(эпизод из жизни тюремного врача)
Отзвучали фанфары, Женька на коленях подвинулся к дивану, на котором сидела Татьяна и положил голову ей на колени. Таня молчала.
- Что мне ответишь? – тихо спросил Рыбаков, но пауза затягивалась.
- Я очень тебя люблю, – наконец заговорила женщина, - но имеется несколько существенных «Но», которые могут препятствовать нашему союзу, - закончила она какую-то казённую, и явно отрепетированную фразу.
Рыбаков не ожидал такого поворота в разговоре, вскочил с колен и, тревожно глядя на Татьяну, сел рядом.
Во-первых, я тебя старше на целых три года и это важно. Иногда меня даже мучает совесть, что я соблазнила юношу, лишённого в колонии женского общества, - улыбнулась Таня. - На свободе ты бы на меня даже не посмотрел.
Женька с облегчением выдохнул и захохотал так, что Татьяна вздрогнула.
- Ты забыла, что я в лагере почти три года был, а там год за пять идёт, - заливался он смехом. - Ты малолетка передо мной. Признаюсь, конечно, когда мне в тюремной больнице на врачебном обходе впервые улыбнулась Татьяна Владимировна, и сказала: «Привет, Соловей-разбойник», в моей голове с тех пор стало крутиться стихотворенье Маяковского «Ты»:
Пришла деловито,
За рыком,
За ростом,
Взглянув, разглядела просто мальчика.
Взяла, отобрала сердце
И просто пошла играть
Как девочка мячиком.
- Неправда, - возмутилась Таня, - никогда в мыслях ничего подобного не было. Ты преувеличиваешь моё коварство.
- Ты ни при чём, согласен, это всё было в моих мечтах, точнее это были грёзы. Короче, я старше и охмурить ты меня не могла. Опять же, я умнее, помнишь, как ты с мерехлюндией опозорилась? – продолжал смеяться Рыбаков, - поэтому скорее я тобой манипулировал. Не парься, - добавил он, обнимая Татьяну. - И ещё про то, что на свободе я бы тебя не заметил, не взглянул… Это верно потому, что в той жизни я был женат и верен своей жене. А ты никогда не думала о том, что всё, что с нами случилось это промысел Божий? Если бы не череда обстоятельств, мы бы никогда не встретились и, возможно, не были бы счастливы. То есть думали бы, что всё хорошо, всё нормально, а истинного счастья бы не узнали?
- Женя, - вдруг с отчаянием в голосе совсем тихо сказала Таня, проигнорировав последние слова Евгения. Я сейчас скажу тебе то, что не говорила никому и никогда, даже маме. – Выслушай молча, не перебивай, потом будешь долго думать и дашь мне ответ.
Перепуганный её тоном Рыбаков с тревогой посмотрел на женщину.
- Женя у меня никогда не будет детей. Молчи, – сурово отреагировала она на попытку Женьки что-то возразить. – Выслушай! Абортов у меня не было, заболеваний, препятствующих деторождению в анамнезе тоже нет. У меня врождённая аномалия матки. Я обследовалась. Сразу скажу, что ни на ЭКО, ни на суррогатное материнство я никогда не соглашусь, - выпалила Татьяна и закрыла голову руками, словно ждала, что в неё полетят камни.
В комнате повисла тишина. Таня сидела в прежней позе, и Женька слышал, как она тихонько плачет. Её худенькие плечи вздрагивали, а рыдания становились громче. Рыбаков сел рядом, попытался обнять её, но женщина грубо оттолкнула его и с вызовом сказала:
- Только прошу меня не жалеть, а думать, как тебе поступить! Любой твой ответ я приму как должное. Думай Рыбаков, думай! – зло сказала Татьяна, удивляясь своим незнакомым интонациям. Женька опять попытался обнять её, успокоить, но женщина решительно встала и вышла на кухню. Вскоре там раздался звук падающих на пол то ли ложек, то ли других каких-то металлических предметов.
- Вот растяпа, опять что- то грохнула, - обыденно подумал Женька. Он слышал, как Танька зашла в ванную, долго там сидела, потом вышла с зарёванным, но умытым лицом и повторила с вызовом: «Думай!».
- Ладно, - согласился Рыбаков. – Пойду подумаю, а лучшее место для раздумий, это, конечно, помойка.
С этими словами он оделся, затем сгрёб в охапку большие куски картона, в который был упакован шкаф, рейки от упаковки, сваленные у входной двери, и вышел из квартиры. Он обречённо спустился во двор и побрёл к мусорным бакам.
Как только Женька ушёл, Татьяна подбежала к окну. В свете фонаря, который слабо освещал двор, Женькина фигура с торчащими в разные стороны рейками и разновеликими плоскостями картона была похожа на скульптуру модного, современного автора. Фото этого «произведения» было напечатано в газете «Культура» и преподносилось как шедевр.
- Бедный, любимый Женечка! Как только тебя угораздило со мной связаться, - плакала Таня, глядя в окно.
Между тем Рыбаков попытался растолкать принесённые фрагменты упаковки по мусорным бакам, но не получилось, поэтому он прислонил их к забору, подошёл к своей машине и остановился около неё. Татьяна с замиранием сердца наблюдала за ним.
- Наверное, уедет, – горестно думала она и поняла, что сразу умрёт, как только увидит удаляющегося из её жизни этого человека. Рыбаков постоял возле своего джипа, закурил и пошёл со двора на проспект, непривычно безлюдный в этот поздний час. Признание Татьяны повергло его в шок не потому, что это заставило бы его изменить решение связать свою дальнейшую жизнь с этой женщиной. Его как кипятком обдала несправедливость к ней. Она добрая и умная, лишена самого простого способа стать счастливой: выйти замуж и родить детей. Муж не идеальный, конечно, у неё будет. А счастья материнства, увы. У него, у Рыбакова, есть дети и для него то, о чём поведала Татьяна не было страшной трагедией, а для неё – да. Хотелось бы, конечно, Женьке иметь ещё одну такую же кудрявенькую и смешливую девчушку как Таня…
- Нажраться что ли? В кабак завалиться? – размышлял он, но, вспомнив, что «прикид» в виде домашних штанов и сапог на босу ногу не годится для ресторана, направился к автобусной остановке, возле которой был киоск, где продавали всякую мелочь и водку из-под полы.
Весна в этом году в стране началась рано и во многих областях уже давно не было снега, а на Севере этого добра было навалом. Весна здесь проявлялась в том, что морозы немного утихомирились, а в солнечные дни кое-где снег слегка таял, и на тротуарах образовывались длинные, ледяные дорожки, на которых с визгом каталась весёлая ребятня. Сегодня в течение дня несколько раз принимался ленивый снежок, засыпавший все проталины, и ходить в некоторых местах было опасно. В нескольких метрах от киоска на такой замаскированной ледяной дорожке поскользнулась и упала женщина. Шапочка в виде аккуратной чалмы, очки и бутылка воды, которую она только что купила в киоске, разлетелись в разные стороны. Рыбаков бросился помогать женщине подняться. Он поставил даму на безопасное место, поднял и передал ей воду и чалму, потом, пошарив в снегу голой рукой, отыскал очки. Водрузив очки на нос, женщина пристально посмотрела на Рыбакова и радостно воскликнула:
- Евгений!
- Мы знакомы? – удивлённо спросил Рыбаков.
- Не так давно мы ехали из Москвы в одном купе, вы тогда с пузатым мужиком вонючий самогон пили!
- Боже мой! – голосом Остапа Бендер воскликнул Женька, - Адель! Какая встреча! Ну вот, а то Венеция, Лондон! В каком Париже ты бы вот так раскорячилась, - трепался он и с удивлением констатировал, что рад встрече. - Стой здесь и не шевелись, - наказал он, опасаясь, что дама может опять шлёпнуться. – Я мигом!
С этими словами он подошёл к киоску, постучал в окно, которое долго не открывалось. Парень кавказской внешности не очень торопился обслужить позднего покупателя потому, что на коленях у него сидела пышная юная блондинка. Наконец окно открылось, и Женька попросил продать ему бутылку водки и пачку чипсов. Продавец никак не мог оторваться от своей девицы, медлил, а Рыбаков почувствовал, как негатив, который после Татьяниного признания тихонько копился, вдруг закипел и прорвался наружу как перебродивший квас в чулане у Марковны. Женька разразился изощрённым матом, после чего продавец выдал ему бутылку и пакет. Расплатившись, Рыбаков подошёл к Аделине.
- Ничего себе, – удивилась женщина. – с виду интеллигентный человек, а материшься как сапожник!
- Знаешь, как поляки говорят, - выпалил Рыбаков, - с хамом будь хамом, а с паном – паном! Водку будешь ? - без паузы спросил он. Получив в ответ неуверенный кивок чалмой, он опять вернулся к киоску. Парочка опять не заметила Рыбакова и проигнорировала его просьбу продать пластмассовый стакан. Чтобы не оскорблять слух Аделины матерной бранью, Женька вспомнил самое обидное, но цензурное ругательство в зоне – «козёл». Но это было оскорбительно только для русских, а для джигита, физиономия которого маячила в окне, обидным являлось слово «баран». После того, как парень услышал это в свой адрес, блондинка слетела с его колен. Он стал плеваться ругательствами на своём тарабарском языке и метнул в Рыбакова целой упаковкой разовых стаканов. Женька в ответ швырнул в окно горсть монет, которые обнаружил в куртке и подошёл к Аделине. Он предложил женщине взять его под руку, что страховало её от неминуемых падений на скользкой дороге.
- Знаешь, - заговорил Женька, чтобы унять ярость, которая всё ещё бурлила в нём, - мой отец прошёл всю отечественную войну от первого до последнего дня, а потом в мирное время продолжал служить в армии. Так вот, он говорил, что на войне и вообще в армии матом не ругаются, там на нём разговаривают. Представляешь, какая школа и практика у человека! А дома ни мама, ни я за всю жизнь ни одного бранного слова от него не слышали. Слова «говно» и «жопа» в моём присутствии отец произнёс, рассказывая анекдот, когда у меня уже свои дети были. Вот пример истинного интеллигента! Я своим отцом горжусь. Всегда хотел быть похожим на него, но не получается. Ругаюсь иногда, приходится, хотя мат ненавижу.
Они медленно шли по проспекту и Аделина вдруг предложила: «Пойдём ко мне».
- Мадам, я не во фраке и даже без бабочки, поэтому прошу пардона и настаиваю на своём маршруте…
Было холодно. Из куртки Рыбакова торчала голая шея, трикотажные домашние штаны то и дело обнажали голые лодыжки, руки без перчаток покраснели и замёрзли. Женька направлялся во двор длинного, девятиэтажного дома, расположенного недалеко от Татьяниного общежития. По опыту, приобретённому в юности, Рыбаков знал, что в крайних подъездах многоэтажных домов домофоны и кодовые замки, если они имелись, как правило, были всегда сломаны. Так и оказалось. Женька завёл Аделину в первый подъезд, из раскуроченного почтового ящика достал газету с названием «Про город» и повлёк женщину наверх. Между вторым и третьим этажами он расстелил на ступеньках газету и усадил на неё Аделину, удивлённо смотрящую на всё происходящее.
- Ты что в молодости в подъездах с парнями не целовалась, портвейн не пила? – тихонько смеялся он, глядя на испуганную Аделину, которая отрицательно покачала головой в ответ.
- Скучно живёшь, однако, - трепался Рыбаков, открывая бутылку водки. – Не боишься так поздно по городу разгуливать? – спросил Женька, наливая в пластмассовый стаканчик водку и протягивая его женщине.
- Я с вокзала ехала, друга проводила, решила прогуляться до дома пешком, - грустно ответила она.
- За удачу! – чокнулся Женька бутылкой со стаканчиком Аделины и сделал несколько глотков из горлышка. Аделина робко выпила из своего стакана, сморщилась, судорожно глотнула минералки и закусила чипсами из пакета, который Женька ей протянул. По всему было видно, что у неё что-то случилось, она была не в себе, во всяком случае её теперешнее поведение резко отличалось от того, в поезде, где Адель была высокомерной и непреступной. Не откладывая в долгий ящик своё желание «нажраться», Женька предложил выпить ещё. Аделина отказалась.
- А ты не переборщишь с этим? – спросила она, кивнув на бутылку. Женщина с удивлением и каким-то несмелым восторгом смотрела на Рыбакова. Уловив этот взгляд, Рыбаков хмыкнул и, сделав ещё несколько глотков из бутылки, самодовольно брякнул:
- Не волнуйся, всё под контролем! Как говорит мой друг инженер Серёга, есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах!
Непривычная, видимо, к крепким напиткам Аделина опьянела, сидела печальная, готовая всплакнуть.
- Что у тебя стряслось? Колись, о чём может печалиться преподаватель технологического института? – поинтересовался Женька.
- Я кандидат технических наук, между прочим, - гордо сказала Аделина, с трудом выговорив слово «технических», а тему своей кандидатской диссертации вообще смогла произнести только до половины, но в этой фразе замаячила прежняя Адель, которая там, в поезде, смотрела на Рыбакова свысока.
- Тем более! Что могло приключиться с умной и красивой дамой?
После этих слов, Аделина ещё больше пригорюнилась, а потом заплакала. Долго рылась в сумочке в поисках носового платка, чтобы вытереть слёзы, но платок всё не находился, пришлось вытираться шарфиком, который невесомым облаком (явно не по сезону) окутывал её шею.
Пьяная женщина – не только находка для шпиона, но также источник самых невероятных историй, рассказанных Рыбакову его однокурсницами в пору студенческой юности и женщинами в посёлке, где он теперь жил. Дамы, пускающие Женьку в свои личные переживания, были уверены, что Рыбаков никогда не применит эти сведения против них. Кроме того, данные, полученные им во время женских откровений, никогда и нигде не всплывали. Короче говоря, Рыбаков имел репутацию порядочного человека и надёжного мужчины.
Опьяневшая Аделина не знала, конечно, этих качеств своего собеседника, ей просто необходимо было высказаться кому нибудь, пусть даже первому встречному, которым и оказался Рыбаков. Всхлипывая и сморкаясь, Аделина стала сбивчиво рассказывать свою историю. Голубой шарфик уже весь намок от слёз и соплей, и Рыбакову пришлось, порывшись в карманах куртки и домашних штанов, отыскать свой не очень свежий носовой платок и предложить женщине. Она безропотно взяла его, вытерла лицо, громко высморкалась, а шарфик убрала в сумочку.
* * *
Аделина из семьи инженера, в военные годы строившего железную дорогу стратегического назначения, которая должна была соединить центральные области России с северным регионом, богатым углём, нефтью и газом. После Победы отец остался жить здесь, полюбив всей душой этот неласковый край. Здесь же встретился с прекрасной юной девушкой, приехавшей сюда по распределению института. Поженились быстро, нужно было навёрстывать упущенное из-за войны время. Жили счастливо, воспитывали единственную дочь. Аделина после школы окончила Московский институт нефти и газа, затем продолжила образование, поступив в аспирантуру и даже защитила кандидатскую диссертацию. Потом Аделина вернулась на Родину и стала преподавать в местном техническом институте. Это высшее учебное заведение было открыто недавно и готовило инженеров для нефтяной и газовой промышленности. Своё внезапное возвращение дочь объяснила родителям тоской по Родине, но это было не так. Роман с женатым сотрудником кафедры вскрылся с громадным скандалом и Аделине пришлось уволиться и уехать, но забыть этого человека она не смогла. Аделина поведала Рыбакову, что ещё в Москве сделала аборт и сокрушалась, что не отважилась родить ребёнка. Прошло два года, страсти по любимому улеглись, она увлеклась преподавательской работой и постепенно успокоилась. Молодой институт в молодом городе был под патронажем знаменитого Московского ВУЗа, и вот любовник Аделины вновь возник в её жизни. Он уже несколько раз появлялся в их городе на короткое время, читал студентам лекции, выезжал на прииски, где собирал материал для своей научной работы. Сегодня он уехал. Перед отъездом состоялся тяжёлый разговор, в котором Игорь (так звали любовника), сообщил, что он не намерен уходить из семьи потому, что это отрицательно скажется на его карьере, которую он строит уже много лет. О детях на стороне он тоже не хочет слышать, а Адель была опять беременна, о чём промолчала, решив всё хорошенько взвесить. Сообщив об этом Евгению, Аделина зарыдала на весь подъезд и Рыбаков стал опасаться, что кто-нибудь из жильцов появится перед ними, чтобы выяснить, что происходит.
- Ну и козёл же твой Игорь, - зло сказал Женька. – Вот и подходящее слово пригодилось для русского подлеца, - подумал он. – Надеюсь, ты не повторишь той глупости, которую уже однажды сделала. Я имею ввиду аборт. Это даже не глупость, а подлость. Ты убила своего ребёночка. Сколько женщин не могут иметь детей, и что только не делают, чтобы обрести это счастье, а ты… Своего сына или дочку променяешь на этого столичного козла? – размахивал руками Рыбаков. – Тебе сколько лет? Ещё немного и при всём желании ты не сможешь стать матерью! – ругался он. - И вообще, что ты тут расселась в своих брюках на холодных ступенях и водку глушишь. Тебе нельзя!
- Думаешь, родить? - удивлённо и одновременно с надеждой спросила Адель.
- Конечно! Ты расскажи родителям, они счастливы будут, - продолжал он.
- Знаешь, мне кажется, что мама догадывается, - задумчиво сказала Аделина.
Сбивчиво, перескакивая с одного на другое, она рассказала Рыбакову историю, которую ей поведала мать, вчера «случайно» зашедшая к дочери на чай. Эта история о подруге матери – Анне. Они с матерью из одной деревни. После войны стройную, голубоглазую блондинку Аню, которая в поисках работы и лучшей жизни приехала из деревни в Москву, соблазнил своими ухаживаниями и сладкими речами какой-то начальничек. Обещал, конечно, много, но в результате, когда Анна забеременела, объявил, что он женат, дал денег на подпольный аборт и прекратил все отношения с ней. Что было делать? Аборты после войны были запрещены законом, возвращаться в деревню брюхатой, значит обречь себя и семью на насмешки и презрение. Слушая повествование о неизвестной ему Анне, у Женьки возникло ощущение, что он уже знает об этих событиях. Подумав, он понял, что история эта банальна, часто встречается в жизни и не раз описана даже в классической литературе. Сразу вспомнилась «Американская трагедия» Драйзера.
Анна была в отчаянии и решилась на крайнюю меру. После нескольких бессонных ночей и непрерывных рыданий, о причине которых она не рассказывала даже своим подругам по общежитию, она решилась свести счёты с жизнью. И вот девушка спустилась в метро, встала на перрон и выжидала момент, чтобы броситься на рельсы. Раздался короткий гудок, предупреждающий о скором приближении поезда. Вдруг Анна увидела, что над тоннелем, из которого должен появиться состав, возникло изображение Богородицы с Младенцем на руках. В этом образе она сразу узнала икону Казанской Божией Матери, которая висела у них в избе в красном углу. Видение было настолько ярким, что девушка остолбенела, отпрянула от края перрона, и бросилась из метро. Побродив по городу, она вернулась в общежитие, где её ждал отец, приехавший навестить дочь. Анна призналась ему в своём грехе, и отец принял решение немедленно возвращаться в деревню вместе с дочерью. Беременность прошла тихо, если и осуждали девушку, то без скандалов, видно народ понимал, что женихов всех поубивало на войне, а дети были нужны. Кроме того, отец Анны имел крутой нрав и начать с ним вражду, среди односельчан охотников не находилось. Анна родила мальчика, в котором души не чаяла вся родня. Умный и добрый сын Анны многого достиг в жизни и сейчас является надёжной опорой матери.
- Адель, я не понимаю, что мешает тебе одной воспитывать ребёнка, - встрял в её повествование тоже опьяневший Евгений. – Ты обеспеченная, жилплощадь есть, родители рядышком, если что, с удовольствием помогут… Рожай! А с козлом своим порви отношения. Впрочем, когда он узнает о твоей беременности, сам перестанет сюда ездить. Сейчас он тебя просто использует: постель, еда вкусная, общество красивой, просвещённой женщины, все удовольствия…
Рыбаков взял Аделину за руки и поднял со ступенек. Она встала и доверчиво прижалась к нему.
- Какой ты хороший. – прошептала она.
Женька погладил женщину по чалме и подумал о том, что проблемы у всех свои, порой прямо противоположные. Однако, Аделину пора проводить до дома потому, что было уже поздно. В кармане зазвонил мобильник. Грустный Татьянин голос спросил, где Женька находится и попросил немедленно вернуться домой потому, что её вызывают в больницу, а его ключи висят в квартире. Заплетающимся языком Женька сообщил, что немедленно явится.
- Жена звонила? – понимающе спросила Аделина.
- Почти, - коротко ответил Евгений.
Рыбаков вместе с Аделиной спустился на первый этаж, поставил женщину рядом с батареей, чтобы не замёрзла, а сам вышел на улицу. Здесь на фанерном, выкрашенным голубой краской щите, с надписью «Доска для объявлений», он нашёл номер телефона такси. Набрал его и сообщил, что находится на проспекте Ленина, возле дома, номер которого был выведен крупными цифрами на торце здания. К счастью, ждать пришлось недолго. Рыбаков осторожно посадил Аделину на заднее сиденье, открыл дверь кабины, сунул деньги водителю и по его спокойному взгляду понял, что сумма достаточная. Потом, смастерив на лице суровую мину, сказал строгим голосом: «Вези осторожно! Если что, я твою физиономию срисовал и номер тачки запомнил!» В ответ он увидел гневный взгляд таксиста, после чего хлопнул дверью, помахал рукой Аделине и быстро пошёл в общежитие.
* * *
Татьяна сидела в тесной прихожей уже одетая, ждала, когда за ней приедет машина. Женька ввалился в квартиру и схватил её в охапку.
- Ты что так напился? – спросила Таня.
- Я не напился, я просто много думал, как ты велела, - промямлил он, доставая из кармана недопитую бутылку. - Осталось ещё чуть–чуть подумать.
Татьяну обдало тяжёлым спиртным духом, она высвободилась из Женькиных объятий, взяла бутылку и убрала её в холодильник. Потом усадила Рыбакова на стул, сняла шапку, куртку, стащила сапоги с замёрзших ног, быстро, разложила диван, застелила его и приказала Женьке ложиться. В дверь позвонили и Татьяна, счастливая, что Рыбаков не уехал, а просто напился, чмокнула его и скрылась за дверью. Рыбаков умылся, налил себе крепкого чаю, длинным ножом отрубил кусок колбасы и хлеба, жадно съел их и повалился спать.
Татьяна вернулась около трёх часов ночи. Устала. Рыбаков лежал, раскинувшись на диване на обе его половины, храпел, лягался. Таня примостилась с краю, но спала плохо. Рано утром Женька встал, долго пил воду из графина, потом пошёл в душ, стоял под сильной струёй прохладной воды, чтобы избавиться от похмелья, которое и не думало отступать. Обмотав голову полотенцем, чтобы не намочить подушку, озябший Рыбаков нырнул под одеяло к Татьяне и виновато прижался к ней холодным телом.
- Доброе утро, алкоголик! – сонным голосом поздоровалась с ним Таня. - Ты с кем пил? Во всех карманах пластмассовые стаканы.
- Я пил с кандидатом технических наук, - преодолевая головную боль с трудом промямлил Рыбаков.
- Он так же напился? - поинтересовалась Татьяна, вставая с дивана.
- Да, напился, но не очень, он беременный, - бормотал Женька.
- Ты бредишь? – удивилась женщина.
- Ты не поняла, мы с Аделиной в соседнем доме в подъезде пили. Она, Аделина, - уточнил Рыбаков, - кандидат технических наук и она беременная.
Татьяна нахмурилась, сурово посмотрела на Женьку и сказав, что в доме повешенного не говорят о верёвке, ушла на кухню. Там опять как накануне что-то загрохотало. Эти металлические звуки отзывались в Женькиной голове приступами боли. Чувствуя себя виноватым из-за того, что брякнул что-то лишнее, он встал и пошёл следом за Таней.
- Что ты шумишь всё время? Опять ложки-вилки посыпались как будто прямо на мою больную голову, - ныл он.
- Зачем ты так напился? – буркнула Татьяна.
- А зачем ты меня выгнала ночью на мороз? И причём тут верёвка в доме повешенного? – бубнил Женька. Он налил себе воды из графина, залпом выпил целую кружку, и, отдышавшись, с вызовом глядя на Татьяну, гордо произнёс: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти».
- Тоже мне, нашёл кого спьяну цитировать – Великого Святого князя Владимира, - засмеялась Татьяна. На это я тебе отвечу словами из известного анекдота про Рязанское радио: «не выделывайтесь, свинарь Иванов!».
Обхватив голову руками, чтобы она не треснула от боли, Рыбаков захохотал. Потом несмело взял в свои руки Танину ладонь и поцеловал её.
* * *
До обеда Рыбаков спал, а Татьяна звонила в больницу, справлялась о состоянии больного, к которому вызывали ночью, корректировала с дежурным врачом лечение, потом варила обед, потом гладила бельё, одним словом, отвлекала себя от размышлений о разговоре, который вновь должен был состояться между ней и Женькой.
- Рыбаков поднялся, помылся, побрился и вышел к Тане, счастливый и бодрый.
- Ты меня просила ответить на вчерашнюю твою истерику. Отвечаю: «немедленно идём в загс за штампом!» – весело сказал он и обнял Татьяну. – Теперь по порядку, - уже серьёзно сказал он. - В то, что тебе сказали здешние врачи, я не верю. Поедем в Москву в лучшую клинику. Поедем к Сергию Преподобному в Лавру и к Матронушке. Ко всем докторам и святым, которые смогут помочь! Как твоя любимая Надежда Дмитриевна говорит: «В беде не унывай, на Бога уповай».
Татьяна благодарно посмотрела на Женьку и сказала: «Когда мне гинеколог вынесла приговор, я, конечно, обалдела. Ещё она сказала, что не часто, но всё-таки известны случаи, когда дети рождаются, а по всем канонам науки этого не могло быть».
- Мне Аделина тоже о чуде явления Богородицы вчера рассказала. Танька, чудеса бывают и с нами оно тоже обязательно случится!
© Елена Шилова
2024 год, май