В.Шекспир, перевод Б.Пастернака. Постановка Ю.Любимова. Художник Д.Боровский. Композитор Ю.Буцко. В ролях: В.Высоцкий, В.Смехов, А.Демидова, Н.Сайко, Л.Штейнрайх, Л.Филатов, И.Дыховичный.
Спектакль «Гамлет» был поставлен Юрием Любимовым в Театре на Таганке. Работа над спектаклем длилась почти год. Премьера состоялась 29 ноября 1971 года. Спектакль был в репертуаре театра девять лет, в 1980 году в связи со смертью Владимира Высоцкого спектакль был снят с репертуара. Билеты на этот спектакль никто не сдал.
Сохранились лишь небольшие фрагменты видеозаписей этого легендарного спектакля. Можно долго рассказывать о нем, но лучше смотреть и слушать.
Гамлет - главная роль Владимира Высоцкого. Спектакль всей его жизни. Роль всей его жизни. Один из величайших спектаклей в истории русского театра.
28 июня 1970 года Владимир Высоцкий заполнил свою знаменитую анкету, в которой ответил Анатолию Менщикову на 47 вопросов. Отвечая на вопрос «какое событие стало бы для тебя самым радостным», Высоцкий написал: «Премьера «Гамлета». До премьеры оставалось еще почти полтора года!
Идея поставить «Гамлета» принадлежала Высоцкому, а Любимов сомневался.
Высоцкий откровенно говорил, что в какой-то момент был слишком настойчив, а Юрий Петрович привык, что решения принимал только он, и давить на него было бесполезно. Поэтому от возникновения идеи до начала репетиций прошли месяцы.
Репетиции шли не просто долго.
Пожалуй, ни одна другая постановка Юрия Любимова на Таганке не готовилась столько времени. Почти два года! Причем репетировали сразу на сцене. Хотя обычно репетициям предшествует читка – буквально сидя за столом, когда разбирается каждый персонаж и характеры. Здесь же все шло только на сцене!
И Юрий Петрович не лукавил, когда говорил, что впервые не имел четкого плана постановки. Любимов был гением условного театра, в котором очень многое строилось на импровизации, полете фантазии. Один и тот же спектакль мог в разные дни выглядеть очень по-разному. Почти девять лет шел «Гамлет» на Таганке, и все эти годы репетиции и поиск не прекращались!
При этом не секрет, что отношения Высоцкого и Любимова именно в «Гамлете» были совсем не простыми.
Высоцкий мечтал об этой роли. Он поставил на нее буквально всё! Он не просто так постоянно теребил Любимова, у него в голове было свое четкое представление о том, каким будет его Гамлет.
Любимов однажды несколько небрежно бросил, мол, Высоцкий так хотел играть Гамлета, а когда начали работать, то оказался не готов.
Мол, он и не читал-то пьесу толком. Но это было неправдой. Высоцкий не просто читал – он читал «Гамета» многократно! Причем читал в нескольких переводах. Еще в Школе-студии МХАТ Володя перечитал вообще всего Шекспира и настолько поразил своими ответами на экзамене преподавателя, что тот не поверил и решил, что студент Высоцкий просто очень хорошо зазубрил конспекты – хотя все равно поставил «пять».
Но первоначально идея была иной!
Высоцкий должен был не петь, а читать стихотворение Бориса Пастернака «Гамлет». Песней это стало только потом. И вот когда вступление к спектаклю было еще стихотворным, Любимов бесконечно требовал от Высоцкого перечитывать. Режиссер хотел, чтобы Высоцкий будто бы рождал строки на глазах у публики, а Высоцкий слушал и делал по-своему. Любимов злился и просил переделать снова и снова. Пока вдруг не стало ясно очевидное. Любимов не писал стихов, у него было стереотипное представление о том, как они рождаются. А Высоцкий был поэтом и хорошо знал свое состояние в тот момент, когда строки возникают стремительно, одна за другой, сплошным потоком.
Но стычки Высоцкого с Любимовым случались не только по этому поводу.
Любимов был крайне требователен, деспотичен, придирчив, въедлив, и Высоцкому доставалось больше всех.
Однажды не выдержал Вениамин Смехов и сказал Юрию Петровичу: «Зачем вы унижаете актера? Он уже все понял, а вы его совсем хотите уничтожить!».
После этого выступления несладко приходилось уже и Смехову. А Высоцкий, при всем взрывном характере своей натуры терпел и старался играть еще, еще и еще лучше. До изнеможения. И в этом конфликте рождался величайший спектакль того времени.
Актёры играли в простых, вязаных костюмах и свитерах. А Гамлет Высоцкого был в черном свитере.
Я играл Гамлета! Это - высшая роль, о которой может думать актёр. Мне повезло, что я играл Гамлета, находясь именно в том возрасте, который отмечен у датского принца Шекспиром. Я чувствовал себя его ровесником. Мне это помогло. Я думал: может быть, мировоззрение людей, в сущности, складывается одинаково. Мой возраст помогал мне правильно оценить поступки и мысли принца. Мы ставили "Гамлета" так, как, вероятно, этого захотел бы сам Шекспир. Режиссёру, всему коллективу хотелось поставить трагедию так, чтобы Шекспир был рад. Во-первых, мы отказались от пышности. Было суровое время. Свитера, шерсть - вот что было одеждой. Добились того, что даже занавес играл: он был то нормальным занавесом, то олицетворением судьбы. Его крыло сметало людей в могилу. Он становился символом бренности жизни... Я играл не мальчика, который не знает, что ему нужно. Он воспитывался с детства быть королем. Он был готов взойти на трон, но он раздвоен. Он вырвался из того мира, который его окружает,- он высоко образован, может быть, мягок. Но ему надо действовать методами того общества, которое ему претит, от которого он оторвался. Вот и стоит он одной ногой там, другой тут... [Из интервью Высоцкого газете "Вечерняя Алма-Ата" в 1973 году]
Мог ли сыграть эту роль кто-то другой?
Мог. Замысел постановки возникал еще до ухода из театра Николая Губенко, и есть все основания предполагать, что и роль Гамлета, и роль Галилея, тоже блестяще сыгранного Высоцким, были предназначены именно Губенко. А когда только начинали репетировать, то помимо Высоцкого на Гамлета пробовались и Леонид Филатов, и Валерий Золотухин. Но быстро стало очевидно, что играть будет только Высоцкий. И у Высоцкого был свой, совершенно иной взгляд на Гамлета, отличавшийся от прежних трактовок.
На премьере «Гамлета» 29 ноября 1971 года был Иннокентий Смоктуновский.
Знаменитый гамлетовский вопрос «быть ли не быть». Такой же знаменитый театральный вопрос: Гамлет – это Смоктуновский или Высоцкий? Смоктуновский в 1964 году сыграл Гамлета в знаменитой картине Григория Козинцева. Гамлет Смоктуновского считается образцом классической манеры исполнения. А Высоцкий – образцом абсолютного новаторства.
Так вот Иннокентий Михайлович, посмотрев в этой роли Высоцкого, сказал, что можно принимать или не принимать такую трактовку, но играть по-другому отныне невозможно.
И вот наконец ключевой момент шекспировской пьесы.
Быть или не быть? И здесь уже новаторство Юрия Любимова соединилось с новаторством Владимира Высоцкого.
Этот спектакль шел 220 раз. Все 220 раз на сцену выходил Владимир Высоцкий, у которого вопреки театральной традиции никогда не было дублера, не было актера из второго состава, который бы его заменял.
Я только малость объясню в стихе,
На всё я не имею полномочий...
Я был зачат, как нужно, во грехе, —
В поту и в нервах первой брачной ночи.
Я знал, что, отрываясь от земли, —
Чем выше мы, тем жёстче и суровей.
Я шел спокойно прямо в короли
И вёл себя наследным принцем крови.
Я знал — всё будет так, как я хочу.
Я не бывал внакладе и в уроне.
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы — короне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с лёгкостью слова бросал на ветер —
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети.
Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.
Я знал, мне будет сказано: «Царуй!» —
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег,
И я пьянел среди чеканных сбруй.
Был терпелив к насилью слов и книжек.
Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и горек,
Умел скрывать, воспитанный шутом.
Шут мёртв теперь. Аминь! Бедняга Йорик!
Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий.
Вдруг стало жаль мне мёртвого пажа...
Я объезжал зеленые побеги.
Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых, и гончих,
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих.
Я видел — наши игры с каждым днём
Всё больше походили на бесчинства.
В проточных водах по ночам, тайком
Я отмывался от дневного свинства.
Я прозревал, глупея с каждым днём,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век и люди в нём
Не нравились. И я зарылся в книги.
Мой мозг, до знаний жадный как паук,
Всё постигал: недвижность и движенье.
Но толка нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.
С друзьями детства перетёрлась нить, —
Нить Ариадны оказалась схемой.
Я бился над словами «быть, не быть»,
Как над неразрешимою дилеммой.
Но вечно, вечно плещет море бед.
В него мы стрелы мечем — в сито просо,
Отсеивая призрачный ответ
От вычурного этого вопроса.
Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошёл на зов, — сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
В непрочный сплав меня спаяли дни —
Едва застыв, он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все, и, как они,
Я не сумел от мести отказаться.
А мой подъём пред смертью — есть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял
С тем, с кем я лёг в одну и ту же землю.
Я Гамлет, я насилье презирал,
Я наплевал на Датскую корону.
Но в их глазах — за трон я глотку рвал
И убивал соперника по трону.
А гениальный всплеск похож на бред,
В рожденье смерть проглядывает косо.
А мы всё ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
<1972, апрель>