В 18 и 19 веке многие иностранцы находились на русской службе, причем некоторые оставили о себе в истории нашей Родины весьма добрую память. Данный факт несколько (как всегда бывает) отвлекает внимание публики от обратной стороны медали, которая неизбежно присутствует. Легко данное соображение перенести на момент текущий не впадая в грех публичной крамолы, ибо статья. Проще говоря, нельзя быть Гражданином и Патриотом по должности и на время предоставления полномочий. Тут либо-либо. А если на должности состоит человек, не воспринимающий данное государственное образование как главное и основное в своей жизни, то такому государственному образованию (независимо от личных профессиональных кондиций занимающего) ничего хорошего не светит. Ибо главная мечта данного персонажа, получив необходимые средства и возможности, зажить наконец НАСТОЯЩЕЙ ( в его понимании) жизнью в милом ЕГО сердцу краю.
Далее оригинальный текст Б.Н. Григорьева
Условно подданный
Был такой в России ганноверский дворянин, который попросился на русскую службу, но сделал оговорку, что быть вечно русским подданным не желает. Тогда, в 1773 году, такие пожелания не вызывали никаких вопросов не только в России, но и в других европейских странах. Военные всех национальностей, возрастов и званий имели обыкновение поступать на службу в иностранные армии, полагая, что там они смогут и сделать карьеру, и создать материальную базу на будущее. Корсиканец Наполеон Буонопарте ходатайствовал о приёме на службу в русскую армию и не попал туда только из-за бюрократической ошибки.
Наш герой, Л.Л.Беннигсен (1745-1826), как нам кажется, достиг желаемого: приехал в Россию бароном, а уехал в Германию графом, начал службу премьер-майором, а закончил её генералом от кавалерии. Он как русский офицер играл не последнюю роль на полях сражений в русско-турецкой, русско-шведской и в наполеоновских войнах, а уж в политике государственной так отличился, как никто из иностранцев никогда себя не проявлял, возглавив группу заговорщиков, убивших императора Павла I. И что интересно: нисколько от этого не пострадал и продолжал служить уже сыну убиенного.
Для характеристики Леонтия Леонтьевича мы воспользуемся рукописью анонимного автора, напечатанной в журнале «Русский архив», том 10 за 1868 год. Издатель журнала П.И.Бартенев (1829-1912) полагает, что автором рукописи являлся издатель «Русского инвалида» А.Ф.Воейков (1779-1839)[1]. Аноним, впервые увидевший Беннигсена на коронации Александра I, ведёт рассказ от первого лица.
Автор пишет, что в начале 1801 года Беннигсен находился на службе на Кавказе и просился в отпуск, чтобы заняться «тяжбенным» делом, рассматриваемым в сенате. Ему отказали, но нелегальный отпуск и паспорт для проезда в столицу ему, в обход военного министра, обеспечил военный губернатор Петербурга граф П.А.Палена (1745-1826), организатор убийства императора Павла 11 марта 1801 года.
Прибыв в Петербург, Леонтий Леонтьевич явился к Павлу Алексеевичу и получил от него билет на проживание в Петербурге на имя поверенного в «тяжбенных» делах чиновника с требованием нигде в общественных местах не появляться. Ясно, что Пален уже имел виды на Беннигсена, задумывая свой план устранения императора Павла от власти. Автор-аноним деликатно устраняется от описания убийства Павла и роли, которую в нём сыграл Беннигсен (эта тема в описываемое время была табу), а прямо переходит к 1806 году, первому столкновению России с Францией.
…Вся русская армия состояла тогда из 18 дивизий, а против Наполеона вместе с прусскими войсками действовали 8 дивизий под командованием 80-летнего графа М.Ф.Каменского (1738-1809). Армия, насчитывавшая менее 100 тысяч человек, была поделена на 2 корпуса, и первым из них командовал Беннигсен. Дивизиями командовали граф А.И.Остерман-Толстой, Толстой, барон Сакен, князь Д.В.Голицын и генерал-майор Седьморацкий. Вторым корпусом, сильно потрёпанным в кампанию1805 года, командовал генерал от инфантерии Ф.Ф.Буксгевден. Армию с тыла контролировал резервный корпус в составе 3 дивизий под командованием генерала от кавалерии С.С.Апраксин. Пруссаки после громкого поражения от Наполеона могли выставить всего лишь один корпус Лестока, насчитывавший всего 15 тысяч человек. Французы собрали армию в составе 8 корпусов, насчитывавших около 190 тысяч человек.
В начале ноября 1806 года 1-й корпус Беннигсена, в ожидании 2-го корпуса Буксгевдена расположился на берегу Вислы с главной квартирой в Пултуске. Прусский корпус Лестока, подчинённый Беннигсену, занял крепость Торн (Торунь). В Варшаве стоял прусский гарнизон.
С самого начала Беннигсен, по мнению автора, проявил нерешительность и робость и без всякого боя отошёл от Вислы и занял позиции под Пултуском. Но потом, одумавшись, в декабре повернул корпус назад и приказал Лестоку снова занять покинутый Торн, но было уже поздно: французы опередили его. Французы без боя заняли ряд городов и переправу через Вислу.
Первые бои приняли на себя дивизий Остермана и авангард генерала Барклая-де Толли и зарекомендовали себя в них с самой лучшей стороны. 9(21) декабря (!) прибыл командующий граф М.Ф.Каменский, последующие два дня он знакомился с расположением армии и, найдя её положение неудовлетворительным, приказал отступать к русской границе. Беннигсен напомнил ему, что он получил строгое указание от Александра оборонять Кёнигсберг, в котором находился король Пруссии с семьёй, а потому отступать не намерен. Каменский пришёл в бешенство (припадки бешенства часто посещали Михаила Фёдоровича) и…ускакал из Пултуска в Остроленку, оставив армию на произвол судьбы.
Беннигсен как старший генерал командование армией принял на себя, и успешно отразил атаку корпуса Лана под Пултуском. В пышной реляции государю Леонтий Леонтьевич написал, что это было генеральным сражением с французской армией во главе с Наполеоном. Это не соответствовало действительности: Наполеон в это время под Гомилином неудачно атаковал дивизию князя Голицына, подкреплённую несколькими полками. Лан потерпел тяжкое поражение, почти полностью потеряв дивизию, и в Петербурге Леонтию Леонтьевичу поверили на слово, наградив его Андреевской лентой и 100 тысячами рублей, утвердив официально в должности командующего армией. Чего он, по мнению автора, больше всего желал.
Но ноша сия оказалась Беннигсену не под силу. При всех своих достоинствах – обширные знания по военному делу, наблюдательный ум, немалый опыт боевых действий, приобретённый рядом с Суворовым в Италии – он не обладал теми качествами души, которыми должен был обладать предводитель русской армии, особенно в противостоянии такому искусному врагу, каким был Наполеон. Он медлил, часто отменял свои приказания, уже наполовину исполненные, он не умел заставить себя повиноваться и не знал мудрое правило фельдмаршала Румянцева, что войну следовало начинать с брюха солдата. Всю зимы солдаты его армии питались сырым картофелем без соли, шатались как тени без обуви и приюта, болели и часто умирали от голода.
Нерешительность Беннигсена не дала возможности разгромить корпус Нея, вклинившийся в позиции русской армии. Упустив Нея, Беннигсен под Морунгеном нанёс поражение корпусу Бернадота, но дал ему отступить, не закончив разгрома. Наполеон расставил ему ловушку, но Беннигсен удачно ускользнул из неё, отступив к Прейсиш-Эйлау. Позиция, избранная русской армией, была не совсем удачной, и русские генералы удивились, что главнокомандующий решился там на сражение.
Автор статьи не находит этому сражению иного имени, кроме слова бойня. Русские устояли, но потеряли почти половину своей армии – 40 тысяч человек. Благоприятные последствия от сражения выпали на долю французов, русская армия никаких стратегических преимуществ от битвы под Прейсиш-Эйлау не получили. «Правду говорил мне старый сослуживец Задунайскаго и Рымникскаго, генерал Кноринг, что не надобно иностранцам вверять русския армии», - с сокрушением пишет наш автор. Он считает, что под Прейсиш-Эйлау оставалось сделать совсем немного, чтобы нанести французам поражение и добиться победы над ними восемью годами раньше: «Бенигсен не посмел этого сделать. Ледяная глыба не воспламенилась. Он стоял неподвижно, пропустил благоприятную минуту, дал время сильному корпусу Даву подоспеть на выручку к своему императору». Отсрочив поражение Наполеона, Беннигсен исподволь подготовил почву для Фридландского сражения, «в котором всё потеряли мы, кроме чести».
Оправдывая бездействие Беннигсена, некоторые специалисты говорили, что армия была истощена, обескровлена и в жестокие морозы не могла преследовать французов. Но разве для французов сияло тогда июльское солнце? – спрашивает автор. Он приводит воспоминания участника сражения Дениса Давыдова, который утверждал, что отступление французов от Прейсиш-Эйлау очень походило на бегство французов зимой 1812 года к Неману: тот же хаос и беспорядок, замёрзшие трупы солдат, разбитые повозки и лафеты орудий, и только одни казаки атамана Платова, наступавшие на пятки французам. И нужно ли было русской армии находиться в состоянии бездействия целых 4 месяца? Всё это было на руку французам, Наполеон не умел и не хотел воевать зимой, а Беннигсен, почивая на лаврах, слепо следовал этому примеру.
Далее автор перечисляет преимущества, полученные Наполеоном от пассивного поведения русской армии последующие 4 месяца после бойни по Прейсиш-Эйлау. За эти 4 месяца Беннигсен позволил Наполеону взять Данциг и присоединить к своей армии 25-тысячный осадный корпус, разгромить шведско-прусско-ганноверскую армию в Померании, подтянуть к себе свежие войска из Италии и Швейцарии, пополнить свою армию рекрутами из самой Франции, пополнить свою артиллерию. Беннигсен не сумел эффективно использовать лёгкую кавалерию из донских и уральских казаков и башкир, которые бы своими налётами могли «наудить» не менее 25 тысяч французов.
Полководец-кунктатор начал наступательные действия около 20 мая 1807 года. Он возгордился удачей под Гутштадтом и Хейльсбергом и не мог понять, что попал в расставленную Наполеоном сеть, и что скоро ему придётся отступать и обеспечивать это отступление после Фридланда. Всю вину за неудачу Беннгсен свалил потом на Остен-Сакена и отдал генерала под суд. Председатель суда Кнорринг, сколько мог, тянул с вынесением решения, пока об этом император Александр не спросил члена суда Волконского, когда же кончится это дело.
- Оно ещё не начиналось, ваше величество, - отвечал Волконский, - председатель велел положить его под красное сукно и никогда об нём не напоминать ему.
Тогда император спросил самого Карла Фёдоровича Кнорринга.
- Вас уверили, что Сакен виноват, а он прав, - ответил генерал, - у него в мизинце больше мозгу, чем у Бенигсена в голове.
Дело предали забвению, а Остен-Сакен блистательными подвигами оправдал мнение о себе генерала Кнорринга. Александр, уже в другую военную кампанию, поздравляя Сакена с успехами, каялся в своих грехах перед ним, указывая на Беннигсена, которому он поверил. После этого, разочаровавшись в Каменском и Беннигсене, Александр, по мнению автора статьи, вынужден был пойти на Тильзитский мир.
…Настал грозный 1812 год.
Беннигсен добивался поста главнокомандующего русской армией и всеми средствами, включая клевету и ложь, пытался дискредитировать кандидатуру М.И.Кутузова. (Добавим от себя, что Беннигсен подкапывался и под М.Б.Барклая-де-Толли, но не преуспел: Михаил Богданович удалил его из армии). Но не удалось: в пользу Михаила Илларионовича выступили князь П.А.Зубов (бывший фаворит Екатерины II был призван «к делам» в 1812 году), Кнорринг, Балашов, Аракчеев и Шишков, и император был вынужден подчиниться их мнению.
Противники Кутузова говорили, что он спит по 18 часов в сутки.
- Слава Богу, что он спит, - возражал Карл Фёдорович, - каждый день его бездействия стоит победы.
- Он возит с собой переодетую в казацкое платье любовницу.
- Румянцев возил их по четыре. Это не наше дело! – отвечал Кнорринг.
После Бородинского сражения Кутузов назначил Беннигсена начальником Главного штаба армии – вероятно для того, чтобы иметь его рядом и контролировать. Но жили оба, как кошка с собакой, постоянно находясь между собой в ссоре. Одним из камней преткновения явилось сражение под Тарутином, но Кутузов отдал всю честь победы своему сопернику, а Александр I, следуя представлению Михаила Илларионовича, наградил Беннигсена алмазными знаками к ордену Андрея Первозванного и 100 тысячами рублей. В письме жене Кутузов писал, что Беннигсен ему так надоел, что он собирается удалить его из армии. Во время одного спора со своим начштаба главнокомандующий сказал:
- Мы никогда, голубчик мой, с тобою не согласимся: ты думаешь о пользе Англии[2], а по мне, если этот остров сегодня пойдёт на дно моря, я не охну.
Курьер, доставивший императору в Петербург представление Кутузова о награждении Беннигсена, привёз также очередной донос Леонтия Леонтьевича на своего начальника. Посылая наградные причиндалы, Александр приложил к ним и этот донос. Кутузов, пишет автор статьи, отомстил доносчику с «изысканной жестокостью»: он призвал к себе Беннигсена, капитана Скобелева заставил прочитать своё представление, в котором писал, «что поручил войска сей экспедиции маститому вождю, увенчанному лаврами, известному опытностью и распорядительностью. и что он выполнил его предначертания с мужеством и искусством, его отличающими». Затем он вручил Беннигсену награды и предложил Скобелеву зачитать текст доноса.
Начгенштаба стоял безмолвно, словно громом поражённый, и краснел. Без лишних церемоний Михаил Илларионович прогнал его из армии, и Беннигсен в течение некоторого времени следовал за наступавшими войсками в качестве волонтёра. Он везде демонстрировал свой боевой пыл и докладывал о своих «подвигах» Кутузову. И это тоже вскоре надоело Михаилу Илларионовичу, и когда к нему явился очередной фельдъегерь с докладом Беннигсена, разгневанный Кутузов сказал:
- Скажи своему генералу, что я его не знаю и знать не хочу, и если он пришлёт ко мне ещё раз, то я велю повесить его посланника.
После этого, «помотавшись» волонтерах, Беннигсен «смотался» в Петербург.
В 1813 году, уже после смерти Кутузова, ему поручили сформировать т.н. Польскую армию, которую он привёл в Германию и в качестве второстепенного генерала участвовал в Лейпцигской битве. Оттуда он был послан под Гамбург, «где не сделал ничего блестящего, однако ж за взятие Гамбурга получил орден Св. Георгия 1 класса». По заключении Парижского мира в 1814 году он командовал второй армией, которая при его управлении отличилась «чрезмерными злоупотреблениями по комиссариатской и провиантской части».
По увольнении от командования армией он поселился в Ганновере и там в 1826 году скончался.
Свою статью автор заканчивает словами, что имя Беннигсена принадлежит русской истории (и с этим не поспоришь: организатора убийства императора Павла из русской истории не вычеркнешь! Б.Н.). Он первый после Суворова в большом масштабе употребил стратегические и тактические нововведения в Аустерлицком сражении, ибо Кутузов в этом сражении не распоряжался. План сражения составил австриец Вейротер, «которого Моро побил как дурака под Гогенлиндене». Беннигсен устоял против Лана и Гюденя под Пултуском, не дал себя разбить Наполеону под Прейсиш-Эйлау. «Но Бог отмщений… воздал ему беззаконие его и по лукавствию его посрамил его Господь».
Исходный материал: В. (А.Ф.Воейков?) Граф Леонтий Леонтьевич Бенигсен, «Русский архив», том 10 1868 г.
[1] В опубликованном варианте рукописи употребляется написание фамилии «Бенигсен».
[2] С 1714 по 1901 г.г. в Англии правила т.н. Ганноверская династия, а между Ганновером и Великобританией существовал т.н. личный союз.