо было, побудет с месяц без интернета, говорят, полезно. Паспорт восстановит, а денег там считай и не было.
***.
— Спасёт он меня, как же, — пробухтел старик, — а потом ещё разок спасёт, что б уж наверняка.
— Ну, влез ты, теперь ещё сотню лет накинули. Доволен? — рядом из ниоткуда появилась девушка в деловом костюме.
— Очень доволен, дорогая, даже представить не можешь. Получилось же, а вы на него рукой махнули.
Девушка недовольно цокнула, села на лавочку, сметя с неё несуществующие пылинки.
— Он все удачные линии сам загубил, запыхались помогать, что ни сделаем, всё напрасно. Вариантов не оставалось, так смысл на него силы тратить, когда можно другим помочь. Нас не так уж много.
— Раз получилось, значит, не все.
— Осёл упрямый, ты ведь признал вину. Всего-то на пару веков и сослали сюда, походил бы, побродил да и вернулся. Но нет, тебе ведь нужно какого-то скрипача выручать. Вот зачем?
— Ой, наговорила столько, что у старика голова заболела, пожалей, — поняв, что от неё шуточками не отвертеться, он продолжил серьёзнее, — я признал, что нарушил правила, потому что глупо отрицать правду. Но вина, нет, дай хоть сто шансов, поступил бы так же. Накинули ещё года? И ладно, больше сделать успею. А это не какой-то скрипач, он будет музыку сочинять. Надо мне как-то себя развлекать тут? А современную я не люблю, буду его слушать. А там не угадать, кому он поможет.
Девушка постукивала ноготками по подлокотнику, не смотря на друга. Вскоре она легко поднялась.
— Вообще тебе двести лет дали за то, что упёр мелки судьбоносные. Но за вытягивание безнадёжного, предложила половину снять, согласились. Но ещё раз что-то учудишь, помогать не стану. Надоел ты мне.
— Спасибо.
Девушка только фыркнула, растворяясь в воздухе.
— А я всё равно учудю.