В августе 2024 года исполнится 70 лет со дня монашеского пострига Ивана Дмитриевича Павлова. Фронтовик, лейтенант, 35-летний выпускник Московской духовной академии стал монахом Кириллом, а спустя 11 лет - духовником братии Троице-Сергиевой лавры. В конце 2003 года старца поразил инсульт. С тех пор и до последнего дня за ним ухаживала монахиня Евфимия (Аксаментова) - его духовное чадо. Вот некоторые её записи того периода.
Фантастические слухи
Старец любит Христа. Верит Ему. И умеет слышать Его Слово. Поэтому так велик, прост и прекрасен он сегодня в своём молчании.
Но вокруг него возникают слухи - причём в разных вариантах. Например, такой: он вдруг поднялся со своего одра, протянул руки к небу, изрёк «о, ужас!» и снова лёг…
Другой вариант: он не вставал, но «о, ужас!», из уст парализованного и совсем не говорящего старца всё-таки прозвучало…
При этом, понятное дело, все эти многозначительные подробности утаиваются ближайшим окружением…
Впрочем, как и всегда «утаивалось и не договаривалось» якобы всё то, что так питает чаяния определённой категории людей. Впрочем, людям этим — какими-то воистину фантастическими путями — всегда удаётся чаяния свои удовлетворять…
Я рада только одному — тому, что научилась за последние годы относиться к подобным вещам если и не с милосердной кротостью, то хотя бы с юмором:
— Да-а-а-а?!! — удивлённо протягиваю я в ответ на очередной расспрос «а правда?» по телефону. — Ну, кому-то, ребята, можно позавидовать — я вот двадцать четыре часа в сутки безотходно у постели больного и ничего такого не видела и не слышала! Прям, не везёт!
Кто-то после этих слов успокаивается, а кто-то остаётся с тайной недоброй думой: поди, скрывает, не договаривает, а уж мы-то знаем…
Как используют имя старца
Это очень удобно: в сегодняшней, и без того страшной и горестной ситуации вкладывать в уста известного духовника Бог знает какие словеса, тем паче — словеса, предполагающие какую угодно интерпретацию, распаляющие тревогу…
Отец Кирилл уже неоднократно становился своеобразным «рупором» нахрапистого невежества тех, кто вообразил себя борцами за Чистоту Православия. Что тут скажешь?
Монах, чей долгий жизненный путь был пройден в достоинстве «нетленной красоты кроткого и молчаливого духа», пастырь, сеющий вокруг себя лишь апостольское слово о мире и Любви (ни толики отсебятины!), — усилиями этих борцов превращается:
— то в трибуна народного негодования (по любому поводу);
— то в икону массового противостояния (неважно чему);
— то в глашатая каких-то лютых эсхатологических откровений (потому что жить в простоте и радости — духовно более сложная задача, чем постоянное ожидание катастроф).
Так и живём. Спешим, суетимся, боимся, выдумываем и — говорим, говорим, говорим…
А он любит Христа. Верит Ему. И умеет слышать Его Слово.
Поэтому так велик, прост и прекрасен он сегодня в своей непростой болезни и в своём молчании.
"И бремя Моё легко"
Помню, как он в последний раз (будучи ещё на ногах) собирался в больницу — как на Голгофу. Тихо плакал на правиле… ходил прощаться с храмом…
Чувствовало его сердце — долгим будет этот путь, нелёгким. Но лицо его после этих слёз становилось просветлённым, умиротворённым, счастливым…
Любящий своего Господа, преданный Христу человек — не иначе, как с радостью иго Его благое понесёт.
Поэтому так оскорбительны кажутся мне все досужие разговоры о том, что де «чем такая жизнь, так лучше и не жить», «зачем искусственно продлевать его мучения» и т.д. …
Как лучше — знает Господь. А они с Ним договорились.
