Я очень не люблю быть просто туристом. И очень люблю залезать в труднодоступные места. А еще не люблю, когда без всяких оснований мне пытаются что-то запретить. Из-за этого мы с подругой стали ненадолго достопримечательностью среди бедуинов Петры.
Все началось с того, что в 9 утра на второй день пребывания мы вышли из туннеля Сик на площадь перед Сокровищницей. Налево от ущелья палатки сувениров, а за ними тропа, уводящая куда-то вверх, и на ней постоянно были какие-то люди. Не то, чтобы нам было нужно туда за чем-то конкретным. Просто если есть сложная тропа, надо залезть.
Разумеется, на первых же шагах перед нами появился мальчик с воплями “not allowed!” Разумеется, он хотел денег за проход на тропу. Разумеется, у него не было никаких оснований и права так делать. Они вообще тут не гиды, не охранники, просто местные дети. Тропа общественная.
Мы, естественно, его проигнорировали, но он оказался более дерзким, чем вчерашний мальчик, а ещё к нему пришла поддержка. К нам, впрочем, тоже: в лице группы из двух девушек и мужика, вроде даже арабов. Но они проявляли меньше решительности, чем мы. Дети перегородили стратегическое место железной арматуриной и встали сверху. Мы начали требовать позвать полицию. Дети начали орать, а Людовь - снимать их на видео. Проблема была в том, что они были уже не очень детьми, лет так 13-14, и, например, просто переставить их физически не представлялось возможным. В какой-то момент наша поддержка ушла в полицию, а дети начали толкаться и хватать за руки. Мы, естественно, не стерпели такого нарушения принципов традиционного общества. Людовь закричала, что они не смеют трогать женщину, я схватил мальчика за грудки. Тут появился более старший, разумный и спокойный, и начал затирать, что это все потому, что подъем очень опасный, мы свалимся, они так пытаются нам помочь, он очень извиняется и сам никого не трогает. Мы настояли на подходе в полицию, заявив, что иначе они трусы.
Полиция явно в сговоре и крышует незаконное бедуинские предпринимательство. Они наорали на детей, но с нами делали вид, что по-английски понимают очень плохо, очень заняты и всячески утекали. Мы настаивали, что только официальные гиды могут указывать, куда можно идти, куда нет, а ни у кого из присутствующих мы бейджей не видим. Наконец на предложение пойти в официальный туристический офис всем вместе один из самых старших бедуинов сломался (вообще, Людовь хотела сказать что-то другое, но состав ее речи все поняли именно так, к нашей пользе). Он пообещал нам свободный проход, проводил до начала тропы и поставил арматурину в качестве подножки. Мы счастливо удалились в горы, прихватив с собой на хвосте француза. Оказалось, что все это было ради очередного вида на Сокровищницу сверху.
Когда перед закатом мы достигли монастыря Ад-Дэйр, к нам вдруг подошел какой-то парень и сказал, что он нас запомнил. Это был тот, что первым начал спокойный диалог и все подчеркивал, что никого не трогал. Оказалось, что это беспокоит его до сих пор, и он подошел довыяснить отношения. Что он нас очень зауважал, но что у него отец - в правительстве общины, и мы бы ему все равно ничего не сделали, но теперь он нам рад как гостям. Опыт разговоров по понятиям знаком нам, как и всем жителям нашей богоспасаемой родины, потому мы приняли его извинения и выразили ответные дружеские намерения, хотя и не поверили прокинутым понтам.
Со скалы мы спускались уже в темноте. На одном из поворотов лестницы нас внезапно обогнали ослы с погонщиком. Погонщиком оказался этот самый парень по имени Ауди. Он сказал нам что-то вроде “опять вы” и ускакал вперёд. В конце спуска мы встретили его ещё раз. Не в силах противостоять судьбе, он сделал нам предложение. Давайте, говорит, вы останетесь на ночь, посмотрите ночную Петру, поужинаете с нами, можете даже переночевать в пещере и завтра потусить ещё день. Даже вино у них есть, говорил он. С антропологической точки зрения это было крайне заманчиво. Но, к сожалению, традиционное гостеприимство все ещё не пересилило в нем привычку стричь с туристов бабло, поэтому все эти радости могли нас постигнуть за скромные 100 динар. Мы обменялись с парнем телефонами, обещали подумать и начали сочинять вежливый отказ.
На самом выходе из Петры двое бедуинов сидели у костра и окликали запоздавших туристов, предлагая посмотреть их товары в надежде что-нибудь ещё продать. Полные дружелюбия, мы сказали, что очень им благодарны, но уже устали и хотим домой, а не смотреть.
- Может, чаю хотите?- спросили бедуины, - и посидеть с нами у костра?
Решив, что теряем мы в крайнем случае два динара, мы согласились. Сначала бедуины вежливо спросили, как наши дела и как нам Петра. Мы вежливо ответили, что Петра отличная, нам все нравится, но вот утром мы повздорили с их соплеменниками, и смотрели бы они за детьми. Ребята сказали что типа “а, так это вы”, и начали пространно извиняться, параллельно рассказывая о том, как опасны скалы и как тяжела жизнь бедуина в современном мире, и что да, вышло крайне неловко. В процессе разговора они выяснили, что мы не туристы, а путешественники, и мы со всем уважением к культуре, а мы выяснили вот что: им самим совершенно не нравится скакать по скалам и мешать посетителям, они торговцы и получают удовольствие от коммуникации и выражения уважения; туристы могут бесить их также, как они туристов, и что и те, и другие тоскуют без душевного разговора с осмысленными людьми; европейцы и американцы совсем забыли традиционные ценности, хамят им, не играют в торг и ничего не понимают; они живут в этих пещерах и гробницах; сидеть вечером на пороге пещеры и смотреть на звёзды им очень нравится; они действительно живут тут много поколений.
Но тут к нашему костру подошёл ещё один бедуин, постарше. Нас представили, мы снова кратко поведали об утренней баталии, и внезапно мужика прорвало. Это оказался бедуин-идеалист, пекущийся о будущем народа. Звали его Ахмед. Он рассказал, что после падения Османской империи их пытались выселить отсюда, а когда Петра стала музеем, их загоняли все дальше в горы, пока король Абдалла не разрешил им вернуться с условием, что они будут поддерживать город в порядке (на мой личный вкус они справляются так себе). Что их племя в середине века было меньше 200 человек, а сейчас их около 500. Что у них терки с ЮНЕСКО, руководством музея и правительством города Вади Муса, потому что доходом никто не делится, и за людей их не считают. Что да, катать на верблюдах, продавать дурацкие сувенирчики и водить по горам незаконно и не очень правильно, но другого способа жить у них пока нет. Что почти ни у кого из них нет образования, но есть мудрость, получаемая от жизни на природе. Что стариков осталось очень мало, традиции не записаны и забываются, а к западным ценностям им не привыкнуть. Что самое важное - сохранение культуры, в которой ты родился. Что утренний инцидент вызван отсутствием у детей образования и воспитания. Что он надеется, что через 10-20 лет все дети будут учиться в нормальных школах, уровень развития повысится, и в сочетании с народной мудростью образованные бедуины будут светочем разума и вежества. Очень жаловался на итальянцев: “Итальянцы думают, что они все ещё римляне, и пытаются относиться к нам, как те относились к набатеям”. Я был очень тронут этой исторической аналогией.
В заключение он просил нас в любой момент возвращаться как гостей, и даже обещал поселить как гостей у себя в доме, который обычно сдает. Последовал ритуальный обмен контактами.
После того, как мы распрощались, один из молодых ребят бросился за нами вслед, чтобы подарить сувениры. Кому еще бедуины в Петре дарят магнитики? Так мы подтвердили тезис, что люди резко становятся нормальными и приятными, когда вы переходите на равное общение. А также то, что знакомство с традиционными культурами помогает в жизни крайне сильно.
Про то, как мы изучали Петру культурную, здесь: