2
Угрюмый работал в колхозе. В начальники-бригадиры не лез, старался получить задание, где можно было работать одному. Зная его характер, ему и подбирали такую. Мастером большим не был, но делал всё по-деревенски добротно, основательно. Как говорится, если и заколачивал гвоздь, то по самую шляпку и на размер длиннее нужного. Но между тем на «магарычёвые» заказы от сельчан мужики старались его не брать. Это же милое и чуть ли не главное дело после работы посидеть кружком на травке, крепенько так выпить да потрепаться всласть без баб! А Угрюмый был непьющим, разговоров не поддерживал. Посидит сычом с полчаса для приличия, соберёт в узелок заработанные харчи да и отвалит по-тихому. Черте, что за мужик!?
Но была у Угрюмого особенность, очень его от других отличающая, которая заставила окружающих его немало и уважать, и удивлять к тому же.
Булгаковка была ближайшей деревней к лесхозу и хуторам. Пилили лес в основном свои деревенские мужики и в сезон оттуда неделями практически не выезжали. А хутора так те и вовсе относились к одному и тому же населённому пункту, то бишь к Булгаковке, и люди там жили постоянно.
Телефонную связь, порушенную в войну, ещё не наладили, как, кстати, и электричества не подвели, дома, как и до войны, освещались керосиновыми лампами . О рациях даже и не мечтали, и не заикались районному начальству. В общем технической связи между населёнными пунктами не было никакой. А это порой создавало немалые проблемы. Лошадей, чтобы отрядить посыльного, было мало и все при деле, а коли нужно было передать какаю-то информацию, либо вызвать кого, весточку, письмецо там какое, а то и телеграмму доставить с приезжающей из района почтовой машины — снаряжали особого, так сказать, гонца. Часто того, кто свободен или под руку попадётся, бывало, совсем неподходящего, а то и безалаберного, безответственного человека. А что делать? Одного такого как-то отправили на кобыле в хутор, а он накулюкался, свалился с лошади на краю болота да и утоп. Спасибо кобыла почти сутки стояла над телом, покуда не нашли горемышного.
А тут ещё «партизаны», или кто они там такие, объявились, и теперь уже мало кто проявлял желание соваться одному в лесную глушь.
И вот, когда как-то раз возникла необходимость срочно вызвать одного из лесорубов к внезапно заболевшей матери да и доставить заодно накопившуюся почту, Угрюмый подошёл к председателю: я пойду. Ты ж не местный, заплутаешь? Ничего, только и был ответ.
Угрюмый оставил у председателя ящик с инструментом, заглянул домой, свистнул Репейников и этим же утром ушёл.
Вернулся он на великое удивление всем быстро, когда рабочий день ещё не закончился. Кивнул председателю и, забрав свой инструмент, продолжил работу. А сын-лесоруб на лошади приехал к матери только, когда уж совсем стемнело. Люди поудивлялись такой ходкости, но с того раза Угрюмый и стал исполнять обязанности вроде как порученца-почтальона. И делал он это, судя по довольному лицу, с большой охотой. Хлебом не корми, дай повод улизнуть в лесную глушь. Хотя этот род занятий был его, так сказать, работой по совместительству. А так он, как и все колхозники, делал то, чему пришла пора делаться.
Почему он всегда возвращался так быстро? Как такое возможно? На эти вопросы Угрюмый по обыкновению отмалчивался.
Однажды двое парней, загоревшихся желанием разгадать эту загадку, на двух лошадях, по лесной дороге, обводящей некрутой дугой болота, отправились за Угрюмым. Чуть погодя, в тот же адрес. Ехали ходкой рысью, никого не встретив и не догнав, но, прибыв на место, с изумлением узнали, что Угрюмый, передав, что надо, уже с полчаса как ушёл... Ребята не обнаружили его и на обратной дороге, а когда приехали в Булгаковку, увидели, что в окнах его избушки горит свет. Стало быть хозяин уже дома.
Даже, если предположить, что Угрюмый шёл напрямки по гиблому болоту аки посуху, месту, куда даже опытные старожилы-охотники, никогда не совались, считая топь непроходимой, и это как-то совпадало с затраченным временем, скорость его хода была необыкновенной. Правда, Угрюмый, получив задание, на ночь глядя старался в путь не отправляться. Да и нужды в этом особой не было.
Хотя был один, особенно запомнившийся людям, случай. Как-то уже под вечер к Угрюмому забежал местный мальчонка шести лет. Собаки его пропустили. Плакал: дяденька Угрюмый, сходи, Христа ради на хутор, пусть меня заберут дедушка с бабушкой. Мамка с отчимом сильно пьют, я не емши, а отчим, тот меня побил уже столько-то раз. Угрюмый позволил мальчишке погладить Репейников, покормил, уложил спать, а сам, один без собак, ушёл в ночь. Вернулся под утро. А на следующий день прямо к дому Угрюмого подъехали на телеге бабка с дедом и забрали пацана.
Осенью уже сорок седьмого года выяснилось и ещё кое-что странное про Угрюмого.
Как-то раз он в обычном одиночестве тихонечко чинил себе подгнивший пол в классе, где шёл урок немецкого языка. Вела его учительница Лиля Сергеевна, девушка двадцати одного годочка, приехавшая прошедшим летом по распределению в Булгаковку. Она стала преподавать в школе русский язык, литературу, ну и в связи с отсутствием специального учителя, язык немецкий. И вот когда Лиля Сергеевна в десятый раз повторила какую-то расхожую немецкую фразу, пытаясь вколотить её в ребячьи головы, из угла, где возился Угрюмый, по-немецки донеслось (перевожу): вы, уважаемая, неправильно строите и произносите это предложение, а нужно, мол, вот так. Ну, и выдал... Учителка покраснела, некоторое время постояла молча, а затем продолжила урок, то и дело поглядывая в паузах на Угрюмого, как бы испрашивая его одобрения. А тот уже замолчал наглухо и больше не вмешивался. Но настырная девка подстерегла-таки его после работы и долго бежала рядом с ним, широко шагающим, выкрикивая что-то то по-русски, то по-немецки. Наконец, к большому удивлению встречных и идущих за ними, вот чудо-то, Угрюмый ей ответил. Мало того, они разговорились, и на затихшей к вечеру улице зазвучала ненавистная немецкая речь.
Утром в учительской Лиля Сергеевна и восторгом рассказывала коллегам, какой удивительный человек этот Александр Иваныч...Кто, кто? Да Алексеев же Александр Иванович! Вы что?.. А-а... Он воевал, дошёл чуть ли не до Берлина, а по-немецки говорит даже гораздо лучше, чем я. Ну, вот, мол, пока всё…
Но даже и эта крохотная информация взволновала и нехорошо насторожила деревенских: знает немецкий? Подозрительно...А в райвоенкомате о нём, как было выяснено, написано только то, что Алексеев А.И. состоит на учёте как простой старший сержант запаса…
Да кто же он, едрёна корень, такой, этот тип по кличке Угрюмый?.. Мало нам, кипятились деревенские, этих «партизан-диверсантов-оборотней», вот и этот… по болотам, как по улице, по ночам шастает, а вот ещё и скрывает, что хорошо знает вражий язык!... Так, может, на самом деле он есть какой-нибудь затаившийся гитлеровский гад-шпион? Очень подозрительно это всё!
Вечером небольшая толпа во главе с председателем подступила к дому Угрюмого. У Репейников шерсть дыбом сделалась так, что и не узнать кобелей... Рычат как-то по-особому с клёкотом… Глаза в сумерках, что твои уголья… Жуть!
Вышел Угрюмый. Свистнул тихонько: кобели притихли, сели, но с места не сдвинулись.
Председатель, спокойно так, мол, расскажи, Иваныч, народу, откуда знаешь немецкий язык? И кто ты вообще такой?
Угрюмый помолчал. А потом сказал: языку война научила. Я- русский. Расходитесь, люди. Я своим худа не сделаю…
Повернулся и пошёл в хату. А успокоившиеся тут же Репейники нырнули в пожухший октябрьский бурьян.
К вечеру следующего дня на Булгаковку упал сильный туман. Местные парень с девушкой решили, несмотря на холод и хмарь (любовь греет!), прогуляться за Тренькой. Но едва ступили на мост, как в туманной дыре наткнулись на «партизан». Те неподвижно стояли у перил моста и смотрели куда-то в даль по-над речкой. И в трёхметровой близи ребятам отчётливо была видна туманная изморось, осевшая на воронёных стволах и затворах винтовок…
Молодёжи, понятное дело, как-то сразу расхотелось гулять дальше. Парень промямлил «здрасьте», отступил с подругой буквально на два шага, и тут же молочная пелена скрыла неподвижные молчаливые фигуры.
После встречи с Угрюмым люди чуток поуспокоились. Но бдительный председатель, тут уж опираясь на новое обнаруженное обстоятельство, снова написал «куда следует».
К его удивлению никакой реакции из районной администрации, а председатель ожидал и областного внимания к подозрительному факту, до конца декабря так и не последовало. Только новый молодой участковый, сменивший старого хромого, прислал короткое со штампом и печатью письмо: сигнал рассматривается, благодарим за бдительность. Ещё приезжал в октябре какой-то писатель, седой, грузный, с костыликом. Опять же людей расспрашивал про эти непонятные дела. Но деревенские отвечали неохотно, мол, что нам этот «писатель», начальник что ль какой? Ещё напишет ерунду какую про лесную нечисть, осрамит деревню... А писатель, сказывали, вроде как и к Угрюмому заглядывал.
И уже в канун Нового года на фанерном щите около правления молнией среди ясного неба вспыхнуло объявление: 29 декабря состоится общее собрание, посвящённое награждению нашего дорогого односельчанина Алексеева Александра Ивановича орденом Славы 1 степени. Награда нашла героя!
В зале для собраний правления снова набралось много народа. Но и гостей важных приехало немало: секретарь райкома, подполковник-военный комиссар райвоенкомата, ещё какие-то военные и гражданские в костюмах. В первом ряду скамеек в зале —участковый, фотограф и полная миловидная женщина с букетом живых цветов.
А рядом с секретарём райкома в центре стола сидел тот самый седой писатель, как представил его военный комиссар, Смирницкий Сергей Николаевич, приехавший, как оказалось, из самой Москвы.
Угрюмого усадили на табурет рядом с трибуной поближе к залу. Вроде как напоказ, мол, разглядите героя получше. И разглядели... Когда Александр Иванович снял телогрейку, зал ахнул: на свежей солдатской гимнастёрке без погон светились орден Красной Звезды, два ордена Славы, несколько медалей. Красной и жёлтой чёрточками грустно обозначались нашивки за ранения. Вот вам и молчун Угрюмый!
Награждение прошло торжественно: под аплодисменты военный комиссар прикрепил третий орден Славы, объятия, рукопожатия, даже цветы с поцелуем от миловидной женщины — всё чин по чину. Угрюмый, держа в руке коробочку от ордена и лист Указа, сказал негромко, обернувшись к залу: служу Советскому Союзу!
Деревенским, сидящим в зале, это превращение из непонятного человека, сторонящегося всех, отщепенца и болотного бродягу в героя войны, теперь уже Кавалера ордена Славы, было столь неожиданно и непривычно, что и не знали, как на это реагировать. Людям даже стало стыдно. К этому им нужно как-то привыкнуть, как-то переварить...
Когда торжественная часть закончилась, Смирницкий подошёл сначала к трибуне, постоял за ней полминуты молча, глядя в зал, а потом попросил поставить его стул рядом с табуретом, на котором сидел, уставившись на носки своих начищенных сапог, Угрюмый.
Московский гость и рассказал деревенским, что он, бывший фронтовой корреспондент, сейчас занимается розыском затерявшихся в послевоенной сумятице героев войны, солдат и офицеров, которые в своё время по разным причинам не получили своих высоких наград. И последний год корреспондент шёл, как он выразился, «по следу», Александра Ивановича Алексеева. В Брянске, копаясь в областных военных архивах и документах МВД, наткнулся
на милицейскую докладную, где говорилось, что в деревне Булгаковка такого-то района местные жители встревожены непонятными, чуть ли не мистическими событиями, где смешались в кучу и нелюди-партизаны, и зловещие, пугающие всех собаки, и подозрительный пришлый человек, знающий местные болота, как свои пять пальцев, и к тому же владеющий немецким языком, по фамилии Алексеев А.И.
В списках Смирницкого уже были двое полных тёзки Угрюмого, ещё не найденных им, потому он особо не тешил себя надеждой на удачу, но подстегнули его энтузиазм странные события, происходящие в деревне, и Сергей Николаевич отправился в Булгаковку.
Постояв первым делом у дома Угрюмого и познакомившись Репейниками, теми самыми «монстрами», он понял, что хозяин отсутствует, и пошёл по деревне, расспрашивая встречных. А потом завернул и к председателю. Особо не распространяясь о своей миссии (а вдруг окажется, что Угрюмый не тот человек?) расспросил о деревенских чудных делах и как бы между прочим упомянул и Алексеева. Председатель ничего нового к уже известному не добавил. Разве только сказал, что он отправил Угрюмого с поручением на хутор, понизив голос, сообщил, что этот человек подозрительно быстрый или очень хорошо знает местные болота, и предположил, Алексеев вскорости должен быть дома. Председатель посоветовал Смирницкому подождать его там.
Сергей Николаевич так и сделал. И покурил он всего-то с полчаса, как появился Угрюмый. Но уже за пять метров, хоть он и знал Алексеева в лицо только по невыразительным документным фото и описаниям сослуживцев, Смирницкий по гулко застучавшему сердцу понял: нашёл!..
Продолжение следует