Он метался в поисках выхода, вернее, множества его отражений, как несметное количество "клонов", живших своей жизнью там, в пугающем бесконечном лабиринте зазеркалья.
Убежище
Кирилл по-прежнему отсутствовал, хотя Королеву теней им все-таки удалось нейтрализовать. Долгожданное убежище оказалось для нее пленом, тюремной камерой, но и спасением одновременно. Потому как, пройдя сквозь любое другое убежище, сияние спалило бы ее уродливое величество дотла, ей не удалось бы продержаться так долго.
Она была оглушена, контужена и прибывала в состоянии, похожем на коматозное. Мертвый черный взгляд, впитавший всё потрясение и ужас последних секунд, вперился в одну точку. Ее убежище умирало вместе с ней. Землисто-серая, обезвоженная, сморщенная кожа, зияющие провалы глазниц, обведенных черными кругами, еле-еле определяемое дыхание и пульс.
Отсутствие того, что делает нас теми, кто мы есть – собственного биополя, энергетической ауры, другими словами, души – запустило в организме Кирилла процессы умирания. Оставалось очень мало времени, чтобы вернуть Кирилла в свое тело для реанимирования и полного восстановления. Необходимо было успеть до того, как разрушение его организма станет необратимым. Надежда была только на современные достижения медицины в этой области.
Кирилл был помещен в центр реаниматологии и реабилитации, что было очень рискованно, так как в этом пациенте находилось чистое зло и неизвестно было, какой эффект произведет терапия, ни в коем случае нельзя было выпустить джина из бутылки. Артем ждал вопросов по поводу необычных глаз пациента, но ему предположительно диагностировали глаукому, и все прошло на удивление гладко.
Будучи заведующей отделением реанимации, давний друг их семьи, Лана Леонидовна Леонова, контролировала лечение и сообщала о любых изменениях в состоянии больного.
Каждый день, каждый час, каждая минута были на счету, а Кирилл не давал о себе знать. Лишь однажды ночью маленькая Прасковья видела Кирилла во сне. Он блуждал среди огромных зеркал, искажающих отражение, как в комнате смеха, но отражения эти были не смешными, а пугающими. Он отчаянно искал выход и не мог найти.
Ловушка
Кирилл никак не мог понять, что с ним происходит. Последнее, что он помнил, как втолкнул Мэтта в дверь коттеджа, а еще пронизывающий столп белого света, лишивший его сил. Он не мог поднять головы, всё вокруг кружилось и расплывалось.
А потом начался этот нескончаемый кошмар, мучивший его еще в раннем детстве. Ему снился один и тот же сон… Он маленький, беспомощный на руках у чужой страшной женщины, похожей на его маму. А настоящая мама рвалась к нему из зазеркалья и никак не могла прорваться.
Он давно забыл об этом, забыл, почему так ненавидит зеркала, и теперь оказался на месте своей матери. Со всех сторон его окружали все те же ненавистные зеркала.
Он находился в замкнутом пространстве. Не было ни стен, ни пола, ни потолка, только сплошные зеркала. Располагались они отдельными фрагментами по всему периметру сферы. В каждом из них отражались множество следующих одно за другим таких же зеркал.
Он метался в поисках выхода, вернее, множества его отражений, как несметное количество "клонов", живших своей жизнью там, в пугающем бесконечном лабиринте зазеркалья. Он следовал то за одним, то за другим, но никак не мог найти среди них себя.
По началу, он старался не смотреть “клонам” в лицо, особенно в глаза, но это было невозможно. Здесь, в этом треклятом месте, в этом ужасающем замкнутом без конца и начала зеркальном мире, где всё вокруг было усеяно его физиономиями, он постоянно натыкался на их пристальные изучающие взгляды.
Страх окутывал его плотной паутиной, и чем больше нарастала паника, тем темнее становились отражающиеся со всех сторон глаза, обволакивающая чернота забирала последний блик света. и оттуда из черных провалов глазниц смотрела она – её величество Тьма. Он не мог отвернуться, а она смотрела на него отовсюду: сверху, снизу, с каждой стороны, подбираясь всё ближе и ближе.
Пространство вокруг него медленно сужалось, давило на грудь, не давало дышать. Катастрофически не хватало воздуха, убывающего пропорционально сокращению окружающей его со всех сторон сферы.
Зеркала наступали на него, черные мертвые глаза уже просачивались сквозь них, словно сквозь прозрачную водную гладь, а вместе с ними их носители, вся нечисть, только что преследовавшая его.
А за ними пряталась она, что пугала его в детских снах, чье истинное лицо показала ему Ариадна, она – Королева теней, что вот-вот явит ему все свое уродливое великолепие.
Кирилл крепко зажмурился, судорожно глотая воздух, загнанный в ловушку собственного страха, капкан вот-вот захлопнется... И тут он снова услышал ее голос, голос девочки, громкий, требовательный, уверенный:
— Соберись! Ты сможешь! Ты найдешь свой путь, ты уже нашел его! Иди к нам, мы в тебя верим, мы тебя любим, мы тебя ждем…
Этот голос, громом прогремевший в голове, привел его в чувства, и как будто вдали забрезжил свет.
Он вдруг, не размыкая век, ясно увидел яблоневый сад, вышитую белоснежную скатерть и каждого сидящего там за щедро уставленным яствами столом. Рыжеволосая девочка улыбалась ему и протягивала руки, звала, указывая на место рядом с ней.
И он пошел очень медленно, интуитивно, на ощупь, выверяя каждый шаг. Что-то удерживало его, что-то холодно,е омерзительно скользкое ползло по его телу, обвивало его ноги, затрудняя и без того нелегкий путь. Но он не терял из вида сияющие янтарные глаза девочки. Он шел на их свет, туда, во всполохи утренней зари, туда, в рассвет, в новый день, в будущее.
Что-то шипело, извивалось, с грохотом падало, рушилось за его спиной, но он не оглядывался, чтобы навсегда оставить этот кошмар за спиной. Он уверенно шел вперед и, наконец, растворился в долгожданном, ослепительном сиянии и открыл глаза.
Поначалу он ничего не видел, кроме разноцветных расплывающихся бликов, а через некоторое время смог рассмотреть больничную палату. Ему вдруг показалось, как будто что-то такое уже было в его жизни… подобная палата… аппаратура… Но он был слишком слаб, чтобы рыться в закоулках памяти.
Ему еле достало силы, чтобы дотянуться до дыхательной трубки в слабых попытках выдернуть ее изо рта. Медсестра, вводившая лекарственный раствор в капельницу, заметив это его движение, почему-то до жути перепугалась и опрометью выскочила из палаты.