Больше месяца жизнь маленькой Оли висела на волоске, и еще несколько лет ушло на реабилитацию.
Глядя на непоседу Олю, сейчас сложно представить, что пришлось пережить этому ребенку четыре года назад. Да, она и сама не помнит — слишком маленькой была тогда, но это к лучшему. В Чебаркуле девочка, которой тогда был год и 10 месяцев, шла с мамой по тротуару мимо парка. В этот момент по дороге Nissan Qashqai буксировал «девятку», и легковушка вдруг резко вывернула на тротуар.
— Я не поняла, как это всё произошло, — вспоминает мама девочки Елена. — Доля секунды. Поворачиваю голову — Оля лежит на земле. Я даже не знала, попала ли она под машину. Она лежит, глаза открыты, наверх смотрит. Подумала, что всё…
События того дня резко разделили жизнь Олиной семьи на до и после, а первый месяц вообще стал настоящим адом. По словам врачей, колесо машины переехало обе ножки девочки, потому что позже у нее диагностируют открытые переломы обоих бедер и голеней. Но самое страшное то, что буксировочный трос перебил одну из конечностей так, что на ней не осталось живого места, он просто ее перерезал.
Из Чебаркуля малышку в тот же день доставили реанимобилем в Челябинск, сначала во взрослую областную больницу, где сосудистые хирурги попытались восстановить кровоснабжение в наиболее пострадавшей ноге. Сшили более или менее сохраненный магистральный сосуд, более мелкие — просто не нашли, настолько сильным было повреждение. После этой операции девочку передали детским травматологам, и те снова забрали ее в операционную.
— Ее оперировали на первом этаже. Мы сидели рядом с дверью. Операция продолжалась с 10 часов вечера до пяти утра, — вспоминает Елена.
— Мы нашли переломы всех нижних конечностей: обе бедра, две голени, нужен был молниеносный остеосинтез, причем без разрезов, — вспоминает заведующий отделением травматологии и ортопедии Челябинской областной детской клинической больницы (ЧОДКБ) Олег Стариков.
— Это как? — уточняем мы у доктора.
— Можете сказать, что это аппарат Илизарова в модификации Старикова, — шутит его коллега травматолог-ортопед, реконструктивно-пластический хирург ЧОДКБ Михаил Коростелёв.
Впрочем, тогда врачам ЧОДКБ было не до шуток. Уже утром пришлось снова разворачивать операционную и приглашать коллег из соседней больницы, чтобы решать вопрос с кровоснабжением маленькой ноги. Консилиумы, операции, перевязки под наркозом длились нон-стоп больше двух недель.
— Дочка месяц была в реанимации, мы приезжали каждый день, но прогнозов не было, врачи только говорили, что состояние стабильно крайне тяжелое, и предупреждали, что наш ребенок в любой момент может умереть, — говорит Елена.
Всё это время врачи бились не только за жизнь ребенка, но и за ее ногу. В любой момент могла потребоваться ампутация, но доктора решили бороться до конца.
— Обычно пульсоксиметр подключаешь, какая-то пульсация есть, сохраняем ногу, а тут ставим, пульсации нет. Все говорят: «Ну, всё», а я: «Нет, не все. Делаем насечки на стопе, распускаем отек». Распустили отек, появилась пульсация. И каждый раз: «Ну, что? Убираем?». Потому что такое количество мертвых тканей, это же все всасывается, — объясняет Михаил Коростелёв.
— Кровоснабжение было настолько минимальным, что жизнеспособными оставались только кость и надкостница, — добавляет Олег Стариков. — У нас впечатление сложилось, что всё остальное организм скидывал, как дерево скидывает кору, он стал скидывать кожу. Пошли некрозы даже там, где их, казалось, не должно быть.
Через две недели стало понятно, что стопа живет, но нога полностью осталась без кожи, пришлось делать ряд пластических операций, а запасов кожи катастрофически не хватало.
— Ту кожу, которая отмирала, мы либо реимплантировали, либо пытались сохранять. Но ее не хватало, ее надо было где-то брать, а с другой ноги брать нельзя — там тоже переломы. С груди нельзя, потому что дышать надо — ИВЛ, на спине нельзя, потому что она лежит на ней, оставались голова и левое плечо, — вспоминает завотделением.
— Пересадить кожу просто на кость было тоже нельзя, нужно было подготовить для нее воспринимающее ложе, для этого использовали вакуум — аппарат отрицательного давления. Плюс была хитрая манипуляция — переброс кожи с одной ноги на другую. Там нужно было взять кожу с подкожной клетчаткой, мы ногу на ногу закрепили аппаратом [Илизарова] и выращивали, — добавляет его коллега.
Малышке провели больше 30 операций. Причем иногда оперировали по два и даже три раза в день, собирали бригады в любое время суток, чтобы сделать всё максимально вовремя.
— В течение месяца была угроза ампутации ноги, ампутации как спасения жизни, потому что если нога не приживается, продукты распада отравили бы ребенка. Мы боялись, что почки отключатся, но она прошлась по лезвию, — признается Олег Стариков.
— Я бы сказал, реаниматологи ее провели, — добавляет Михаил Коростелёв. — Только благодаря усилиям реаниматологов мы обошлись без серьезных осложнений, то есть мы что-то придумали, сделали, а реаниматологи выхаживают, причем так, чтобы операционная агрессия не мешала организму дальше жить.
Заведующая отделением анестезиологии и реанимации ЧОДКБ Елена Грицкова вспоминает, как действительно непросто было выхаживать девочку.
— Хирурги каждый раз убирали отмершую кожу, а мы боролись за работу почек, легких и, конечно, головы, потому что такое количество наркозов в таком маленьком возрасте, это очень опасно, — говорит доктор. — После пересадок малейшее неосторожное движение, и можно было повредить эти лоскуты, всё бы было насмарку. У нее было больше 40 наркозов и 30 переливаний крови и компонентов, взрослый бы такое не пережил, а она справилась.
Только через месяц, когда жизнь девочки уже была вне опасности, маму положили в больницу вместе с дочерью, и с тех пор начался марафон по больницам, состоящий из плановых операций и курсов реабилитации. Первые самостоятельные шаги после аварии Оля сделала лишь через полтора года, Елена тогда сразу отравила фото и видео врачам.
— Было фантастикой увидеть, как она бегает, — признается Олег Стариков.
— Только тогда появилось понимание, что всё это было не зря, — говорит Михаил Коростелёв. — Когда мама прислала фото, как Оля гоняет голубей, это было что-то. Тут радуешься даже больше, чем за собственного ребенка.
Сейчас Оле почти шесть, и она продолжает наблюдаться у травматологов областной детской больницы — все-таки такие травмы не проходят бесследно. Но когда врачи видят, как девочка прыгает по больничным коридорам на своих шустрых ногах, на их лицах неизменно расцветают улыбки.