Александр Беленький продолжает рассказ о великих чемпионах-тяжеловесах.
Ранней осенью 1988 года, когда мне самому было двадцать пять лет, я сидел дома и смотрел по телевизору все подряд, что происходило на Олимпийских Играх в Сеуле, разумеется, уделяя особое внимание боксу. Больше делать мне было нечего, так как всего за пару недель до того я вернулся из больницы весь запакованный в гипс. Настроение у меня, мягко говоря, было неважное. Летом, в спортивном лагере на Кавказе, я исключительно по своей безразмерной дури кубарем свалился с горы и лишь благодаря снисходительности Господа Бога к моему идиотизму остался жив, но с травмой позвоночника. Тогда мне казалось, что очень тяжелой, но на самом деле травма была несерьезная. Во всяком случае, так мне кажется сейчас, когда я знаю, что такое инсульт.
Олимпиада шла к концу, а тоска и страх за будущее все не уходили, и соревнования были единственным, что отвлекало меня от мыслей о себе, бедном и несчастном.
В таком вот раздраенном состоянии я и уселся смотреть олимпийские финалы по боксу. Было интересно, но я все ждал, когда же дело дойдет до тяжей, так как мне хотелось увидеть, есть ли среди молодых боксеров хоть кто-то, кто в обозримом будущем сможет побить Майка Тайсона.
Шли финалы, и на ринг вылезли два совершенно огромных мужика, для которых, казалось, нужен другой ринг, побольше (нужно понимать, что тогда мы просто не привыкли к людям таких размеров). Это были американец Риддик Боу и канадец Леннокс Льюис. Не помню, почему мне не понравился Боу. Может быть, потому, что он, поначалу проигрывая и побывав в нокдауне два раза в первом раунде, потом собрался и нокаутировал нашего Александра Мирошниченко, за которого я очень болел. Так или иначе, но еще до первого удара гонга я стал болеть за Льюиса.
В трудные минуты мы часто начинаем искать себе какую-то мистическую поддержку, даже если не очень в нее верим. Так случилось и со мной, когда неожиданно для самого себя я загадал: если Льюис победит, я поправлюсь, и у меня все будет в порядке. Леннокс довольно легко победил, и когда Боу понуро шел в свой угол, для вида, именно для вида, не соглашаясь, я понял, что буду болеть за этого парня всегда, даже если он будет драться с моим родным братом. К счастью, у меня нет родных братьев, тем более боксеров-тяжеловесов, и испытывать силу родственных чувств мне не пришлось. Представить себе тогда, что через десять лет я встречусь с Ленноксом Льюисом живьем, а потом увижу его еще не раз в разных концах света, я не мог даже во сне. Жизнь преподносит нам невероятные сюрпризы.
Когда я брал у Льюиса интервью в конце марта 1998 года, меня так и подмывало рассказать ему, какую необычную роль он сыграл в моей жизни, но я не решился. Речь была все-таки не обо мне. Льюис оказался более надежным пророком, чем наши астрологи, и скоро я забыл о своей травме, за что остался навсегда ему благодарен. Даже больше, чем врачам, вопреки всякой логике.
Тот олимпийский финал принес Льюису золотую медаль в настоящем и множество проблем в будущем, о которых он тогда, конечно, не знал.
Попробую описать этот бой так, как он мне запомнился. Леннокс Льюис и Риддик Боу были такими огромными, что даже как-то подавляли своими размерами. Помню, мне показалось, что канадец лучше настроен на бой, а Боу выглядел слегка разобранным, хотя, может быть, такое впечатление и сложилось пост-фактум. Где-то минуту или две первого раунда встреча была примерно равной, впрочем, это был еще толком не сам бой, а разведка боем. Льюис довольно скоро «выложил» на ринг свой главный козырь – отточенный великолепный по форме правый кросс, от чего Боу сразу растерялся и так и не пришел в себя.
Первый нокдаун, в который Риддик попал от правого кросса Льюиса, еще не гарантировал победу. Мирошниченко тоже посылал Боу в нокдаун, причем дважды, а потом был нокаутирован. Однако, отчетливо помню, что когда бой возобновили, у Риддика был совершенно обескураженный вид. Второй нокдаун не заставил себя долго ждать, а затем и третий, и бой остановили во втором раунде.
Риддик Боу был совершенно избит, причем даже не столько физически, сколько морально. У него был вид обиженного ребенка, побитого во дворе, которого мама успокаивает, вытирая крупные слезы, и ведет домой. Тем забавнее было через несколько лет читать воспоминания Боу об олимпийском финале. Там было непонятно, кто вообще побывал три раза в нокдауне, ну и, конечно, было много рассуждений на тему, что рефери поспешил остановить встречу. Не поспешил. Да и Боу тогда в Сеуле, а не потом в Америке, ему возражал, как я уже сказал, только для вида.
Однако если Боу после Олимпиады все время был на виду, то Льюис исчез. То есть исчез для американцев, для большинства из которых границы их страны являются и границами мира. Тем более в то время. А Льюис вернулся в Великобританию, именно вернулся, так как он был родом оттуда. И здесь придется остановиться подробнее на его происхождении.
Леннокс Льюис родился 2 сентября 1965 года в Вест Хэме недалеко от Лондона в семье выходцев с Ямайки. Отец рано бросил семью, и Леннокс остался со своей матерью Вайолет.
Ямайцы – это совершенно особый народ. Когда в XVIII и XIX веках из Африки в Америку шли корабли с рабами, на Ямайке по традиции избавлялись от самых бузатеристых. Здесь многие из них бежали с плантаций и со временем основали в центральной части острова общины, членов которых называли марунами. Власти так ничего и не смогли с ними поделать. Вдохновленные их примером, местные темнокожие добились свободы раньше соплеменников в других странах, а освободившись окончательно, прежде всего, научились ничего не делать и блаженствовать от этого. Национальная ямайская музыка рэгги прекрасно отражает этот не самый вредный взгляд на жизнь.
Когда я интервьюировал Льюиса, у меня создалось впечатление, что блаженство ничегонеделания знакомо ему не понаслышке. Ощущение это еще усиливалось от остатков характерного тягучего карибского акцента, который не смогло выбить долгое проживание в трудолюбивых Англии и Канаде. Вообще-то, Леннокс известен своим усердием на тренировках, но несколько раз он давал волю своей ямайской натуре. Эта особенность еще сыграет с ним не одну злую шутку.
Представления об удовольствиях у него тоже были вполне ямайские с несколько деятельно-интеллектуальным уклоном. Когда я спросил Леннокса, чем он занимается в свободное время, он ответил: «Играю в шахматы», и глаза его при этом ярко блеснули, как у алкоголика, с которым заговорили о любимом сорте водки. Еще он сказал, что очень любит путешествовать и наслаждаться сменой обстановки.
Однако впервые Ленноксу пришлось сменить обстановку не от любви к перемене мест. Просто, когда ему было 12 лет, его семья перебралась в Канаду, и здесь у него неожиданно начались серьезные проблемы с ровесниками. Причиной послужил его лондонско-карибский акцент и чисто английские школьные жаргонные выражения, которых здесь просто не понимали. Часто его слова вызывали смех, и он искренне не мог понять, чему смеются его одноклассники.
Поодиночке досаждать ему не решались, так как он был едва ли не самым крупным парнем своего возраста в школе, но объединившись, иногда начинали по-настоящему травить. Именно из-за этого Леннокс и начал заниматься боксом. Проблемы в школе это решило в момент, но какой-то барьер между ним и местными ребятами остался навсегда. Зато в спортзале его талант стал ясен сразу. Кроме того, как когда-то Мохаммед Али, он мог до смерти замучить тренера, расспрашивая обо всем, что казалось ему важным.
ПРИМЕЧАНИЕ. Его тренерами были Арни Бем и Адриан Теодореску. Бем, хоть и родился в Канаде, но был немцем, а Теодореску был румыном. Оба учили Леннокса тому боксу, который знали сами – восточноевропейскому, который в Америке называется «русский бокс». Я знаю, что русский и румын, как правило, работают по-разному, но американцы в этом не так сведущи. Поэтому про уже давно выросшего Льюиса долго говорили, как про «канадца, который боксирует, как русский».
Леннокс оказался благодарным учеником. Он всегда поддерживал очень теплые отношения и с Бемом, и с Теодореску. Когда он победил Майка Тайсона, Арни Бем, сидевший среди зрителей, сказал: «Я чувствую себя так, как будто сегодня добился своей главной цели». Было 8 июня 2002 года. А 9 октября этого же года Арни Бем скончался. Ему было 69 лет. Рано, конечно, но хорошо, что он успел увидеть триумф своего ученика.
Леннокс потихоньку осваивался в Канаде, обзаводился друзьями, но все-таки оставался здесь не до конца своим. Это будет преследовать его всю жизнь. Он уже никогда и нигде не будет до конца своим, но трудно найти человека, которого бы это меньше беспокоило.
Он стал выступать на любительском ринге, легко пробился в олимпийскую сборную 1984 года, но во втором бою по очкам проиграл будущему чемпиону Игр американцу Тайреллу Биггсу. Надо сказать, что Льюис относился к бойцам «позднего созревания», как и Эвандер Холифилд, поэтому не стоит удивляться тому, что в 20 лет он не бил всех подряд, как Тайсон. Этим объясняется его до поры до времени весьма скромная любительская карьера. Но дальше пошло все веселее и веселее.
Льюис отказался от нескольких более-менее серьезных предложений о переходе в профессионалы и пока остался любителем. Между двумя Олимпиадами он выступил на множестве турниров, далеко не всегда удачно. Среди прочих он проигрывал нашим тяжеловесам Вячеславу Яковлеву и Валерию Абаджяну, но постепенно набирал форму. В неудачно для него начавшемся 1987 году он проиграл по очкам кубинцу Хорхе Луису Гонсалесу на Панамериканских Играх и немцу из доживавшей последние годы ГДР Улли Кадену на Кубке мира. С Гонсалесом он рассчитался в конце того же года, а с Каденом – уже на Олимпиаде в Сеуле. Надо думать, бедный немец очень удивился, когда Леннокс нокаутировал его в первом раунде. Это был уже совсем другой Льюис. Он дозрел. Количество, наконец, перешло в качество. До этого в первом бою он нокаутировал во 2 раунде кенийца Одеру. В полуфинале поляк Заренкевич на ринг не вышел. В финале Льюиса ждал Риддик Боу, а когда дождался, то горько пожалел об этом. На том его затянувшаяся любительская карьера и закончилась.
Американцы не любят вспоминать что-то неприятное, потому они быстро забыли неведомого канадца, который огорчил их в олимпийском финале, а Льюис о себе не особенно и напоминал. Он принял решение вернуться в Англию. Почему? Я не могу дать ответ на этот вопрос. То есть, все плюсы этого поступка с чисто практической точки зрения не перевешивают минусов. Леннокс не мог не понимать, что на родине ему никогда не простят, что на Олимпиаде в Сеуле он завоевал золото, выступая за Канаду, и отношение к нему будет соответствующим. К тому же, едва вернувшись в Великобританию, он столкнулся со старой проблемой – языковой. Могу сказать по собственному опыту, что британцы любят американский акцент даже меньше, чем американцы британский, а одиннадцать лет жизни в Канаде дали себя знать – в дополнение к карибскому протяжному прононсу в его речи появилась и характерная заокеанская гнусавость. Ему стали пенять на то, что он не сохранил не только родину, но и язык. В ответ Льюис только пожимал плечами и рассказывал о том, как в Канаде его доставали сверстники за британский акцент. Так он стал чужим среди своих, а своим среди чужих он никогда и не был. Его можно было бы пожалеть, если бы его самого это хоть чуть-чуть печалило. Фрэнк Малоуни, бывший менедежром Льюиса больше десяти лет, говорил мне, что это он, Малоуни, сделал его англичанином и что сам Леннокс – убежденный космополит и национальные проблемы не то что не волнуют его, а вообще для него не существуют.
ПРИМЕЧАНИЕ. Впрочем, не знаю, можно ли верить Фрэнку Малоуни. Дело в том, что я его видел и даже интервьюировал в начале 2000-х. Это был крошечный, но ярый мужик, повсюду ходивший вместе с молодой девушкой, которую он ясно за что выбрал: у нее были длинные и очень красивые ноги, которые она всячески подчеркивала. Тогдашняя мода это позволяла. Кто-то мне сказал, что вообще-то Малоуни раньше всюду «ходил» с двумя такими девушками. Это он, видимо, постарел. Так или иначе, но его интересы не вызывали сомнения.
Каков же был всеобщий шок, когда в 2014 году в возрасте 61 года Фрэнк вдруг заявил, что он не Фрэнк, а Келли (Kellie – женское имя) Малоуни, трансгендерная женщина! «Он» уже начал превращаться в «нее», и в 2015 году этот сложный процесс был закончен.
Потрясенного Леннокса спросили, что он об этом думает. Помню Льюиса в этот момент. Глаза его блуждали в недоумении, он силился понять, что произошло. Наконец, Леннокс сказал, что уважает желание Фрэнка стать Келли, и пожелал ему, а ныне ей всего хорошего.
Я сам безразлично отношусь к «перерождению» Фрэнка. Считаю, что это его дело. Разве что стал гораздо меньше доверять его суждениям. Малоуни считал(а) Леннокса космополитом? Говорил(а), что он сам не знает, англичанин он, канадец или ямаец? Не знаю, не знаю. Сам он (или она, или оно), по-моему, очень долго не знал, какого он пола. Где ему судить о таких сложных или простых вещах?
Но независимо от Малоуни, у меня возникал вопрос: зачем Леннокс вернулся в Великобританию и остался британцем, хотя чем дальше, тем больше неудобств ему это причиняло? Непонятно. В свое время американская пресса много писала о том, что Льюис вернулся в Англию из чисто корыстных соображений. Какая корысть, если это создавало ему такие проблемы? Во-первых, между англичанами и американцами нет особой любви. И не особой – тоже. И с той, и с другой стороны есть свои претензии. Во-вторых, тяжелый вес в 80-90-е годы прошлого века – это национальная вотчина американцев, и чужаков там не терпят. Канадец? Ладно, сойдет. Но англичанин? Нет! Достаточно вспомнить американское выражение “horizontal heavyweights” (горизонтальные тяжеловесы), которое означает «британские тяжеловесы». Льюису еще предстояло не один год помучаться из-за этого и победить этот стереотип, о чем еще речь пойдет. И ладно бы родина его любила, но она так по-настоящему его и не приняла. Тогда почему? Леннокс в ответ на этот вопрос только улыбается.
Наверно, ямайская (в этом, по крайней мере, никто не сомневается) душа Леннокса требовала отдыха после Олимпиады, и свой первый профессиональный бой он провел почти через десять месяцев – только 27 июня 1989 года в Лондоне с неким Элом Малколмом, у которого поражений было чуть больше, чем побед. После знакомства с Льюисом прибавилось еще одно: Леннокс нокаутировал его во 2 раунде. В этом году Леннокс провел еще пять боев. Четверо из этих его противников были такими же мешками, как и первый, но последний, Грег Горрелл считался неплохим боксером – потому, наверно, и продержался дольше всех – аж до 5 раунда.
Следующий год тоже получился очень тихим. Льюис по-прежнему встречался с мешками и побеждал их. В 1990 году таковых было восемь, и только одному из них, нещадно битому, удалось «дожить» до финального гонга. В последнем бою этого года, с весьма скромным бойцом из Франции Жаном Морисом Шене, которого Льюис нокаутировал в 6 раунде, он завоевал титул чемпиона Европы (EBU).
За все это время Льюис дрался в США только один раз, в своем втором бою, и еще два раза в Канаде, а все остальные бои провел в Великобритании. В Америке его совершенно забыли, так как его титул чемпиона Европы значит там не больше, чем титул чемпиона Атлантиды. Но Льюис скоро всем о себе напомнил.
6 марта 1991 года в Лондоне Льюис встретился с известным британским боксером Гэри Мейзоном. Это был бой на выживание, не в смысле физическом, а в смысле перспективы. Оба шли без поражений, а Мейзон даже входил в рейтинговые десятки ведущих организаций. Поражение для любого из них означало, что он навсегда, или, по крайней мере, очень надолго, останется в лучшем случае провинциальной звездой.
Американские эксперты того времени знали Мейзона, так как он отколошматил нескольких американских бойцов средней руки, и даже полагали, что у него есть кое-какие шансы добиться чего-то на заокеанском, в смысле американском, ринге, не чемпионского титула, конечно, но хотя бы чего-нибудь, и весть о его поражении встретили с известным удивлением. Как, какой-то другой англичанин нокаутировал в 7 раунде Мейзона, имевшего на счету только 35 побед, и ничего больше? А кто? Тот самый Льюис, который нокаутировал Риддика Боу в олимпийском финале? А он жив еще? А где он был все это время? В Англии? А что он там делал? Ах, он теперь англичанин?! С ума сойти! Самое забавное, что я, не очень нарушая стиль, пересказываю вам статью из журнала “The Ring”, набранную не очень крупным, не таким, как свои, главные, бои, шрифтом.
В Англии Льюис учился, пригласив для этого выдающегося, но недооцененного американского тренера Джона Дэвенпорта, чей тяжелый и неуживчивый характер создал ему множество проблем, но с Ленноксом они поладили, по крайней мере на какое-то время. Именно Дэвенпорт полностью перековал его «русский бокс», как его понимали, не обязательно правильно, американцы, и заложил все то, что остальные потом только развивали. Льюис перестал стоять, будто аршин проглотил, стал много работать корпусом. Тренер сделал огромного парня пластичным и гибким, научил расслаблять шею при пропущенном ударе и таким образом амортизировать его. Наконец Дэвенпорт поработал и над его ударной техникой. С правым кроссом ничего делать было не надо, но он сделал джеб Льюиса сильнее, поставил ему хороший левый боковой и апперкот с обеих рук. Нельзя сказать, что раньше этих ударов у Леннокса не было, но он ими явно недостаточно пользовался. Только сделав все это, Дэвенпорт счел, что Леннокс готов к каким-то серьезным испытаниям. Первым из них и стал Гэри Мейзон, а вторым – экс-чемпион мира Майкл Уивер, бой с которым состоялся 12 июля 1991 года в Америке в городе Стейтлайн, штат Невада.
Сам поединок получился не очень интересным, чего не скажешь о финале. Льюис, проводивший по существу свой дебютный бой в США, не хотел рисковать и пять с половиной раундов всаживал в физиономию Уиверу один джеб за другим, но стоило Майклу в шестом раунде на долю секунды опустить левую руку, открыв челюсть, как туда влетел правый кросс Льюиса. Нокаут.
23 ноября 1991 году Льюис заплатил Тайреллу Биггсу олимпийский долг семилетней давности. В третьем раунде он трижды посылал Биггса на пол, пока рефери не остановил встречу. В общем, новый 1992 год он встретил уже достаточно уважаемым в Америке бойцом, хотя ей было тогда не до него и даже не до чемпиона Холифилда. А как же – Тайсона сажали.
Ленноксу было нелегко найти соперников в Америке. Восходящие звезды драться с ним не хотели. Приходилось драться с теми, кто соглашался. Он провел два незначительных боя в апреле и августе, после чего ему, что называется, обломилось.
Промоутерам надо было как-то разогревать публику, раз уж не было Тайсона, который разогревал ее до точки кипения сам, и, как уже говорилось, созрела идея провести суперсерию боев между четырьмя сильнейшими тяжеловесами. Первым был, естественно, чемпион мира Эвандер Холифилд, от которого очень хотели избавиться. Вторым – Донован Раддок, завоевавший свое место благодаря двум не так, чтобы сокрушительным поражениям от Тайсона. Известный комментатор Лэрри Мерчент был с публикой по этому вопросу не согласен, но его до поры до времени не слушали. Третьим – самый перспективный из молодых американских тяжей Риддик Боу, которого Льюис нокаутировал на Олимпиаде, но который хорошо зарекомендовал себя с тех пор на профессиональном ринге. И, наконец, четвертым – сам Льюис.
Надо думать, что Леннокса взяли «до кучи», хотя, возможно, свою роль здесь сыграла его победа над Боу в олимпийском финале. Странно было бы включить в суперсерию самого Боу и не брать боксера, который побеждал его не так давно, пусть и в любителях. Тем более, что это поражение было у всех на памяти. Тем не менее, американцы очень мало верили в то, что Льюис сумеет повторить свой олимпийский успех с новым Риддиком Боу, и в то, что он сможет победить кого бы то ни было из этой троицы. Был проведен опрос и оказалось, что только восемь процентов американских болельщиков считали, что именно Леннокс Льюис выйдет победителем суперсерии.
Эта цифра не должна никого удивлять своей малой величиной. Просто она точно отражала свое время и Америку в этом времени. Меня, если честно, удивляет другое. Не то, что на Льюиса ставили ВСЕГО восемь процентов «аудитории», а то, что на него ставили ЦЕЛЫХ восемь ее процентов. Значит, Льюиса все-таки знали. Учитывая ксенофобский характер американских болельщиков, эта цифра достаточно высока.
Промоутеры долго совещались между собой и с телевидением, в результате чего была, наконец, достигнута договоренность, что Эвандер Холифилд будет защищать свой титул против Риддика Боу, а Донован Раддок будет драться с Ленноксом Льюисом, после чего победители обеих пар встретятся между собой. То, что Раддоку предписали провести своего рода отборочный матч, было совершенно справедливо – все-таки как-то неудобно давать боксеру драться за титул после двух поражений подряд. Правда, Раддок постоянно говорил о них так, как будто он победил в обеих встречах, но дела это не меняло.
В том, что против Холифилда дрался не Льюис, а Боу, тоже была своя логика, но не спортивная, а коммерческая. Льюис был здесь, в Америке, чужой и по популярности значительно уступал Боу, что не могло не отразиться «на кассе». Впрочем, Льюис и не жаловался – с Раддоком, так с Раддоком. Тем более, что с ним у него были старые счеты. Двенадцать лет назад он проиграл Раддоку юниорский любительский бой, когда трое судей из пяти отдали предпочтение Доновану, о чем тот теперь рассказывал каждому встречному и поперечному, как будто это произошло вчера.
Момент истины для Леннокса Льюиса и Донована Раддока, а также момент прозрения для многих миллионов поклонников бокса настал 31 октября 1992 года. Бой проходил в Кенсингтоне, Великобритания. Для некоторых этот момент пришел даже раньше. Раддок явно очень нервничал перед боем, что выливалось в ряд пренебрежительных, а иногда и оскорбительных высказываний в адрес Льюиса, но тот оставался спокоен. Его поведение произвело сильное впечатление на Лу Дуву, тренера Эвандера Холифилда, который сказал: «Леннокс произвел на меня сильнейшее впечатление. Он может просто взять и нокаутировать Раддока». Это, кстати, говорит о том, что он видел Льюиса и ценил его.
Так они и вышли на лондонский ринг: Льюис, спокойный, как удав, и Раддок, выкрикивающий последние оскорбления. Наконец, поединок начался. Раддок налетел на Льюиса, но тот держал его на своем джебе на нужной дистанции, не давая ему нанести свой коронный левый полухук-полуапперкот. В какой-то момент Раддоку «удалось» забодать (не ударить) Льюиса головой в живот. Леннокс, зажимая ему голову, стал усаживаться на канат, но рефери быстро развел их. Затем было много возни, которая, однако, не выглядела возней, так как проходила на большой скорости. Одна из попыток Раддока атаковать привела к тому, что он получил джеб Льюиса. Это было больно. Сразу стало видно, что этот удар у него поставлен.
Леннокс явно чего-то ждал. Чего именно, он сказал после боя. Льюис просмотрел множество боев Раддока и обратил внимание на то, что тот часто опускает левую руку, особенно когда собирается нанести свой коронный удар, и вот сейчас он терпеливо ждал, когда Раддок повторит свою коронную ошибку. И дождался.
За 8 секунд до конца первого раунда Льюис выбросил свою правую руку точно в челюсть поверх чуть опустившейся руки Раддока, и тот на долю секунды задержавшись на ногах, рухнул на пол. Донован успел встать до того, как рефери закончил счет, но все равно от нокаута его спас только гонг.
Во втором раунде Льюис сразу обрушился на Раддока. После его серии из левого хука и правого кросса канадец снова оказался в нокдауне. Раддок быстро встал и попытался атаковать, но его левый хук и правый апперкот просвистели мимо цели. Льюис ответил на это двумя прямыми и коротким левым боковым. Раддок упал снова, и на этот раз рефери даже не потрудился открыть счет. Это был нокаут.
Льюис, как и весь остальной мир в тот день, еще не знал, что стал чемпионом мира по одной из версий. Это выяснилось только через месяц. А пока всегда такой спокойный и уравновешенный Леннокс, которого много раз упрекали за излишнюю рассудительность на ринге, придя после победы к себе домой, к удивлению соседей от полноты чувств вышиб дверь, сорвав ее с петель. Надо отдать должное его миролюбию. Например, футбольные болельщики обычно обращают как свою ярость, так и радость, которая мало чем от нее отличается, на чужую собственность. Леннокс Льюис, показав себя поистине цивилизованным человеком, в момент крайнего возбуждения, расколошматил собственную очень крепкую дверь. Если бы он знал, что ждет его в ближайшие одиннадцать лет, плохо пришлось бы всему его дому. А пока он, как Паганель из «Детей капитана Гранта», нежданно-негаданно оказался на корабле, который, если не ошибаюсь, назывался «Дункан». Впрочем, не совсем так. Паганель ведь по рассеянности перепутал корабль и в результате очутился на «Дункане», где оказался очень кстати. Леннокс Льюис сел на тот самый корабль, чемпионский, на который хотел, но где совершенно не хотели его. Впрочем, об этом чуть позже.