Вы когда-нибудь задумывались о том, почему встречи с друзьями и родными мы отмечаем совместным принятием пищи? Это стало настолько само собой разумеющимся обычаем для многих людей, что вряд ли встает вопрос о причинно-следственных связях.
Удовлетворение голода, как и другие базовые биологические потребности, модифицировалось вместе с развитием и усложнением психики, и, следовательно, обрело дополнительные функции, связанные с культурной и социально-эмоциональной жизнью человека. В этом контексте стоит отметить, что одна из функций гастрономической культуры определена как "интеграция": под этим подразумевается, что совместное принятие пищи укрепляет социальные связи, а присутствие за общим столом автоматически включает человека в коллектив.
Юнгианский аналитик Эстер Хардинг писала об этом в своей монографии «Психическая энергия» так:
Удовлетворение голода — первоначально чисто биологическая активность — стало фокусом, способствующим формированию товарищеских отношений. Примитивная потребность голодного животного оказалась под таким контролем психики, что совместное удовлетворение голода стало самым распространенным способом заведения знакомства с другими людьми и выражения дружеского расположения. То, что первоначально было простым принятием пищи, окружено сложными ритуалами и обычаями, а сам инстинкт служит преимущественно удовлетворению эмоциональных потребностей. Мы ощущаем неудобство при постоянном принятии пищи в одиночестве и чувствуем реальную потребность разделить свои деликатесы с другими, устроить небольшую вечеринку на радость всем. В китайской книге «И-цзин» это ощущение описывается как: «У меня есть хороший кубок, я разделю его с тобой». А когда мы хотим выразить свое удовольствие от встречи с другом, то совершенно спонтанно отмечаем это событие обедом или ужином.
Иными словами, совместное питание стало своеобразной формой общения, ведь и в самом деле этот процесс, как правило, сопровождается разговорами. Притом справедливо это для обществ любых времен: за пример можно взять как античные симпосии или пиры древних скандинавов, свято чтивших понятие гостеприимства, так и современные корпоративы. Характер застолий в большинстве возможных вариантов может различаться наличием ритуальности, формальностей, культурных обычаев, однако основа их едина.
Поскольку потребность в удовлетворении голода, как бы то ни было, остается органической, можно счесть, будто совместность здесь указывает попросту на то, что человек — животное социальное. У некоторых стайных животных существует иерархия, определяющая, кто в какой очередности получает право на добытую пищу: первые — вожаки, как это заведено у волков или львов, например. Тут же любопытно заметить, как на протяжении веков люди разного социального ранга не сидели за одним столом, и в некоторых культурах он был раздельным для мужчин и женщин с детьми. Это подразумевает, что совместно вкушают пищу только люди, признающие друг друга равными.
Еще мы предпочитаем есть только при тех, с кем чувствуем себя комфортно. Таким образом, совместное застолье становится еще и выражением доверительных отношений и служит их укреплению. Возможно, именно поэтому мужчины и женщины, которые хотят узнать друг друга поближе из романтического интереса, чаще всего устраивают свидания в ресторанах или кафе. Ну и выработка гормонов радости от вкусной еды тоже как будто работает в эту сторону.
Возвращаясь к идее единства, равенства за столом, но уже в контексте "высокого" человеческого мышления, т.е. на символическом уровне, стоит упомянуть Тайную Вечерю — пасхальный ужин Христа с учениками-апостолами. Во время этой трапезы было установлено Таинство Евхаристии, подразумевающее не только единение человека с Богом, на что только обычно обращают внимание, но и объединение людей как братьев. Как это объяснил кандидат исторических наук, преподаватель Минской духовной академии Юрий Рубан:
"Христианство появляется на Востоке, поэтому нам важно учитывать восточный взгляд на трапезу: любая трапеза, тем более, совместная, – священна. Христос – как глава общины – на каждой совместной трапезе благословлял хлеб и вино (как любой глава семьи). То же происходит и на Тайной Вечере, но теперь Христос разламывает хлеб – и называет его своим Телом, а вино в чаше – своей Кровью. При этом сам вкушает от этого евхаристического хлеба (это ведь не отдельный от Него кусок плоти!). А когда человек ест, то, образно говоря, он превращает этот хлеб в свое тело. Когда люди на евхаристическом собрании вместе едят и пьют, то становятся родственниками по плоти и крови".
Причащение от одного хлеба подразумевает слово μετέχομεν – метэ́хомэн: это форма глагола метэ́хо, что означает "иметь долю, принимать участие, участвовать, быть причастным". Здесь нужно цепляться не за материальную форму таинства, а за выражаемую ею идейную суть, помня о том, что всякое ритуальное действо – это символический акт.
Итого можно заключить, что совместный прием пищи отвечает нашей потребности в общении, которое дает нам ощущение единства с кем-то и позволяет не чувствовать себя одиноким. Также он способствует самоидентификации (на что в том числе работают, например, корпоративы). Самоидентификация подразумевает не только принцип, согласно которому мы выбираем себе товарищей-сотрапезников ("скажи мне, кто твой друг..."), но и конкретные культурные традиции, на которых мы были воспитаны или выбрали однажды для себя сами.
