Глава двенадцатая.
Кармен Гонсалес решила воспользоваться своим правом хранить молчание и не свидетельствовать против себя и отказалась напрочь сотрудничать со следствием. Следователь оказался терпимым и цивилизованным куклом и даже не пытался оказывать какое-либо психологическое давление на задержанную девушку. А зачем? Ведь у него на руках и так были весомые улики против Кармен. И её признание вины или непризнание таковой ничего по большому счёту не меняло.
Её увели в камеру следственного изолятора, где собирались держать под неусыпной стражей до самого суда. В камере девушку тоже ждала малоприятная встреча с другой арестанткой, которая также была куклой. Последняя по-прежнему сидела на самом полу и раскладывала карты пасьянсом. На воле она любила эту игру на компьютере, но в СИЗО таких благ цивилизации не предоставляют, и максимум, на что могут рассчитывать арестанты, это на просмотр телепередач.
‒ А, новенькая? – сказала кукла-грабительница введённой в камеру девушке. – Ну, проходи, не бойся! Располагайся, соседка, ты здесь надолго, а в ногах, как известно, правды нет.
Это для Кармен было ещё одним шоком: кукла-арестантка, кукла-уголовница, с которой теперь придётся сидеть и делить столь тесное пространство.
‒ Ты кто такая? – спросила Кармен куклу.
‒ Я-то – кукла, как видишь. А ты – человечка.
‒ Как ты меня назвала? – решила Кармен, что ослышалась.
‒ Ну, человечка – это человеческая девушка или женщина, ‒ разъяснила кукла значение употреблённого ею необычного для Кармен слова.
‒ Слово просто странное, никогда не думала, что у слова «человек» есть женский род или, как сейчас говорят, феминитив.
‒ У вас-людей, может, и нет, а у нас-кукол – есть. Ну, давай, наконец, познакомимся, что ли! Тебя как зовут? – продолжала интересоваться кукла новой соседкой.
‒ Кармен Гонсалес. А тебя, кукла, как-нибудь зовут?
‒ Странная ты девушка, Кармен! Конечно, меня как-нибудь зовут! Тиффани я. И жених у меня есть – кукла Чаки.
От такого признания Тиффани внутри у Кармен всё похолодело, а на лбу выступил нервный пот. В детстве она неоднократно смотрела этот ужастик про куклу-убийцу с душой маньяка-душегуба Чаки. И невесту его звали Тиффани.
‒ Да, что ты так перепугалась, девочка? – засмеялась кукла. – Про куклу-убийцу Чаки вспомнила? Не боись, мы не куклы-убийцы!
‒ А за что тогда сидишь? – по-прежнему испуганно глядя на куклу, спросила её Кармен.
‒ А сижу я за грабёж посреди белого дня. Вместе с Чаки грабанули ювелирный салон в центре Рейамо, на улице Марко Аугусто Кироа. Спёрли драгоценностей на двадцать пять миллионов песо.
‒ Ну, вы, куклы, даёте! – удивилась и в то же время возмутилась Кармен. – А я-то думала, что куклы преступления не совершают!
‒ Ха! Думала она! Ты же смотрела фильмы про Чаки, судя по твоей реакции, когда я назвала имя моего жениха!
‒ Да, но вы начисто ломаете все устоявшиеся на ваш счёт стереотипы!
‒ Какие ещё стереотипы, о чём ты, девочка?! – не понимала Тиффани. – Это у вас-людей стереотипы в головах засели, а наш Кукольный Мир сам на себе не зациклен и другие миры тоже познаёт и изучает. Мы обо всём и обо всех хотим иметь ясные представления, лишённые всяких предрассудков и стереотипов.
‒ Цивилизованно, однако! – продолжала удивляться Кармен, по-прежнему считая, что потихоньку сходит с ума.
‒ А то как же! Мы – продвинутый мир! – гордо заявила кукла. – Не то, что ваш! Вот скажи мне, Кармен, ваша человеческая наука ещё не доказала, что параллельные миры существуют, а куклы – живые существа?
‒ Нет, пока-что... ‒ немного смущённо ответила Кармен.
‒ Вот! А наша уже давно это доказала. Я имею в виду, что параллельные миры существуют. А то, что мы – живые, мы это всегда знали, тут и доказывать нечего. Веришь ли?
‒ Приходится верить! – со вздохом ответила Кармен, пожимая плечами. – Ничего другого здесь и не остаётся.
‒ И что всё происходящее сейчас с тобой – не бред, а реальность, тоже веришь?
‒ Верю, что же ещё мне остаётся?
‒ Ну, вот и славненько, Кармен! – обрадовалась почему-то кукла. – А тебя-то за что замели? Что натворила?
‒ Уж, не знаю, стоит ли рассказывать тебе...
‒ Колись давай! Откровенность за откровенность! Я же сказала тебе, за что сижу!
‒ Ну, хорошо, но тебе это точно не понравиться, Тиффани! Я кукольный домик один до тла спалила.
‒ С ума сошла, девчонка! Тут по телеку в новостях сказали, что сгорел дом Мальвины Виолетты Мендисабаль Гонсалес. Так, это твоих рук дело?! – возмутилась Тиффани.
‒ Да, моих, к сожалению! – уже почти раскаянно произнесла Кармен, не смея глядеть в глаза кукле.
Кармен была готова к потенциальной агрессии со стороны своей кукольной сокамерницы, но та только с грустью посмотрела на девушку и продолжила:
‒ Да ты хоть знаешь, чей дом ты спалила, девочка?
‒ Теперь уже знаю. Дом хозяйки вашего города, верно?
‒ Ага, верно! – с укоризной и иронией подтвердила Тиффани. – А ты понимаешь, что тебе за это будет?
‒ Понимаю, Тиффани, век мне воли не видать. Так это у вас говорится?
‒ Ну, век не век, конечно, а лет десять тебе, красавица моя, точно светит. И это вполне себе реально! Так что, мой тебе совет дружеский, Кармен: раскайся, признай свою вину, пока не поздно. Искренне признай, а не формально, как вы, молодые люди, это любите делать. К великому счастью для тебя, никто не пострадал. Ну, в смысле, что никто не погиб, все выжили. А то было бы тройное убийство!
‒ Ты и это знаешь, кукла? Так вот, знай ещё, что я чуть свою же родную сестру не спалила заживо.
‒ Твою родную сестру?...
‒ Да! Пилар – моя младшая сестра тоже была в том доме!
Тут внезапно на Кармен нахлынула такая сильная волна отчаяния и раскаяния за свои действия, что она медленно на глазах у Тиффани опустилась на колени, затем приняла сидячую позу и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Отложив свой пасьянс, Тиффани приблизилась к плачущей девушке, обняла её и начала утешать.
‒ Ну, полно тебе так убиваться, девочка! Ты прямо моё сердце разрываешь! Все же живы!
‒ Ты не понимаешь, Тиффани! – говорила Кармен плачущим голосом. – Моя сестра рано или поздно узнает об этом. Если даже когда-нибудь она меня и простит, я сама себя не прощу, что хотела ей смерти, да ещё такой ужасной!
‒ Простит, конечно, простит! – уверяла Тиффани девушку, не заметив, как у самой на глаза проступили слёзы.
‒ Но я себя не прощу! – по-прежнему твердила Кармен.
‒ У тебя есть ещё шанс искупить свою вину перед теми, кто был в созжённом тобой доме. Говорят, что сеньора достаточно добра и милосердна. Если ты ей покаешься и попросишь искренне у неё прощения, обязуешься отработать, она, может быть, простит тебя.
‒ Да! Я так и сделаю, Тиффани! Обязательно! И сегодня же попрошусь к следователю и дам признательные показания, и всё расскажу, почему я это сделала.
‒ Сегодня, боюсь, уже поздно, да и следователь, наверно, уже ушёл. Завтра. Утро вечера мудренее, Кармен. Скоро нам с тобой ужин должны принести. Здесь хорошо кормят, нормальная еда, всё съедобно. Поужинаем, посмотрим телек и отбой. А завтра со свежими силами пойдёшь к следователю давать свои показания.
Тем временем мать Пилар и Кармен и жена Фернандо Гонсалеса с ног сбилась, разыскивая своих пропавших дочерей. Сеньора Фелипина никогда ничего не слышала о потусторонних мирах и о паранормальных явлениях и, естественно, в них не верила. Она поспешила связаться с адвокатом всей семьи, сеньором Лопесом, который в тот момент ума не мог приложить, куда вдруг делся дневник Армандо Гонсалеса младшего. Эта таинственная общая тетрадь с твёрдой обложкой исчезла так же внезапно, как и появилась.
‒ Чертовщина какая-то! – возмущался Лопес. – Куда я его зафиговал?
Поиски дневника неожиданно прервал стук в дверь.
‒ Я к Вам, сеньор Лопес. Можно? Вы не очень заняты? – осведомилась донья Фелипина.
‒ Да нет, сеньора, для Вас я всегда свободен! – весьма приветливо ответил Хосе Игнасио, хотя был очень удивлён столь поздним визитом. – Что-то случилось? Чем обязан Вашему визиту?
‒ Умоляю Вас, помогите! Пропали обе мои дочери: Пилар и Кармен! Исчезли бесследно, никто их со вчерашнего дня не видел.
‒ Ну, вообще-то, это не ко мне, Вам надо обращаться в полицию, сеньора, ‒ заметил адвокат.
‒ Я знаю, я уже обратилась, по моему заявлению уже работают. Но я подумала, а вдруг они обе у Вас.
‒ У меня? – удивился адвокат. – А что им у меня делать?
‒ Хотя бы узнать, как там Фернандо. Вы были у него?
‒ Да, я был у Фернандо перед отъездом. Знаете, сеньора, много странностей в этом деле.
‒ О чём Вы, Хосе Игнасио?
‒ Да всё странно, от начала и до конца! А тут ещё этот таинственный дневник Вашего шурина Армандо Гонсалеса то появляется из ниоткуда, то исчезает в никуда.
‒ Дневник Армандо Гонсалеса, брата моего мужа? – удивилась вдруг донья Фелипина.
‒ Да, сеньора, представьте себе! Оказывается, что Ваш шурин «умел писать».
‒ Это же невозможно, дон Хосе! Армандо был умственно отсталым, у него была средняя, кажется, степень олигофрении. Карлик был и по росту, и по уму.
‒ Верю, верю! Тем более, что его лечащий врач в психдиспансере это полностью подтвердил.
‒ А покажите мне этот дневник, дон Хосе! – попросила донья Фелипина адвоката.
‒ Не могу, к сожалению, этого сейчас сделать, донья Фелипина. Исчез куда-то, весь божий вечер ищу его и не нахожу! Всё уже перерыл, везде искал, где только можно и где нельзя. Как корова языком слизала!
‒ Так, может быть, и не было его вовсе? – усомнилась женщина.