- Цыпа, цыпа, цыпа – дрожащим басом проворковал странный тип в чем-то весьма и весьма похожем на самовар.
Избушка недоумённо подняла левый наличник.
Принять её за ту, которая не птица, было…невежливо, как минимум!
Странный тип, самоварного обличья, не успокаивался, полез в заплечный мешок, вытащил краюху хлеба. Не очень свежего! И начал крошить перед крыльцом, продолжая вибрировать надтреснутым голосом:
- Цыпа, цыпа, цыпа!
Избушка нахмурила оба наличника. Это уже было прямое оскорбление! Она издала злобный клекот, и угрожающе пошла на обидчика.
Тот истерично взвизгнул:
- Плохая птичка! Кыш, кыш!
Ах, кыш?! Яро нарисовалось на искаженном яростью крыльце.
И Избушка понеслась в атаку.
Тип подорвался с воплями, не прекращая кышкать. Избушка приняла правила игры, догоняя самовар на ножках, и помогая ему ускориться.
Они сделали несколько кругов вокруг полянки, когда на неё приземлилась обалдевшая, слегка, от такого зрелища Яга.
Самоварный тип уже почти закипал в своём самоваре, издавая теперь не кышкающие, а задушено хрипящие звуки.
Завидев Ягу, он кинулся к ней, прячась за спину, и умоляющим голосом проканючил:
- Спасите, спасите, спасите меня! Динозавры наступают!
Ягуся, подавившись словом в сторону организма явно не отягощенного не только интеллектом, но даже его проблесками, успокаивающе что-то зашептала Избушке.
Та, возмущенно хлопая ставнями и дверью, начала жаловаться ей на всяких оскорбителей.
Ягуся погладила её по перилам крыльца.
- Ты кто ж такой будешь? – строго спросила она не слишком умного типа, - не нашенский, похоже?
- Не, - выдохнул тот, наконец-то отпущенный Избушкой, радуясь, что не всего запинали, - я к вам нонеча из-за бугра приехал. Вот, сказали, что подвиг тут можно совершить. Трехглавого дракона победить. Но сначала велели к вам зайти. А тут оно…
Он опасливо покосился на Избушку, услышавшую новое оскорбление в местоимении, и опять начавшую грозно хмурить наличники.
- Это Горыныча, что ль? – усмехнулась Яга, - ну, ну…с такими-то познаниями о наших правилах…ну, ну…
Горыныч!!! – громко рявкнула она на весь Лес, рявк легко докатился до пещеры, спокойно читавшего очередную сагу Горыныча.
От синематографа его отлучили, влупив такой штраф, за умыкнутые билеты, что ему теперь не до киношек стало. И он скучал!
- Ась? – прилетело от пещеры.
- Тут тебя побеждать прилетели. Подь сюды!
Горыныч отложил томик Канта, размял крылья, и слетел к Избушке.
- Вот это, что ли? – обошел он вокруг самоварной личности.
- Чего это я это?! – возмутился рыцарь.
- Кто к нам с чем, - гоготнул Змей, - тот от нас и по тому!
Бабуся наслаждаясь, пила чай на полянке перед Избушкой, наблюдая за сражением. Избушка с удовольствием принимала участие в просмотре битвы.
Лингвистической.
Рыцарь плавился в своём самоваре. И никак не мог понять, почему если говорят, наверное, то это сомнения.
А «да, нет, наверное», это полный отказ. И почему на глубокомысленное Горынычева «да он не бельмеса не петрит!» Избушка с Ягусей покатились со смеху.
И куда они вообще покатились?!
К концу батла рыцарь окончательно сварился в своем самоваре. Над ним сжалились, и отправили в баньку.
Что было принято им за изощренный метод наказания через пытки.
Спустя примерно года полтора, подстриженный под горшок весьма и весьма эрудированный тип, сдавший свои латы в чермет, бойко изъяснялся на великом русском могучем.
Горыныч одобрительно утверждал, что ещё немного, и его можно будет отпускать на подвиги. Но ещё не сейчас.
Словарь надо подтянуть!
Ибо, какая же битва без великого, русского и могучего?!
Как без него уточнять маршрут и направление?! Никак, правильно?
А несолоно хлебавши рыцарь пролететь фанерой над Парижем не желал никак!
И с восторгом взирал на своих учителей.
Умевших всего одним словом пояснить что, как, куда и зачем.
Видя такую заинтересованность, его даже Избушка простила!
Ну, в самом-то деле, чего обижаться на тех, кто оттуда?
Что они кроме цыпа, цыпа, знают? Бедолаги!