Рассказы о летчиках - 3

Дмитрий Кашканов

Фото из Яндекса

Нелепости

В открытое окно с улицы пахло весенней травой, сухим теплом и керосином. Тополиный пух-жара-апрель...

Я разложил на столе расчерченный на май график полетов. Приготовил карандаш и резинку. Большая мягкая резинка - это "комэскина шашка", махнул ею и жертва вместо лакомого рейса летит в тьмутаракань... или вообще никуда не летит.

Шум взлетающих самолетов не отвлекал. Уже давно выработалась привычка не слышать его. Разве что, периодически врывавшийся рев и свист рулящего по перрону "фантомаса" заставлял морщиться как от зубной боли. Летающая бормашина, туды его в качель! 

А как же-ж? Король перрона! Когда Ан-24 рулит, все молчат.

До вечера надо успеть вчерне сверстать график полетов. Раскидать рейсы, чтобы все летчики были счастливы, - приказал я себе.
Будем сказку делать былью! Пусть не для всех, но некоторым счастливчикам сегодня обязательно повезет. Ну а неудачник пусть плачет!

Я даже точно знаю кто будет, этот неудачник. - с ощущением горького азарта от сознания, что делаешь законную гадость неприятному человеку подумал я.
Зуб даю, что завтра увидит график и начнет ныть, что он же просил Куала, а ему две ночные Москвы всунули.

В таких случаях к совести взывать бесполезно. У этих людей мозгами жадность руководит. Самый простой способ - вежливо послать или не полениться, сунуть ему в нос мартовский график, где он неделю в Малайзии по магазинам бегал, бизнесмен, бля! Пусть успокоится.

...А сам-то, что, не такой? Умерь свой праведный гнев, бессребреник! - осадил я себя, - Не-е-ет, мы трудоголики. Нам денег не надо, работу давай!

...Да... Один уже дотрудоголился, долетался ночными кольцами по двадцать часов в самолете. Эх, Петр... Как там у Жванецкого? - И вот ты здесь..? Как-то так...

На чистый пока еще лист, спускаясь уступом из левого верхнего угла, легли первые полоски длинных рейсов.

Вдалеке на перроне маленький Як-40 посвистел в двигатели, потом громко, так что эхом отдалось, крикнул свое задорное "Пу-у-у!"  Через пару минут уехал со стоянки, завернул за терминал и вокруг опять стало тихо. Тесный кабинет снова заполнили влажный шелест листьев, гукание горляшек и ленивое перечирикивание воробьев... О! Кстати! Воробьев! Он-то и полетит усилителем в Дакку.

В строчке капитана Воробьева короткий штрих перечеркнул две дневных клетки. 

Постепенно работа приобрела законченный вид. Ежемесячный ребус сегодня разгадался довольно не сложно. Вторых пилотов разбросать и можно к шефу на подпись.

Сидеть в позе Мыслителя с карандашом и резинкой осталось не больше часа. 

Я зажмурился, сладко вытянул руки в стороны и энергично подвигал пальцами - Мы писали, мы писали - наши пальчики устали! - От спины в голову пришла теплая волна и в глазах появились продолговатые темные пятна с яркой дыркой посередине. 

Мда... Надо было по-человечески обедать, а не обходиться этой бутылкой кефира-полбатона.

Я посидел немного, дожидаясь пока пройдет противная слабость и открыл глаза. Напротив меня словно из эфира материализовался наш эскадрильный инструктор, молодой и очень энергичный Саня Селиверстов.

Увидев его широкое скуластое лицо почти нос к носу передо мной, я вздрогнул от неожиданности.

- Тянемся? Работа у комэски тяжелая? - сияя нахальной улыбкой, поинтересовался Селиверстов.
- Блин, ты как здесь оказался? Стучать положено, когда входишь!
- Братан, ну ты не бурей совсем-то. Если посадили временно на должность, это же не значит, что теперь у тебя все тут на цырлах будут стоять. - Сашка откинулся на стуле, выпятил нижнюю губу и воздел руки, изображая важность моего теперешнего положения.
- Глянуть можно?

Он скривил шею и деловито заглянул в график.
- Та-а-ак, два Бангкока, Дели, Се-у-ул, - довольно промурлыкал он. 
- Маладца! Хороший график нарисовал!
- Ну еще ты здесь посоветуй!
- Не, братан, все ништяк! Я что зашел-то? Ну ты как? Не забыл? А то смотри, у нас сегодня в "Аисте" заказано.
- Конечно не забыл. Что там, в семь?
- Все-таки забыл, значит? На шесть тридцать договаривались. Сразу из-за стола и за стол. Ты смотри, не сваливай. На десять человек кабинет заказали. 
- Прийду, конечно.

На самом деле идти не хотелось категорически. Из-за пьянки грозила сорваться поездка в горы. Жена, терпеливая боевая подруга, будет огорчена. Ведь собирались уже месяц.

...Можно, конечно, не пить. Натрескаться шашлыка и салатов, а потом пару особо буйных прихватить с собой по домам. Но тогда нахрена попу баян? Что я жареного мяса не ел? Сидеть с постной рожей посреди веселья?

Я вздохнул. - А ведь так и будет.

...Ну кому понравится сидеть за столом, попивать минеральную воду за успех и за здоровье и слушать пьяные откровенности? А что делать? Совсем отпадать от коллектива и замыкаться только на семье тоже не хочется. Друзья-коллеги как-никак.

...А может напиться со всеми за компанию? Машину брошу на стоянке. Черт с ними, с этими горами! Эка невидаль? Там все равно в конце апреля кроме ревеня собирать нечего.

...Детям пообещал... Змея приготовили запускать...

...Ладно! Сегодня у меня на банкете роль соцработника. Развоз алкашни по домам. Главное -  чтобы в салон не нарыгали. Надо будет запастись мешками или уж выбирать тех, кто упьется не в срань.

...А те, кто в срань.., пусть ментам на съедение достаются? 

...Ладно будем брать по порядку от края стола, невзирая на состояние...

Мысли о предстоящем мероприятии немного замедлили работу и карандаш завис в нерешительности над очередной клеткой.

...Этак я и до завтра не закончу! Решено! Не пью, отбуду номер и домой. За работу! - я отвернулся от окна и углубился в график "Труда и отдыха л/с - Вторые пилоты".

Час пролетел незаметно. Последнюю ночную Москву я нарисовал уже на фоне хлопания дверей, щелканья замков и топота ног уходящих домой работников.

- Саша, вы идете? - в кабинет заглянула Ирка, помощница комэски из соседнего отряда.
- Да, конечно! - засуетился я, рассовывая рабочие книги по ящикам стола. - Сейчас закрою тут все и иду.

Ирка как-то очень отрепетированно, в профиль ко мне, прислонилась к дверному косяку и стала задумчиво смотреть в заоконную даль.

...Вот девка! Сиськи! Попа! Лицо красиво нарисованное. Не дура. С трех раз не надо угадывать через сколько мгновений после первого взгляда на нее сладко и тревожно затрепыхается от любви сердчишко какого-нибудь молодого пилотика. 

- Ира, я сегодня не смогу подбросить. У нас сабантуй в Аисте.
- А-а-ааа! А что отмечаете? Девушки будут или опять одни господа гусары?
- Только господа. Летнюю навигацию обсудить надо. Начальство в основном. Девушкам с нами скучно.
- Ну-ну... 
- Не обижайся, да и что мы старперы таким как вы длинноногим?
- Э, не скажите. Кому-то, может, и самое то.
- Ну не тебе же?
- Ясное дело! Я себе молодого и нецелованного найду, а то вас тут всех еще с женами разводить!
- Ладно, пошли! - я смешался от такого бесцеремонного напора.
- Ну, раз мне сегодня облом, я с нашими и с Валькой пойду на автобус. А вам весело-весело встретить... что у вас там?.. Вэ-Лэ-эН! - Ирка засмеялась и побежала догонять своих подружек. Я выдохнул что-то недовысказанное, закрыл кабинет и тоже направился к выходу.

   * * *
- Братан, ну ты что так долго? Все собрались. Шашлык стынет, водка греется. Давай по пятьдесят и...
- Мужики, я сегодня не пью. За рулем.
- Мы все за рулем. И причем за одним! Давай, не ломайся как девочка. Машину на стоянке оставишь. Завтра же не лететь?
- Нет, пацаны, я на завтра пообещал своих в горы свозить. Так что я тут с вами посижу, шашлычка поем.
- Сашок, ты не заболел часом? Или оперу пишешь?
- Иди ты со своим опером! Сказал же причину.
- Ладно, не парься. Нам больше достанется. Ну, налили? Все в вену попали? Тогда - Горько! Поехали!
- Полетели, - поправили из дальнего конца стола.
- Алиш, ты как всегда прав! Что значит боинговский комэска! Не то что мы тут эрбасники-крестьяне! Конечно полетели! - белые пластиковые стаканчики беззвучно сошлись в середине стола. 

   * * *
Так, традиционный расклад: двое в сиську, остальные разъедутся сами на такси.

- Парни, я Петровича и ... ну вот и Игорька возьму. Вы тут присмотрите, я минут через пять машину подгоню, чтобы не ковылять им до стоянки.

Владимир Петрович - уже далеко не молодой инженер. Сухой, поджарый, когда трезв - грудь колесом. Любит опасно сверкать глазами на молодых женщин. В такие моменты его спина делается еще прямее, брови с проседью то взлетают, выражая беспредельный восторг, то хмурятся, демонстрируя серьезность намерений на ближайший вечер.

Петрович, Петрович! Старина Петрович. Старый, пьяный, а все туда же: про бабс. Танец живота ему подавай.

Огня уже нет, но дым еще идет... иногда.

- Петрович, ты посиди тут, родной, за Игорьком, вот, присмотри. А я сейчас за машинкой схожу.
- Давай!! - сабельным ударом дает отмашку Петрович, - Пррриссмотрю!

   * * *
...Лайбочка, вот ты где, радость моя небесно-голубая! Помучаю тебя сегодня пьяными летчиками. Ну да не в первой. Потерпим, правда? Ведь и самого такого возили. Без твоей помощи, правда. Ты-то про меня только хорошее знаешь.

По вершинам акаций, заканчивающимся где-то в темных глубинах звездного космоса, легко касаясь ажурной листвы, пробежал теплый ветерок.

Я поднял голову к высоким ночным кронам.

...А деревья-то! Уже и в зелени все! Когда успели? Вроде вчера только слякоть месили, а вот и весна давно. И запахи и звуки.

...Жизнь летит быстрее самолета. Застыть на мгновение и ощутить, как оно прекрасно - некогда. Все торопимся куда-то.

...Счастливы люди, живущие на одном месте. Видят смену сезонов, с детьми играют, а не только по большим праздникам обещают их куда-нибудь свозить. В горы, например...

...Кто на что учился.., все счастливы по-своему, но все находят повод для несчастья, - я мысленно улыбнулся, прекрасно понимая, что мое бы "несчастье" да остальным людям - и коммунизма не надо.

Ключ в замок зажигания, - Ну что, давай, заводись, старушка. Поехали.

   * * *
Почему-то в подъездах чужих домов всегда неприятно пахнет. Какой-то холодной непроветриваемой сыростью, жареным луком, кошками. Может и в моем так же воняет. Но сам-то уже принюхался и не замечаю, а друзья, небось, морщатся, когда приходят. Своя вонь не вонюча...

Вот и дверь в Опаринскую квартиру. Звонок.

Открывает пожилая жена в пестром фланелевом халате и тапочках.

- Здравствуйте, извините, мы там после работы ВЛН отмечали. И, вот. Владимир Петрович немного не рассчитал.
- Ничего, ничего. Вы только помогите мне его до дивана довести, а дальше я уж сама.

Так, одного удачно сдали.

   * * *
- Игорек, ты там жив еще?
- Н-нормально...
- Все, домой едем. Этаж напомни?
- Я сам, на лифте доеду. Ты только кнопку правильную нажми.
- Какой этаж, Игорек?
- Три... Третий.
- Дома есть кто?
- Да...

Вот и второй пошел!

   * * *
Швабода! Домой к жене и детям! Не поздно, может и не спят еще.

Свет фар двумя кривыми пятнами повис на клочьях тумана. 

Ба! Вот это диковина! Туман в апреле. Откуда же его нанесло в такую теплынь? Да плотный какой! Вроде и речки поблизости здесь нет. 

Та-ак, уже никто никуда не спешит. Едем сорок. Если он до завтра продержится, горы могут накрыться. С такой скоростью туда полдня пилить. Но, будем надеяться - распогодится.

Встреча, ненужный ужин, планы, сборы, разговоры, постепенно угомонились.

Спим.

   * * *
Под утро, еще в темноте, разбудил звонок на мобильник. Я посмотрел в светящийся квадратик. Тезка удумал звонить с ранья. Ответить или ну его в задницу?

- Да...
- Сашка, вставай! Мне сейчас позвонили, сказали, что у нас самолет упал!

Сна не осталось, будто и не спал вовсе. Заныло внизу живота.

- Какой самолет? Где?!
- Говорят в конце полосы, восьмой левой. В забор воткнулся бетонный. Горит!
- Да какой самолет? Кто тебе звонил?
- Не знаю точно, маленький какой-то. То ли Як, то ли Ан.
- Я поеду туда и все узнаю, может помочь кому успею.

Прижимая плечом телефон к уху, судорожно застегиваю джинсы, перехватывая его из руки в руку, натягиваю рубашку.

- Санек, ты меня забрать сможешь? Я на дорогу выйду. Тачку в таком тумане не поймаю, а сам за руль... Ну ты понимаешь. Заберешь?
- Через десять минут будь напротив хлебного, я с аварийкой подъеду, чтобы ты меня издалека увидел, - командую я, уже закрывая за собой дверь.
- Выхожу уже!

   * * *
- Да, Як разбился. Уже потушили. Все погибли. Там уже работают спасатели. Спасибо, ваша помощь не понадобится. Можете конечно поехать к месту аварии, но там все оцеплено уже. Вряд ли вас пропустят. Да и помогать там некому. - дежурный командир безнадежно махнул в нашу сторону рукой и отвернулся к телефонам.

...Эх ребяты! Ребяты! Кто же вас заставлял лететь в никуда? Ведь стихия же! Ушли бы на второй круг и сидели бы сейчас на запасном, чай пили. И были бы все живы. А пассажиров сколько убили! И ведь не гнался за вами никто.

В тишине, в тумане.

Вы же думали, что не ошибаетесь и уж мимо такой огромной полосы не промахнетесь. А ошибка-то с другого боку вкралась. Вы и не поняли. А когда у самой земли огни увидели, небось обрадовались. Точно идем! А то, что это уже конец ВПП, а вовсе не начало и даже не середина, мозг понимать отказался - ведь все же четко было! Огни опять же...

В газетах напишут - туман виноват.

Погибли 32 человека.

А у моих все-таки сорвались горы.

Трудности становления

Случились эти печальные события почти как раз вскоре после тихой смерти общесоюзного Аэрофлота и триумфального возникновения множества компанеек, претендующих на занятие опустевшего свята места.

Одной из упомянутых стала географически близкая узбекам казахская "Эир...", ну пусть будет "...жолы".

Прокатившись на новых узбекских аэробусах, казахи тоже решили повернуться лицом к пассажиру! Тем более, что им как раз повезло по очень сходной цене приобрести пару почти вусмерть улетанных, но пока еще живых самолетов А310.

Нашли антиквариат где-то в американской Неваде, покрасили снаружи и пропылесосили внутри, нарисовали на хвосте замысловатые синие стрелы, крепко обмыли покупку и предоставили отчаянным иностранным пилотам пригнать старичков-новичков в освободившуюся от диктата России национальную республику.

Перегонщики получили свой щедрый гонорар и отвалили восвояси.

Встал вопрос кому осваивать сложную импортную технику. Свистнули желающих. Первыми на зов откликнулись бессовестно кинутые тогдашним Аэрофлотом-РАЛом якутские пилоты и авиатехники. Голодные и злые они согласились на работу за еду и ночлег. Оперативно прилетели и поселились в недорогой гостинице в ожидании хорошей жизни за договоренные пятнадцать долларов в день.

Но вскоре стало ясно, что силами одних северян громоздившиеся планы завоевания воздушного пространства планеты не осуществить. Созрела идея попросить соседей-узбеков поделиться капитанами и инструкторами на период освоения и завоевания.

Узбеки, хоть и со скрипом, согласились. Но и за услуги потребовали! О-го-го!!! Сколько потребовали!!! Одних только суточных аж по сто зеленых на капитана в день! А жить только в обкомовских хоромах, а жрать только шашлык в лучшем ресторане!

Всплакнули казахи, вспомнили добрым словом бесплатных якутов, да делать нечего. Шлите, мол, кровопийцы, ваших драгоценных. Пусть прославят наш голубой флаг по заграничным городам и весям.

И, ведь, как в воду глядели. Не сложилась гармония! Не взошли пышным цветом любовь и взаимопонимание.

Хваленые ташкентские пилоты оказались банальными занудами. Подавай им всякие центровочные графики, сборники действий на случай отказов, руководства по летной эксплуатации. И все норовят по-английски это обозвать! Кюэрэйчи всякие, эфкомы, тримшыты...!

Ну слыханное ли дело?

Вот, например, вы уже пятый год катаетесь на "Жигулях-шестерке", а тут надо выпившего друга домой на его «пятерке» доставить. Вы что, полезете читать инструкцию как «пятеркой» рулить? А эти налетчики оказались именно такими. У самих почти такие же самолеты, ну разве что лет на пятнадцать поновее, да с другими моторами, да другими приборами... Но ведь называются так же!

Им такие деньжищи платят! А они морду воротят.

Главным командиром у них татарченок крымский. С виду такой рассудительный, порядочный, вежливый, говорит тихо. Но такие глупости говорит!

На первом же брифинге перед первым торжественным полетом заявляет:
- Нам бы документов самолетных посмотреть, да разрешений всяких с печатями. Вам, - говорит, - необходимо для выполнения рейса, найти и принести на самолет несколько важных бумажек. Вот списочек, пожалуйста. Я, - говорит, - технически и без них полететь могу, вот только юридически залететь не хочу. Поэтому вы уж озаботьтесь, пожалуйста, принесите к вылету необходимое на борт.

Снова опечалились новые владельцы старых аэропланов. Где взять бумажки и книжки? Может их и вовсе не было в природе? Или были когда-то, да суслики в Неваде погрызли? Но что поделаешь? Пришлось пообещать буквоедам, что найдут, достанут, доставят и вообще, к вылету все будет в лучшем виде!

Но как-то за банкетами, фуршетами по поводу новых лайнеров про те бумажки забыли. Ну просто - из головы вон!

А тут и первый рейс в новую столицу готовится.

Пассажиры - всё почетные отцы города и нации, бизнесмены, элита! По случаю такого события даже простой шелупони в экономе шампанского в пластмассовые стаканчики налили.

Перед трапом ковры! Музыканты в свои дудки дудят, в бубны бьют! Приятная суматоха! Только эти... (У-у-ууу.., слова не подобрать!!!) со скучными мордами в кабине сидят и своих бумажек ждут. И периодически так вежливо заявляют:
- До вылета сорок минут, график-то центровочный будет?

Вчера, накануне вылета казахские летные начальники уломали-таки узбеков слетать с ксерокопией вместо нормального сборника неисправностей. В случае аварии пользоваться кучкой отксеренных листков нельзя, но типа-документ на борту. Узбеки хоть и сморщились на Остапо-Бендеровскую папочку с ботиночными шнурками, но в позу не встали. Лететь согласились.
Да и что они думают, на столичном рейсе, да с элитой на борту, у самолета двигатель загорится? Чушь все это! Техники мамой клянутся, что моторы исправны!

Едва эту проблему развели...

А теперь вот график им!

...
И тут наступила Катастрофа!

Ко времени вылета все кто хотел, речи сказал. Кому положено, на телевидении засветился. Отцы города за хорошее начало уже не один Мартельчик приговорили. Музыканты с дудками уехали. Ковры в сторонку скатали. А этих гадов агент все никак убедить не может.

И что обидно, на испуг их не возьмешь. Казахи ошибку сделали, что деньги вперед выдали. Поначалу, как водится, зажать хотели, но узбеки сказали, что даром вообще не полетят. Пришлось отдать.

Патовая ситуация. Пассажиры сидят в салонах, летчики сидят в кабине, самолет заправлен, а из-за какой-то вонючей бумажки никто никуда не летит!

Казахи попытались дожать, но результат получился еще хуже. Через полтора часа бурных переговоров в кабине летчики вообще наотрез отказались лететь без «докУмента».

Обидно! Ведь нашли же его наконец где-то в Тулузском архиве и даже пообещали к завтрашнему вечеру по факсу кинуть. Узбекским кровососам по доброму предложили завтра все оформить и приложить задним числом к отчету, а они встали и с обиженными мордами свалили из самолета.

Сидит полный аэробус одураченных пассажиров. Первый класс уже отгулял. Готовы приземляться в Астане, а их под белы руки на родной Алма-Атинский перрон выводят. Скандалище! Пообещали виновных на кол посадить. Казахи, конечно намекали своим бонзам, что это, мол, Ташкентские летчики такие несговорчивые. А они своих же пацанов обозвали жмотами и идиотами. Мол, мало дали!

...
Едут огорченные казахские начальники по домам, а внутри от обиды на бюрократов говно закипает и в задницу обещанный дамоклов кол покалывает.

- У нас крестьянин за год столько не зарабатывает, сколько этим летунам за день платят! Вон якуты! Им плевать на бумажки! Настоящие мужики! Не то, что эти дармоеды! Еще пару недель придется потерпеть кровопийц - уплочено! А там пусть валят в свой Ташкент, к своим "документам" и не мешают авиакомпании расправлять крылья!

Тринадцатого в тринадцать тринадцать и покойник

Это был почти такой же рейс, о каком пел Розенбаум в песне о "Черном Тюльпане". Тринадцатого декабря, в тринадцать ноль-ноль, приняв на борт тринадцать пассажиров и гроб с покойником Ташкентский Як-40 взял курс на Ургенч. Рейс оказался заказной. Неожиданный. Незапланированный. Кто же горе планирует? 

Зато подвернувшийся рейс оказался очень удобным для выполнения заключительного проверочного полета на вводе в строй молодому капитану. Ввод из-за зимних непогод и недостатка инструкторов несколько затянулся. Мусолили нововводящегося уже месяца три. Да и проверочный полет ему запланировали только на конец декабря, под новый год. Даже подшучивали, что можно слетать заключительную проверку и сэкономить на подарке. Командирство уже само по себе подарок. Да и обмыть новые погоны проще, совместив процесс с Новым Годом.
А тут, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Экипаж собрали быстро.

Молодой КВС Ринат, высокий, тощий, порывистый в движениях и желаниях. Бортмеханик у него - Жан, еще более высокий, но крепкий и уверенный в себе мужчина. И я - второй пилот. Проверяющим полетел сам комэска! Опытный командир, умный, предусмотрительный. Ему сорок с небольшим. Нам двадцатипятилетним он казался почти пожилым.

До Ургенча дошли без приключений, ветер оправдался, топлива оказалось как раз, погода в аэропорту прибытия тоже не сложная. Так, облачность на пятистах метрах, да небольшой боковичок на посадке.

Ринат, желая показать себя спокойным надежным капитаном, решил снижаться немного загодя, чтобы перед входом в глиссаду иметь запас километра два-три на гашение скорости и выпуск закрылков. Но от усердия немного перестарался и занял шестьсот метров высоты километров за десять до расчетной точки. Все бы ничего, да на этой высоте мы оказались в слое плотной серой облачности. Легкий Як стало ощутимо побалтывать. 

- Ну Ренчик, ты скажи, ну за каким ты нас привез в эти облака? - комэска, наклонив голову, посмотрел на напряженного и ответственного командира, - Надо было с удаления шестьдесят не двадцать влево брать, а и пятнадцати бы за глаза хватило. Ты когда будешь летать самостоятельно, учти это. На рожон не лезь, но и не размазывай полет.

Ринат тяжело вздохнул на справедливую критику и подвернул самолет на пару градусов, чтобы не уходить с курса.

Комэска, сидя вполоборота и положив правую руку на козырек приборной доски, продолжил наставлять будущего капитана тонкостям летной работы.

За неимением сидячего места в маленькой кабине Яка, я стоял за бортмехаником и скучно созерцал серую пелену за окнами и быстро нарастающий колючий лед на стеклоочистителях.
Хх
Ба! Вот это лед!!! Ну надо же какой сильное и быстрое обледенение! Машинально посмотрел на боковой пульт справа от своего законного кресла, на котором теперь сидел комэска. Как там противообледенительная ситема? Включена? Светятся три надежные зеленые звездочки?

Не светятся... Что это они? Или я не туда посмотрел?
Я перегнулся получше и убедился, что тумблеры стоят на ВЫКЛ и лампочки не горят.

Соблюдая некий пиетет к власти и как бы не указывая на ошибку, я, тыча пальцем на большие гребни льда, сказал:
- Товарищ командир, обледенение! 
- Включить ПОС! - скомандовал Ринат.

Комэска, мельком глянув в окно, прошипел: - Ч-ч-черт! - и одним движением включил ПОС двигателей и крыла.

Я не успел облегченно вздохнуть от удовлетворения своим своевременным советом, как сзади послышалось громкое "Блююппп!!!" и механик доложил: - Отказ второго двигателя!

После включения ПОС лед, в изобилии скопившийся на воздухозаборнике и лопатках двигателя отлип и сорвался в компрессор, моментально как заглушкой заперев мотор. Двигатель подавился льдом и встал.

Ринат, как на тренажерной тренировке, дал команду увеличить режим работающим двигателям для поддержания скорости.

К этому моменту до глиссады оставалось с километр. Глиссадная стрелка уверенно двинулась к центру навигационного прибора.

Комэска вышел на связь с "Посадкой" и доложил, что "На шестьсот метров, подходим к глиссаде, отказ среднего двигателя".

Ринат отработанно, не проявляя никакого волнения, захватил глиссаду и начал снижение. 
- В глиссаде, шасси выпущены, к посадке готов! - доложил на землю комэска. 

На пятистах метрах высоты мы вывалились из облачности. Впереди показалась мокрая черная полоса. Самолет уверенно шел строго по курсу и глиссаде с положенной скоростью и правильно выпущенными закрылками.

Даже на тренажере больше ошибок допускают, - подумалось мне. 

Километров с двух стали отчетливо видны выстроившиеся вдоль полосы красные пожарные машины и машина скорой помощи. 
- Ишь ты! За две минуты успели! Молодцы!

Ринат посадил раненый самолет легко, в одно касание, с шелестом шин по мокрому асфальту.
- Молодец! Хорошо посадил! - похвалил комэска, - тормозить не торопись, развернемся в кармане. Нам теперь спешить некуда. Сидеть нам в Ургенче долго, бумажки писать да комиссию ждать.

Молодой командир бережно развернул самолет и по разметке направился на стоянку.

Как только выключили двигатели, к самолету потянулась небольшая толпа скорбно одетых родственников, встречавших покойника.

Бортмеханик Жан, протиснувшись мимо лежавшего в проходе гроба, пошел открывать дверь и выпускать трап. На перроне, поеживаясь в тощем плащике, уже стоял инспектор по безопасности полетов из местной Инспекции. 

Родственники из салона стали выносить гроб. Создалась непродолжительная скорбная суета. Покойника вынесли и поставили гроб на две табуретки, как раз поперек входа на трап. Истошно закричали женщины, гроб обступили мужчины.
Инспектор пожал плечами и остался ждать в стороне, пока печальная встреча закончится.

Жан оценил обстановку и, стоя на трапе, открыл квадратный люк доступа к входному направляющему аппарату среднего двигателя.

Вид мотора его не порадовал. Прямо перед лопатками ВНА лежала куча мокрого льда, не успевшего улететь сквозь двигатель в воздух. Это компромат!

Жан быстро открыл дверь в туалет и, загребая горстями холодную кашу, стал энергично бросать ее в унитаз. Бряканье льда в стальную чашку унитаза заглушали крики женщин. Инспектор стоял в неведении о творившемся на борту безобразии.

Наконец, когда двигатель оказался практически очищен, а унитаз полон, покойника подняли с табуреток и понесли от самолета. Инспектор двинулся к трапу.

Заметив движение инспектора, Жан собрал остатки льда и быстро рассовал его по карманам синей демисезонной куртки. По брюкам в ботинки потекли неприятные холодные струйки воды.

- Здравствуйте! Ну что у вас тут случилось? - инспектор заглянул в проем трапа.
Жан, оторвавшись от созерцания двигателя, высунул голову вниз: - Да вот, отказал на прямой...
- Без разрушений, обороты были? - уточнил инспектор.
- Без. Ни пожара, ни температуры. Бац и встал, - ответил, вылезая из люка Жан.
- Ладно, посмотрим. Ты пока поставь заглушки и люк закрой. Я опечатаю, а комиссия разберется. У экипажа все в порядке?... А кого я вижу! Привет!!! - инспектор раскинул руки, увидев нашего проверяющего, своего старого знакомого.
- Да вот, видишь Петрович, прилетели, не даем тебе спокойно сидеть чай пить, - виновато протянул руку для пожатия комэска.
- Это, ты брось извиняться! Давайте расписывайте бортжурнал и пойдем ко мне наши бумажки писать. Или лучше давайте сначала в гостиницу вас устроим, а как придете в себя, так милости прошу в Инспекцию. Напишете объяснительные, составим рапорт. То-се. Посидим...

Комэске было очень неудобно дурить старого друга, но сейчас обстановка диктовала, что поход в гостиницу дает шанс спокойно все обсудить и не писать глупостей в объяснительных.

- Да, мы наверно пойдем, разместимся и через часок к тебе.

Инспектор Петрович прилепил на стык люка кусочек размятого в пальцах пластилина и вдавил в него маленькую круглую печать. - Жду! - Он помахал рукой и отправился к зданию диспетчерской.

- Так парни, - комэска собрал короткое совещание, - Было обледенение, но ПОС была включена перед входом в облачность. Я сейчас не помню пишется ли на МСРП включение ПОС. Но по любому команду на включение КВС подал перед входом в облака, я включил. Так и пишите. И поменьше деталей. Помните как Мюллер учил: Он пришел, она сказала, он передал.

В инспекции мы написали короткие объяснительные и выпили за встречу, за безопасность полетов и за избавление от неприятностей.

Через три дня прилетевшая комиссия установила предварительные причины отказа двигателя. Виновником оказался сильный боковой ветер на глиссаде.

Самолет улетел в Ташкент на двух двигателях. В воздухозаборнике среднего торчала фанерная заглушка. На базе движок обгоняли, не нашли в его состоянии ничего предосудительного и выпустили самолет на линии.

Bolshevik

По сравнению с многими из тех, кто называет себя верующими, я долго не мог определиться с вопросом, в какого же бога я верю? Метания и искания в этой области начались лет с тридцати. До этого все было просто. Мое мировоззрение было девственно чисто и основывалось на Истории КПСС и Марксистско-Ленинской философии.

И вот озарило! 

Поначалу озарило как-то не особенно ярко. Просто пришло понимание, что Бог есть. Бог вообще. Бог без имени и прочей конкретики.

Мне стало хорошо. Спокойно. Я осознал себя причастным к чему-то большому, хотя и не понимал точно к Чему или, может быть, Кому?

Воодушевленный, начал проповедовать своим друзьям и подругам какую-то ерунду про грядущий переход человечества из биологической формы существования в полевую и последующее слияние с неким Всемирным Разумом, то есть Богом, в понимании аборигенов планеты Земля.

Всемирный Разум у меня оказался вневременен, безразмерен, всемогущ. Не понятно было на кой Ему сдались биосущества, ползающие по голубой планете и которым через войны и болезни еще предстояло добраться до своего полевого коммунизма.

Чтобы не упираться в решение нерешаемого, я этот вопрос оставил за рамками теории и на этом успокоился. Мир под ногами устаканился и я даже стал определенно гордиться своей избранностью,  как апологет и проповедник собственной религии.

Это счастливое состояние растянулось на годы, до тех пор, пока я не оказался на работе в маленькой, но очень богатой и очень приверженной Исламу стране.

Как-то по плану учебы мне предстояла беседа с авиационным инженером на тему обслуживания самолета в оторванном от цивилизации аэропорту, где нет квалифицированного персонала и капитану придется и заправлять самолет и оформлять документы на топливо и обслуживание. То есть, дополнительно к своим обязанностям исполнять роль наземных авиатехников.

Инженер был родом из Йемена, крупный мужчина, немного полный, с улыбчивым лицом и карими глазами чуть навыкате. Был и внешне, и жестами, и интонацией голоса поразительно похож на артиста Этуша в роли товарища Саахова из "Кавказской пленницы".

Когда мы закончили беседу на обязательную тему, ему захотелось выяснить такой ли я русский, какими их знал в свое время его отец? Отец был членом местной Йеменской компартии, хвалил СССР и верил в историческую необходимость смены общественных формаций. Его сын, с которым я беседовал, вероятно тоже симпатизировал русским. Но, после того как коммунизм в России так позорно рухнул, немного скорректировал свое мировоззрение, перейдя к более привычным религиозным категориям.

Очевидно, решив сразу определиться в главном, он спросил меня:
- А you a Muslim or Christian?
Я замялся. Вроде не мусульманин. Но и не христианин. По месту рождения вроде должен быть христианином, а по фамилии скорее мусульманином. Не крещен. Вместо Христа верю в самовыдуманный Разум. Может я буддист или вообще кришнаит?
Короче говоря, простой вопрос поставил меня в тупик.
Я начал мямлить что-то про "и не христианин, и не мусульманин"
- Something like my own beliefs and theory. - мол, - I support and follow the idea of existence of Universe, - я щелкнул в воздухе пальцами, подыскивая слово, - Mind.

- A! Bolshevik! - обрадовался наконец-то пришедшей ясности "Этуш".
- Not bolshevik, - обиделся я на такое простецкое определение, - But...
- Come on... I know... I know, - похлопал он меня по плечу, - Don't worry...

Не зная меня, моих исканий, идей и "открытий", инженер очень точно поставил диагноз. Вера во что-то размытое и непонятное, пусть даже и со своим персональным особым вывертом - это и есть большевизм.
А я оказывается все эти годы был "большевиком" и думал, что это очень умно, здорово, необычно.

Конечно, не с этого дружеского пинка я начал умнеть. Помогли случайно попавшие мне в руки книги диакона Кураева да ожесточенные диспуты с интернетными форумными атеистами. Постепенно я проделал путь, обратный тому, каким прошли многие мои предки. Пришел от Большевизма к Православию. 

Но до сих пор удивляюсь тому точному диагнозу, еще раз заставившему задуматься кто же я в этом мире и что этот мир вокруг меня?

Ткань по цене гранатомета

Начало или середина девяностых. Кругом воюют. Кто за независимость, кто за власть, у кого-то просто работа такая. В Таджикистане гражданская война. Кто за кого и за что, никому не ясно. Тамошним моджахедам не нравится мир во всем мире.
Бардак и разложение. 
И среди всего этого надо летать, и выживать, и семью кормить.

Как-то летним утречком, в хорошую погоду на рейс в приграничную с Таджикистаном Сары Ассию дежурный по посадке привел комплект неказистых горцев с обычными  баулами и среди них двух высоких, тощих, одетых в хорошие костюмы джентельменов с двумя полутораметровыми светрками. 
- Зайцев возьмешь? Хорошо дадут! - вожделенно зашептал дежурный.
- Сколько?
- Два! И два места багажа.
- Дадут сколько? - я на секунду отвлекся от сводно-загрузочной ведомости, удивляясь такому необычному волнению дежурного в обычной, в общем-то, ситуации.
- По тыще за каждого. 
- А что у них за груз? - я кивнул на необычные длинные свертки.
- Говорят, матерьял. Ткань, - неуверенно сказал дежурный.
- Матерьял, говоришь? - я с сомнением глянул на цилиндры. - Не надо мне лапшу вешать. Я знаю как материал в рулоне выглядит и какого он размера.
- Они много дадут! - начал ломать меня дежурный.
- Ты же сказал по тыще? Это что много? - усмехнулся я.
- Э, ты не понимаешь! Они доллары дадут! - снизил голос до минимума дежурный.
- И сколько долларов?
- По двадцать.
Сумма была несколько великовата для получения моего согласия на перевозку двух рулонов чего-то. Я засомневался. Как-никак в Таджикистане война, а Сары-Ассия от войны совсем недалеко. А вдруг это переносные ЗРК, завернутые в тряпку? Или гранатометы?

Владельцы свертков стояли чуть в сторонке, наблюдая за нашим диалогом.
Дежурный отошел к ним и подобострастно склонившись, что-то горячо зашептал, время от времени показывая в мою сторону.

- Дают по сто долларов за рулон, только забери, - вернулся он с новыми расценками.

Сто баксов - за рулон! Ни одна ткань так дорого не стоит. Или подстава, подумал я, вспомнив о своем кандидатстве на переучивание, или, скорее всего, оружие бандитам.

- Не возьму! - отрезал я. У дежурного округлились глаза.
- Они еще дадут!
- Не могу! - не захотел я объяснять причины моих сомнений и терзаний.
- Что я им скажу? 
- А что хочешь, то и скажи. Все, закрываемся. Цигель-цигель!

В полете над горами бортмеханик ел меня поедом.
- Двести баксов!!! - воздевал он руки к потолку кабины. - Ты когда-нибудь держал в руках столько?
- Петрович, уймись, сунули бы нам фальшивки и что бы мы потом делали? Да и не ткань это была. Ну сам посуди. Кроме оружия туда и везти нечего. Там что парча? Золотое шитье? На кой хер это на войне?
- Ты - мудак!!! Двести баксов!!! Ну как бы они сюда оружие протащили через спецконтроль?
- Да дали дежурному сотню, он им сам мимо всех контролей пронес. Видел, как он перед ними стелился? Отрабатывал бабки, сука.
- Правильно, что не стал брать, - вмешался в спор командир, - всех денег все равно не заработаешь, а у тебя переучивание на носу. Отстань от него, Петрович, не нужны ему на жопу приключения.

С тем и полетели.

Высота - 6000 метров. Внизу медленно уплывают под крыло зеленые таджикские горы. В ущельях кипят белым речки, к которым кое-где по берегам лепятся малюсенькие домики. Тишина, чистота и благолепие. Из-за чего там люди воюют? Потоки наркоты делят? Контроль над тайными караванными тропами? Или просто, как и везде, власти хочется?

Ладно, Петрович поворчит и подуется еще с недельку. Зато на моих руках ничьей крови не будет.

Двадцать шесть узбекских пассажиров

Наконец многое стало возможным. Например, быть богатым. Быть иностранцем, арендовать самолет в стране бывшего СССРа и путешествовать на нем по своим делам или личным надобностям. 

Люди стали пользоваться. Начали летать, иногда при этом даже проявляя сострадание к другим путешественникам, которым, видимо, просто по недосмотру, Аллах не дал денег и они не смогли купить персональный полет.

Как-то раз мы везли в Термез афганца. Молодой, хорошо одетый человек, свободно говорящий на фарси, узбекском и английском. Привозил показывать четырем женам и выводку детей заграничный Ташкент. А теперь провожал их обратно. Наверно тягостно мужчине с таким табором в Ташкенте. Да и женщинам с детьми на родной земле проще и приятнее. 
Хозяин арендовал самолет на рейс туда-обратно. Туда - семейство, обратно - сам с переводчиком.

До Термеза долетели без приключений. 

С трассы, освобождая нам место, в сторону гор ушел грозовой фронт и теперь самолет летел, чуть касаясь левым крылом ярко освещенной закатным солнцем высоченной стены облаков. 
В воздухе было тихо и умиротворенно. 
Гузар..., Ширабад...
Термез встретил вечерней спадающей сухой жарой. Густо пахло пыльными розами и гранатом. Кроме нашего маленького Яка на горячем перроне стояли пара вертушек в камуфляже, да какой-то серый залетный Ан-12. 

Выйдя из самолета, главный пассажир направил стайку своих жен и детей к калитке на выход, а нас попросил немного его подождать, пока он отправит семью автобусом в Афганистан. Подумав, предложил, если есть желание, взять несколько человек за наличку. Типа, ведь все равно, пустой самолет.
- Вы нам только два блока кресел оставьте, а остальное ваше. Там всегда куча желающих улететь в Ташкент, - перевел пожелание босса переводчик.

Каждый занялся своим делом. Командир пошел подписывать в диспетчерскую задание на полет, механик занялся заправкой, а я поскакал в аэровокзал собирать жаждущих улететь.
- Шеф, - подошел я к первому же дежурному, - У нас арендованный самолет. Есть двадцать шесть свободных мест. Возьмем по цене билета.
- Двадцать шесть?!!! - в глазах дежурного блеснуло золото, - Сделаем!

Я, довольный уловом, пошел к диспетчерской, чтобы ввести командира в курс дела.
- Ну нормально, только пусть настоящую ведомость сделает, - согласился командир.
- Сделает, - сказал я.

Когда мы из Диспетчерской вернулись к самолету, то обнаружили под трапом толпу человек пятьдесят с сумками и баулами. Плотным кольцом окружив хвост самолета, люди были готовы немедленно лезть в его тесное жаркое нутро. Напор желающих сдерживали двое дежурных по посадке.

В сторонке, вроде бы безучастно, смотрела на народные волнения парочка ментов. Обстановка была явно не способствующая тихому и прибыльному бизнесу на незаконных пассажироперевозках.

Я подошел к тому из дежурных, которому заказывал зайцев.
- Это что такое? Ты откуда столько притащил?
- Моих тут, как ты просил - двадцать шесть. А этот, - он кивнул в сторону коллеги, - подслушал и еще привел. 
- Ну ладно, вы не договорились, а менты что здесь делают?
- Не волнуйся, это свои, им тоже долю дадут. Вот, сколько ты хотел, - он сунул мне в карман брюк пачку, - Там за двадцать шесть билетов.
- Погоди братан, мне такой расклад не нравится. Я что просил? Чтобы ты привел зайцев с ведомостью, все тихо и прилично, а ты что за базар под самолетом устроил?
- Это не я, этот... - он снова обиженно кивнул на коллегу.
- Я всех не возьму. Самолет столько не поднимет. Да и хозяин не разрешит. Он согласился только на двадцать шесть. Я что, непонятно сказал?
- Брат, я понимаю. Но и ты пойми. Куда их сейчас с перрона убрать?
- Мне все равно, куда хочешь! Последний раз говорю, оставь двадцать шесть с ведомостью, остальных веди обратно.

Возможно наш горячий диалог был громче обычной беседы, может слух у потенциальных пассажиров был излишне обострен, но внезапно, те, кто оказался ближе к трапу, решили заскочить в самолет и занять дефицитные места. 

Начался штурм.

С воплями, матюгами на узбекском и на русском, толкая друг друга баулами, оступаясь на ступеньках трапа, люди стали протискиваться в узкую входную дверь. Кто-то кого-то уже приложил лицом в тонкую аллюминиевую стенку, кого-то лягнули с трапа и теперь он, подвывая, лежал на бетоне. Прижатая в своем уголке, полузадушенно пискнула бортпроводница.

Стало попахивать уголовкой.

Я дождался, пока все селедки, оставив на поле битвы ослабевших и раненых, плотно умнутся в аллюминиевой бочке, и обратился к заинтересованно наблюдавшим процесс ментам:
- Примите меры! Самолет в таком состоянии не полетит. Наведите порядок!
- Вай! - удивился один мент, - ты же сам хотел много?
- Кто тебе такое сказал?
- Дежурный.
- Я сказал - по местам - двадцать шесть, - теряя терпение, начал я про Белого Бычка.

Менты и дежурные отошли в сторонку и, отчаянно жестикулируя, принялись выяснять кого назначить виноватым. Понятно, что отправить хотелось всех поместившихся. Вынимать из карманов уже полученные барыши рука не поднималась.

В этот момент из волнующегося в неизвестности салона потные и помятые вылезли арендатор-афганец и его переводчик. 
- Это наш самолет! Нам не нужны никакие пассажиры! - закричал переводчик, - Вы ответите за безобразие!
- Это кто такие? - спросил у меня мент.
- Хозяин и переводчик. Это их рейс. Они купили весь самолет.

Менты и дежурные загорланили еще громче. Похоже шел процесс выяснения кто из них ответит карманом. Некоторое время желающих не находилось. Наконец от группки спорящих отделился дежурный по посадке, на которого "наш" дежурный показывал с обидой - "этот". Виновато опустив голову, он побрел в сторону обреченно перегруженного самолета.

- Скажи хозяину, - обратился я к переводчику, пытаясь реабилитироваться, - что я поступил так как он разрешил. Распорядился взять только двадцать шесть пассажиров. Это местные притащили всех, кто был в аэровокзале.
Переводчик что-то сказал афганцу на фарси. Тот скривился как от зубной боли и отвернулся в ожидании разрешения конфликта.

В притихшем было салоне самолета послышались дикие вопли и ругательства. Пролетев дугой над трапом, на бетон шмякнулся первый баул. За ним вылетело еще несколько. 
Пятясь и что-то выкрикивая, начали выскакивать на перрон неудачники. На заключительных минутах драмы я пролез в салон, чтобы убедиться в наличии обещанного количества пассажиров и освобождения блоков кресел для хозяина и переводчика. Дежурный по посадке вместе с одним из ментов доставали из багажника последних двух зайцев. Пассажиры, взрослые мужчины, лежали на спине на чьих-то баулах и отчаянно месили в воздухе руками и ногами, отбрыкиваясь от представителей власти и правопорядка. Наконец, правопорядок победил. 

Испуганная осадой, штурмом и бурным освобождением бортроводница начала приводить в порядок свое рабочее место. Счастливчики, кто успел занять места, сидели с напряженными лицами, не зная, надеяться ли на полет или ожидать депортации?

Я вышел к "своему" дежурному.
- Ведомость готова?
- Вот! - Он радостно протянул бланки переложенные синей копиркой. - Ты зря так волновался. Наши всегда столько берут.
- Мне все равно сколько ваши берут. Мне сколько хозяин разрешил, я столько и взял. А лучше бы совсем не брал. Одна морока с вами. Простого дела нормально сделать не можете...
- Не обижайся, брат. Прилетай еще, сделаем как скажешь.

Афганец и переводчик прошли на свои места.
Пассажиры наконец расслабленно выдохнули и с готовностью застегнули привязные ремни.
Стюардесса начала разносить газировку и лимонад.

С Наступающим!

Кому же хочется летать под Новый год? Вот и в этот раз случилось все очень ожидаемо, в худших традициях. То есть, конечно, неожиданно, но как-то все очень логично.

30-го декабря после обеда прислали телеграмму, что по техпричинам предновогодний рейс в Шереметьево с Ил-62 передают на А310. Телеграмма рекомендовала изыскать экипаж и доложить исполнение.

Ау! Летчики-и-и... (с интонацией: Ау, археологи-и!) Все в разлетах. На завтра свободные только начальники.

- Ну и? Кто ляжет под танк? - я печально посмотрел в глаза командиру отряда Андрею Борисовичу Беседину. Еще молодому годами, но уже старому воздушному волку.
- А давай сами сгоняем! - воодушевленно предложил Андрей Борисович, очевидно не захотев заметить мольбу в моем взгляде. - Я проверяющим запишусь, вторым возьмем нашего дежурного - Олежку. Нормально втроем слетаем. Опять же, прилет в девять вечера. Со свежей колбасой и тортом сразу за стол! А первого - официальный день отдыха и в офисе можно не появляться. А? Хорошая идея?

Андрей Борисович, высокий и широкий, шумный и уверенный в своем обаянии, весело посмотрел на нас с Олежкой.

Олег, соглашаясь с волей начальства, неопределенно пожал плечами. Я, мысленно плюнув на все планы красивой подготовки к празднеству, рубанул: "А давай!" Хотя, если смотреть правде в глаза, "давать лететь" в Москву очень не хотелось.

Праздничный полет ничем от обычного будничного не отличается. Ну разве что, я в командирском приветствии поздравил пассажиров с наступающим, да в разговорах с диспетчерами добавилась приятная фраза о пожелании всех благ экипажу в новом году.

Но все равно что-то такое неуловимое, необъяснимое обычными терминами в праздничных полетах присутствует.

Ведь, вроде и небо такое же как обычно и белая земля, исчерченная нитками дорог и испачканная пятнами городов, такая же как накануне, но что-то особое есть. Ощущение чего-то романтичного и приятного.

И заход-то сегодня в Шереме какой-то плавный, не дерганный, и полоса чистая, и небо ясное. Ну все к празднику!

31-го декабря в столице "их родины" царит предновогодняя суета. И аэропорт Шереметьево - не исключение. В таможне и на метео на окнах заботливыми руками женщин развешаны шарики и мишура, на системных блоках рабочих компьютеров разложены салфеточки и на них расставлены маленькие елочки. У таможенных офицеров глаза излишне блестящие, форменные юбки у таможенниц необычно короткие, зато каблуки опасно высокие. 

Служивые готовятся к празднеству не покидая поста.

У летчиков и бортпроводников прилетевшего Ташкентского рейса тоже в основном предновогодние дела на уме. Надо поскорее расправиться с рутинными процедурами и бежать в привокзальный ларек затариваться московскими колбасами и спиртным. В Ташкенте все это тоже есть, но или сомнительных сроков хранения, или сомнительного качества, или сомнительного происхождения.

Прогноз погоды ко времени прилета домой вполне подходящий. Временами ухудшение видимости до пятисот метров. Для Ташкентского декабря это нормально и, в общем, ну никак не может повлиять на прилет. В Ташкенте на левую полосу заход по второй категории, самолет и экипаж допущены по третьей, да и пятьсот метеорологической видимости - это как минимум тысяча метров видимости на ВПП. Но, запас карман не трет, поэтому возьмем три тонны керосина сверху. На всякий случай.

А теперь, вперед по морозцу за колбасой!

Увешанные сумками с продуктами, прорываемся сквозь строй бывших коллег по Ташкенту, а ныне удачливых москвичей, приготовивших письма и маленькие посылочки родителям и женам, пока еще остающимся в Узбекистане.

Слава Богу, сегодня немного.

- Мальчики! Метеоролог просила вас зайти к ней еще раз. Что-то есть для вас интересного, - взмахнула длинными ресницами девушка в вечернем макияже и в мешковатой куртке с нашивкой SECURITY.
- Спасибо, зайдем! С наступающим!
- Командир, возьмите свежий прогноз. Ваши пятьсот метров дают с восемнадцати, - метеоролог участливо подала лист с распечатанной погодой и выделенным желтым маркером прогнозом Ташкента.
- Спасибо, у нас самолет всепогодный! С наступающим! - мы подхватили сумки и рысцой побежали на таможню и спецконтроль.
- Что думаешь? - на ходу, весело позвякивая бутылками, спросил меня наш проверяющий Андрей Борисович.
- Да что тут думать? Оснований для задержки вылета нет. Пятьсот не сто. По ОВИ и вся тыща будет. Самолет и экипаж допущены. Возьмем три тонны сверху и полетим. По прилету на час ожидания хватит. А за час по-любому сядем.
- Экий ты оптимист!
- Был бы пессимист, вообще в летчики не пошел бы.
- Давай возьмем двадцать семь тонн?
- Да на кой? И двадцати пяти хватит. А коли не судьба, то в Бухару уйдем Новый Год встречать.
- Язык прикуси, стратег! У меня гости за стол садятся, а я в Бухаре с вами  сидеть буду... - остановил мой фонтан проверяющий. - Олег, ты тоже своего командира поддерживаешь насчет двадцати пяти тонн? - повернулся он ко второму пилоту.
- А что? Все в пределах разумного.
- Ну тогда полетели. Только учтите, если Новый год в Бухаре или Ургенче встретим, то весь год только туда и будете летать. Не я придумал. Рязанов.
- Ну тогда только с вами, шеф! Рязанов свою примету не только для рядовых придумал, - не удержался я.
- Ладно, хватит болтать! Готовьтесь к вылету.
- Шереметьево Старт, Узбек-869, к взлету готов!
- Узбек-869, взлет разрешаю. Выход левым на Опалиху. Счастливого полета! С Наступающим!
- Узбек-869, взлетаю! Спасибо и Вас с Наступающим!
- Актюбинск Контроль, Узбек-869, фактическую видимость в Ташкенте не подскажете?
- Минуточку... Видимость восемьсот, по огням две тясячи. Прогноз зачитать?
- Спасибо, у нас есть. С Наступающим!
- Кзыл-Орда Контроль, слушаем Вас.
- Узбек-869, фактическую готовы писать?
- Давайте!
- Полоса 07 левая, видимость двести, видимость на ВПП четыреста. Штиль, температура плюс два, роса плюс два. Давление 965 миллибар.
- Принял, спасибо. Вы нас держите в курсе насчет видимости?
- А вы сразу с Ташкентом работайте, у меня на сегодня больше бортов в плане нет. Счастливой вам посадки и с Наступающим!
- И Вас с Наступающим! Всего хорошего!
- Ну вот и приплыли. Прямо как на картине Репина. - Андрей Борисович с укоризной посмотрел на летчиков. - Говорил вам брать побольше? Не слушаете.
- Ну так еще не вечер! Четыреста вполне себе проханже!
- Что-то быстро твое "проханже" ухудшается. Да и осталось то всего пятьдесят метров. - давайте, связывайтесь с Ташкентом, просите погоду.
- Ташкент Контроль, Узбек-869, Добрый вечер, с Наступающим. На одинадцать сто, прибытие расчитываем в 17.12. Видимость подскажите?
- Видимость сто, видимость на ВПП двести пятьдесят...
- Спасибочки. А улучшение предвидится?
- Да она гуляет. Но пока, уже тридцать миинут как держится не выше трехсот.
- А триста пятьдесят у нее не получится?
- Я не бог погоды. Спрямление дать могу. Обращайтесь. А вот на счет видимости - не силен. Следуйте на одинадцать сто. Снижаться когда будете?
- Да пока пойдем на эшелоне, керосин побережем.

Я прибрал скорость до самой экономичной. Надо будет попозже подснизиться метров до пяти сто и ждать улучшения.

- Олежка, посчитай поточнее на сколько хватит, ести брать Бухару запасной? И попроси прогнозы Бухары, Самарканда и Ургенча.

- Узбек-869, Ташкент-Контроль, видимость триста, тренд на улучшение. Снижаться будете?
- Конечно! Разрешите снижение?
- Узбек-869, снижайтесь курсом на дальний тысяча восемьсот.
- Снижаюсь тысяча восемьсот курсом на дальний. приступил к снижению в 17.05.
- Узбек-869, занял тысяча восемьсот!
- Работайте с "Кругом", с Наступающим!
- Ташкент Круг, Узбек-869, тысяча восемьсот заход ИЛС, остаток на ВПР на час сорок.
- Узбек-869, Твшкент Круг. Пока без снижения. Видимость на полосе триста. Занимайте зону ожидания над дальним.
- Понял, без снижения.. 
- Уважаемые дамы и господа. Мы с вами сейчас находимся на высоте немногим более тысячи метров над Ташкентом. В городе хорошая предновогодняя погода. Вот только район аэропорта накрыло туманом. Видимость триста метров пока не позволяет нам выполнить посадку. Некоторое время мы вынуждены будем кружить здесь, ожидая улучшения. Приношу вам свои извинения за доставленные неудобства. Благодарю за внимание.
- А теперь по-английски, может кто из иностранцев есть, - толкнул меня в бок Андрей Борисович.

Я вздохнул.

- Ladies and gentlemen! This is Captain is speaking. Unfortunatelly Tashtent airport for a moment is closed by fog. We have to...
- Узбек-869, по давлению 965 снижайтесь к третьему семьсот. Видимость на ВПП четыреста!

Опаньки! Раздуло! Малый газ, спойлеры. Слэтсы-Флэпсы-снижаемся! Approach Check List below the Line!

- Узбек-869, на третьем семьсот.
- Узбек-869, пока без снижения, продолжайте ожидать над дальним. Видимость триста.
- Понял, сохраняю.

А город весь в желтых огнях! Словно в центр на Сквер вылили из плошки расплавленное золото и оно разлетелось мельчайшими брызгами, вытянувшись яркими улицами и расплескавшись по жилым массивам. Вот только над аэропортом огни немного размыты туманом. Но сверху этот туман выглядит совершенно безобидно, настолько, что начинаешь сомневаться в его реальной плотности.

В кабину зашла бригадир бортпроводников.

- Там все пассажиры по телефонам разговаривают. Мол, летаем тут, вас видим. Я уже пыталась много раз запретить. Не получается. И объявление делали и так увещевали.

- Оля, еще раз напомни им об ответственности. Скажи, что это небезопасно на электрическом самолете.

- А долго еще нам ожидать?
- Кто ж его знает? Как только дадут видимость, так и сядем. У нас еще тридцать минут есть в запасе.
- А потом?
- Потом в Бухару полетим Новый год встречать.
- Вы что, серьезно? У меня же гости!
- У всех гости. Иди, пассажиров угомони.
- Я знаю что делать! - Олег поднял палец, - надо дождаться чьего-нибудь вылета и заходить сразу после него. Взлетающий самолет должен раздуть туман.
- Это можно попробовать, да где же мы самолет-то возьмем? - усомнился я в действенности идеи.
- Сейчас спрошу, - предложил Андрей Борисович, - Старт, не подскажете, есть в плане кто-нибудь на вылет?

После небольшой паузы диспетчер сказал, что последний на сегодня ушел час назад и больше не предвидится.

- Вы его спросите, есть ли возможность "Горыныча" по полосе погонять? - предложил свежую идею Олежка, - Он мигом туман раздует!
- Старт, а может попробовать на полосу "Змея Горыныча" выгнать и подуть в районе зоны приземления? - Андрей Борисович передал на землю Олежкино изобретение.
- Это какого еще Горыныча? - не понял диспетчер.
- Ну этого, аэродромного веника, машину с реактивным движком для сдувания снега и мусора!
- Это "АИСТа" что ли? - уел диспетчер безграмотных летчиков, - Сейчас на техбазу позвоню.
- У нас тут прямо "Что Где Когда" какое-то. Еще какие будут идеи? - обвел нас глазами Андрей Борисович. Диспетчер молчал, видимо выясняя в АТБ наличие и готовность к работе теплового снегоочистителя.
- Нет парни, - наконец вышел он на связь, - С Горынычем облом. Все АТБ уже празднует, водителя не найти, да и готовить эту машину надо. Она ж как самолет, заправить, проверить.
- Понял... Облом... А может?... Ладно не надо.
- Узбек-869, крутите схему без докладов. Все равно сегодня на кругу вы одни.
- Узбек-869, видимость на ВПП - 350! Выполняйте третий, снижайтесь шестьсот!
- Понял, на третьем, снижаюсь шестьсот.
- Узбек-869, выполняйте четвертый, заход ИЛС вторая категория разрешаю, работайте с Посадкой! С Наступающим!
- Ташкент Посадка, Узбек-869, в глиссаде, шасси выпущены, к посадке готов!
- Видимость на ВПП триста. Продолжайте заход! Быть готовым к уходу от дальнего!
- Понял, быть готовым к уходу.
- Видимость - триста пятьдесят! Посадку разрешаю!
- Понял, посадку разрешили!
На высоте тридцать метров в пропитанном светом городских огней оранжевом туманном мареве показались тусклые огоньки подхода.

- Minimum!
- Landing!

С приближением к земле огни становятся все ярче и ярче. И вот уже зона приземления нестерпимо слепит глаза.

Ну, слава Богу, приехали! Осевая полосы точно по курсу, посадка без фар и мокрый бетон кажется антрацитово черным.

И вдруг, всего на десяти метрах высоты над полосой прямо в глаза ярко замигала красная лампа предупреждения об отказе системы автоматической посадки! Запищала тревожная трель сигнализации отключения автопилота! Перебивая сигнализацию, раздался громкий доклад второго пилота: - No Flare!!!

Вот я и пригодился самолету и пассажирам! Инстинктивно, слегка тяну штурвал, мягко досаживая самолет. Все! Побежали! - "Реверс!!!"

Скоро яркая "зона приземления" закончилась. Огни осевой сразу показались какими-то тусклыми. Боковые вообще едва выглядывали из тумана.

- Мда-а-а! Это хорошо мы прилетели, - протянул со своего среднего кресла Андрей Борисович. Что-то сдается, что или нас просто пожалели, или просто здесь в конце полосы туман гущее. С виду и ста метров не наберется.
- Так и есть, в конце всегда плотнее. Всегда же задний торец раньше накрывает. - угодил я начальнику согласием.
- Да просто из яркого света в темноту приехали, вот и кажется, что нифига не видно, - расставил все по местам Олег.
- А что это автопилот-то выключился?
- Пока никаких идей. Технари расшифруют и все узнаем, - я пожал плечами.
- А сам красную кнопочку случаем не нажал? - Андрей Борисович испытующе глянул в мои честные глаза.
- Не, ну я бывает чудю, но только не в трезвом виде и не в самолете. На кой мне его на тридцати футах-то отключать?
- Да, я так спросил, не горячись.
- А все заметили, как я "NO FLARE" успел крикнуть? Поощрение будет? - Олег, улыбаясь, поднял указательный палец вверх.
- А тут поощрять не за что. Во-первых, тебя этому на каждом тренажере учат, а во-вторых, ты за собственную жизнь боролся. Или что, и о моей тоже думал? - подхватил Андрей Борисович.

- Всегда так! Начальству лишь бы беззащитного второго пилота обломать, - изобразив обиду, Олежка отвернулся.
- Ладно, не дуйся, выпишем тебе значок "За своевременный выкрик". Это такой, с рожей в фуражке и разинутой пастью на ползначка, - Андрей Борисович зашелся в хохоте, не договорив шутки.

- Парни, хорош ржать. Заруливаем. Taxi Lights Off!

Когда счастливые пассажиры ушли с самолета, проводники накрыли "поляну" в Первом классе. На большом подносе расставили пластиковые фужеры с шампанским и пластиковые же рюмочки с коньяком.

Пилоты, повозившись некоторое время с заполнением журналов и оформлением жалоб на автопилот, наконец появились в двери кабины.

- С Наступающим! Всем здоровья, летного долголетия, удачи и семейного благополучия! За нас! - провозгласил первый солидный тост Андрей Борисович. - А теперь быстренько собираемся и побежали. Дома водка греется.
- Витек, - обратился я к дежурному инженеру, встречавшему самолет, - что там компьютер говорит о причине отключения?
- Ничего не говорит. Все исправно. Ты же говорил, что полсалона в "Экономе" на посадке по соткам болтали. Вот тебе и причина. Написано же, что нельзя, да разе ж им объяснишь? Убивать таких надо из рогатки, в младенчестве. Ну давай, С наступающим!!!

Утренний почтовый

Утренний, в три-десять Москвы, почтовый рейс на Як-40 в Карши. Молодой командир Леха Тихонов, опытный бортмеханик Валера Сычев, ну и я, куда-ж без меня-то?

К нашему приходу на борт, самолет уже доверху загружен бумажными мешками с письмами и газетами. Чтобы день не казался потеряным совсем даром, дежурный по посадке привел и усадил на специально оставленные места перед боковой дверью двух зайцев. Ну вот, сегодня будет экипажу и шашлык, и такси после работы.

Солнце еще глубоко за горами. Небо лишь слегка окрашивают голубым и розовым длинные лучи, пробившиеся над колючими, ломающими горизонт вершинами. По-утреннему зябко. 
- Леха, ты же у нас партийный?
- Ну?
- Партия наш рулевой?
- А то!
- Партия, дай порулить.
- А, вон ты о чем, - догадывается серьезный Тихонов. - Вообще-то, из Ташкента обычно командир взлетает, но если так уж хочется...
- Для разнообразия, - вставляю я.
- ..., то и летай сегодня и туда и обратно.
- Леха, твоя щедрость не знает пределов!
- А пределы моей щедрости не знают границ.

- Запускаем Аи-9! Доложить готовность!
- Запуск левому,
- Запуск среднему,
- Запуск правому.

Леха еще немного возится у себя слева с панелью запуска, потом громко говорит: "А пошли они все в жо..." и нажимает кнопку останова вспомогательного двигателя Аи-9. Над предутренним Ташкентом, хулигански заканчивая Лехино пожелание неведомым "им", разносится звонкое "Пп-у-у-уууууу!!!
- Запрашивай руление!
- Ташкент-Руление, 87540, на седьмой стоянке, готов к рулению.
- 87540, Ташкент-Руление, выруливайте по Третьей, Магистральной за хвостами на Вторую.
- Расчитываем взлет от Третьей.
- От Третьей не получится, у меня "тяжелый" взлетает от начала. Будете ждать интервала три минуты.
- Понял взлетаем от Второй.

Рулим с открытыми форточками. Перебивая свист наших двигателей в кабину врывается рев запустившегося и готового к выруливанию "фантомаса".
- О! Дракон проснулся! - ворчит механик, - Парни закрывайте окошки, в тишине поедем.
- Летят в воздушном небе Як и Фантомас. - Леха рассказывает к случаю старый анекдот, - Диспетчер пытается их развести визуально. Спрашивает Як: "Вы борт Ан-24 наблюдаете?" "Нет", - отвечают с Яка, - "Но шум слышим". Спрашивает "фантомаса": "Вы борт Як-40 наблюдаете?" - "Нет", отвечают с "фантомаса", "Но запах гари чувствуем!"

Экипаж сдержанно хихикает командирской шутке, выражая согласие, что самолет Ан-24 предназначен не для полета, а чтобы ворон шумом пугать, и вообще, сделан в отместку летчикам, один из которых увел у Антонова жену... И горбатый-то он оттого, что однажды на испытаниях самолет-образец так приложили, что нос и хвост вниз согнулись...
Ну и так далее.

- 87540, взлет разрешаю! - произносит стандартную фразу диспетчер "Старта".
- 87540, взлетаю! - привычно отвечаю на разрешение.
- Управление взял! - это снова я, но теперь уже объявляя экипажу свою готовность взлетать.
- Управление отдал! - ожидаемо реагирует Леха, переходя к контролирующим функциям.
- Режим взлетный! - командую механику.
Валера плавно двигает рычаги управления двигателями вперед до упора, ждет, когда стрелки оборотов установятся на 100% и докладывает: "Двигатели на взлетном, параметры в норме!"

Можно лететь.

Уже окончательно просветлело, над темно-синими зубцами Чимганских хребтов розовыми мазками по нетронутому еще холсту неба повисли два прозрачных облачка.
Отпускаю педали тормозов. Самолет, словно освободившись от пут, слегка приподнимает нос и начинает быстро разгоняться. Ночные огни полосы с рассветом выключили и я держу самолет по белому осевому пунктиру, мелко двигая педали влево-вправо.
- Рубеж! - на скорости 170 километров в час докладывает Леха.
- Взлет продолжаем! - подтверждаю свою готовность взлетать.
- Подъем! - очередной доклад на скорости 180.
- Отрыв! - подтверждает Леха отход от бетона и начало набора высоты.
- Шасси убрать! - командую бортмеханику.
Валера, мельком глянув на командира, и убедившись по его короткому кивку, что моя команда правильная и своевременная, переставляет кран уборки шасси в верхнее положение.
Раздается свистящее шипение и короткий стук.
- Шасси убраны! - докладывает механик.
Подбирая нужный тангаж, стараюсь держать в наборе высоты скорость в пределах 230-240. В утреннем спокойном воздухе это не трудно. Самолет устойчив и послушен. Сбоку убегают под крыло, быстро уменьшаясь в размерах, темные крыши заводских цехов, девятиэтажки микрорайонов, дороги и кишлаки.
На высоте 120 метров опускаю нос и начинаю увеличивать скорость до 250.
- Закрылки убрать!
...
- Закрылки убраны, высота 200, скорость 300!
- Разворачиваюсь вправо, курс 248.

Бледная Луна, словно стесняясь встречи с дневным светилом, торопится спрятаться в темной синеве, оставшейся на западе низко над горизонтом.
- Летим на Луну! - задорно произносит Леха.
- Ну-ну... Как-то, один бортинженер на Ил-62 в полете на эшелоне сошел с ума, двинул все четыре РУДа на взлетный и заорал: "Летим на Луну!!!" Как раз это было после очередной высадки американцев на Луну. Впечатлился. Списали болезного. Ты, Леха, поосторожнее с такими заявлениями, - отечески наставляет бортмеханик молодого командира.
- Не, ну я не в том плане...

Держу скорость 390. Это так называемый "скоростной набор". Утром над степью самое то. Хоть самолет и набирает эшелон дольше, зато в целом, можно до Карши минут пять-десять сэкономить. Так по минутке, по две и набегает еще один рейс в месяц. А это - зарплата. Мы же за нее тоже работаем. Не одно-ж удовольствие нами движет.

Сегодня ветер, как всегда, западный, километров восемьдесят в час. Значит, назад придем минут за пятьдесят пять.

В небе появились интересные чечевицеобразные облака. Наверно это и есть те самые "горные волны", о которых каждый год на учебе твердит метеоролог, но которые еще ни разу живьем не встречались. Эти, вероятно, от Нуратинского хребта. До него как раз километров сто пятьдесят. Все как по книжке.

А вот и первая "волна"!

Самолет, сначала неуверенно, понемногу, потом все быстрее начал терять скорость. При этом, ни болтанки, ни каких других признаков необычности. Просто не летит.
- Режим 90, - командую механику.
Помогает плохо.
- Режим 92, ... Режим 94...
Продолжаем терять скорость
- Номинал!
- Смотри-ка ты! Это мы в нисходящий склон волны попали, - комментирует командир. - Валера, добавь-ка еще, - просит он механика.
- 98 стоит, - отзывается тот.
Самолет словно круто набирает высоту, хотя на самом деле на высотомерах все те же пять четыреста. Режим двигателям практически максимальный, а на выхлопе результат и не заметен.
- Если так дальше пойдет, надо будет снижение просить...
- О! Кажется забрались на вершину! Скорость пошла! Сейчас с горки покатимся. Валера, давай, прибирай до 92-х, а то сейчас за 600 истинной выскочим. 
На следующую волну с хорошим запасом скорости залетели уже без проблем.
- Отписывать будем, почему на эшелоне чуть ли не взлетный ставили? - интересуется бортмеханик.
- А что отписывать? Ничего не нарушили. - пожимает плечами командир.
- А к расшифровке не прицепятся, не скажут, мол, опять с "фантомасом" гонки устраивали?
- Да какие гонки? Они позже нас минут на пять вылетели. Нормально все будет. В журнале на метео запишу про горные волны на маршруте и хватит этого.
- Может повыше попросим? А то укачает нас на этих волнах.
- Поздно уже повыше лезть. Скоро уже снижаться. Давайте, предпосадочная подготовка!

В Каршах тихое ясное утро. Штиль. На удаление десять километров занимаем четыреста метров высоты. Странная это метода. Обязательно занять на рубеж определенную высоту. И уже в горизонтальном полете выпускать шасси, снижать скорость и устанавливать закрылки в посадочное положение. Какое-то шаманство. Здесь, в Каршах, высота "круга" - четыреста метров. Для меня, привыкшего летать в основном "обратно", в Ташкент, с его кругом на 700, ИЛСом и ограничительными удалениями здешняя патриархальная простота кажется наоборот сложной и сам заход каким-то более скорострельным.
- Давай, вываливай колэсы, - подсказывает Леха, - А то не успеем скорость погасить.

Внизу большие зеленые прямоугольники и квадраты полей, Поднявшееся над горизонтом солнце косо освещает слоистую утреннюю дымку над полосой,
- 87540, в глиссаде, шасси выпущены, к посадке готов.
- 87540, Карши-Старт, посадку разрешаю. Ветер - тихо.

- Полосу видишь?
Сквозь дымку стараюсь увидеть серый бетон. Интересное качество этих дымок! Знаешь точно, где эта полоса прячется, а до поры ничего не видно. И все ждешь ее появления. Начинаешь искать ее дальше по курсу. А она вдруг - бац! Прямо перед тобой, совсем рядом, широкая и длинная!
- Решение!
- Садимся!

- 87540, поса.а.а.адка! - сквозь тряску на стыках бетонных плит докладывает Леха.
- 87540, понял, освобождайте влево на Магистральную. Стоянка 4 по указанию встречающего. До вылета!
- До вылета.

Трансконтинентальный рейс

Однажды советские геологи нашли в Кызылкумах золото. Много золота! Нагнало могущественное ЦРУ экскаваторов, карьерных самосвалов и выкопали они неподалеку от горы Мурунтау огромную круглую яму. В этой-то яме и залегало золотое изобилие. 

Чтобы было где жить золотодобытчикам, километрах в тридцати от карьера на ровном месте, окруженном невысокими лысыми холмами, построили город Зарафшан. Небольшой, но современный и удобный. Со всеми причитающимися городскими атрибутами. Магазинам, Дворцу культуры и Дворцу спорта позавидовали бы и многие столичные районы. 

Чтобы доставлять на Большую Землю добытое золото и обеспечивать добычу техникой и материалами, проложили железнодорожную ветку до Бухары, а чтобы жители не чувствовали себя оторванными от цивилизации, неподалеку от города построили небольшой аэродром с маленьким аэровокзалом.

Начальствовал над Зарафшанским аэропортом Саша Баулин. Молодой, стройный, светловолосый и голубоглазый, будто и не был то ли башкиром, то ли татарином.

Под его начальством аэропорт превратился в настоящий Зарафшанский транспортный узел. Четыре стоянки маленького перрона пустовали крайне редко. Разве что ночью, жившие в округе суслики и тушканчики могли уснуть спокойно, не слыша рева винтов и не морщась от вони турбин.

Прилеты начинались с рассветом и последний борт уходил в Ташкент, когда солнце уже грозило спрятаться за бордовый пустынный горизонт.

Но однажды, Баулин решил замахнуться на то, что в нынешних реалиях назвали бы курортным чартером. Он организовал прямые беспересадочные перевозки зарафшанцев из родного города на отдых в жемчужину Киргизии городок Чолпон-Ату на побережье Иссык-Куля.

Дело было поставлено следующим образом: 

Предпоследним или последним рейсом в Зарафшан привозили экипаж завтрашнего трансконтинентального рейса. Четверых счастливчиков размещали в лучшей гостинице города, кормили в ресторане разносолами, которые Бог умудрился изыскать и послать в Баулинское распоряжение, грели в сауне и купали в бассейне во Дворце Спорта.

Утром Баулин сам предварительно тщательно анализировал погоду в капризной горной Чолпон-Ате и, если ничто не предвещало проблем, звонил в гостиницу и просил будить экипаж к завтраку. К прилету самолета, зафрахтованного на чартер, счастливых летчиков и бортпроводницу аэропортовый Баулинский РАФик доставлял на вылет.

Предположим, что в описываемый день, на упомянутом рейсе в составе экипажа, состоящего из молодого но уже опытного командира Рината Ситдикова, бортмеханика высокого красавца киргиза Жанубека Ахматбекова, юной, стройной и проворной бортпроводницы Ирочки, на своем законном правом кресле сидел ваш покорный слуга и добросовестно выполнял свои профессиональные обязанности.

Итак:

Самолет заправляли "под пробки". Потом тщательно учитывали каждый метр в секунду встречного ветра на взлете и каждый градус температуры воздуха на аэродроме. Как правило, в результате уточненного расчета получалось забрать еще пару официальных пассажиров, а иногда в дополнение к ним и пару неофициальных. При этом официальные дополнительные пассажиры долго трясли Баулину руку и благодарили за предоставленную возможность. Неофициальные проходили в самолет без помпы и оркестра. При этом, случись оказаться рядом начальнику аэропорта Баулину, у него всегда оказывалось какое-нибудь срочное дело, не позволявшее отвлекаться на посадку пассажиров.

Рассадка в самолете тоже работала на улучшение взлетных характеристик и экономию топлива в полете. Взрослых и тучных пассажиров просили занимать самые задние ряды. Багаж складывали в багажнике и просили не тащить с собой в салон ничего тяжелого.

Наконец, предприняв все возможное помимо необходимого, учтя все градусы, метры и килограммы, тяжелый самолет разгонялся по короткой зарафшанской полосе и нехотя набирал высоту.
- На Тамдыбулак четыре пятьсот успеете? - участливо интересовался Зарафшанский диспетчер.
- Разрешите по прямой тысячу, а потом отход на Тамды? В таком случае успеем.
- Разрешаю. Пересечение три девятьсот доложите.
- Подхожу к Тамды, три триста, визуально, - докладывал я, подводя предварительный итог всем мыслимым усилиям предпринятым экипажем для набора высоты.
- Понял, продолжайте набор, на четыре двести работайте с Навои-Контроль на 133,3.

Ну, теперь на оперативном просторе вплоть до Чардары! Гор больше не будет до самого Ташкента. Можно перестать мучить самолет и дать ему набирать высоту медленно и необременительно. Но экипаж выбирает особую хитро вылепленную стратегию. Сначала разгоняемся до 350, затем на этой скорости забираемся на 6300, чтобы побыстрее поймать вечно дующий на восток попутный ветер, а уж потом разгоняемся насколько получится и ставим крейсерский режим двигателям. Уф-ф-ффф!!! Сложно? А что делать? Такая работа. Надо везде успеть, нигде не наследить и умудриться не убиться.

Локатор начинает уже издалека четко отбивать черное пятно Чардаринского водохранилища. Плотина и аэродром Чардары расположены на северной окраине водохранилища. Привод аэродрома - наш поворотный пункт при подходе к Ташкенту. 

Чардара в те годы - маленький городочек при плотине и небольшой ГЭС. Но, как было положено во времена социалистичнского гнета, в каждом таком городочке обязательно был аэродром, из которого хотя бы раз в день летал самолет в ближайшую столицу или просто крупный город.
Сейчас взгляды на устройство жизни поменялись. Такие городочки повымерли, а если пытаются выживать, то о самолетах и не вспоминают. Закат социализма как начальная стадия феодализма. Но пока не будем о печальном.

Летим!

По возможности более тщательно подбираем угол сноса, чтобы с наименьшими вихляниями курса выйти точно на привод. Это раньше полудикие летчики говаривали, что они не слыхали про угол сноса, а знали только "рубль с носа". Теперь народ значительно поумнел и, чтобы сэкономить литр керосина и минуту полета, пилоты готовы применять сложнейшие расчеты в уме, на штурманской линейке и сидеть в кабине с таким умным лицом, которое было невозможно представить у пилота еще четверть века назад.

Ну вот и закончились Кызылкумы. Ташкентский оазис встречает авиапутешественников зелеными квадратиками орошаемых полей, каналами, арыками, озерцами, в которых вместе с нами летит и иногда пускает в нас зайчики утреннее солнце.

- Попроси после Чардары напрямую на Карахтай.
Чего-ж не попросить? Сегодня делать нам в Ташкенте нечего, можно и спрямить зигзаг. Следуя напрямую на границу с Наманганской зоной управления воздушного движения, можно сэкономить пару десятков километров.

Карахтай - просто небольшой кишлак в долине речки Ахангаран. Однажды этому поселению повезло. Туда поставили приводную радиостанцию, чтобы бортам, идущим из Ферганской долины было за что зацепиться своими навигационными приборами и не зацепиться за довольно высокие горы по краям долины. Собственно, повезло кишлаку не от того, что была какая-то прибыль от авиационной радиостанции, просто не будь там привода, мы бы не вспомнили о таком поселении и никому не известный Карахтай не попал бы в нашу историю.

Со стороны Ташкента в направлении Карахтая редко кто летал. Дело осложнялось довольно высоким хребтом, который в районе перевала на трассе Карахтай-Наманган можно было пройти не ниже четырех тысяч двухсот метров. Набрать такую высоту сразу после взлета в Ташкенте было проблематично, поэтому все в основном летали в Долину в обход, через Ленинабад. 

В тот момент мы летели уже на 7500. Проблем с безопасной высотой не было и можно было не выписывать кренделя по горным долинам.
- Ташкент-Контроль, разрешите после Чардары следовать с курсом на Карахтай?
- Причина?
- Почти два часа полета впереди, топливо бы поэкономить.
- Берите на Карахтай.
- Спасибо!

Как странно и необычно разглядывать родной город с большой высоты! Обычно взлет-посадка, выход-заход. Взгляд успевает охватывать только небольшие куски города, расположенные неподалеку от аэропорта. Да и смотреть по сторонам, заходя на посадку, в общем-то и некогда.

Какой же он большой и разный этот город, пытающийся втиснуться в кольцо окружной дороги и все равно то там, то сям выплескивающийся пригородамии за ее пределы!

Вон аэропорт, Сквер, Ташкентская телебашня посреди зеленого пятна парка Победы. Вон серое пятно новостроек Юнусабада, а вот утонувший в зелени Чиланзар. Вон моя девятиэтажка и где-то там застекленная лоджия на третьем этаже.

Летят однажды такие же как мы летчики. Подлетают к родному аэропорту. Один, показывая вниз, говорит другому:
- Вон, смотри, мой дом! А вон мой балкон! А вон я в трусах на балконе рядом с моей женой!

Ташкент позади, начинаются Чимганские предгорья и живописная Ахангаранская долина, заканчивающаяся огромным угольным карьером.

За исхоженным с детства Чимганом в несколько рядов идут незнакомые заросшие темным арчевником киргизские горы, а за ними расстилается огромное высокогорное плато! А раньше-то представлялось, что за Чимганским хребтом уже край земли, заглянув за который можно увидеть спины слонов, на которых держится плоская твердь.

Слева, у подножия величественного седого Бабай-Тага россыпью серых кубиков, высыпавшихся из тесного ущелья в долину и застрявших в зелени садов, расположился город Ангрен. Здесь жили строители и рабочие угольного карьера и многих других производств. Но самое главное - здесь прошли мои детские годы от пяти до девяти. Вон наша улица, идущая от центральной площади с Обелиском павшим воинам. И вон, кажется, среди зелени видна прямоугольная шиферная крыша моего дома.

Мы подходим к перевалу.
Под самолетом петляет серпантин автодороги, местами завязываясь в хитроумные петли.

- Работайте с Наманган-Контроль, - прощается ташкентский диспетчер, - счастливого полета!
- Спасибо, до обратного!

Интересно, летчики, невзирая на свою техническую образованность и довольно широкий кругозор, в своей основной массе народ весьма суеверный. Боятся черных кошек, чертовых дюжин, не говорят "последний", предпочитая "крайний" и, если планируют лететь назад по тому же маршруту, прощаясь, обязательно скажут "до обратного". Оно вроде и мелочь, но, как бы незаметно, взял и обезопасил себя хотя бы на часть пути. Словно объявил: "Обязательно буду, просто не хочу говорить об этом напрямую".

Дорога покатилась с перевала, а мы влетаем в исчерченную дорогами и испятнанную городами и кишлаками, теснейшую, перенаселеннейшую Ферганскую долину.

- Наманган-Контроль, доброе утро! Разрешите набор восемь сто с курсом на Андижан?
- Набор восемь сто разрешаю. Берите на Андижан.

Набираем восемь тысяч сто метров. Для Яка - это предел высоты. Он бы может и выше залез, но, в случае внезапной разгерметизации и при отсутствии кислородного оборудования для пассажиров, выжить удалось бы немногим. Официальная же причина ограничения высоты полета - это особенности работы высотной системы, создающей приемлемое для человека давление воздуха в кабине. Впрочем, обе причины безусловно правильные.

Отчаянные были раньше люди! Летали и не задумывались что же случится, если самолет вдруг потеряет способность быть словно надутый мячик. Ну, не должны были советские самолеты разгерметизировываться. Впрочем, Як и не испытал этого безобразия ни разу. Везло.

За несколько минут, несомые уверенным попутным ветром, проскакиваем Ферганскую долину. 
Нырнула под крыло и исчезла позади длиннющая бетонная полоса Андижанского аэродрома. Когда-то здесь базировались перехватчики, охранявшие от вражеского воздушного вторжения южные рубежи Союза.

- Работайте с Ош, всего хорошего!
- Спасибо, до обратного!
- Ош, доброе утро, в зоне на 8100, следуем в Чолпон-Ату, запасной Пржевальск, Фрунзе.
- Доброе утро! Понял, следуйте по плану.

Ош, по-киргизски просто "Еда", расположился в долине совсем неподалеку от Андижана. Два больших густонаселенных города практически на одном географическом пятачке. И жить бы им вместе, сливаясь и перемешиваясь друг с другом, но нельзя никак. Чтобы жить было неудобно, люди придумали административные границы, которые позже переросли в государственные, обросли колючей проволокой, ощетинились вышками и пулеметами. Киргизские и узбекские власти назначили давних соседей непримиримыми врагами и вполне удачный советский эксперимент по внедрению братства народов оказался полностью провален.

- Ребята, вы там сверху на восемь сто одни у нас. Не могли бы посмотреть вверх, примерно на девять часов от вас на большой высоте какой-то серебристый шар?
- Шар говорите? Инопланетяне? Посмотрим.
Выгибая шеи, прижимаемся щеками к окнам кабины, пытаясь разглядеть в синеве инопланетное чудо.
- Увидели? - не терпится диспетчеру.
- Смотрим.
- Борт полчаса назад наблюдал его немного восточнее. Серебристый шар и вроде как лампочки по кругу.
- О! Ну точно НЛО! ... Пока ничего... А вы его с земли в бинокль видите?
- Откуда у меня бинокль? Я же - Контроль. Вот диспетчер Старта на аэродроме, тот видел.
- Сфотографировал?
- Прикалываетесь?

Очень хотелось порадовать диспа и описать во всей красе летающую тарелку с Альфы Центавра, но так открыто врать совесть не позволила. С другой стороны, у явления могло быть вполне обычное земное происхождение. 

Одно время стало модным запускать с территорий сопредельных стран аэростаты с разведывательным оборудованием. Стоит недорого, собьют - не жалко. Да и кто сбивать будет? У колосса на глиняных ногах ни керосина, ни боеспособных летчиков.
А еще были вполне официальные попытки кругосветок на стратостате. 
Одно непонятно, почему этот аэростат-стратостат-НЛО смещался не как положено пузырю по ветру - на восток, а тихо перемещался на запад?

Словом, ничего мы в синем небе не разглядели. За сим откланялись возбужденному Ошу и полетели своей дорогой. 

Интересно лететь над горами! Вершины хребтов, издалека кажущиеся маленькими и незначительными, по мере приближения к ним вырастают прямо на глазах. Скалы начинают коварно подбираться к самолету, грозя больно царапнуть его тонкое алюминиевое брюшко. Пассажиры с восторгом первопроходцев прилипают лбами к стеклам иллюминаторов.

В широкой долине умостилось безжизненное высокогорное озеро. Даже сейчас, в разгар лета, у него по берегам остался лед. Вокруг ни сел, ни аулов, ни дорог. Бортмеханик киргиз в двадцатом поколении, бывавший в этих краях или слышавший об этом озере, говорит, что людям тут делать нечего. Рыбы в озере нет, пастбищ для скота в округе тоже нет. Только скалы. Всего и толку, что с высоты смотреть на дикую красоту.

- Жан, - обращаюсь я к механику, - а если вдруг утечка топлива или сразу два мотора встанут, сможем выжить, если приводнимся на такое озеро?
- Ты такие глупости про нас не говори. Давай, долетим спокойно. 
- Жан, а тебе не страшно, с такими балбесами летчиками летать?
- А где вас нормальных набрать? К кому приказом закрепили, с теми и мучаюсь.
- Это поэтому все механики засыпают сразу как только шасси уберут, - встревает в беседу командир, - что спать не так страшно.
- Э! Братан! Ты когда-нибудь видел, что я боялся? - Жан привстает и наклоняется к Ринату, - Кто тебе в грозу подсказывает куда крутить? А кто тебе режимы ставит и даже не смотрит куда ты там летишь? А? Думай сначала! Вот, экипаж попался! Один в горах приземляться думает, другой вообще не знаю что болтает.
- Ну ладно, не сердись! Посмотри лучше какая твоя Киргизия красивая!
- Э! Ты еще не знаешь как в горах летом хорошо! Это тебе не по истоптанному Чимгану лазить! Тут есть места, где вообще людей никогда не было.
- Ну, снежные-то люди бывали? - пытаюсь острить на свой страх и риск.
- Э, у тебя только глупости на языке! Горный воздух чистейший, вода чистейшая! Шашлык из барашка, орехи, курага! Месяц так поживешь, потом жена на тебя год не нарадуется, столько в тебе силы! Я бы всю жизнь в горном ауле жил, но почему-то с детства захотел в авиацию пойти. А вот теперь, смотрю на все это сверху и завидую.
- Мальчики, - постучалась в кабину проводничка, - Второй раз есть будете? А то нам два питания на рейс положили.
Мы с командиром скривились.
- Спасибо, радость наша, - ответил за всех Жан, - мы же в гостинице кушали, полтора часа назад кушали? Прости, родная, больше не влезает. Ты еще пару газировок принеси, пожалуйста, и больше нам ничего не надо.
- А можно я у вас тут на посадке постою, посмотрю? А то, там в иллюмимнатор не видно ничего. 
- Приходи через полчаса. Как раз к Иссык-Кулю будем подлетать. Посмотришь поселок Рыбачье, озеро, горы.
Ирочка упорхнула в салон кормить пассажиров.

- Сейчас вон тот хребет перелетим и можно просить снижение пять семьсот на Рыбачье.
- На точку в озере пойдем или к четвертому?
- Можно и на точку, но лучше к четвертому. Чего полет размазывать? Вон мысок, остренький такой, к нему подойдем в посадочном положении, а там только довернуть и полоса перед тобой.
- Ну что, просить снижение и потом к четвертому, заход визуальный?
- Давай, проси.
- Парни, - Жан вопросительно сложил брови домиком, - вы только как пляжик у мыска пролетать будете, особо вниз не заглядывайтесь на голых девчонок. Они там специально таким как вы трусами машут. Еще усадите самолет до полосы.
- Не переживай, Жан, сядем усе! Строго по посадочным знакам. Ты же знаешь, у нас первым делом самолеты.
- Ну, поехали вниз!

Иссык-Кульскую красоту описывать словами - дело безнадежное. Таких слов не придумано. Например цвет озера. Ну, синий, темно-синий, темно-голубой, светло-голубой, бирюзовый, небесный. Все эти прилагательные обозначают цвет какого-то одного участка и в какой-то отдельный момент. А утром ледяная вода играет на солнце не только всеми перечисленными оттенками синего, но еще и тысячами не перечисленных, еще никем не названных, неожиданных и ярких цветов отраженных в глади Озера снеговых вершин и облаков.

- Ух ты! Красота-то какая! - Ирочка вытянула шею из за могучей механиковой спины. - А это что за город внизу, на берегу?
- Воронеж, - привычно пошутил я.
- Ага, а река - Волга, - саркастически заметила восторженная зрительница, - знаем, наслышаны насчет твоих шуточек. Над нашей Юлькой теперь полслужбы хихикает после того, как она пришла исправлять задание с Чолпон-Аты на Воронеж. Смотри, плюнет она ядовитой слюной тебе в чай. Будешь знать!
- Нешто не простит? А с виду такая милая девочка!
- Шасси выпустить!
- Закрылки тридцать!
- Контроль по карте!

Самолет, задрав правое крыло вертикально в небо, а левым, словно чертя длинную дугу на прибрежной спокойной воде, облетел мысок и уставился носом в сторону заросших кустарником валунов перед полосой. ВПП в Чолпон-Ате диковинная, вздыбленная по склону горы. Надо почаще смотреть на тангаж и вариометр, чтобы из-за иллюзии не снизиться недопустимо низко и действительно не умоститься до полосы.

У Рината с пилотированием все нормально, самолет идет ровно, снижаясь по три метра в секунду. Под крыло уходит берег с опасным для летчиков пляжиком, мелькают белые важные пансионаты и крашеные красные крыши домов местных жителей. 

Начинаем выравнивать немного выше обычного, плавно касаемся и вот уже решительно и бескомпромиссно зашумел реверс среднего двигателя.
- Ренчик, не тормози особо, а то до рулежки не доедем, надо будет в гору газу давать.

Аккуратно заруливаем на необычную покатую стоянку.

Воздух в Чолпон-Ате сказочный! Жарит июльское солнце, а дышится легко и прохладно. Пряно пахнет горным разнотравьем и розами, которыми здесь усажены все клумбы и цветники в аэропорту и в ближайших пансионатах.

Век бы здесь жил! Да говорят, остальные одиннадцать месяцев в году тут совсем не курорт, а дождливо, ветренно и холодно. Но нам в раю и часа хватит, чтобы потом вспоминать всю жизнь.

- Ну что? Побежали на Вышку, подпишем задание, да посмотрим какие сегодня абрикосы перед аэровокзалом продают?

Абрикосы ожидаемо оказались выше всяких похвал.

-------------
ЦРУ - Центральное Рудо Управление.

Объяснительная

Летному директору авиакомпании Blue Sky airways
г. Никифорову М.А.
от капитана А320 Лебединского П.Л.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ.

Я, Лебединский Петр, капитан А320, работник авиакомпании Blue Sky airways, купил служебный билет на рейс нашей компании из аэропорта Домодедово в аэропорт Звартнотц. Билет был в "бизнес класс", но на регистрации мне сказали, что бизнес полон и мне придется лететь в "экономе". Мне дали место 20С.

Когда посадка пассажиров закончилась, я обратил внимание на пассажира, занявшего место 19D. Он был одет в мягкий пиджак серого цвета и брюки серой камуфляжной расцветки с множеством карманов. С собой у него был рюкзак серой же расцветки. Пассажир имел круглое щекастое лицо, длинные черные волосы и подстриженные бороду и усы. По лицу можно сказать, что он не был ни русским, ни армянином. Может быть, какая-то среднеазиатская национальность с примесью корейской или китайской.

Сразу после того, как пассажир добрался до кресла, он начал вынимать из рюкзака банки со спрайтом и колой, достал литровую, или больше, бутылку воды Эвиан. Достал какие-то гаджеты, зарядные устройства, провода и еще какие-то вещи. Все это сложил на кресло, а рюкзак убрал в багажную полку. Потом сложил все свои банки, бутылку и гаджеты в полиэтиленовый пакет и, наконец, уселся.

После взлета и выключения светового табло "Пристегните ремни" пассажир встал, взял свой пакет и отправился в конец салона, в сторону задних туалетов и кухни. Он не возвращался все время, пока проводники раздавали пассажирам сэндвичи и воду.

Я тоже взял закуску и довольно быстро её съел (что там есть, после того, как компания перестала кормить горячим и перешла на бутерброды?) Потом надел на лицо матерчатую маску для сна и попытался уснуть.

Вдруг, через несколько минут, позади меня раздался топот и громкий вой. Кто-то хрипло выкрикивал какие-то непонятные слова и звуки и бежал по проходу вперед.

Я снял маску и увидел впереди удаляющуюся серую спину моего соседа с кресла 19D. Он бежал вперед, держал над собой свой пакет и громко кричал.

Потом он заскочил за занавеску бизнес класса, раздался негромкий хлопок, на мгновение из-за занавески появился белый дым, ударило по ушам, салон наполнился туманом, началась сильная вибрация, закричали люди, выпали кислородные маски.

Я схватил свою маску, дернул её и надел, начал поступать кислород. Пассажирка, сидевшая у окна, спала, когда все случилось. В панике она замахала руками и оторвала одну из масок. Хорошо, что на нашем блоке нас было только двое и поэтому я помог ей надеть оставшуюся маску.

Когда давление совсем упало, наступила относительная тишина. Пассажиры перестали кричать, сидели и ждали развязки. Мне показалось, что самолет не снижается, хотя в такой ситуации экипаж обязан был выполнить Emergency Descent. До Кавказского хребта было еще далеко, за час полета мы должны были находиться где-то над Воронежской областью с равнинным рельефом.

Я глянул в окно и увидел, что спойлеры не выпущены и значит мы или не снижались вообще, или снижались очень медленно. Через пятнадцать минут такого полета кислород в масках закончился бы и все, вероятно, погибли бы.

Я решил не ждать, сделал несколько больших вдохов из маски, потом снял её и побежал вперед к кабине пилотов, думая, что есть шанс, что, если экипаж вышел из строя, я смогу заменить их.

Перед перегородкой бизнес-класса я почувствовал слабость и легкое головокружение. Я увидел одну свободную маску, дернул её и сделал еще несколько больших вдохов. Когда я почувствовал себя лучше, я откинул занавеску и прошел в бизнес-класс. Пассажиры сидели в масках, все вокруг было забрызгано какой-то коричневой грязью, один из иллюминаторов был вырван, а рядом с ним, на левом переднем блоке кресел, на коленях мертвых пассажиров лежал труп моего соседа. Я успел разглядеть, что у него отсутствовала верхняя часть тела, то есть не было головы и какой-то части плеч.

Я проскочил в переднюю кухню. Там на полу без сознания лежала наша бригадир БП Татьяна Логинова и в закутке у правой двери какая-то новенькая бортпроводница. Я крикнул новенькой ползти влево к кислородным маскам и сказал, чтобы надела маску на бригадира. Сам подошел к двери в кабину и открыл её.

В кабине все, с виду, было в порядке. Но пилоты сидели без кислородных масок. Капитан Грушин Николай Иванович отвалился влево (как потом мне сказали на земле, он умер в момент взрыва и разгерметизации от сердечного приступа). Второй пилот, вероятно, из категории летчиков, которых недавно набрали по объявлению на заборе, надувал пузыри из слюней, пучил глаза и дергал руками.

Я уселся на среднее кресло, надел кислородную маску обзервера и смог уже спокойно оценить ситуацию. Автопилот был включен и самолет так и летел на эшелоне 350. Первое, что я сделал, это крутнул высоту влево, дернул ручку OP DEC, потом поставил малый газ и выпустил спойлеры. Самолет начал снижение. Второй пилот затих, видимо, потерял сознание или затаился от страха.

Я подрегулировал высоту 10000 футов и поставил на транспондере 7700. Сначала хотел было вытащить мертвого капитана, но Грушин оказался слишком тяжел для меня. Со среднего кресла я мог прекрасно управлять автопилотом и механизацией поэтому я сначала связался  с Ростовом, доложил, что из-за разгерметизации снижаемся аварийно до сотого эшелона, экипаж вышел из строя, самолетом управляет пассажир.

Диспетчер спросил умею ли я управлять, я сказал, что я по квалификации как раз капитан такого самолета. Он попросил отвернуть влево на тридцать градусов, наверно для проверки, смогу ли я это сделать. Я отвернул. Ростов предложил следовать в ближайший Краснодар и дал курс в район четвертого. (Могут же векторить, когда приспичит!)

На сотом эшелоне я снял маску и попробовал еще раз вытащить Грушина. Не получилось. К счастью, та новенькая проводничка уже оклемалась и сама зашла в кабину узнать как тут дела. Вдвоем мы вывалили мертвого капитана в проход, а я занял его место. Потом я попросил проводницу разобраться со вторым и привести его в чувство. Девушка стала хлопать горе-пилота по щекам. Он вдруг очнулся, заорал "Террористы!!!" И начал от нее отбиваться. Попал ей по лицу и разбил девушке нос. Потом выхватил QRH и запустил в меня. Я не успел увернуться и книга своим острым углом порезала мне скулу. Но на этом второй не успокоился, а внезапно схватил сайдстик, отключил кнопкой автопилот и дернул самолет вверх. Мне пришлось кнопкой приоритета взять управление на себя. Я выровнял полет и заорал на второго: "Убери руки пацан! I have control!". Я крикнул ему, что мы на сотом эшелоне, курсом на Краснодар, я капитан Лебединский и все под контролем.

Мальчишка успокоился. Может вспомнил по работе мое лицо (правда, с окровавленной скулой и залитой кровью шеей я, наверно, выглядел не комильфо и, скорее всего, действительно был похож на террориста).

Заход на посадку по ИЛС и посадка в Краснодаре без каких-либо отклонений. Мы освободили полосу по РД-D. Там нас уже ждали медики, полиция, трапы и автобусы. (Должен отметить грамотную и своевременную работу диспетчерских и наземных служб аэропорта Краснодар).

Правда, герои-полицейские первым делом надели на меня наручники, выволокли из кабины и затолкали в свой автобус. Один из них на мою просьбу помочь с раной на щеке, сказал, что, если террорист подохнет от заражения крови, невелика потеря. (Тоже, наверно, бойцов набирали по объявлению на заборе).

Немного лирики от себя:

Сидел я в автообезъяннике с разбитой рожей, слушал угрозы разделать мне фейс в котлету и вспоминал слова из фильма моего детства "Джентельмены удачи", там, где Василий Алибабаевич читает Вицину письмо: "А все равно, хорошо, что ты живо-о-ой".

Такого-то августа, такого-то года.

Капитан Лебединский.

Подпись.

-------------
Разгерметизация - падение давления воздуха в самолете из-за повреждений фюзеляжа или неисправного оборудования.

Emergency Descent - быстрое снижение самолета до высоты 10.000 футов или примерно 3000 метров. На этой высоте воздух достаточно плотен и насыщен кислородом.

Спойлеры - аэродинамические поверхности на крыле, позволяющие ускорить снижение самолета.

Обзервер - от англ. observer - наблюдающий.

Транспондер - от англ. Transponder - элемент радиооборудования самолета.

Векторить - это когда диспетчер дает пилоту команду выдерживать определенный курс или скорость, говорят, что он "векторит" от англ vector.

QRH - Quick Reference Handbook - довольно увесистый буклет-сборник аварийных процедур. Обычно имеет жесткие пластиковые или алюминиевые обложки.

Сайдстик - англ. Sidestick - орган управления самолетом, по предназначению аналог штурвала.

ИЛС - от англ. ILS - Instrument Landing System - инструментальная система посадки.

РД-D - рулежная дорожка, обозначенная буквой D.

Смертельное хобби

Игорь Иванович всю свою жизнь отлетал в гражданской авиации. Начинал с Ан-2, были в послужном списке Туполя и Илы, Эрбасы и Боинги. Был капитаном, инструктором, начальником Инспекции по безопасности полетов, даже директорствовал некоторое время. Казалось, что летная работа будет всегда, но однажды на медкомиссии Игорю Ивановичу настоятельно посоветовали подумать о пенсии и подкрепили совет заключительной кардиограммой.

Игорь Иванович подергался, прозвонил несколько "каналов", но в итоге смирился. Огорченно махнул рукой и оформил увольнение в связи с выходом на заслуженный отдых.

Сидеть на пенсии оказалось тяжелым делом. Копание огорода и выращивание огурцов не спасало от скуки. Машина была в привычно идеальном состоянии и не требовала к себе внимания, дома "мужской работы" почти не было. Внуки приезжали редко, да и особо не лезли к деду с расспросами. Сидели, уткнувшись в свои планшеты.

Спасаясь от безделья и тоски, Игорь Иванович придумал снова начать летать. Для воплощения своей идеи он не стал записываться на покатушки в аэроклуб, а решил сделать свой самолет. Вот так просто - сделать, и самому на нем летать!

Игорь Иванович взялся за дело основательно и системно. Несколько месяцев ушли на чтение подзабытых учебников по аэродинамике, конструкции самолетов, расчетам прочности. Еще пару месяцев заняло само проектирование будущей машины. И почти полгода в подвальной домашней мастерской из стеклопластика выклеивался самолет, подбирались к нему двигатель и необходимые пилотажные приборы.

Наконец, сверкающий белой краской одномоторный "Стриж" Игорь Иванович привез на трейлере на частный аэродром. Укатанная травяная полоса и кусок неба с пяток километров в округе - вот и все, что было предоставлено для счастья частникам-любителям и самодельщикам вроде Игоря Ивановича.

От услуг испытателя Игорь Иванович решительно отказался. Уж чего-чего, а летать по небу он умел, хоть конечно и подзабыл немного, как это летать без бустеров, компьютеров и прочих необходимых профессиональному пилоту вещей.

"Стриж" выкатили на полосу. Коллеги потрогали краску, провернули пропеллер, поцокали языками. Игорь Иванович уселся в кабину, сосредоточился, крикнул "От винта!" запустил двигатель и повел свою маленькую птичку в первую пробежку по полю. Самолетик не "косил", послушно за ручкой приподнимал и опускал нос.

Освоившись с рулением, Игорь Иванович приехал в начало полосы к ожидающим коллегам. "Буду подлетывать!" - уверенно сообщил он собравшимся. В самолет долили израсходованные гонкой и рулежкой пять литров бензина, проверили на наличие подтеков масла. Все было в норме и Игорю Ивановичу летный консилиум дал "добро" на взлет.

Игорь Иванович зацепился взглядом за направление полосы, дал полный газ, разогнался до расчетной скорости и плавно потянул ручку на себя. Самолет легко и уверенно отошел от полосы и устремился в набор. Игоря Ивановича захлестнула волна ликования. Расчеты аэродинамики - это одно, но все равно поверить, что твой самолет летает, можно только тогда, когда он летит в реальном небе, а ты не борешься с косяками, а получаешь удовольствие от легкости и плавности полета.

После первого круга стало ясно, что самолет устойчив, легок, послушен. Конечно, хотелось еще полетать, но надо было выяснить, как самолет поведет себя на посадке. Игорь Иванович развернул самолет в торец полосы и убрал газ. Посадка прошла великолепно! Самолет состоялся!

После остановки, секунду подумав, Игорь Иванович прикинул остаток топлива и решил не ехать на стоянку, а еще разок взлететь и покрутить своего "Стрижа" в пилотаже. Он отрулил в начало полосы, и мимо удивленных и восторженных лиц коллег начал уверенный разбег. Разогнался немного больше расчетной скорости и свечкой ушел в набор высоты.

На верхней границе зоны, на двух тысячах метров, Игорь Иванович решил "пошалить". Глубокие крены вдавливали Игоря Ивановича в сиденье, горки натягивали ремни, бочка плеснула в кровь адреналин. "А теперь мертвая петля!" - крикнул сам себе Игорь Иванович и кинул самолет в пикирование, разгоняя его до максимальной скорости.

Когда стрелка указателя скорости дошла до нужной величины, Игорь Иванович решительно потянул ручку на себя. Самолет послушно задрал нос и уже через несколько секунд летел вверх колесами, ожидая команды пилота на завершение петли со снижением. Но Игорь Иванович захотел повременить и получше рассмотреть аэродром, оказавшийся над головой. Он немного отдал ручку "от себя", задрал голову и уставился на зеленый прямоугольник полосы, крыши домиков охраны, технарские будки, точки людей, кучкой ожидавших завершения полета.

Мотор внезапно чихнул и остановился.

Игорь Иванович вспотел и заметался. Первым делом попытался перевернуть самолет в нормальное положение, но только потерял на этом скорость. Самолетик угрожающе завибрировал. "Только вот перевернутого штопора мне не хватало!" - отчаянно подумал Игорь Иванович, судорожно вспоминая, как же выводить самолет из такого штопора.

Жить оставалось меньше минуты. И тут, ангел, который вполне безмятежно находился все это время за правым плечом Игоря Ивановича, наклонился к уху пилота и поинтересовался: "А что ты так разволновался? Тяни на себя, заканчивай петлю с разгоном скорости и заходи на посадку. Делов-то!" Надо сказать, что Ангел-Хранитель Игоря Ивановича налетал со своим подзащитным все его тысячи часов на всех самолетах и был прекрасно осведомлен в искусстве пилотирования, аэродинамике и прочих авиационных науках.

Игорь Иванович спорить не стал и потянул ручку на себя. "Стриж" нехотя опустил нос к земле и стал набирать живительную скорость. Но вот высота, уже частично съеденная дерганьями и раздумьями, начала катастрофически быстро уменьшаться. А скорости все не было, а самолет все еще носом в поле!

Игорь Иванович отчаянно схватил ручку на себя до упора. Это помогло мало. Самолет по вертикальной дуге падал на полосу, оставляя себе и пилоту совсем мало шансов. Летчик застыл, в напряженном ожидании смертельного удара.

Но случилось неожиданное. "Стриж" вышел из петли точно в одном метре над торцом полосы. Обессиленно пролетел пару десятков метров и, плюхнувшись колесами в примятую траву, покатился к ошалевшей от увиденного группе коллег Игоря Ивановича.

Игорь Иванович слегка трясущимися от пережитого руками открыл фонарь, тяжело вылез из тесной кабины и встал, оперевшись в белое крыло своего самолета. На спине и подмышками было мокро и противно, на носу пилота висела капля пота.

К триумфатору подбежали друзья. Все смешалось в тисканьи и радостных возгласах:
- Ну ты Игореха даешь!
- Вот он профи!
- Мастерство не пропьешь!

Игорь Иванович не стал спорить с лестными, но не совсем справедливыми оценками. Он поругал себя за перевернутый полет, подмигнул за правое плечо и упал отдохнуть на лавры победителя.

***
Повесть о мужественной профессии летчика-испытателя получилась у Игоря Ивановича на одном дыхании. Родственники и знакомые хвалили, восхищались писательским талантом и глубоким знанием предмета. Жена посоветовала отнести произведение в редакцию, ибо одно дело публиковаться на литературном сайте, а совсем другое держать в руках книжку с твоим творением.

Редактор позвонил через месяц. Сказал, что если бы на коммерческой основе, за счет автора, то он бы любую лабуду поставил в тираж, а так, кому нужна очередная история о вымирающей профессии?

Игорь Иванович забрал из секретариата конверт с рукописью. Красным фломастером поверх было: "Автору на доработку!"

Моросил нудный дождик. Игорь Иванович присел в скверике на мокрую скамейку. Положил на колени конверт. Поднял лицо к серому небу.

Что-то несильно кольнуло в боку. Вдали завыла сирена "Скорой", но Игорь Иванович её уже не услышал. Ангел-Хранитель стал безработным.

Писательское хобби - смертельно опасная штука.

Нам песня строить и жить помогает

"- Как зову-у-ут, тебя коло-о-дка?
- А колодка говорит:
"Имя ты мое услы-ы-шишь..."
Это авиатехник Коля, большой поклонник народной музыки и любитель Кубанских казачьих песен, тащит к зарулившему на стоянку самолету колодки под колеса.

Орнитологическое обеспечение полетов

Начало 80-х

В Ташкентском аэропорту, над которым издавна пролегал основной маршрут ежедневной челночной миграции птиц из города на городскую мусорную свалку и со свалки обратно в город, с появлением новомодного термина «орнитологическое обеспечение полетов» организовали службу, выделили будку-вагончик, назначили начальника-орнитолога и пару рядовых птицебоев.

Птицы изменений не заметили и не особенно реагировали на расставленные вдоль полосы пестрые пугалки, сделанные из новогодней мишуры, но процесс пошел, отступать было некуда и на всех разборах по Объединенному авиаотряду стали привычно заслушивать отчет «Главного орнитолога» на предмет борьбы с орнитологической опасностью. Орнитолог скучно зачитывал статистику количества столкновений с птицами, показывающую, что количество столкновений медленно уменьшается, по прежнему оставаясь опасно высоким.

И тут, приехала высокая комиссия из МГА СССР. Комиссары устроили проверки по всем службам и в завершение запланировали показательный разбор по Объединенному авиаотряду и смежным службам. Понятное дело, пригласили с отчетом и орнитолога.

На разборе привычно выступали начальники и командиры. Подводили итоги, каялись в упущениях и заверяли в недопущении их впредь. Очередь дошла до орнитолога. Бывший штурман, давно уже заслуженный пенсионер, а ныне атаман маленькой команды охотников на ворон и горляшек поднялся на трибуну. На фоне обилия широченных лычек в Президиуме он немного замялся, как будто не зная с чего начать свое выступление.

Один из Замминистров МГА решил помочь старичку собраться с мыслями:
- Ну расскажите нам, насколько эффективны принимаемые вашей службой меры по борьбе с птицами.
- Если честно, то эффективны не очень. Не боятся вороны наших блескучек и шумелок, - сказал старый штурман, обернувшись от зала к начальнику.
- Чем же тогда вы боретесь с птицами на вашем аэродроме?
- В основном, мы их самолетами сбиваем, - пожал плечами орнитолог, - но все-таки все меньше и меньше с каждым годом.

Другие рассказы автора на канале:

Другие Авиационные рассказы: