А я вам немного цитат принесла из книги "В тени императора" Братья Рюриковы
Книга мне нравится, такая атмосфера крутая, историческая.
В личку мне уже прилетело сравнение с атмосферой Бориса Акунина «Приключения Эраста Фандорина». Я лично не читала, утверждать не буду.
Сверху на них сочувственно смотрел Пётр: все-таки это он открыл окно в Европу.
Цари собирали Русь, Морозовы, Мамонтовы и Щукины — живопись. О том, что станет собирать взрослый Павел Солнцедаров, мы расскажем в свое время.
Морду Солнцедарову Меньшиков бил молча, долго, со вкусом.
Над здравым смыслом и комсомольской моралью торжествовали кустодиевские формы.
После этого случая Павел окончательно уяснил: КТО ГЛАВНЫЙ, ТОТ И ПРАВ. И быть надо всегда с сильным.
Неосознанно подросток вывел гениальную формулу: ВЛАСТЬ + ДЕНЬГИ = СИЛА
Скажем только, что покинутый юноша вывел для себя формулу: ДРУЖБА + ЛЮБОВЬ = ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Стрелки на брюках превращались в стрелы, которые летели в сердца юных дев на танцплощадке в павильоне «Дружба».
В разные времена зло видоизменялось. Это был и мировой империализм, и фашизм, и культ личности, и застой…
Крестьянин, ненавидевший российскую экспансию, преподнес царю-батюшке ведро белого вина с поклонами и западными расшаркиваниями.
Танцплощадка была так плотно окружена тенистыми аллеями с уединенными скамейками, что наш герой несколько раз чуть было не женился.
И чтобы всё радовало глаз: высокая грудь, тонкая талия, тяжелые бедра. Не девяносто–шестьдесят–девяносто, а, пожалуй, сто двадцать–шестьдесят–сто двадцать.
В эти мгновения они по-настоящему любили море, Родину, Северный флот.
Ничто не могло остановить всепоглощающую страсть. Даже обручальное кольцо на пальце заезжего принца.
Описание быта и нравов городка Волосатово могло соперничать с сатирой Салтыкова-Щедрина.
Усы, придававшие ему мужественность и сексуальность, висели уныло. На бледном лице, измученном горькими размышлениями, выделялся нос странного лиловатого оттенка.
И тут Солнцедаров заметил, что друг охватил всю ее взглядом, не предвещающим ничего хорошего.
Показалось, что, завидев его приближение, бронзовый Пётр попятился назад вместе с пьедесталом. На клумбах поникли анютины глазки. С совершенно ясного неба вдруг ударил гром, и литавры угрожающе бухнули: та-та-та-тааа…
«Он пришел разорить наш город, вытянуть из него все соки», — хотел, но не мог вымолвить старый дуб.
Главным украшением приемной служила юная блондинка в форме капитана милиции с университетским ромбиком на правой стороне груди и орденской планкой на левой.
Определить характер начальника Павел Иванович сразу не смог и оставил на потом.
Умолчим о том, как они оказались на шкуре белого медведя. По такому поводу поэт Некрасов писал: «Знает только ночь глубокая, как поладили они».
В эти мгновения Солнцедаров поклялся никогда больше не пить кипрейку «Царскую» и вывел для себя очередную формулу: ВЛАСТЬ = БОГАТСТВО – ПЬЯНСТВО
Два таланта, две родственные души выпили на брудершафт. Что последовало за брудершафтом, наше перо описать не в состоянии.
Павел Иванович, но яйца Фаберже уже вернул Вексельберг, — неуверенно вставил начальник пароходства Симонов.
— Там еще остались, — отмахнулся Солнцедаров, им владело поэтическое вдохновение.
Сила страсти людей, обретших друг друга, была столь велика, столько в ней было экспрессии, что и без того выпученные глаза на портрете Салтыкова-Щедрина, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
Он воображал себя то бедуином верхом на верблюде, то путником, бредущим по пыльной дороге посреди поля, то художником, поселившимся на волшебном острове Таити рядом с Гогеном и полуобнаженными туземками.
— В преисподнюю спустили, — сказала понятая баба Нюра, перекрестилась и нелогично добавила. — Царство ему небесное.
По городу ползли слухи, что старик Ханыгин продал душу дьяволу и вообще превратился в мышь.
Он преданно служил государству, боролся со всякой нечистью, которая подтачивала, как короеды, устои. Он их выявлял, разоблачал, сажал. Кого-то заставлял работать на любимое государство.
Его чуткий слух оскорбляли громкие, визгливые голоса людишек, в которых он читал зависть, подлость, угодливость, тщеславие… Ему хотелось тишины.
Жалкий писк пропащего человека услышал пролетавший мимо по своим делам ангел. Остановился, что-то записал в белоснежном блокнотике. И полетел дальше.
"В тени императора" Братья Рюриковы
А вы как считаете, похоже на атмосферу «Приключения Эраста Фандорина»?