Норвежский мыслитель Ивар Йордре напоминает, что план Маршалла установил пределы влияния США в Европе. Чтобы Запалу добиться успеха, сегодня должна быть успешной и дипломатия с Москвой
На своей даче, стоя перед картой недавно расширившегося Советского Союза вскоре после капитуляции Германии в мае 1945 года, Иосиф Сталин одобрительно кивнул. Огромный буфер, который он вырезал из Восточной Европы, теперь будет защищать его империю от будущих Наполеонов и Гитлеров. Затем Сталин вынул изо рта трубку и помахал ею под основанием Кавказа. Он покачал головой и нахмурился.
«Мне не нравится наша граница прямо здесь», — сказал он своим помощникам, указывая на район, где советские республики Грузия, Армения и Азербайджан соприкасались с враждебными державами Турции и Ирана. В течение следующих полутора лет американо-советские отношения рухнули, поскольку Сталин требовал от Анкары и Тегерана территориальных уступок, а президент США Гарри С. Трумэн сопротивлялся, отправив военно-морскую флотилию в Средиземное море. В феврале 1947 года бедная Великобритания заявила Госдепартаменту, что она больше не может защищать греческое правительство в его гражданской войне с поддерживаемыми Югославией коммунистическими повстанцами, что побудило Трумэна взять на себя обязательство американской экономической и военной помощи Афинам и Анкаре. Сталин, чья страна изо всех сил пыталась оправиться от нацистского опустошения, снова занялся обороной. Его цель теперь будет заключаться в том, чтобы удержать новую зону безопасности в Восточной Европе и помешать Соединенным Штатам контролировать смертельного врага России: Германию.
В марте 1947 года новый госсекретарь США Джордж Маршалл провел в Москве шесть изнурительных недель переговоров со своим советским коллегой Вячеславом Молотовым о будущем оккупированной Германии. Поскольку ни одна из сторон не желала признать возможность того, что такая опасная, стратегически расположенная страна станет союзником другой, переговоры зашли в тупик. Тем не менее, Сталин по-прежнему считал, что Трумэн в конечном итоге будет вынужден признать объединение Германии на советских условиях — огромные репарации и политическую структуру, благоприятную для коммунистов — чтобы выполнить обещание своего предшественника Франклина Д. Рузвельта вывести американские войска из Европы в течение двух лет после войны.
Маршалл покинул Москву убежденный, что сотрудничество с Советами окончено. Германия и большая часть Западной Европы приближались к экономическому и социальному коллапсу, и ленинистское изречение «чем хуже, тем лучше», казалось, было реакцией Сталина. Пришло время, решил Маршалл, для односторонних действий США по обеспечению демократического, капиталистического правительства в тех частях Европы, которые все еще находились вне советского контроля. В знаковой речи в Гарвардском университете 5 июня 1947 года он представил план того, что станет масштабной четырехлетней схемой помощи США для поддержки европейской реконструкции и интеграции: План Маршалла.
Сталин осудил этот план как злобный американский заговор с целью купить политическое и военное господство в Европе. Он боялся потерять контроль не только над Германией, но и над Восточной Европой. До запуска плана Маршалла Сталин никогда не был догматичным в отношении форм социализма, преследуемых странами советской сферы. Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Польше и Румынии было разрешено формировать коалиционные правительства того или иного типа. Его требованием была просто верность Москве во внешней политике. Это скоро изменится. К концу 1948 года Сталин полностью кооптировал или разгромил оставшиеся некоммунистические элементы в правительствах Восточной Европы.
Трумэн хотел использовать план Маршалла как инструмент для уменьшения препятствий безопасности США в Европе. Но Государственный департамент выделил $13,2 млрд (более $135 млрд в сегодняшних деньгах) в виде грантов на интеграцию европейских экономик. Таким образом, президент теперь согласился с требованиями Франции и Великобритании о том, чтобы помощь Маршалла была обеспечена военным эскортом. 4 апреля 1949 года, через год и день после подписания закона Маршалла о помощи, Трумэн подписал учредительное соглашение Организации Североатлантического договора (НАТО).
В следующем месяце США, Великобритания и Франция приняли конституцию нового западногерманского государства. Советы ответили созданием в октябре своего собственного восточногерманского государства. Из-за диалектики подозрений каждой стороны в том, что другая сторона исчерпала себя настолько, насколько это было возможно без войны, европейские границы холодной войны останутся замороженными в течение следующих 40 лет.
Четыре десятилетия спустя, 9 сентября 1989 года обезумевшая толпа восточногерманцев собралась у Берлинской стены с криками « Tor auf !» ("Откройте ворота!"). Когда обеспокоенный и растерянный пограничник подчинился, десятки тысяч людей начали устремляться на Запад. Еще миллионы людей сделают это в ближайшие дни.
Шесть недель спустя в Дрездене толпа приветствовала канцлера Западной Германии Гельмута Коля криками «Единство». Неподалеку нервный, но решительный 37-летний офицер КГБ несколько недель сжиигал груды документов, готовясь к возможным нападениям на его отделение разъяренной толпы. Огромный объем золы уничтожил печь здания. Этим сотрудником был Владимир Путин. Этот противник, НАТО, будет продолжать преследовать его долгие годы.
К началу 1990 года восточногерманские коммунисты, развалившись под тяжестью народного недовольства и борьбы, превратились в отчаянную политическую силу, и советский генеральный секретарь Михаил Горбачев начал примиряться с объединением Германии. Чего он по-прежнему требовал, так это того, чтобы воссоединенная Германия не была частью Атлантического альянса. Дальнейшее членство Германии в НАТО, заявил Горбачев немецким и советским журналистам, должно быть «абсолютно исключено».
Горбачев и его российские преемники утверждали, что они были введены в заблуждение относительно того, будет ли альянсу разрешено расширяться на восток. НАТО, по словам советского лидера, было «организацией, с самого начала задуманной как враждебная Советскому Союзу». "Любое расширение зоны НАТО", - заявил он тогдашнему госсекретарю США Джеймсу Бейкеру, - поэтому будет "неприемлемым". Тем не менее, когда Германия воссоединилась, он был бессилен помешать восточной части выйти из Варшавского договора и вступить в НАТО.
После распада Советского Союза в 1991 году президент России Борис Ельцин продолжал обсуждать этот вопрос со своим американским коллегой. Соединенные Штаты, сказал он тогдашнему президенту Биллу Клинтону, «сеют семена недоверия», презентуя членство в НАТО бывшим государствам Варшавского договора. Для российского лидера «согласие на расширение границ НАТО в сторону границ России», - сказал он Клинтону во время встречи в Кремле в 1995 году, - «было бы предательством российского народа». Министр обороны Павел Грачев предупредил польских лидеров, что его соотечественники рассматривают альянс как «монстра, направленного против России». Глава Службы внешней разведки Евгений Примаков, который позже станет министром иностранных дел и премьер-министром, утверждал, что расширение НАТО потребует более сильной оборонной позиции России. «Для нас это не просто психологическая проблема», — настаивал он в разговоре с американским дипломатом Строубом Тэлботтом в 1996 году. «Это сакральный вопрос». Совет Москвы по внешней и оборонной политике предупредил, что расширение НАТО превратит "страны Балтии и Украину в зону интенсивного стратегического соперничества".
Сопротивление России оставило Клинтону два разумных варианта действий. Он мог бы проигнорировать его и настаивать на активном расширении НАТО, исходя из логики, что «Россия всегда будет Россией» и будет преследовать и доминировать над своими соседями, если ее не сдерживать угрозой военной силы. Это была позиция республиканцев того времени, изложенная в партийном «Контракте с Америкой» 1994 года. Другой вариант заключался в том, чтобы сидеть сложа руки до тех пор, пока поведение России не станет противоречить ее обещаниям уважать суверенитет своих соседей. Такова была позиция бывшего посла в Советском Союзе Джорджа Кеннана. Но Клинтон, будучи Клинтоном, выбрал третий вариант, который заключался в расширении НАТО по дешевке – исходя из логики, что у альянса нет реального врага. В 1996 году Рональд Асмус, который вскоре стал влиятельным чиновником администрации Клинтона, утверждал, что затраты на расширение НАТО будут скромными, поскольку «предпосылка сейчас избегать конфронтации с Россией, а не готовиться к новой российской угрозе».
"Действительно ли мы сможем убедить восточноевропейцев в том, что мы их защищаем?" - недоверчиво спросил сенатор-демократ. Сэм Нанн в обращении к военным: "только пока мы убеждаем русских, что расширение НАТО не имеет ничего общего с Россией" Тэлботт предупредил во внутренней записке, что «расширение НАТО не будет служить сдерживанию ретроградных, экспансионистских импульсов России». Напротив, утверждал он, «это еще больше их спровоцирует». Но Ричард Холбрук, тогдашний специальный посланник Клинтона на Балканах, проигнорировал это предупреждение.
Холбрук ошибался очень сильно. «Мы подписались на защиту целого ряда стран», — сказал 94-летний Кеннан обозревателю New York Times Тому Фридману в 1998 году, — «хотя у нас нет ни ресурсов, ни намерения сделать это каким-либо серьезным образом». Он окажется прав. Клинтон настроит НАТО, испытывающую недостаток ресурсов, против все более озлобленной и авторитарной России.
Через несколько дней после того, как Чехия, Венгрия и Польша вступили в НАТО в марте 1999 года, альянс начал трехмесячную кампанию бомбардировок Сербии, которая, как и Россия, является славянским православным государством. Эти нападения на братскую страну ужаснули простых россиян, тем более что они были совершены не для защиты члена НАТО, а для защиты мусульманского населения Косово, тогдашней сербской провинции. Действия НАТО в бывшей Югославии – в Боснии в 1995 году, а также в Сербии в 1999 году практически гарантировали, что русские не будут воспринимать их справедливыми. Москва знала, что ее бывшие вассалы, присоединившись к альянсу, теперь взяли на себя обязательство поддерживать политику Запада, которая бросала вызов российским интересам. Чем дальше на восток будет расширяться НАТО, тем более угрожающей оно будет становиться.
Это казалось особенно очевидным, когда члены НАТО начали предпринимать односторонние действия, враждебные России, действия, которые они никогда бы не предприняли за пределами альянса. Например, в 2015 году Турция сбила российский истребитель, который вторгся в ее воздушное пространство из Сирии, где он бомбил противников режима Башара Асада. «Воздушное пространство Турции… это воздушное пространство НАТО», — многозначительно заявило России министерство иностранных дел Турции после инцидента. Россия обратила на это внимание. "Турция выставила не себя" в качестве актора, "а Североатлантический альянс в целом", - заявил премьер-министр Дмитрий Медведев в интервью журналу Time . «Это крайне безответственно».
Пытаясь убедить россиян в том, что НАТО не представляет угрозы, администрация Клинтона считала само собой разумеющимся, что законные интересы России в эпоху после гласности и перестройки не будут противоречить интересам НАТО. Но эта точка зрения предполагала, что холодная война была вызвана идеологией, а не географией. Хэлфорд Маккиндер, отец геополитики, посмеялся бы над этой точкой зрения. Маккиндер, который умер в 1947 году, в год принятия доктрины Трумэна и плана Маршалла, привлек внимание политиков к стратегическому центральному положению обширного евразийского «Хартленда», в котором доминировала Россия. «Тот, кто правит Восточной Европой, — писал он в 1919 году, — командует Хартлендом; Тот, кто правит Хартлендом, командует Мировым Островом; Кто правит Мировым Островом, тот командует Миром». Именно идеи Маккиндера, а не Маркса, лучше всего объяснили холодную войну.
Вечный страх России перед вторжением определял ее внешнюю политику тогда и продолжает делать это сейчас. «В основе невротического взгляда Кремля на мировые дела лежит традиционное и инстинктивное российское чувство незащищенности», — написал Кеннан в своей знаменитой «Длинной телеграмме» 1946 года. Обширная, малонаселенная и испытывающая огромные транспортные проблемы Россия имела естественную тенденцию к расколу. Внешне Россия была «страной, которая никогда не знала дружественного соседа». Его определяющей характеристикой была незащищенность. Никакие горные хребты или водоемы не защищают ее западные границы. На протяжении веков она подвергалась неоднократным вторжениям. Этот ландшафт и история способствовали появлению высокоцентрализованного и авторитарного руководства, одержимого внутренней и внешней безопасностью. Коммунисты были лишь одной из разновидностей такого руководства, характерной для эпохи, в которой они появились.
Западные границы страны всегда были особенно уязвимыми. Европейская часть суши к западу от границ России представляет собой большой полуостров, окруженный Балтийским и Северным морями на севере, Атлантическим океаном на западе и Черным морем на юге. Россия, напротив, имеет мало морских выходов. Северный Ледовитый океан удален от его населенных пунктов. Немногочисленные порты страны практически непригодны для использования зимой. Турецкие воды на юге, как и воды Северных стран на севере, можно легко перекрыть. Во время холодной войны норвежские, британские и исландские авиабазы также препятствовали выходу России к морю.
Эти проблемы не ограничивались ХХ веком. Во второй половине XIX века Россия сдерживалась Францией и Великобританией — на Балканах, Ближнем Востоке, в Индии и Китае — задолго до того, как Кеннан сделал слово «сдерживание» нарицательным. Поскольку ее оборонительные возможности ограничены, ее военная доктрина исторически носила наступательный характер. Она стремилась доминировать над своими соседями, чтобы предотвратить использование приграничных земель против нее другими державами. В то время как Запад считает страх России перед вторжением беспочвенным, история показала российским лидерам, что иностранные намерения обычно скрыты или изменчивы. Каждая эпоха приносит новую экзистенциальную угрозу; всегда будет другой Наполеон или Гитлер.
После Второй мировой войны угрозой, с точки зрения Кремля, было капиталистическое окружение во главе с Вашингтоном и его западногерманской марионеткой. Включение Украины и Белоруссии (1922 г.) и стран Балтии (1940 г.) в состав Советского Союза, а также создание буферных государств дальше на восток укрепили безопасность России за счет Запада. В 1949 году разделение контроля над Германией создало стабильное равновесие, которое просуществовало четыре десятилетия. Однако после того, как Москва потеряла контроль над Берлином в 1989 году, оборонительная граница России рухнула, вынудив ее отступить дальше на восток, чем это было с 18 века.
В своем обращении к нации в 2005 году президент России Владимир Путин, бывший офицер КГБ, находившийся на передовой линии тайных замыслов Москвы против НАТО в 1980-х годах, назвал распад Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой» 20 века. Большая часть его длительного пребывания на посту президента была посвящена восстановлению элементов экономического пространства и границ безопасности Советского Союза перед лицом расширения НАТО и Европейского Союза, а также предотвращению подрыва составными частями старой советской империи интересов сегодняшней России.
Хотя военные конфликты в Молдавии, Грузии и Украине объясняют агрессивными попытками Кремля восстановить элементы советской империи, примечательно, что Россия не аннексировала ни один из отколовшихся регионов — за исключением Крыма, где находится Российский Черноморский флот. Причина не просто в отрицании, но и в том, что аннексия пророссийских территорий усилила бы прозападные силы в остальных частях присоединившейся страны. Аннексия подорвала бы главную цель России, которая состоит в том, чтобы держать эти страны вне досягаемости западных институтов, которые, как считается, угрожают российским интересам. Наличие замороженных конфликтов фактически блокирует их вступление в НАТО. Альянс всегда отвергал претендентов с нерешенными пограничными спорами, внутренними территориальными конфликтами и недостаточным военным потенциалом для обеспечения надежной национальной обороны.
В случае с Грузией и Украиной время российского вмешательства совпало с достижением этими странами ощутимых показателей на пути к членству в НАТО. Объединенные сепаратистские территории, находящиеся под эффективным контролем России, теперь образуют ценную защитную дугу вдоль западной и юго-западной границы России. Точно так же, как Сталин усилил буферную зону Советского Союза в ответ на план Маршалла, который, как он ожидал, будут дополнены военной силой, Путин укрепил буферную зону России в ответ на расширение НАТО.
Взгляды Путина, пожалуй, лучше всего отражены в частной беседе, которую он имел с бывшим израильским лидером Шимоном Пересом незадолго до смерти последнего, в 2016 году. «Зачем [американцам] НАТО?», - спрашивал Путин. - «С какой армией они хотят сражаться? Они думают, я не знал, что Крым российский и что Хрущев подарил его Украине? Меня это не волновало, до того момента, пока украинцы не были нужны в НАТО. Зачем? Я их не трогал».
Это не слова идеолога. Они также не являются отражением исключительно безжалостного российского лидера. В конце концов, Горбачев, который не является поклонником Путина, также поддержал присоединение Крыма, а также военные действия России в Грузии. Запад, писал он в своих мемуарах, был «слеп к чувствам, вызванным расширением НАТО» в России.
Западным лидерам не обязательно сочувствовать России, но если они хотят проводить эффективную внешнюю политику, им необходимо это понимать. Возможно, коммунизм и исчез из Европы, но география региона не изменилась. Россия, как и всегда, слишком велика и сильна, чтобы встроиться в западные институты, не меняя их фундаментально, и слишком уязвима для западного посягательства, чтобы молчаливо согласиться на свое собственное исключение.
План Маршалла, который закрепил холодную войну, помнят как одно из величайших достижений внешней политики США не только потому, что он был дальновидным, но и потому, что он работал. Это сработало, потому что Соединенные Штаты признали реальность российской сферы влияния, в которую они не могли проникнуть, не пожертвовав доверием и общественной поддержкой.
Великие государственные деяния основаны на реализме не меньше, чем на идеализме. Это урок, который Америке необходимо усвоить заново.