КАК Я СТАЛ РЫБАКОМ ЧАСТЬ 6
Казалось, почти сразу меня разбудил толчок в плечо.
-Уже светает! послышался голос Михалыча -рыбачить будешь?
-Конечно! - пробормотал я, перевернулся на другой бок и опять заснул.
- Меня будто кто-то толкнул и я снова открыл глаза . Было уже светло. Лягушки приветствовали зарю громким кваканьем. Вверху,в вышине,пела какая то птица. Я поднялся и огляделся. Михалыч а не было. Лодки у берега тоже. Достал сигарету , размял. Поискал в кармане спички, они куда то запропастились . Взглянул на костер: он уже давно погас и покрылся белесой золой. Только тоненькая струйка дыма ещё пробивалась наружу и,клубясь, таяла в прохладном утреннем воздухе. Я разгреб золу, под ней закраснелись угольки. Дунул. Зря- зола полетела мне в лицо. Но угольки разгорелись. Выкатил один,подцепил веточкой и поднес к сигарете. Сладко горький дым костра пахнул на меня. Я затянулся и , согревшись и уняв дрожь посмотрел на озеро. К берегу приближался на лодке Михалыч. Я спустился к воде. -Держи! -сказал он и протянул мне почти полный садок карасей.
- -Ого! удивился я.-Это что - на морды?
- Ну да! Михалыч вылез на берег и скомандовал : посмотри ещё в лодке -туда тоже упали!
Я вытряхнул карасей в железную судовешку и, оскальзываясь, полез в мокрую лодку. Караси забились в углы, и под резиновое сидение, и под прорезиненную ткань, которую Михалыч клал на дно, чтобы не было так сыро. Караси оказались скользкими, а некоторые— колючими. Пару раз я укололся до крови.
А почему, Михалыч, они разные?— спросил я.
Почему разные? Просто есть белые, а есть красные. Белые больше на удочку идут, а красные, в основном, на морды...
Но некоторые колются...
—А... Это у них шип на спине... Вот, смотри,
он взял одного, — видишь, в начале плавника? Это значит: не чистый карась, а помесь с сазаном. Потому что только у сазана этот шип бывает, а у карася
спинной плавник мягкий... Ну, ладно, я поплыл!
Михалыч полез опять в лодку и, должно быть, почувствовав некоторую вину за то, что не приглашает меня с собой, предложил: — Да ты прикорм возьми — что же ты без прикорма-то будешь? Куда тебе насыпать?
А что это?
— Это каша пшенная. Но годится и любая другая.
Я в нее еще подсолнечного масла добавляю нерафинированного...
—Да тут еще что-то есть...
—Это толченые семечки жареные...
— А-а! И что с ним делать?
Прямо бросай, где рыбачишь. И вся недолга.
•Слушай, Михалыч, а не получится так, что они будут есть эту кашу, а на моего червяка наплюют?
—Вопрос, как говорится, интересный,— он почесал седую щетину на щеке, — но ты смотри сам...обще-то от этой каши у карася только аппетит должен разыграться, и он, если где-то поблизости находится, должен подойти к тому месту, где ты забрасываешь...
Но это ты так считаешь, Михалыч а сами-то караси знают об этом? О том, что они должны подплыть, попробовать твоей каши, а потом приняться за червяка, висящего на крючке?
Ну, не хочешь — не бросай, кто же тебя заставляет? — проворчал он.
И я решил, что в данном случае это скорее вопрос веры, чем опыта. Забрасывая с берега то здесь, то там, я в то утро не заметил особый разницы между теми случаями, когда бросал прикорм и когда не бросал. Но ведь это касалось только этого озера, где было много подходов. На других же озерах, где нельзя ловить, где захочешь, и где деревья и кусты мешают забрасывать, так что число подходов не превышает
числа рыбаков и где волей-неволей приходится сидеть на месте— там, конечно, лучше прикормить, даже рискуя зря насытить хитрую рыбу. В общем— дело
вкуса. Но многие считают, что без прикорма рыбалка—- не рыбалка. Может быть, причина заключается в том, что рыбаку психологически трудно перенести мысль о том, что рыба просто не хочет именно сейчас
клевать, что она сыта, что у нее свои интересы, своя жизнь, вовсе не зависящая от человека, который время от времени ее подкармливая, на самом деле хочет ее просто-напросто съесть... И что не клюет она только от того, что человек чего-то нужного не сделал. Его неудача в попытке поймать глупую рыбу всегда объяснима, а значит, и устранима. И что делай он все по правилам (хотя кто эти правила выдумал и установил) — и успех обеспечен. Но вряд ли это так. Иначе ловить рыбу было бы просто неинтересно...
Итак, Михалыч уплыл на лодке, а я, переходя с места на место, забрасывал удочку в разных местах. Много раз у меня срывалось. Может быть, от того, что карась брал нерешительно: поплавок только дернулся
раз-другой, пустив круги между кувшинок. Когда клевать переставало— я бросал прикорм, шрапнелью разбивавший зеркало вод. Порой, помогало — и опять
начинало клевать. Или это просто было совпадение?
Не знаю...
Иногда рыба клевала уверенно, и поплавок быстро уходил в сторону и даже тонул. Тогда я подсекал, резко дергая удилищем вверх и в сторону противоположную той, куда она уводила наживку. И тогда из воды
вылетал, изгибаясь, серебристый карась и шлепался в мягкую зеленую травку на берегу. Правда, дважды карась срывался еще над водой. Причем, во второй раз он мне показался таким большим, что стало даже обидно. Или он таким показался потому что ушел? А в третий раз карась слетел с крючка уже на берегу и весело запрыгал прямо к воде.
До нее оставалось еще метра два, и я был уверен, что поймаю его. Положив удочку, я бросился к нему. Но он оказался проворнее. Я настиг его у самой кромки
воды, протянул руку, а он подпрыгнул, шлепнулся в озеро и был таков...
Но пятерых я все-таки вытащил. Из них три—
крупные... А солнце тем временем брызнуло цветными лучами между стволов дальнего леса, заиграло на утренней росе, осветив и камыши, и берег, и распустившиеся навстречу ему лилии-кувшинки и кубышки.
А потом оно поднялось над лесом, над озером и стало припекать. И рыба клевать перестала... Немного погодя, зашлепали по воде весла. Это Михалыч бросил рыбачить и стал проверять морды. Собственно, он их
даже не проверял, а снимал. Первые две он отвез на берег и вручил мне. Они были мокрые и в тине. Снаружи на одной из них висел рак. Внутри бились караси.
Но немного. По пять-шесть с каждой стороны морды.Некоторые из них были такие маленькие, что проскальзывали в ячейки и падали наземь. Я подбирал их и кидал обратно в озеро. Тех, что были покрупнее,
складывал в судовешку. Потом пришлось вынимать из морд размокший хлеб. Он тоже отправлялся в озеро.
В общем, это была грязная работа, и к концу ее я был весь перепачкан.
Когда все четыре морды были разобраны и сложены в мешок, Михалыч вытащил из лодки садок, в котором было десятка четыре карасей.
— Это на удочку! — объяснил он. — Но в восемь часов как отрезало.
— У меня тоже... — с завистью глядя на садок, сказал я, — но почему?
—Карась не любит солнца. Сейчас под лопухи
спрятался...
— Под кувшинки, что ли?
—Под них... Ну что, будем собираться домой.
Я вздохнул и кивнул.
— Но тебе понравилось? — спросил старик.
Я опять кивнул.
Ещё поедешь?
— Поеду. А когда?
—Ну, скажем, в следующий понедельник...
—Согласен. А почему именно в понедельник?
Так... Сегодня у нас что— вторник? Мне надо
дня два повозиться на даче, а то баба моя разворчится. А потом — выходные. Тут народу будет много. А я этого не люблю. Так значит — в понедельник?
-Ну да!
— Но ты точно поедешь?
— Конечно, Михалыч!
—Тогда, может быть, приваду поставим?
А что это?
—Ну, это вроде прикорма, только ставится заранее, за несколько дней до рыбалки. Те, кто часто рыбачат, держат приваду на своем месте постоянно.
— Я не против.
Михалыч .достал кусок марли, свернул ее вдвое, насыпал туда прикорм, завязал ее мешочком, привязал шнуром к куску пенопласта, оставив у этого поплавка
свободный конец.
— А грузило? — спросил я.
—Ах да! И вправду забыл...
К мешочку был прикреплен кусочек свинца. Потом все это было отдано мне в руки. Потапыч сел на весла, и, кивнув, сказал:
—Толкни лодку и садись сам!
Я толкнул, ступил ногой на шаткое дно, потерял равновесие и едва не упал...
— Присаживайся, присаживайся!
Ухватившись за борта, я сел на корточки.
—Сейчас... это минутное дело... пробормотал
Михалыч. И лилии и тростник поплыли мимо нас. Слабая волна от весел чуть колебала зеленый ковер на поверхности.
— Ну, где будем рыбачить? ~- спросил старик.
— Вам виднее, Андрей Михайлович! — сказал я, почему-то опять перейдя на «вы».
— Ну, вот здесь, я думаю! Бросай в воду и привязывай прямо к лопуху!
Я опустил мешочек в воду. Поплавок оказался на поверхности, а свободный конец шнура я привязал прямо к стеблю кувшинки
Мы поплыли обратно. Это короткое плавание среди лилий меня просто очаровало. Но надо было собираться. Просушив на солнце лодку, мы открыли затычки. Воздух пошипел, выходя, и перестал. Пришлось его выдавливать. Это оказалось не так просто. В конце концов, потеряв терпение, я лег плашмя на полусдутую лодку и только так выгнал из нее последний воздух, который то там, то здесь топорщил баллон. Скатав, мы с трудом засунули ее в мешок.
— Уф-ф! —Михалыч вытер пот со лба. — Сколько с ней возни! Но без лодки рыбак— не рыбак...
Я был полностью согласен с ним.
А потом, полусонный я покачивался в седле мотоцикла под теплым летним ветром...
—Ну, сколько поймал?— насмешливо спросила меня жена, когда я вошел в квартиру.
— Восемь штук! — был ответ, и я сразу отправился в ванну умыться. «Тайга», тонкой пленкой облепившая лицо, попала в глаза и обожгла, но я быстро ее смыл, принял душ, переоделся и направился к дивану.
А где же рыба? — удивилась жена.
У Михалыча!— отмахнулся я, лег и закрыл глаза. И тут же перед моими глазами появилось озеро, кувшинки и прыгающий поплавок с расходящимися от него кругами... Но в этот момент в дверь позвонили.
-Ой!.. Сережа! Сережа!— изумленно вскрикнула жена. На пороге оказался Михалыч. Он протягивал таз с карасями.
-Твоя доля! — подмигнув, сказал он, и, не
моих отказов, ушел.
Я отнес рыбу на кухню и не обращая внимания исполненный удивления и уважения взгляд жены. опять направился к дивану. И опять, как только закрыл глаза, передо мной запрыгал поплавок...
Проснулся я уже вечером. Жена позвала ужинать. Передо мной на тарелке лежали караси в сметане.
Я достал из холодильника недопитую трехлитровую банку с чешским пивом. Налил в стакан. Выпил. Попробовал рыбу. Вкусно. Но что-то не то... Нет, я больше не мог смотреть на карасей только как на еду. Они
были моей добычей! Я выпил еще пива и снова прикрыл глаза. И опять передо мной на фоне сердечек кувшинок, пуская вокруг соблазнительные круги, запрыгал круглый, как бочонок, поплавок...
И я понял, что стал рыбаком.