Внутривенный укол
Помню один случай из своей врачебной практики, когда человек умирал от грудной жабы. Несколько суток он кричал от боли день и ночь. Местный врач прописал ему подкожные уколы морфия, но они не помогали. Я знал, что можно сделать укол в вену и боль прекратится, но это ускорит его конец. И я решился сделать этот укол, сознавая, что могу сократить часы его жизни, но что эти часы он будет лежать в полном спокойствии.
После укола он прожил ещё пять или шесть часов. Лежал, разговаривал с женой и дочерью, разговаривал со мной, потом постепенно стал слабеть и уснул в вечность. Если бы я не сделал этого укола, он прожил бы на пять-десять часов дольше, но в невыносимой муке.
Думаю, с моей стороны это не было нарушением медицинских или моральных правил.
Но я никогда не решился бы убить человека из-за того, что он говорит, что не может больше выносить своё страдание. Врач не призван прерывать жизнь, он призван делать жизнь выносимой.
О продлении жизни
Жизнь – высшая ценность, но является ли жизнью простое её дление?
Да, для христианина смерть – последний враг, которого надо победить, но является ли победой над смертью просто искусственное поддержание жизни в ком-то, в ком её не осталось?
Является ли искусственное продление жизни частью нашей человеческой борьбы за победу жизни над смертью?
Не чувствовать - удел завидный?
Сегодня у нас есть различные средства облегчать как физические страдания, так и душевные муки. Оправданно ли употребление этих средств? Вы скажете: конечно, разве не в этом наша цель, разве не этого ждёт каждый, кто страдает?
Но в какой момент мы должны вмешаться, и до какой степени?
И какова нравственная ценность личности, которая перед лицом тяжёлой утраты предпочитает погрузиться в бесчувственность - избежать боли, страдания, ужаса утраты? Что это говорит о взаимоотношениях между этим человеком и тем, который умер?
Стремление избежать, убежать, скрыться от душевной боли - достойно ли оно человека, можно ли его оправдать? Хотел бы кто-либо из нас, чтобы его жена, мать, дочь после его смерти отказались принять горечь утраты и сказали: «Я хочу забыться, хочу чувствовать, будто он не умер или будто это не имеет значения»?
Где моя любовь, если я скажу: «Теперь, когда любимый умер, любимая умерла, – лучше забыть об этом, лучше стать бесчувственным, потому что это меня очень расстраивает»?
И ещё: какова человеческая ценность того, кто настолько боится страдания, что от страха никогда не посмотрит в лицо никакому физическому испытанию?