Дорога к ледоходу была одна - по Тукаева, по аллее. Мама моя уходила далеко вперед или останавливалась, подолгу разговаривая со встречными знакомыми, а я вдоволь крутилась на воротцах-вертушках. На ощупь набалдашники были гладкие и на удивление теплые, хотя, отполированные временем, отливали холодным металлическим блеском. На открытке начала прошлого века вертушки деревянные, а на фотографии 1941-го - уже железные. Заложили бульвар в 1860-х при губернаторе Григории Сергеевиче Аксакове, сыне писателя, по инициативе его жены Софьи Александровны, урожденной Шишковой. Поэтому вначале аллея звалась Софьюшкиной. Самые первые насаждения, к сожалению, начисто обглодали козы. Было решено посадить липы и установить забор, чтобы неповадно было беспардонной скотине пастись там, где не положено. Только к 1901-му липы заблагоухали и по-настоящему соединили Ушаковский парк со Случевским садом.
Эта маленькая, необыкновенно уютная, тихая улица, пожалуй, одна из немногих в Старом городе сохранила свой первоначальный облик. И все благодаря своему местонахождению. Дом правительства, Первая соборная мечеть, Центральное духовное управление мусульман России, Верховный суд РБ, на другом конце аллеи, а на улице Расулева, до недавнего времени носящей имя Благоева, основателя компартии Болгарии, - Аксаковский музей, а еще хорошо сохранившиеся дома в «кирпичном» стиле, характерном для архитектуры губернских городов конца XIX - начала ХХ веков с многочисленными мемориальными досками образуют своего рода мощный заслон от посягательств неугомонных застройщиков, выискивающих жадными глазами лакомые кусочки в историческом центре.
Даже запахи здесь были другие. Если в районе Витаминки пахло карамелью, варившейся, по детским представлениям, в огромных чанах, а по парку Якутова с соседнего хлебозавода разносился дразнящий дух свежего хлеба и пирожков с повидлом, то на Тукаева с пробуждающейся реки веял свежий ветер, напоенный запахами мокрого дерева и каких-то трав, всю зиму хранивших под снегом ароматы прошлого лета. Из старых усадеб одинаково тянуло устоявшимся уютом, дымком печек-голландок и жаренной на керогазе картошкой.
Ранней весной аллея с голыми деревьями выглядела тоскливо, зато летом, особенно когда зацветали липы, преображалась: в кронах, пронизанных солнцем, словно облитых медовым нектаром, гудели пчелы… Всё тонуло в золотой пыли.
Во времена Марьям Султановой липы только начинали подрастать. Красавица-татарка появилась в Уфе в 1886 году. Юная выпускница Казанской гимназии стала женой Арслана-Али, сына муфтия Оренбургского магометанского духовного собрания Мухамедьяра Султанова. Марьям была дочерью известного симбирского купца и фабриканта Тимербулата Акчурина, снискавшего народную симпатию благотворительными делами. Например, в голодную зиму 1881 года он открыл бесплатную столовую в деревне Старое Тимошкино Симбирского уезда. В день там обедало до 300 человек. В Русско-японскую войну организовал лечебницу для больных и раненых воинов. В 1905-м в том же Старом Тимошкине (почему Акчурин был привязан к этому поселению, данных пока нет) пожар уничтожил 240 домов, так он лично руководил работами по оказанию помощи пострадавшим, около тысячи погорельцев снабдил едой, одеждой, семенами и деньгами.
Марьям была под стать отцу - решила посвятить свою жизнь просвещению и воспитанию неимущей детворы. Об этом мечтали тогда многие ее сверстницы из богатых семей. Но не у всех это получалось. Марьям не стала тянуть волынку, тем более в муже она обрела единомышленника. В принадлежавшем им доме на Спасской (Новомостовой), 10 они основали школу для девочек из мусульманских семей. Немало средств передали на строительство медресе «Галия».
Сами молодые жили в одноэтажном деревянном доме, уже указанном на карте 1854 года на углу Спасской и Фроловской (так называлась улица Тукаева, позже переименованная в Воскресенскую - в честь собора). Дом стоял напротив мечети. Его дал Акчурин любимой дочери в приданое. В Уфе купец владел несколькими зданиями. После кончины мужа в 1908 году Марьям-ханум уступила дом, где прожила немало счастливых лет, под приют для девочек-мусульманок, просуществовавший до начала 1920-х. В 1906-м она возглавила дамский мусульманский комитет, созданный для оказания помощи магометанским учебным заведениям губернии, также члены комитета взяли под опеку приют для мальчиков и престарелых.
Еще при жизни Арслана-Али на Воскресенской, 29 (сегодня Тукаева, 33) рядом со старым домом вырос двухэтажный кирпичный красавец, увенчанный вензелем «МС». В уфимском справочнике 1925 года этот дом упоминается как местожительство одного из врачей. Неизвестно, сколько прожила в этих стенах сама Марьям-ханум. Возможно, занимала одну из комнат, а то и вовсе была выселена. Умерла она в Москве в 1928 году. В советское время имя доброй, милосердной женщины предали забвению. Никто тогда и не догадывался, что есть человек, которому судьба Султановой, восстановление справедливости в отношении к ее бесчисленным благодеяниям далеко не безразличны.
В конце 30-х в первом, одноэтажном, доме Султановой поселилась семья лектора обкома ВКП(б) Давлетхана Ахмерова. У него была дочь Флюра, которая после окончания педагогического института имени Тимирязева учительствовала в дальней башкирской деревне, а летом приезжала в Уфу. От соседей - старожилов Тукаевской улицы она и узнала, кем была хозяйка дома. История Марьям Султановой долгие годы не давала ей покоя. Флюра Давлетхановна уже была известным педагогом и краеведом, когда наконец стало возможным обнародовать хранимые в глубинах души факты и сведения из жизни самоотверженной благотворительницы. Сегодня имя Марьям Султановой носит медресе на улице Мустая Карима.
Что касается «нового» дома из красного кирпича, до начала 2000-х никто, даже Флюра Ахмерова, не брался с уверенностью утверждать, что его владелицей была Султанова. Это сумел документально подтвердить мой друг и коллега Анатолий Чечуха. Он же обнаружил поблизости белую акацию - растение, довольно редкое для Уфы. Сотрудники Ботанического сада знают в городе всего семь мест обитания этого южного дерева, достигающего обычно трех-четырех метров высоты. А тут все шесть! Предположительно, посажена была акация лет 30-40 назад. Кем, неизвестно. А растет она как раз между владениями Марьям Султановой и соседним домом с антресолями, в котором более полувека прожила первая врач-башкирка Ракия Кутлубаева, о чем свидетельствует памятная доска.
Кутлубаева была акушером-гинекологом. Это по ее инициативе открыт роддом № 1, где появились на свет многие поколения уфимцев, первая женская консультация. Ракия Аттаровна создала первую общественную школу матерей. Кто бы и в какое время суток ни обращался к ней, она всегда приходила на помощь. Ее имени нет в энциклопедиях, она не писала научных статей - просто была настоящим, добрым доктором. Такие врачи, перед которыми не испытываешь чувства вины и неловкости за свое нездоровье, - сегодня большая редкость. При жизни о ней слагали легенды. Еще моя бабушка рассказывала: когда в 30-х Кутлубаеву по доносу арестовали, в Уфе поднялся бабий бунт, и такой силы, что пришлось ее из тюрьмы выпустить. Пришить дело гинекологу было проще простого. Например, огульно обвинив в подпольном аборте.
Вполне возможно, что Марьям и Ракия были хорошо знакомы и даже дружили. Обе из Казани. Только Кутлубаева приехала в 1913-м. Диплом врача она получила годом раньше, преодолев множество трудностей, вопреки непониманию и предрассудкам со стороны родителей. Ее биографом был внук, тоже врач, Александр Самцов.
Все-таки есть тайный смысл в чудесном появлении акации между усадьбами. «Чудится мне на воздушных путях двух голосов перекличка. Двух? - А еще у восточной стены…».
Девочка пела в церковном хоре
В 1866-м на Воскресенской обосновалось Уфимское епархиальное женское училище. До этого в здании, известном сейчас как Городской госпиталь ветеранов войн, находилась Оренбургская удельная контора. Дом расширяли, дважды делали пристрои. Была определенная гармония в том, что учебное заведение для девочек оказалось на аллее с «женским лицом» - Софьюшкиной.
Ничем особенным училище, на первый взгляд, не выделялось. Случались, конечно, происшествия. К примеру, в ноябре 1905 года «Уфимские губернские ведомости» сообщали, что дворник училища, бывший рядовой действующей армии Петр Князев ходил в гости к кучеру Харитонову, выпил там три чашки винного спирта в смеси с водой, после чего, вернувшись на квартиру, лег спать и «боле не просыпался».
В этой же газете, но чуть раньше, была помещена заметка о том, что в Ильинской церкви организован новый хор под управлением П.П. Суханова, а на левом клиросе песнопения за литургией исполняют воспитанницы епархиального училища.*
Если новый, то был, значит, и старый хор, где на клиросе, быть может, стояла некогда Леночка Барсова. В девять лет, в 1881-м, она поступила в училище, а в 1886-м девица Барсова закончила его с «правом на звание домашней учительницы», как написано в свидетельстве. Еще три года прожила в отеческом доме, находившемся в четырех верстах от центра - городской почтовой конторы, между деревнями Глумилино и Дубовка. Отец Елены, родовитый дворянин Яков Павлович Барсов слыл большим оригиналом и «возмутителем спокойствия». (Он хорошо описан в статье Тамары Нефедовой «Уфимские фамилии»). Дослужившись до высокого офицерского чина, Барсов решил податься в священники. Власти пошли ему навстречу: и воинское звание сохранили, и сан священника присвоили. Яков Павлович миссионерствовал, ездил по мусульманским деревням и проповедовал слово Божие. Однажды на него в духовной консистории завели дело о святотатстве: напился до безобразия в буфете Дворянского собрания и сквернословил, облил городового с ног до головы «Матер-Шпрехером» в отместку за то, что его экипажа не оказалось у подъезда.
Дом Барсова был хлебосольным, там перебывало немало знаменитостей, усадьба на окраине была привлекательным местом для сходок у уфимских революционеров. Здесь было много молодого смеха, веселья и музыки. Сыновья и дочери Якова Павловича росли жизнерадостными, талантливыми и внутренне свободными. Одна из дочерей, Мария, была превосходной пианисткой. Потом она вышла замуж за г-на Падейского, и они эмигрировали в Америку.
Елена Барсова в 17 лет уехала в Москву и поступила в консерваторию. О ее редком по красоте голосе говорили давно, она часто выступала на торжествах в Дворянском собрании и на благотворительных вечерах. Надо думать, как гордился Яков Павлович дочкой и, может быть, даже важничал. Она чуть-чуть разминулась с Шаляпиным, появившимся в Уфе через год. А ведь могли бы еще тогда петь вместе. В сезон 1896-1897 годов Федор Иванович мысленно возвращался в Уфу каждый раз, когда видел обворожительную Елену Яковлевну. Ее серебристое лирико-драматическое сопрано проникало в душу. На сцене мамонтовского театра они были партнерами в «Фаусте», «Жизни за царя», «Русалке», «Евгении Онегине», «Князе Игоре», «Псковитянке». В знаменитом оперном театре Сергея Зимина пели оба, но в разные годы. А вот братьям Леночки, их было у нее, по некоторым сведениям, трое или четверо, посчастливилось завести знакомство с Федором Ивановичем и даже петь в концертах Уфимского Общества любителей музыки, пения и драматического искусства.
Театралы и критики восхищались уникальным голосом и художественным вкусом оперной дивы. Елене Яковлевне удавалось добиваться полного слияния вокального и сценического образа. В ее репертуаре было более 60 партий, очень много Чайковского. Ее муж, великолепный бас и прекрасный педагог, Василий Цветков, до 1904 года служил солистом в Большом театре, позже был профессором ряда консерваторий.
В Уфе живет исследователь жизни и творчества певицы Валентина Александровна Воеводина. Этой весной она встретилась с приехавшими в Уфу потомками Цветковых. Гуляла с ними по Старому городу, показала места, связанные с детством и юностью «жемчужины русской оперной сцены». Постояли и на Тукаевской аллее. Досадно, но похвастать было нечем. Если только не уфимским воздухом, явившим миру многих выдающихся людей, чьи имена никаким образом не увековечены у себя на родине. В лучшем случае установлены мемориальные доски.
***
Приехавшая из Питера одна моя давняя знакомая спросила: «Хочу почувствовать Уфу. Посоветуй, куда пойти в первую очередь?»
Конечно, на Тукаева. Только здесь можно хотя бы приблизительно ощутить Уфу XIX и ХХ столетий. А в солнечную погоду можно увидеть, как над аллеей, вокруг цветущих лип клубится и мерцает золотая пыль.
Рашида Краснова
Текст дан в сокращении. Полная версия опубликована в журнале "Уфа" №9 от 2011 г.