Бегать за ней и не думал даже. Подвернулась под руку не вовремя, как всегда это бывает.
Был утомлен и разбит после пьянки. Гриша завел в вагончик своих жертв, три подружки, явно массовочные. Она отличалась от двух других, завязанные в огромный хвост рыжие волосы, глаза светлые, шапка вся в снегу. Вообще эта троица была похожа на воробьев. Я был похож на бомжа, несмотря на работающий внутри обогреватель, все равно кутался в тулуп, на ногах были огромные вязаные носки и резиновые домашние тапки. Я был в периоде, когда хотелось пить и страдать, поэтому решил быть пьяным дедом в тулупе. Он, между прочим, был из настоящей овчинки, колол шею, раздражал, но я упорно таскал его на себе, как будто это генеральский китель. Озадаченно глянул на довольного Гришу - ловца статистов.
⁃ Замерзли девки, не серчай, дедушка. Через пол часа заберу, - режиссер закрыл за собой дверь, дурищи переминались с ноги на ногу. Одна, которая оказалась побойчее, стала раздеваться, стянула и с рыжей шапку.
⁃ А у вас тут чай наливают? - спросила наглая.
⁃ У нас тут наливают водку, - водки на самом деле не было, но очень хотелось сказать какую-нибудь гадость. Делить с ними вагон было неприятно, я уже года три как держал аскезу на общение со статистами, да и вообще мало уважения испытывал к актерам. Они были похожи на кукол, нужно было только выбрать подходящую. Рыжая мне подходила. Для чего именно ещё не знал сам, но уже тогда понял - она займет мою голову на ближайшие недели две, пока ещё идут съемки.
⁃ Приличная девушка от водки не откажется, - не унималась глава свалившейся мне снегом на голову банды.
⁃ А я чувствую, что ты совсем не приличная, так что сядь на диван и помолчи.
⁃ Грубиян.
Препираться больше не хотелось. Сценаристов мало кто знал в лицо, тем более что ходили мы свитой с Гришей и ещё парой его доверенных, так что разобрать кто из нас, кто было сложновато тем, кто в основном смотрел со стороны. Орали мы все одинаково. Работа нервная, пыльная и дурная, так ещё и вдобавок безденежная. Рыжая тоже разделась, на ней было какое-то абсолютно нелепое серое платье и почему-то желтые колготки. Какая же несуразная, чуть полновата для главных ролей, так ещё и жмется, как будто стыдится. Еще не пройдены ею огни и воды.
⁃ Поступили только? - прохрипел я, поднимаясь с насиженного места, доливая чайник водой из пятилитровой бутылки. Четырех кружек не было, да и сам чай надо было поискать.
⁃ А? - отозвалась третья, - да. Но пробуемся давно уже.
Отличительный знак всех непрофессионалов - желание казаться тем, чем они не являются. Выставлять пробами любой просмотр, притягивать за уши, насаживать сову на глобус - всё что угодно, лишь бы продать себя подороже. Их сложно было в этом винить, у девок был короткий миг молодости, за который нужно было успеть так много, ведь продавать свою зрелость умели единицы. Взрослые актрисы только потому вызывали во мне больше уважения, что сумели устоять на шаре даже будучи давно не девочками.
Чайник вскипел, со щелчком опустил язычок и запарил. Разлил в пластиковые стаканчики, пластик чуть косился и запотевал. Найдены были и остатки чая - пять пакетов, три из которых опустились в кипяток для актрис массовки. Чертов Гриша, чертовы съемки, чертовы деньги, которых всегда нет. Это с учетом того, что трат было не так много - накормить физическую оболочку, оплатить квартиру, накупить обезболивающих по шестьдесят рублей за две пластинки с двадцатью розовыми драже. И разве за это я должен сидеть тут, в десятый раз переписывать диалог, который не могут выучить два дурных человека? Я все бы простил искусству - и безденежье, и маразм всего окружавшего, но мы снимали только какую-то заказную чушь, мы брали рекомендованных кем-то идиотов на главные роли, мы уродовали саму суть творчества, мы с Гришей были монстрами, рожденными и вскормленными капитализмом.
Тем временем девчонки стали пить чай и переговариваться друг с другом, не обращая на меня внимание. Пластик дрожал от каждого прикосновения полных губ Рыжей, она шумно втягивала в себя подкрашенный кипяток и изредка бросала на меня взгляды.
Мои крашеные пепельные волосы отрасли и сбивались в колтуны на макушке, из длинных рукавов торчали бледные кисти, сводимые судорогами печати на неудобной клавиатуре ноутбука.
Скоро пришел Гриша, девочкам была пора уходить. Они стали снимать с крючков верхнюю одежду, суетно собираться. Я наблюдал за её пластикой, как доводит до самого подбородка замок пуховика, как снова натягивает шапку на голову, а потом вдруг смотрит на меня.
- До встречи, Савелий, - голос был чуть хриплым, шероховатым наощупь. Я ловил его кончиками пальцев, но он тут же таял дымкой от угасшей спички.
⁃ Бай, - ответил я, подняв в воздух руку. Наглая обернулась на пороге и добавила напоследок,
⁃ Кретин.
Глаза сохли и воспалялись, если долго ее не видел. Смеялась с подружками у кофейного аппарата, крутила волосы за секунду до того, как войти в кадр. Слепо щурился, когда кто-то заходил в павильон, ждал каким нелепым видом наградит сегодня. Гриша пух от счастья глядя на мою болезнь. Я стал вылезать на площадку в три раза чаще, приходил даже на самые идиотские сцены, даже когда во мне не было особой нужды. Однажды после мотора он сказал мне ликуя,
- А я знал, что это сработает.
- О чем ты?
- Что баба тебя заставит жить и выбьет всю чушь.
Он сделал это намерено, это была подножка от лучшего друга, можно сказать от идейного соратника. Вот же продажная гнида, все для своей выгоды. Именно тем и должно кончиться, как я сразу не догадался.
- Ты накурился что ли без меня?
- А? – обернулся обогнавший меня Гриша.
- Б, Гриша. Ты несешь какую-то несвязную чушь, а я со всей прилежностью пытаюсь тебя понять…
- Здравствуйте, - послышался знакомый тембр и текстура голоса. Все как у Булгакова, из-за угла убийцей вышла моя Рыжая.
- Привет.
Отдалялось облако смеха накуренного Гриши. В другую сторону от смеха уходила актриса массовки, чьего имени я не знал и знать не хотел.
Неделю было тихо. Хотелось не вылезать с площадки, усилием притворялся больным и находил отговорки, надо было лечиться. Написал Лике, извинился. Написал Веронике, Кате, Маше. Написал сцену, уговаривал себя, что не про Рыжую, но ни одного иного лица не видел, не слышал ни одного другого голоса в диалоге. Гриша терпел поражение, я держался из последних сил. Оставалась всего пара моторов, билеты на следующую неделю были куплены, решил срочно бежать из города, где можем случайно столкнуться. Невыносимое чувство тяжелого сердца, с каким бы удовольствием обратился бы сейчас Данко, дал бы втоптать его в пыль чужих забот, лишь бы каждый новый удар не пульсировал в висках лихорадкой мыслей.
Вышел из вагона на обед, обернулся закрыть дверь, но что-то не так было в пространстве, воздух трещал, насыщенный предвкушением встречи. Ощущал дрожь земли от каждого шага в сторону кофейни. Я заворачиваю с площадки за угол, прохожу метров сто, ее розоватая рука лежит на ручке двери места моего назначения.
- Привет.
Я смотрел ей в глаза и знал, все было кончено.
