Продолжение анализа произведений Михаила Афанасьевича
Забота о советской науке
«Роковые яйца»
Повесть в жанре научной фантастики с элементами ужастиков, выражаясь современным языком. Главный герой, гениальный ученый-зоолог профессор Персиков случайно открывает чудодейственный луч, под воздействием которого организмы развиваются гораздо быстрее и достигают более крупных размеров. Неумный и неумелый председатель совхоза Рокк, охваченный нездоровым энтузиазмом, по ошибке вместо куриных яиц облучает яйца заморских рептилий. В результате, в русской глубинке появляются чудовищных размеров змеи и крокодилы, которые начинают уничтожать все живое вокруг. Но нас в данном случае интересуют не ужасные гады, а образ советского государства в «Роковых яйцах».
Поначалу этот образ выглядит непривлекательно.
«В 1919 году у профессора отняли из пяти комнат три. Тогда он заявил Марье Степановне: «Если они не прекратят эти безобразия, Марья Степановна, я уеду за границу».
…Дальше пошло хуже. По смерти Власа окна в институте промерзли насквозь, так что цветистый лед сидел на внутренней поверхности стекол. Издохли кролики, лисицы, волки, рыбы и все до единого ужи. Персиков стал молчать целыми днями, потом заболел воспалением легких, но не умер. Когда оправился, приходил два раза в неделю в институт и в круглом зале, где было всегда, почему-то не изменяясь, 5 градусов мороза, независимо от того, сколько на улице, читал в калошах, в шапке с наушниками и в кашне, выдыхая белый пар, восьми слушателям цикл лекций на тему «Пресмыкающиеся жаркого пояса». Все остальное время Персиков лежал у себя на Пречистенке на диване, в комнате, до потолка набитой книгами, под пледом, кашлял и смотрел в пасть огненной печурке, которую золочеными стульями топила Марья Степановна, вспоминал суринамскую жабу».
«Вот ведь большевики проклятые! – наверное, воскликнет здесь какой-нибудь охваченный праведным антисоветским гневом читатель. – До чего страну довели! Гнобят великих ученых!» Однако вскоре ситуация в повести кардинально меняется.
«Но все на свете кончается. Кончился 20-й и 21-й год, а в 22-м началось какое-то обратное движение. Во-первых, на месте покойного Власа появился Панкрат, еще молодой, но подающий большие надежды зоологический сторож, институт стали топить понемногу. А летом Персиков, при помощи Панкрата, на Клязьме поймал 14 штук вульгарных жаб. В террариях вновь закипела жизнь…
…Вообще это было замечательное лето в жизни Персикова (лето 1926 года. – Авт.), и порою он с тихим и довольным хихиканьем потирал руки, вспоминая, как он жался с Марьей Степановной в двух комнатах. Теперь профессор все пять получил обратно, расширился, расположил две с половиной тысячи книг, чучела, диаграммы, препараты, зажег на столе зеленую лампу в кабинете.
Институт тоже узнать было нельзя: его покрыли кремовою краской, провели по специальному водопроводу воду в комнату гадов, сменили все стекла на зеркальные, прислали пять новых микроскопов, стеклянные препарационные столы, шары по 2000 ламп с отраженным светом, рефлекторы, шкапы в музей».
То есть, советская власть, едва закончив со страшной Гражданской войной и столкнувшись с необходимостью срочно восстанавливать лежащую в руинах страну, не забывает и о жабах. Заботится о науке. Обеспечивает великому ученому все условия для нормальной жизни и работы. А великий ученый в этой ситуации еще и безнаказанно троллит нерадивых советских студентов, срезая их на экзаменах.
«Как, вы не знаете, чем отличаются голые гады от пресмыкающихся? — спрашивал Персиков. — Это просто смешно, молодой человек. Тазовых почек нет у голых гадов. Они отсутствуют. Так-то-с. Стыдитесь. Вы, вероятно, марксист?» «Марксист», — угасая, отвечал зарезанный. «Так вот, пожалуйста, осенью, — вежливо говорил Персиков и бодро кричал Панкрату: «Давай следующего!»
Или взять представителей советских правоохранительных (они же – карательных) органов. В повести это храбрые, профессиональные люди, готовые в любой момент встать на защиту советских граждан и, если потребуется, отдать за это жизнь. Агенты ГПУ Щукин и Полайтис, выслушав показания охваченного ужасом и в минуту поседевшего Рокка, незамедлительно выдвигаются на место событий, в совхоз «Красный луч», и впоследствии гибнут в неравной схватке с монстрами.
А затем на защиту страны от гадов отправляется прославленная конная армия. Толпа в Москве восторженно приветствует ее, а особо экзальтированные дамы, прорываясь к кавалеристам, целуют стремена.
Конная армия героически сражается с наступающими рептилиями, теряет три четверти своего состава, изнемогает, но не сдается до тех пор, пока на помощь не приходит генерал Мороз.
Правда, примерно та же самая толпа, что провожала красноармейцев на поле битвы, убила профессора Персикова, разнесла вдребезги и подожгла институт, уничтожила научные экспонаты, животных, приборы. Однако не стоит упирать на то, что эта толпа дикарей-погромщиков состояла из советских граждан. Темная и невежественная толпа во все века одинакова. Во все века такие толпы громили лаборатории, убивали ученых и алхимиков за то, что они занимались «богомерзким колдовством». А единственным человеком, который в отчаянной ситуации пытался спасти Персикова, был опять же представитель советского силового аппарата – «военный с малиновым шевроном и звездой на левом рукаве».
Символическое наказание для антисоветчиков
«Спиритический сеанс»
В этом рассказе Булгакова советские мещане на частной квартире с помощью медиума-любителя вызывают духов Наполеона и Сократа, пытаясь узнать у них, когда придет конец большевикам.
«Дух императора, скажи, сколько времени еще будут у власти большевики?»
«A-а… Это интересно! Тише!.. Считайте!..»
«Та-ак, та-ак», - застучал Наполеон, припадая на одну ножку.
«Те…ор…и… три… ме-ся-ца!»
«А-а!..»
«Слава Богу! — вскричала невеста. — Я их так ненавижу».
Любители спиритизма изображены в рассказе спесивыми дураками, пошляками и приспособленцами. Спиритическую шайку, в итоге, накрывает ЧК. Но. Никаких чудовищных репрессий не следует. Антисоветчики получают символические наказания.
«Боборицкий сидел неделю, квартирант и Ксаверий Антонович — 13 дней, а Павел Петрович — полтора месяца».
Царизм как кошмар
«Кондуктор и член императорской фамилии»
Герой этого рассказа кондуктор Хвостиков видит сон, в котором на станцию приезжает поезд с императором Николаем II и его свитой.
«Что ж ты какой-то кислый, Хвостиков?» — спросил государь император.
«Смотри веселей, сволочь, когда разговариваешь!» — шепнул сзади свитский голос.
Хвостиков попытался изобразить на лице веселье. И оно вышло у него странным образом. Рот скривился направо, и сам собой закрылся левый глаз.
«Ну, как же ты поживаешь, милый Хвостиков?» — осведомился государь император.
«Покорнейше благодарим», — беззвучно ответил полумертвый Хвостиков.
«Все ли в порядке? — продолжал беседу государь император. — Как касса взаимопомощи поживает? Общие собрания?»
«Все благополучно», — отрапортовал Хвостиков.
«В партию еще не записался?» — спросил император.
«Никак нет».
«Ну, а все-таки сочувствуешь ведь?» — осведомился государь император и при этом улыбнулся так, что у Хвостикова по спине прошел мороз градусов на 5.
«Отвечай, не заикаясь, к-каналья», — посоветовал сзади голос.
«Я немножко, — ответил Хвостиков, — самую малость…»
«Ага, малость. А скажи, пожалуйста, дорогой Хвостиков, чей это портрет у тебя на грудях?»
«Это… Это до некоторой степени товарищ Каменев», — ответил Хвостиков и прикрыл Каменева ладошкой.
«Тэк-с, — сказал государь император, — очень приятно. Но вот что: багажные веревки у вас есть?»
«Как же», — ответил Хвостиков, чувствуя холод в желудке.
«Так вот: взять этого сукиного сына и повесить его на багажной веревке на тормозе», — распорядился государь император.
«За что же, товарищ император?» — спросил Хвостиков, и в голове у него все перевернулось кверху ногами.
«А вот за это самое, — бодро ответил государь император, — за профсоюз, за «Вставай, проклятьем заклейменный», за кассу взаимопомощи, за «весь мир насилья мы разроем», за портрет, за «до основанья, а затем»… и за тому подобное прочее. Взять его!»
«У меня жена и малые детки, ваше товарищество», — ответил Хвостиков.
«Об детках и о жене не беспокойся, — успокоил его государь император, — и жену повесим, и деток. Чувствует мое сердце, и по твоей физиономии я вижу, что детки у тебя — пионеры. Ведь пионеры?»
После этого Хвостиков просыпается в холодном поту.
Да, к моменту написания рассказа Николай II, члены его семьи, включая юных дочерей и 13-летнего сына, а также - его приближенные были давно расстреляны в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге. Но сути сюжета это не меняет: простому труженику возвращение царизма является в кошмарном сне, связанном с виселицей. И это в рассказе Булгакова, который по своим политическим убеждениям был русским монархистом!
Продолжение следует
Иллюстрации взяты из открытых источников