Людмила Александровна родилась в Ленинграде 24 февраля 1934 года и выжила в городе в первую блокадную зиму. Мы поговорили с ней и попросили вспомнить свое 9 Мая.
О блокаде Людмила Александровна обычно не рассказывает, это для нее страшная тема: «Для меня блокада началась с ужаса, когда горели продуктовые Бадаевские склады, когда четыре дня в Ленинграде было [светло] как днем — такое было зарево. Как будто светило коварное темно-красное солнце. Это запомнилось на всю жизнь».
Телефон забирает сын Людмилы Александровны Игорь Владимирович и пересказывает истории матери, чтобы она не расстраивалась, вспоминая их.
— Когда ее вывозили, среди детей была девочка из какой-то высокопоставленной семьи — и у нее была кукла с голубыми волосами. Дети очень завидовали этой кукле. И они очень радовались, когда эта девочка умерла и эта кукла стала общей. Жуткий факт, сам дергаюсь.
В том детском саду маму чудом спасли. Сестра моей бабушки приехала как-то проведать [племянницу], а ей говорят: «Они [дети] все умерли». Все, вся группа. Чем-то отравились. Сестра моей бабушки в растерянности сидит — и тут к ней подходит нянечка… — в этот момент голос Игоря Владимировича срывается, и он объясняет: «Я сам плачу, когда вспоминаю». После чего берет себя в руки и продолжает: «Нянечка говорит: в коптерочке лежит одна девочка, она еще жива. Тетя Женя приходит — а это оказалась моя мама. Прополоскали ее, спасли. Она единственная из группы осталась жива. Чем-то они отравились. Не диверсия, а просто ели какую-то кашу, негодную к потреблению».
Игорь Владимирович возвращает телефон Людмиле Александровне.
— Каким вы запомнили День Победы?
— Наверное, это был самый радостный в жизни день. Более радостно, наверное, впоследствии не было. Всё меркнет перед этой радостью. Я тогда была ребенком, меня, конечно, никуда одну не пускали. Помню то, что я видела из окна. На проспекте люди обнимались, целовались, пели.