Надвигалось неотвратимое наказание. Кот, зажмурив глаза, неподвижно распластался на спине, разбросав в разные стороны выпачканные лапы и выставив вверх толстый живот, в котором предательски урчали излишки сметаны.
Кузьма - простой деревенский, серый в полосочку кот, несмотря на почтенный возраст, был бодр и вполне доволен своей жизнью.
Утро погожего летнего дня сулило ему немало радостей и наслаждений в виде прогревания боков на завалинке и свежайшей сметаны, до которой кот был большим охотником.
Его любимое лакомство начинало свой путь в виде парного молока от бабкиной коровы Зорьки, которую Кузя уважал, оказывая всяческое почтение. В умелых, привычных к труду руках бабушки Матрёны молоко превращалось в сметану и бережно хранилось в погребе.
Матрёну кот любил. Он был обязан ей своей жизнью, помня, как много лет назад женщина спасла его, маленького котёнка, от загулявших по весне злобных псов.
Так повелось, что не лишённая чувства юмора Матрёна, всех своих котов, проживающих в течение жизни в их доме, называла в честь мужа Кузьмы Кузьмича - Кузями.
Супруг сначала протестовал, а затем привык, памятуя о том, что спорить с женщиной, а особенно с супругой - себе дороже.
- Ты гордиться должен, что я даже кота назвала в честь любимого мужа. Всё для тебя, Кузьма! - подольстилась жена.
Но муж в долгу не остался и сделал ответный ход. В грамоте Кузьма Кузьмич был не силён, но, как присуще мужчинам, интересовался мировой политической обстановкой. Он черпал интересующую информацию, просматривая телевизионные передачи и выписывал на почте газету.
Мировым злом в его понятии являлся Пентагон, и он в шутку сравнивал с ним супругу:
- Ох, и вредная ты баба, Матрёна, - выговаривал Кузьма, если его интересы не совпадали с интересами супруги, - ну чистый пентагон, и всё-то супротив. Додумалась же кота моим именем прозвать. А я вот возьму и корову в честь тебя Матрёной назову. Что ты тады скажешь?!
Матрёна не обижалась. Коровы-то у них отродясь Зорьками были. Понимала, что говорил это Кузьма не со зла-обиды, а так, любя, и смеялась вместе с мужем.
Так и спасённый когда-то Матрёной кот стал по накатанной Кузьмой. Имя ему понравилось сразу, он с удовольствием на него отзывался. Смеялись вместе, когда на зов Матрёны прибегали наперегонки оба Кузьмы, особенно если хозяйка звала к накрытому столу.
Кот помнил добро и отвечал спасительнице тем же. Кузьма не был лодырем, не ел даром хозяйский хлеб с молоком.
Став домашним, он сызмальства добросовестно исполнял свой котовский долг. Грызуны за версту обходили их дом, не причиняя ущерба хозяйскому добру.
И вот этим замечательным летним утром Кузьме страсть как захотелось полакомиться сметаной, стоящей в подполье...
Хозяйка бдительно охраняла сметану от всяческих посягательств. Учитывая то, что она запросто могла взяться за веник, операция была крайне рисковой.
Действовать следовало очень тонко и незаметно, чтобы комар носа не подточил. В этих делах у Кузьмы был большой и, что скрывать, иногда негативный опыт.
Выждав, пока Матрёна подоит и проводит в стадо Зорьку, а дед Кузьма отправится в лес за берёзовыми жердями для поправки изгороди, кот, полностью положившись на госпожу удачу, приступил к осуществлению своего коварного плана.
Он заскочил в избу и нырнул под печь, а оттуда в лаз, ведущий в глубокое холодное подполье. Сердце Кузи бешено колотилось.
На длинной деревянной полке стояли глиняные кринки с молоком, простоквашей, несколько мисок с творогом, а посередине красовались горшки с вожделенной сметаной.
Ловко заскочив на полку, Кузьма начал слизывать сметану поочерёдно из всех горшков, чтобы было не так заметно.
Главное - не переборщить, а то живот расстроится, думал бывалый кот, а сам всё ел и ел, прикрыв глаза, мурча и покряхтывая от удовольствия.
Набив полный живот, отяжелевший Кузьма хотел было спрыгнуть с полки, как вдруг случилось непоправимое. Старая деревянная полка не выдержала и треснула аккурат посередине.
Кузьма рухнул на земляной пол вместе с посудинами. Содержимое, вырвавшись на свободу, растеклось по земле большим белым озером.
Охваченный ужасом кот несколько секунд постоял посреди молочного водоёма, а затем бросился к лазу. Из избы кот выскочить не мог и в панике, оставляя предательские белые, жирные следы, взмыл на печь.
Только начал приводить себя в порядок, как скрипнула дверь. Матрёна, увидев на полу эти белые следы, ведущие на печь, ахнула и, схватив ключ, побежала на улицу проверить погреб.
Грянула буря. Вернувшаяся Матрёна, вооружившись веником, полезла на печь.
- Супостат, мазурик, варнак, что натворил! Мало ли я тебе молока парного даю. С чем теперь дед блины будет есть, - причитала хозяйка, - ну, погоди, я ужо тебе задам!
Надвигалось неотвратимое наказание, и Кузьма, не найдя другого выхода из сложившейся ситуации, решил притвориться мёртвым.
Кот, крепко зажмурив глаза, неподвижно распластался на спине, разбросав в разные стороны выпачканные лапы и выставив вверх толстый живот, в котором предательски урчали излишки сметаны.
Бабка тормошила его, дёргала за лапы, но они безвольно, со стуком падали на кирпичи.
- Ой, ой, горе-то какое. Кузенька, моё ты солнышко, да как же так. Горе-то какое... - причитала Матрёна.
Незадачливому любителю сметаны было жаль старую хозяйку. Коту так хотелось успокоить бабушку, но обстоятельства были сильнее его, и он продолжал лежать, не подавая признаков жизни.
Матрёна принесла с огорода лопату и села на завалинку, умываясь слезами.
В соседнем доме второе лето подряд жили столичные дачники. Семья состояла сплошь из учёных. Профессор с женой уехали в город, а их дочь Виолетта Максимилиановна осталась на даче писать диссертацию.
Ночами в доме дачников горел свет. Увлечённая наукой барышня, блестя очками, изводила несчётное количество бумаги, забывая обо всём на свете.
В доме не осталось ни крошки хлеба, закончился чай, сахар, но что значили какие-то жалкие продукты по сравнению с великой бессмертной наукой.
Наука требует жертв, и она, голодная, строчила как автомат, практически не вставая, словно её прибили к стулу гвоздями...
Спустя три дня голод победил науку. Серьёзная молодая женщина, обув свои модные туфельки на шпильках, с маленькой дамской сумочкой в руках, потопала по неровной пыльной дороге в сельский магазин.
Проходя мимо дома стариков, Виолетта увидела бабушку Матрёну, отиравшую заплаканное лицо передником.
- Здравствуйте! Почему вы плачете? У вас какое-то горе?
- Ох, какое горе-то у меня, голубка! Кузьма-то мой помер...
- Да что вы говорите. Как? Когда? - изумилась дачница, изредка наблюдавшая в окно за дедом Кузьмой, без устали хлопотавшим по хозяйству.
- Утром. Обожрался в погребе сметаны и помер, сердешный.
- А я его рано утром в огороде видела.
- Так это он, небось, огурцы надкусывал.
- Как это?
- А вот так, съесть не съест, а возьмёт и каждый понадкусывает. Характер у него такой. Был... - всхлипывала бабка.
Учёная дама удивилась таким странным гастрономическим причудам деда Кузьмы.
- Так он же ещё такой крепкий был, бодрый...
- Это-то да, бодрый. Ходок был, ещё гулял вовсю, особливо по весне, и годы его не брали. Как пойдёт, пиши пропало. Неделями гуляет и глаз домой не кажет, а опосля, почитай, полдеревни его потомства бегает.
От таких откровений Матрёны глаза у дачницы начали вылезать из орбит. Она забыла и о науке, и о том, куда и зачем шла.
- А что же вы?
- А что я. Пойду заберу его драного, отощавшего, да откармливаю, обихаживаю.
- Я вам совершенно искренне сочувствую, бабушка. А где же он теперь?
- На печке лежит, родимый, - вновь заревела Матрёна.
- Так вам надо врачей вызывать, милицию.
Бабка от удивления перестала рыдать:
- Тю-ю-ю, да ты что, милая. Вон у Агафьи спину скрутило - ни встать, ни сесть, так врачи только через три дни приехали, а на моего-то Кузьму им вместе с милицией и вовсе чихать.
- А что же вы собираетесь делать?
- Знамо дело, что. Пойду за огород, вон к тем берёзкам, вырою яму да схороню.
Глаза у дачницы округлились.
- Да вы что? Для этого есть специально предназначенные места...
- Ну, это может у вас там и тебе врачи, и милиция, и какие места, а у нас с энтим делом просто. У меня под берёзками уж третий Кузьма лежать будет.
- Трое?! И все Кузьмы?
- Так у меня, голуба, век-то длинный. Трое, как есть, и все Кузьмы, всех любила да жалела.
У Виолетты Максимилиановны глаза вместе с очками полезли на лоб.
- Надо же, какие порядки, как всё просто...
- Уж какие есть, - горько усмехаясь, вздохнула Матрёна.
Вдруг дачница, оборвала свой очередной вопрос к скорбящей бабушке, выронила сумочку и попятилась назад. Высокая шпилька с треском сломалась, и учёная дама приземлилась на мягкое место. Не в силах говорить, она с ужасом показывала на что-то пальцем.
Вернувшийся из леса усталый дед Кузьма подошёл сзади к жене:
- Печь не топлена, блинов обещанных нет, огород зарастает, а она сидит тут, лясы точит! Совсем ты, Матрёна, совесть потеряла!
- Да ты, Кузьма, сначала спросил бы, чего дома-то у нас случилось, а уж потом бы...
Матрёна замолкла, не веря своим глазам. Из-за ног хозяина смущённо выглядывал воскресший чудесным образом кот.
- Кузенька, да как же это ты, да милый ты мой, солнышко моё ясное, - запричитала хозяйка, пустив слезу от радости.
Она схватила кота на руки и принялась гладить и обнимать. Кузьма, поняв, что номер удался и его простили, громко замурчал. В глубине его глаз горели лукавые огоньки.
Они-то и выдали похитителя сметаны. Матрёна поняла, что хитрый кот обвёл её вокруг пальца.
- А ты что это нынче натворил, варнак эдакий?!
Разомлевший от ласки Кузьма мгновенно встрепенулся, поджал уши и, вырвавшись из объятий, серой ракетой унёсся в огород. Раскаиваясь в содеянном, кот притаился под кустом смородины, решив, на всякий случай, переждать...
Потрясённая происшествием учёная, скинув туфли, босая убежала домой. Дед Кузьма озадаченно почесал в затылке и, ворча, пошёл в избу.
Бабушка Матрёна, постояв, вдруг рассмеялась, звонко и беззаботно, как смеялась много лет назад во времена своей молодости.
Автор НАТАЛИЯ С.
👍 Не забывайте поставить лайк, если рассказ понравился.