...Париж просыпается ни свет, ни заря, пьет кофе с круассаном, торопится, боится не успеть – да и так уже не успел, столько всего нужно сделать, столько всего увидеть – спешить на Монмартр, убедиться, что на месте он, Монмартр, ничего с ним не случилось. А потом нужно прыгать в метро, заблудиться в нем раз несколько, добраться до Нотр-Дама, пересчитать всех горгулий, все ли на месте, нет, не все, две улетели, возвращаются, виновато машут крыльями, мы больше не будем, честное слово... Париж строго грозит пальцем, чтоб это было последний раз, поняли вы? Вот то-то же...
Париж спешит, перехватывая на ходу стакан кофе, нужно еще столько всего увидеть, проверить башню, на месте ли – башня мелькает за домами, играет в прятки, не увидишь, не найдешь. Париж пробивается к башне через лабиринты торговцев, через огромные сырные головы... вот она башня... и еще одна... и еще, и еще, и еще, да сколько же их, откуда их столько... и почему такие крохотные... Париж приходит в ужас, не может поверить себе, что башня распалась на множество крохотных башенок – пытается собрать все вместе, не может, да что такое...
Париж спохватывается, поднимает голову, видит огромную башню, и кучу маленьких башенок у подножья, вот оно как, он и не думал, что у башни будут крохотные башнята, мал-мала-меньше, куда их теперь всех девать, только что пристроить в добрые руки туристам, берите, берите, скидку сделаем...
Париж торопится, нужно столько всего успеть, перенюхать все духи, несть им числа, выбрать тот, который лучше всего отражает сам Париж, Париж ищет запах, которого нет...
А время идет, идет, а нужно еще расставить картины на Монмартре, каждую на свое место, сегодня какой-то картине повезло продаться, вот она и гуляет со всеми в маленьком кафе, вино и музыка рекой. Париж спохватывается, вспоминает про Красную Мельницу, раз мельница есть, надо же муки намолоть, Добрый день, уважаемая мельница, позвольте мне намолоть муки... Мельница разражается непристойным хохотом, кокетливо выставляет стройную ножку в сетчатом чулочке...
Париж волнуется, не получилось намолоть муки, а надо же еще поторопиться, отрастить себе усы и длинный хвост, побежать по закоулкам и подворотням, канавам и щелям, упасть замертво где-нибудь на улице, чтобы потом отрастить лакированные туфли и зонтик и брезгливо обходить самого себя.
Париж волнуется, Париж спешит, Париж боится не успеть, обгоняет самого себя, и все равно не успевает. Париж придерживает уже готовый уехать состав, подгоняет другой состав – и все равно не успевает, первый состав уже уехал, хоть и с опозданием, увез его, второй состав вроде бы успел вовремя, но задержался, замешкался, и она вышла на перрон, когда его уже там не было.
Париж не сдается, Париж подхватывает ветром афишу с её лицом, бросает в лицо его, спешащего по улице – он только отмахивается, спешит дальше, тоже куда-то опаздывает. Париж думает, что делать дальше – задумывается настолько, что начинает дремать, просыпается в провонявшей грязной палатке в куче какого-то тряпья, тьфу ты, черт, это ж надо ж было так вляпаться, бегом, бегом отсюда, вверх по лестнице – на ступеньку выше, уже уличный уборщик, выше, уже курьер, еще выше, уже продавец, еще выше, уже владелец маленького магазинчика, еще вы... а выше нельзя, половины ступеней у лестницы-то и нет...
Париж торопится, Париж спешит, у Парижа почти-почти получается – он и она селятся в одной гостинице, засыпают в соседних номерах, между ними только тонкая стена. И все равно не получилось, и все равно не так...
Париж торопится, нужно обойти Версаль, весь, весь, Париж покрикивает на туристов, ну давайте, давайте скорее, я домой хочу – закрывает ворота, выставляет сам себя на проливной дождь.
...дождь...
А это идея, думает Париж, проливает дождь, чтобы загнать его и её под арку, пусть прячутся там, пусть увидят друг друга... Она открывает зонтик, черт, проклятый зонтик, как некстати... Париж в сердцах хочет порывом ветра вырвать зонтик – не может, черт, черт, черт...
Париж торопится, Париж спешит, Париж разгоняется в туннеле, на полном ходу врезается в ограждение, машина вдребезги, кто-то истекает кровью, принцесса, какая принцесса... вот черт...
Париж не сдается, Париж запутывает улицы, направления, людей, Париж наконец-то заставляет их встретиться лицом к лицу, он и она смотрят друг на друга, она узнает первая – это вы... – он мешкает, но тоже узнает, вы, не может быть, вы... Она вспоминает, как наяву, как сейчас, залитая кровью плаха, взмах стремительно падающего ножа...
- Вы...
- ...вы...
...она взмахивает шпилькой, пронзает его горло, уворачивается, исчезает в толпе, прежде чем он падает замертво, она растворяется в лабиринтах дворцов, в тайных ходах и переходах, замирает на одном из своих портретов.
...Париж сонно зевает – некогда, некогда спать, надо еще зажечь огни на башне, самому озариться огнями. А потом, уже далеко за полночь самое время осторожно подбираться к автобусам, орудовать отмычками, вытаскивать чемоданы, или что там попадется, ого, богатый улов, Париж видит в чемодане самого себя, украдкой уносит под покровом ночи, прячется в темноте, засыпа... а некогда, уже пора просыпаться и спешить, спешить, спешить, на Монмартр, пересчитать все его ступени, чтобы ни одна не пропала...