Сборник "Выйти из темноты".

Шатов Борис.

ВЫЙТИ ИЗ ТЕМНОТЫ.

Сборник из семи рассказов про семью служителей евангельской церкви, живущих в типичном провинциальном российском городке. Все они переживают обращение в искреннюю веру в Иисуса Христа. Ещё одной ценностью, которая связывает эти истории, является семья, надёжный христианский брак. Герои этих рассказов идут к Богу из безбожной жизни, поэтому, иногда это может показаться не очень «рафинированным». Но некоторые люди прошли нечто похожее, а может, и более греховное. Я и сам обратился из мира и неверия.

__________________________________

НЕОФИТ.

Руфь.

Был невзрачный сентябрьский вечер. Добрые люди в это время уже сидят по домам, смотрят фильмы, читают книги, укладывают спать маленьких детей. Молодой человек, Саша Григорьев, только что вышел из дома и в планах его было посетить одного приятеля, живущего в другом микрорайоне. Он шёл, в одном кармане брюк была пачка сигарет, а в другом пакетик с неизвестным синтетическим веществом, именуемом в народе спайсом. Саша понимал незаконность своего дела, но иногда этим промышлял. Ему было двадцать лет, он недавно отдал долг перед Родиной, родители всегда были занятыми и уставшими, никто не вникал в то, чем он занимается. Но всякий раз, перекидывая партию этих веществ, он чувствовал себя очень некомфортно. Вот и сейчас, переживая проблемность своего ремесла, он решил пойти более сложным путём, срезая углы и двигаясь тёмными закоулками. Он шёл, держа руки в карманах, втягивая от прохлады голову в воротник куртки, глядя под ноги, чтоб не встать в лужу или грязь. Голова была занята какими-то тусклыми мыслями. Какие у него были цели? Заработать денег и купить машину, хоть старенькую, потом моцик… Ещё его немного огорчало, что не получалось завести дружбу с какой-нибудь девчонкой. Он не знал до конца причин этого и иногда переживал, видя, что его друзья уже имеют подружек. Видимо, об этом он и размышлял.

В конце аллеи, по которой он шёл, рядом с его родной школой, на углу между двух заборов из сетки-рабицы, фонарь высветил компанию молодых людей, о чём-то увлечённо рассуждающих. По голосам, смеху и интонациям он понял, что те навеселе. Он замедлил шаг, кроме пакетика спайса, у него с собой были деньги и мобильник. “Неприятная может выйти встреча, - подумал он, - может, обойти школу с другого конца?” Но, помедлив немного, он решил рискнуть и максимально стороной обойти этих ребят, скорее всего, им не до него. Стараясь не глядеть на компанию, он пошёл, сойдя с асфальта на траву, но они, как на зло, его заметили:

- Смотри, пацаны, идёт такой, думает, мы его не видим, - сказал один из них, остальные отреагировали смехом. Саша продолжал идти.

- Стоп машина! Мы тебя имеем в виду! - Резко сказал белобрысый паренёк с сигаретой во рту. Он преградил Саше путь и тому пришлось остановиться. Компания состояла из пяти человек, по возрасту не старше Саши.

- Ты чё такой непонятливый, я к тебе обращаюсь? Куда собрался тёмной ночью?

- У меня свои дела, я вам не мешаю, - сквозь зубы сказал Саша. Они окружили его со всех сторон. Справа, почти вплотную, встал рослый парень спортивного сложения.

“ Вот я влип! - Обычно такие эпицентры он обходил. - Как теперь свалить? Зачем я сегодня попёрся к этому Сёме? Завтра выходной, можно было днём сходить, потерпел бы Сёма до завтра. Что теперь делать?”

- Ты так быстро бегаешь, братишка, - сказал здоровый, стоящий справа.

- Он спортсмен, наверно, Костян, как ты, - прикололся ещё один.

- Может, он ночной бегун? - Сказал пацан в сером капюшоне.

- А может, у него жена рожает? Он ей памперсы несёт! Ха-ха! - Они обсмеивали Сашу, как хотели, преимущество было у них.

- По ходу, он не просто бегун, а ночной марафонец! - Компания продолжала ржать.

- Или ночной почтальон! Письма счастья разносит, - смеясь, сказал Костя.

- Нам бы что-нибудь принёс, - сказал белобрысый и взял Сашу за куртку, - а то у нас табачок закончился. А ведь курение полезно для здоровья! Ты то, братишка, согласен?

- Не курю, - соврал Саша.

- Так и не надо, чтобы ты курил. Мы курим! Вот в чём твоя проблема!

- Э, Юрок, за себя говори, я не курю. Пивком балуюсь, но дымить не люблю, - добавил Костя. Значит, белобрысого зовут Юрком.

“Господи, помоги! - Взмолился в душе Саша. Он, конечно, не верил ни во что, но так ему надоела эта разборка. - Ну, пусть дадут мне в морду и отпустят! Лишь бы карманы не обшарили, не для них я стараюсь.”

Саша посмотрел на аллею, откуда пришёл, и не поверил своим глазам. Как ни в чём не бывало, сюда приближалась какая-то девушка. Эти пока её не заметили.

“У неё что, глаза выпали? Зачем идёт сюда, не видит ситуацию? Давай, Саша Григорьев, вспоминай армию, что ты там умел? Мужик за девчонок должен заступаться!”

- Так и знала, - громко сказала она, - пацаны опять играют в войнушку!

- Это что за фокус, - удивился Юрок, - ты нас учить будешь? Ты кто такая?

- О-о! Это командир в юбочке! Если не ошибаюсь, незнакомка по имени Ру, - игриво сказал пацан в капюшоне.

- Ошибаешься, Степашка, я в джинсах!

- Вау, пацаны! Это же девочка Точка Ру! Любовь моей юности, ты откуда здесь в такое время? - Радостно воскликнул Костя. Лишь Юрок недовольно смотрел на неё и продолжал держать Сашу.

- Костик, а можно без точек? Сколько тебя учить, что я эту кличку вашу не люблю. - Она подошла совсем близко. - То есть, вы тут толпой прессуете одного! Благородно…

- Молчи, точка-заточка, - Юрок оставил Сашу и подошёл к девчонке, - ты храбрая что ли?

- Я обычная!

- Она кто такая? - Юрок не унимался.

- Не трогай её, - преодолевая страх, сказал Саша. В какой-то миг у него мелькнула мысль просто удрать, пока Юрок переключился на неё, но это было бы совсем не по-мужски.

- Ещё и ты проснулся? Пацаны, что за атас?

- Юрок, не пыли, это Ру, классная девчонка! - Пытался унять своего вожака Костик, положив руку тому на плечо.

- Да мне по барабану! В наши дела зачем лезет? Без неё разберёмся, что по чём! - Юрок резким движением выкинул бычок изо рта и прикрикнул на девчонку: - Иди своей дорогой, поняла! Не лезь куда не просят!

Саша сжался внутри, не зная, что случится дальше. А если этот ударит девчонку, ему что делать? Развязка сразила не только Сашу, но, похоже, и всех остальных. Девушка, презрительно глянув на Юрка, прошла сквозь всю команду, схватила Сашу за рукав и потащила прочь.

- Пошли, не стой как столб! - фыркнула Ру растерянному парню и быстрым шагом потянула за собой. Тот повиновался, не осмеливаясь ни перечить ей, ни оглядываться назад. В спину им полетели неприятные слова.

Пройдя метров сто, они оказались напротив школьного крыльца. Голоса за спиной стихли, похоже, ребята потеряли интерес к разборке. В любом случае, никто за ними не гнался, было время отдышаться. Свет ярких фонарей дал им возможность друг друга разглядеть. Ру была невысокой, с тёмными волосами, не красавицей, но вполне приятной внешности. Саша дал ей на вид лет шестнадцать. Он заметил, что она тоже немного испугалась.

- Спасибо...- скупо выдавил из себя парень.

- Да всегда пожалуйста! - Легко проговорила девушка и, слегка прищурившись, посмотрела на Сашу. - Ты хоть кто такой? Как тебя зовут?

- Саша Григорьев…К приятелю одному тащился, - признался он, - а ты молодец, смелая…

- Да нет, я обычная.

Саша отнёс её к тем бойким девочкам, что вертятся в среде пацанов. Ведь, кроме Юрка, остальные явно осеклись при её появлении, да и этот герой оказался липовым. Саше было не по себе, получилось, не он спас девчонку, а она вытащила его. Если друганы его узнают, будет и у них повод поржать.

Вот и всё! Проблема разрядилась, нужно было как-то прощаться и идти каждому по своим делам.

- Ты здесь живёшь где-то? - Спросил он.

- Не, я далековато, на Комсомольской, знаешь?

- Ого! В другом конце города, километра два отсюда...- Саша мысленно проложил маршрут и неожиданно для себя спросил: - Тебя то, если не секрет, как зовут?

- Не секрет, ты же слышал – Ру, полное имя Руфь. Некоторые, типа этих, могут назвать Точка Ру. Это мне не по душе, я не интернет страница…

Саша перебирал варианты имён, похожих на Руфь, но ничего не находил, разве что, училку одну в начальной школе звали Руфина Михайловна. Странные бывают у людей имена. Вилена, Малена, Эльвира… Был у Саши приятель по имени Глеб, тоже не часто услышишь, но Руфь он не слышал ни разу.

- Да, имя необычное какое-то… Слушай, может, тебя проводить? - Чуть робко спросил он.

- То есть, ты хочешь проводить меня до дома? А не боишься новых приключений? - Ру посмотрела на него с улыбкой.

Он сильно смутился и покраснел, нечем было крыть, хлипкий он оказался защитник. Она, продолжая улыбаться, так же легко сказала:

- Ладно, не обижайся, и, если твой приятель подождёт, проводи. Будет хоть с кем поболтать в пути.

Да! Точно! Он почти забыл про своего приятеля. Но между девушкой и любителем сомнительной смеси, он решительно выбрал девушку! И зачем он вообще занимается этой дрянью? Ремесло это приносило немного лёгких денег и целый набор страхов. Не успел он об этом подумать, как загудел в кармане телефон. То, наверняка, его приятель Сёма Погорельский. Он достал аппарат и, не долго думая, сбросил вызов.

“ Подождёт до завтра”, - решил Саша.

Они потихоньку пошли в ту сторону, где жила девушка. Отойдя от школы, какое-то время шли молча, Ру впереди, Саша за ней. Дорогу их освещали лишь редкие фонари да свет не погасших ещё окон. О чём же ему с ней говорить? Раз уж вызвался провожать девушку, надо что-нибудь рассказывать, но он не мог подобрать тему. И как с ними надо общаться? Он чуть завидовал в эту минуту своим друзьям, которые могут болтать на любые темы.

- Ты учишься? - Спросил Саша.

- В меде, на третьем курсе.

- На третьем? А я думал, тебе от силы лет шестнадцать!

- Спасибо за комплиментик, но мне уже можно хоть завтра в ЗАГС! - От неприятных переживаний они почти отошли, можно позволить себе немного юмора в болтовне. Саше было приятно, что получился комплимент.

- А в наших краях ты как?

- Подружка живёт. Заболтались, не заметили, что времени уже полно.

- А я в этой школе учился, в одиннадцатой. Можно сказать, местный. - Он помолчал. - Ты, наверно, думаешь обо мне, что я этот…

- Кто?

- Ну… Как-то неудобно получилось. Я вроде должен…

- Не парься, Саша Григорьев. Сегодня я тебе помогла, завтра ты меня выручишь. Я не какая-нибудь эта, не делю людей на крутых и не очень. Поболтаем по дороге, всё уже будет повеселей.

- Если честно, - сказал Саша, - собеседник из меня тоже так себе. Не часто приходится общаться с девчонками. Не знаю даже, о чём можно с ними говорить…

- Ну и что. О чём-нибудь всегда можно поболтать, чтобы не было скучно. О животных, к примеру, или о погоде, - она засмеялась.

- О сегодняшней погоде ничего хорошего не скажешь. Пар изо рта идёт, как в ноябре. Кроссовки отсырели, пока с этими стоял в траве. Погода не очень весёлая.

- Вот видишь, у тебя складно получается. Коротко, но в самую точку. Я, например, не люблю сильно болтливых пацанов, иногда это признак глупости. Ещё чаще подката! Меня вот не очень легко словами заболтать, я сама любого заболтаю. А некоторые девки слушают всякую ерунду и хохочут, как больные.

Наконец, оставив позади полутёмные дворы, они вышли на проспект Победы, его широкий тротуар позволял идти рядом и не смотреть под ноги, летом здесь был основательный ремонт дорог и тротуаров. Народу на улице было совсем мало, из машин изредка проезжали лишь такси, светофоры мигали в дежурном режиме.

- Уже почти одиннадцать, - заметил Саша, глядя, как из супермаркета, работающего до 23:00, выползают последние покупатели, - тебя дома не прессуют за ночные гулянья? Мамка спокойно относится?

Это был точно вечер неожиданностей! Как только он произнёс вопрос про мать, девушка остановилась, а он ещё по инерции продолжал идти, не сразу сообразив, что такое. Когда он оглянулся, ему стало не по себе. Девушка стояла, на лице её отобразилась гримаса неведомой ему боли, она не заплакала, но была близка к тому. Саша подошёл к ней, глаза её смотрели вниз.

“Вот я гад! Вот отблагодарил! Мне то какая разница, будет её кто-то ругать или нет! Я вообще случайный человек и напросился проводить, а не лезть в душу. Почему мне никто и никогда не давал уроков вежливости?”

Пока он так корил себя, Ру пришла в себя и пошла вперед.

- Ничего, - сказала она, - ты ведь не знал моих бед. Моя мама умерла в том году, а я ещё не совсем пережила…

Саше стало невыразимо жалко её. Он представил вдруг себя самодовольным и чёрствым, у него дома и отец и мама, он даже никогда и не представлял, как иначе, как-то само собой. Пришел домой, а там тебе обед и ужин. Когда был в армии, раз и придет СМСка или письмо от родных. И думаешь, что всегда и у всех так. Он не ценил как-то особо это. Эта мысль и не посещала его никогда.

- Прости меня, Ру… я и правда ведь не знал, я случайно… а … отец как? - Внутренне он застыл от собственной бестактности.

- Папочка мой переживает, но терпит, - сказала она уже поуверенней. У Саши немного отлегло от сердца, по крайней мере, он не нанёс новый удар. Его отношение к девушке стало меняться, вместо уличной пацанки, какой он увидел её вначале, он стал замечать в ней что-то доброе и тёплое.

- А как ты не испугалась вмешаться в ту разборку? - Тем более, это был повод уйти от тяжелых мыслей и Саша воспользовался им.

- Один - бывший одноклассник, с другим вместе на биатлон года три ходила. А ты, наверно, подумал, что я как Бэтмэн, могу любого злодея приструнить. Я издалека услышала знакомый голос, вот и подошла. Костик парень здоровый, но не злой. Так он, болтается с идиотами всякими. А этого белобрысого я не знаю…

Действительно, Саша видел, что этот Костя и пацан в сером капюшоне встретили её, как близкую подругу.

- Этот Юрок вообще безбашенный, если б не он, я бы эту компанию стороной обошёл, - сказал Саша.

- Юрок – это белобрысый? Ты его знаешь?

- Да нет, его Костя так назвал, я услышал просто. В какой-то момент я испугался, что он тебя ударит…

- Костик бы не дал в обиду. Я надеюсь… А то пришла бы домой с фингалом, представляешь?

- Батя бы твой расстроился.

- Да-а… бедный папа. Хотя, почему бедный, ему Бог во всём помогает! - Она подняла указательный палец, как-бы показывая на небо. - Даже нашлось кому меня проводить, чтобы он не нервничал. Если бы Юрок на тебя не наехал, то и я бы не вмешалась, не разговорились бы с тобой. Пришлось бы домой одной чапать. Вот видишь, и ты мне полезен оказался.

- Интересно, а как твоему папе Бог помогает? Он верующий что ли?

- Да, знаешь ли, мой отец священник, не ожидал?

А как такое можно ожидать? Саша ни в какой церкви или монастыре никогда не бывал, да и пока не планировал. Единственным опытом в его жизни был визит одного православного батюшки к ним в роту. Он читал им лекцию на тему любви к ближнему, к Родине, что-то ещё. Но Саша, как и многие другие, лекцию проскучал и продремал, он больше думал о скором дембеле, о смутном будущем. Любовь к ближнему как-то не вмещалась в его представления.

- Видел когда-нибудь живых священников? - Развеселившись, спросила девушка, видно, думать об отце для неё было приятно.- А у меня такой вот папочка. Пастор баптистской церкви. Не видел, небось? Даже слов таких не знаешь, а?

- Я, кажется… только одного православного видел, в армии… А ты и правда очень смелая. Не всякий решится сказать, что отец у него верующий. Если б у меня так, пацаны бы засмеяли.

- Пускай ржут. Ха-ха, как весело! У меня прекрасные родители! Ну да, папа пастор баптистов. А чем лучше, к примеру, матершинник, или пьяница, или ещё кто? А мой папа умеет молиться Богу. Он и за меня постоянно молится! Может то, что ты решил проводить меня – это ответ на его молитву сегодня! Отец подружки, у которой я просидела, явно уже позвонил папе и пожаловался: “ Руфь такая-сякая, пошла по темноте одна, ла-ла-ла!” Они с папой закадычные друзья. А я приду домой и скажу папе: “ Папа, не ругайся, меня доставили невредимой!” Он скажет: Слава Богу! - Продолжала она, как бы даже хвалясь, что у неё такой странный отец.

- Наверно, он у тебя суровый, - Саше вспомнился седовласый батюшка, приходивший в роту.

- Совсем нет, я же говорю, он нас любит и молится за нас! За меня, чтобы стала послушной, стала христианкой, ходила в церковь почаще. За Лильку, сестру, чтобы вышла замуж, ей уже двадцать один, она скромница, умница, музицирует, в церковном хоре поёт, а жених на белом коне что-то не торопится. За Макса и Даню, они ещё в школе, чтоб не халтурили, учились хорошо. Видишь, сколько у него проблем. И ты ещё не видел, как он меня обожает! Иногда притащусь поздно, лягу и пока не сплю. Он войдёт потихоньку и смотрит на меня, я глаза не открываю, но это чувствую!

“Вот это да! Может, Бог и правда есть? Кто же ещё помогает этому дядьке поднимать такую семью, да ещё обожать такую прыткую дочь? А ей сегодня там у школы кто помог? - От этих мыслей по спине пробежали мурашки. - Мне бы кто помог, за меня бы хоть кто-нибудь молился!”

В сознании парня рождался такой образ маленького ростка, то ли совести, то ли веры во что-то лучшее, который пытается пробиться сквозь тяжёлые камни его раздвоенной жизни. Ему очень нужно с кем-то поговорить об этом. Может, именно сегодня сошлись какие-то неведомые силы и поэтому он повстречал дочку священника? Может быть, и для него, для Саши Григорьева, есть хоть небольшой шанс разобраться в жизни, что есть добро, а что зло? Своему собственному отцу он никогда не решится рассказать о том, чем занимается в свободное время. Отец его нормальный, обычный мужик, такой, как многие. И да, он заботится о сыне, о своей семье, у него есть чему поучиться… Но в таких деликатных вопросах что бы он сказал? Здесь нужен кто-то, кто знает тайны человеческой души и не осудит с первого взгляда. Если Ру не боится малознакомому человеку смело сказать, что отец у неё священник, значит, и ей самой он как-то помогает в её молодой жизни.

- А всё-таки, Ру, что за необычное у тебя имя? Никогда нигде такого не слышал. Правда…

- Моё имя родители взяли из Библии, книги такой древней. Все верующие её стараются читать. Была там одна женщина с таким именем, тогда оно было привычным. Она была, по-моему, прабабкой царя Давида. В детстве я ходила в воскреску, воскресную школу, там нам читали…

Библия, воскресная школа, где-то и Саша слышал про это. Но родители не ходили по церквям, и его тоже никогда не водили. Он был человеком из обычной бытовухи.

- Тут есть небольшое совпадение. Она была прабабкой, а я являюсь племянницей Давида. Не царя, конечно. Это есть у меня такой дядюшка, мамин брат. Живёт с семьёй в Англии, он тоже там вроде как пастор. Только редко видимся очень… Нам туда к ним никак, денег всё нет, ну и документы сложно делать. Он тоже года четыре у нас не был. У него есть сын Алекс, ну, по-русски будет как ты, Александр. Мой двоюродный брат, потрясающий фотограф. Так вот, я этого своего братишку, которому уже почти тридцачик, видела в жизни всего один раз.

- Да-а! Интересная у вас семья! Я даже не представляю, чтобы я хоть раз побывал где-нибудь в Англии или Франции. Вся жизнь пока вертится здесь.

- А у меня всякой родни полно в разных уголках. Ещё один мой дядюшка живёт в Германии, другой в Подмосковье. Такая вот география. И все они пастора, проповедники, ну и так далее. Целый клан священнослужителей, представляешь? Я одна пока не стала христианкой… Потому что я вредная…

- Если бы ты была вредная, разве стала помогать мне там у школы? Все бы были такими вредными… Любой здоровый мужик обошёл бы стороной, на кой ему нужно вступаться за неизвестно кого…

- Ну и что? Я из вредности взяла и вмешалась! Не люблю такие наезды.

Пройдя по улице Победы с километр, они перешли дорогу и пошли по Молодёжной, которая, в свою очередь, где-то впереди доведёт и до Комсомольской. Полдороги пройдено, ещё немного и они расстанутся… Саша испытывал щемящее чувство, ему так не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. Что за особый день сегодня? Откуда взялась эта интересная девушка? Почему он раньше не знал о том, что услышал сейчас? Она рассказала всего лишь о своих родных и вдруг рамки его скудного мирка начали рассыпаться. Получалось так, что ты ходишь по своему городу, всё здесь знаешь, и вдруг встречаешь девушку по имени Руфь, отец которой пастор, а дядя по имени Давид живёт в Англии...

- У меня такое чувство, - сказал он, - что со мной что-то странное сегодня происходит, как сон. Понимаешь, я вроде как в какой-то портал там у школы занырнул, иду, говорю с тобой, а у тебя всё в жизни не так, как у меня. Это вообще всё ещё мой город? Ты как-будто нереальная какая-то, как инопланетянка что ли или ангел. Вдруг раз так, и исчезнешь… Я…

- Эй! Ты влюбился что ли? Когда, вроде, успеть! Ангел, - она артистично развела руками, - Ангелом меня даже мой папа не называл, ещё и нереальной. Сам ты инопланетянин!

- Да нет, Ру! Ну что ты всё на смех переводишь? Я просто смущён вещами, которые услышал от тебя. Вот представь мою дурацкую жизнь. Зовут меня Саша Григорьев, работаю на строительном складе, два через два, иногда по вечерам таскаюсь по друзьям всяким… А ты вот – Руфь, отец твой – пастор, дядя - Давид… Церковь, священники… А я... ты не знаешь, зачем я к приятелю хотел идти? - Вдруг из глубины его существа захотела вырваться та искренность, которую часто в себе сдерживал. Не получится исповедаться священнику, ну пусть хоть она услышит. Сейчас они дойдут до Комсомольской и навсегда расстанутся, почему не рассказать хотя бы ей? Он вдруг начал ей доверять. - Я ведь почти преступник, у меня в кармане мешочек со спайсом. Я приторговываю химией. Ну, несколько раз туда сюда сходишь, и пять рублей прилипло…

- Пять рублей… - она даже замедлила шаг, - смотри, Саша Григорьев, чтобы пять лет не прилипло! Представь шок у своих близких, если вдруг...

Видимо, дочери священника вместе с генами при рождении досталась способность видеть кое-что и заглядывать в самый корень. Она угадала. Именно эта тревога была в душе парня самой глубокой и она как-бы формировала остальные страхи его жизни. Он потихоньку обманывал родных, обманывал друзей, себя, изображал трудолюбие на работе. Ходил по земле с опущенной головой и озираясь по сторонам. Даже почти убедил свою дряблую совесть, что это всего лишь так, чуть-чуть и несерьёзно, в любой момент он пожелает и оставит эту дрянь. Но здесь как с курением, когда в пачке остаётся три сигаретки, он говорит себе: ”Вот эти докурю, а завтра всё, завяжу.” Но приходит завтра и вчерашнее побуждение забывается напрочь… Вот и говорят люди, что благими намерениями выстлана дорога в ад. Ру сказала то, что сам себе он не договаривал, но там в глубине это знал. Часто, засыпая вечером, он с тоскою признавался себе, что у его пути будет печальный конец… Ещё отчетливей ему захотелось кому-то до конца раскрыть душу.

- Слушай, Ру… Может не твой отец, а это ты священник? Ты прямо в самые тайны моей души залезла.

- До этого ты называл меня ангелом. Или ты думаешь, я сейчас скину девичью оболочку, а там мой папочка с Библией в руке? И хор неземных существ над твоей головой?

- А ты думаешь, услышав столько необычного, я что-то ещё могу думать? Я, может, не умею высказать свои мысли, получается как бы смешно. Но если бы ты помогла мне в одном из моих желаний. Я боюсь, что скажу ещё что-то, ты опять подумаешь там, влюбился не влюбился … У меня язык корявый и мысли путаются.

- Да говори прямо, как я. Я, конечно, быстро всё болтаю, но говори, как умеешь, я пойму.

- Если прямо, то так, у меня есть просьба, вот за эти полчаса созрела, ну... или появилось такое желание…Или нужда. Короче, пока мы идём и говорим с тобой, я понял, что хочу поговорить с твоим отцом… Но ты не подумай, не о тебе, не про руку и сердце и так далее. А о моих проблемах…

- Ну вот теперь всё понятно. Тебе надо устроить встречу с моим папой. Хотя, если бы и про руку и сердце… Представляешь, видел бы его хоть каждый день! Ну и меня где-то рядом. Это я шучу…

“ Легко же ей шутить! Она и вправду видит пастора каждый день! Тот ещё и молится за неё, чтобы она стала христианкой! Мало молитвы, он ещё и любит её как-то по особому”. В его глазах жизнь девушки представилась жизнью цветка в оранжерее, а собственная его – бесплодным существованием дикого сорняка. Проедет какая-то телега и расплющит этот сорняк.

- Если бы это получилось, я был бы тебе очень благодарен.

На одном из домов Саша увидел адресник: улица Комсомольская, 1. Они подошли к повороту в начало Комсомольской, теперь уже точно приближалась минута, когда она скажет “Пока!” и убежит от него в подъезд. Выполнит ли она его желание? Было уже начало двенадцатого, светящихся окон всё меньше. Это были последние минуты так сильно взбудоражевшей парня встречи! Если она проигнорирует его просьбу, или подумает, что он лишь выдумывает повод продолжить знакомство с ней, то всё, завтрашний день снова станет привычно бессмысленным. Значит, всё ему лишь показалось. Спасибо и на том, что он идёт целый и невредимый, при деньгах и телефоне, при пачке сигарет и пакетике спайса. Завтра тогда он опять договорится с приятелем и почти тем же путем пойдёт совершать своё дело…

Она начала заворачивать во двор Г-образной панельной пятиэтажки и крупицы последних его надежд таяли на глазах. Ру остановилась, подняла голову вверх и просияла. Саша машинально поднял глаза туда, куда был устремлён её взгляд. На третьем этаже, выглядывая сквозь раздвинутые створки балконного остекления угловой квартиры, стоял мужчина. Саша понял, кто это. Её отец!

Поздний визит и ещё один шаг.

На углу дома был адрес: улица Комсомольская, 7. Значит, всё же девушка реальная, ведь не может так быть, что завтра на этом месте вдруг окажется пустырь.

- Привет, пап! Я чуть задержалась, - крикнула Ру прямо с улицы.

- У тебя, я вижу, новый знакомый! - Сказал вполне добрым голосом отец.

- Да, пап, это Саша Григорьев, полчаса назад познакомились!

Да… не совсем удобно чувствовать себя проходимцем, увязавшимся вечером за девушкой. Что в таких случаях говорят отцы юных дочерей? Бедный пастор, его любимая дочь подкидывает ему такие подарочки.

- Давай, зови своего провожатого к нам, напоим горячим чаем перед обратным путём, - вдруг смешал Сашины мысли отец, - ну если, конечно, молодой человек не против…

- Вот видишь, Саша Григорьев, тебе сегодня несказанно везёт. Или ты против? Что, убежишь теперь, или пойдёшь? Если пошёл провожать, провожай до конца!

Он понял, она вот так помогала ему решиться и зайти в гости. А там, может быть, получится договориться и о встрече. Молодой росточек его совести пробивался на свет.

Они поднялись на третий этаж. Входная дверь была уже распахнута, а в прихожей их ждал её отец. Саша вошёл и невольно удивился. Пастор был обычным человеком, без бороды и усов, в клетчатой тёплой рубахе (в квартирах отопления ещё не было), он стоял без всякого упрёка на лице. Ему явно было хорошо за сорок, чуть ниже среднего и худощавый. Сама прихожая была тоже до боли знакомой, всё как везде и у всех. Это даже облегчало ощущения Саши, который и сам был из обычной жизни, такие же квартиры были у большинства его знакомых. Может, разные обои и светильники, но всё очень знакомо.

Пастор подал гостю руку и представился:

- Пётр Андреич, отец вот этой долго гуляющей девочки.

- Саша, - парень пожал руку отцу.

- Я, пап, у Ленки засиделась. Прости, если сможешь.

- Да я немного в курсе. Всё же надо быть аккуратней. А если б не благородный молодой человек? - При этом Саша и Ру переглянулись. - Завтра день выходной, могла бы и заночевать у них. Алексей Викторович или тётя Даша тебя бы не выгнали, знаешь ведь. А так заставляешь меня мёрзнуть на балконе.

А если б правда, какие-то их общие знакомые оставили её ночевать, то ничего из произошедшего сегодня не произошло бы. Саша, скорее всего, был бы немного бит, или даже чуть ограблен, а Ру проболтала бы до полуночи со своей Ленкой и спокойно спала бы в гостях. Вот так. Чья же рука расставляет все эти случайности сегодня на его пути? Нужда ближе поговорить с пастором ощущалась ещё сильней.

Саша разделся и прошёл в зал. Он слышал, как Пётр Андреевич попросил дочь согреть чайник и накрыть на стол. Зал был тоже довольно знакомый: диван с креслом, стол, мебель, масляный обогреватель у дивана. Лишь на стене висел календарь с изображением природы и строчкой, содержащей слово “Господь”. Да ещё в стенке, на полках среди книг, стояла чёрная толстая книга с золотистой надписью “Библия”. Саша подошёл рассмотреть поближе, но взять не решился без разрешения хозяев. Прямо на уровне глаз стояла фотография хозяина квартиры в обнимку с дочерью… Нет, это была не Ру. Пётр Андреевич здесь явно был лет на десять моложе, да и женщина рядом с ним была старше восемнадцати лет. Это она, бывшая его жена, Саша это почувствовал.

- Правда, они похожи? - Саша вздрогнул. Пастор стоял за его спиной. Глаза его тоже были устремлены на фото.

- Это моя Лия! - он говорил так, будто она была жива.

- Я… простите, неудобно как-то… Интересное у неё тоже имя, как у Ру… Наверно, тоже из Библии?

- Да, из Библии. Её родители из верующих российких немцев, сейчас они в Германии живут. А тогда были здесь. В их семье было четверо детей: три сына и дочь. Сыновья такие разумные, послушные что ли. Вениамин, Давид и Иосиф, - про Давида Саша уже слышал сегодня, - тоже всё ветхозаветные библейские имена. Дочка, правда, доставляла родителям переживаний. Такая вот характерная была.

Саша смотрел на него и видел, что тот как-бы уносится мыслями куда-то в прошлое, туда, где начиналось его счастье…

- Я в церковь пришёл из неверующей среды. Но уверовал и втянулся. Тогда Иосиф, старший брат Лии, проводил молодёжку, ну группу евангельскую с молодыми. Я тоже ходил раз в неделю, нас человек восемь было. Иосифу помогал ещё брат Лёша Морозов, они опытней нас всех были и постарше. А Лия, хоть и дочь служителей, то придёт, то нет. Мама её плакала от неё иногда, отец и братья тоже переживали. Однажды довелось мне провожать её до дома, Иосиф где-то отлучился и мне такое выпало. А жили они в частном доме, на Суворова, если знаешь. Ну, иду я с ней, она надо мной смеётся: “Сейчас бандиты нападут, сможешь меня защитить или нет?” А там три фонаря на всю деревню, идти страшновато. Я молчу, не знаю, что и ответить. А как дошли до дома, она вдруг мне говорит опять: “А ты, Петечка, вообще-то мне нравишься, я, может, ради тебя только и прихожу на молодёжку!” Я покраснел весь, а она рукой махнула и убежала… А месяца через два я пришёл на молодёжку, а народу лишь Иосиф, Лёша да я. Мы думали чай попить и разойтись, раз народу мало. Вдруг приходит Лия, какая-то расстроенная и печальная, говорит брату: “Ося, я маме нагрубила сильно.” А мы с Иосифом о ней молились уже некоторое время Богу. Иосиф поник сразу, а я говорю ей: “Лия, встань и обратись к Иисусу Христу, Он тебе поможет!” И она меня послушалась, представляешь, вся родня верующая, а я что… Так в её жизни произошли перемены, а параллельно и в моей...

- А примерно через год они поженились! - Ру стояла, прислонившись к косяку и скрестив руки. Прямо на уличную кофту был надет пёстрый фартук. - Я свою часть сделала, дело за вами.

- Посиди и ты с нами.

- С удовольствием.

Они прошли в кухню, где на столике уже стояли три кружки с ароматным чаем, тарель с бутербродами и миска конфет. Саша забрался в угол между холодильником и стеной, а отец с дочерью сели напротив. Саша взял свою кружку и пивнул из неё. Тут отец и дочь встали и он услышал:

- Благодарим Тебя, Господь, за дары, которыми Ты питаешь нас! Аминь. - Они сели, а парень почувствовал себя не в своей тарелке. Хоть хозяин дома и постарался сказать самую краткую молитву, для Саши это было слишком ново.

- Не смущайся, Саш, мы всегда благодарим перед едой, - Пётр Андреевич разрядил неудобство парня, - приём скромный, конечно, но сегодня уж никого не ждал.

- Извините меня, Пётр Андреевич, я поздновато к вам зашёл… Вы позвали, да и Ру помогла чуть… Вы знаете, то, что я проводил вашу дочь, не надо называть благородством. Я человек здесь случайный. Это ведь она, - и он быстро глянул на Ру, - она со мной поступила благородно… Ваша дочка смелая очень, необычная такая, а я…

Ру слегка пихнула отца локтем и, опустив взгляд, сказала:

- Ещё он меня ангелом назвал. И инопланетянкой. Ты так не говорил...

Отец с интересом посмотрел на нее:

- Что она?

- Она… Я впутался в проблему одну, там, у одиннадцатой школы… Она вот откуда-то вышла из темноты и меня вытащила, пятеро выпивших раз, и расступились… Где же здесь моё благородство? Уж потом, на безопасном месте, я вроде как отблагодарить пытался, а даже этого не сумел…

- Взял, да ещё и сдал меня с потрохами! - Неожиданно перебила она, но чуть-чуть опять с иронией. - Что меня теперь ждёт? Как вот ты думаешь? Отцовский ремень и домашний арест… На год… или два.

- Ой, извини, я не подумал об этом…

Но отец улыбался, зная прыткость и многословие своей девочки. Он в ответ чуть толкнул её локтем и сказал:

- Год многовато, конечно, но в углу надо будет постоять…

- На горохе и на коленях!

- Да хватит и на ногах. Ты ведь могла, если не заночевать, то хотя бы воспользоваться добротой дяди Лёши, он тебе прадлагал доставку, я знаю.

- Отец мой, - с наглядностью заговорила она как-то артистично, - ты учишь молодых братьев, овец твоей паствы, что для следования за Иисусом требуется проходить испытания, переживать страхи и т. д. Миссионеры едут в логово людоедов и не боятся.

- Ну мне то на балконе холодно было стоять и с тревогой тебя высматривать.

- Ну, а если это для пользы моей души? Ну или вот представь так. Я дрыхну в тепле у дяди Лёши, сытая и довольная, тётя Даша гладит меня как ребёнка по голове, а в это время пятеро уродов добивают бедного юношу… И он, без смартфона, куртки и кроссовок, ползёт по мокрой траве, его мама плачет, не надеясь уже на возвращение сына… Единственное, я не подумала про тебя на балконе… Прости за свинство.

- Ладно, посуду помоешь, и будешь прощена!

- И всё-таки, Пётр Андреевич, я очень поражён сегодняшним вечером, - перебил парень эти милые препирательства. Время текло, а он не решил нужного для себя. Надо было попытаться договориться на некую встречу, и раскрыть пастору свои внутренние вопросы, получить дельный совет…

“ А зачем ждать другого дня? Ведь я уже сижу рядом с ним. Вот он – самый удобный час!”

- Вы знаете, у меня есть к Вам серьёзный вопрос, - сказал парень, глядя в глаза пастору, - я только из-за этого зашёл… Ру о Вас рассказала, я почувствовал, что позарез мне нужен Ваш совет.

- Говори.

Вместо слов, Саша вынул из брюк пакетик с синтетикой, положил на стол. Пастор посмотрел коротко.

- Я слышал, что от такого умирают…

- И я слышал. Но вот до этого вечера потихоньку посредничал, и совесть свою подавлял. А сегодня всё как-бы по другому идёт … И я…

- Я думаю, ты знаешь, что я могу сказать.

- Да, знаю, - с этими словами Саша убрал с виду пакетик в карман, - и если бы я сегодня не встретил вашу дочь, я обманывал бы всех и себя ещё какое-то время… Может и влетел бы в проблемы уже...

- Самое лучшее, по моему опыту, когда человек, оставшись наедине с самим собой и Богом, решит сам шагнуть из худшего к лучшему. Мне кажется, в твоей душе происходит некое движение, иначе зачем тебе это у меня спрашивать? Не глуши теперь этот позыв сердца.

- Я иногда так стал представлять, - рассуждал дальше парень, - что в глубине у меня хочет сквозь толщу земли пробиться такой маленький росток, вылезти на свет, а я раз и его притаптываю… Как-будто там, где-то в тайне моей души есть что-то лучшее, но росточек этот слишком слаб, чтобы показаться наружу…

- Неофит, - сказал пастор.

- Неофит?

- Так называется первичный росточек, стебелёк и два листка. Греческое слово. Так же древние христиане называли тех, кто решал встать на путь следования за Христом. Сегодня мы чаще говорим новообращённый, то есть, человек, двинувшийся к свету, даже точнее, к Богу. Может, и в тебе начинается такой процесс, - пастор говорил кратко всё, но для понимания этого хватало.

- Мне пока сложно всё понять, я ещё ничего не знаю, пока только отдельные мысли вот. Но во мне есть какое-то противоречие внутри. Делаю одно, в среде друзей веду себя так, а когда остаюсь один, понимаю, что живу пустой жизнью, и только лишь изображаю жизнь… Я как на перепутье каком-то. Слова Ваши надо постараться как-то уложить, осмыслить.

- Если что, я всегда рад помочь таким, как ты. Сам двигался так же, когда был совсем ещё юным. Я тебя понимаю.

Саша глянул на кухонные часы, время подходило к полдвенадцатому. Ру смотрела на отца чуть сонным взглядом и пару раз зевнула в кулак. Пора было уходить. Часть того, что хотел он сказать и услышать, получилась. Нужно на обратном пути всё это уложить и начать принимать решения. Он последний раз пивнул из кружки и начал вставать.

- Простите, совсем уж поздно. Я пойду, ещё идти, если не короткой дорогой, то с полчаса…

- Я тебя отвезу, - Пётр Андреевич тоже встал, сидеть осталась только Ру.

Вот это да! Его приняли, напоили чаем, теперь ещё и доставят до подъезда! Выходя в сентябрьскую прохладу в одиннадцатом часу из дома, он не представлял, что через какой-то час будет на жизнь глядеть другими глазами. Он вышел в прихожку, стал одеваться. Уже оттуда услышал комментарий Ру:

- Зачем я наделала этих бутеров? Почти ничего не съели. Теперь буду сидеть, кушая и толстея, одна. - Саше стало даже неудобно, ведь он не поел ничего, кроме маленькой конфетки, даже чай не допил. Эх, подумал он, ей я принёс одни неудобства сегодня. Ему так увиделось, что эти люди, живя вроде просто, дают ему много всего, а он способен лишь потреблять их дары. Прекрасный отец и необычная дочь!

Он обулся, открыл дверь и стоял, ожидая, пока оденется Пётр Андреевич. Когда он оглянулся, Ру уже стояла у косяка входной двери и смотрела на него. Раз парень замешкался, она добродушно протянула ему свою руку, чтобы попрощаться. Вдруг Саша в каком-то волнении схватил двумя своими её руку и с каким-то очень трепетным чувством сказал:

- Ты самая классная, самая необычная, Ру!.. Ты сегодня мою жизнь перевернула, может, даже спасла…

Девушка смутилась от этого неожиданного порыва. Тем временем, пастор вышел одетый в прихожую и Саша выпустил её руку и покраснел.

- Ты уже стихами говоришь! - Сказала она. - Если хочешь, заходи к нам хоть когда. У нас часто гости в доме, разные братья, в том числе, молодые. Могу познакомить. Адрес то теперь знаешь. Видишь, я настоящая, папочка мой тоже!

Пётр Андреевич поднял указательный палец, что-то явно вспомнив. Из своей сумки он достал визитку и отдал Саше. Они быстро спустились и вышли на улицу, где сели в уже заведённую серую пятнашку. Пустой город проехали так же быстро. Прощаясь, пастор вынул из бардачка карманную книжицу и подарил парню. Машина уехала и наступила тишина. С неба лишь еле заметно покапывал осенний дождь. Вот и всё! Он снова на исходной точке, от дома до угла двух заборов пять минут хотьбы. Он не пошёл к школе, он решил обойти свой дом, прежде чем зайдёт в подъезд. Его голова была наполнена вопросами, но он понял, что часть ответов нужно дать самому.

“ Что произошло сегодня? Как это могло произойти? Как получилось, что простой серый вечер столь глубоко потряс его? Кто расставил на его пути эти знаки, следуя которым, он очутился в обществе человека, до которого прежде ему не было дела?”

Он стал по-своему представлять Того, Кого называют Бог. Как шахматист расставляет фигуры на доске перед поединком, так и Он перед ним расставил то, что было нужно! Сначала пятеро стоят именно на его пути. Можно было обойти, но не обошёл. Самое сложное, как дочка пастора именно в нужную минуту пошла именно той дорогой? Не заночевала у друзей, не уехала на такси, а пошла по тёмной, прохладной и небезопасной улице! Такая смелая и такая прекрасная!.. Пока он переживал эти мысли, подошёл к мусорным бакам за домом. Достав пакетик, он безжалостно кинул его в бак. Ещё минута, и пачка сигарет последовала туда же. Всё! “ Ты должен сделать сам, оставшись наедине с собой и Богом...” Так сказал пастор, так и сделал теперь парень.

- Боже, я не знаю ещё о Тебе… Но прошу, как умею, за этого пастора, за его дочь Руфь… за всех… - он не знал ещё молитв, не добавил даже привычное христианам “Аминь.”

Подойдя к подъезду, он вынул визитку и книгу, данную пастором, чтобы рассмотреть при свете фонаря.

“Береговой Пётр Андреевич. Пастор. Телефон и электронный адрес.”

На книге, исписанной мелко изнутри, написано: “Новый завет и псалтирь.” Внизу символический кувшин с огоньком. Он вложил визитку в книгу и сунул в карман.

“ Если мама не спит, расскажу про сегодняшний вечер. Про общение с пастором, про всё, про такую совсем необычную его дочь с необычным именем Руфь!”

Звёзды над головой.

Когда Пётр Андреевич и Саша вышли и закрыли за собой дверь, Руфь быстренько помыла кружки и миски, почистила зубы, тихонько вошла в спальню, где уже спала сестра, и залезла в свою прохладную постель. За окном заунывно брякал мелкий дождь.

- Что там у вас за шум был, - спросила Лиля, которая не спала, - парень какой-то приходил?

- Парень, - ответила Ру, повернувшись к ней, - Саша один, от Ленки пёрлась и наткнулась в темноте. Он предложил проводить, я ему случайно про занятия нашего папы рассказала. А он промышляет торговлей спайсами, попросил познакомить с папой. Совесть, видно, давит.

- Надо его к нам на молодёжку позвать.

- Я сказала, чтоб приходил, адрес то знает.

- Молодёжки то не у нас бывают.

- Ну, сделайте у нас, я его позову… Ой! Я его телефон не взяла. Может, папа догадается.

- Он тебе как, понравился?

- Ну, нормальный такой, симпатичный, искренний, застенчивый немного. На прощание руку крепко пожал. Назвал самой классной!

- А как там Лена?

- Лена, или её брат?

- Марк?

- Ну тебе же он интересен? Ты по нему немного воздыхаешь.

- Руфь!

- А что? Хорошее дело. Надо с ним политико-воспитательную беседу провести.

- Ну не надо!

- А то он всё ко мне тут подъезжал. Что это такое? По нему тоскует прекрасная моя сестра, а он не замечает.

- Пожалуйста!

- Хитрый жук! Мне он не интересен, так и знай, Лилечка! Надо ему щелбан по лбу дать.

В темноте комнаты Ру не видела, как на лице у Лили образовалась улыбка, а из глаз скатилась слеза умиления. Она была так благодарна своей сестрёнке! Лиля была очень застенчивой по сравнению с довольно болтливой Руфью. И Марк Морозов, брат Лены, больший интерес проявлял к Руфи, так, по крайней мере, казалось Лиле. Руфь редко бывала на церковных общениях, но легко собирала на себя внимание церковных братьев благодаря своей общительности и непринуждённой раскованности. Поэтому, Лиля даже немного завидовала ей. Сейчас же она услышала в словах сестры жест благородства и это очень ободрило её чувствительное сердце.

- Всё ты видишь!

- Замечают все, я говорю вслух! Не переживай, Лиль, всё будет хорошо! Теперь давай спать.

- Спокойной ночи.

Пётр Андреевич, заехав во двор своей пятиэтажки, какое-то время посидел в машине. Он молился за этого парня Сашу и одновременно вспоминал свою молодость. В этом же возрасте, вернувшись из армии, он по неопытности вляпался в безответную любовь. Она была красива, заметно старше его, и держала его на расстоянии, как запасной вариант. А он верил, что своими рыцарскими чувствами может растопить её сердце. Всё обрушилось, когда он узнал, что пассия его давно живёт с другим. Бедный Петя Береговой! Он впал в депрессию, зубоскалил с родителями, по ночам бродил по пустым улицам. Начал выпивать, покупая у ушлых таксистов палёную водку. Вот в таком виде его встретила однажды Даша Максимова, бывшая одноклассница его старшего брата. Она сжалилась над ним, стала говорить о Боге, Библии, молитве, вере, а он ничего не понимал. Всё же, он согласился познакомиться с Дашиным женихом, Лёшей Морозовым. Очень медленно начала оттаивать душа Пети, слова их ещё не доходили до него, но он уловил дружескую поддержку. Побывал потом на их свадьбе, познакомился с другими христианами. Вскоре в душе его произошёл духовный переворот, он обратился к Богу. Дьякон церкви Франц Давидович Янцен приглашал молодого Петю в свой гостеприимный дом. Эта семья была костяком небольшой общины, старший сын диакона Вениамин исполнял служение пастора, Давид и Иосиф опекали молодёжь, в стороне от веры держалась лишь дочь Лия. Позже и она стала христианкой, потом и Петиной женой. В середине девяностых большая семья разъехалась. Иосиф и Давид с семьями и родители отбыли в Германию, Давид оттуда перебрался в Англию. Вениамин переехал в Подмосковье, из всей семьи здесь осталась только Лия. В конце девяностых Петю Берегового избрали пастором церкви. Он теперь думал о Саше, может, и его душа обретёт веру... Когда он поднялся и зашёл в квартиру, было за полночь, его дети уже мирно спали.

Тогда же, войдя в свою квартиру, Саша расстроился, увидев, что родители уже уснули. Ему они оставили свет в прихожей, в остальных комнатах было темно. Он чувствовал нечто странное, войдя домой, а в последующие дни приходя на работу. Он сказал ей тогда, что словно занырнул в какой-то портал, теперь же ему казалось, что вернувшись в обыденную жизнь, он снова вылез обратно. Был ли тот вечер всё-таки реальным? Дни потекли, он ходил как тень, и совсем не понимал, что делать дальше. Пробовал читать Новый Завет, но не всё понимал. Пробовал ещё помолиться, но не имел никакого опыта в том. Единственное, что он сделал, это удалил все номера из телефона, те, что связывали с тем прошлым, с синтетикой и прочим. Он почти бросил курить, но на работе ему иногда давали сигаретку и он брал. Напарник говорил пошлости и Саша присоединялся к общему смеху. Чего-то не хватало ещё ему для полного осмысления. Ему от этого было плохо. Жизнь, в которой он жил, была пропитана привычками, от которых он рад бы был убежать, но они обволакивали его, и всё шло как обычно...Человек – раб привычек, хороших и плохих. Так много плохих и где же набраться лучших. Смотреть сериал легче, чем чистить картошку. Курить легче, чем читать книги. Вот в этом однообразии привычек и залипал обратно парень. На миг он столкнулся с другим миром и опять погружался в прошлое. Ему нужно было внешнее вмешательство как и в тот раз. Балуясь, она сказала отцу: “Для следования за Иисусом нужны испытания.” Где ему их взять? Специально ходить по темноте? Напрашиваться на проблему? Он ещё не знал, что Тот, Кто начинал в нём доброе дело, доведёт его до конца!

Прошло уже две недели, в жизни всё было так же. Придя с работы, он сел на диван, смотрел телик и неожиданно задремал, привалившись затылком на спинку дивана. Тут, то ли в полусне, то ли где-то в глубине подсознания, он ясно услышал голос девушки: “Пошли, не стой как столб!” Он вздрогнул, открыл глаза. Всё по-прежнему, даже время почти не сдвинулось и диктор в телике был тот же. Что же это? Наверно, в глубине накопилось напряжение и проявилось как воспоминание той побуждающей фразы.

“ Надо позвонить пастору!” - Эта мысль пришла уже вполне сознательно. Он взял визитку, набрал номер. Гудки.

- Да, слушаю, - знакомый голос. Саша растерялся.

- Это Саша. Саша Григорьев. Помните?

- Привет! Помню и даже жду, может и ты вспомнишь о нас. Дочка пару раз про тебя спросила, не звонил ли.

Какой всё-таки безмозглый этот Саша Григорьев! Что мешало позвонить вчера, или неделю назад? Привычки и глупость. Если даже мысль приходила, другая перебивала её. А, оказывается, они там о нём помнят, даже она про него спрашивает. А он здесь, в своём заскорузлом мирке, медленно снова засыпает и теряет те крупицы, что недавно так встряхнули его.

- Я тут замотался что-то…

- Не страшно. Не теряйся надолго, ведь у тебя проклюнулся интерес, надо его подкреплять.

- Надо…

- Есть у меня к тебе предложение. В четверг у меня соберутся ребята молодые из наших церковных. Смотри, приходи и ты. Дочка кое-кому о тебе уже похвалилась. Познакомим тебя с ними. Для укрепления того росточка, ну, помнишь, про неофит говорили, нужно с кем-то общаться. Одному тяжко, сам почувствовал уже, наверно.

- Тяжко. Я подумаю…

- Приходи, будем рады.

- Постараюсь… Извините, до свидания, Пётр Андреевич…

- Давай, пока!

Маленький росточек, образ которого вырастал в его воображении, этот неофит, почти завял за время, пока он шёл, отдаваясь плену привычного… Этот разговор встряхнул его ещё раз. Три дня. Через три дня четверг, и он пойдёт туда, на Комсомольскую 7, знакомиться с молодыми христианами. Знал он пока только пастора чуть-чуть и его дочь. Хотя, она сказала тогда, что она ещё не христианка. Как это? Когда узнаёт человек, что он христианин? Вон, Серёга с работы, несёт всякую чушь, выпивает, никуда не ходит по церквям, а говорит: я - христианин. Он с трудом представлял молодых христиан, тем более, баптистов. Они какие? Чем занимаются? Вдруг он увидит среди них своих знакомых? Где-то в глубине пряталось ещё одно желание. Хотя бы разок ещё увидеть Ру. И где она бывает, когда к ним приходят гости? Прячется в комнате, или сидит среди всех?

К клубку вопросов и мыслей в следующие дни прибавились ещё и странные образы. Он думал о предстоящей встрече, немного боялся её. Когда знаешь что-то лишь чуть-чуть, всё кажется искажённым. Он стал представлять этих братьев как-то по-своему. Как-будто они все одинаковые, в рубашечках, с одинаковыми прилизанными волосами. И даже лица казались одинаковыми. Как он войдёт к ним? Что скажет? Вдруг он мысленно увидел себя входящим в зал у пастора, а там сидят эти одинаковые, смотрят на него. Среди них сидит Ру. Все улыбаются, а он ничего не может сказать и погружается в стыд… Трудно чувствовать себя новичком.

В результате своих предрассудков и страхов, он не решился. Четверг прошёл мимо, он остался дома, найдя глупые оправдания… Как вырваться теперь из повседневности, он не знал. Если завтра к нему придёт кто-то из друзей, что он скажет? Как поведёт себя? Он боялся сползти обратно и не мог идти вперёд. Ему становилось всё тоскливей. Росток увядал…

Как-то он сидел и бесцельно листал пальцем страницы в телефоне, есть такое занятие у людей двадцать первого века. Телефон загудел, нарисовался вызов с неизвестным номером. Он смотрел, пытаясь вспомнить, не из тех ли это номеров, что он стёр? Неужели всё возвращается назад, и тот лучик света совсем окончательно гаснет? Он ответил и стал ждать…

- Это Александр? - Голос в трубке был женский.

- Я. А это кто? Здравствуйте…

- Вот, приехали! Прошёл месяц, и ты, Саша Григорьев, больше меня не узнаёшь.

- Руфь? Это...ты?.. - Саша обомлел, усталость слетела, он расправил плечи, единственным желанием было подпрыгнуть и влететь в трубку телефона!

- Зря я не задрыхла тогда в гостях. Зачем помогать людям? Некоторые забывают всё через два дня. О, ты самая лучшая, ты спасла мою душу, я готов раздавить твою руку своими двумя!

- Ру… я сволочь по отношению к тебе и … к твоему отцу… Вы пытаетесь поднять меня, а я валюсь назад…Он звал меня познакомиться, а я что-то испугался, замялся…

- Ты меня подвёл! Я всем расказала о своих подвигах. Сижу среди молодых братьев, жду тебя, думаю: сейчас придёт и я докажу им, что и девчонки умеют приводить кое-кого в общение! Вот, думаю, зайдёт Саша Григорьев, и я скажу: вы ходите, проповедуете в церкви, а девочка вот шла вечером по улице и нашла для паствы заблудшую овцу! Меня похвалят, Сашу этого будут приветствовать, всё будет прекрасно! Но нет, я просидела, объелась, помыла вечером посуду, вот моя участь!

- Ру, я нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то ругал и подгонял…

- Да? А я хочу, чтоб меня не забывали на каждом шагу!

- А где ты взяла мой номер?

- Где? Свистнула у папы, где ещё? Ты позвонил, я услышала, он сохранил. Ночью встала, номер скопировала и вот.

- И он не знает?

- Знает. Рядом сидит. Меня воспитывать поздно и нечем, о мой хребет уже сломаны все палки, - Саша услышал знакомый смех в трубке.

- Я могу что-то исправить?

- Не можешь, а должен! Ты должен в эту субботу быть у нас. У меня день рождения, я старею и все должны это видеть. Ты уже приглашён! В шесть вечера! И возражений я не принимаю!

- Я буду, Ру!!! Сто процентов! Ну прости меня, дурака! Я стою как столб и жду, когда меня вытащат за рукав! Но в субботу я буду! Это абсолютно!

- Опоздать можно, не прийти нельзя! Это твой супершанс. ЕГЭ. Не придёшь, мы сменим адрес и телефон, и ты нас больше не найдёшь!

- Я буду! - Выкрикнул он так, что голос его отдался эхом!

- Теперь верю. Давай, приходи! - В трубке зазвучали гудки.

Саша соскочил, подпрыгнул, встряхнул головой! Да! Он пойдёт! Сто процентов! Сто пятьдесят!

Он вышел на кухню, где сидела мама и занималась тем же, чем только что он. Листала что-то в телефоне и пила бледный чай. Он вошёл резво, в душе его кипела небывалая энергия, налил крепкий кофе и тоже сел за стол. Мама оторвалась от экрана и заметила странную бодрость, которая вдруг объяла сына. Он улыбался.

- Что-то случилось?

- Мам, знаешь что, меня девочка одна на день рождения пригласила.

- Ну и ты что, пойдёшь?

- Да-а!!!- В этом “да” много всего было заложено. У мамы расширились и без того большие глаза, она отложила телефон, весь её интерес переключился на него.

- Если не секрет, что за девочка такая? Ты её давно хоть знаешь? Мы всё заняты с отцом, даже не знаем, Сашка, чем ты у нас живёшь. Ну? Кто она?

- Я с ней познакомился месяц назад. Имя у неё редкое – Руфь!

- Нерусская что ли? Где ты её взял?

- Да вот, тащился к Сёме Погорельскому вечером, ну и так вышло, встретились вот.

- Вечером? В темноте? Ты, Сашка, нас не пугай. Разве вечером на улице знакомятся с нормальными девушками? Там всякие ходят…

- Мам, она не всякая! Она не просто нормальная, она необычная! Я таких никогда не встречал! Её зовут Руфь! Её отец священник у баптистов, - он даже не знал, как всё разом сказать. Ему показалось, что мама пустит сейчас слезу. Она была огорошена больше, чем он тогда, когда познакомился с Руфью. Он понимал её противоречивые мысли и предрассудки, надо было их расвеять.

- Руфь – это древнее имя такое женское из Библии. Насчёт национальности не знаю, её мама была российской немкой вроде.

- Была? Она её бросила? Из-за этих баптистов?

- Нет, у них отличная дружная семья, отец добрейший, только … мамы уже нет, ну умерла она уже…

- Бедняжка! - Сердце его мамы смягчилось. Она пристально смотрела на него и не всё понимала. - Тебе, наверно, понравилась она. Но ты хорошо рассмотри, что ты мог там вечером разглядеть…

- Да я разглядел немного, нормальная она, дома у них был.

- Сашка, ты всё же смотри, сразу то в омут не бросайся, держись так в стороне. А то любовь она ведь знаешь…

- Мам, ну почему сразу любовь! Вот и ей я сказанул случайно слово “ангел”, она сразу “влюбился”!

- Случайно… Вот видишь, заманивает тебя! Ты держи меня, Сашка, в курсе. Надо же как-то подружкам всё описывать.

- Мам, ну зачем подружкам? Я не собираюсь ведь жениться, меня на день рождения позвали. Я, конечно, не ожидал, обрадовался. Теперь вот думаю, суббота послезавтра, а я не знаю, что дарить! А завтра весь день на работе буду.

- Ну, помаду там, кружечку… А сколько ей будет?

- Вроде девятнадцать, - он не знал точно сколько, только догадывался.

- Я плохой советчик, Саш. Иногда важен не подарок, а из чьих рук дарится…

- Мам, я тебя люблю, ты дала прекрасный совет! - Он быстро вышел, оставив опешившую мать за столом. Он думал о том, впечатлит ли Ру именно его подарок. А вдруг среди гостей, всей этой верующей молодёжи, есть кто-то, чей подарок ей ценней? Тогда хоть кольцо с бриллиантом, хоть золотые часы из его рук не впечатлят совсем. Он заставил себя успокоиться, ведь знакомство с ней имело для него другое значение. Ему просто хотелось сделать для неё что-то, в чём выразилась бы его благодарность! “Я ей не бойфренд, не жених, я никто! Может, она хочет меня представить друзьям, похвалиться своей храбростью, и всё!” И всё же, он испытывал к ней необъяснимое чувство, которое смешивалось со стремлением выйти его душе на свет, с благодарностью за знакомство с её отцом, и с желанием до конца заплатить за добро и поддержку! Ему пришла мысль поискать её страницу в соцсетях. Да, она была в ВК и фейсбуке. Среди фоток он нашёл одну, где она с пастором, качество более менее. Снова зашёл в кухню и показал маме. Та посмотрела и успокоилась, девушка и её отец выглядели прилично.

Пятница прошла тоскливо, на работе дел было мало, а уйти никак нельзя. В обеденный час он сбегал в некоторые магазинчики, но ничего не подобрал, он не знал, что нужно дарить. Может, прийти просто так? Но нет, подарки любят все! А пойти он решил твёрдо!

Утром в субботу он встал рано. Отец работал, а мама ещё спала. Попив кофе, он стал перебирать варианты. Косметику? Он не знал, пользуется она или нет. Кружку с именем? Вдруг не успеют сделать. Книгу? Он не знал, что она читает… Фантазия иссякла, а результатов не было. Он запрашивал идеи в интернете, но решения принять не мог.

Наступал вечер, он посматривал на часы, соображая, когда выходить из дома. Обедать не стал, чтобы оставить место для праздничного угощения, ведь однажды он уже слышал упрёк из-за бутербродов. “Опоздать можно, не прийти нельзя!” Он вспомнил эти слова и не хотел даже опаздывать. Вышел в пять, часа вроде хватит. На улице капал дождь с редкими снежинками. Лучше было ехать на маршрутке, чтобы не промокнуть. Он доехал до конца Победы, чтобы пройтись по магазинам, подарок то он не купил. Ничего не получалось выбрать, он нервничал, злился на свою тупость. Когда уже шёл совсем к дому пастора, по пути увидел цветочный киоск. Последний рубеж. Зашёл внутрь, стал разглядывать: розы, хризантемы, цветы в горшочках…

- Подскажите, пожалуйста, - обратился он к продавщице, - к девушке иду на день рождения, что лучше взять?

- Возьми розы, вот эти.

- Давайте, - времени думать уже не было.

Она завернула букет в бумагу от холода, он расплатился и пошёл на праздник. Вот нужный подъезд, мигает лампочка домофона. Он набрал номер квартиры и стал ждать. Через несколько секунд ответили:

- Открываем!

Саша поднялся на третий этаж, входная дверь, как и тогда, открыта. Он робко вошёл внутрь. На его счастье, здесь стоял Пётр Андреевич. Увидев парня, он подал руку и пригласил входить смелее. Ещё тут стояла невысокая девушка, худенькая, в очках, похожая на училку.

- Лиль, зови виновницу, - сказал отец, Саша понял, что это сестра. Та быстро глянула на парня и исчезла за дверью в зал и через секунду оттуда вышла именинница.

- Привет!

- Вот это уже лучше! Почти не опоздал! Я очень рада! Привет!

В зале уже был народ, стоял радостный гул, звенела посуда, чем-то шуршали. Саша глядел на неё. Она была другая. В красном длинном платье, на лице детские блёстки, на голове праздничный ободок с двумя звёздами на пружинках! Он растерялся! Он как-будто чуть оторвался от земли! Когда она подошла пригласить его, он подал ей свой букет, но и тут получился конфуз, он в волнении забыл снять обёрточную бумагу! Она рассмеялась, взяла, сама содрала обёртку и повела его за руку за стол. Ему было не по себе, в зале человек двенадцать, все знакомые между собой, один он новенький. Его усадили на свободный стул спиной к входу в зал, а Ру села прямо напротив, спиной к балкону, рядом с ещё одной девушкой. Кроме именинницы и сестры, девушек ещё было двое, остальные парни. Они уже потихоньку праздновали, Саша вошёл последним. Он постепенно запоминал имена собравшихся. На диване Миша, парень с круглым улыбчивым лицом, рядом с Сашей Максим, наверно, брат. Рядом с именинницей Лена, похоже та, у которой она засиделась. Ещё Женя, парень в оранжевой рубахе, потом Марк… На столе много всего, но не было спиртного, это было правильно. Не было ещё в опыте Саши такого, разве что, в армии. Где бы он не сидел за столом, всегда бутылки, рюмки, фужеры…

В процессе общения за столом, Женя, которого Саша запомнил, как парня в оранжевой рубахе, встал, чтобы что-то сказать. Народ заулыбался, стало потише, все смотрели на него.

- Руфь! Мы очень рады сегодня быть у тебя на дне рождения! Ты давно не собирала нас на свои именины! Хочу тебя искренне поздравить! Желаю тебе самого всего наилучшего! Особенно, чтобы ты скорее обратилась к Иисусу, как и все мы, и мы вместе вот так же всегда жили в нашей замечательной церкви!!!

- Спасибо, Жень!

Саша видел, что ей приятно слышать слова своих друзей. Она радовалась. Почти не глядела на него. Он понимал, что все эти друзья догадываются о том, кто он такой и зачем был приглашён сюда. Напрямую никто не спрашивал, но взгляды на себе определённые он ловил. Речь Жени вдохновила и его поучаствовать в поздравлении, хотя не было у него такого опыта, он стеснялся и не знал как быть. Дома он смутно репетировал возможную речь, но одно дело сидеть дома, а другое здесь. Саша, чувствуя, как у него дрожжат колени, всё-таки встал и пошёл зачем-то прямо к месту, где сидела она. Народ это заметил и притих. Саша подошёл прямо к ней сбоку и заговорил:

- Дорогая Руфь! Прости, я человек здесь новый, мне чуть страшновато говорить! Но и молчать неудобно! Я, ребята, именно тот, кого эта чудесная, смелая девушка вытащила из беды! Руфь! Я поздравляю тебя с днём твоего рождения, хотя, если по-честному, даже не знаю, сколько тебе исполняется. Я должен что-то пожелать, но мне кажется, что у тебя есть всё! Ты безумно красивая, а сейчас прекрасна, как принцесса! У тебя столько друзей, такая великолепная семья! У тебя смелое, чуткое, доброе и широченное сердце! На твоём ободке звёздочки, но это ты ярчайшая во вселенной звезда, от которой можно ослепнуть! Я тогда случайно назвал тебя ангелом, но, мне кажется, ты и есть ангел, после встречи с тобой я стал на мир смотреть по-другому! Ты тогда сказала, что не стала христианкой ещё. Для меня ты лучшая христианка! Я ни в чём не разбираюсь, и ты привела меня поговорить с твоим отцом! Я спрятался от вас, а вот ты позвонила и я понял, что не могу не прийти на праздник, ты пробудила меня, выдернула меня из моей пустоты! Я…я хочу пожелать, чтобы никогда никогда тебе не было плохо, чтобы ты всегда была такой же весёлой и смеялась, чтобы ты никогда не плакала...

Саша смотрел на неё и не узнавал. Она покраснела, стала робкой, в глазах как-будто блеснула слезинка. Она соскочила со стула и крепко-крепко на долю секунды обняла его прямо при всех, на глазах и у своего отца.

- Ребят, это Сашечка! Я его позвала. Помните, девчонки, я как-то рассказывала, что ну … он проводил меня вечером, в гостях посидел… Сашечка! Спасибо! Это самое прекрасное поздравление в моей жизни! Мне никто никогда не говорил так! Я так рада, что все пришли на мой скромный праздник! И ты, Сашечка, не испугался и пришёл! Ты говоришь не плакать, а я могу от волнения расплакаться… - она села на место и уткнулась лицом в плечо подруги.

Саша смущённо вернулся на место. Он не мог вместить этого. Оказывается, она никому ничего не рассказала о том, как вытащила его из пьяной толпы. Она ни грамма не посягнула на его благородство, которого и не было вовсе. И рассказала о нём только девчонкам. Он ещё не догадывался, что и весь этот вечер был организован ради него. Она исполняла свои слова о том, что познакомит его с христианами. Так ей хотелось видеть открывшего душу парня в кругу своих церковных друзей. Он для неё стал таким плодом её маленькой миссии. Она увидела чистую благодарность, идущую из его души. Он не подвёл, пришёл и из простой именинницы превратил её в самую прекрасную принцессу! Даже в ярчайшую звезду! В душе у неё зарождалось взаимное к этому парню чувство и чистое желание помочь ему, живущему вне христианского общества, стать христианином.

Отец подметил для себя не объятия, списав их на радость, а то, как она сказала “Сашечка”. Пока лишь он для неё был папочка. Остальные: Ленка, Мишка, Лилька… Он ещё при первой встрече заметил, что дочь загорелась желанием помогать этому Саше. Он вспоминал себя молодым, и не мог объяснить ни тогда, ни теперь, почему он был выбран своей Лией. И так он по-отцовски рассуждал, что если этот Саша действительно идёт к вере, то и его дочь может увлечь туда. Она у него была такого типа, что, делая что-то для других, становилась лучше. Это было потребностью её активной души.

Молодые братья тоже кое-что заметили и чуть-чуть смутились. Они так не могли! В последние года два многие из них пытались протоптать тропку к её сердцу, но в конце натыкались на закрытую калитку. Она была равноудалённой от всех. И вот, к только что появившемуся парню, который ещё не брат, какое-то особенное отношение. Но ревность и обида здесь неуместны. Им мешала мысль, что она пока не совсем христианка. Дочь пастора, но ещё не совсем с ними.

После дня рождения Сашу довёз один из братьев, Руслан, до самого дома. Он уже был женатый, одна из девушек на празднике была его женой. От всего этого дня рождения, от собственного его там участия, от многих новых слов, услышанных там, ему нужно было время отойти. Желая воздать ей благодарностью и думая, что отдав свой душевный долг, испытает облегчение, он ошибался. Стало лучше и легче, но от желания делать для неё доброе он не избавился. Он расстрогал её до слёз, стал почти героем в глазах некоторых гостей. Теперь ему нужно продолжать начатый путь…

После того, как гости ушли, Руфь и Лиля перетаскали всё со стола на кухню, Пётр Андреевич с сыновьями расставили мебель по местам. Пока дочери перемывали горы посуды, отец сел на диван и прикрыл глаза. Он был рад, что в его доме произошло такое событие. День рождения праздник вроде обычный, но в этом дне рождения было что-то особенное. Искорка детского счастья светилась в глазах его дочери. Пётр Андреевич действительно любил своих детей. И в этой родительской любви было какое-то особое местечко для Руфи. С ней иногда было сложней, чем с остальными, но бывали минуты, когда именно она вносила в жизнь семьи что-то живое и интересное. Руфь вошла в зал, где сидел отец, оглядела комнату, проверяя, всё ли убрано после праздника, и, убедившись, что всё в порядке, подошла и села рядом с отцом. Он открыл глаза и улыбнулся, а она положила голову ему на плечо. Звёздочка её ободка щекотала ему щёку. Она всё ещё была в своём праздничном наряде.

- Спасибо, пап, что помог сделать мой праздник!

- Я рад за тебя, ты сегодня такая счастливая! Последний год был для тебя таким нелёгким…

- В прошлом году, когда мамы не стало, мне не нужен был ни день рождения, ни новый год… Иногда и жить не хотелось… Я почти разучилась улыбаться…

- Пришлось вам повзрослеть раньше времени… такие вот дела… Но сегодня я за тебя рад!

- Хорошо, что ребята пришли! Я последнее время со всеми какая-то вредная была, всех отталкивала от себя, кроме Лены… А они собрались.

- Видишь, даже Саша пришёл.

- Да… Я его ждала и боялась, что не придёт. Я ему наговорила что-то по телефону, как дура, думала испугается, а он пришёл.

- Он хороший парень. Когда он первый раз у нас побывал, я его отвёз тогда и вспомнил себя в его годы. Я думаю, в его душе работает Господь.

- Мне его слова понравились, те, что он тогда сказал про росток в душе, который пробивается к свету. Мне почему-то хочется, чтобы он стал одним из братьев твоей паствы.

- Хорошее желание, дочка.

Они некоторое время ещё посидели вместе на диване. Потом Руфь ушла к себе, в доме наступила тишина, а Пётр Андреевич ещё какое-то время не спал и благодарил Бога за своих детей, жизни которых он вверил в руки Его.

Два маленьких секрета.

Братья, несмотря на некоторое смущение на дне рождения, приняли Сашу. Для них это был полезный опыт. В чём-то они помогали ему, в чём-то он им. Все они выросли внутри. Их родители в основном были в церкви. С детства они вместе лазили по кустам у молитвенного дома, мерили лужи, пока родители общались в церкви. Когда выросли, стали молодёжью церкви. К вере приходили не разом, каждый сам, но для них культура евангельской церкви была своей, они здесь как рыба в воде. Когда кто-то из них говорил: “Я стал христианином!”, это выглядело не так ярко. В этом и было сложное и противоречивое отношение у Руфи к ним. Для такого обращения к Богу вроде и сил никаких не надо. А она сама хотела дойти. Не нужны были ей регалии дочки пастора для обращения к Богу. Она считала это нечестным. Ей хотелось сначала как-бы исчезнуть, а потом войти новичком. Может, чуть перегибала, но вот так мыслила. И иногда была чуть вызывающей, даже туда, во внешний мир с его грехами и опасностями иногда смотрела с интересом. Именно оттуда надо входить к Иисусу, как та, которая целовала Его ноги в Евангелии. И всё же, совсем грешить, как мир, не могла. Она была во многом похожа на маму, с этим трудно что-то сделать. А когда молодые братья начинали ещё и подбивать колышки к ней, они противоречили её представлениям. Им хотелось привести её к вере и одновременно обратить на себя её девичье внимание. Как бы, вот чуть-чуть скажи в молитве, покрестись и уже почти христианская невеста. Они говорили о том, что есть на то то и то то воля Божья, выдумывали сложные объяснения, намекали, что брак это установление свыше. Брачующиеся должны быть оба христианами. А она ловила их взгляды на себе и не совсем верила. И там, в миру, так же смотрят на неё и не требуют чего-то особого. Но относилась ко всем хорошо. Ну не прозвенел у ней в сердце ещё нужный звонок. Не хотела она что-то делать из-за долга только, как подневольная. Она была искренняя и искала честности.

Тем временем, Саша пришёл к искренней вере во Христа. Был один вечер, Саша пришёл поговорить с пастором, задавал вопросы, рассказывал о своих делах. Руфь иногда заходила на минутку в комнату, краем уха слыша их разговор. И, в очередной раз приблизившись ко входу в зал, она остановилась, слыша, как Саша произносит молитву. Слова этой молитвы были очень сбивчивыми и простыми, но что-то в них касалось и её души, ей нужно было слышать слова человека, приходящего к Богу извне. Потом, когда он сказал “Аминь” и она вошла к ним, парень посмотрел на неё спокойным и светлым взглядом и сказал:

- Руфь! Бог есть, понимаешь, Он меня услышал! Я верю абсолютно! Моё сердце переполняет Его мир!

Она обрадовалась и засмущалась одновременно. У неё самой однажды был этот опыт, но никому она не посмела рассказать. В те дни, когда она так тяжко горевала о маме, был один день, который врезался в память. Прошло месяца полтора, а она ещё не могла войти в обычную жизнь, тоска высасывала силы, нужно было излить её куда-то. Она взяла телефон и стала писать письмо:

“ Мамочка, я так скучаю без тебя, как-будто мир стал тёмным и всё померкло вокруг. Ты где-то там, на небе, я не могу тебя видеть, но, вдруг, ты как-то видишь меня. Я не успела многого сказать, за многое попросить у тебя прощение. В душе моей столько какой-то злобы и грязи, я так часто мучила тебя. А теперь вот мне очень грустно.” - Она отправила письмо на мамин номер, но оно никуда не могло уйти. Она закрылась в ванной и высказала свои чувства Богу. Мысли её были пока сфокусированы на переживании о маме, но всё же вышла некая молитва и она была криком сердца. После она вспоминала, что неведомый мир проник внутрь и дал утешение. Теперь, когда Саша говорил об этом внутреннем мире, она поняла его.

Саша втягивался в жизнь церкви. Шли дни, он бывал у них дома, но душа его больше поглощена была исканиями веры. С Руфью он редко общался, тем более, наедине. Но незримо он помогал ей. В её сердце тоже рос свой росточек. И Саша был для неё примером, он пришёл оттуда, из темноты, в которой она полностью не была. Имела друзей там вне церкви, но не погружалась глубоко. Она родилась в почти династии служителей евангельской церкви и изменить этого не могла. Именно то зажигало в ней веру, что Бог меняет людей кардинально, берёт негодный материал и ваяет из него шедевры. Слова же, сказанные тогда на празднике, тоже проникли вглубь её сердца, он говорил тогда так искренно, как любила говорить она сама. Он трепетно восхищался ей, а она глубоко уважала его!

Время шло, Саша посещал все молодёжные встречи, жадно впитывая всё, что слышал. В конце марта, когда снег уже почти сошёл, а воздух ещё был прохладным, так случилось, что Саша вызвался проводить Руфь до дома с молодёжного общения, на которое она пришла. Было оно в доме Жени Гринько, того, с кем Саша познакомился на дне рождения, жил он прямо в центре города. Саше было не по пути, но он был не против немножко прогуляться, ведь именно он пригласил её побывать на общении. Они шли в сторону её дома и говорили, в последнее время у них так редко получалось остаться наедине.

- Ты молодец, что пришла!

- Ты попросил, я откликнулась, как тогда, я позвала и ты пришёл.

- Если бы ты не позвонила тогда, я бы опять запутался в своей бессмысленной жизни. Столько было глупых страхов, как-будто кто-то мешал взять и сделать всего один шаг. Тебя Господь использовал, чтобы раскачать меня.

- Меня? Господь?

Саша поглядел на неё, на её изумлённый вид. Он точно знал, что все события последнего года его жизни подпали под руководство Христа.

- Я нуждался в хорошем толчке, и Господь это сделал через тебя!

- Наверно, ты прав. Я тоже удивилась тогда, что ты стал откликался на все наши слова. Много же молодых людей на разок заглядывают в церковь и исчезают. Папа переживает, ведь он сам молодым пришёл к вере, он любит, когда именно молодые приходят. - Она чуть замедлила шаг. - Хочешь, расскажу кое-что о себе? Ты ведь не всё обо мне знаешь.

- Ну да, не всё, мы знакомы лишь полгода.

- Слушай. Был в моей жизни один нехороший день, - она слегка поёжилась от воспоминаний, - мне было семнадцать, я только закончила первый курс, у нас была какая-то практика. Где-то в начале июля я зашла к подружкам в общагу. Они были из деревень, от родителей немного оторвались, почувствовали свободу. А сам понимаешь, как действует свобода на молодых дурочек.

- Я был лишь молодым дурачком.

- Не очень большая разница, девки зажигают иногда покрепче. Ну вот, они позвали меня седьмого июля побывать на вечеринке у какого-то пацана. Я сначала мялась, отнекивалась, потому что не хотела расстраивать родителей и ещё Мишка Сомов пригласил очень настоятельно на свой день рождения, и тоже седьмого июля, такое вот совпадение. Я придумала хитрый ход. Посидела с шести до полвосьмого у Сомовых, потом слёзно извинилась и слиняла туда, куда позвали девчонки. Оказалось, от моего дома не очень далеко. Телефон отрубила, на случай, если родители будут звонить. Ну, я вошла, там уже пир горой, музон громкий, накурено, развязные такие голоса… Короче, с христианской молодёжью контраст. Но меня приняли с удовольствием, как тут и была. Я сижу, вся зажатая, почти ведь на таких торжествах не бывала, а Светка, моя однокурсница, подсаживается, давай меня угощать, подкалывать всяко. Я старалась вежливо отказываться от всего, но на фужер шампанского меня раскрутили. Потом плясали, что-то все кричали. Мне надоело, я решила незаметно уйти.

- Знакомое дело… Получилось слинять?

- Получилось… Но увязался за мной один там крепко уже подпитый, Завьялов фамилия.

- Я не знаком.

- Вот, идёт за мной и привязывается, то обниматься лезет, то предлагает под руку идти. Я ему: отвали, иди своей дорогой. А он мне: у тебя сердце каменное, если прогонишь, пойду утоплюсь. Я ему: иди топись, вода тёплая. Ну, и так далее. Дошли до нашего дома, я хотела удрать от него, а он меня схватил и полез целоваться, я кое-как вырвалась и слышу сверху, с нашего балкона, гневный мамин окрик. Ну, думаю, всё, влипла по полной программе, сейчас начнётся мощная головомойка и не известно, останусь ли я жива. Я в подъезд заскочила и дверь захлопнула, а сама сквозь дверь слушала, как мама объясняет этому Завьялову, кто он после того, как посмел прикоснуться к её дочке. Поднялась на этаж и стою, боюсь даже вздохнуть. Дверь открывается и на меня с колким таким упрёком смотрят родители. Делать нечего, я вошла и встала напротив, сказать то мне нечего. Мама с папой давай меня вразумлять, я давай огрызаться, мама схватила хлопалку для ковров в прихожей и хлестнула меня по спине. Я завизжала, разревелась и спряталась в ванной. Потом сидели на кухне допоздна, они мне читали проповеди, я уже не спорила, потом отпустили меня идти спать. А я хожу по квартире, из спальни в кухню, из кухни в ванну, и не могу успокоиться. У родителей своей спальни не было, они в зале расстилали себе диван на ночь. И вот, я мимо хожу, вижу, мама уже полулежит, читает книжку или делает вид… Я не выдержала, зашла и села на уголок дивана, слёзы из глаз сами потекли…

Саша осторожно глянул на неё, по щекам и сейчас стекали слезинки.

- Ну вот, я сижу, мне скверно так и стыдно перед ними. А мама взяла за рукав и затащила меня к себе, прижала крепко и тоже заплакала. Вошёл папа и мы ещё целый час вот так проговорили, а когда я ушла к себе, я вдруг поняла, что вот эта родительская любовь в тысячу раз дороже всего на свете…

- Когда я пришёл окончательно к Богу, я как-будто окунулся в глубину Его бесконечной любви!

- Ты для меня пример, - она остановилась, вынула руки из карманов и вытерла лицо от слёз. Саша вдруг взял её холодные руки в свои. Она очень тактично отняла их и опять засунула в карманы.

- Ой, прости…

- Саш, не смущай меня, а то заставлю жениться на себе, и ты ведь пойдёшь, а я ещё такая грешница. Зачем я тебе такая нужна?

- Мне жалко тебя стало очень.

- Ты обо мне такое узнал и всё равно продолжаешь восхищаться? Ну куда это годится?

- Прости, я не хотел тебя смутить. Но для меня ты самая лучшая на Земле, ты это знаешь. Рядом с тобой у меня отрастают крылья...

- Ну вот как мне покаяться в грехах? Ты мной восхищаешься, папочка обожает, дядя Лёша с тётей Дашей при виде меня сразу сю-сю-сю… За что вы все меня так любите? Я ведь грешница, разве не так? Мама… Её ведь не стало через три месяца после того… Я тоже виновата! А вы все восхищаетесь мной…

- Руфь, - Саша смотрел ей в глаза, - это же наши человеческие чувства, а покаяние происходит перед Богом, это разные вещи. Он оценивает нас независимо от того, кто мы в жизни и как выглядим. Он нас объявляет грешниками и Он же открывает нам Свою любовь. Иисус умер и за твои грехи, в этом Его безмерная любовь к тебе! Это намного больше даже родительской любви!

- Сашечка, - теперь она схватила его руку своими двумя, - вот эти слова я слышала сто раз, но лишь сейчас начинаю их понимать. Ты прирождённый проповедник, я от отца это слышала и не внимала, а ты мне разъяснил. Да, Бог не человек, Он судит независимо! И любит нас… Спасибо, брат! - Она со слезами смотрела на него. - Не знаю почему, но мне легче слышать это от тебя. Ты был там, в греховном мире, твои друзья и родные тоже. Но потом ты пришёл к Богу… Не знаю, понимаешь ли ты меня.

- Я понимаю тебя… стараюсь… Я и правда пришёл из греховного мира. Тебе же Бог дал счастье вырасти в христианской семье, ты можешь недооценивать это. А мама твоя… ты не можешь быть здесь виновата, Руфь! Господь призвал её туда к себе, нам это сложно понять. Он освободил её от чего-то, наверно… Главное, не сомневаться в Божией любви.

- Я стараюсь… - в какой-то миг ей захотелось уткнуться заплаканным лицом в его плечо, но она сдержалась, - ладно, Саш, поздно уже, спасибо, что проводил и поговорил со мной, иди домой, не мёрзни!

Она отпустила его руку и быстрым шагом пошла к подъезду, возле которого они уже стояли. Саша проводил её глазами и мысленно помолился за неё:

- Господи, помоги Руфи, она приближается, но что-то в её сердце ещё не встало на место, помилуй эту душу! Она столько сделала для меня, Господи! Кем бы я был, если бы Ты не свёл нас там, возле одиннадцатой школы?

Он медленно побрёл домой, проходя знакомым уже путём. Он размышлял о невероятной милости Бога, Который открыл ему, никчёмному пареньку, путь к познанию Самого Себя. Он взял обязательство не оставлять молитвы за девушку, через которую он познакомился не только с христианами, но и с самой истиной. Лишь бы она поняла, что ни его трепетная забота о ней, ни родительская любовь даже, не сравнятся с любовью Божией.

Однажды, уже в мае, дома у пастора собрались братья, актив церкви, под пятьдесят и за пятьдесят, друзья Петра Андреевича. Пришёл Алексей Викторович Морозов, Леонид Сомов и Александр Гринько. Они беседовали в зале, Руфь подносила им чайники, конфеты и т.д. Неожиданно зашёл Саша, отец позвал его для своих целей, она не знала об этом. Он прошёл в зал и сел к братьям. Они говорили, пили чай, даже смеялись о чём-то. Она вошла с очередной миской для стола и, когда выходила, слегка коснулась его плеча. Он понял этот жест и вышел за ней. Братья не заметили ничего. Он вошёл в кухню и увидел её стоящей спиной к нему.

- Помочь тебе? - спросил он.

- Да, Саш, помоги, - она как-то необычно посмотрела на него, - я созрела, Саш.

Он не совсем понимал, к чему она созрела.

- Я дошла до того, чтобы обратиться к Иисусу, понимаешь? Последние дни я чувствую это. Я больше не хочу спорить с истиной, - Саша не знал даже, с чем именно она спорит. Он относился к ней лучше, чем она сама. Она видела, что, дав ему вход в среду христиан, а значит, и в близость с Богом, сама стала отставать. Он смело шёл вперёд, его росточек давал уверенные корни, а её нет. Теперь она была нерешительной. Пусть теперь он потянет её за рукав. Ещё её тяготила одна тайная мысль. Пока она медлит, кто-то из сестричек церкви покажется ему лучше и добрей её. В своей душе она находила много недоброго. Если он отдалится от неё, что-то погаснет в её мечтах. Эти мысли двигали её. Он серьёзно вошёл внутрь духовной жизни, и она должна спешить туда. - Помоги мне, Сашечка!

- Но я… Там же братья опытные… Папа твой, дядя Лёша…

- Нет, я хочу, чтобы именно ты стал моим провожатым. Провожай до конца! Иди, скажи братьям, что я хочу помолиться Иисусу. Иначе, Саш, ты уйдёшь вперёд, а меня оставишь в грехах. Я никогда не хотела стать христианкой по инерции. Да, мой дед был здесь диаконом, мой отец пастор, сестра в хоре… А ты вошёл из греховного мира, по-честному! А разве мои гены защитят перед Богом? Я хочу снять с себя погоны дочки служителя и войти как ты, извне. Я грешница, даже если ты мной восхищаешься, я поняла это очень глубоко. Они все мне, как отцы, а ты как близкий брат, самый близкий. Ты так трепетно всегда относишься ко мне, услышь мою душу, в ней много зла, но есть и во мне тяга к свету. Ты хотел тогда исповедаться моему отцу, а я хочу исповедаться Богу. Я увидела, как Он изменил тебя, я хочу также. Приведи меня к братьям и скажи: “Вот грещница, она ищет Иисуса!”

- Я сделаю для тебя всё!

Он пошёл, чувствуя себя Моисеем, идущим сказать Израилю о великом исходе. Братья даже не заметили его ухода и прихода.

- Братья, здесь грешница, которая хочет обратиться к Иисусу!

Те не сразу отвлеклись от своей беседы и смотрели на него с улыбками. Первым прозрел дядя Лёша Морозов:

- Где же она? Грешница… Чего сама то не идёт, она же весь вечер нам служит? - Братья встали на ноги. Саше предстоял обратный путь, но она уже стояла за углом. Как только Саша подошёл, она прошла в зал.

- Не бойся, дочка, - сказал дядя Лёша, - мы все так начинали.

- Я не дочка, я грешница… Я нуждаюсь в прощении, как все… Я…

Она заплакала, потом тихо говорила молитву. В конце братья ободряли и обнимали её, вытирали ей слёзы с глаз. Саша стоял в стороне, чувствуя себя соучастником приобщения её души к вере. Ведь у него это был первый опыт, первая его миссия. Она сначала стала инструментом его вхождения в новую жизнь, теперь и он помогал ей в этом.

Алексей Викторович был рад видеть эти её искренние слёзы к Богу. Ведь четверть века назад он видел, как пришла к вере её мать. Тоже как грешница.

* * *

Алексей же Викторович был тем, из чьего дома вышла девушка в тот сентябрьский вечер. Вместе с женой и детьми он уговаривал её остаться, а она не слушала.

- Дочка, давай, если не хочешь остаться, я сбегаю на стоянку за машиной. Или вон такси взять. Ну или мы с Марком проводим. Не ходи по ночам, отца пожалей, он переживает.

- Зря, я дойду.

Она ушла, и Алексей Викторович подметил, что не только лицом, но и характером в мать.

- Петь, я уговаривал как мог, ну упёрлась и всё, - объяснял он отцу по телефону, - я сейчас прямо встану и молиться буду за неё, чтоб без проблем дошла.

И он вправду взывал за неё к Богу, тоже выйдя на балкон:

- Отче наш, сохрани эту девочку, дай Пете сил с ней, не жалеет она нас. Ей бы брата такого, каким вот Петя был для матери её!

Говоря в своих молитвах про брата, Алексей Викторович имел и свой умысел. Очень хотелось ему в последнее время породниться с Петей Береговым. И под братом этим он подразумевал своего сына Марка. Он представлял их даже иногда женихом и невестой. Но было две проблемы: Марк для неё был как родной брат, но не больше, и она пока не стала полностью христианкой.

Но ни диакон, ни пастор, ни любой другой не могут решать такие вопросы. Для этой девушки предназначено было другое. Она вышла от Морозовых и почти параллельно из почти соседнего дома выходил молодой человек со спайсом в кармане и с ищущей душой. Грешница, за которую возносили молитвы целых два уважаемых служителя Божия, и ещё один грешник, движения души которого известны были лишь одному Творцу!

* * *

Теперь они оба, Саша и Руфь, были христианами, вырвавшимися из грехов и прилепившимися ко Христу. Спустя два месяца, в июле, они крестились. Кто бывал на крещении в евангельской церкви, тот знает, что это целый праздник. На нём могут быть все. Особенно в хороший летний день народ выходит на берег водоёма и видит, как новообращённые заходят в воду, подходят к крестителю и тот, спросив “Веруешь ли, что Христос простил твои грехи?”и получив утвердительный ответ, погружает их в воду. Саша и Руфь сделали это вместе в один день. Когда он стоял у края воды, он вообразил себя участником того, что испытали миллионы людей во все времена из всех народов, те, которых помиловал Бог! В тот день крестилось всего четыре человека, ещё двое кроме Саши и Руфи. Пётр Андреевич первым вошёл в воду примерно по грудь, обернулся и дал сигнал ожидающим своего крещения. Саша подошёл к нему и встал рядом.

- Веруешь, что Иисус Христос есть Сын Божий?

- Верую!

- Веруешь, что Он простил твои грехи?

- Верую!

- По вере твоей крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

Вода скрыла на секунду его под собой, на берегу кто-то захлопал, кто-то начал петь гимн.

“ Верую!” - отозвалось в его сердце. Он начал выходить на берег и навстечу ему шла она, в светлой одежде, волосы убраны тугой косынкой, взгляд вперёд, где её ждал счастливый отец, чтобы крестить. Будучи крещена, она пошла к берегу, намокшая косынка слетела с головы. На берегу радостно приветствовали её. Саша не выходил из воды, ожидая её, и, когда она подошла, подал ей руку для поддержки. Кто-то из стоящих на берегу снял этот кадр, где они счастливые выходят из воды, держась за руки.

* * *

Время уходит, проскакивают дни. И вот наступил день, когда две эти жизни сблизились настолько, что больше не могли идти врозь. Был ноябрь месяц, Руфь уже отпраздновала своё двадцатилетие, на улице слегка припорошило снегом. Саша с работы позвонил и попросил её о встрече с глазу на глаз.

- Зайди после работы, - сказала она, - на кухне посидим, посекретничаем. Папа поймёт, не будет вмешиваться, тебе он доверяет.

- Не, вечером неудобно как-то. Могу завтра днём зайти. Лучше, конечно, где-то на улице, на нейтральной территории.

- Ну, как выспишься завтра, звони, я подстроюсь, суббота ведь, я тоже свободна.

- Договорились, до завтра.

Саша весь вечер после работы сидел и переживал, ждал завтрашнего дня, как в тот раз, когда был приглашён на именины. Свои внутренние чувства он высказал перед Богом:

- Господи, кто я перед Тобой? За прошедший год столько доброго вошло в мою жизнь, что у меня не хватает слов благодарности! Ты остановил моё бесполезное существование на земле, познакомил с братьями, с церковью, дал веру… И кроме всего этого, Ты позволил мне познакомиться близко с семьёй пастора, - Саша не осмеливался полностью исповедать своё заветное желание, - Господи, что мне делать? Я так хочу завтра… сказать дочери пастора…сестре Руфи… Прости меня, Господи, имею ли я на это право? Помоги мне решить всё до конца… Ты дал мне веру, это самое главное. Но Ты знаешь, я хочу завтра поговорить с ней о своих чувствах…

Он заснул поздно, так полностью и не успокоившись. Они с Руфью часто общались последнее время, но больше в обществе молодёжи или в доме молитвы. Саша боялся лишний раз смущать её и полностью уважал её свободу. Он не скрывал отношение к ней и помнил её слова, что он для неё самый близкий брат, но всё же…

На следующий день он проспал до десяти утра, выбрался из постели, поел. Самым удобным временем он выбрал два часа дня, позвонил ей, она согласилась. В час он вышел из дома, побродил какое-то время по городу, думая о Боге, о себе и о ней. Они встретились в районе городского стадиона, минут в пятнадцати хотьбы от её квартиры. Она была уже в зимней куртке и красной шапке с бамбошкой. Когда Саша её увидел, она стояла к нему боком и говорила по телефону. Он подошёл и подождал, когда она завершит свою беседу.

- Привет, Саш! Я тут с Ленкой заболталась.

- Как тогда засиделась.

- Почти. Куда пойдём?

- Не знаю, можно в сторону вашего дома.

- Можно.

Они двинулись, Саша продолжал переживать и совсем не знал, с чего начать. Скорее всего, она понимала, что он хочет сказать, и тоже пока молчала. Как же сдвинуться с мёртвой точки? Какой он всё же тугой на такие разговоры!

- Саш, я в воскресенье слушала проповедь дяди Лёши, - начала она разговор, - мне запала мысль одна. Помнишь, о чём он говорил?

- Да, - ответил Саша, пытаясь отвлечься от своих мыслей и вспомнить тему последней проповеди Алексея Викторовича, - он говорил про Апостола Павла, о том, что Господь неожиданно остановил его на пути в Дамаск.

- Во-от. И мне такое понимание пришло, что мы абсолютно можем не знать, что и как нас ждёт впереди. У меня в памяти много таких случаев из жизни. Идёшь своей дорогой, думаешь о своём, а тут тебе раз, Господь что-то Своё посылает. И надо это ещё правильно понять и взять в толк, не протормозить.

- Со мной однажды прямо так и случилось.

- Ты про первое наше знакомство?

- Да. Разве можно было предсказать, что так начнётся мой путь к Богу? Пошёл торгануть спайсом, а оказался в доме у пастора церкви. Вместо разбитой морды, познакомился с прекрасной девушкой. Мог бы загреметь в будущем в наркоконтроль, а стал членом баптистской церкви.

- А я тогда сомневалась, Морозовы меня отговаривали идти домой. Была такая сладкая мысль остаться, с Ленкой протрещать до утра. Знаешь, что помешало?

- Нет.

- Я и сама не знаю. Мне немного не нравилось, что Марк всё искал повод к нам присоседиться. Так-то я с ним легко общалась, но у нас с Ленкой ведь свои были хи-хи ха-ха, а он не всегда понимал. У них ведь комнаты дверь в дверь, как-то неудобно было ночевать у них. В детстве то бывало частенько, а тут мы выросли, и я же чувствовала, как он меня воспринимает. Не хотелось мне давать ему пустых надежд, он мне почти как родной, но не больше.

- И вот, ты вдруг встретила такого чудика, как Саша Григорьев. Почти наркоторговца.

- Встретила. Но ты ведь так изменился. Для меня раньше примером перемены жизни был папа. Но это где-то в прошлом, а твою жизнь я увидела наяву. Ты так сильно помог мне в понимании Бога, даже больше, чем мой папа.

- Скажи, Ру, - Саша захотел высказать всё, что носил внутри, - ты не убьёшь меня, если я скажу тебе совсем сокровенное, что у меня есть в сердце?

- На тебя у меня рука не поднимется.

- Спасибо! Ты меня немного знаешь, я косноязычный… Я позвал тебя сегодня с одной целью… Я тебе уже говорил, что для меня ты самая лучшая…ты мне очень нравишься…

- Говорил…

- Руфь, я должен тебе признаться, что очень сильно тебя люблю и хочу просить тебя, чтобы ты стала моей женой. - Они остановились и смотрели друг на друга. - Ты подумай, я не требую быстрого ответа… Это ведь внутри меня, я сильно стесняюсь этого вопроса… Несколько дней вот об этом молюсь даже. Но, я был бы счастлив, если бы ты сказала мне “Да”!

- Я, - она начала поправлять свою шапочку и переводить взгляд то вниз, то вверх, - ты опять смущаешь меня, Саша…я, конечно, знала, о чём будет разговор… Я и сама давно об этом думаю. Я давно к тебе хорошо так отношусь, я же говорю. А женой? Я не представляла даже, как это бывает, когда такой человек, как ты, предложит быть женой…

- Руфь, смотри, в церкви есть ещё братья, они все твои друзья…

- Нет, Саш, ты меня не совсем понимаешь. Я волнуюсь просто. Мне даже не надо думать здесь. Не отдавай меня никому, какие другие братья? Они хорошие все, правда, но это не то. Тебе одному я готова доверить свою душу и всю свою жизнь! Ты вот тогда руки мои взял, а я обомлела вся…Если тебе нужно официально, то я согласна, даже не сомневайся. Хочешь, можем завтра после собрания выйти и сказать, объявить помолвку.

- Спасибо, Ру! Спасибо! Я волновался так, я молился о тебе. Надо только сначала папе твоему сказать…

- Пошли сейчас, он дома. Мне кажется, даже ему ничего не надо будет объяснять, он с полуоборота догадается. Он недавно проговорился случайно: твой Саша. А я спорить не стала. Если бы он сказал “твой Марк”, к примеру, я бы весь дом на уши подняла! А здесь я почувствовала, что это действительно так, мой Саша.

- Эх, Ру! Я недостоин стольких благ. Больше года уже живу и одни подарки сыплются в мою жизнь. И ты - самый необычный из этих подарков. А папе твоему я сам сейчас должен сказать.

- Он обрадуется, это точно! Помнишь, я тогда рассказала про свой загул с девками из общаги?

- Да.

- Тогда ночью, когда мы сидели с родителями, мама мне такие нужные слова говорила. Она сказала: “Девочка моя, не трать свою юную жизнь на пустые удовольствия! Я знаю, ты придёшь к вере и Бог даст тебе такого брата, с которым ты пройдёшь свою жизнь с радостью и не будешь сожалеть ни об одном прожитом дне! “ Для неё таким братом стал папа, а для меня – это ты.

- Спасибо, Ру! Я тебя никому не отдам! Я постараюсь сделать твою жизнь счастливой! Пошли признаваться пастору!

Они поговорили с Петром Андреевичем, он наставил их в том, как поступать дальше. Они стали готовиться и ждать. Через год после крещения состоялась их свадьба. Сочетать примчался из своей Англии дядюшка Давид Янцен. Собираясь, он говорил жене:

- Я, именно я должен это сделать! Я вижу её раз в пять лет! Именно вот эта широкая ладонь будет при сочетании лежать на её милой головке!

Всё было красиво и чуть нереально. Сашины родители преодолели страхи и побывали там. Мама поплакала, когда увидела сына рядом с пастором Давидом и вводящего в зал свою почти нереальную дочь пастора Петра Андреевича. Отец снимал всё, что мог, и мужикам потом показывал сына, невесту и, конечно, главную достопримечательность – пастора Дэвида (именно Дэвида) из Англии.

После проповеди и молитвы сочетания расставили столы, приготовили праздничное угощение, рассадили гостей, посадив жениха с невестой особо, чтоб видели все. Среди поздравлений и множества слов, сказанных служителями церкви, дело дошло и до Сашиной мамы. Она поднялась, ей дали микрофон. Она некоторое время собиралась с мыслями и начала говорить:

- Простите меня, ребята. Очень как-то мы боялись идти на такую необычную для нас христианскую свадьбу. Раньше бывали на обычных в основном… И получилось быть не просто гостьей приглашённой, а мамой жениха. Я смотрю на сына и не верю своим глазам. Наш Сашка стал взрослым, стал мужем такой прекрасной девочки… Когда он первый раз рассказал мне про Руфь, я так заволновалась. Что ещё, думаю, за Руфь такая, откуда она взялась? А у него глаза засветились… Всё, думаю, попал мой Сашка! В гости как-то пришла к нам, сидит и всё время что-то говорит. Вот, думаю, болтушка какая-то. А потом полюбила её! И мы с отцом даже не сомневаемся, что сын наш теперь будет счастлив! Поздравляю вас, дети, пускай ваша любовь не иссякает!

- Спасибо большое, тётя Нин! - Сказала Руфь. - Вы такие молодцы, что не испугались и пришли сюда, в дом молитвы баптистов, благословить нас. Мне полжизни приходилось всем доказывать, что мои родители не сектанты, что они нормальные. И имя моё… Как я иногда недоумевала и роптала на свою маму, что наградила меня таким именем. Меня то Руткой называли, то Руфусом, то Точка Ру, то ещё как-то. Но Руфь, которая из Библии, знаменита тем, что полюбила свою свекровь. Мамы моей больше нет здесь на земле и, наверно, я к Вам, тёть Нин, буду как к матери обращаться. Всяко бывает в жизни, вдруг материнский совет потребуется, к кому мне ещё идти?

Сашина мама не могла ничего ответить, от наплыва чувств горло сжало в комок. Слово взял Давид, дядя невесты:

- Сегодня, друзья, счастливейший момент в моей жизни! Почти шесть лет я не был в России и не видел моих племяшек. Позавчера увидел Руфь в аэропорту и сердце сжалось, поверьте. Как она похожа на сестрёнку мою, особенно издалека. Голосок другой немного, но… Руфь, племяшка моя, очень тебя прошу, уважай своего Сашу, Бог дал тебе искреннего друга жизни. Жизнь так закрутить может, что без Господа и без близкого человека не переживёшь. И ты, Саш, береги теперь свою красавицу! Она, видишь, непростая какая, и добрая очень и сказануть что-то такое может. Дал же Господь так скопировать сестрёнку мою, и та за словом в карман не лезла, и эта такая же. Но я вижу, ребята, что в сердцах ваших живая вера, значит, всё переживёте, научитесь всему. Поздравляю вас, родные мои!

Следом за ним встал Пётр Андреевич:

- Вот до чего я дожил, братья сёстры, забирают у меня мою Руфь. Но я рад, что вы теперь будете вместе, не смотрите на мою тоску. Что пожелать тебе, дочь моя? Ты теперь как-бы перешла в следующий класс, учись совершенно новому искусству – любить и уважать своего супруга. А я у него спрашивать буду, он ведь мой член церкви теперь. Шутка, конечно, не буду в вашу жизнь лезть. Надеюсь, не подведёшь меня, дочь. Тебе же, Саш, отдельное спасибо хочу сказать. Не знал я, как пробиться мне к сердцу дочери, чтобы ей о Христе правильно всё передать, чтоб она поверила в Него. Боялся, что сойдётся с неверующим парнем и всё, буду вымаливать душу её у Бога. А Господь видите, как совершил. Привела дочь однажды в двенадцатом часу с собой парня с улицы, табаком от него пахло. Я напрягся немного. Посидели, поговорили, и у меня такое желание возникло – до дома его отвезти. И где-то сердцем чувствую, что парень хороший, чем-то на меня в молодости похож. Господи, думаю, а вдруг… Потом смотрю, шаг за шагом Саша двинулся к Богу, ищет Его. И главное, Руфь моя к Саше как-то хорошо относится. Неужели, думаю, правда, Господи? В один из вечеров сидели с братьями, общались, и Руфь дома была. Мы и не заметили, как Саша вышел зачем то. А он заходит и говорит, что дочь моя хочет обратиться к Иисусу. Как я могу не передать её в твои руки, Саш? Больше всех переживал я за неё, а сейчас душа моя спокойна и я счастлив! Живите в любви, дети!

Ещё много хороших слов прозвучало на свадьбе Саши и Руфи. И всё, теперь они стали законными супругами, две дорожки сошлись в одну!

* * *

Как-то вечером, может, месяца полтора спустя, взяв с собой обновлённый паспорт с её новой фамилией, Руфь и Саша зашли в её теперь уже бывшую квартиру. Они сняли себе для жизни однушку и теперь лишь приходили в гости. Отец попросил Сашу кое-что помочь в прихожей, а сёстры сели на диван в зале и о чём-то шептались.

- Смотри, Саш, скучают немного сестрички, - Саша посмотрел на них. Они сидели плечом к плечу и говорили. Лиля что-то сказала Руфи на ухо и они поулыбались. Потом и та чем-то поделилась с сестрой.

- Ты, Саш, что-то печальный немного. Не обижает тебя моя стрекоза?

- Ругается немного, но мне полезно, я ещё не привык к такому потоку счастья. Спасибо Вам за такую, как Вы говорите, стрекозу! А печальный из-за другого. Парень один, друг мой бывший, Сёма Погорельский, к которому я тащился в тот самый вечер со спайсом, курнул какой-то дряни и не проснулся больше…

- Эх… Тяжёлая штука смерть. Когда наша мама уходила от нас к Богу, сильно тяжко было… Особенно горевала Руфь. Не могли её долго утешить. Хоть мама с ней строгой была, сошлись два характера… Ругала её за проступки всякие, иногда и покрепче влетало. Не отцовский, а материнский ремень там орудовал чаще. Но та тосковала долго. Вместе тосковали… Видишь, Саш, и тебе не довелось с твоей тёщей познакомиться. Она бы тебя полюбила…

- Жалко, что она так ушла… Руфь до сих пор себя винит.

- Это Господь так усмотрел, - Пётр Андреевич закрыл глаза, - никто не виноват. Когда Лия была в больнице, меня один раз пропустили к ней, из милости, наверно. Я зашёл, она смотрит на меня очень умиротворённо, губы почему-то бледные, но взгляд спокойный… “Привет, Петь!” - говорит она как ни в чём не бывало. А у меня слов нет, руку её взял… “ Не тоскуй, брат, нормально всё! Сбереги ребят наших... Лиля… за неё не волнуюсь, она уже верит. Мальчишки маленькие ещё… За Руфку тоже не беспокойся, она придёт к Богу. Скажи, что я прошу… “ Вдруг пальцы мои сжала крепко и говорит: “Спасибо, Петь, что привёл меня к Иисусу! За эти годы, что прожили! Надеюсь, не зря Лия Береговая прожила на земле!” Меня слёзы душат, в душе кричу к Богу… Через сутки её сердце остановилось…

Саша сравнил две эти жизни и две смерти. Лия Францевна Береговая, сама не зная того, уйдя из земной жизни, повлияла и на него. Когда её дочь с такой болью ответила на его беспардонный вопрос, а он увидел эту боль, то и в его приближающемся к истине сердце нечто произошло, ещё одна льдинка треснула в его душе. Может, именно этот вопрос и эта реакция девушки, дали дорогу всему остальному. Семечко этой ушедшей души, упав в землю, произвело плод. А что Сёма Погорельский? Сгубила его глупая страсть. Его друг по секции лёгкой атлетики, бегавший тогда за честь школы, в свои двадцать лет пришёл к тому, что вдохнул однажды неведомый химикат и вместе с ним свой конец… Если бы Некто не поставил на пути Саши Григорьева то небольшое испытание и не направил туда ноги дочки Своего служителя, Саша мог кончить так же. На городском кладбище недалеко друг от друга будут годами стоять два памятника, один Лии Францевны Береговой, другой Семёна Погорельского. Но души? Каково расстояние будет там?

Они посидели ещё немного, разглядывая новый паспорт.

- Григорьева Руфь Петровна! О! В моём названии было три буквы Р, теперь четыре! Это он виноват!

- Если у вас родится дочь, - сказал с улыбкой отец, - назовите её Саррой, тогда будет целых пять букв Р!

- Нет, пап, если родится дочь, я назову её Лией! Пусть мамочкино имя звучит ещё много лет!

- Трудно наперёд загадывать, - сказал отец, - когда родится кто, возьмёшь на руки, тогда и поймёшь, как назвать. Когда ты родилась и мама сообщила нам твоё имя, мы все немного в шоке были. Но я именно ей доверил каждого из вас назвать, как ей Господь положит. Ты вот у нас стала Руфью.

- Да, теперь моё имя обязывает меня любить Сашину маму. Буду стараться!

Прошло почти полных два года с момента того позднего визита Саши к пастору. Они вновь сидели на той же кухне, за тем же столом. Но столько всего изменилось! Теперь они были молодыми супругами, оба вошли в число христиан. Сегодня с ними сидела и Лиля, тоже с интересом разглядывая новый документ сестры.

- А я, Саш, все эти два года о тебе молился, о вас обоих, вот как бы обнимая вас своей молитвой и заботой. Не знаю, чувствовал ли ты? - Пётр Андреевич сидел рядом с Сашей. - Я один только момент пропустил, когда моя дочь начала испытывать это особое чувство.

- Какое? - Спросила Руфь.

- Ну, когда обратила на зятя моего внимание.

- Мне твой зять понравился сразу. Ну, тогда ещё не зять, конечно.

- Как это сразу?

- Ну, вот в тот самый вечер я и приметила его. Он так восхищался мной, - она рассматривала своего Сашу, - может, чуть позже, не помню. Но ты, пап, тут логики не ищи, мозги у братьев слишком плоские, чтобы это понять.

- Как ты с пастором разговариваешь? Я сейчас за ремнём схожу, болтушка, - отец засмеялся.

- А я за зятя твоего спрячусь, он меня не выдаст!

- Вот, повезло тебе, есть у тебя такой защитник теперь!

- Ну прости, папочка, - она мило улыбнулась, - я немного некультурно выразилась.

- Так уже лучше.

- Я то всегда чувствовала твои молитвы. Я Саше по пути тогда рассказала, что ты за меня молишься, он так удивился. Видишь, не так уж плохо быть болтушкой! И мамины молитвы я чувствую до сих пор. Она уже где-то на небесах у Иисуса, но молитвы её исполняются в моей жизни. Она тогда говорила мне, что я приду к вере и Господь пошлёт в мою жизнь брата, с которым мне будет хорошо, и вот он сидит с нами, пап.

Саша немного смутился от её слов, для него она наоборот была тем счастьем, которое он и не ожидал встретить в своей жизни.

- А чувство к Саше родилось как-то необычно. Когда мы с ним на улице познакомились, я думала, ну, пройдёмся до нашего дома и всё. А ты, пап, его пригласил. Я думаю, ладно, посидим немного, чай попьём. Потом на прощанье он мне руку пожал, ну и что. А что-то запало в душу, - она говорила, как-то мечтательно вспоминая, как всё это происходило, - потом, через пару дней, хожу и почему-то думаю об этом. Не знаю, придёт ещё к нам Саша Григорьев, или нет. Десять дней прошло, а я всё жду, вдруг позвонит, у него то твой номер был, пап, а у нас то не было. Я в тайне стала даже по-своему молиться. Господи, говорю, сделай так, чтобы Саша захотел позвонить папе, будет хоть у нас его телефон. Потом ты, Саш, и правда позвонил. А пообщаться с молодёжью не пришёл. Я опять стала переживать, неужели всё, Саша никогда так и не придёт. Тогда я решила отпраздновать день рождения, думаю, ну на праздник то не откажется прийти. День рождения наступил, все собрались, всё хорошо, а Саша не идёт, мне так грустно стало, почти до слёз. И вот, Лиля заходит в зал и говорит мне, что парень какой-то пришёл…

- Я опоздал тогда, подарок всё искал, не дарил я девушкам раньше подарков.

- А когда пришёл, я что-то так застеснялась. Думаю, может, зря всё это придумала, сейчас братья молодые будут думать обо мне, что я неизвестно кого к ним в общение привожу.

- А Саша взял, да так тебя поздравил, - добавил отец, - что ты аж слезу пустила.

- А потом он уже не терялся, приходил к тебе, пап, интересовался так жадно. Вы иногда там сидели говорили, а я потихоньку подслушивала.

- Вот, Саш, у нас мозги с тобой плоские, а у них, - он указал на дочерей, - какие-то хитрые. Подслушивают, придумывают что-то, по телефону шепчутся.

- Это правда, есть у нас женская хитрость. Но ваши разговоры меня подвигали духовно, я Сашино обращение к Богу увидела и поняла, что и я это сделаю.

- Славлю Бога за вас, ребята! Я счастливый отец. Теперь молитва моя за мальчишек наших, чтобы и они молоденькими встали на путь веры.

Они посидели ещё недолго и, уже когда спускались в подъезде, Саша спросил:

- Ру, а что тебе Лиля нашептала?

- Марик Морозов сделал ей предложение.

- Ты чуть-чуть помогла?

- Ну-у...

- Да ничего, молодец! А ты что ей сказала?

- Это секретик.

- Даже мне не скажешь?

- Скажу, - как маленькая девочка ответила она, - я просто ещё не совсем точно знаю… ну, понимаешь, только догадки у меня пока…

- Что?!

- Если я что-то правильно понимаю… то знаешь… по-моему, у нас будет малыш…

Он хотел схватить и обнять её, но она выпорхнула из подъезда. Он выбежал за ней, вдохнул свежего воздуха и закричал ей вслед:

- На все деньги я куплю тебе кольцо с бриллиантом!!!

- Мне не надо бриллиантов! У меня есть уже! Иисус, Сашечка, папочка, Лилечка, Максичка и много ещё!!!

Тогда он поднял оставленный детьми мелок и крупно написал:

САША + РУФЬ =, но вместо сердца нарисовал улыбающуюся рожицу.

_______________________________________

МИССИОНЕР.

Из прошлого в будущее.

Поезд еле заметно начал двигаться. Мимо окна поплыли столбы, какие-то здания, склады, идущие своим путём люди. Когда состав отъезжает от московского перрона, некоторое время не слышно даже стука колёс на стыках. Мужчина лет тридцати шести разместился на нижней полке купе и пока сидел в одиночестве, хотя, на соседней полке уже стояли две сумки. Значит, соседи какие-то есть, просто пока отлучились. Мужчину звали Михаил, ехал он домой из московской командировки. Настроение было так себе, хотя, всё шло вроде хорошо. Но это по работе всё хорошо, а вот в личном плане так себе. Он заглянул в свою сумку, увидел там крышечки пивных бутылок, улыбнулся, если соседями окажутся мужики, да ещё и без своих жён, можно будет хорошенько пообщаться. Михаил вышел в коридор купейного вагона, постоял у окна. Мимо сновали пассажиры, все занимались обустройством, переодевались в более удобную одежду. Парочка детей уже бегали по коридорчику, отгибали стульчики, прикреплённые к стенам вагона. Двое мужчин вошли в вагон со стороны купе проводника и, осмотревшись, вошли во второе купе, как раз в то, где ехал Михаил. Настроение чуть-чуть приподнялось, сейчас и он неспеша войдёт, завяжется какое-то знакомство, ну а там, совсем под вечер, посидят они, поговорят по душам, попьют пивка, закусывая колбаской, салом и всем остальным. Вошедшие соседи показались Михаилу отцом и взрослым сыном, как-то по родственному они общались, и по возрасту отличались лет на двадцать друг от друга. “Ничего, - подумал Михаил, - сынок взрослый, посидит с нами, послушает опытных мужиков!” На руке у парня Михаил заметил обручальное кольцо, тем более, нормально, значит, паренёк тоже кое-что понимает в жизни. Перед тем, как Михаилу войти в купе, отец вышел и снова пошёл куда-то в сторону купе проводника. Они кивнули друг другу и Михаил вошёл внутрь. Парень сосед укладывал свои сумки под сиденье, выставив на стол пакет с продуктами. Когда парень и Михаил уселись на свои полки, их глаза встретились, мужчина первым протянул парню руку и представился:

- Михаил! Рад знакомству!

- Саша!

- Из гостей едете, или по работе?

- Можно сказать, и так и так. Были с Петром Андреевичем на одном мероприятии в Москве, а потом ещё денёк в гостях у дядюшки моей жены в Сходне.

- О! А я подумал, что вы отец с сыном, есть в вас какое-то сходство. А у меня друган живёт в Сходне, правда, в этот раз не получилось увидеться, командировка напряжённая была, ни одной лишней минуты. - Михаил чуть помолчал. - Интересно, кто-то ещё подсядет, или втроём будем?

- Всяко бывает. Я, если честно, почти не ездил в поездах. Немного в детстве, немного в армии. Сейчас все на машинах или автобусах перемещаются. А четвёртый сядет где-нибудь подальше, наверно.

- Лучше не надо! Так мы с вами мужицкой компанией пообщаемся вечерком, а тут сядет бабка какая-нибудь, все мозги вынесет.

Вошёл Пётр Андреевич, подал Михаилу руку, представился. Саша спросил у него:

- Что там братья, нормально устроились?

- Зря они отказались от купейного, так бы вместе ехали. Ладно, вечером сходим к ним, чайку попьём.

Михаил испытал некоторую ревность. Получалось, что у его попутчиков в другом вагоне ещё какие-то друзья или братья, а он уже намылился с ними пообщаться здесь. Пётр Андреевич сел рядом с Сашей.

- Представляешь, я вас сначала за отца с сыном принял. Чем-то вы с Сашей похожи. А сейчас смотрю на вас вместе, нет, всё-таки вы немного разные.

- Саша мой зять, - Пётр Андреевич приобнял Сашу за плечо, - увёл у меня младшенькую. А в марте ещё один такой браток забрал старшенькую. Остался я теперь почти один. А похожи мы, наверно, глазами, обычно так говорят.

Точно! Михаил сразу заметил какое-то сходство в их взглядах. И вели они себя чем-то похоже. Но, в общем, соседи ему нравились, разговор завязался легко, смотрели они на него дружелюбно.

Их начавшийся разговор прервала проводница, которая зашла проверить билеты, на время каждый полез в свою куртку, чтобы достать документ. Пётр Андреевич извинился и снова куда-то ушёл, Михаил изучающе смотрел на Сашу. Хороший такой парень с каким-то светлым взглядом.

- Давно увёл Петину дочку?

- В июле год будет, - Саша застенчиво улыбнулся.

- Хорошая девчонка?

- Супер! Самая лучшая на Земле! Так я её называю.

- Правда? - Михаил почему-то срезался и погрузился в свои раздумья.

Саша заметил переживания соседа и немного осёкся. Может, не надо было с налёту так восторженно говорить о своих искрящихся чувсвах? Михаил смотрел в окно и что-то беззвучно шептал. Саша услышал голос Петра Андреевича в коридоре, тот разговаривал с кем-то по телефону и пока в купе не входил. Эх, если бы вошёл, разрядил бы обстановку.

- Я рад за тебя, Саш, - неожиданно вновь заговорил Михаил, - понимаешь, ты такие слова сейчас сказал… Я такие слова говорил одной женщине…

- Жене?

- Бывшей жене…

- Жалко.

- Я дурак, Саня, понимаешь? Не знаю, почему я тебе говорю это, но, ты так просто сказал про свои… прекрасные чувства, и я вдруг вспомнил… С кем-то хочу об этом поговорить по душам, но не все понимают.

- Развелись?

- Ну да.. То есть, официально нет, но уже лет пять не живём вместе. И это всё я виноват.

Михаил достал телефон, поискал в нём что-то, протянул Саше. На фотографии была улыбающаяся рыжеволосая женщина с ребёнком лет шести. В руках у мальчика большой конструктор, видимо, подарок. Михаил пристально смотрел на Сашу, в глазах его была невероятная грусть.

- Это Ваш сын?

- Матвей. Жену зовут Лера… Или звали…

- Почему звали? Если вы оба живы, всё можно исправить. - Саша серьёзно смотрел на соседа. - Вот у тестя моего жены уже нет…

- Умерла?

- Да.

- Боже мой! - Михаил убрал телефон и опустил глаза.

Саша достал свой телефон и стал копаться в фотографиях, потом подал аппарат соседу. На фото была его Руфь с малышом на руках. Михаил смотрел с интересом на них.

- Это Руфь, моя жена. А на руках Петя, наш сын. Она назвала его в честь отца. Руфь внешне очень похожа на свою маму, которую я, к сожалению, видел только на фото.

- Имя у неё интересное.

- Библейское древнее.

- Петя совсем один остался?

- Да нет, это он шутит так. У него ещё двое сыновей, Максим и Даня.

- Смотри ты, молодец мужик! А как он выдерживает это? Ну там, еду сварить, постирать, полы помыть? Неужели, всё сам?

- Сыновья помогают, конечно, но с них спрос небольшой. Девчонки отца стараются не бросать, живём недалеко друг от друга.

Михаил смотрел на парня и чувствовал в своей душе какую-то перемену. Желание повеселиться вечером с соседями отпало абсолютно. Короткий разговор с Сашей поднял из глубины души те чувства, которые он часто глушил стаканом пива, но всё это было ненадолго. Этот парень прав, он и сам иногда так думал… ведь, думал же. Его жизнь ещё можно исправить, ещё есть шанс кое-что вернуть! Лера и Матвей… Не нашёл он в жизни ничего лучше! Побродил, повредничал, изорвал свою жизнь о жёсткие тернии, но лучшего не нашёл! А Матвею уже одиннадцать, и отца он видит лишь иногда. И сам Михаил иногда не знает уже, чем живёт его сынок, а тот не всё говорит. Надо ломать эту стену! Растоптать гордыню, пойти к ним и попытаться вновь помириться!

В купе вошёл Пётр Андреевич и увидел Сашин телефон в руках у соседа.

- А я твоего внука рассматриваю. Дочка у тебя молодец, подарила сыну твоё имя!

- Дочка молодец… А парень этот взял и забрал у меня такое чудо! А сейчас только в гости заходят. Вернее, я к ним хожу на малыша посмотреть.

- Тяжело?

- Мне? Не-ет, ты что. Я и так не сильно строгий был, а теперь я вообще. Возьму этот свёрточек капризный и совсем таю душой. Дочь порывается прийти, что-то сделать у меня, я ей запрещаю. Их дело жить для будущего, а не для меня.

- Прости, Петь, мне Саша про тебя кое-что рассказал… Про жену твою… Как ты?

- Эх… У меня что дочь, которая на фото, болтунья, что зять. Та однажды ему про меня и про маму свою всё рассказала, не успела познакомиться с ним, а про нас всё разболтала. Как говориться, находка для шпиона.

- Простите, Пётр Андреевич…

- Ладно, Саш, не переживай, я не ругаюсь.

- А где ты с ней познакомился? - Михаил с интересом посмотрел на Сашу.

- На улице вечером.

- Видишь, Миш, как живёт молодёжь? Моя легкомысленная дочь засиделась однажды в гостях у Лены, своей подруги. Лена дочь наших друзей, у них двое детей, старший Марк, и младшая Лена. Я вышел на балкон, время уже одиннадцать, я стою, переживаю. Вижу, идёт моя полуночница в обществе молодого человека. И этот молодой человек не Марк. Интересно, думаю.

- Это Саня был.

- Он самый! Я ругаться не стал, наоборот, позвал его к нам, чаем напоил, на улице холодно было. А дочь моя что-то в нём разглядела, потом на именины свои позвала. Завязалась трепетная дружба. А через некоторое время отдал дочку ему насовсем. Лично подвёл невесту и передал ему в руки, представляешь? После свадьбы прихожу домой и не слышу больше звонкого голоска...

- Я хорошо помню нашу свадьбу. Так здорово было! Лера моя от счастья вся светилась! Девушки ведь любят это. Кольца, поцелуи, Мендельсон, смена фамилии… Она когда паспорт новый получила, всем вокруг показывала его и с гордостью говорила: “Смотрите, я теперь Валерия Александровна Зарубина!”

Вдруг Саша как-то по-особому глянул на своего тестя и сказал:

- Совпадение?

Михаил из этого ничего не понял, он совпадений не разглядел. Ни одного схожего имени или события не было. Там Руфь, Марк, Саша, а тут Валерия, Михаил…

- А в чём совпадение? Я что-то не знаю?

- Извините, Михаил. - Саша виновато глянул на него. - Понимаете, тут такая длинная история, я даже не знаю, как это всё рассказать.

- Да говори, ты парень открытый, разговор легко течёт.

- Тут совпадение вот в чём. Вас ведь зовут Михаил Зарубин? Я по фамилии Вашей жены понял.

- Да, всё правильно.

- Понимаете, мы с Петром Андреевичем не просто родственники, мы ещё являемся верующими людьми, посещаем церковь евангельских христиан- баптистов, слышали такое?

- Смутно, честно сказать.

- Я тоже попал в церковь случайно… Если бы не встретил тем вечером девушку со странным именем Руфь, жил бы сейчас своей пустой жизнью.

При словах “пустая жизнь” Михаил сглотнул слюну. Это его жизнь сегодня пустая. Он собственными руками вымел из своей жизни то, что могло сделать её счастливой. Ему хотелось слушать этого парня, который знает что-то, что полезно сегодня ему, Михаилу Зарубину.

- Недавно я занялся историей нашей общины. Откуда она взялась? Как жили верующие в прошлом? Я стал спрашивать у людей постарше. В этих рассказах я и услышал имя Миши Зарубина. Его давно уже нет в живых, но вдруг он Ваш дальний родственник?

- А кем он был?

- Простым человеком, но для меня он великий миссионер! - Сашины глаза загорелись. - Он приехал в наш город в пятидесятые годы. Страдалец за веру. За плечами был лагерный срок за проповедь Евангелия. Работал в мастерской автобазы, был ограничен в правах. К таким, как он, власти относились с подозрением. Родных у него не было, ни жены, ни детей. Про своё прошлое он никому не рассказывал, самый минимум. После войны общинка баптистов состояла из нескольких человек, все женщины.

- Да, - сказал Михаил, - тяжёлые времена…

- Михаил возглавил эту небольшую группу, собирались где получится. Продолжал проповедовать Евангелие. В начале шестидесятых в город наш переехала молодая семья русских немцев с фамилией Янцен, Франц и Анна. Франц устроился на ту же автобазу ремонтником. Там произошло их знакомство. Янцены уверовали и присоединились к маленькой церкви. Так потихоньку община жила какое-то время, люди вокруг их уважали. В шестьдесят пятом году пришла новая напасть - Михаил заболел, у него обнаружили рак лёгкого.

- Бедняга, одно к одному…

- Его положили в онкологию. Понимая, что ему осталось немного, Миша освободился от всякого страха. Он стал ходить по больнице и ободрять остальных. Он говорил им о Христе, молился за угасающих людей. Верующие приносили ему продукты, а он раздавал всем. Когда он сам слёг и уже был без сознания, в палату собирались люди и теперь плакали и молились о нём. В последний день пришёл к нему главврач, Аркадий Семёнович Лейман, он взял его тощую руку и сказал громко всем: “Это святой человек! Помните, о чём он говорил вам, люди! Живите по Евангелию!” В тот же день Миша Зарубин ушёл… Аркадий Семёнович присоединился к верующим и стал проповедником, был изгнан из партии и уволен из больницы. У него была дочь Ирина, которая тоже уверовала в Бога. У этой дочери родилась своя дочь Дарья. Эта Даша, внучка Аркадия Семёновича, помогла уверовать моему тестю Петру Андреевичу. Она же мама Марка и Лены Морозовых, о которых говорил Пётр Андреевич. А Франц и Анна Янцен – это дед с бабушкой моей жены.

- Миш, - вставил слово Пётр Андреевич, - не запутался в наших именах? Просто, Саша у нас увлёкся историей общины и теперь всем рассказывает.

- Нет, Петь, нормально, не ожидал просто, что мой однофамилец и тёзка был таким необычным человеком. Надо у родни поспрашивать, может, и был у меня какой-нибудь двоюродный дед такой.

- Лет пятнадцать назад, - продолжал Саша, - дядя Веня, Вениамин Янцен, у которого мы сегодня гостили, приехал в родной город и поставил Мише Зарубину добротный памятник. В виде раскрытой книги со словами Иисуса: “Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно, а, если умрёт, то принесёт много плода”.

- Хорошие слова, - сказал Михаил, - эти слова зарождают во мне надежду.

Дверца купе открылась, заглянул дядя Лёша Морозов, держа в руках упаковку с печеньем. Пётр Андреевич усмехнулся:

- Ты один?

- Марк с Мишей не пошли, сон на них напал.

- Вот, Миш, - указывая на вошедшего гостя, сказал Пётр Андреевич, - мой друг Лёша Морозов, муж той самой Даши и отец Марка и Лены.

- Я ничего не понял, - сострил дядя Лёша, - но похоже, моё имя стало легендой!

- Это я о Вас рассказал, - виновато сказал Саша, - представляете, нашего соседа по купе зовут Михаил Зарубин!

Дядя Лёша уселся рядом с Михаилом, протянул свою руку. Пётр Андреевич пошёл к проводникам узнать про чай, разговор завязался и совсем неплохо было добавить к общению совместную трапезу. Михаил достал из сумки колбасу, сало с чёрным хлебом и немного презрительно глянул на пивные бутылки. В этой доброй компании пиво будет выглядеть слишком пошло, подумал он. За окном начинался вечер, но был июнь и солнце ещё освещало желтоватыми косыми лучами яркую летнюю зелень. Все подсели поближе к столику и Михаил почувствовал то особое мужское единство, в котором не стыдно открыть свою душу. Он давно заметил, что эти ребята друг друга называют братьями. Это тоже было ему по душе.

- Кто знает, - сказал Саша, - вдруг этот Михаил является роднёй тому, нашему Михаилу.

- К сожалению, - добавил дядя Лёша, - у нас не сохранилось даже внешнего образа Миши Зарубина. Нашли мы парочку фото с чьих-то похорон, но Миша всегда сзади вставал, мы даже не знаем, каким он был. Тогда не было сегодняшней техники. Франц Давидович говорил про него, что он был самый обычный, очень скромный. Фотографироваться боялся, мы же не знаем, что им там пришлось пережить.

- А всё-таки Саша у вас молодец, - включился в разговор Михаил, - редко молодёжь интересуется прошлым. Спроси вон у любого парня или девчонки, сколько человек погибло на войне, или, когда, к примеру, была Курская битва, не скажет ни один. Они сегодня что такое БМВ знают, а что такое ППШ нет!

- Это правда, отрывается молодёжь от прошлого.

- Я просто подумал, - сказал Саша, - если я буду знать историю церкви, мне легче будет рассказывать людям о нас. Кто из моих сверсников разбирается в христианских церквях? Я прожил в нашем городе двадцать лет и даже не слышал никогда, что существуют какие-то баптисты. Спортсменов многих знал, музыкантов знал, наркоманов знал не по наслышке. Вдруг встречаю девчонку вечером, вызываюсь её проводить, а она мне говорит, что отец у неё священник, пастор баптистской церкви…

- Кто пастор? - удивился Михаил. Пётр Андреевич скромно улыбнулся. - Ты, Петь, пастор церкви?

- Да, двадцать лет уже.

- А я с тобой так понибратски общаюсь. Прошу прощения, не удобно как-то. Никогда не приходилось разговаривать со священниками. Ты в общении простой такой, я бы даже не подумал…

- Не Вы один. - Вставил Саша. - Когда Руфь сказала, что отец у неё священник, я ожидал увидеть сурового старичка. А священник оказался простым дядькой, подал мне руку, рассказал о своей жизни, и на ночь глядя отвёз меня домой. Этот вечер изменил мою жизнь. Я понял, насколько она ничтожна. Я должен бежать из неё, не оглядываясь, оставив всё, чем жил раньше.

- Слушай, Сань, - сказал Михаил, - каждое твоё слово проникает мне куда-то в душу. Как это у тебя получается? Ты как-будто знаешь, о чём я сам думал уже. Никогда в жизни не верил ни в священников, ни в исповеди, ни в психологов никаких… А сегодня слушаю тебя и поражаюсь!

- Однажды я встретил Руфь на улице и она перевернула мой внутренний мир. Молоденькая девчонка, которая мне ничем не обязана, взяла и рассказала про своего отца, про своё горе, про своих близких. И я рассказал ей про себя, про то, чем я жил, что я торговал запрещённой химией, от которой некоторые молодые ребята свихнулись или даже умерли… Моя жизнь была раздвоенной и с каждым днём я всё больше презирал себя. Но каждый день снова вставал и продолжал жить так. А она меня выдернула… Так что, зря Вы ругаетесь, Пётр Андреевич, в нашей искренности скрывалось наше спасение!

- Я же в шутку, Саш. Я люблю тебя как родного сына!

- Ребята! Помогите мне в одной проблеме! Я Сане рассказал немного о своей жизни. Я однажды нашёл прекрасную женщину, самую лучшую на Земле. У нас родился сын, всё было хорошо. Потом бытовуха, обиды всякие, резкие слова… И я не заметил, как растерял своё счастье. Пошёл искать на стороне, идиот! А лучше ничего не нашёл! Живём в пятистах метрах друг от друга, а разговариваем сквозь зубы. Что мне делать, мужики?

- Позвони ей, - предложил дядя Лёша,- попроси прощения. Когда мы говорим друг другу “прости”, в наших душах что-то восстанавливается. Есть у тебя её номер?

- Да.

- Можешь хоть сейчас позвонить, предложи встретиться. Может, остался в её сердце кусочек прошлой любви. Мы за вас помолимся, нам не сложно.

- Думаешь, Алексей, прямо сейчас можно?

- А почему нет? Видишь, Михаил, не побоялась же Петина дочка незнакомому парню поведать о своих родных. Некоторые наши страхи – иллюзия. Мы сами их себе внушаем. Санины родители опасались в церковь даже на свадьбу сына прийти, думали, что мы секта какая-то. Мы с Петей к ним домой пришли, пообщались за чашкой чая. Смотрю, на бракосочетании сидят оба, радуются, преодолели свои тревоги. Сейчас мама Сашина на праздники приходит. С моей Дарьей немного подружились, живём в соседних домах, теперь она видит, что мы простые люди из этой же жизни.

Михаил встал и вышел в коридор, сжимая в руках телефон. В проходе скакали ребятишки, стояли люди у окна. Михаил вышел в тамбур, здесь стучали колёса, зато не было посторонних ушей. Он смотрел на знакомый номер, на маленькую фотку, ту самую, что он показал Саше. Матвею исполнилось шесть, он купил ему конструктор, они гуляли по небольшому парку… Потом всё стало хуже. Он убегал из семьи, возвращался, опять исчезал. У него бывали другие женщины, а у Леры не было никого, она жизнь свою отдавала сыну. Теперь он подошёл к рубежу, где нужно чётко решить и больше никуда не бегать. И постараться компенсировать всё то зло, которое он им причинил.

Братья помолились за Михаила и его жену Леру. Чем закончится их разговор, они не могли знать. Но, может быть, это Господь сегодня свёл их в этом поезде с этим человеком? Если так, значит, в любом случае, весь их разговор не останется без плода.

- Алё, слушаю. Зарубин, ты что ли? - Лерин голос резанул по сердцу.

- Привет, Лер! Я решил тебе позвонить прямо из поезда, из командировки еду, с Москвы.

- Что вдруг так? Матюху позвать?

- Нет, Лер, с тобой хочу поговорить.

- О чём?

- Прости меня…

- Ты трезвый?

- Трезвый. Прости меня за всё прошлое. Я столько тебе нервов помотал. Если ты не отвергнешь меня, то давай завтра встретимся.

- Что, с Лизой своей порвал? Надоела тебе?

- С Лизой давно ничего нет. И ни с кем больше нет. Никого лучше тебя в этой жизни я не нашёл!

- Что ж, заходи, Зарубин, поговорим. С сыном хоть увидишься…

- Спасибо, Лер! Я всегда знал, что ты самая лучшая на Земле! Я ни на что не претендую, Лер, тебе есть за что меня ненавидеть!

- Я же сказала, заходи, поговорим… Не по телефону, давай…

В трубке зазвучали гудки. Она там злится, наверно, или плачет… Или то и другое. Но Михаил почувствовал какое-то невероятное облегчение, прошлое как-будто оборвалось и полетело под откос, а впереди засветилось неясное пока будущее. Если Лера впустит его хоть на порог, больше он не будет ломать её жизнь. Кто же всё-таки эти люди, с которыми свела его сегодня судьба, или Бог? Неужели всё было так просто?

Михаил вернулся в купе, поделился своей радостью с попутчиками. Они продолжили свою беседу, которая растянулась почти до полуночи. Потом улеглись по своим полкам, четвёртого соседа так и не подселили к ним. Пётр Андреевич оставил ему свою визитку, если Господь позволит, они могут когда-нибудь ещё встретиться. Рано утром Михаил вышел, а братья были в пути ещё несколько часов.

Мама.

Месяца за два до поездки братьев на московскую конференцию Руфь положили в больницу. Срок приближался, врач предложил ей побыть под наблюдением. Она переживала, каждый день к ней кто-нибудь заходил, поддерживал морально. В один из дней Саша не смог побыть, решил заехать Пётр Андреевич. Он поднялся на второй этаж. Здание было до боли знакомое, здесь бывало лежала и Лия в своё время. Даже двери и плитка на полу как-будто не изменились. Те же кушетки в коридоре, те же запахи, те же звуки вокруг. Отец издалека увидел Руфь, которая вышла из палаты. Волосы у неё были зацеплены резинкой в хвост, шла она неспеша. Они сели на кушетку в коридоре, он передал ей пакет с продуктами.

- Как самочувствие?

- Прекрасно! Два часа плющила больничную подушку, перед этим крепко наелась, что может быть прекрасней?

- Волнуешься?

- Не знаю. Тут всё же спокойней, чем дома.

- Имя не придумала ещё?

- Ты же сам говорил, что надо сначала на руки взять, имя само придумается. К примеру, Авраам, или Исаак.

- Если шутишь, значит, всё хорошо.

- Слышал новость?

- На какую тему?

- На любовную. Миша Сомов наконец-то сделал Лене предложение.

- Ты даже из больницы мониторишь ситуацию?

- Нет. Это две недели назад было. Мы стояли рядом с церковью и Лена раскололась. Тётя Даша тоже слышала. А я Мишеньке месяца три назад мозги вставляла. Говорю, неужели у тебя глаз совсем нет? Или сердца? Лена при любом разговоре Мишкино имя упоминает. А она ему тоже нравилась, оказывается. Так что, папа, готовься, скоро к тебе подойдут за наставлением.

- У меня для тебя тоже есть новость. Саше твоему один брат предложил помогать в реабилитационном центре. В двадцати километрах от нас, в Лесковке.

- Он мне не говорил пока.

- Он думает. Но у него получится. Он сам вращался в среде наркоманов, он их понимает. Даже сейчас он некоторых из них приводит в церковь.

- Он так хотел забыть это прошлое, а они ему на пути всё время встречаются. Я их немного боюсь, мне приятней о будущем малыше думать.

- Он туда иногда будет выезжать ненадолго, проводить беседы, рассказывать о себе.

- Саша умеет убедительно говорить. Он даже меня привёл к вере, хотя я с детства слышала Евангелие. Пусть попробует и такое служение, может, это его особая миссия. Я не должна мешать. Саша говорил про какую-то конференцию ещё, я ему сказала, чтобы сам решал.

- Это в июне будет, не скоро ещё.

- К тому времени уже родится сынок. Придётся одной повозиться.

- Там всего два с половиной дня программа. Единственное, можно к Вене заехать, если время будет. Он там себе коттедж построил.

- Позови его к нам в гости, а то даже на свадьбу не приехал. Давид из Англии примчался, а Веня из Сходни не смог.

Из ординаторской вышла врач, увидела Руфь и сказала:

- Григорьева, как освободишься, зайди ко мне на минуту.

- Хорошо.

- Ладно, Руфь, иди, я домой поеду, посмотрю, как там обстановка.

- Пока, пап! Спасибо за всё!

Отец ушёл, она побыла у врача немного, потом пошла в палату. Из четырёх коек было занято только две. На соседней лежала её старая знакомая Альбинка Асанова. Они учились в одной школе, Альбинка была старше на два года. Она сидела и скучала на своей кровати, листая какую-то книжку.

- Муж приезжал?

- Папа. Саша не смог сегодня.

- А отец у тебя же в секте какой-то?

- В церкви баптистской, почему в секте?

- А-а, я не разбираюсь в этом. Он так и живёт один?

- Братишек воспитывает. А в плане новой женитьбы пока ничего. Я его спрашивала как-то, но поняла, что после мамы он ни на кого не смотрит и не думает об этом.

- Такой верный… А с Сашей вы расписаны?

- Конечно. Мы гражданский брак не признаём, это несерьёзно. Если любишь друг друга, что мешает всё оформить?

- Вы, говорят, и до свадьбы не… жили вместе?

- Нет.

- И что, не прикасались друг к другу?

- Мы вошли под венец чистыми, считаем, что это правильно. Обещали друг другу верность до самого конца, пока смерть не разлучит.

- Вы какие-то старомодные. Я вот успела уже с одним пожить, не получилось. Сейчас Жеку нашла, с ним классно пока всё. Он только ЗАГСА боится, был у него нехороший опыт. А ты Сашу у себя в церкви нашла?

- Не поверишь… На улице вечером. Засиделась у подруги, возле одиннадцатой школы, по темну пошла домой. Вижу, компания пацанов, прислушалась, знакомые голоса. Костика Мурзина знаешь?

- Как облупленного.

- А Стёпу Хоменко?

- Ещё лучше!

- Вот. Я подхожу и замечаю, что они прижали какого-то парня и что-то с него трясут. Я такие дела не люблю, подошла, паренька этого вытащила, этих пристыдила и отошла с ним в сторону. Потом разговорились, познакомились, так до моего дома и дошли. Он рассказал про себя. Он торговал понемногу спайсами всякими, но совесть его мучила. Потом поговорил с моим папой, стал пересматривать свою жизнь. Ко мне стал очень восторженно относиться, мне он тоже понравился. Через год после знакомства признался в своих чувствах, хотя, я и так всё видела. Мы поняли, что не можем друг без друга, и я твёрдо верю, что никто и ничто нас теперь не разорвёт!

Альбинка задумалась, убрала свою книжицу на полку, посмотрела на Руфь. Где-то в глубине ей стало немного завидно. Руфь говорила так проникновенно и убеждённо, что трудно было не поверить в её искренность. Будучи девчонкой подростком, Альбинка тоже наивно мечтала о такой нерушимой любви. Подрастая, стала впитывать общие для всех идеи свободы, веселья, ненужности обязательств в отношениях. Но получалось, что есть на Земле люди, которые любят вот так, однажды и на всю жизнь! Альбинка носила под сердцем девочку и очень хотела, чтобы у будущей дочки был отец. Она выросла без отца и своей дочери, которая должна родиться вскоре, такой судьбы не желала. У Руфи на тумбочке лежала христианская книга про семью и брак, Альбинка посматривала на неё, но в руки не брала.

- Что за книга у тебя?

- Это Добсон, вопросы и ответы на тему семьи. Хочешь, могу подарить. Он интересно пишет.

Альбинка взяла книгу, поблагодарила подругу. На следующий день её выписали пока домой, а Руфь осталась в больнице. Через несколько дней Руфь перевели в роддом, начались первые схватки. Саша приехал к Петру Андреевичу, он волновался, понимая, что теперь от него ничего не зависит. Они много говорили, молились вместе, Саше звонила мама и сообщала новости из роддома. Она была связным, женщине всё это понятней. В двенадцатом часу Пётр Андреевич отправил Сашу домой, утром тому на работу. Сам же ходил по квартире, переживая за дочь и за внука, который вот-вот появится на свет. Сыновья беззаботно болтали в своей комнате, им ещё не понять этих тревог. Отец зашёл в спальню, где ещё недавно жили дочери, теперь комната была пуста. Он прошёл и сел на Руфину кровать, свет не включал. Когда они переселились в эту квартиру, Руфи исполнилось четыре, вскоре должен был родиться Максим, девочек сразу поселили вместе. Вот так и пролетели эти годы… Окутанный тревогой и тоской, отец прилёг на её кровать и сон быстро объял его. Во сне ему слышались какие-то голоса, мелькнул нечётко образ его Лии, тут же он увидел Руфь уже в положении, потом всё смешалось. Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он быстро сел, с трудом соображая, где он. Будил его Даня, младший сын.

- Пап, у тебя в зале телефон пиликал. Я тебя потерял, а ты здесь.

- Задремал что-то, - сказал отец и взял у Дани телефон. Там было несколько пропущенных и сообщение от Саши:

“ Поздравляю! Вы стали дедушкой! Родился мальчик, рост 52, вес 3400, всё хорошо! Она назвала его Вашим именем – Пётр!”

Пётр Андреевич закрыл лицо руками, из глаз выступили слёзы:

- Какая она молодец, Даня! Добрая, искренняя моя Руфь! Она ведь давно имя придумала, а мне не говорила!

- Не плачь, пап, ты что?

- Это я от счастья, Даня! Сестра твоя стала мамой! Я теперь дед, а вы дядюшки!

Боевое крещение.

Вернувшись с конференции, Саша вошёл в квартиру и услышал писклявый голосок сына. Голова сразу переключилась на домашние заботы, от которых он отвлёкся в большом братском общении. Руфь укачивала малыша и не сразу услышала, что вошёл муж. Саша поставил свою сумку, подошёл и хотел потрогать ручку ребёнка, но Руфь строго сказала:

- Руки помой, ты же с поезда. Он же маленький ещё, мало ли какие там микробы.

Саша послушно пошёл в ванную, хорошенько помыл руки и лицо, вышел в комнату, переоделся в домашнее. Теперь всё вроде было в порядке.

- Устала без меня? Мы то в вагоне отоспались.

- Нормально. Вчера у меня Лиля ночевала. Готовится к своему материнству.

- У них будет кто-то?

- Да нет, я не знаю, так, когда-нибудь будет. Он у неё хорошо засыпал, она ему песенки христианские пела. Интересно за ними наблюдать. Позавчера мама твоя была, я даже днём отключилась на часок. Братцы мои заходили, но у них руки не тем концом, им ребёнка опасно доверять. В общем, ничего, пережили эти дни хорошо. Гуляли не очень много, на улице как-то не жарко было. Сегодня получше денёк.

- Давай, я с коляской погуляю, ты отдохни.

- Подержи его, если хочешь, я поваляюсь чуть-чуть. Через часика два я сама погуляю, хоть из дома выйду.

Саша взял сына на руки, а Руфь прилегла на диван. Малыш работал соской и начал прикрывать веки, присутствие отца дополнило гармонию.

- Есть хочешь? У меня там лапша в холодильнике стоит.

- Не, я попозже. Засыпает вроде.

- Дождался папашу и всё, концерт закончился.

- Сильно выступал?

- Терпимо. Такая у нас с тобой жизнь теперь. Кстати, позавчера к тебе какие-то старые друганы приходили. Не знаю, кто им адрес дал. Оба какие-то неприятные, у одного на лбу розовое пятно, не знаешь, кто это?

- Это Даня Черепанов по кличке Череп. Я ему адрес точно не давал. Помнишь, зимой Кирей заходил? Скорее всего, он ему сказал. Мне этот Череп тоже никогда не нравился, какой-то мутный. Надеюсь, больше не придут, без них есть чем заняться. Мы вчера в вагоне с одним человеком разговорились, Господь интересно устраивает всё…

Руфь не дослушала Сашины слова. Когда он на неё посмотрел, она уже спала. Сынок тоже успокоился и крепко заснул. Саша аккуратно положил его в кроватку и прикрыл одеялом. Глядя на мирный сон жены и сына, он вспомнил своего вчерашнего попутчика Михаила. Когда-то и он так же укладывал своего Матвея, давая отдохнуть своей жене. Может, именно в этот час он пришёл к ним, чтобы примириться. Дал бы им Бог найти этот мир, воссоздать свою первозданную любовь, и больше никогда не расставаться. Саша потихоньку стал разбирать свою походную сумку, от вещей пахло вагоном и гостиницей. Через час малыш завозился и начал кряхтеть, Руфь сразу открыла глаза. Всё, небольшая передышка закончилась, сейчас он запросит свою порцию той сокровенной пищи, которую дать ему может только она. После кормления они засобирались на прогулку, Саша вытащил коляску и они вместе пошли по аллейке в сторону Комсомольской улицы. Проходя мимо седьмого дома, Руфь с тоской поглядела на окошко своей бывшей спальни. Саша рассказывал ей про конференцию, про Михаила, с которым они так хорошо пообщались. К вечеру день разыгрался теплом и они решили погулять побольше и дойти до конца улицы. Вдруг кто-то окликнул сзади:

- Эй, Ру, здорово!

Она повернулась и увидела женщину с детской коляской, одетую в цветастый сарафан. Это была Альбинка.

- Что, подруга, не узнала меня? Здорово здорово, мамочка!

- Альбинчик, это ты? Привет привет! - Они поставили вместе свои коляски и радостно обнялись.

- Сейчас наши козявочки познакомятся!

- По-моему, они дрыхнут.

- Пускай вместе подрыхнут! У тебя пацанчик когда вышел на свет?

- Второго мая.

- У меня десятого. Девчонка, назвала Машей. Марией.

- Ты, Альбин, здесь живёшь?

- В двадцать девятом по Комсомольской, у Жеки двушка там своя, там и обитаем. А это Саня твой? - Альбина подошла и обняла опешившего Сашу. - Здорово, Божий человек! Мы с твоей женой вместе коротали дни в больничной палате. Она про тебя много говорила.

- Осторожней надо с объятиями, жена смотрит.

- Что, боишься сковородкой получить? Не бои-ись, она не злая! Пошлите, вместе погуляем, что-нибудь расскажете мне. Представляешь, Ру, я Жеке своему после выписки выдала: “Когда в ЗАГС меня сводишь? Некоторые влюблённые не боятся печати в паспорте, а ты что?” Молчит. Надеюсь всё равно его раскрутить.

Саша увидел на пути продуктовый киоск и сгонял за мороженным для всех. Альбина без перерыва болтала на всякие темы.

- У меня Жека машину новую купил, “Тойоту Камри”!

- У нас попроще, - сказала Ру, - бэушная “Приора”. Зато, её нам Бог дал чудесным способом. Саша, когда неверующим был, занимался продажей всякой химии.

- Я помню ты говорила.

- Копил деньги, мечтал купить себе тачку. А потом уверовал, с отцом моим много общался. Ему пришло такое понимание, что эти деньги нечистые, что они замараны кровью. У него один друг умер от курительной смеси, другой паренёк попробовал какой-то порошок и впал в кому. Потом очнулся, но что-то стало с головой. Саша отдал деньги в одну благотворительную миссию. Дело у нас к свадьбе шло, я расстроилась, жалко было терять деньги. Там у него тысяч сорок накопилось. Потом я увидела чудо. К нам на свадьбу приехал мой дядя из Англии, он там пастор русскоязычной церкви. После сочетания подходит ко мне и передаёт конверт, говорит, это подарок от европейской родни. У меня дедушка с бабушкой, ещё один дядя и двоюродные братья живут в Европе. Мы с Сашей конверт потом открыли, там две тысячи евро. На них решили купить авто. Сейчас Саша ездит и помогает друзьям, они занимаются реабилитацией наркоманов.

- Да, подруга, вы с Саней в другом мире живёте. Почти у всех моих знакомых жизнь строится на материальном вопросе. Все мечтают денег срубить, иномарку взять хорошую, в Турцию слетать в отпуск. Ещё более заветная мечта коттедж построить, накупить мебели на миллион. Но, я вас с Саней уважаю. Есть в жизни много вещей, которые нельзя оценивать деньгами. Любовь, например, настоящая, не должна быть за деньги, так ведь? Дети наши, разве мы покупаем их? В жизни столько всяких чудес, которые большинство не замечает. Я твою книгу ту читала на днях, есть о чём подумать. Я девочку свою Марией назвала, так ведь звали маму Иисуса. Я вспомнила это. Тебя, Ру, часто вспоминаю. Увидела тебя сегодня и так хорошо на душе стало!

- Можем чаще вместе гулять. Пока что наша жизнь будет вертеться вокруг малышей. Я считаю, это Бог так задумал, чтобы маленький человечек подольше был беспомощным. Чтобы родители заботились о нём, поплакали вместе с ним, если нужно.

- Если бы они быстро вырастали, мы бы не успели на них налюбоваться.

- Не успели бы передать то лучшее, что знаем сами. А так? Вот меня возьми. Когда соплёй была, была жуткой эгоисткой. Мама или папа что-то скажут, мне кажется, что они меня прессуют, что-то от меня вечно хотят, каждую мелочь мне выговаривают. А сейчас я на это по другому смотрю, подростковые бзики прошли, стала понимать их. Но для этого нужно было двадцать лет прожить.

Саше нравилось, что его жена разговор с подругой направляет в духовное русло. Постепенно, возможно, и она начнёт понимать смысл этой жизни. Не всякий человек готов быстро во всём разобраться. Сам он тогда стремительно шагнул навстечу истине. Хотя, тоже ведь замялся сначала. Если бы Ру тогда не позвонила и не позвала на праздник, что бы в результате было? Земную жизнь человек видит постоянно, а о Боге лишь слышит отдельные слова. Хорошо, когда земная эта жизнь станет казаться неправильной, наполненной ошибками и злом. Но некоторые придут к этому постепенно, поэтому, не нужно торопиться. Может, им удастся много раз погулять вместе, и попутно поговорить о сути человеческой жизни.

Они прошли до окраины Комсомольской улицы, потом повернули в обратную сторону. Уже был десятый час, когда они расстались с Альбиной и пошли в сторону своей квартиры. Сынок проснулся и шевелился под накидкой коляски, пора было идти домой. Немного не дойдя до дома, Ру остановилась. Она показала Саше на лавку около их подъезда. Там сидели два парня, похожие на тех, что недавно заявились к ним. Она не хотела идти домой, пока эти сидят там. С другой стороны, они могут не уйти до ночи, что тогда делать?

- Давай папе позвоним, у них отсидимся, а попозже посмотрим что и как.

- Он волноваться будет. Лучше в наглую мимо них пройти, как-будто мы их не знаем.

- А если они в дверь будут стучать? Такой вечер классный сегодня, эти всё портят. Что им от тебя надо? Денег, или ещё чего?

- Денег я им не обещал, и не дам. Я вообще с ними никаких дел не имел. Даня этот, который Череп, на самом деле неприятный чел. Скользкий какой-то.

Саша всё же уговорил её, не обращая на тех внимания, быстро пойти к двери подъезда. Сам пошёл немного впереди и так, чтобы оказаться между коляской и лавкой, на которой сидели двое. Когда Саша поравнялся с ними, они его заметили и Череп сразу соскочил на ноги.

- О, Саня, здорово! Куда спешишь?

- Привет. Видишь, домой с ребёнком возвращаюсь, - быстро и сухо ответил Саша.

- Погоди, не спеши, поговорить надо. Удели нам минутку, - второй, которого Саша не знал, тоже встал. Ру стояла за Сашиной спиной, вцепившись в ручку коляски. Ни он, ни она не знали, что делать.

- Пацаны, не знаю, зачем я вам, но мне некогда. Нужно коляску затащить, у меня сыну полтора месяца, не мешайте.

- Пусть твоя затащит, а ты с нами поговоришь.

- Коляску занесу и выйду.

- Не угадал! На вопрос нам ответь.

- Какой вопрос?

- Слышал, Кирея закрыли? Ты же тоже кое-чем занимался, забыл?

- Я уверовал в Бога, от старых дел отошёл!

- От дел отошёл, да? А где гарантия, что не ты свистишь в ментовские уши? Может, это ты Кирея сдал, а? А он сейчас ради душонки своей нас всех сдаст, а? Объясни ситуацию.

- Я давно ни во что не лезу!

- Гарантии то нету, братан. Мы, например, на тебя подумали!

Разговор не клеился, Саша видел, что те пошли в напор, ситуация была нерпиятная. Несколько человек смотрели в их сторону, но подойти никто не решился. Неожиданно второй, что был с Черепом, толкнул Сашу ногой в грудь. Саша завалился, натолкнувшись на коляску.

- Что вы делаете, сволочи! - Завизжала испуганная Руфь, отдёргивая коляску. Череп подлетел и наотмаш врезал Саше по лицу, второй наносил удары ногами, Саша не мог встать на ноги, чтоб хотя бы отбежать.

- Перестаньте! За что вы так! Нелюди, гады! - Кричала Руфь. - Господи, запрети им! Люди! Помогите нам! Петечка, сынок, не плачь! Боже мой!

- Что, Санёк, не нравится? - Рыча и стервенея, кричал Череп.

Вдруг сверху прозвучал резкий мужской голос. Эти остановились.

- Валить надо! Сейчас они шакалов вызовут, конец нам! - Они сорвались с места и побежали, никто из собравшихся людей их не задержал.

Руфь плакала навзрыд, руки у неё тряслись. Какой-то седой мужчина подошёл и помог Саше встать. На руках и лице у того была размазана кровь. Подошли ещё люди, два молодых паренька предложили занести коляску, но Руфь, ещё не прийдя в себя, закрывала её от всех.

- Полицию надо вызвать, - сказал пожилой мужчина.

- Не надо! Не надо! - Почти кричала Руфь.

В конце концов, немного успокоившись, она взяла Петю на руки, два парня занесли коляску наверх. Саша зашёл в ванную и какое-то время отмывал себя от крови. И у него, и у неё в душе звучал один вопрос: “почему так получилось?” Посторонние люди ушли, они остались наедине. Руфь кормила сына, но всё тело её продолжало дрожать от пережитого стресса. Саша ходил по квартире, он молился больше всего за неё. Он мужчина, он должен преодолеть. Лишь бы она успокоилась и уснул перепуганный сынок. Через час Петя уснул. Руфь подошла к Саше и обняла его.

- Почему так случилось? За что ты так пострадал? Что ты им сделал?

- Это Бог попустил. Это плата за моё прошлое. Ведь я занимался этими делами.

- Нет, Сашечка! Это бесовская атака на тебя и на меня. Ты говоришь людям о Христе, а злые силы негодуют. Ты наркоманов вразумляешь, сейчас Альбинке говорили обо всём… Я хочу в воскресенье быть в церкви.

- Зачем?

- Я расскажу всем. Пусть все услышат, что мой муж пострадал за проповедь. Что мой муж миссионер!

- Тогда я расскажу про свою жену, как она переживает за меня, как любит меня. Что жена у меня умница! Что жена у меня ангел!

- И немножко инопланетянка.

- Да!

Они стояли обнявшись и с каждым словом объятья становились всё крепче. Они простояли бы так целую вечность, если бы не зашевелился в кроватке их сынок!

Большая семья.

После неожиданного нападения у подъезда прошло две недели. Лицо Сашино зажило, нервы успокоились. Они не стали никому раскрывать подробностей, так, мол, напали двое, помахали руками. Руфь в церковь тоже не пошла, ребёнок иногда меняет планы. Тем более, одно из воскресений у Саши было рабочим, тем проще. Это осталось их тайной, а Господь, если нужно, воздаст им добром. Один старый знакомый сказал Саше про Даню Черепанова, что того взяли с поличным, когда он забирал закладку на какой-то стройке. Сначала Саша обрадовался, было в его душе некоторое чувство мести. Трудно оказалось в реальной жизни простить обидчика. В нём боролись два чувства, помимо себя, он думал о жене и сыне, за них ведь он должен вступаться. Потом почему-то стало жаль Даню. Сколько таких испорченных судеб? Что его ждёт впереди? Кого-то схоронили, как, например, Сёму Погорельского. Кто-то сошёл с ума, как Рома Правдин. Кому-то дали лет семь колонии… Вот оно, бескрайнее поле для миссионеров! Руфь назвала его миссионером, это почётное имя. “Как веровать без проповедующего?” Саша напоминал себе эти слова. Он благодарил Бога за свою жизнь. Непонятно, почему из множества блуждающих по миру молодых душ, именно его Бог помиловал и столкнул тогда с прекрасной девушкой на тёмной аллее. С дочкой пастора. За неё молились родители, а кто молился за Сашу Григорьева? А может, это побочное действие родительской молитвы, он шёл своим греховным путём и случайно попал в зону её влияния… Этого ему никто никогда не объяснит. “И псы едят крохи, упавшие со стола у детей”, - сказано в Евангелии. Вот и упала одна такая крошка перед ним. Но почему Руфь выбрала именно его? Что он особенного сделал? Она выросла среди более достойных молодых ребят. У тех верующие родители, библейское воспитание, хорошие манеры. Марк, Женя, Миша, другие… Нет, она не замечала их. Как-будто Господь ей указал именно на него, на Сашу Григорьева. Всего один её звонок и его судьба решилась. Он ведь не пошёл тогда на общение с молодёжью, скорее всего, не пошёл бы и позже. А она позвонила и он не смог ей отказать. Потом, шаг за шагом, он пошёл вперёд, к истине, какое-то время он даже не замечал Руфь, думал о высшем. А она смотрела на него и почему-то брала с него пример. Параллельно шла туда же. Их проникнувшая в самые глубины сердец любовь рождалась параллельно их движению к свету. Саша думал обо всём этом, сидя на пустых паллетах на своём складе. Ведь неважно где ты находишься телесно, главное, где находится твоё сердце.

На склад зашёл один человек, молодой парень. Саша его знал, это Женя Суворов, партнёр хозяина склада Виктора Ивановича. Женя зашёл в коморку, где сидел начальник, и некоторое время был там. Саша вышел на улицу подышать летним воздухом. На стоянке рядом с его “Приорой” стояла новенькая “Камри”. Чья, интересно, подумал он. Клиентов пока не было и Саша присел на лавку у ворот склада. Зазвонил телефон.

- Приветствую! - сказал Саша. Звонил Пётр Андреевич.

- Привет, Саш! Не сильно занят?

- Нет, сижу просто.

- Мне знаешь кто позвонил сейчас?

- Кто?

- Миша тот, попутчик наш!

- Здорово! Как у него дела, не сказал?

- Довольный! Я понял, что у них нормализуется всё.

- Слава Богу!

- Он мне сказал, что заехать к нам хочет. Поедет с семьёй в отпуск и к нам заглянет на пару деньков. Я ему предложил у меня разместиться. У меня одна комната пустая стоит, девчачии постели без дела. Матвея можно к пацанам моим подселить. Включат компьютер и найдут общий язык.

- Это хорошо. Значит, не случайно мы оказались в одном купе. А представляете, если бы Морозовы и Миша ехали с нами? Не получилось бы с ним пообщаться. Приходится только изумляться!

- У тебя когда выходные?

- В воскресенье и понедельник.

- Он может в пятницу приехать. Если можешь, отпросись или поменяйся, хочет Леру с тобой познакомить. Хорошо, если будет времени побольше.

- Попробую, у меня есть переработки.

- Давай, Саш, трудись, не буду отвлекать.

- До свидания!

Саша положил телефон. Вдруг в его голове что-то сработало! “ Жека новую машину купил, “Тойоту Камри.” Ему стало интересно. Прощаясь с Виктором Ивановичем, выходил Женя Суворов. Когда тот пошёл к машине, Саша насмелился и подошёл.

- Ты же Женя?

- Я да.

- Извини, а у тебя жену не Альбина зовут?

- Точно. Знаешь её?

- Моя жена с ней гуляет с колясками.

- У твоей имя странное.

- Руфь.

- Точно. Моя про неё часто говорит. А ты Саня будешь?

- Да.

- И про тебя наслышан. Закатывайтесь как-нибудь в гости. Девчонки о своём потрещат, мы с тобой о своём. Идёт?

- Вполне.

- Ладно, Сань, порешайте у себя. Бывай! - они пожали руки, Женя уехал, а Саша ещё раз увидел, как тесен мир.

Наступал полдень пятницы, Пётр Андреевич готовился принять гостей. Максима послал в магазин за продуктами. Такова теперь жизнь их мужского семейства, некому готовить какие-то изыски, обходятся пельменями, жаренной картошкой и полуфабрикатами. Всё-таки хотелось получше встретить гостей, чтобы хорошо пообщаться. Он посматривал на часы и занимался обустройством стола. Не хватало ему женских рук в этом деле. Пришла бы Руфь пораньше, получилось бы поинтересней, но у неё сейчас свои заботы. После полудня он вышел на улицу, не терпелось встретить гостей лично. Разные машины заезжали во двор, но знакомого лица он не видел. Солнце начало хорошо прижаривать, он сел на лавку в тени, внимательно следя за въездом во двор. Белый “Лэндровер” приостановился напротив седьмого дома, Пётр Андреевич вышел на более видное место. Джип начал неуверенно поворачивать во двор и припарковался с краю. Пётр Андреевич подошёл и заглянул сквозь пассажирское окно. За рулём сидел Михаил! Гости вышли из машины, они с Михаилом пожали друг другу руки, потом крепко обнялись. Не так много времени прошло с той встречи в вагонном купе, но в жизни Михаила случился тот правильный поворот, которого он ждал несколько лет. Он вернулся к своей семье! Даже внешне он выглядел по-другому, сошла с лица та мрачность, что увидели братья тогда. Вышли на свет и его жена с сыном. Все они были одеты в лёгкую летнюю одежду. Лера приподняла солнцезащитные очки и вежливо кивнула Петру Андреевичу. Тот подал ей руку:

- Здравствуй, Валерия!

- Можно просто Лера, так привычней. Здравствуйте, Пётр Андреевич! Очень рада с Вами познакомиться!

- Вот, Лер, как тебе Пётр? Простой мужик с виду. А он священник! Ему мы обязанны нашим… примирением.

- Ну, скажешь тоже! - Засмеялся Пётр Андреевич. - По-моему, это мой зять смог так разговорить тебя, что ты разоткровенничался с нами. Я вообще просто сидел.

- Нет, Петь, ты не скромничай, вы оба мне по душе.

- Как вам наш городок? Как дорога?

- Отлично! В нашей России есть на что посмотреть! Исполняется наша заветная мечта - прокатиться по её просторам и у вас здесь побывать. Поглядеть, как вы живёте.

- Что ж, пошлите размещаться. Мы с сыновьями соорудили почти холостяцкий стол, строго нас не судите, так мы теперь живём. Женских рук не хватает. - Он подал руку мальчику. - Что, Матвей, не стесняйся, пошли с нами, познакомлю со своими. Они ребята не злые, Дане моему четырнадцать, Максиму уже семнадцать. Я думаю, найдёте общий язык.

- Давай, Матвей, сумку свою бери, пошли. - Михаил пошёл рядом с Петром Андреевичем, а Матвей с мамой за ними.

Сложив вещи в бывшей спальне дочерей и немного осмотревшись, они сели за стол. Утолив начальный голод, они немного разомлели, вели неспешный разговор. Мальчики постепенно отъединились в своё общение, тыкали пальцами в свои телефоны и негромко что-то рассказывали Матвею.

Лера рассматривала книги в шкафу, а мужчины разговаривали о своём. Михаил воодушевлённо рассказывал хозяину дома о своей работе, о том, как они с Лерой собирались в поездку. Лера провела пальцем по фотографии, где Пётр Андреевич рядом со своей женой. Михаил рассказал ей про неё. Она сравнивала по памяти её с Руфью, фотографии которой им выслал Саша. Действительно, было большое сходство дочери с матерью.

- Это Лия моя! - Пётр Андреевич заметил её интерес. - Ты, наверно, знаешь нашу историю.

- Знаю… Так ужасно это…

- Господь так усмотрел.

- Пусть Он поможет Вам во всём, Пётр Андреевич! Если я научусь когда-нибудь молиться, я буду молиться за Вас.

- Она сейчас на небесах. Там несравненно лучше, чем здесь. Нам, конечно, здесь тоскливо без неё… - При этих словах сыновья замолчали, наступила тяжёлая пауза.

- Простите, я напомнила Вам…

- Ничего…

- Когда узнаёшь такое, то сразу хочется выбросить всю грязь из своей души! Знайте, Пётр Андреевич, что именно эта Ваша трагедия, рассказанная мне Мишей, выжгла из моей души горечь обиды. Ведь пока мы живы, всё можно изгладить, простить, вернуть… Я Вас очень уважаю и очень Вам сочувствую! Простите, ещё раз…

Она снова села за стол, в глазах её блеснули слёзы. Все помолчали некоторое время.

- Я к Лере в тот же день вечером пошёл с повинной, - прервал молчание Михаил, - а что говорить, не знал. Начал рассказывать про беседу нашу в купе. Разговор не клеился, в горле пересохло.

- Я только ради Матюхи иногда терпела Мишкины визиты. Думаю, отец ведь, должен ребёнок видеть иногда отца. А в душе столько было горечи! - Максим тактично предложил мальчикам перейти в маленькую комнату, видя, что взрослым нужно поговорить о деликатных вещах.

- А я… Не хватало смелости преодолеть себя, понимаешь. А тут пообещал братьям и себе. А сказать главное так сложно было. Вот и начал рассказывать про вас, про твою дочь, про Сашу. И про эту вашу утрату…

- Иногда уход человека из жизни, - сказал Пётр Андреевич, - производит на других очищающее действие. Когда-то я услышал об Иисусе Христе, что Он за грехи мои был избит и пригвождён ко кресту. Это стало очищать мою жизнь от всякой дряни, и сейчас продолжает очищать… А Лия… Руфь моя так тяжело страдала от этого, что я стал бояться за неё. В её юной душе произошёл целый переворот, она изменилась. Стала более серьёзной и мне кажется, именно тогда начала понимать, из чего состоит подлинная ценность жизни. Но целый год она вроде жила и даже шутила иногда, смеялась… Но во всём этом всегда был отголосок боли, которая временами прорывалась и я боялся, что она возненавидит меня и, что ещё хуже, Бога. Я молился за неё каждый день, как мог, проявлял любовь свою к ней… То, что она встретила Сашу, стало ярким лучом света для неё. Она захотела жить! Ни я, ни Саша, ни даже сама она, не знаем, как это вышло…

- Подлинная ценность жизни… - задумчиво повторил Михаил.

- Миша рассказал мне про ваше горе и склонив голову ушёл в тот вечер, - сказала Лера, - а я осталась одна и стала думать. Он передал мне слова Вашего зятя, что, если мы оба живы, то всё можно исправить. Мне нечего было возразить. Мы оба живы, это факт. Я задала себе вопрос, хочу ли я его возвращения. Сначала нам было очень хорошо вместе. Честно заглянув в своё нутро, я ответила себе и на этот вопрос. Я призналась себе, что, если убрать все злые эмоции, то конечно, я всегда ждала его возвращения. Я, наверно, и не искала себе другого счастья, потому что оно было у меня уже. Через два дня он снова пришёл и смотрел на меня молча. Я, конечно, выплеснула весь свой гнев, все свои слёзы. Потом…

- Лера – золотой человек! После того, что я в её жизни натворил, не прощают. Она простила. Я не знаю, Петь, как это происходит, но, смотри, вы с Сашей попались мне в попутчики, мы поговорили. Я очень хотел наладить свою жизнь с Лерой и Матвеем, но знакомые разные скорее подталкивали к обратному. Я их слушал почему-то. А вы с Сашей сказали мне именно то, что мне было нужно на самом деле. И плюс, от вас как-будто какое-то влияние исходило. Как Саша про Руфь сказал, что при встрече с ней в нём изменилось что-то, так и у меня при встрече с вами. Не знаю, как это действует.

- Это действует Господь, - сказал Пётр Андреевич, - а как, не знаю. Верующий человек находится под влиянием Божиим, благодаря этому, и сам он влияет на других. Но, не на всех. Просто ты был готов к перемене, ты свою жизнь оценивал правильно. Ты дошёл до того, что стал жаждать возрождения своей семьи. Саша, в свою очередь, тогда тоже был готов. Ему опостылела раздвоенная жизнь, он хотел стать чистым, нормальным. Многие люди вокруг общаются с нами намного ближе, чем это случилось с тобой, но никуда не стремятся. Им не помогает то, что они общаются со мной, или Алексеем, или Сашей. Если в сердце глухо, то никакие слова не помогут.

- Это так…

Раздался звонок в дверь, так неожиданно, что Лера вздрогнула. Пётр Андреевич встал с дивана и пошёл открывать. Гости последовали за ним. Дверь распахнулась, первой на глаза попалась коляска, которую Саша затаскивал с площадки. За его спиной стояла Руфь с малышом.

- Привет, ребята, - поздоровался отец, - коляску давай сюда воткнём, заходите.

Руфь тоже вошла, Михаил и Лера в каком-то волнении смотрели на неё, она улыбалась. Саша протянул руку Михаилу, тот двумя руками потряс её и сказал:

- Саня, привет, дорогой! Так рад встретить тебя! Смотри, это вот Лера, моя жена! Мы с ней помирились, Сань, представляешь! Я так захотел вас познакомить, что приехал сюда, привёз своих!

- Слава Богу! Здравствуйте, Лера! А это Руфь с Петей нашим!

Лера подошла к Руфи, положила ей руку на плечо, они бы обнялись, но на руках был ребёнок.

- Что, будем в прихожей стоять, или пойдём за стол? - Спросил Пётр Андреевич.

- Сейчас, я колёса у коляски протру, - сказал Саша, - а вы заходите. Если Петя уснёт, можно будет на балкон в коляске положить.

- Вы садитесь, - сказала Руфь, - мне его надо немного переодеть. Я, пап, в комнате сделаю, ладно?

- Можно я с тобой? - Попросилась Лера. - Так давно не видела близко такого маленького.

- Пошлите, - они прошли в бывшую спальню. Руфь положила сына на свою бывшую кровать, а Лера присела рядышком, наблюдая за младенческими движениями.

- Это когда-то была моя кровать, - объяснила Руфь, - а на той сеструха моя спала. Опустела наша комната.

- Такой классный! Я уж забыла, какие они. Матюха наш почти с меня ростом. А этот…

- Сейчас, немного попривыкнет, можно будет и подержать его. Он у нас не дикий, то сестра поводится, то папа, то подружки потискают. Правда, ночью потом может концерт закатить.

- Нет, Руфь, вы в таком прекрасном сейчас положении живёте! Хлопот полно, но потом он изменится, будете вспоминать.

- А что? Возьмём и ещё одного надумаем! Да и вы с Михаилом ещё вполне можете доставить себе такое счастье.

- Ой, я пока не думаю об этом.

- В Библии интересно сказано, что муж и жена становятся одной плотью. Когда смотришь на такого малыша, то это становится понятно. В нём смешиваются частички и отца и матери.

- У вас семья была большая, вам это проще, наверно. А я одна росла у родителей.

- Да, у мамы нас было четверо. Она тоже была четвёртым ребёнком у своих родителей. У дяди моего, который живёт в Сходне, пятеро детей и уже семеро внуков.

- Я рада, Руфь, что смогла познакомиться с вами. Саша у тебя молодец, он смог каким-то образом воздействовать на Мишку моего. Я уже и не надеялась, что мы когда-нибудь помиримся.

- Саша хочет помогать людям, чтобы они приближались к Богу. У него это получается. Я сама во многом через него пришла к вере, хотя, у меня папа много лет проповедует, двое дядюшек пастора церквей. Он какой-то искренний, его слушаешь и понимаешь, что он не врёт, что он сам это переживает.

В комнату несмело заглянул Матвей.

- Можно?

- Заходи, Матвей, погляди на малыша. Когда-то и ты был таким.

- Прикольно, пыхтит что-то.

- По другому не умеет пока. Может, и у тебя когда-нибудь появится такой братишка, хочешь?

- Не думал.

- Проси у папы с мамой. Будешь ухаживать за ним, с коляской гулять.

- Хорошо бы.

Лера смущённо засмеялась, встала и обняла своего сына, такого ещё простого и беззлобного. Весь тот день они много общались, Лера больше с Руфью и малышом, мужчины между собой, а молодёжь где-то у себя. Следующий день прошёл тоже плодотворно, походили по городу, по магазинам, искупались в местном пруду. Саша свозил Михаила на городское кладбище, показал, где похоронен тот Михаил Зарубин, что был проповедником в далёкие пятидесятые. Несколько минут постояли у могилы Лии Береговой, Михаил провёл ладонью по холодному мрамору и смахнул украдкой слезу. Саша провёл его и до памятника своего товарища Семёна Погорельского.

- Здесь цветы такие же, как на той могиле, у Лии, - задумчиво сказал Михаил.

- Руфь посадила… Мы с ней приходим и сюда. Напоминание о том, для чего нужно жить. Чтоб хотя бы кого-то ещё избавить от безбожного пути.

В воскресенье гости согласились побывать в церкви. Пришли и Саша с Руфью, она очень хотела в этот раз быть на собрании. День был тёплый, ни Саша, ни отец не возражали. На богослужение пришла и Сашина мама, села на первую скамью, прямо напротив кафедры. Когда собрание подходило к концу, к пастору протиснулся Михаил и попросил сказать небольшое приветствие. Пётр Андреевич неуверенно посмотрел на братьев, Алексей Викторович идею поддержал, пусть скажет. Михаил вышел вперёд и взял микрофон.

- Здравствуйте, братья и сёстры, - начал Михаил, - меня зовут Михаил Зарубин. Я знаю, что это имя вам знакомо, был здесь в прошлом такой проповедник. Он, к сожалению, не мой родственник, просто совпадение. Я случайно разговорился с вашими братьями в поезде. Они наставили меня на путь, помогли мне восстановить мою семью. Я им очень благодарен. И Богу благодарен… хоть я пока не разобрался в вопросах веры и религии. Но, наверно, я уже в пути. Пусть у вас всё будет хорошо. Простите, я не умею говорить в такой аудитории. В общем, слава Богу!

Люди не ожидали такой речи, но восприняли его слова хорошо и многие радостно прославили Бога за это. Пастор вышел к кафедре и хотел завершать собрание, как вдруг к нему почти подбежала Руфь с малышом и что-то сказала на ухо. Он покачал головой и сказал ко всем:

- Братья сёстры, ещё слова просит… сестра Руфь, дадим?

- Да, да.

Руфь, держа сына, вышла к микрофону и посмотрела на всех.

- Привет всем, братья сёстры! Тоже захотела сказать немного. Я никогда не выходила на эту сцену. Петь я не умею, стихи декламировать тоже. Но выслушайте немного и меня. Вы меня все знаете. Мой папа интересно меня объявил – сестра Руфь. В общем, хочу несколько слов сказать о своей жизни. Когда я была подростком, я была большой эгоисткой. Родители заботились обо мне, а мне казалось, что они меня прессуют. Верующие звали меня в церковь, мне казалось, что меня заманивают. Братишки молодые искали завести со мной дружбу, мне казалось, что они покушаются на мою свободу. Такая я была. Лет в шестнадцать я стала задавать себе вопрос, существует ли на Земле любовь. Есть ли она вокруг меня? Я её не видела. Первым открытием в этом вопросе стало то, что я вдруг поняла, сколь велика ко мне родительская любовь. Я буквально купалась в ней, и не замечала. Особенно ярко я поняла это, когда не стало мамы… - По щеке её скатилась слеза. - Тогда я стала ценить это. Я стала видеть, как переживает за меня мой папа… Иногда мне не хотелось даже жить! Когда я видела его глаза, мне становилось стыдно. Потом я встретила Сашу… В моей душе что-то произошло. Его голос, его искренние слова, случайные встречи, когда он приходил поговорить с папой… Всего этого я стала искать. Всё это возвращало меня к жизни, отдавалось радостью и покоем в моей душе. Когда он предложил мне стать его женой, я даже не сомневалась. Он открыл мне, братья сёстры, что такое Божья любовь. За всем, что случалось со мной, стояла она. Теперь моя очередь являть любовь другим! Пока что, самый большой кусок моей любви достаётся этому человечку! Хочу больше помогать папе, но так мало времени. Хочу больше своей нежности подарить мужу, но так немного остаётся сил. Прости меня, Саша! Мне не стыдно перед всеми сказать, что я тебя очень люблю и ценю! Ты послан мне Господом, чтобы сделать мою жизнь полноценной! Братья и сёстры, вы знаете, мой Саша очень хороший проповедник, он не говорит с кафедры, но всем людям рассказывает Евангелие! Вы знаете, мой муж – миссионер!

Сашина мама расчувствовалась и заплакала. Богослужебный зал наполнился радостными улыбками, люди начали апплодировать. Саша взял свободный микрофон и громко сказал:

- Братья и сёстры, ну что она говорит? Разве это я всё? Это же Господь! Это Он всё! Это Он изменил мою жизнь! И ещё это её заслуга, моей жены, моей Руфи! У меня прекрасная жена, самая лучшая на Земле!

Лишь малыш в эту минуту недовольно изгибался и морщил лицо. У него впереди ещё вся его жизнь, которую ему придётся прожить. Одно можно сказать, что жизнь эта вложена Богом в руки любящих родителей, которые вышли из темноты к Свету, и постараются в будущем поведать об этом своему сыну!

_____________________________________

ОБИТЕЛЬ.

Вечер.

Пятилетний мальчуган постоянно стремился убежать вперёд, и хотя он, конечно, потом возвращался, родителям это очень не нравилось. На улице уже темнело, а у отца на плечах восседал младший сынишка, наотрез отказавшийся идти ногами. Шли они не самым удобным путём, здесь не было хорошего освещения, да и под ноги следовало глядеть повнимательней. Но путь этот был короче. И ещё, он напоминал родителям первые минуты их случайного знакомства. Но убегающего вперёд сынулю это не оправдывало.

- Ты будешь сегодня слушаться или нет? - Довольно грозно и звонко сказала мать.

- Я слушаюсь, - пропищал тот, - я вот он, не потерялся.

- Ещё бы ты потерялся! - Властно сказала мать. - Ну ка, давай, иди рядом. Один, видите ли, устал, другой скачет неизвестно куда. Мы с вами что, должны с ума что ли сойти?

- Мам, я бегу, - он и правда подбежал и постарался идти рядом, что для мальчишки, просидевшего три часа в гостях у бабушки с дедушкой, не так то просто.

- Ты сама никогда не удирала от родителей? - Усмехнулся муж.

- Я?.. Я думаешь помню? - Она взяла сына за руку. - Меня мама тоже не баловала. Сорвала бы вицу или крапиву, сразу бы мозги на место встали.

- Видишь, он тоже слушается.

- Я слушаюсь!

- Попробовал бы не слушаться, - сказала она, но уже не строго, а с небольшой улыбкой.

Они подошли к школьному крыльцу и остановились под фонарём, освещающим площадку перед ним. Мать отпустила сына, как бы дав понять, что тот может немного пробежаться в пределах видимости.

- Интересное место, - сказал муж, - я в душе его называю “чек поинт”.

- Почему?

- Именно здесь мы с тобой остановились, когда ты меня вытащила из той разборки. То есть, такая точка, с которой можно вперёд пойти или ... Представляешь, мы могли разойтись в разные стороны и больше никогда не встретиться. Мне тогда так стыдно было…

- Папи стыно, - повторил младшенький, сидя на плечах.

- Нашёл бы себе другую, мало нас что ли?

- Смеёшься… Нет, такую бы не нашёл.

- Тебя Господь помиловал, Саша Григорьев. Так что, при любом раскладе, ты бы всё равно оказался в баптистской церкви, а там…снова я.

Сынок поднимался по ступенькам и сбегал вниз, но мать, поглядывая на него, не ругалась, хоть и порывалась иногда что-то ему крикнуть.

- Я тогда предложил тебя проводить, - продолжил Саша, - до сих пор не понимаю, почему ты меня не отвергла.

- Нашёл, о чём думать. Ты до сих пор не догадался?

- Нет.

- Я ведь тогда тоже сдыгала. Я то думала, что там Костик Мурзин, с которым я девять лет училась вместе, и какие-нибудь парни из нашей округи, а там этот, как его. Ха… А мне ещё идти вон сколько. Я тебя не знала, конечно, но по виду ты был нормальным, не придурком, как эти. Думаю, ладно, пусть проводит, поболтаем… Мне тоже страшно было, хоть я и харахорилась. А ты всё-таки парень, с тобой безопасней. Да и папе потом было бы что сказать… Так что, Сашечка, ты прав, где-то здесь решалась наша судьба. Или судьба не правильно говорить?

- Христиане говорят воля Божья. Но, и судьба можно сказать, наверно. Бог судил нам с тобой быть вместе. И расставил Свои знаки на нашем пути. У меня тогда было ощущение, что каждый перекрёсток, каждый шаг, каждый отрезок разговора – это что-то неожиданное и неведомое. Как бы всё время эти чек поинты на пути, чуть ошибёшься и придётся возвращаться назад и… я вернусь, а тебя уже нет. В любой момент ты могла от меня убежать.

- Люди говорят, от судьбы не убежишь. Нет, Саша, не было у меня желания убежать. Сама не знаю, почему. Как-то почувствовала, что ты хороший, искренний, скромный… Ко мне всегда пацаны хорошо относились, крутились возле меня. Но мне с ними было не интересно почему-то.

- У меня наоборот, мне казалось, что девчонки на меня внимания не обращают. А тут… Ты меня вытащила. Проводить напросился, и ты согласилась. Я тогда вообще ничего не понимал. Взял, про маму напомнил случайно… Потом ещё круче… Ты дочка священника, а я промышляю наркотой. Ну не бывает же так! Ты сволочь, а тебе помогают, позволяют проводить себя, относятся по-человечески… Потом у подъезда, раз, отец твой стоит на балконе. Мне стыдно глаза поднять, а он зовёт в гости… Ещё одна развилка. А если бы он не вышел, или не позвал, время то было...

Сынуля с разбегу врезался в мать, она засмеялась, сил на ругань уже не было. Она подхватила его на руки и поднесла к мужу:

- Смотри, Саша Григорьев, твоя полная копия! Вот ради чего Господь нас свёл!

- А я потом целый месяц вялился один, будто оцепенел. Знал, что надо позвонить пастору, но тормозил. А самым заветным желанием было увидеть тебя, хотя бы разок. Никогда ведь не знаешь, как к тебе относятся, особенно девушки. Такие эмоции во мне бурлили, считал себя недостойным и по отношению к Богу, и по отношению к тебе. Когда за один вечер с тобой столько происходит, столько сваливается милости, то…

Она поставила сына на землю и потрепала его волнистую шевелюру, тот прижался к ней, видно, набегавшись, захотел побыть ближе к родителям. Они потихоньку пошли к дому, сын послушно держался за материнскую руку.

- Да, Саша, было в том вечере что-то мистическое, я это тоже помню. Морозовы меня уговаривали остаться, а я сомневалась. Думала, идти ли в темноту и прохладу, или звякнуть папе и расслабиться в гостях. Мы с Ленкой всех братьев обсудили. Над тем поржали, над другим. Я её спрашиваю: “Почему вы с Лилькой всё время о братьях думаете? Так хочется под венец?” Лена мне такая: “Тебе хорошо, на тебя любой внимание обращает.” Я говорю: “ Нашла чему завидовать. Мне пока никто не интересен. Хоть из церковных, хоть из мирских. Все одинаковые.” Она вдруг говорит странную фразу: “Да ты сейчас на улицу выйдешь, любого за руку схватишь и он будет твоим.” Я посмеялась над ней тогда, типа: “Ага, он будет стоять и ждать! А я в потьмах его заграбастаю, приведу домой и скажу: “Папа, это мой жених!” - Она глянула на Сашу. - Вот как это понять? Вышла от них, мне стало интересно, кого в темноте можно схватить за руку…На улице ни души. И вдруг…

- Ленка у нас пророчица. Считай, она тебя подготовила.

- Да не-е. У меня свои теории были, я в любовь слабо верила. Я это по-другому понимала. Почему-то не очень любила подкатывающих парней. Я сама хотела понять, что мне кто-то нужен. Я же говорила, что я вредная.

- А я оказался нужен.

- Да, именно ты. Рядом с тобой моя душа оттаивала.

Младший сынок, сидя на Сашином загривке, приложил свою голову на голову отцу и начал задрёмывать. Они уже вышли на проспект и подошли к магазину, возле которого Саша задал ей вопрос про маму… Магазин ещё не закрылся, но людей, как и тогда, почти не было.

- Саш, возьми Бодю на руки, а то он свалится сейчас.

Саша аккуратно снял малыша и взял двумя руками. Старший шёл между родителями и уже не пытался убежать.

- Устанешь так нести, - сказала она, - зря на машине не поехали. Посидите на лавке, а я сбегаю в магаз, хлеба куплю.

Она зашла в супермаркет, а Саша с детьми сел на лавку, усадив младшего на колени. Тот уже откровенно спал. На улице было по летнему тепло. Напротив магазина стояла чёрная машина, покупателей уже не было видно. Старший сын тоже притулился к папиному плечу. Саша вспоминал то время, когда они с Руфью только познакомились. Вспоминал бурный поток недоумения, с помощью которого Господь вырвал его из мирской бессмысленной жизни. Мог ли он представить тогда, восемь лет назад, что обрушившееся на него знакомство с дочерью баптистского пастора, приведёт его к тому, чем он жил сейчас. Муж, отец двоих мальчуганов, проповедник в церкви, служитель команды братьев, помогающих реабилитироваться наркоманам. Не всегда он поступает правильно, не всё понимает, не везде успевает. Старается любить свою жену, но иногда заставляет её приуныть и расстроиться. Так мало ещё сил и опыта, чтобы всё делать хорошо и всем приносить радость. А она? Иногда вспыльчивая, иногда смурная, иногда очень уставшая, очень разная… Но она любит его, она сама его выбрала по каким-то своим критериям и теперь хранит их домашний очаг.

Пока Саша ожидал на улице, Руфь прошлась по магазину и подошла к хлебным полкам. Выбор был не очень, она взяла более менее свежую булку и пошла к кассе. На часах было без пятнадцати одиннадцать. Боковым зрением она заметила семейную пару справа от себя и ей показалось, что те смотрят на неё. Желания глядеть на них у неё не было и она продолжила путь.

- Девушка, - заговорил с ней мужчина из этой пары и голос показался знакомым, - Вы куда-то торопитесь?

Она остановилась и уставилась на них. Невольная улыбка расползлась на её лице в ответ на улыбку мужчины, окликнувшего её. Бывает же такое?! Немного повзрослевший, аккуратно одетый, по-своему серьёзный, но это был тот самый Костя Мурзин. Сколько же они не виделись? А если виделись, то совсем уж мельком. Рядом с ним была женщина лет двадцати пяти и ростом ему примерно по плечо. Кажется, они с Сашей его сегодня вспоминали.

- Неужели это ты? - Спросил Костя.

- Привет, ребята! Вот уж нежданная встреча!

- Знакомьтесь, девчонки, - он приобнял свою спутницу, - это Снежана, моя супруга. Неожиданно захотелось купить шоколадку и… ещё покорзины чего-то. А это… Не знаю, как представить.

- Очень просто, - сказала Руфь, - бывшая одноклашка по четвёртой школе.

- Ну да, бывшая одноклассница и подружка детства Руфь Береговая!

Снежана сдержанно улыбнулась Руфи, а та покрутила кистью правой руки, показывая обручальное колечко.

- Видишь, теперь уже не Береговая. Жизнь течёт, всё меняется.

- Понятно, такая, как ты, одинокой не останется! Ладно, пойдёмте на кассу, магазин закрывается, на улице потрещим пару минут.

Оплатив покупки, они вышли на улицу и подошли к лавке, на которой сидел Саша с пацанами. Костя изучающе рассматривал Сашу, пытаясь понять, знакомы они или нет.

- Это Саша, - сказала Руфь, - мой муж. А это мои сынули!

- Ба-а! Ты у нас серьёзная мамаша! Поздравляю! Как течёт время, - изумился Костя.

- Знаешь, Костик, благодаря тебе я с Сашей познакомилась.

- Да? Не помню, чтобы я тебя с кем-то знакомил. Привет, Саш! - Он пожал руку Саше. - Я его не знаю даже. Или…

- Да, Костик, именно ты. Ты не помнишь, как вы наехали на паренька у забора одиннадцатой школы?

- М-м-м...- Костя надул щёки и сделал недоумевающее лицо, - нет, честно сказать. Ну, может, и бывало у нас иногда, но…

- С вами ещё этот был, как его, Юрок какой-то.

- А-а-а! - Он виновато глянул на Снежану, - ну, вспоминаю что-то, да, было. Юрок Белозёров. Был такой… Слышал, он сбомжевался сейчас, бухает… Я давно его не видел. А как мы это?

- Как? Вы наехали, я подошла и вытащила Сашу. Там ещё Стёпа был Хоменко. Ну вот! Прогулялись, пообщались. Теперь это мой муж! Отец моих детей!

- Круто ты! Прикинь, Снежка, - обратился он к явно скучающей жене, - к Руфи такие пацаны подмазывались, ну, типа там, постарше и покруче. А надо было, оказывается, вон как.

- Ты, небось, тоже пробовал, - подколола его Снежана.

- Ну, было дело. Но, это давно уже. Так-то классно, встречаешься с кем-то, а там уже семьи, дети. Надо же, два пацанчика. Молодцы! А мы пока что все в делах, нет пока детишек. А где живёте, в каком районе?

- Мы сейчас на Комсомольской, в родных краях. А вы где?

- А мы, - Костя протянул руку и покрутился на месте, - там, на Северной, частный сектор, в крайнем таунхаусе.

- Ого! У тебя бизнес?

- Не, я брату двоюродному помогаю, Лёху помнишь? Он лет десять торгует запчастями, меня взял в помощники. А таунхаус снимаем пока. А вы как, на машине или пешим? Отсюда далековато до Комсомольской.

- Решили прогуляться, а сынули задремали.

- Давай добросим ребят, - обратился Костя к жене, та кивнула, - давайте, Сань, вон в машину прыгайте, что мучать малышей.

Он нажал на брелок, одинокая чёрная машина мигнула фарами. Руфь взяла на руки Бодю, а Саша взвалил старшего. Господь опять позаботился о них. Так бы они к двенадцати только добрались.

Руфь и Саша залезли на заднее сиденье и посередине усадили мальчишек. Старший Петя открыл глаза и рассматривал панель машины, а Бодя заснул крепко. Машина покатилась по пустой улице, быстро добравшись до перекрёстка с Молодёжной.

- А ты, Сань, чем живёшь? - Спросил Костя.

- Я работаю в строительной сфере, на складе, у Виктора Мозыря. По выходным несу служение в реабилитационном центре и церкви.

- О! Как это? Ты священник что ли?

- Балда ты, Костик, - засмеялась Руфь, - ты не помнишь, что мой отец баптистский пастор? Вот и мы в церкви. Саша проповедует, пытается помочь наркоманам, чтоб пришли в себя. Молодые ещё, а жизнь губят.

- Ничего себе! Я, честно сказать, забыл уже про твоего батю, что он этот… А этот центр где?

- В Лесковке, как раз мимо вас туда, через Сосновку и километров двадцать.

- А-а-а… А у меня племяш, Лёхин сын, пятнадцать лет, а увлёкся какой-то дрянью. Лёха орёт на него, Натаха вообще вешается с ним. Тот прячется, молчит, а сам чем-то штырится, ёлки палки. Что вот делать? Может, вы знаете, как…

- Надо пообщаться, - сказал Саша, - если пойдёт на разговор. Трудно сказать. В центр ему ещё рано, не поможет. Давай, номерами обменяемся и попробуем с родителями поговорить, потом с ним.

- Дал бы Бог! А то вообще труба с ним. Мы побухивали, но меру знали вроде. Кто-то ведь подгоняет пацанам эту дурь.

- Может, даже сверсники и друганы. Каналов много. Там, где спрос, там и предложение. Слишком просто попасть в зависимость, сначала травка, спайсы, потом покрепче, всё как с алкоголем. Начал с лёгкого пива, потом подсел на водку. Сейчас много вариантов. Боишься героин, подгонят что-то китайское, то ли наркотик, то ли химикат.

- Да, ёлки палки, если мозгов мало, можно так жизнь укатать, - Костик задумался. Машина уже выскочила на Комсомольскую. - А вы в каком? А то проскочим.

- Можно здесь, - сказала Руфь, - сейчас живём в папиной квартире, в седьмом доме. Не забыл ещё?

- Разве такое забудешь? Дворик моего детства.

- А ты в каком жил? - Поинтересовалась Снежана.

- Я на Молодёжной, шестьдесят девять, вон там. А гуляли в основном здесь, между седьмым и девятым.

- Ты не бойся, Снежана, он не за мной тут бегал, - сказала Руфь, - тут целая команда пацанов гуляла, я с ними редко была. У меня родители строгие были, верующие, в девять давай домой. Спасибо, ребята! Сильно облегчили нам жизнь, Господь вас послал. Саш, дай Костику визитку, чтобы не забыть.

Вылезая из машины, Саша достал визитку и отдал Косте. Тот включил свет в салоне и рассмотрел повнимательней.

“ Центр милосердия “ОБИТЕЛЬ”, помощь нарко и алкозависимым, координатор Александр Григорьев и телефон.

Костя в ответ продиктовал номер своего телефона и на прощание изобразил двумя руками знак дружбы. Машина уехала, а семья Григорьевых пошла к подъезду. Несмотря на такую неожиданную доставку, всю семью скосила дикая усталость. Зайдя в квартиру, они почти сразу завалились спать. Уже в полусне Саша ответил на мамин звонок и кратко рассказал о том, как добрались.

Костя заметил небольшой оттенок ревности на лице супруги. Та кричаще молчала и смотрела в окно.

- Эй, Снежка, что придумала? Ревнуешь что ли?

- Как сказать, - она улыбнулась, - видел бы ты свои горящие глаза…

- А что мои глаза? - Костя глянул в зеркало. - Нормально… Ты это, не выдумывай. Руфь моя закадычная подружка, но это ничего не значит. Она говорит, родители строгие. Да к ней друган мой по качалке, Макс Широков, парень как с обложки, подъезжал целый год. Беспросветно. А ты думаешь, я. Она нас, пацанов, строила, как чижиков. С ней встретишься, попробуешь подколоть, в ответ такую отповедь получишь. Она потому и Саню этого вытащила. Мы балончик пива раздавили, стояли прикалывались. Он такой идёт сторонкой, его Юрок подобрал. Так мы. Ничего бы не сделали. Он то не знал, конечно… А тут Руфь Береговая, никакого мента не надо! Даже Юрок, хоть и отшибленный, глазом не успел моргнуть! Ей не такие, как мы, нужны были. Видишь, счастливая семья!

- Ладно, убедил, я не сержусь, - она сделала паузу, - как ты думаешь, может, и нам подумать о ребёнке? Годы то идут… Кого встречаю, у всех уже есть.

Костик немного замялся, такого вывода от Снежаны он не ожидал. Они жили уже три года и как-то вопрос о наследнике пока не вставал. Где-то это было удобно, они работают, отдыхают, общаются, ездят куда хотят. Иногда он пробовал представить себя папашей и как-то в голову не вмещалось. И жилья пока своего нет, и машинка так себе, старушка. Да и в отношениях временами проскакивали трещины, не чувствовал он себя абсолютно уверенным в будущем. А женщине, возможно, в определённый момент начинает хотеться материнства, ничего не поделаешь. У Руфи старшему лет пять-шесть… шустро они. Для такой семейной жизни и хранила себя Руфь. А так-то, всё правильно! Надёжный муж рядом, двое пацанов, уважаемый отец… А Костя? Было дело, погулял, побегал за юбками, повыбирал, и даже вроде выбрал, а что-то заставляет приостановиться.

- Да оно и нам ничего не мешает, - сказал он, - живём с тобой нормально. Я, конечно, об этом мало думаю. Родишь пацанчика или девочку. Эх…

- Мне кажется, в нашей жизни образовалось что-то однообразное. Надо что-то менять.

- Ты не бойся, Снежка, я тебя люблю.

Ночь.

Среди ночи, часа в два, Руфь открыла глаза. Бывает такое - ты устал, свалился, отоспал какой-то минимум и всё, наступает мучительная бессоница. Одна радость – завтра суббота и можно будет чуть-чуть понежиться с утра. Она вылезла из постели и подошла к кроватке Богдана. Тот спал абсолютно беззаботным сном. Подошла к окну и приоткрыла щелку, чтоб запустить свежего воздуха. До боли знакомый вид, знакомый с раннего детства, с того времени, о котором думаешь, что прежде него ничего и не было. Они жили в той самой квартире, где она выросла, где играла со старшей сестрой, где водилась с младшими братцами. В этой квартире она пережила своё обращение к Богу. И это была их с Лилей спальня, братья жили в комнате напротив, родители в зале. Здесь они шептались в детстве, когда мама наказывала молча засыпать, а они потихоньку нарушали и побаивались, что кто-то из родителей заглянет и устыдит. В этой самой спальне она рассказала сестре о том, что привела с улицы паренька, занимающегося спайсами. И тогда, засыпая, она первый раз почувствовала, что парень этот чем-то близок ей. Всего лишь какой-то час общения и что? Сердце вздорной и немного вредной Руфи дрогнуло.

Она почти бесшумно вышла из спальни и остановилась у двери бывшей комнаты её братьев. В ней сейчас жила её бабушка по отцовской линии, баба Ксеня. Руфи показалось, что та тоже не спит и ворочается на постели, и она ушла в кухню.

- Господи, - в мыслях произнесла она, - спасибо Тебе за нашу жизнь! Ты дал нам память, чтобы мы, вспоминая, благодарили Тебя! Я благодарю Тебя за моих родителей, которые вырастили меня! За моих братьев, за мою сестру Лилю. Благодарю Тебя за моё спасение, что Ты в молодости просветил меня, и я не пошла мирским путём и моему отцу сейчас не стыдно за меня! А мама… она уже у Тебя! Благодарю за Сашу! Я, Господи, наверно, иногда обижаю его, он не всегда меня останавливает. Ты использовал меня, чтобы уверовал он, а его, чтобы уверовала я. Веди нас вперёд, мы не знаем, какое служение Ты предусмотрел для нас с Сашей. Я постараюсь принять любое… Благослови наших детей, чтоб они выросли и тоже любили Тебя!

Она села на кухонную табуретку и включила лампочку на вытяжке, ткнула кнопку электрочайника. Пока она молилась, перед глазами мелькнуло лицо отца. Полтора года назад он, взяв сыновей, переехал в Подмосковье, в те места, где обосновался её дядя Вениамин Янцен. Он и помог Петру Береговому и племянникам сменить обстановку. Парни выросли, им нужно учиться, работать и попробовать себя в разных делах, пока найдут место для стабильной жизни. Дядя Веня постепенно обустроил со своей немецкой практичностью своё дело, хорошую столярную мастерскую, и теперь имел силы помогать ближним. В помощниках у него были сыновья и зятья, в заказчиках московские и подмосковные состоятельные люди. Нашёл он место и для Петра с сыновьями. Однажды он приехал в гости к Петру Андреевичу и прожил несколько дней. Поговорили, помолились, поделились планами и трудностями, и дядя Веня заметил какую-то глубокую тоску в душе у Петра Берегового. Как-будто тот, пережив смерть жены, взросление детей, различные перемены в церкви, немного выгорел, живя лишь для других и не позволяя себе что-то пожелать для себя. Дядя Веня, разменявший шестьдесят лет, сам многолетний служитель и руководитель, очень захотел помочь своему другу и родственнику. Предложение его было невероятным и сногсшибательным, Пётр Андреевич, услышав, и посмеялся и порыдал от неожиданности, не веря, что так вообще можно. Дядя Веня предложил ему полностью сменить обстановку, переехать к себе, подыскать там и подработку и служение, пацанов попробовать устроить как-то поперспективней и начать почти с нуля. Это походило на взрыв бомбы, на освобождение каторжника после многих лет чего-то беспросветного… Отец советовался со всеми. В том числе, с дочерями, уже живущими своими семьями. И с братьями, с которыми прошёл он тридцатилетний путь служения в церкви. Почти все испытали ударную волну от этого невероятного взрыва. Сначала шок и несогласие. Как это? Пётр Андреевич Береговой, преданный и бессменный пастырь, и вдруг куда-то исчезнет? И тогда дядя Лёша Морозов сказал:

- С другой стороны, есть свои плюсы. Поживёшь, отдохнёшь, мир посмотришь, ребят своих устроишь. А здесь молодёжь подросла, смотри! Марк мой женился на твоей Лиле, прекрасная христианская семья! А? Руфь вышла замуж за Саню! Проповедник, брат хороший! Миша Сомов Лену мою взял, ещё одна ячейка в церкви! Руслан женился на Кате, Лёни Сомова дочери, трое детей! Женя Гринько Лану взял, Натальину дочь! Целый народ, Петь! И ты причастен ко всему этому, ты крестил, благословлял. Вспомни девяностые, когда мы пришли! А сейчас? В Писании читаем, что даже Павел покидал церкви и шёл дальше. Подумай. Только Бог до конца может открыть!

И Пётр Береговой понял, что это Бог ведёт его новым путём и покинул родную церковь. Церковь пока не избрала нового пастора, всё-таки оставляя мысль, что Пётр Андреевич вернётся. Он и сам пока был в растерянности, не понял всего до конца. Тем более, пришлось ему полгода назад приехать на похороны отца. Но сердце уже было там, где его сыновья потихоньку ищут себя, учатся работать, присматриваются к местным церквям. Он уехал. А Руфь предложила бабушке переселиться к ним, и ей скрасить одиночество, и с мальчиками помощь. Баба Ксеня пока не верила по-евангельски и Саша вечерами общался с ней, непринуждённо убеждая в истинности веры. Она была начитанной и интеллигентной женщиной, с абсолютной пока памятью, несмотря на семьдесят семь лет. Так или иначе, именно она вырастила человека, которому Бог вверил эту небольшую паству.

Вся церковь скрытно наблюдала за Петром Андреевичем в последнее воскресенье, перед его отъездом. Он даже не говорил проповедь, а в конце вместо привычных объявлений с грустью сказал ко всем:

- Братья и сёстры, извините меня… Тридцать лет… Даже не знаю, сомневался я, но братья поддержали… И, действительно, Алексей Викторович прав, Бог полностью изменил эту церковь, столько новых людей встали на ноги за эти годы. Все, кого мы усаживали за столики воскресной школы, теперь не просто молодёжь, а уже взрослые братья и сёстры. Я уезжаю, и вы, друзья, не тяните, подумайте о новом пастыре. Вам есть из кого выбирать. Смотрите, вот мои друзья и сотрудники, диаконы и проповедники, Алексей Морозов, Александр Гринько, Леонид Сомов… Как сказал Господь ученикам: “вы пребыли со Мной в напастях Моих”. И эти братья пребыли со мной в моих переживаниях. Но, я вот ещё о чём подумал! Смотрите, у нас выросли братья, наши дети, может, более талантливые, чем мы. Когда-то нашу церковь покинули мои родственники, большая семья Янцен. Мы тогда тосковали, думали, как будем жить без тогдашнего пастыря Вениамина Францевича, без опытного диакона Франца Давидовича, без Давида и Иосифа. Без их улыбок, энергии, инициативы. Видите, Господь поднял Алексея Викторовича, меня, Леонид Михайловича, Александра Васильевича… Я вижу сегодня среди нас наших детей, которые достойны продолжать жизнь церкви. Но, я уезжаю, а вам теперь думать и решать. Пусть Бог благословит всех вас!

И он уехал. Для Руфи с Сашей поначалу было сильно непривычно. Всё в жизни поменялось. На руках был трёхмесячный Богдан, маленький ещё Петя. Семейным советом решили, что в квартиру на Комсомольской, 7 переселятся именно они. Ту первую ночь, когда они только переехали, Руфь тоже не могла заснуть и ходила по квартире, испытывая столь непростые чувства. Она уже было мысленно попрощалась со своей комнатой, когда вышла замуж, а Господь вновь открыл для неё эту дверь.

Теперь, молясь и вспоминая всё это, она размышляла о прожитом, как о некотором чуде, не подконтрольном человеку. Так много было схожего между жизнью её мамы и её жизнью. Её мама была из верующей семьи, а папа нет, но именно он стал её возлюбленным, дорогим ей человеком, искренним и близким. Так же получилось и у них с Сашей. Отец помог её маме, тогда ещё своевольной дочери диакона церкви, остановиться и обратиться к Богу. Так же Саша стал её проводником ко Христу. Помимо всего, она внешне всегда была похожа на маму.

Пока Руфь допивала чай из кружки, к ней подошла сзади бабушка и положила руку на плечо:

- Что это девочка моя не спит? Вы вернулись то во сколько?

- В начале двенадцатого. Я поспала, получается, три часа и что-то проснулась. Сижу, думаю.

- О чём можно думать среди ночи? - Бабушка села рядом.

- О жизни.

- Да-а-а… - засмеялась баба Ксеня, - в ваши годы думать о жизни нужно именно по ночам!

- Ладно, утром можно поваляться, а сейчас сижу, вспоминаю.

- Ты ещё сядь, напиши мемуары!

- Зря ты смеёшься. Жизнь очень интересное явление. Вот смотри, я вспомнила свою маму. Она из немецкой баптистской семьи, а полюбила не какого-нибудь брата верующего из потомственных баптистов или немецких меннонитов, а моего папу, твоего сына… А, кстати, - Руфи стало весело, - бабушка, а как ты отнеслась к тому, что твой Петя закадрил такую странную девушку, баптистку, да ещё и немку?

- Поначалу я удивилась. Что это мой сын, думаю, стал в какую-то секту ходить. Я же не знала ещё. Но мне понравилось, что он стал спокойнее и серьёзнее. Я заметила, что он бросил курить и вечерами уходить. Потом… потом он пришёл домой с какой-то девушкой… Но, девушка вежливая, дружелюбная, на кухне мне помогла… Имя, правда, меня смутило. Лия. Не Лиля, как твоя сестра, а Лия. Как-то загадочно. Ладно, думаю, девушка как девушка, надо же Пете с девушками общаться. Я тогда не знала, что там у них любовь и всё серьёзно. Но я не осуждала, просто, пыталась понять. А то, что немка, да и ладно, все мы одинаковые.

- Вот я и думаю, интересно происходит пересечение человеческих жизней. Вы с дедом были простые люди, граждане России, жили себе, учили сыновей честности, порядочности, переживали за них. И не знали абсолютно, что стоит в частном секторе дом молитвы, и в этом доме молитвы собираются баптисты, странные верующие. И что служат в этой церкви отец и его сыновья с фамилией Янцен, и у них есть ещё Лия. И ваш сын Петя тоже жил сначала как умел. Вдруг его Бог касается и он присоединяется к верующим. Вам с дедом Андреем тоже хорошо, сын стал лучше, спокойнее. Вдруг Лия Янцен и Петя Береговой друг в друга это самое, - баба Ксеня заливисто засмеялась, - и всё, абсолютно разные люди, из абсолютно разных семей, разных национальностей, соединяют свои жизни. И теперь у тебя внучка Руфь, внучка Лиля, внук Максим, внук Данил. И уже правнуки…

- Мама твоя была непростая, но хорошая.

- Я тоже непростая и вредная. Сашу иногда обижаю, как мне кажется.

- Сашу ты не обижай, он спокойный такой. И очень искренний. На старости лет мне о Боге рассказывает. Я люблю Сашеньку твоего.

- Так и я его люблю. А интересно, папа же тебе о Боге рассказывал. Как ты относилась?

- Я хорошо относилась. Но, как вы, так верить не верила. Сейчас мне даже больше понятно.

- Хорошо.

- Ладно, девочка моя, пойдём ещё поспим.

Они вышли из кухни и пошли по своим комнатам. Руфь, забравшись под одеяло, продолжала мысленно рассуждать перед Богом. Здорово получилось. Отец в течении многих лет говорил родителям о Христе и они его слушали, но где-то всё-таки сопротивлялись. Наступило время их старости и Господь продолжил стучаться в их сердца, для Него нет времени. Незадолго до смерти дедушка Андрей обратился к Иисусу в молитве. Теперь проповедниками стали Саша и Марк, мужья его внучек, и они довели начатое Петром Андреевичем до конца. На очереди баба Ксеня, которая Сашу любит как внука и слушается его абсолютно искренне… Руфь всё-таки незаметно заснула, её мысль оборвалась где-то посередине и постепенно спуталась с крепким сном. Но сердце её повторяло: “Слава Богу! Слава Богу!”

Утро.

Сколько точно было времени она не понимала, ведь заснула она уже ближе к трём часам. Разбудил её теперь Сашин голос, он с кем-то разговаривал и она не могла понять, что происходит. Он сидел на кровати, усиленно натирая глаза, и говорил по телефону. В интонациях его голоса было что-то тревожное. Она приподнялась на локтях и попробовала прислушаться. Звонил ему, судя по всему, Миша Абалков из реабцентра, о чём была речь, она не поняла. Миша просил Сашу зачем-то приехать прямо ночью, это она уловила из ответов Саши. Ей совсем не хотелось, чтобы Саша куда-то ехал. Очень-очень редко это случалось, когда кто-нибудь из реабилитантов сбегал или начинал шуметь. Для неё это были неприятные часы переживаний. Она благословила мужа на такой непредсказуемый труд, но ей самой он был не по душе. Иногда она взывала к Богу, прося Его перенаправить Сашу на какой-нибудь более спокойный участок служения, но получалось так, что молодые парни, влипшие в наркотики, токсикоманию, спайсы, как-то выходили на него и он не мог отказать им. В глубине его сердца жила память, что он сам посредничал когда-то, подкидывая своим товарищам неведомые порошки, производящие галлюцинации. Но она видела, что Саша приносит пользу в центре, и спорить с этим было сложно. И она вновь благословляла его.

- Нужно ехать? - Спросила она, когда он отключил телефон.

Саша повернулся и глянул виноватым взглядом. Он тоже переживал и чувствовал, что она не всегда рада такому его служению.

- Да там... Миша позвонил, говорит, пришёл среди ночи какой-то пацан, рыдает, просит помощи и меня спрашивает. Наверно, кто-то из знакомых. Надо посмотреть и определиться, что с ним делать.

- О-ой… - она села рядом с ним, - странная ночь какая-то… Я в два часа проснулась, ушла на кухню. Бабуля пришла, мы с ней поболтали. Тут Миша звонит… Давай, вместе съездим, что я одна буду лежать и думать?

- Бедняжка, - Саша провёл рукой по её волосам, - выходной тебе испортили.

- Ладно, днём поваляемся, - она первой слезла с постели.

Они быстро собрались, пришлось зайти к бабуле и попросить её утром позаботиться о мальчишках. Та повздыхала, но мешать их планам не стала. Они вышли на улицу, уже рассвело, завели машину и поехали в сторону выезда из города.

Центр реабилитации, или, как его называли сейчас “Дом милосердия “Обитель”, стоял на окраине небольшого посёлка городского типа Лесковка. Посёлок за последние тридцать лет уменьшился населением на треть, на окраине стояли две общаги, в которых вообще никто не жил. Но здесь был и детский сад и трёхэтажная школа, поликлиника и остальные атрибуты отдельного поселения. “Обитель” двенадцать лет назад создал брат Алексей Уткин, переехавший из Сибири. Взрослый мужик, прошедший зону и типичный путь реабилитанта, с огромным опытом алкоголизма и приёма наркотиков, но уверовавший в Господа и оборвавший греховный путь. Почему выбрали Лесковку, трудно сказать. Своеобразный отшиб, недорогие дома, простые люди. Купили вскладчину несколькими церквями старый дом с большим участком и начали обустраиваться. Построили баню, распахали заброшенные грядки, соорудили мастерскую, чтобы самим себя как-то обеспечивать. Брат Алексей потом уехал, а за служение взялись новые братья, старшим из которых стал Миша Абалков, тоже приезжий из Сибири, но, решивший пустить корни здесь. Узнав, что в церкви появился брат Саша Григорьев, имевший опыт и продажи веществ, и лёгкого употребления, позвали его в помощь. Специализацией Саши была работа с более молодыми ребятами, впавшими в зависимость от наркотиков. Саша проводил встречи с родителями таких пацанов, которые организовывал в доме молитвы. Если человек был готов идти дальше, его привозили в “Обитель” и поселяли в маленькую комнатку в карантин, если он не сбегал, присоединяли к общей группе и потихоньку вели к полному освобождению. Выход был не очень большой, но дело братья не бросали. Для них было радостью, что хотя бы два-три человека в год, вместо ведущей в погибель зависимости, принимали в сердце Христа. Сам Миша Абалков прошёл очень сложный путь к освобождению. Почти умершим наркоманом двадцати с небольшим лет, с опустошённым взглядом и почерневшими руками, он попал в такой реабцентр в Омской области. Он уже думал, что умирает, и не верил, что его можно вернуть к жизни. Но у Бога Свои планы о человеке… Сегодня Миша имел семью и четырёхлетнего сына Егора. Специально для него, как для служителя, соорудили отдельный домик на территории центра. Женой его была Ольга, очень улыбчивая и приветливая женщина, которую любили все соседи из посёлка. Когда она рассказывала свою историю, местные женщины выпучивали глаза и отказывались верить. Начиная с пятнадцати лет, она пошла путём неуёмных пороков, среди которых и проституция и наркомания и воровство. Они с Мишей были живыми свидетелями Христа для всех жителей посёлка и пользовались особым уважением. Даже история Саши Григорьева меркла по сравнению с историей семьи Абалковых. Мише было чуть за тридцать и помощником ему был брат постарше Константин Егоров. Он больше работал с алкозависимыми, а Миша с Сашей с наркозависимыми. Такой был в “Обители” расклад.

Они подъехали к центру. Несмотря на невероятно трудное дело, которое здесь совершалось, было здесь почему-то хорошо. Кусок живописной природы, речка метрах в двухстах, служители, всегда встречающие с улыбкой. Не ошибся брат Алексей, рождавший это служение, назвав его “Обитель”. Любовь, вложенная им и его последователями, как бы светила из каждого уголка этого заведения. Это сглаживало тяжёлые ощущения у Руфи, когда она входила на территорию центра. Здесь действовал Бог, это было бесспорно. Как небольшой монастырь в какой-нибудь древней Руси.

Они зашли во дворик, в окошко выглянула Оля и позвала Руфь к себе, а Саша пошёл в основной дом, где жили реабилитанты. С Ольгой общаться Руфь тоже любила. Даже какой-то небольшой стыд она испытывала в этом общении. Домик, в котором обитали Абалковы, был от силы метров тридцать квадратных, комната и кухня. Удобства во дворе, как говорится. И она не просто терпит, а даже радуется такой жизни, благодаря Бога за каждый день. Руфь почувствовала, как у неё приподнялось настроение при виде Олиного лица.

- Привет, красавица, - поприветствовала Ольга гостью, - не даём мы вам поспать. Заходи, дорогая сестра, мы с тобой здесь посидим, пока братья поработают с новеньким. Кофе будешь?

- Да! Спаси меня, сестричка, я сейчас на ходу засну!

- Сейчас откачаем и тебя! - Оля поставила чайник и сняла салфетку с тарелки с печеньем. - Как твои ребятишки поживают?

- Норма-ально! - Руфь села за стол и насыпала кофе в кружку.

- Если бы не такая рань, могли бы и их привезти, повозились бы с Егором!

- Да, Оля, надо как-то с пацанами заехать. Хорошо у вас здесь. Иногда ропщу на Сашу, что он сюда мотается, а когда приеду сама, почему-то душой отдыхаю. Хоть зимой, хоть летом.

- Надо вам здесь домик построить, будем вместе жить, общиной.

- Хорошо бы. А работа как? А школа? Пете через два года в школу.

- А здесь, говорят, хорошая школа. Садик мне тоже нравится. Поликлиника рядом. Можно жить вполне!

- Вы с Мишкой герои веры. А мы городские выпендрёжники, нам не угодишь.

- Ой, брось! Я тоже до мозга костей городская. Нахлебалась греха в городской жизни. Сейчас благодарю Бога за всё, что имею. Если бы Господь не остановил меня, я бы уже, наверно, лежала на кладбище, а душа бы горела в аду. И Миши бы не было уже на свете. Вот как Господь устраивает. Мы, считай, мертвецы уже, а мы живём и Егора воспитываем.

- Получается, Оль, Господь каждый наш шаг видит. Мы вчера с Сашей вспоминали наше знакомство. Саша говорит, что в любой момент мы могли разойтись в разные стороны и больше не встретиться. Могли и правда. Но всё-таки оказались вместе. Представляешь, вокруг меня в молодости пацаны всегда крутились, видно, считали меня симпатичной. Я скорее не столько симпатичная, сколько настырная, пацанам это тоже нравится. И некоторые из них пытались меня закадрить, всяко меня очаровывали, а я над ними смеялась, думала, фиг вам. Даже церковные братья подбивались ко мне. Специально сопротивлялась. А когда я встретила Сашу, то вдруг что-то во мне ёкнуло и всё. Тоже вот, почему так?

- Санька хороший!

- Мне всегда в нём нравилось, что он умеет ценить то, что получает в жизни. Не все ценят.

- Это точно. Сколько в центре перебывало парней, а благодарных среди них пшик. Кто-то на зиму прилипает, чтобы перекантоваться, кто-то просто пристраивается. У таких совесть даже не срабатывает. Хотя… я сама такой была, пока не дошла до точки, откуда уже или совсем вниз, или к Господу.

- А ведь даже верующие не все воспринимают ценность веры. Для меня это всегда было затыком. Мне казалось, что ребята, которых я с детства знаю, не по-настоящему верят, а так, чтобы изобразить праведников. Типа, мы такие хорошие! И лишь Сашин пример меня прострелил, я поверила, что Бог изменяет человека.

- И ты в него… - засмеялась Оля.

- Да-а, это так! Я в него сразу, почти с первого взгляда, - смеясь, подтвердила Руфь. - Бывает же такое, пути Господни неисповедимы. Столько верующих вокруг было, а для меня Он предусмотрел Сашу.

- Здорово! Для тебя Сашку, для меня Мишку. Твой отец сыграл особую роль в моей жизни.

- В моей тоже!

- Это понятно. Именно он где-то с Мишей пересёкся и позвал его сюда.

Руфь блаженно потянулась и прислонилась головой к стене. Общение с Олей окончательно изгнало из неё унылое недовольство и она расслабилась. Оля предложила ещё кофе, но Руфь отказалась.

- Полежи на диване, пока Сашу ждёшь. Егорка спит пока, никто не будет мешать. А я завтраком займусь.

- Тебе помочь?

- Не-е, отдыхай.

Руфь пристроилась на диванчик и быстренько задремала. Ещё одно преимущество нахождения в “Обители”. Раз пять они с Сашей оставались здесь на ночь, и всегда это был лёгкий, обновляющий сон, как-будто побывали в раю.

Пока сёстры общались в домике, Саша разговаривал с парнем, ворвавшимся ночью в центр. Парень этот был не просто знакомым Саши, но его давнишним другом Андрюхой Киреевым по кличке Кирей. Они были знакомы до армии, а когда Саша вернулся после службы, они случайно пересеклись и начали общаться. Именно Кирей втянул Сашу в тему спайсов и синтетики, сам уже употребляя всё подряд ради кайфа. Саша тяжёлых веществ побаивался и стал скорее посредником, перекидывал знакомым небольшие партии дури. Теперь он сильно сожалел о том, что когда-то втянулся в процесс и это было побуждающим мотивом к служению освобождения.

Когда Саша вошёл, Кирей сидел на кухне, в уголочке, и вид его был очень жалкий. Они некоторое время смотрели друг на друга, Саша подошёл и подал руку.

- Привет, Андрюх! Рад за тебя, что ты оказался здесь!

- Здорово, Санёк! - Кирей вдруг заплакал как-то даже ненатурально, отвернулся от Саши.

- Не бойся, Андрюх, я приехал не осуждать тебя, а помочь, если получится. Хочешь, чаю согрею.

Тот утвердительно замотал головой и пододвинул табурет к столу. Саша включил чайник и тоже сел за стол.

- Рассказывай, как ты нашёл этот центр. Давно тебя не видел.

- Я… ты слышал, наверно… что я срок мотанул. Прихватили меня с партией, сам понимаешь. Сейчас мотаюсь по жизни, всем создаю проблемы… Живу то у мамки, то на хате у кого. Так моя жизнь, ничего интересного.

- Употребляешь сейчас?

- Да, всё подряд. От чего штырит, то и… Дня три бухал, здесь в Лесковке у бабы одной. Вчера на ночь глядя меня пинком под зад, друган её вернулся. Видишь, бланш под глазом? В полпервого на улице оказался, башка болит, морду отчистили… Ходил, бродил. Куда здесь ещё деваться. Вспомнил, как мы с тобой общались тогда, ты про центр в Лесковке говорил. Думаю, поищу Саню, и...

- Дальше что думаешь?

- Не знаю… Когда так живёшь, как я, то не особо думаешь о будущем. О чём думать? Я так, влачу своё существование. Хотел вчера пешком до города, а сил то нет. Размотал силы. Здоровьице своё отдал в местах не столь отдалённых. И кто мне поможет? Прошу у всех понемногу, все меня сейчас гонят.

- Смотри, Андрюх, ребята, которые здесь помогают людям, они сами прошли всякие пути. Если останешься здесь, есть шанс освободиться и войти в нормальную жизнь.

- Ты знаешь, Саня, сколько я натворил? - Кирей вдруг заговорил как-то жёстко. - Ты думаешь, ты мне помочь можешь? Я много лет живу как птица в свободном полёте! Я просто про тебя вспомнил, думал ты здесь. Я недавно тебя в городе искал, в той квартире, а вы переехали.

- Мы на Комсомольской сейчас живём. А искал зачем?

- Да я сам не знаю, - Кирей встал и начал маячить по кухне, - иногда мне интересно, как это ты, подгонял ребятам дурь, жил такой жизнью и вдруг раз, в Бога поверил! Пацаны все кто где, а ты стал человеком, да?

- Ты тоже человек.

- Ты понимаешь, о чём я… - Кирей опять сел за стол и начал крутить в руках бутерброд, лежащий на блюде. - Как-то не бывает так, Саня. Меня прихватили, мозги повыбивали, Черепа забрали, Балон помер от передозы, Сёма, твой друган, тоже, а ты раз и в сторону. Как так получилось?

- Ты меня в чём-то хочешь обвинить? Я же тебе рассказывал, что случайно познакомился с дочерью пастора церкви, пересмотрел свою жизнь, Бог меня помиловал. Ты тоже можешь пойти этим путём. Даже не обязательно в центре. Бог везде вокруг нас.

- Не-ет, погоди. Ты просто денег хотел поднять, так? Тебе наплевать на пацанов, с которыми ты дружил раньше. А тут раз, дочка пастора, и денежки уже при себе, и всё, я хороший семьянин, у меня жена такая вот…

- Андрюх, зря ты так. Я раскаялся в той жизни! А деньги, что срубил на порошках, я сюда пожертвовал, спроси у мужиков местных! Я сам корю себя, что пошёл тогда этим путём, не знал другого! Я тебе не вру. Кто тебе про меня наговорил? Даня Черепанов? Я не сдавал ни его, ни тебя! А Сёма или Балон уже после меня умерли! Если это Даня воду мутит, ты зря ему веришь. У него всегда кто-то виноват. Они меня тогда избили с пацаном каким-то, жену мою напугали, но мы не стали в полицию сдавать.

- Ладно – ладно, ты молодец, ты хороший, всё, я молчу… - Кирей снова встал. - Слушай, Сань, а если я тебя попрошу об одном деле, откажешь другу своему или нет?

Саша испытал какое-то неприятное чувство. Получается, Кирей завалился сюда не ради реабилитации или помощи, а так, чтоб его свозить куда-то или ещё что-то.

- Говори, я подумаю.

- Подумаю… Займи мне немного, если получится, я отдам. Ты же на тачке ездишь, возможности то есть, а?

- А немного это сколько? - Спросил Саша и почувствовал, что единственное, чего хочет сейчас – это побыстрей отделаться от Кирея. Не было в том никакой искренности, сплошное лукавство.

- Сколько можешь. Или жалко? - Кирей сел за стол и взял в руки столовую ложку и кухонный нож. - Понимаешь, надоело мне с мамки жилы тянуть, одолжи пару тысяч. Помоги старому другу. А там, и я подумаю, может, и попробую как-то измениться. Ты же можешь по-христиански поступить. У вас ведь так учат?

- Прости, Андрюх, я подумал, что ты действительно захотел как-то избавиться от зависимости, а ты меня нашёл, чтоб денег одолжить. Это ведь тоже не дружба. Нет у меня с собой таких денег, а домой я тебя не повезу. Однажды меня уже наломали эти двое. Только ты мог им адрес сказать. Прости, если ты только за этим пришёл, то…

- Вот! Я так и представлял! Словами кидаться ты мастер. А что я буду делать? Как в тюрьме тут у вас жить? А ты мне будешь прописные истины читать?

Саша встал и понёс кружку, из которой пил, в раковину. Вдруг Кирей соскочил с табурета и рванулся Саше наперерез. Тот ничего не понял сначала. Лишь увидел, как кухонный нож вошёл в живот, но боли не почувствовал. Кирей, поняв, что натворил, отскочил и свалился на пол, отбросив ножик. Саша поставил кружку и посмотрел на бывшего товарища, с ужасом глядящего на него. Он замахал левой рукой, а правую прижал к ране. В таком шоковом состоянии он вышел из кухни, братья, болтающие о чём-то в коридоре, уставились на него, не веря ещё, что это происходит реально. Костя Егоров бросился на кухню, прижал к земле съёжившегося Кирея и заорал во весь голос:

- Мишка!!! Быстро Саню в машину!!! Бегом, мужики!!! Помогите Мишке, что стоите!

Никто и не стоял. Встряхнувшись от шока, все пришли в движение. Миша с одним из ребят подхватили Сашу и понесли во двор к машине. Как назло, когда торопишься, и ворота не открылись сразу, и машина не завелась с первого разу… А может, это лишь показалось. Колёса завизжали, выбрасывая пыль, машина помчалась. Руфь, услышав шум и крики, соскочила с дивана, они с Олей выбежали во двор, а навстречу им летел Костя Егоров. Руфь мельком увидела Сашу в окровавленной рубахе, но Костя преградил путь, обхватил своими могучими руками и закричал:

- Нет, Руфь! Стой здесь! Не ходи туда! Мишка справится! Не кричи, сестрёнка, милая моя!!! Не углядел я! Гад я, сестрёнка, прости меня! Не смей, сестрёнка, не беги туда! Я тебя не пущу!!!

Она всё равно вырвалась и бросилась к воротам, завывая от ужаса. Костя пытался вновь схватить её, но уже не мог. Оля догнала подругу и они вместе свалились на землю за воротами. Машина уже умчалась в больницу.

Костя Егоров тоже бросился на землю рядом с сёстрами, пытаясь обнять их и закрыть собой. Он даже ругал их зачем-то, при этом называя милыми, добрыми. Кажется даже, что он занёс их обеих в свей могучей охапке обратно в домик и усадил рядышком на диван. У самого руки дрожали и из глаз катились слёзы. Время потеряло счёт и всё стало казаться нереальным. Егорка уже ходил по дому и хныкал, не понимая, что это мама и тётя Руфь рыдают, обнявшись на диване. И суматоху эту прервал Миша Абалков, вошедший как-то несмело в комнату и вставший за спиной у Кости. Руфь рванулась к нему, а Костя продолжал загораживать собой даже Мишу.

- Что там, Мишка, не молчи?

- Подожди, сестрёнка, сейчас расскажу, - Миша отодвинул брата и обнял трясущуюся Руфь, - не бойся, сестрёнка, всё нормально будет. Он живой, слышишь! Я успел довезти. Врачи забрали, обработали, в нашей больничке… А сейчас его на скорой в город. Успокоиться надо, сёстры.

Костя вышел из домика, оставив Мишку с сёстрами. Руфь стояла в каком-то оцепенении, не имея уже сил кричать. Рядом были друзья, близкие теперь ей люди, близкие уже и по этому несчастью. Они усадили её за стол. Только сейчас в её голове мелькнула мысль про сыновей, оставшихся дома. Она начала отходить от шока. На будильнике было всего семь часов утра.

- Сашу в город увезли?

- Да, - сказал Миша и отдал ей Сашин телефон, - Саня передал.

- Надо было ему оставить. Как я с ним свяжусь?

- Ну, сходим к нему завтра, если пустят.

- Что случилось то?

- Да я не видел, - виновато сказал он, - они в кухне общались недолго, минут десять или меньше. Мы сначала то с Саней между собой поболтали, потом он пошёл. Дверь закрытая была, не хватило ума…

- А Сашу увезли, да?

- Увезли, сестрёнка. Но он живой, я с ним говорил всю дорогу. Тут и ехать то, пять минут. Врачи сразу взяли, наложили ему… А потом на “Газели” сразу в город, я видел.

- А этот там?

- Да, ребята его… связали. Бедная ты…

- Не жалей меня, а то я не успокоюсь. А это… теперь вызывать надо?

- Придётся…

- Разгонят вас. Скажут, что незаконно.

- Не знаю. Ладно. Решится как-то. Братьям нужду раскидаю. Лишь бы Саня.

- Что?

- Нет, всё будет нормально, сёстры! Давай, Руфь, я тебя на вашей домой отвезу. Мне Саня ключи отдал.

- Я посижу у вас часок. А потом уедем. Не гоните меня. Вы же друзья мои. Я немного побуду, ладно? Мальчики то спят дома. Рано ещё, день начинается только.

День и ночь.

Наступило тяжёлое время для молоденькой ещё, но искренне верующей в Иисуса женщины. Жизнь не состоит из чего-то одного, невозможно все душевные силы бросить на тоску одиночества и постоянно переживать и думать, как там Саша. На руках у неё двое маленьких сыновей и бабуля в преклонном уже возрасте. Хотя бабуля стала помощницей. Видела она, что у Руфи из рук валятся дела, что все мысли её там. Они начали вместе молиться вечерами, жизнь заставила старенькую атеистку бабу Ксеню поддерживать внучку и здесь. Детям сказали, что у папы живот заболел и он лежит в больнице. И пока она гуляла с ними, нельзя было выказывать скорбь, надо общаться, как раньше. И она училась не реветь белугой, а верить, что скоро всё вернётся в норму. Примером для неё был отец, который, схоронив жену, стал утешителем для своих молоденьких детей. Особенно же для Руфи, которая дольше всех не могла смириться и как-то войти в обычную жизнь. Тем более, Саша был жив! Он утверждал, что и рана оказалась не самая опасная. И крови он не успел много потерять.

Лишь на пятый день разрешили посетить его в больнице. Она даже специально готовилась, как-будто он пригласил её на первое свидание и ей нужно выглядеть поопрятней и попривлекательней. Она постаралась стряхнуть с себя всякий траур и пошла пешком, по пути даже купив себе мороженое и стараясь весело смотреть на окружающих. И молилась она в эти минуты радостно, благодаря Бога за жизнь и за служение мужа, стараясь не жалеть себя и не фантазировать о каких-то худших последствиях. Всё-таки Бог был с ними! Никто ведь и не обещал, что путь совсем лёгкий, как отдых на тропическом острове. Первый раз они пообщались совсем немного, в фойе стационара. Саша присел на диванчик, она села рядом, видно, рана ещё побаливала, не всё он ей договаривал. И они не стали утешать друг друга, а начали просто болтать о жизни, погоде, мальчишках. Это было всё же как продолжение шока. И оба они чувствовали, как соскучились друг по другу, как много накопилось новостей и событий, которые и не новые, а просто казались такими. Она показала ему руку, на ногти она нанесла блестящий лак, он засмеялся такому сюрпризу, редко она красила свои ногти. Посидели они недолго, всё-таки не был он абсолютно здоров и чувствовал временами, как кружится голова. Она ушла домой, чувствуя облегчение, как-будто груз свалился с плеч. Она увидела его, подержала за руку, рассказала про бабу Ксеню, которая начала участвовать в молитве с ней. После посещения Саши она пришла домой, собрала пацанов и повела их на пруд. Несмотря на август, было жарко и безветренно. По пути рассказывала про папу, что он передаёт приветик, что очень их любит и скоро будет дома. Она сопротивлялась скорби, которая вылезала из глубин души и стремилась овладеть ею. “Вот тебе!” - она показывала образно фигушку тоске и жила дальше!

В субботу, через неделю после Сашиного ранения, Руфь поехала в дом молитвы, взяв тряпочек и пшикалку для окон. Позвала всех, кто хочет помочь. И народ собрался. Лена пришла вместе с трёхгодовалой дочкой Машей, Лиля с Марком с двумя своими блезняшками того же возраста, ещё человека четыре. Они устроили грандиозный субботник, перемыв окна, зеркала, полы, перебрав книги в библиотеке. Когда кто-то пытался выразить ей соболезнования, Руфь хмурила брови или показывала язык. Не хотела она больше транслировать горе, нет его больше, этого горя! Саша жив, выздоравливает, они молодые, сильные, и с ними рядом Бог!

На богослужении в воскресение люди, конечно, молились за Сашу, за Руфь, за центр в Лесковке, о защите Божией. А Руфь славила Бога за всё пережитое, чтобы люди слышали и ободрялись, а не съёживались от проблем!

В конце собрания вышел Алексей Викторович и сделал объявление для братьев, он созывал братьев на молитвенное собрание, нужно было определяться с избранием нового пастора. Руфь с мальчиками осталась на чаепитие вместе со всеми и все видели, что она живёт и верит, победив тоску и всякий ропот.

Лишь вечерами, помолившись с бабулей обо всём, она садилась на постель и видела, что место, которое всегда занимал Саша, пусто. Она брала к себе Богдана, но тот быстренько засыпал и некоторое время она лежала и думала о жизни. Немного вытирала слёзы, но ночью, кроме Господа, никто не видит. Она вспоминала последнюю ночь перед ранением. Она проснулась, ушла на кухню, поболтатла с бабулей, а Саша спал и не слышал. Вдруг какая-то неприятная мысль вылезала наружу. А если бы это был последний день и Саша бы не выжил… А она не успела хотя бы разок обнять его. Как не ценит человек, когда всё привычно, всё повторяется день за днём. Она прижала к себе спящего Богдана и почувствовала, насколько и это для неё ценно. Днём она иногда ругается на мальчишек, что-то заставляет делать, загоняет поесть и убрать за собой. А сейчас слышит его дыхание и это ведь так здорово! Так и Господь, обличает грешников в злых делах, а на самом деле хочет обнять, подхватить от этой пропитанной кровью земли и унести туда, в вечное Царство, где нет греха и зла, где Он отрёт всякую слезу!!! Там у Него нет ночи, там вечный День!!! Он Сам там светит вместо солнца! Эти мысли заставляли её вскричать душой, которая у каждого из нас создана для рая, а не для тьмы! Она поняла, что это ведь великое благо, что муж её, Саша Григорьев, служит грешным людям, пытается как-то рассказать им о спасении. Она начала и свою роль видеть особо. Бог делает её помощницей её мужу и она будет помогать. Постарается не роптать на всякие проблемы, а вложить свой маленький вклад в большое дело… И она наконец засыпала и жизнь текла дальше.

В пятницу второй недели Саше сказали, что скоро выпишут, но оставили до понедельника. Руфь пришла к нему после часа дня, они вышли на улицу и сели на лавку. За спиной у неё был спортивный рюкзачок.

- Куда собралась? - Весело спросил Саша.

- В поход, - отшутилась она и прижалась головой к его голове, - я поняла очень важные вещи.

- Какие?

- Я должна во всём помогать тебе.

- Ты помогаешь.

- Нет, ещё больше. Я позавчера говорила по телефону с Матюхой Зарубиным. Представляешь, ему будет семнадцать! Он ходит на молодёжку у себя, читает Библию. Расспрашивал у меня, что значит покаяние и крещение! Через тебя Бог изменил жизнь его родителей, они воссоздали семью и обратились к Иисусу. А я хочу поддержать Матвея, чтобы он окончательно понял, что идти за Господом – это прекрасно.

- Ничего себе!

- Да, Саша. Ты проповедник и я буду учиться. Я же могу что-то объяснять людям. Пусть я сестра, ну и что. А ещё, я на днях взяла у Костика телефон его племянника и поговорила с ним. Зовут Тёма, хороший мальчишка, мне показалось, очень закомплексованный. Пообещал, что будет со мной общаться. Мне кажется, он даже обрадовался, что с ним так доверительно поговорили.

- Я в тебе ошибался…

- Ты что, разочаровался во мне?

- Да ты… лучше всех.

- Ты мне это уже говорил сто раз, придумай что-то новое! Ещё я переживаю, как бы центр не закрыли после этого.

- Не должны. Там участковый нормальный, понимает, чем люди занимаются, я с ним на днях говорил.

- А ещё я на той неделе субботник организовала, в доме молитвы прибрались, дети наигрались.

- Слушай, может, мне ещё недельку полежать? Тебя пасторшей изберут.

- Не, не надо. Не наше это дело… Я, Саш, скучаю без тебя. Бодю к себе на постель беру. Он хороший такой у нас. Богом данный. Богдан. А Петя – Пётр, камень.

- Врачи говорят, что в понедельник могут отпустить. Так что, чуть-чуть ещё.

- Слава Богу! Когда выпишешься, давай вместе поработаем с Тёмой, я ему про тебя рассказала.

- Конечно, я не хочу бросать дело, к которому Бог призвал. Тем более, ты у меня в помощницах.

- А ещё, детей оставим у твоих и вдвоём куда-нибудь в палатке с ночевой. Если ночи будут тёплые. Ладно, подумаем. Главное, возвращайся, мы тебя ждём!

Они расстались, Руфь вышла с территории больницы и вызвала такси. Она направилась в Лесковку, в “Обитель”, увидеться с Олей и всеми братьями. Мальчишек на все выходные она привела к Сашиным родителям и немного освободила себя. Когда зашла во дворик центра, увидела привычную картину. Здесь кипела своя жизнь, двое братьев пылесосили и выхлапывали старый диван во дворе. Процессом руководила Ольга, одетая в камуфляжную футболку. Руфь подошла и тронула подругу за плечо. Та обернулась и выпучила глаза от неожиданности.

- Вот тебе на! Руфь, ты как здесь?

- На такси, - улыбаясь, сказала та, - если не прогоните, хочу побыть здесь у вас пару дней, отдохнуть душой! Надоел город с его шумом и суетой.

- А Саша как? А мальчишки?

- Всё пучком! Саша выздоравливает, а мальчиков отправила к свекрови, пусть расслабятся, а то я грозная мамаша!

Оля подошла и крепко обняла Руфь. Мишка выглянул из сарайки и тоже изобразил недоумение, которое тут же сменил на непринуждённую улыбку.

- Миш, - сказала Оля, - надо Руфь разместить где-то. Она настроена серьёзно, на пару дней.

- Ну так, давай я поживу в карантинной, всё равно, новых пока нет, а вы у нас в домике. Ты не против? От меня отдохнёшь.

- Э-э, не шути так. Но, так было бы удобней, чем ей в общем доме.

- Организуем, без проблем.

- Пойдём, Руфь, размещайся, будь, как дома!

Руфь бросила свой рюкзачок и присоединилась к общей работе. Братья посматривали на неё с опаской, не понимая, что она уже пережила и сосредоточилась, больше её не надо утешать. Два дня, пока она жила в “Обители”, она старалась что-то делать. Помогала Оле на кухне, рвала крапиву в огороде, мыла полы в основном доме. Она привезла с собой некий оптимизм, который помог ей перебороть плаксивость и тоску. Она теперь Сашина помощница, и пусть все это видят. Единственное, что выбило её из колеи, это еда в центре, вернее, её огромное количество, рассчитанное на мужиков.

- Я и так набрала сантиметров в талии, - жаловалась она, - а у вас здесь вообще обжираюсь!

- Так, оставь.

- Есть хочется после физического труда. Дилемма.

Вечером в пятницу они долго сидели в общем кругу вместе с братьями и реабилитантами, Руфь рассказывала про Сашу. Рассказывала про своё прошлое, про родителей. Все в центре очень уважительно к ней относились и были сильно удивлены её приездом. Она вдохнула в них какую-то радость. После инцидента с Киреем, здесь побывали люди в погонах, всё обнюхали, и ребята были в очень напряжённом состоянии, не знали, чем закончится эта эпопея. И Руфь привезла с собой некую надежду, внутреннее ободрение, что пережила сама. В субботу она вновь трудилась со всеми и день прошёл очень позитивно и хорошо.

Вечером в субботу она уселась на диване и с кем-то переписывалась в телефоне. Оля занималась поздним ужином в основном доме и Руфь сидела одна. Телефон зазвонил, она удивилась позднему звонку, было почти одиннадцать. Звонил дядя Лёня Сомов и Руфь с досадой подумала, что опять её будут утешать или жалеть.

- Здравствуйте, дядя Лёнь! Что случилось?

- Привет, девочка моя, привет! Как поживаешь?

- Всё норм! Сижу отдыхаю после трудового дня.

- Молодец! А ты дома? Что-то пацанов не слышно. Спят уже?

- Не поверите, дядя Лёнь, я не дома, я в “Обители”. Отдыхаю душой и помогаю ребятам!

- Да-а? Ну ты молодчина, девочка моя! Даже не ожидал от тебя! А я с братьями сижу, мы собрались обсудить, кого будем выбирать новым пастором.

- Я помню, дядя Лёша объявлял. Пора уже, папа не вернётся.

- Не вернётся, я понял. И у нас есть желание с тобой посоветоваться, слышишь?

- А со мной зачем? Я то кто? Сестра просто.

- А-а-а… Просто, да не просто. Ты подумай сейчас, я тебе мысль нашу подкину, а ты подумай у себя.

- Говорите, я превратилась в уши.

- Слушай. Мы с братьями рассудили. Тут мы все. И Марк с отцом, и Миша мой, и Русланчик, и Женя, все… И мы решили единоглассно, так сказать, пасторское служение Саше твоему предложить. Что ты скажешь? Без твоего мнения никак. В таких вопросах всегда супругу спрашивают.

- Я? - Руфь растерялась. Сосредоточенная, победившая скорбь и боль, внутренне сильная, она теперь растерялась. Как это понять? Что происходит? Саша в больнице, он выздоравливает, всё хорошо. Это она понимает. А вот эти слова дяди Лёни она как-то не ухватила сразу. То есть, он сказал, что братья хотят пастором сделать её мужа? Сашу Григорьева? А почему? Почему не дядю Лёшу? Или Марка? Или Женю Гринько? Она встала с дивана и стала ходить, не убирая телефон от уха.

- Ты меня хорошо расслышала? - Продолжал дядя Лёня своим мягким с хрипотцой голосом. - Видишь, Руфьюшка, без твоего согласия это никак. Подумай.

- А почему вы так решили? Я как-то не вмещаю пока.

- Время то есть, девочка моя, я же не говорю, что прямо сейчас давай сюда Саню и мы его тут превратим в пастора. Это долгий процесс, с членами церкви надо обсудить, со старшими братьями из области. Это пока наше братское решение. Слово он знает, с людьми общается. И, главное, вы молодые ещё, есть время учиться и набираться опыта. А мы все рядом, не бросим.

Бывает такое состояние, когда ты не понимаешь, радоваться тебе или плакать. Много лет папа был пастором и она воспринимала это как должное. То есть, мой папа – пастор церкви. Ну и ладно, это привычно! Она родилась дочкой пастора и выросла дочкой пастора. Домой к ним приходили братья и общались с отцом в комнате. Мама говорила, чтобы дети не мешали, потому что папа у них пастор, ему надо пообщаться. А теперь что? Как дальше будет? Теперь она будет и женой пастора? При первом знакомстве она сказала Саше: “Мой отец священник, не ожидал?” Теперь она будет и дочерью священника, и женой священника, и племянницей священника! Вот так вырисовывается интересная картина. Судил же Господь ей такую необычную участь. Осталось лишь родным братьям возрасти и возмужать и пойти тем же путём. Но она ведь сама недавно говорила, что согласна на любой путь, который предложит Господь...

- А знаете, дядя Лёнь, я сейчас начинаю понимать. Пока очень поверхностно. Я последнее время много размышляю о жизни, о своей, о жизни моей мамы, о Саше. Просто приходят на сердце мысли и я думаю. Я внешне ведь сильно похожа на маму мою. И по характеру, говорят, почти такая же. И в моей жизни есть нечто похожее на её. Папа уверовал из мира, был скромным и искренним. А мама его выбрала, поняла, что это тот брат во Христе, который для неё пример чистой веры и любви. И я Сашу так же выбрала. Потом вся родня уехала, а мама решила, что они останутся и будут жить и служить в церкви. И папу избрали пастором, мама стала помощницей. И я часто спрашиваю у Бога, какое служение Он даст нам с Сашей. Я ведь роптала часто, что Саша уезжает в “Обитель” и долго там бывает. А сейчас, когда мы такое пережили, я сказала себе, что везде буду с Сашей, он мой муж и я буду помощницей. И если всё сложится и Сашу сделают пастором, я буду рядом с ним.

- Ты правильно всё понимаешь, девочка моя, мы и о тебе подумали. Надо ведь, чтобы у служителя и жена была достойная. И знаешь, братья молодые сказали, что в их глазах именно ты подняла Сашу на достойный уровень. И что семья у вас нормальная, и ты терпишь трудности, даже если и жалуешься иногда. Так что, Руфьюшка, любит тебя народ в церкви. Мама твоя характерная была, но мы все знали, что она добрая и дружбу ценит среди всех нас. И ты такая же.

- Спасибо, дядя Лёнь, я рада, что вы доверяете нам. Это ведь так здорово, что мы с вами не просто какие-то чопорные лицемеры, а действительно друзья. Я подумаю ещё над предложением, но предварительно я согласна. Я раба Господня…

- Хорошие слова, девочка моя! Будем молиться за вас и Господь всё устроит! Самому то Саше мы ещё и не сказали ничего. Решили сначала с тобой посоветоваться, чтоб ты была в курсе, а уж потом его озадачивать. Пусть он выздоравливает и спокойно перед Богом всё решает. И ты помолись, подумай, а то сейчас то я тебя врасплох застал, так ведь. Ну ладно, красавица моя, не буду тебя утруждать больше, продолжай отдыхать и параллельно думай, ладно?

- Завтра я здесь побуду до обеда, не теряйте меня, братья. Надеюсь, Сашу выпишут в понедельник, там и доведём до конца. Решила пожить пару дней у Оли с Мишей. Так хорошо здесь, дядя Лёнь, подлинная обитель для моей души! Ладно, с Богом, дядя Лёнь, братьям привет и спасибо от меня, до свидания!

- Давай, Руфьюшка, отдыхай, приветик всем от меня! Пока!

Телефон начал издавать короткие гудки, Руфь положила его на стол и посмотрела в окно. Совсем стемнело и над горизонтом повисла какая-то оранжевая и неестественно большая луна. Она вышла во дворик, в основном доме были слышны голоса, над ухом прозвенел комарик, а на широких просторах местной природы вовсю надрывались кузнечики. Она ушла в огород, осторожно ступая по тёмной тропе и подняла глаза к небесам. Когда хочешь прославить Творца, всегда поднимаешь лицо к небесам! А она в эту минуту славила Бога, за то, что Он так необычно управляет её жизнью. Никогда она до конца не понимает, что с ней происходит, и, тем более, что ещё может произойти. Однажды она не послушалась уговоров семьи Морозовых не ходить на ночь глядя домой по темноте и наткнулась на неприятную разборку у школы. А оказалось, что парень, которого она так неожиданно избавила от пререкательств с подпитыми пацанами, стал её мужем и другом жизни. Она вышла из темноты, чтобы вытащить его, а он потом помог ей выйти из духовной темноты. Одно время она боялась, что Саша изберёт себе другую сестру в жёны, а он и не помышлял об этом, она была для него самой лучшей. Она высказывала недовольство отцу, что муж её часто наведывается в центр, а потом сама сдружилась с Олей и братьями и решила быть помощницей здесь. Она молилась, чтобы Бог сохранил жизнь Саше, а Он расположил братьев увидеть в Саше будущего пастыря. После всего пройденного ей больше не хочется моделировать будущее, а просто доверить его Богу и пусть Он что-то устроит впереди. Что же требуется от неё? Любить Бога, любить мужа, любить мальчишек, быть такой, какая она есть и служить людям. Слёзы? Да, иногда они капают из её глаз. Но, если бы было не так, то есть, не капали бы слёзы, то как бы исполнились слова Писания, что отрёт Бог всякую слезу? Впервые она помолилась в те дни, когда оплакивала свою маму, и именно тогда она почувствовала прикосновение любви Божией к себе. Она потом ещё спорила и не принимала этой любви, но факт был в том, что Он отёр её слёзы. В другой раз, когда Саша провожал её с молодёжки, она исповедалась перед ним, и вновь из глаз её текли слёзы. И Саша тогда сказал ей, что она самая лучшая на земле! И что Бог любит её, не взирая ни на что! И это был предпоследний её шаг из темноты к Свету. И в последние дни, после ранения Саши, столько она переварила в душе и столько вытерла слёз, а Он опять утешил её доверием братьев. Сейчас в её глазах снова были слёзы. Но этих слёз не жалко, это душа восхищается Богом! Это хорошо! Свет светит и в темноте и тьма не может объять Его!

________________________________________

ТРОСТЬ НАДЛОМЛЕННАЯ.

Молодой парень запрыгнул в заднюю дверь троллейбуса и быстро нырнул в уголок, так, чтобы смотреть сквозь заднее стекло на дорогу, выплывающую из-под транспорта. Взялся за горизонтальный поручень и почти прислонился лбом к стеклу. Он видел, что в салоне есть свободные места, но решил встать к остальным пассажирам спиной. Ему было стыдно, может быть, совсем чуть-чуть, но всё-таки. Под глазом красовался синячок. А он не любил выглядеть непрезентабельно. К нему подошёл кондуктор и попросил оплатить проезд. Даже это парень сделал так, чтобы полностью не поворачиваться к людям. Сама поездка на общественном транспорте уже была для него немного унизительной. Под окнами его квартиры стоял вполне себе нормальный автомобиль иностранного производства. Но, так получилось, что вчерашний вечер он посвятил застолью в честь двадцатипятилетия своего приятеля. И там, естественно, немного принял внутрь. Праздник затянулся аж до полуночи, потому что с некоторыми из знакомых он не виделся год как минимум. Витя Вайс, виновник торжества, был его одноклассником до девятого. Потом они виделись редко, а тут как-то пересеклись и заодно договорились пообщаться на именинах. И сам день рождения прошёл вполне себе спокойно и душевно. Витя Вайс позвал нашего героя на балкон, угостил сигареткой, и долго рассказывал сложные теории, что накопились в его начитанной голове.

Парня, едущего в троллейбусе, звали Дима Скляр. Он вспоминал события вчерашнего праздника и никак не мог понять, в какой момент спокойный день рождения перерос в перепалку с рукоприкладством, во время которого ему и досталось по лицу. Был там один Вадик, который и предъявил Диме с Витей свои претензии. На трезвую голову трудно было понять, что в его словах было обидного. Но после определённого количества спиртного они с Витей восприняли это по-другому. Произошла драка. Диме прилетело в глаз и он весьма разозлился и толкнул Вадика в грудь двумя кулаками. Тот полетел и опрокинул стол с остатками угощения. И тут завертелось. Кто-то пытался их унять, кто-то помочь, а кто-то даже поучаствовать. В результате Вадик с двумя пацанами ушёл злой и обиженный, а остальные долго выясняли, из-за чего же всё произошло. Дима завалился домой в два часа ночи и рухнул в одежде на диван.

Сейчас он ехал к Вите Вайсу, чтобы чуть-чуть загладить последствия сорванного дня рождения. Витя был парень добродушный и даже скромный. Жалко было оставлять его с чувством испорченного праздника. У Димы было очень много знакомых и приятелей, он был лёгким на общение и всегда занимал в обществе значимое положение. Но Витю он уважал как раз за скромность и какую-то надёжность. Бывали в их прошлых школьных отношениях случаи, когда Дима Витю подставлял, потом осознавал свою неправоту и даже просил прощения. Так он относился не ко всем.

Троллейбус закрыл двери и в динамике прозвучало, что следующая остановка как раз та, что была нужна Диме. Он встал лицом к двери и спустился на одну ступеньку, чтобы по приезду выскочить на улицу. Рядом с ним встала к дверям девушка и приветливо сказала:

- Привет! Как дела?

Дима встряхнулся и повернул голову. Кто это его вдруг узнал в троллейбусе? Лицо девушки было весьма знакомым. Это же Дианка! Вот тебе на! Как ни пытался он остаться незамеченным, она его высмотрела и, возможно, даже специально подошла к задней двери, чтобы поздороваться с ним. Дианка, так же как Витя Вайс, для Димы была особым человеком. Так же, как он боялся обидеть Витю, он не хотел бы сделать что-то плохое для неё. Это тоже было связано с прошлым. Со многими девчонками он успел подружить и даже близко пообщаться, но они изгладились из его памяти, как какие-то случайности или погрешности. А Дианка – совсем другой случай. Даже сейчас, увидев её, он почему-то сконфузился, а это с ним происходило редко.

Он встретился с ней первый раз года четыре назад, когда ему был двадцать один год, а ей шестнадцать. И познакомил их случайно тот же Витя Вайс, она была Вите какой-то роднёй, как говорят, на седьмой воде квас. Дима тогда уже занимался коммерцией, имел свои деньги и сожительствовал с одной подружкой. Но, увидев Диану, увлёкся её юной внешностью и пытался очаровать её, скрывая, естественно, что уже имеет конкретные отношения с другой. По всем признакам он видел, что он ей тоже нравится, но она его как-будто побаивалась. Могла поболтать, посмеяться, рассказать что угодно о себе, но при его попытке приблизиться к ней, брала дистанцию и даже пряталась от него. И Дима, погулявший уже с разными девицами, так и не раскусил её секрета. Почему она, симпатизируя ему, не доверяет ему, и, давая явные знаки, всё же уклоняется от него. Он всегда был уверенным в себе, имел завышенную самооценку, но, как он постепенно понял, Диана была сильней его. Даже в свои шестнадцать лет. Не действовало его орудие обаяния на неё до конца. Хотя, она была скромной. То есть, это он запал на неё, а она дала понять, что просто так не даст ему приблизиться к себе. И он тогда вынужден был проглотить это. И когда в разговоре с ней он позволял себе нецензурное словцо, она делала ему замечание и он переставал бросаться словами. Вот так!

- Привет, солнышко! Как ты меня узнала? - Сказал он со стеснительной улыбкой.

- Узнала. Хоть и сто лет тебя не видела.

Дверцы распахнулись и Дима вышел первым и подал ей руку. Они отошли в тенёк и некоторое время порассматривали друг друга. Она, конечно, повзрослела, ничего не скажешь. Тёмно-русые волосы под карэ и очень умный взгляд, вот что он для себя отметил. Что подумала она, он не знал.

- Я к Витьке, родственнику твоему, - как бы извиняясь, проговорил он.

- А-а-а...- она улыбнулась, - подрались, что ли?

- С Витей? Не-ет… Так, вчера праздновали у него, один там руки распустил.

- То, что праздновали, я по запаху поняла, - она прикоснулась к его стукнутой скуле, он немного поморщился, - теперь синяк будет. Не бережёшь ты себя.

И опять ему стало стыдно! Теперь уже перед ней. Она умная, правильная, спокойная. А он – с фингалом и вчерашним перегаром изо рта! Хоть бы сквозь землю провалиться.

- А ты куда собралась?

- Я на спевку, - сказала она уже без улыбки и немножко стушевавшись.

- Что петь будешь? - Дима почувствовал, что может взять инициативу в разговоре. - Ты в хор записалась?

- Нет. А спевка в церкви. - Она действительно растерялась.

- Ты в церковь стала ходить? Ты вроде не похожа на грешницу. Ничего не понял.

- И не поймёшь! - Сказала она так, что ему показалось, что она обиделась.

- Прости… наверно, не моё дело. Я о тебе и не знаю ничего, чем ты живёшь. Не обижайся… Не люблю, когда ты обижаешься.

- Я не обижаюсь, - сказала она, - просто тебе это непонятно будет. Можешь проводить меня, тут недалеко.

Вот опять. Зачем она его зовёт с собой? Ну, увиделись, перекинулись парой слов. Всё равно ведь ничего не получится, как и тогда не получилось. Но, он понял, что пойдёт за ней, ничего с собой поделать не сможет. Он усмехнулся над ней, назвав грешницей, а теперь сам пойдёт искупать грехи перед ней. Чтобы она ничего про него не подумала. Так уже было. Тогда он с ней решил прогуляться и попробовал обнять её, а она руки его с себя сбросила, посмотрела строго, но не убежала, а так и шла с ним рядом. Он растерялся и с тех пор чувствует стыд по отношению к ней.

Она показала рукой направление и они пошли. Эх… Он же хотел к Витьке зайти, а теперь придётся отложить немного. Ладно. Может, тут и есть церковь где-то недалеко, он этим не интересовался никогда.

- Как у тебя дела, - заговорила она, - чем занимаешься? Раньше ты чем-то торговал, а сейчас?

- Да я и сейчас торгую. Железо для компьютеров, в основном. Пространство интернета изучаем с ребятами, чтобы напрямую с клиентами. Так, потихоньку.

- А в личном, не женился пока?

- Сложный вопрос. - Он опять как-то замялся. - Сейчас один живу, а так то был уже опыт. Такой, неофициальный, скажем.

- Да ладно, это твоё дело, можешь передо мной не оправдываться. У тебя этих опытов, по-моему, было несколько. - Она улыбнулась.

С кем угодно он может говорить уверенно, как доминант, но только не с ней. Ладно, раз уж так, можно проводить её, куда она скажет, а потом двинуть к Витьке. Ну так, на всякий случай, он попробует взять номер её телефона. Не даст, так не даст.

Они прошли сквозь большой двор из девятиэтажек и оказались на окраине частного сектора. Дима смотрел по сторонам и не мог сообразить, где же здесь находится церковь. Ладно, раз ведёт она, пусть она и думает об этом. Побыть десять минут рядом с ней для него не сложно. Сделав несколько поворотов по частным улочкам, они подошли к приличному кирпичному дому с табличкой “Дом молитвы”. Дима замедлил шаг, рассматривая дом, как для него нечто новое. Возле ворот стоял автомобиль Киа Спортаж.

- Хорошая машинка, почти как у меня, - усмехнулся он.

- Да? - Сказала с интересом Диана. - А у тебя какой?

- Такой же, Спортаж, только нового поколения, - сказал он с чувством удовольствия от того, что ему есть чем перед ней похвалиться.

- А это Павла Николаевича, дьякона нашей церкви.

- Серьёзно? - С небольшим возмущением спросил Дима. - Ты именно сюда ходишь петь?

- Я вообще хожу в эту церковь, - оправдалась она, - что тебе не нравится? Сегодня у нас репетиция ансамбля, готовимся к молодёжной встрече, к конференции.

- Погоди, - сказал он, - объясни мне попонятней. Ты правда стала ходить в церковь? Ты? Молодая, красивая девчонка? Вот тебе на! Ничего не понял из этого. А смысл какой?

Она вдруг весело засмеялась над ним, что сделало его совсем жалким перед ней. Как будто, это он ботаник какой-то, не врубающийся ни во что, а она как раз знает, как всё должно быть. Будь на её месте кто-то другой, он бы нецензурными словами объяснился, но с ней ведь он не сможет так. Да как его вообще угораздило сесть в этот троллейбус и встретить там девчонку, которая может из него безнаказанно вить верёвки и смеяться над ним, тогда, как он не посмеет сказать в её адрес хоть что-нибудь обидное, чтобы потом не чувствовать себя виноватым. Она перестала смеяться, заметив его настроение.

- Ладно, Димон, не грузись так сильно. Пойдём, покажу, как у нас там внутри. Ну, не бойся, церковь как церковь. Люди обычные, не кусаются. Если хочешь, пошли со мной, а то я опаздываю.

- Внутрь, что ли?

- Спевка внутри будет, - усмехнулась она, - не на улице же. Да не бойся ты, ты же смелый. Посидишь, послушаешь. Смотри, конечно… А мне уже там надо быть.

Сам не понимая, зачем, он всё же пошёл за ней внутрь этого странного дома, внешне на обычную церковь не похожего. За железными воротами двор. Поднялись по ступенькам и вошли внутрь здания. Небольшое фойе с вешалками. Всё как-то по-современному, это ему понравилось. Туда-сюда быстро ходили молодые ребята и девчонки, от которых Дима старался отворачиваться, чтобы не засветить свой фингал. Дианка как бы на время забыла про него, сразу включившись в общение с остальными. Он ходил по фойе, рассматривая плакаты на стенах, заглядывая в приоткрытые двери. Из одной из таких дверей выглянул мужчина лет сорока и Дима даже растерялся. Они были знакомы с этим человеком, вместе иногда посещали спортзал. В его сознании кое-что сложилось. Ну, конечно, это Павел из спортзала, который, судя по всему, и является тем дьяконом, как назвала его Диана. Ну да, и Спортаж этот он уже видел много раз, всё правильно. Вот ведь, как бывает, везде, даже в этой непонятной церкви, можно встретить знакомое лицо. Павел его тоже легко узнал и подал руку.

- Дима, если не ошибаюсь? - Спросил он.

- Да, я. Привет.

- Неожиданно! - Улыбнулся Павел.

- Я так, посмотреть зашёл, - оправдался Дима. - Случайно с Дианкой встретился, она предложила пройтись до церкви, мне интересно стало. Мы с ней знакомы немножко.

- А-а… Пойдём кофейку выпьем, если не торопишься, - предложил Павел.

Дима вошёл вслед за ним в маленькую комнатку. Здесь был диван, журнальный стол и пара стульев. На тумбочке стоял электрочайник и поднос с кружками. Дима сел на диван. Он немного расслабился, встретив в церкви знакомого человека. На столике лежал красочный журнал, открытый посредине, Дима взял его в руки. Слева был какой-то рисунок, а справа статья мелким шрифтом в две колонки. Название привлекло Димино внимание: “Трости надломленной не переломит”. Сама фраза звучала поэтично, но смысла он не понял. Павел поставил перед парнем кружечку кофе и Дима журнал отложил.

- А ты, Паш, давно сюда ходишь? - Спросил он. - Дианка сказала, что ты дьякон. Я мало в этом разбираюсь.

- Не то, чтобы давно, - Павел сел на стул напротив Димы, - лет двадцать, наверно.

- Ничего себе! Так это целая жизнь! Для меня, по крайней мере. Мне всего двадцать пять.

- Да, почти что целая жизнь, - согласился Павел, - пришёл из армии и вскоре Господь меня коснулся. Так же, как ты сегодня, зашёл однажды в церковь и заинтересовался.

- Не… - ухмыльнулся Дима, - я просто так зашёл, меня никто не коснулся. Так, Дианку увидел, разговорились. Мы с ней раньше близенько общались, было дело. Я даже не допёр сначала, зачем она сюда ходит. Нагрешила уже в жизни, похоже.

- Не знаю, - Павел покачал головой, - это её дело. Все мы грешники перед Богом, все нуждаемся. У Дианы бабушка в церкви, через неё и пришла. Я ещё ребёнком её помню.

- Когда я с ней дружил, она тоже почти ребёнком была, - Дима лукаво глянул на Павла, - шестнадцать лет ей было. Ничего себе, хорошенький такой ребёночек!

Павлу Николаевичу не понравился Димин тон, но он промолчал. Диана дружила с его старшей дочерью и относился он к ней, почти как к своей дочери. Ему показалось, что Дима специально зачем-то наговаривает на молодую сестру.

- Паш, скажи мне одну вещь, - Дима изобразил серьёзное выражение лица, - а это правда, что все эти ребята молодые прямо верят в Бога?

- За всех не скажу, - ответил Павел, - но, надеюсь, большинство понимает, где находится. У многих из них тут родители, либо бабушки, либо друзья. Моё мнение, - это лучше, чем бесцельно бродить по грешным путям. Я, например, ничего не потерял, когда уверовал. Принял Иисуса в сердце, нашёл жену себе здесь, имею хороших друзей. Моя старшая дочь уже вполне сознательно участвует в жизни церкви. Мне это нравится.

- Я раньше думал, что в церкви только бабки ходят, - заключил Дима.

- В церкви люди всех возрастов. Скоро у нас будет проходить молодёжная конференция, ребята из других городов приедут. Спикеры должны быть хорошие, тоже из молодых, кто искренно уверовал во Христа. Если хочешь, можем и тебя пригласить. Чтобы разобраться в вере, нужно время.

- Не… - тускло сказал Дима, - я вряд ли приду. Что я тут буду делать? Я так, за Дианкой увязался, не видел её давно. Она, смотри, как расцвела… И тогда ничего была, а сейчас. Только я для неё сейчас никто. Она божественные песни поёт, а я с фингалом…

- Дим, - сказал Павел, - ты это... с такими разговорами поаккуратней, пожалуйста. У Дианы есть жених. Они уже помолвку объявили. Если ты вокруг неё хочешь что-то повертеть, то это не надо. Я видел, ты парень такой, любишь за девчонками побегать, но здесь не тот случай.

Диме стало нехорошо. Если бы он не видел Дианку ещё много лет, он бы и не вспомнил о ней. А тут, сразу два таких события… И встретил её неожиданно, и так же неожиданно узнал, что её сердце уже занято. Вот как! Зачем тогда она его в троллейбусе окликнула? Для чего прикоснулась к подбитому глазу? Рассмеялась перед воротами церкви? Ничего он не понял. Как всегда. Конечно, зачем ей Димон, с фингалом, перегаром и длинным послужным списком, если в церкви нашёлся кто-то более порядочный и честный. Ладно. Подогрел чуть-чуть фантазию и всё, можно свернуть её в трубочку и забыть. По крайней мере, хоть какая-то точка в этом вопросе. Найдётся и для него подружка, не такая, как Дианка, но всё же. Может, и он наконец остановится, заключит с кем-то брак и заживёт более взрослой жизнью, без приключений.

- А что за парень? - Спросил Дима, пытаясь изобразить вальяжность. - Из местных, церковных?

- Да, - ответил Павел, - зовут Женя, постарше её на два года. На бас-гитаре у них в ансамбле играет, можешь посмотреть.

- Да не… - ответил Дима с досадой. - А что такое трость надломленная? Вон, в журнале фразу увидел.

- Это цитата из Библии. Указывает на Иисуса, что Он не навредит человеку ни в чём. Он не требовал славы от людей, а делал для них многое. Иисус очень кротко и аккуратно работает с человеком, ведя его к покаянию. Он мог бы всех нас стереть в порошок за наши грехи. Но Он обращается к нам добрым голосом, ожидая, что мы услышим. Не кричит, не принуждает, не ломает нас без нашего согласия. А трость – это тростинка, наверное, образ такой.

- Ничего себе. - Дима удивился. Он поймал себя на том, что внимательно выслушал Павла. - Получается, Он и к таким как я относится кротко? Я вчера водку пил у друга на именинах, потом подрались из-за пустяка. И насчёт Дианки ты прав! Я думал с ней поближе дружбу закрутить. Она просто отталкивает меня всегда. Не-ет. Такого как я, как раз надо ломать через колено. Я люблю свою правоту отстаивать, просто так не сдаюсь.

- Если к тебе прикоснётся Иисус, ты поймёшь, о чём я говорю, - заключил Павел.

Павел протянул Диме буклетик, приглашающий на молодёжную конференцию. Дима взял. Он испытал странное чувство. Часто, изображая из себя крутого, он всё же признавал, что перед некоторыми людьми он немного смиряется. Перед мамой, например. Перед Витькой Вайсом или Дианкой. Ему это не очень нравилось. Имидж самоуверенного пацана давал трещину, когда дело касалось тех, кто ему ценен. Может, это и есть трость надломленная? Каждый, каким бы крутым он не был, где-то всё равно останавливается и даёт себя надломить. Странно всё это. Жил себе, жил, и вдруг попал в церковь, где говорят об Иисусе, который никого не ломает. А он прямо сейчас чувствует, как эти скромные слова залезают ему в душу и скребут где-то там изнутри. Не… Надо ходу давать отсюда. Всё равно, Дианка уже занята каким-то Женей, он тут ни при чём. Надо к Витьке зайти, поговорить по душам. Опять же, придётся немного подломить своё Я и извиниться перед ним.

Он допил кофе, поблагодарил Павла за беседу, и пошёл на выход. Вышел в фойе и осмотрелся, вспоминая, с какой стороны он сюда зашёл. Из большого зала церкви доносилась музыка. Он потихоньку подошёл к приоткрытой двери и заглянул. На сцене играл небольшой молодёжный ансамбль. В руках у Дианы был микрофон, одна девушка сидела за синтезатором, а за спиной у Дианы стоял слегка рыжеватый парень с бас-гитарой. Вот он какой, этот Женя, избранник так и непокорённой Димоном Дианки. Ладно, пусть живёт… Если сегодняшняя встреча и в ней пробудит воспоминания, она может разыскать его через Витьку. Димон пошёл на выход.

До Витькиной девятиэтажки шёл на автопилоте. Ему даже показалось, что он не запомнил дорогу к этой странной церкви. Да и ладно. Вряд ли он когда-нибудь ещё сюда придёт. Пусть он трость надломленная, ну и что? Никто не сможет его так доломать, чтобы он, как те ребята, начал песни божественные петь. У него есть вполне конкретные цели, бизнес-проекты, которые потихоньку развиваются. Так он, раскис слегка от стечения обстоятельств. Витьке подпортил день рождения, Дианку повстречал зачем-то. Это пройдёт, как утренний туман. Сегодня он ещё повялится, с Витькой перетрёт вчерашнее, может, дома выпьет в пределах нормы, а завтра всё, придёт в обычное состояние. В таком настроении он подошёл к Витькиному подъезду. Тот был дома. В дверях они крепко пожали друг другу руки, дав понять друг другу, что вчерашнее недоразумение ими обоими уже забыто. Ну и слава Богу! Вот опять… Опять он в душе упомянул Бога. Ладно, это просто по привычке. Сели на кухне поболтать за чашкой чая, Витя достал из холодильника вчерашний разрезанный торт.

- Ничего себе, - сказал Витя, разглядывая лицо Димона, - заметно подвесил тебе этот нехороший человек. Зачем я его вообще позвал? Гопник – он и есть гопник. Не дал нам нормально поговорить.

- Ладно, - кисло произнёс Дима, - проехали. Ты извини меня, дружище, я тоже не сдержался. Сам не понимаю, зачем я с ним связался. Остальные пацаны нормально всё говорили. Больше не буду на такие понты размениваться. Тебе по утру пришлось квартиру прибирать из-за нас.

- Да нормально, всё уже исправил, - сказал Витя, раскладывая по тарелочкам тортик.

- А я пораньше к тебе собирался, - начал оправдываться Димон, - но, с утра что-то провалялся почти до одиннадцати. Потом, пока в себя пришёл, пока что-то перекусил. Лицо своё перекошенное не хотел никому показывать. Потом думаю, надо Витьке помочь, исправить вчерашнее. На машине не рискнул ехать, изо рта явно разит перегаром, думаю, пройдусь пешком. А люди все на меня глазеют, как-будто я бомж последний. Вообще, стрёмно. Залез в троллик, чтобы хоть пару остановок проехать, не светя лицом перед пешеходами. И тут всё как всегда. Стоял мордой к заднему окну, потом - прыг к дверям, и вдруг … голосок такой приятный: “Приве-ет!” - Он даже изменил голос под женский.

- Девчонка какая-то?

- Родственница твоя дальняя, прикинь? - Усмехнулся Дима. Витя почесал затылок. - Ну? Не понял, что ли?

- Нет, - глуповато посмотрел Витя.

- Ну, Дианка. Сестра твоя какая-то.

- Четверо… юродная, - запнувшись, сказал Витя. - Да, по-моему, четвероюродная. Мой батя и её мамка троюродные, а мы, значит…

- Фамилию её никак не могу запомнить.

- Крекер, - сказал Витя так, будто сам вспомнил с трудом.

- Во-во. Я помню, что печенье какое-то, - Димон засмеялся.

- Зря ржёшь, - немного обиделся Витя, - я по отцовской линии немец. Дианка, получается, тоже. У неё мамка наполовину, а отец настоящий немец. Российский, конечно. Я сам её целый год уже не видел. Вообще, из той родни давно ни с кем не пересекаюсь. А тут на днях, представляешь, бабка её, тётя Лиза, звонит и начинает меня всё про всё расспрашивать. Я ей: так, мол и так. Она меня вдруг пригласила на какую-то молодёжную христианскую конференцию, прикинь. Они тут недалеко от меня собираются, в частных домах.

Димон чуть не поперхнулся. Это то как понять? То есть, ему и к Витьке уже лучше не ходить? Да и так, раз в полгода видятся. Его объяло странное чувство. Как-будто, с того момента, как его окликнула Дианка, за ним кто-то установил слежку. А вдруг он сегодня зайдёт в свой подъезд, а там какая-нибудь соседка встретится и снова сунет ему в руки буклет с приглашением на эту конференцию. Или Дианка его номер раздобудет и начнёт его терроризировать своими убеждениями. Хоть из города вали! Или Господь на нём столько грехов видит, что теперь уже ему не отвертеться? Тогда и за городом его кто-нибудь обнаружит и напомнит: “Не хочешь ли на конференцию?” “Дима, ты должен!” Не-не, так не бывает. “Если даже и нагрешил полную чашу, как-нибудь сам разберусь!” Таков его принцип. Каждый должен сам свои косяки исправлять.

- Ты пойти хочешь? - С ухмылкой спросил Дима, чтобы не выдать свою тревогу.

- Да как тебе сказать? - Загрузился Витька. - Я бы сроду не пошёл. Ну какой из меня христианин? Не, я так-то верю во что-то. Но, не до такой же прямо степени. Но… Понимаешь, у меня тут ещё родственные соображения. Тётя Лиза, бабка Дианкина, она такая… трудно мне ей отказать. Я у них бывал раза два, в церкви этой. А тут ещё, родственница одна приезжает с мужем, которую я вообще лет восемь не видел. Тётушка моя троюродная. Ха! Тётушка, ёлки палки. На три года меня моложе, а по родству тётушка. В детстве такая шкода была. А сейчас уверовала, стала серьёзная, замуж вышла, сына родила. У неё муж в прошлом какой-то наркобарон или наркодилер. А сейчас проповедует, обращает наркоманов в веру. Видишь, тут какая история? Да-а… Слышь, Димон, может, ты со мной сходишь?

Димон понял, что мистика продолжается. Единственное, чем он мог это объяснить, это родством Витьки и Дианы. Раз родственники у них одни, то и про церковь эту они все знают. Но, почему Витьке пришла мысль именно его пригласить? У него мало знакомых по городу? А сейчас голос совести заставит Диму поддержать товарища, чтобы потом не было стыдно.

- Я Дианку сегодня до этой самой церкви проводил, - сказал Дима и вытащил из кармана буклетик, подаренный Павлом. - Видишь, брат? Нас с тобой взяли на карандаш. У меня такое ощущение, что мне уже точно не отвертеться. То ли звёзды так сошлись, то ли мы вчера переборщили с выпивоном и рукоприкладством. Так что, смотри. Если ты пойдёшь, то и я с тобой до конца! Мы, как говорится, с тобой одной крови!

- Ну-у… если так, то придётся подумать об этом, - замысловато констатировал Витя. - Вино будешь? Со вчера осталось.

- Нет! - Решительно отрезал Димон. - И так все обстоятельства намекают, что пора уже думать о душе. С вином лучше пока подождать, может, обойдётся.

Витя встал и открыл окно нараспашку. Кухню наполнил свежий летний воздух. Витя закурил сигарету и опёрся локтями о подоконник. Дима одним махом допил остатки кофе и тоже подошёл к окну.

- А ты, Витёк, хорошо же в компьютерах шаришь? - Спросил он.

- Не юзер, конечно, чуть-чуть разбираюсь, - ответил Витя.

- Я имею в виду по железу, по комплектующим. У меня тут расширение наклёвывается, я бы тебя взял в соратники. Если что, есть Юрик один, он поднатаскает, ты человек смышлёный.

- Не отказался бы от подработки, - сказал Витя, - и от стажировки. Надо расширять кругозор.

- В себя приду до конца и наберу тебя, - пообещал Дима. - А что, говоришь, за тётушка с наркодилером?

- Тётушка как тётушка. Отец у неё пастор баптистский, мужа я не видел ни разу. Вот и хочется пообщаться с роднёй. Они на полтора дня всего приедут. Скорее всего, у моих родаков остановятся. Всю следующюю субботу будут на этой конференции, мало останется времени на общение. Лет восемь назад они к нам с мамкой её приезжали, мы тогда с ней все леса и стройки местные облазили. У неё энергии было в пять раз больше, чем у меня. Хочется увидеться.

- Всё, Витя, замётано, я иду с тобой, - решительно заявил Дима, - надеюсь, фингал до следующей субботы изгладится.

Они договорились ближе к следующей субботе поточнее определиться и вместе заглянуть на молодёжную конференцию. Страх перед мистикой, которая вдруг начала его преследовать, у Димона немного сгладился. Рядом с Витькой он будет в безопасности. Будет на этой конференции ещё один бонус – это Дианка. Пусть с задней лавки, но он ещё раз посмотрит на неё. Может, переговорит с ней минутку во время какого-нибудь перерыва. Совсем изгнать её образ из своих мыслей он не мог.

Он добрался до дома, никто в подъезде ему ничего не предлагал. Какое-то время ещё поспал на диване, отходя от остатков вчерашнего загула. Потом заказал пиццу с доставкой, чтоб самому уже никуда не выходить. Поторчал в интернете, пытаясь разобраться, как быстро рассосать фингал. Поглядел по телику неинтересный фильм про полицейских. Совсем уже под вечер заглянул на кухню и достал зачем-то бутылку вина. Не хотел ведь. Ладно, сегодня он ещё чуть-чуть расслабится, а завтра всё - с утра зарядочка, бизнес, вечером к родителям, и жизнь вернётся в норму.

С алкоголем он опять немного переборщил, его заметно развезло, он уселся на диван и взял в руки смартфон. Что-то изнутри закусило и он захотел позвонить Дианке, её номер он выпросил у Витьки на прощание. Ну зачем она выходит замуж? А как же Димон? Она была лучшим из всего, что случалось в его жизни. Так, по крайней мере, ему казалось сейчас, когда после встречи с ней он дал растормошить свои воспоминания. Начал искать в соцсетях контакты Дианки, введя запрос “Диана Крекер”. Перебрав двадцать вариантов, он нашёл нужный. Посмотрел на время: десять минут двенадцатого. Поздновато. Но что-то внутри подгоняло его взять и позвонить ей прямо сейчас. Телефон показывал, что абонент в сети. Значит, не спит. Он ещё раз сходил на кухню и добавил стаканчик вина для смелости. Снова вернулся в зал и сел на диван. Махнул рукой и нажал вызов. Сердце как-будто взбесилось в груди. Ну, возьми же, возьми! Ну неужели она совсем к нему ничего не имеет? Ну не может же так быть!

- Ало, - раздался её голос в трубке, - кто это?

- Солнышко, прости меня, - начал Димон, - это я, Димка Скляр. Я понимаю, поздно уже. Ты, наверно, спать уже ложишься. Прости меня, милая.

- Димон? - Она возмутилась. - Ты ничего лучше не придумал? Ты зачем мне звонишь? Ты же пьяный, ты сам то себя слышишь?

- Дианка, - начал умолять Димон расплывшимся нетрезвым голосом, - не отключайся! Пожалуйста! Ну выслушай меня минутку! Чего тебе стоит? Я больше никогда тебе звонить не буду, выслушай сейчас. Пожалуйста!

- Тебе что нужно от меня, - продолжала она, - зачем звонишь ночью? Зря я к тебе подошла. Ты неисправимый. Думаешь о себе, что все должны перед тобой стелиться? Я не буду. Просто не видела тебя давно, захотелось поздороваться, а ты опять.

- Я не опять, - Димон почти заплакал, - я ничего с собой поделать не могу. Пока не видел тебя, думал, что всё прошло. А оно не проходит, понимаешь?

- Ничего я не понимаю. Не прилипай ко мне больше. Я в конце августа выхожу замуж, понял? Я верю в Бога и хочу жить праведно. Я прекрасно знаю, что тебе от меня нужно. Но это не ко мне, поищи себе в другом месте.

- Зря ты так, - из глаз Димона хлынули слёзы, - ты ничего обо мне не знаешь. Я ведь тебя одну любил по-настоящему, только тебя! Мне никто не нужен. Ты запретила прикасаться и я не стал, помнишь? Я ради тебя на всё готов!

- Димон, - сказала она уже поспокойней, - тебе проспаться надо. Отстань от меня. Я не буду с тобой пьяным говорить. Я живу уже другой жизнью, я стала христианкой, мой жених – брат верующий из церкви. Понял? Зачем ты себе душу рвёшь? Ляг, отоспись, а завтра всё пройдёт, вот увидишь.

- Да врёшь ты всё, - продолжал сокрушаться он,- у тебя оно тоже не прошло. Я видел это в твоих глазах. Ты всё прекрасно помнишь. Помнишь, как тебе было хорошо со мной. Ты ведь тоже любишь меня. И я люблю тебя! У тебя в глазах написано это… Я видел это, видел…

- Тогда мне было шестнадцать, не забыл? - Она всё ещё пыталась его урезонить. - Я повзрослела, Дима, я уверовала во Христа. Ты хочешь искусить меня, чтобы я бросила Женю? Никогда! Это ценно для меня, и церковь, и вера, и Женя. Я про тебя и тогда всё знала. Ты гулял со мной, а жил с другой. Это ведь правда.

- Да. Я грешник, я великий грешник. А я то хотел с Витькой пойти к вам на молодёжную конференцию. Послушать, что у вас там говорят. Но, нет, похоже, мне уготован путь распутника и грешника. И пьяницы…

- Димон, - сказала она с досадой, - ну зачем ты меня делаешь виноватой? Я не виновата в твоих мечтах. И причём тут конференция? Хочешь – приходи, не хочешь… Давай договоримся так. Когда будешь трезвый, дай о себе знать. Нам, наверно, нужно с тобой объясниться до конца. Я не хочу быть твоим врагом. Не хочу, чтобы ты со мной ассоциировал церковь. Это отдельно. Я до самой конференции занята по вечерам, а после смогу уделить тебе небольшое время. Согласен? Я немного накричала на тебя, прости, если что. Нам нужно спокойно всё расставить и жить дальше.

- Я ведь не всегда пьяный, - сказал он, - я бизнесом занимаюсь, дела делаю. Просто, вчера у Витьки праздновали… Давай встретимся потом. Я завтра уже в норме буду. Я тебе больше ничего про любовь не скажу. Прости меня… Я на конференцию приду. Я Витьке пообещал и тебе обещаю.

- Ладно, Димон, успокойся и ляг поспи. На трезвую голову мы с тобой найдём общий язык. Если твёрдо решишь, приходи с Витей на конференцию. Вам будет полезно побывать в христианской среде. Ну что, договорились? Успокоился?

- Да, да, я сейчас успокоюсь. Больше не буду тебе звонить. А потом, через неделю объяснимся. Прости меня, солнышко…

- Ладно, - сказала она уже мягким голосом, - я не обижаюсь. Всё, спокойной ночи. Пусть тебя Бог успокоит.

- Да, спасибо, спокойной ночи, - Дима отключился.

Он встал с дивана и вновь пошёл на кухню. Ещё добавил стаканчик, выцедив остатки из бутылки. Зашёл в ванную и включил воду на полную.

- Врёшь ты всё! - Заорал он, позабыв, что времени уже много. - О, Господи, зачем она мне врёт? Заче-ем? Я ведь люблю её, люблю, Господи! На вот, Господи, сломай меня через колено, я не могу…

Уже сильно пьяный он вышел в коридорчик и сел прямо на пол. Он чувствовал себя очень скверно. Если бы перед ним сейчас стоял этот Женя, этот святоша из церкви, он бы бросился с ним в драку. Вызвал бы его на дуэль. А если бы здесь была Дианка, он бы схватил её и доказал ей, что между ними ничего не кончилось. Оно и не начиналось по-настоящему никогда! Сильно качаясь, он ушёл в комнату на диван. Опять взял телефон и разыскал номер одного не очень хорошего человека, который занимался девочками по вызову. Никогда в жизни он бы не стал обращаться к нему. Но сегодня, убитый горем и разгорячённый вином, он попросил прислать ему подружку из его арсенала.

В это же время Диана сидела в своей спальне и смотрела в экран телефона. Дима уже отключился, но в ушах ещё звучали его пьяные объяснения. Зачем он позвонил? Что ему от неё нужно? Откуда он вообще выпал и вновь объявился в её жизни? Это искушение какое-то. Через месяц она выйдет замуж за Женю и не нужен ей больше никто, кроме Жени. Женя уже присмотрел квартиру для будущей жизни и делает там посильный ремонт. Всё уже обговорено и решено. Она уже приготовилась к нормальной жизни жены христианки. И тут на тебе, Димон с его излияниями про любовь… Любовь – это выбор двух людей, твёрдое решение быть близкими и верными друг другу. Так она поняла это по-христиански. На углу её стола лежали книги о семье и браке, которые она прочла за последние недели. И всё же… Что-то нехорошее произошло сегодня. Она сама в этом виновата. Иногда она ловила у себя в душе какую-то тоску во время общения с Женей. Наверно, просто боялась новой роли, свадьбы, суеты, неизвестности впереди. Так она это объясняла. Женя искренний христианин, не сильно разговорчивый, но готовый делать для неё многое. И родители его принимают очень хорошо. Что же толкнуло её сегодня в сторону Димы Скляра? Она вошла в троллейбус и села на одиночное сиденье за водителем лицом к задней площадке. Как только вошёл Димон, она его сразу узнала. И сразу ощутила волнение, которое чувствовала тогда. И не хотела ведь подходить и тем более разговаривать с ним. Но, ведомая непонятной силой притяжения, прошла через весь салон и сама окликнула его. Зачем? Кто для неё Дима Скляр? Почему его серые глаза и какая-то лёгкая улыбка так спокойно проникают в её душу? Неужели она всё ещё нуждается в этом? В прошлом, когда она прогуливалась с Димоном, ей казалось, что она как-будто растворяется в нём. Она ощутила это практически сразу, как только они познакомились. Зашла с небольшим поручением к Вите, своему четвероюродному брату, и у него на кухне сидел друган по имени Димон. И вместо предполагаемых пяти минут, она задержалась у Вити на полтора часа. Потом Димон отвёз её домой, тогда у него был старенький “ВАЗ”. Месяца три они встречались и гуляли. Он на короткое время очаровал её своей лёгкостью, смелостью и общительностью. Он общался и с другими девушками, прямо в её присутствии, и ей было приятно, когда он подчёркивал, что в данный момент он с ней. Он даже покорно слушался её и не позволял себе того, что позволял с другими. Вот только, сейчас то он ей зачем? Плоть, глупая и непобедимая плоть! Ей стало не по себе. В глазах теперь путались образы Жени и Димона. Она подошла к кровати и встала на колени, со слезами прося у Бога защиты от этого искушения. Когда она встала с молитвы, её сердце начало успокаиваться, сила неожиданного душевного порыва от воспоминаний ослабла. Она заснула с чувством мира внутри.

В течении следующих дней Дима её действительно не беспокоил. Утром она занималась домашними делами, а ближе к пяти отправлялась в дом молитвы на репетицию и подготовку церкви для приёма гостей. Во все эти вечера они много общались с Женей, но она не стала посвящать его в свои переживания из-за Димона. Женя даже не заметил тогда, что она пришла в церковь с парнем. Лишь в пятницу, совсем перед стартом конференции, Женя не смог быть, а Диана до самого поздна помогала сёстрам на кухне. В процессе этой суеты она заглянула в телефон и увидела там два новых сообщения. Первое от Андрея Альбертовича, Витиного отца. Он сообщил, что её и Витина тётушка с мужем добрались и поселились у них. Второе было от Димона… Он написал, что они с Витькой всё же решили пойти на конференцию. Диана стёрла сообщения и вошла в братскую комнату, в которой горел свет, но никого не было. Именно здесь Дима общался с Павлом Николаевичем. На столе были разложены индивидуальные материалы для завтрашних гостей. Диана скромно присела на стул и почувствовала жуткую досаду. Выдержит ли она новое испытание? Сможет ли она вести себя совсем независимо в присутствии Димона? Не будет ли он пытаться заговорить с ней? А если это заметит Женя? Боже мой…

В комнатку зашёл Павел Николаевич, который тоже пока не уехал домой. Он заметил смятение на её лице.

- Что грустим? - Спросил он.

- Я не грущу, - ответила Диана.

- Всё нормально? - Павел Николаевич подошёл и сел рядом.

- По подготовке - всё… - Диана смутилась. - Мне Ваш совет нужен… Это не связано с конференцией.

- Спрашивай, - сказал он.

- Вы же видели, что со мной тогда парень приходил. - Она посмотрела на дьякона. - Он завтра хочет быть на конференции. Так то, слава Богу. Просто, когда-то мы с ним дружили, ещё по неверующей жизни. И вдруг он опять появился…

- Дима довольно самоуверенный человек, - ответил Павел Николаевич, - я его по спортзалу знаю. Он часто, скажем так, сближается с женщинами. Тебе нужна защита от него? Может, попросить его не приходить на конференцию? Или… Если хочешь, я буду поглядывать за ним, чтобы он не допускал чего-то такого.

- Так то, со мной ведь Женя будет. И сёстры… Я не знаю, как поступить. Он недавно позвонил мне вечером сильно пьяный и начал объясняться в любви, просил его выслушать. Я пообещала, что мы с ним после конференции встретимся и выясним всё между нами. Я только одного боюсь, - она задумалась, - не хочу, чтобы Женя об этом узнал. Это всё из прошлого. Но, ему может быть обидно. Как Вы думаете, я правильно сделала?

- Я думаю, правильно. Точку надо поставить в отношениях. Ты выходишь замуж. У тебя своя жизнь. А Жене ты, в принципе, можешь всё рассказать. Это было в прошлой жизни, до обращения к Богу.

- Спасибо, Павел Николаевич. Молитесь за меня, пожалуйста. Мне завтра петь со сцены, общаться с молодёжью, а эти мысли давят и забирают радость. Я и за себя боюсь, если честно.

- В смысле? - Не понял Павел Николаевич.

- Во мне тоже кое-что осталось. После Диминого звонка я даже плакала перед Богом. Почему-то не всё из души стёрлось. Я ведь сама к нему подошла в троллейбусе. Он на задней площадке стоял, а я сидела впереди.

- Это бывает, - сказал задумчиво Павел Николаевич. - Даже у женатых и замужних. Мы имеем душу, какие-то эмоции, вкусы, привязанности. Ты думаешь, у братьев не бывает таких искушений? Мы видим и других женщин, не являющихся нашими жёнами, и ловим себя на том, что вспыхивает внутри интерес. Но, раз я пообещал верность одной, я не буду развивать интерес к другой. Тем более, здесь важен вопрос веры. Женька – верующий человек, возрождённый и знающий Христа. Это великая ценность. Бывали случаи, когда сестра связывала жизнь с неверующим. Говорила, что избранник её прекрасный человек, но с одним недостатком. Не верит в Бога. Но, это же очень существенный недостаток. Это по сути неверность Христу.

- Спасибо, Павел Николаевич, - ответила Диана, - я с Вами согласна. Абсолютно согласна. Я твёрдо для себя решила, что мой муж будет верующим. И так же твёрдо решила, что у нас с Женей всё получится. Так это, что-то раскисло внутри.

- Аминь! Тебя подвезти? Сёстры уже закругляются. Лучше завтра пораньше соберёмся.

- Да, спасибо. В принципе, всё готово. Давайте поедем по домам.

Павел Николаевич развёз сестёр, остававшихся в доме допоздна. До старта конференции оставалось несколько часов!

Рано утром к дому молитвы начали припарковываться автомобили, кто-то шёл от остановки пешком. К девяти часам в доме молитвы было уже не меньше шестидесяти человек, не считая сестёр постарше, которые решили взять на себя заботы о пропитании. Ребята радостно здоровались друг с другом, кучками сидели на лавках и делились новостями из разных церквей. Диана пришла в дом ещё до девяти и присоединилась к тем, кто относился к музыкальной части. Главным распорядителем всей этой большой молодёжки был брат Костя Ющенко. Он носился по церкви с пачкой листиков, на которых была расписана примерная программа, и раздавал эти листики представителям других церквей. Попутно что-то исправлял ручкой поверх напечатанных пунктов. Операторы вывели на развёрнутый экран лозунг конференции: “Кто во Христе, тот новое творение!”

Совсем уже ближе к началу, без пяти десять, в зал вошли ещё двое парней. Это были Витя с Димоном. Для них это мероприятие было чем-то абсолютно неизвестным, но у них были свои мотивы на посещение. Витя пришёл, чтобы повидаться с родственниками, а Дима, чтобы ещё раз глянуть на Диану. Синяк на его лице был уже почти не заметен и он чувствовал себя более менее нормально. К Витьке подошла женщина в косынке лет шестидесяти и Дима понял, что это и есть Дианкина бабушка. Она доброжелательно кивнула и ему. Из-за её спины вышла молодая женщина, держащая за руку сынишку. Это, судя по всему, Витькина троюродная тётушка со своим отпрыском. Дима оценивающе глянул на неё. Ничего, интересная, симпатичная тётушка. Он глазами поискал возможного бывшего наркобарона, который в его сознании представлялся цыганом в возрасте. Никого похожего Дима в зале не увидел. Пять минут одиннадцатого ведущий заговорил в микрофон и весь народ встал на ноги для молитвы. Диме с Витей тоже пришлось присоединиться. Сели на места, ведущий приветствовал гостей, говорил какие-то положенные для таких мероприятий слова, часто напоминая людям о том, что данная конференция – это заслуга Господа. Дима в душе немного насмехался, но внешне ничего не выдавал. На сцену вышла местная музыкальная группа и все вместе спели несколько христианских песен, которые Дима в душе прозвал божественными. Ведущий по имени Костя сделал несколько организационных объявлений и пригласил первого гостя. Вышел парень лет двадцати с копейкой и радостно посмотрел на всех. Дима уселся поудобней, чтобы послушать, что будет вещать этот паренёк.

- Дорогая молодёжь, - начал выступающий, - я очень рад всех вас приветствовать! Слава нашему Господу, что Он позволил нам с женой быть на вашей конференции! Тема сегодняшней встречи касается изменений, которые Господь производит в наших душах, когда мы обращаемся к Нему. Меня, как вы знаете, зовут Александр, по-простому Саша. Мне двадцать четыре года. Три года назад моя жизнь круто изменилась. Господь вытащил меня из духовной темноты и вскоре подарил мне много подарков. Прекрасную церковь, прекрасную жену, прекрасных друзей и самое большое чудо – прекрасного сына! Я очень Ему благодарен, друзья! Я думаю, вы все соприкоснулись с милостями, которыми одаривает Господь! Прежде, чем я поделюсь своими мыслями, я попрошу выйти сюда свою супругу, которую зовут Руфь. Не пугайтесь, у неё такое библейское имя.

Димон толкнул локтем Витьку и кивнул головой. Тётушка, подходившая поприветствовать Витю, вышла на сцену.

- Получается, это и есть наркобарон? - Спросил Димон.

- Я с ним то не успел ещё познакомиться, - шёпотом сказал Витя.

- Ладно. Послушаем, что расскажет.

Руфь улыбнулась и сделала символический реверанс, чем вызвала улыбки у молодёжи. За её руку держался маленький сын. Саша что-то сказал ей на ухо и она села на первый ряд. А он продолжил:

- Эта милая сестра является моей женой. В начале нашего общения я хочу рассказать, как мы познакомились.

Димон опять пихнул Витьку, показав, что это ему интересно. Витя улыбнулся.

- Вы знаете, - говорил дальше Саша, - моя жизнь в прошлом не была праведной. У меня не было верующих родителей и до двадцати лет я не переступал порога церкви. Всё, что произошло со мной, я считаю величайшим чудом. Двадцать восьмого сентября исполнится ровно четыре года с момента, который стал поворотным в моей жизни. Пятнадцать минут одиннадцатого вечера я вышел из дома и пошёл к товарищу, чтобы доставить ему мешочек с веществом, которое называют спайсом. Я был звеном в цепочке посредников по продаже дизайнерских синтетических наркотиков и вовлекал в это занятие своих знакомых. Некоторые из моих друзей очень плохо кончили. Троих посадили за распространение запрещённых веществ. Один умер, накурившись какой-то неведомой смеси. Ещё один пережил длительную кому и, как говорят люди, превратился в овоща. Это только самые яркие случаи. Постепенно в моём сознании стали происходить изменения. Мне перестала нравиться моя жизнь, граничащая с противозаконными действиями. В моём воображении начал рождаться образ маленького нежного ростка, пытающегося пробиться на свет. Как-будто под слоем внешней чёрствости и лживости моей жизни было что-то чистое и намного лучшее. Я не знал, что со мной происходит. Это Господь касался моего сознания изнутри.

Димон поймал себя на мысли, что внимательно слушает этого Сашу. И даже, не столько слушает, сколько внутренне начинает понимать его. Этот Саша снова употребил выражение, что Господь касается человека. Эту мысль Дима уже слышал. Что это за штуковина такая? Что за местный христианский жаргон?

- Двадцать восьмого сентября я начал получать ответы на свои вопросы. По дороге к приятелю я попал в неприятную ситуацию, на меня наехали выпившие ребята. Я оказался в ловушке. Справа забор детского сада, слева забор моей родной школы, посреди пятеро пацанов, которые обступили меня со всех сторон. Допрыгался, как говорится. Я уже приготовился к тому, что мне сейчас стукнут по лицу и дальше по списку.

Димон непроизвольно пощупал скулу, на которой недавно красовался фингал.

- И вдруг я увидел, как к нам приближается какая-то девушка. Я испугался за неё, но как оказалось, это было моё спасение. Некоторые пацаны из компании были её знакомыми и она меня выручила из неприятной ситуации. Потом мы познакомились. Это была Руфь. - Саша показал рукой на свою жену. - Мы пошли в сторону её дома. Оказалось, что отец у неё пастор. Через полчаса я сидел напротив него и рассказывал ему о своей неправедной жизни. Он напоил меня чаем с конфетами и после всего отвёз меня домой. Я был в шоке! После такого ты уже не можешь оставаться прежним. Ты практически торгуешь смертью, а тебя спасают от мордобоя, позволяют проводить, согревают кружкой чая и в конце отвозят до дома. Я выбросил мешочек со спайсом в мусорку и в тот момент решил навсегда завязать с этой дрянью. Вот так круто Господь развернул мои пути в этот вечер. Пошёл торгануть спайсом, а оказался в доме пастора церкви.

Димон задумался. Неделю назад он случайно встретил Дианку и она привела его в церковь, о которой он тоже прежде не знал. Хорошо бы перекинуться парой слов с этим Сашей, Витькиным родственником.

- Это ещё не конец истории, - продолжил Саша. - Быв потрясён необычной встречей с девушкой по имени Руфь и потом с пастором церкви, я думал, что моя жизнь сразу встанет на новые рельсы. Но… Вернувшись в свою реальность, я на время как-будто оцепенел. Снова начали овладевать привычные вещи. Тут сигаретка, там матерок, глупые пошлости. Я завис в пустоте и не знал, что мне делать. Ждал какого-то нового чуда, но оно не происходило. Позвонил пастору и он пригласил познакомиться с молодёжью. А я испугался. Я медленно возвращался назад, к своей прошлой жизни.

Димон почему-то пережил сочувствие к Саше. И вообще, у него было ощущение, что Саша рассказывает что-то знакомое.

- Братья и сёстры, - Саша просиял, - у Господа всегда есть способы вернуть нас к жизни! Мне позвонила Руфь и позвала на свой день рождения. Всё! Здесь я понял, что должен пойти.

Молодёжь поддержала Сашу улыбками. Дима тоже обрадовался за него.

- Я пришёл на день рождения и там познакомился с другими верующими. Это стало новым этапом. Я пошёл вперёд. Эти ребята помогли мне встать на ноги. Но, самую большую помощь мне оказал отец Руфи, мой сегодняшний тесть, Пётр Андреевич Береговой. Мы часто беседовали с ним вечерами и он аккуратно помогал мне подойти к настоящему обращению к Богу. Однажды я помолился вместе с ним и ощутил в своём сердце прикосновение Божией любви. С тех пор я стараюсь служить Ему. Он изменяет сердца людей! Я наглядный пример абсолютного безбожника, пришедшего к познанию Иисуса Христа.

Молодёжь, сидящая вокруг Димы и Вити, начала апплодировать в поддержку Сашиного рассказа, некоторые выкрикивали: “Слава Богу!” Димон продолжал изучать местный народ, не до конца понимая, искренно эти ребята радуются или нет. Рядом с Сашей встала его жена, чтобы добавить что-то к его словам.

- Братья и сёстры, - обратилась она, - я хочу немного дополнить Сашин рассказ. Для меня эта история тоже стала поворотной в жизни. Я была дочерью пастора, но сама не верила в Иисуса искренно. За год до рассказанных Сашей событий я пережила огромное горе… У меня умерла мама.

У Димона вдруг сжало горло и он чуть не поперхнулся. Почему он сострадает им? Он не понимал.

- Я осиротела и мне было очень плохо. Мой бедный папа, сам пережив дикую скорбь, вынужден был утешать меня. Именно в те дни я поняла, что любовь существует. Именно тогда я первый раз очень коряво попыталась излить свою боль Богу. Но я всё ещё была неверующей. Я ходила по земле, училась, общалась, но мне казалось, что часть моей жизни померкла. Я не ходила в церковь, избегала общения с верующими. Была только одна девушка из церкви, с кем я дружила. Лена Морозова. Именно у неё я засиделась в тот вечер, когда встретила Сашу. Все обстоятельства совпали в одну линию. Так может только Господь. После общения с Сашей я поняла, что хочу ещё раз увидеть его. Мне захотелось, чтобы этот запутавшийся паренёк познакомился с моим отцом и вышел из греховной темноты. И когда Господь начал выводить его, я поняла, что я тоже пойду туда, в искреннюю веру в Иисуса Христа. Потом мы вместе приняли крещение. Вскоре Саша сделал мне предложение. Это то необычное состояние, когда тебе кажется, что ты уже внутренне доверилась этому человеку. Я согласилась не думая. Вот маленький плодик нашей любви и нашего брачного союза, - она потрепала волосы сынишки.

Диана сидела вместе с остальными музыкантами на сцене. Рядом с ней сидел Женя. После коротких слов Руфи она пережила внутреннее успокоение. Она окончательно утвердилась, что навсегда будет с Женей, потому что их связывают не только чувства и решение пожениться, но и общее духовное основание. Женя христианин и она христианка. Значит, она готова довериться ему навсегда. Груз переживаний из-за Димы Скляра свалился с её души. Теперь она и с ним сможет общаться без страха.

Конференция продолжилась. Саша говорил о переменах, происходящих с человеком, доверяющем Богу. Димону и Витьке, как и всем, выдали по нескольку листков с планом основных тезисов конференции. Дима изображал интерес и разглядывал, что там написано. Он запомнил лишь имена ведущих, среди которых были Александр и Руфь Григорьевы. Саша приводил какие-то отрывки из Библии и Димон понял, что тот очень хорошо ориентируется в этой теме. Он вспомнил свой разговор с Павлом неделю назад и название статьи про трость надломленную. Ему захотелось рисануться перед этим Сашей и показать, что он тоже кое в чём разбирается.

Полдвенадцатого объявили перерыв и кофебрейк. Дима с Витей встали, чтобы размять суставы. Саша как раз проходил мимо них по коридору и Дима этим воспользовался, тронув того за рукав. Саша остановился и пожал ребятам руки.

- Саша, привет, - начал Дима, - найдётся минутка, чтобы поговорить?

- Вполне, - с улыбкой ответил Саша.

- Это, кстати, Виктор, - опередил Дима своего друга, - мой друг, родственник твоей супруги.

Витя с Сашей ещё раз пожали друг другу руки.

- Да, - задумчиво сказал Витёк, - я троюродный племянник, получается.

- Здорово, - поддержал Саша. - Пошлите на улицу выйдем, там поговорим.

Они вышли во дворик дома молитвы. Дима чувствовал за собой некоторое преимущество, он успел первым уловить спикера конференции. Витя отошёл поискать Сашину жену, свою тётушку, и Дима с Сашей остались вдвоём, присев на уличную лавку. Пока они общались, к ним подошла какая-то девушка и дала каждому по чашке кофе.

- Понимаешь, Саш, - говорил Димон, - я вообще то случайно здесь оказался. Неделю назад встретил Дианку, которая в ансамбле поёт, и дошёл с ней до церкви. И здесь разговорился с местным дьяконом, Павлом Николаевичем, я знаю его по спортзалу, он мне дал пригласительную.

- Случайностей в жизни не бывает, - вставил Саша.

- Может быть, - согласился Дима, - я в этом не разбираюсь. Мне, если честно, очень понравились твои слова, которые ты в начале говорил. О вашем знакомстве, о прошлой жизни, о стечении обстоятельств. Меня прямо за душу зацепило.

- Слава Богу, это хорошо.

- И когда жена у тебя рассказала, что потеряла маму, - Димон вздохнул, - я тоже прочувствовал это. У меня есть вопросик небольшой. Там, в церкви, я видел журнал христианский, и там такая фраза про трость надломленную. Ты знаешь такие слова?

- Это, по-моему, цитата из пророка Исайи, - сказал Саша, - она предсказывает жертву Иисуса Христа.

- Во-во, Павел тоже мне сказал, что это об Иисусе. Я то, если честно, неверующий пока. Грешник по полной программе.

- Это не страшно. Эти слова, как я понимаю, показывают характер Иисуса. Даже когда Его взяли и повели на распятие, Он не пытался спорить или проклинать людей. Исайя говорит, что Он трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит, никто не услышит голоса Его на улицах, пока Он не доставит суду победы. Примерно так, на память, - Саша улыбнулся.

- Мне почему-то представилось, что именно такие, как я, похожи на трость надломленную. Меня, наверно, надо через колено ломать, чтобы я совсем подломился. Привык сам за всё отвечать.

- Сам по себе ни один человек не стремится к Богу, - сказал Саша. - Но у Господа есть мягкие методы, чтобы достучаться до нас. Может быть, Он уже работает в твоей душе. И однажды ты поймёшь, что тихий голос внутри – это Его голос, это Он зовёт тебя. Иисус принёс за нас величайшую жертву на кресте. Он принял всё безмолвно, потому что любит нас. Нет больше любви, чем если кто положит жизнь за друзей своих. Если бы Он хотел сломать или уничтожить, Он бы это уже сделал. Он ждёт момента, когда человек услышит и сам сложит свою жизнь перед Ним.

Дима вновь почувствовал, что Сашины слова проникли внутрь его сердца. Положить душу за кого-то. Жизнь отдать! Это ведь действительно величайшая жертва и величайшая любовь. За кого может он подставить свою жизнь? Наверно, за того, кто дорог. Или за того, кто слабже...

- Прикольно, - ответил Дима. - Я не знаю пока, стучит мне кто-то в душу или нет. Я здесь больше из-за девчонки одной оказался, из-за Дианки. Так… Встретились на той неделе. У нас с ней когда-то романчик был. Такой, не особо удачный. У меня подружек много было, но она какая-то особенная. Я больше таких не встречал.

- У неё, по-моему, жених есть, - ответил Саша, - брат, который на гитаре играет. Я мало ещё с кем-то из местных познакомился. Если они трёрдо решили, то это уже серьёзно.

- Понятно, - кисло проговорил Дима. - Жалко, проворонил я своё счастье. Так, как с ней, мне ни с кем не было… Скажи, Саня, а у тебя с женой всё по любви получилось? Как это у христиан бывает?

- Конечно. И у христиан всё должно быть взаимно. Я с самого начала испытывал к Руфи очень трепетные чувства. Потом оказалось, что и она ко мне очень по-особенному относится. Мы просто однажды пришли к точке, когда стало понятно, что мы не можем друг без друга. Иначе, зачем создавать семью?

- Спасибо, братишка, - искренно поблагодарил его Дима.

Они ещё минут десять беседовали о жертве Иисуса и сути христианской веры, Дима занял собой весь двадцатиминутный перерыв. Он был немного потрясён словами Саши, человека, которому он почему-то начал доверять. Будучи однажды в каком-то музее в Европе, Дима увидел картину, изображающую распятие Иисуса. Раны, язвы, кровь, искривлённые злобой лица людей… Он даже забыл про Дианку на какое-то время, учитывая, что она проходила мимо них несколько раз.

Потом он отсидел ещё полтора часа, но, когда ведущий пригласил всех на обед, Дима решил покинуть конференцию. Он и так был внутри переполнен мыслями, которые ему одновременно и нравились и не нравились. Да, он грешник. Он выпивает с друзьями, сожительствует с девушками, обманывает деловых партнёров, когда ему это выгодно. А как ему жить по-другому? Эту жизнь он знает, по крайней мере. Как теперь быть со всеми теми словами, что наговорил ему Саша, бывший наркодилер, решивший служить Богу? Вечером он попробовал залить эти противоречия стаканчиком хорошего коньяку, но и тот не полез ему в горло. Тьфу ты! Его объяла досада. Вообще всё в жизни перековеркалось. Зачем на него это свалилось? Дианка, которая всё равно выйдет за правильного Женю, забыв грешного Димона. Трость эта надломленная, которая почему-то залезла в голову и заставила расспрашивать Сашу о всех этих религиозных штучках. Не пойдёт он больше в эту церковь, Витя пусть ходит, он скромный, у него там родня всякая немецкая. А у Димона свой путь. Единственное, что его продолжало мучить, это непонятные отношения с Дианкой. Что ему теперь делать? Или, пусть живёт? Он лёг спать расстроенный и унылый, пытаясь отключиться от множества мыслей. И когда он уже почти заснул, перед глазами в полусне снова мелькнула Дианкина улыбка, и он вспомнил её прикосновение к его ударенной скуле.

Он резко сел на кровати. Опять, что ли? Может, хватит? Не будет он больше заливать свою тоску алкоголем. “Оставь меня, Господи! Пусть из моей памяти сотрётся и Дианка, и церковь, и Саша этот, бывший наркодилер!” Он задумался. Он что, помолился? С ума, что ли, сошёл? Совсем гикнул?

Он взял в руки смартфон и разыскал Дианкин контакт. Она была в сети.

“ Дианка, привет, солнышко, - начал писать он, - помнишь, ты обещала мне встретиться и объясниться обо всём. Я после этого навсегда от тебя отстану. Я могу завтра после обеда. Пиши, если тебе будет удобно.”

“ Дима, привет. - Ответ последовал очень быстро. - Я помню своё обещание. Я могу в четыре, где скажешь. Жалко, что ты ушёл раньше. Было много интересного. “

“ Спасибо. Я заеду за тобой в четыре. Где-нибудь посидим полчасика.”

“ Согласна. До завтра.”

Вдруг Димон снова заплакал. Гордый и самоуверенный, но абсолютно выпотрошенный за последние дни, он ощутил себя не надломленной уже, а поломанной на мелкие кусочки тросточкой. Ему теперь придётся буквально выскабливать из себя так и нереализованное чувство к доброй и прекрасной Дианке. Он не Саша Григорьев, у него не будет ни прекрасной жены, ни маленького сына.

Тут у него в голове мелькнул план. Мерзкий, гадкий, хитрый… Он подумал… а что, если записать на диктофон завтрашнюю встречу. А потом отослать её Жене, контакты которого он легко разыщет с Дианкиной помощью. Они ведь всё равно уже всё решили. Почему бы не испытать эту преданную христианскую любовь? Ему было противно от собственных мыслей, но он заснул довольно легко.

Наступило завтра, воскресное утро, в которое Дима проснулся рано. Он чувствовал себя нормально. На тумбочке лежал телефон, он взял его и ещё раз перечитал вчерашнюю переписку с Дианкой. Придётся чем-то занять себя до четырёх, чтобы поменьше думать о предстоящем. Нужно будет до конца решить, пойдёт он на придуманную подлость, или всё же смирится и тихо благословит Дианку на её будущее счастье. Он почему-то вспомнил Раскольникова из романа “Преступление и наказание”, который он так и не дочитал до конца. Тот тоже стоял перед адским выбором, убивать старуху или нет. Дима не убьёт никого, просто проверит на прочность. Потом напьётся до чёртиков и спрячется на время и от Витьки и от Дианки, от всех. А они пусть сами разбираются в своих отношениях. Он позавтракал и поехал на мойку, чтобы вышкалить до блеска свою машину. Он делал всё медленно и вяло, понимая, что сегодня он попрощается с ней навсегда. После того, что он задумал, она возненавидит его, и больше никогда не подойдёт к нему ни в троллейбусе, ни в магазине, нигде. Он принесёт сегодня себя в жертву… Это тоже любовь, только вывернутая наизнанку.

В четыре часа они встретились, он заехал за ней, адрес её он прекрасно помнил. Они поздоровались, но у обоих было чувство, что говорить им тяжеловато. Диана заметила какую-то серую грусть на лице у Димона, но промолчала.

- Куда пойдём, - спросила она, - где пообщаемся? Сегодня я в твоём распоряжении.

- Если ты не будешь против, - ответил он, - поехали на поляну, на берег озера. Так, посидим полчасика на природе. Не бойся, я тебя не трону ни в каком смысле.

- Я не боюсь. Я тебе обещала и я исполню.

Они сели в его чистенький кроссовер и поехали за город. По дороге говорили о малозначащих вещах, так и найдя в себе силы заговорить о главном. Чтобы подъехать к берегу озера, нужно было проехать два километра по небольшому лесочку. Диана тоже почувствовала в душе навязчивую тоску. Это всё уже было, когда ей было шестнадцать. Он возил её туда несколько раз. Он специально это придумал, чтобы напоследок всколыхнуть воспоминания и потом отрезать их навсегда. Он остановил машину на обочине и обошёл машину, чтобы открыть перед ней дверь.

- Диан, - начал Димон, - а Женя у тебя где работает, чем занимается?

- В магазине спорттоваров, в отделе.

- Если он захочет, я могу подыскать ему местечко поинтересней, - сказал Димон, понимая, что он в очередной раз обманывает её. - Можешь дать мне его телефон, я с ним поговорю. Не про тебя, про подработку. Я Витьке тоже предложил одно дело.

Диана достала свой телефон и нашла контакт Жени, Дима скопировал его, незаметно включил функцию диктофона. Они пошли по тропе поближе к воде. В далёкие девяностые кто-то раскошелился и поставил на берегу массивную деревянную лавку со столиком. Толстые доски почернели и выгладились от времени, но сама конструкция ещё стояла. За этим столиком они болтали в прошлом, поедая чипсы и запивая газировкой. Потом подходили к воде, Дима пускал блинчики, а она любовалась его мастерством. Всё было почти как прежде… И солнце так же припекает, и дети плещутся в воде. Только сегодняшний их разговор будет похож на маленькие похороны.

- Я слышал, что эту беседку соорудил какой-то бандит из девяностых, - сказал он.

- Не знаю, - ответила она. - Бандит или не бандит, в каждом человеке есть что-то доброе. Сейчас сюда приходят влюблённые или мамочки с детьми. И мы с тобой здесь сидели в прошлом.

- Надо с пацанами партнёрами переговорить, - сказал Дима, - поставить ещё три таких штуковины. Пусть люди приходят и садятся отдохнуть. Тысяч пятьдесят не жалко. Всё равно, всех денег не заработаешь.

- Ты рассуждаешь как альтруист. Мне всегда казалось, что ты очень щепетильный в отношении денег. Хотя, на меня ты их не жалел.

- А что? Я ведь тоже могу поступить по-христиански, хоть я и безбожник. Может, пройдут годы и я начну служить Богу. Я уже ничего не исключаю. Когда-нибудь Господь доломает эту надломленную тросточку.

- Павел Николаевич говорит, что путь от состояния грешника до состояния праведника может быть очень коротким. Сегодня ты безбожник, а завтра уже служишь Богу. Ничего нельзя загадывать...

- Эх, Дианка, - с тоской сказал Дима, - жаль, что мы не встретились раньше. Расскажи хоть, как ты жила эти годы. Я ведь о тебе ничегошеньки не знаю.

- Училась, - сказала она, усевшись на лавку, - общалась, подрабатывала. Ничего особенного. Ездила с родителями на море два раза. Три года назад начала с бабушкой приходить в церковь. В какой-то момент что-то изменилось во мне и я обратилась к Богу. Теперь учусь понимать Библию и христианскую жизнь.

- А я с учёбой что-то завязал, - он сел рядом с ней, - начал развивать бизнес, деньги зарабатывать. Постепенно что-то стало получаться. А так, в основном, всё однообразно… Это место напоминает мне прошлое. Помнишь, как мы чипсы ели? Ты всё время смеялась надо мной. Учила меня жизни и я даже тебя слушался.

- Конечно, помню. Ты камушки в воду кидал, блинчики пускал. А я в воду босиком заходила.

- Я в прошлом году сюда приезжал. Один. Место моего уединения, когда надоедает всё и хочется душой отдохнуть. Я по сравнению с вашими христианами развратник и грешник. Но, видимо, и во мне есть душа… Что-то доброе. Я понял, что есть люди, которые мне близки, и ради них я могу что-то доброе сделать. Даже я… Мы с тобой сегодня последний раз говорим тет-а-тет, потом я исчезну из твоей жизни. Я не знаю, каким ты меня запомнишь. А я… Время, проведённое с тобой, было лучшим в моей жизни.

- Я хотела тебе наговорить нравоучений. Объяснить, что в моей жизни уже всё определено. Но, слов почему-то нет… Ты грустный такой, Димка. Не грусти, ты легко найдёшь себе кого-то лучше меня. Прошлое уже не вернуть, знаешь ведь. Я должна быть с тобой честной до конца. Мне тогда тоже было хорошо с тобой, это правда. Я не жалею о прошлом нисколько. Ты был очень благородным в отношениях со мной и никогда не позволял себе чего-то неприличного.

- Спасибо, - сказал он, - я правда всегда боялся тебя обидеть. Ты была ещё ребёнком в моих глазах. К другим я относился эгоистично.

- У меня сегодня странное чувство, - сказал она, отвернувшись, - как у Татьяны Лариной из “Евгения Онегина” в конце романа. Я дала обещание Жене и через месяц мы станем супругами. Но я помню нашу с тобой дружбу. Ты тоже был чем-то хорошим в моей жизни. Я даже поняла, зачем ты меня именно сюда привёз. Нужно вновь пережить эти чувства, надышаться радостью нашего прошлого и похоронить его. Забыть это и остаться друзьями. Так же можно? Если захочешь, можешь прийти в церковь, тебе тоже нужна вера в Бога. Я очень хочу, чтобы ты уверовал. Ты хороший, Димка, ты просто не нашёл ещё истину. А грешники мы все.

Дима задумался и вдруг вспомнил слова из Онегина: “ Я Вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана и буду ввек ему верна”. Вот как это понять? То есть, она подтвердила его слова, что она тоже до сих пор любит его? Он выключил незаметно диктофон на телефоне и засунул его в сумочку. Того, что записалось, будет достаточно. Ему ещё предстоит решить, сделает он это или нет. До конца он подлец, или в последний момент он всё же сотрёт эту запись и они правда останутся друзьями. И Жене он подыщет хорошую работу, и в церковь ещё придёт…

- Я никогда до конца не мог тебя понять, - признался он, - и сейчас не понимаю. Мне казалось, что я или с тобой должен быть, или вообще для меня ничего в жизни нет. А ты говоришь сейчас… Ты не знаешь меня до конца, я хуже, чем ты думаешь. Я хороший, потому что тебе было со мной хорошо. Но я себе на уме. Всё равно, спасибо за добрые слова. Я тоже хочу пожелать вам с Женей счастья и прекрасной жизни. Давай мы с тобой поставим точку. Мы дружили и нам было хорошо вместе, мы любили друг друга, но, обстоятельства изменились, и мы отпускаем друг друга, оставаясь друзьями.

- Прекрасно, - она наконец-то улыбнулась, - ты умеешь заключать договора.

- Я бизнесмен.

Они спустились к воде и уже почти не разговаривали, каждый по-своему переживая момент эмоционального прощания. Она сняла туфли, зашла по щиколотку в воду и, щурясь, глядела на искрящуюся гладь озера. Дима разыскал плоский камышек и резко пустил его по воде. Она посчитала, двенадцать отскоков от воды. Камень утонул. Всё! Они выполнили и этот ритуал из прошлого и теперь можно выдвигаться назад. И времени то ушло совсем немного. Он умыл лицо водой из озера и кивнул в сторону дороги. Они пошли к машине. Сели, развернулись и поехали. Путь их вновь лежал через лесок. Диана смотрела на сосны, мелькающие мимо окна и уже ни о чём не думала. Ей просто было хорошо от того, что они поговорили и что она сидит рядом с ним. Она понимала, что дома она ещё выплачет всю свою тоску и лишь потом успокоится.

Дорога начала плавно поворачивать налево. Навстречу попалась колонна из трёх фургонов. И вдруг… Из-за последнего фургона на полной скорости выскочил чёрный внедорожник, водитель которого решил обогнать на удачу, и оказался лицом к лицу с Диминой машиной. Дима глянул на свой спидометр, скорость девяноста пять. Тормоза не сработают. Вот и всё! Это конец, лобовое столкновение. В последнюю секунду ему вспомнилась мысль, что самое опасное место рядом с водителем. Водитель подсознательно отворачивает удар от себя. И ещё одна: “Господи, она должна выжить!” В последнюю микросекунду он приказал своим рукам резко крутнуть руль направо и подставил под удар свою дверь…

Машина подпрыгнула и смялась как бумажная коробка. Больше в Диминой голове не было мыслей. Не было боли в теле. Он видел стекло, покрывшееся мелкими трещинами, потолок, который вдруг придавил его сверху. В глазах потемнело и сознание уплыло куда-то. Он ещё ненадолго приходил в себя и слышал гулкие голоса спасателей. Скрежет металла и хруст стекла. Их пытались вытащить из покорёженного автомобиля. И снова перед глазами тьма и что-то напоминающее бесконечный коридор, по которому он летит в неизвестность.

Сколько он пробыл в таком состоянии, он не мог знать. Он не видел снов и ничего не слышал. Единственным видением его был этот самый коридор, по которому он летел вперёд. В какой-то момент он открыл глаза. Правильней сказать, попробовал приоткрыть. Он лежит и перед глазами потолок с круглым больничным светильником.

- Господи, - проговорил он, - я жив? Ты… не сломал меня?

Он опять закрыл глаза. Снова открыл и попытался посмотреть вокруг. Слева окно, справа дверь и около двери вешалка, на которой висит зеленоватый халат.

“ Я мыслю. Значит, я живой. Я в больнице. Сколько я здесь?”

Он понял, что он лежит голый на возвышенной кушетке, прикрытый сверху таким же зеленоватым покрывалом. Ему стало стыдно и неудобно. Он бы ушёл отсюда, но он не знал, может ли он двигаться. Попробовал поднять руку, она не поднялась. Неужели? Нет, его рука была привязана к трубчатой ручке. Он понял. Это чтобы он случайно не выдернул капельницу. Ноги. Он пошевелил пальцами ног, они чувствовались. Слава Богу! Слава Богу! Как хорошо быть живым! Он приподнял голову и снова опустил. Трудно было сказать, сколько он так исследовал своё новое состояние. Он попытался вспомнить, как всё произошло. Дорога, лесок, чёрный джип навстречу. Его пронзила мысль. А Диана? Где она? Кто ему скажет? Пока никто не входил и он лежал один. Через сколько то времени дверь открылась и вошёл довольно молодой круглолицый врач с медицинской повязкой на лице. Он походил по палате и наконец-то обратил внимание, что пациент смотрит на него.

- Ого, - весело сказал он, - начинаем приходить в себя.

Подошёл и посмотрел на Диму сверху.

- Сколько я здесь?

- Двое суток.

- Что со мной?

- Ты в реанимации после аварии. И я должен сказать, Дмитрий, что ты родился в рубашке. Два ребра, гемотомы, ссадины, небольшое сотрясение… Но, в общем, не так уж плохо.

- Я не парализован?

- Нет-нет. Руки привязаны для профилактики.

- А девушка? - Спросил с горечью Дима.

- Девушка была, - ответил доктор, - мы её осмотрели, обработали раны. Она ушла своими ногами.

- Правда? - Спросил Дима и почувствовал, как по его щекам потекли слёзы.

- Любишь её?

- Нет. Она должна выжить. Я не имею права … У неё свадьба через месяц. Спасибо, доктор.

- Да вы вообще счастливчики, - продолжал веселиться врач, - видел бы ты свою машину. А вы оба почти как огурчики. Твой телефон и автомобиль пострадали гораздо больше.

- А где мой телефон?

- В надёжном месте, в камере хранения, - сказал доктор, - только его раздавило, твой айфончик. Но мы нашли твоих родителей и сообщили им. Сотрудники ДПС сделали это, пробив по номеру машины.

Дима снова ощутил невероятное счастье. Ему не придётся решать, что делать с записью, всё решилось само. Значит, Господь не дал ему стать подлецом. Дианка никогда не скажет о нём, что он испортил ей жизнь. Он останется хорошим в её глазах. Господь сохранил его от всего этого. Больше не будет того Димы Скляра, что жил прежде. Он не думал о бизнесе, о машине, деньгах, он думал о вещах, в разы более ценных, чем всё земное. Он подумал о маме. Как ему захотелось её увидеть. Последние дни всё не получалось к ним заскочить. А теперь…

Через четыре дня его переселили в общую палату, он потихоньку шёл на поправку. Он очень часто стал обращаться к Богу в молитве, как умел. Соседи по палате снисходили к нему в этом деле, думая, что так повлияло на него сотрясение. Но он знал подлинную причину своего духовного переживания. Он начал понимать, о чём ему говорили Павел и Саша. Он сделался способным размышлять о Боге, Который его действительно не переломил полностью физически, но что-то изменил в его сознании. Тихий голос, говорящий изнутри.

В какой-то день к нему пропустили маму. Как он был счастлив! Как здорово вновь ощутить себя ребёнком! Она прислуживала ему как в детстве, когда он заболевал гриппом, и очень нежно ухаживала за ним. Один раз даже почитала ему книжку, что лежала на тумбочке. Она же принесла ему несколько христианских книг, объяснив, что это ребята из церкви просили передать. Он читал их, пытаясь разобраться в смысле. Он понял, что теперь уже не сможет сказать, что к его жизни не прикоснулся Господь. Мама приходила и в следующие дни, когда он уже выходил в фойе или на улицу. Она внимательно осматривала его и гладила по голове. А он постоянно повторял ей, что это Бог помиловал его и сохранил ему жизнь. Он не запомнил адреса дома молитвы и пытался объяснить маме на пальцах, как туда добраться. Он то пока не может пойти.

Самое необычайное произошло, когда он уже готовился к выписке, дней через двадцать после аварии. Он вышел в фойе и рассматривал, что продаётся в местных киосках. Мама принесла ему немножко денег и он мог себе что-нибудь купить. И когда он уже пошёл назад в стационар, его кто-то окликнул. Он оглянулся и увидел Дианку. Он остановился и не знал, что ему нужно делать. Она приближалась к нему. Может, просто убежать? Он попятился и непроизвольно сел на диванчик у стены, продолжая смотреть на неё. Она подошла и вдруг обняла его голову, прижимая её к себе.

- Нет, - говорил он, - не надо. Зачем ты? Не надо. Я… Прости меня… Ты не должна. Дианка… Дианка.

- Молчи, - сказала она и прижалась лицом к его нестриженным волосам. Он почувствовал, как её горячие слёзы катятся по его виску и щеке.

- Что ты делаешь? - Продолжал недоумевать он. - Ты не должна. А как же Женя? Ты же должна быть с ним. Я ведь не достоин этого. Я не имею права на твою заботу.

Она отпустила его голову и села рядом. Люди проходили мимо и посматривали на них. Дима абсолютно уже не стеснялся своих искренних слёз. Пережитое им обращение к Богу освободило его от привычки стараться выглядеть уверенным среди людей. Но он не понимал, что происходит. Ему было жутко совестно перед Дианкой.

- Ты разве не рад меня видеть, - с укором спросила она, - совсем не рад? А я вот очень даже рада, что ты жив. А? Разве можно так поступать? Ты зачем себя подставил под удар?

- Ты должна была выжить… Меня то не жалко. Нет больше любви, чем если кто…

- А-а... Ты даже слова из Библии запомнил. Очень хорошо. А обо мне ты не подумал? Если бы я умерла, меня бы Господь к Себе забрал. А ты то ещё не покаялся. Ты куда бы пошёл? Не знаешь? - Она ругала его, одновременно улыбаясь и плача.

- Я не убил тебя. Слава Богу! Я же подлец, Дианка. Я наш разговор с тобой на диктофон записал, хотел его Женьке переслать, чтобы ты возненавидела меня и мы с тобой больше не встретились.

- Ты глупый, Димка, - продолжала она. - Ты мне жизнь спас, совершил очень прекрасный поступок, но ты глупый. Так нельзя поступать. А если бы ты стал инвалидом? Не подумал?

- Некогда было думать. Да что мы всё обо мне! Ты то как? Ты ничего не повредила? Я себе не прощу.

- Машина перевернулась и легла на твой бок. А я оказалась вверху. Я отделалась лёгким испугом. Я с тобой никогда больше в машину не сяду! - Она продолжала ругать его, как девочки в детском саду ругают своих кукол.

- Она в металлолом превратилась, у меня нет больше машины. И телефон раздавился. И запись моя сама уничтожилась. Не дал мне Господь стать подлецом и разлучить вас. У вас же свадьба скоро.

- Женя отменил свадьбу, - сказал вдруг она.

- Зачем? Зачем он? Из-за меня?

- Нет. Слишком много чести. Он после конференции погрузился в себя. И потом вдруг признался, что обманул меня в начале наших отношений. Он сам это понял. Он предложил мне стать его женой, убеждая, что ему это Бог открыл. И я всегда боялась огорчить Господа или Женю. Потом он понял, что так нельзя. На чужом несчастье нельзя построить счастье. Я его уважаю за этот поступок и мы остались друзьями в церкви. Это, конечно, тяжело. Но, после аварии мне уже всё кажется неважным. Я тоже головой стукнулась, мне простительно.

- Лучше бы я остался в коме…Летел бы по бесконечному коридору.

- Ты не только глупый, но ещё и жестокий. Ты не привык заботиться о людях. У тебя родители есть, между прочим, друзья… Обо мне даже не говорю, меня ты вообще в расчёт не берёшь.

- Я только недавно понял, насколько ценно иметь близких людей. Мама как за ребёнком за мной ухаживает. Мне надо заново учиться жизни. Я только начинаю понимать…

- Слушай меня внимательно. Тебе нужно после выписки прийти в церковь. Там есть братья, они будут тебя обучать. Потом тебе нужно будет принять крещение, если ты стал братом верующим. Понял? Ты спас мне жизнь и теперь будешь меня слушаться.

- Это ты спасла мне жизнь. Я бы так и блуждал по греховным путям, если бы мы не встретились. Я бы никогда не нашёл эту церковь, никогда бы не открыл Евангелие, никогда не задумался бы о том, насколько мерзко я поступаю.

- Ты тоже спас меня от ошибки, - она заговорила более серьёзно. - Если бы мы поженились с Женей, я бы всегда чувствовала, что что-то не так. После конференции я поговорила с Руфью, Сашиной женой. Я спросила у неё, должны ли быть у христиан взаимные чувства для создания семьи. Она сказала, что у них с Сашей очень трепетные отношения. Они счастливы быть рядом и им очень хорошо вместе… Как раз после этого разговора пришло твоё сообщение. Потом воскресенье и авария… Я поняла, что смогла бы отдать полжизни, лишь бы ты выжил, Димка. Если бы тебе нужна была кровь, я бы отдала хоть целый литр для тебя. Я поняла, кого я люблю по-настоящему. Но… Ты не торопись. Нам предстоит пройти определённый путь. Мы будем вместе учиться терпению и послушанию Богу. И где-нибудь через год посмотрим, что из этого получится.

Всё! Теперь всё встало на место. Он и не будет торопиться. Он знает, что над его жизнью есть Господь, и Он не позволит поступить плохо по отношению к Дианке. Он будет слушаться и учиться.

Он увидел, как к ним идут Витька вместе с его мамой. Так хорошо, что все близкие ему люди собрались в одном месте. Витя распростёр свои руки для объятий с другом. Эх, Витька, хороший ты парень! Они обнялись, как два фронтовика, выжившие после тяжкого боя.

- Мам, - сказал Дима, - это Диана, Витина четвероюродная сестра, помнишь её?

- Привет, милая, - весело сказала мама Диане. - Мы с ней теперь каждый день общаемся, не нужно нас знакомить. Она просила тебе не говорить, пока сама тебя не увидит.

- Спасибо, родные! А я утверждал, что Господь не справится со мной. Я и правда глупый. Ему не надо ломать меня через колено, у Него есть более мощное средство! Это любовь! Тихий голос, говорящий изнутри!

_______________________________________

ДВА БРАТА, ДВЕ СЕСТРЫ.

(Продолжение рассказа “Трость надломленная)

ПРОЛОГ.

После обращения к Богу человек может испытать много разнообразных перемен. Происходит смена курса его жизни и он погружается в новый мир христианской веры, где его ждут и яркие открытия и времена уныния и растерянности. Человеку приходится входить в сообщество верующих людей, которое называется церковью. Очень даже не сразу всё воспринимается им легко и без сомнений. Но те, в ком появилась истинная живая вера, учатся преодолевать стресс перемен и со временем вживаются в новый образ. Кому-то довелось по особой милости Бога родиться в семье верующих и с первого взгляда кажется, что им намного проще понять суть духовных переживаний. Но и это не всегда бывает так. Бывает и наоборот, внутрь христианской веры врывается тот, кто первую часть жизни не слышал о Боге и поступал так, как ему подсказывал его искажённый разум. Однажды Христос сказал, что тот, кому прощено больше, больше любит. Тот, чьи грехи были явны и он не мог этого не признать, может начать делать очень смелые шаги на пути познания истины. И при этом даже не требовать у Бога чего-то особого для себя, и воспринимать каждый небесный дар, как величайшее счастье в жизни.

Дима.

Так произошло с одним двадцатипятилетним парнем, который успел уже создать свой маленький бизнес и попробовать самых разных удовольствий на вкус. И случилось это в тот момент его жизни, когда он и не чувствовал какой-то особой нужды в Боге. Он просто жил и брал от жизни всё, что хотел. И если бы ему кто-нибудь сказал, что совсем скоро он станет искренним последователем христианской веры, он бы пренебрежительно рассмеялся над тем. Но, как и все мы, он не знал своего будущего. За неполные десять дней он пережил столько потрясающих мыслей и эмоций, что это совершенно перевернуло его ограниченные представления о себе. Парня звали Дима Скляр. Начиная с раннего возраста, лет с семнадцати, он понял, что многое в жизни ему даётся достаточно легко. Он был физически развит и по характеру решителен. Он нравился многим девушкам и не прилагая усилий заводил с ними лёгкие романы. У него получалось договариваться с людьми и организовывать продажи всего, чего угодно. Он жил в своё удовольствие. В двадцать один год он познакомился с девушкой, которая почему-то немного поломала его бесцеремонную самоуверенность. Она не подпускала его к себе совсем близко, но любила с ним общаться. И когда они перестали встречаться, он почувствовал в своей душе пустоту и досаду. И не потому, что ему не удалось добраться до её тела, а потому, что она оставила в его душе глубокий след. В ней совмещались детская непосредственность и почти учительская строгость. И он понял, что в первый раз в жизни влюбился. Он изо всех сил пытался развить отношения с ней, но тогда у него ничего не получилось. Он потерял её из виду. Он мог её найти через друга Витьку, но решил не навязываться лишний раз, а потом потихоньку угасил в себе этот порыв. Спустя два года он поехал с товарищем посмотреть Европу, повидать Париж, Берлин, Страсбург и другие города. Однажды они зашли в музей и его глаза остановились на изображении распятия. Что-то сработало в его душе, но это было больше чем-то суеверным и совсем не похожим на подлинную веру. И всё же, он как-будто внутри помолился. Без цели покаяния или поиска чего-то духовного, а скорее с чисто эгоистическим настроем. Это была и не молитва вовсе, а фраза вроде: “Господи, если Ты и вправду есть, помоги мне вновь встретить Диану”. И всё. Он тут же опомнился и отошёл от полотна, побоявшись, что его друг заподозрит его в религиозности. И для достоверности своего безбожного состояния он предложил приятелю зайти в местную забегаловку и попробовать живого пива. И так он жил дальше. Прошло ещё два года и он встретился со своим школьным другом Витькой и оказался у него на дне рождения. Там поучаствовал в потасовке и с утра решил навестить Витю, чтобы у того не осталось обиды. И вот тут-то произошло странное стечение обстоятельств, с которого начались радикальные перемены в его жизни. Он встретил ту самую Диану в троллейбусе, а она призналась, что ходит в церковь. Совершенно без всякого желания он зашёл туда вместе с ней и разговорился с тамошним дьяконом. На него свалилась информация, пережить которую для него было невероятно сложно. Диана готовилась к вступлению в брак. Пустота, испытанная им после расставания с ней тогда, умножилась на десять и привела его в унылое отчаяние. Последней зацепкой для него стала молодёжная конференция, которая должна была пройти в церкви, и где он ещё надеялся хоть как-то задеть её за живое. Там он услышал рассказ Саши Григорьева, приезжего проповедника, и его жены. В разум Димы впечаталась фраза, что Бог подарил Саше Григорьеву прекрасную жену и прекрасного сына. Ему показалось тогда, что он частично умер. Та, которая могла бы стать для него прекрасной и единственной, уже обручена другому. Всё! Лучшее, что могло бы быть для него, прошло мимо. Господь милостив к кому угодно, но не к Диме Скляру. Это он испытал… В его распоряжении оставался лишь обещанный Дианой последний прощальный разговор. Они поговорили на следующий день и попрощались. Дима тайно записал их очень душевный разговор, чтобы отослать его Дианиному жениху, всё ещё грезя, что что-то можно изменить. А потом произошла авария… И когда его сознание уплывало по причине сильного удара головой, где-то там он ещё успел уловить мысль, что, наверно, это и лучше, умереть молодым, раз Диана никогда не будет рядом с ним. Лишь бы выжила она и потом всю жизнь, вместе со своим мужем и детьми, приходила бы на его могилу и оплакивала его, рассказывая им, что она жива благодаря грешному и несчастному парню, погибшему в глупой аварии. И всё бы было так, но… Он очнулся на вторые сутки и понял, что он ничего не понимает из того, что может дать человеку Бог. Перед самой выпиской его навестила Диана и рассказала, что их намеченная свадьба с церковным братом Женей расстроилась не по её вине. И прямо там, сидя на больничном диванчике, она сказала, что готова была на всё, лишь бы он, Дима Скляр, выжил. Отказавшись от своего возможного счастья и даже от самой своей бесцельной жизни, он получил в подарок такое невероятное чудо. Всё, с чем он с горечью и разочарованием попрощался, возвратилось к нему и стало его светлым возрождением.

Жизнь. Он осознал, как драгоценна и неповторима жизнь, которую он мог расточить в греховном безумии и пустых увлечениях. Бог сохранил ему жизнь среди смятого в комок железа его автомобиля так, что кроме двух сломанных рёбер, всё остальное осталось на месте и через несколько дней зажило.

Вера. Побывав на половине молодёжной конференции, он скрытно ушёл домой, думая выбросить из памяти все эти нереальные евангельские слова, как абсолютно ненужные, но, очнувшись в больнице, он понял, насколько его тянет постичь эту евангельскую истину.

Мама. С полмесяца он всё откладывал визит к родителям, да и не звонил особо, разгребая свои коммерческие дела. А когда она вошла в его больничную палату, он принялся рассказывать ей о последних событиях своей жизни, как в детстве увлечённо рассказывал о своих приключениях во дворе.

И последнее - Диана. Когда он уже выздоравливал, он иногда вспоминал о ней и смирялся с мыслью, что она вот-вот выйдет замуж и для него эта тема закрыта. Он останется её другом и даже братом во Христе, но претендовать на что-то более близкое уже не будет иметь права. А оказалось, что его близкие затеяли в тайне от него небольшой заговор. Перед самой его выпиской домой, Диана посетила его в больнице. Увидев, что она идёт к нему, Дима испытал шок и был готов сбежать и спрятаться. Это у него не получилось. То, что она сказала, стало ещё одним потрясением для него. Тогда он понял один сложный принцип: в тот момент, когда ты уже готов смириться с чем-то недосягаемым для себя, Бог может тебе подарить это, и тогда счастье твоё будет полностью зависеть от Него и уже точно никуда не вырвется из твоих рук. Они договорились с Дианой, что с этого момента будут спокойно и опираясь на милость свыше ожидать часа, когда будет лучшее время, чтобы соединить их жизни вместе. Предварительно они отмерили год. И чтобы не разжигать в себе тоскливых и нетерпеливых мыслей об их будущем счастье, он решил больше времени посвящать духовному познанию. Помимо этого, по возвращению домой, он занялся приведением в порядок своих дел. Его жизнь начала заполняться новыми заботами, на которые он не обращал внимания раньше. Квартира, осиротевшая на время без хозяина, покрылась пылью и выглядела неухоженно. Бизнес, из которого он выпал на три недели, теперь нужно было как-то реанимировать и пробовать понять его уже с христианской точки зрения. Он испытал огромную нужду в хорошем и близком по духу христианском советчике и тут ему на память пришёл Саша Григорьев.

Дима написал Саше первое письмо.

“ Саша, дорогой брат! Я приветствую тебя! Ты, может быть, вспомнишь меня. В июле месяце мы общались с тобой во время перерыва на молодёжной конференции. Это Дима Скляр. В моей жизни произошли большие перемены, ты даже не представляешь! Тогда я был вообще неверующим человеком и пришёл на конференцию ради Дианы, дальней родственницы твоей жены и моего школьного друга. Помнишь, я говорил? Я ещё спрашивал тебя про трость надломленную. Ты оказался прав, Бог уже стучал в моё сердце, а я по греховности своей Его не слышал. Но Он знает, как пробиться в наши души! Саша, поздравь меня, я обратился к Иисусу Христу! Как бы я хотел с тобой встретиться и всё рассказать в живую! Но, постепенно расскажу, если ты захочешь со мной общаться. Я понял, что мне нужен какой-то друг верующий, с которым я бы мог советоваться, и который тоже пришёл из греха к Богу. Буду ждать ответа, брат!”

Диана.

Диана попала в церковь благодаря своей бабушке. Сами её родители не ходили на собрания и жили мирской жизнью, пусть достаточно порядочной, но отдалённой от Бога. Хотя, в своём родстве и отец и мама имели верующих, в основном, баптистов немецкого происхождения. Папа церковь уважал и даже временами оказывал посильную помощь в технической сфере, но от уговоров посетить собрание уклонялся. Один из его давних предков был даже проповедником и пресвитером, но он пока не отождествлял себя с верующими. Когда его дочь стала посещать собрания церкви, отец отнёсся к этому благосклонно и изредка даже подвозил её до дома молитвы. Примерно в восемнадцать лет Диана поняла, что её сердце открылось для евангельской вести. Небольшая молодёжная компания церкви приняла её в свои ряды. Будучи музыкально одарённой, она вскоре присоединилась к молодёжному ансамблю, что дало ей ощущение собственной пользы в служении Богу. Какое-то время она жила, воспевая Бога и с удовольствием общаясь с остальными. У молодости есть свои особенности. Молодая и внешне привлекательная девушка не сможет остаться незамеченной мужской частью любого сообщества, даже если это сообщество является евангельской церковью. Сама Диана старалась вести себя максимально ровно и независимо в отношениях со всеми, но ей приходилось как-то реагировать на небольшие знаки внимания со стороны братьев. И до определённой поры это было делать несложно. Но однажды, после очередной репетиции ансамбля, её вызвался проводить Женя Банников, бас-гитарист из ансамбля. И во время их обычной беседы он вставил некоторую фразу, которая сильно коснулась Дианы. Женя дал понять, что уже очень долго и внимательно наблюдает за Дианой и ему приходит на сердце, что Бог именно её показывает ему в качестве будущей супруги. Сам он при этом покраснел и смутился, пытаясь подобрать различные подходящие духовные слова, и с огромным трудом смог объяснить ей, как он всё это понял. В тот вечер, уже находясь в своей комнате, Диана долго пыталась понять, что же ей теперь делать. До сего часа, никто и никогда не заговаривал с ней о возможности заключения семейного союза, и это предложение заставило её сильно переживать и отняло всякий душевный покой. Одно дело, когда какой-то брат просто пытался проявить заботу, которую можно вежливо принять и не иметь за собой обязательств. Совсем другое, когда вопрос прозвучал абсолютно ясно и уклониться от ответа будет не так-то просто. Тем более, Женя сослался на открывшуюся ему волю Божию, которую она проверить никак не могла. Будучи ещё очень начинающей в хождении перед Богом, она очень осторожно относилась ко всему, что касалось угождения Богу. Поэтому, предложение супружества попало ей в самое сердце и отняло чувство спокойствия. Если она скажет “нет”, то потом будет мучиться сознанием непослушания Богу. А вдруг, отказавшись сейчас, она потом так и найдёт своего единственного счастья. А если скажет “да”, то надо будет как-то разобраться в своих чувствах и вести себя с Женей так, как ведёт себя невеста, влюблённая в своего жениха. И сколько у неё есть времени на размышление, чтобы ей не оказаться опять же какой-то чёрствой и непорядочной по отношению к Жене. Несколько раз она даже не участвовала в репитициях, сославшись на боль в горле, которой у неё на самом деле не было. Это был мощный и трудно переживаемый стресс.

Самым сложным для Дианы было отсутствие рядом людей, с кем бы она могла посоветоваться в таком деликатном вопросе. Были замужние сёстры, но у некоторых мужья были неверующими, а у других был уже слишком большой возрастной разрыв с ней. Она бывала в гостях у дочери дьякона церкви, но как-то не получалось уединиться с его женой, которая была ещё не сильно старой и при этом достаточно разумной. В жизни Дианы вообще был только один опыт общения с молодым человеком, и этот опыт произошёл во времена её неверия. Когда ей было шестнадцать лет, она случайно познакомилась с Димой Скляром, и вот здесь то в ней пробудились невероятно бурные романтические чувства, которых потом она даже стыдилась. Дима настолько захватил её юное сердце, что она летала на крыльях от этого искромётного переживания. На его лице была запечатлена почти не сходившая улыбка, он был смелым и беззаботным. У него на уме всегда были какие-то прикольные мысли и он сыпал ими в разные стороны. В нём не было ни грамма зажатости и закомплексованности, которыми страдают многие молодые люди. После общения с ним Диане казалось, что впереди одни победы, радости и очень прекрасные переживания. Она какое-то время даже не верила свалившемуся на неё неожиданному счастью. Во время болтовни с Димкой она от души смеялась и не стесняясь фантазировала на любые темы. Но это была внешняя сторона. Она пусть и поверхностно, но знала, что со временем любой молодой человек начнёт процесс сближения, который может дойти до совсем уж неприличного состояния. А этого она побаивалась. Это потихоньку временами происходило и она начинала вразумлять Диму, чтобы он пока не спешил в отношении неё. Она боялась при этом , что он отвергнет её, но он наоборот стал уважать её опасения и сдерживал свои порывы. Такое благородство ей тоже понравилось. Мама, однажды увидев Диану с Димой, стала предупреждать её об опасности сближения с подобными молодыми людьми. Диана начала опасаться своего ещё очень юного возраста, не слишком ли рано она шагнула в эту сторону. Бабушка с материнской стороны, которая посещала баптистскую церковь, однажды рассказала ей, как по молодости совершила ошибку, из-за которой пришлось потом кусать локти. Постепенно Диана стала отдаляться от Димы, руководствуясь всеми этими соображениями. И однажды ей повстречалась подружка, которая рассказала, как её бросил недавно тот самый Дима Скляр. Это стало последней каплей и она сказала Диме, что им лучше пока сделать паузу. Дима сильно сник лицом и стал с горечью убеждать её, что к ней он относится совсем не так, как к остальным, но она настаивала на своём. Ей тогда показалось, что её резкое решение нанесло ему боль. Это мелькнуло в выражении его лица и она поймала себя на том, что не видела прежде его в таком состоянии. Некоторое время она тосковала по нему и корила себя, что, возможно, ошибочно не поверила ему в тот раз. Но... время потихоньку сгладило эти переживания.

После Димы к ней иногда пытались войти в доверие другие парни, и она почему-то подсознательно сравнивала их с Димой и они не вызывали в ней интереса. Лишь прийдя к искренней вере в Господа, она успокоилась и стала относиться к вопросу формирования отношений очень отстранённо, пока с ней не заговорил об этом Женя.

Когда Женя сформулировал своё предложение, Диана начала много молиться и спрашивать у Бога, как же ей поступить. Очень не хотелось ей обидеть искреннего брата и при этом так же не хотелось просто выдавливать из себя то, чего пока не было. Иногда она всё же спрашивала мнение верующих, включая и свою бабушку, и все эти мнения сходились в том, что главное – это духовное происхождение предполагаемого жениха. Это главное постепенно заполнило её душу и она дала Жене окончательное добро. Остальные верующие поддерживали такое хорошее начинание и постоянно прихваливали Женю в её глазах. Да и сама она день за днём всё больше располагалась к нему, как к искреннему и скромному брату. В мае, за два месяца до молодёжной конференции, они объявили в церкви помолвку. Теперь уже все понимали, что скоро, предположительно в конце лета, в церкви будет праздник бракосочетания. Когда молодёжный лидер, Костя Ющенко, объявил примерные темы будущей конференции, Диана заметила, что на одном из модулей конференции будет выступать приезжий брат на тему добрачных и брачных отношений. Она запланировала обязательно послушать мнение этого брата, почему-то всё же оставляя в душе вопрос, а должны ли быть между будущими супругами прекрасные взаимные чувства. Ей оставалось только ждать и пробовать развивать свои отношения с Женей.

До конференции оставалась неделя, ансамбль использовал любое удобное время, чтобы дополнительно порепетировать и лучше подготовиться. Диана в тот день вышла из дома и пока шла на остановку, ощутила какую-то невнятную тревогу. Она немного опаздывала и естественно внутренне волновалась. Она продолжала молиться Господу и о конференции, и о приближающейся собственной свадьбе. Она залезла в троллейбус, единственное свободное место впереди было то, что развёрнуто лицом к задней площадке. Она не любила ездить задом наперёд, но выбора у неё не было, она заняла место. Троллейбус тронулся, она сидела и смотрела в окно. Когда надоедал вид за окном, она заглядывала в свой телефон, проверяя, не пришло ли новое сообщение. За три или четыре остановки до нужной она увидела, как в троллейбус на заднюю площадку заскочил паренёк в тёмно-серой лёгкой водолазке и встал спиной к салону. “Это он”, - сказала она сама себе. Да, сомнений быть не может. Даже после такой длинной паузы она узнала этот знакомый силуэт. Ну и ладно. Она опять уткнулась глазами в телефон. Но сердце вдруг начало стучать по-другому. “Что со мной? Нет. Это всё в далёком прошлом”. Глаза вновь глянули туда. Парень оплачивал проезд и в полоборота повернулся в сторону кондуктора. Да, это Дима Скляр. “Что делать? Подойти и поздороваться? А зачем? Нет, не надо. Если он едет дальше, я просто выскочу на Чайковского и всё. Если заметит, кивну и пойду своей дорогой.” Она почувствовала, что присутсвие Димы ввело её в смятение. Как бы она не боролась с этим, оно было. Она встала и взялась за поручень. Прямо перед ней средняя дверь, Дима стоит возле задней. Что же делать? “А что изменится, если я подойду и поздороваюсь? Разве он мне враг?” Поборовшись со своими сомнениями, она всё же подошла к задней двери. В этот момент и Дима повернулся к выходу, но Дианы не заметил. Она окликнула его, он в недоумении посмотрел. Ей показалось, он застеснялся, что на него совсем не походило. Какая-то искорка счастья от встречи блеснула в его глазах. Может, это ей уже мерещится? Они вышли на улицу, перебросились парой слов. Она призналась, что ходит в церковь и сейчас её ждут на репетиции, предложила проводить до дома молитвы. Они снова идут рядом, только теперь он какой-то далёкий и немного замученный, ещё и с синяком под глазом. Он признался, что живёт один. Может, конечно, обманывает, а может, и нет. Ей стало немного жалко его, это даже невозможно было объяснить логически. Внешне она держалась очень спокойно. Потом он зашёл с ней в дом молитвы и разговорился с Павлом Николаевичем, а она присоединилась к ансамблю. Когда они отрепетировали три песни, образовался небольшой перерыв, она целеустремлённо вышла в фойе, но Димы здесь уже не было. Она заглянула в братскую и спросила Павла Николаевича, он сказал, что Дима ушёл, но взял буклетик с приглашением на конференцию. Она испытала досаду, которую логически объяснить опять же не смогла. В зале с ребятами её жених, а она чувствует разочарование, что так неожиданно вновь исчез парень, с которым она дружила в прошлой жизни. Ладно, пусть так.

После репетиции Павел Николаевич сказал, что брат, который должен был говорить на тему добрачных отношений, не сможет приехать. Ещё одна досадная новость для Дианы. Значит, решила она, Господь не хочет, чтобы она вообще задавала себе эти вопросы. Есть жених и всё, доверяй ему, люби его и ни о чём не думай. На этом она остановилась. После Женя проводил её до дома и около часа посидел в гостях. Мама приняла его очень хорошо и всегда, когда он заходил, пыталась его чем-то покормить и окружить своей заботой. Совсем вечером Диана сидела в своей спальне и вспоминала события прошедшего дня. Всё равно, она была рада, что случайно встретила Диму. Жалко, что он, не познакомившись ни с кем из молодёжи, ушёл. Она мысленно помолилась о нём, чтобы он тоже вразумился и обратился однажды к Богу. Почувствовав, что уже совсем хочет спать, она откинула покрывало с кровати и вдруг зазвонил телефон. Номер был незнакомый. Брать или не брать? Подумав несколько секунд, она ответила на удачу. И сразу села на стул, услышав голос Димы, пьяного и какого-то взъерошенного. Это её возмутило, но она почему-то не стала бросать трубку, а пробовала вразумлять его. Немного успокоившись сама и успокоив его, она предложила встретиться после конференции и поставить какую-то точку в их отношениях, оставшись друзьями. Разговор этот растормошил и без того противоречивые переживания в её сердце, она встала на колени и со слезами исповедала перед Богом всё, что было в душе в этот час. Дима сказал, что придёт на конференцию с её родственником Витей. И она не понимала, рада она этому или это угнетает её. После молитвы она успокоилась и заснула.

Саша.

Саша Григорьев, поучаствовав в иногородней конференции и познакомившись с новыми молодыми христианами, вернулся домой. Поездка получилась тяжеловатой физически и какой-то слишком стремительной, ему показалось, что больше времени ушло на сборы и на дорогу туда-сюда. На обратном пути Петя, которому ещё не было и полутора лет, вёл себя не очень хорошо и часто уросил. Руфи приходилось то ругаться на него, то жалеть и успокаивать на руках. Приехали они практически ночью и под утро оказалось, что сынок слегка затемпературил. Саша чувствовал небольшую вину, что предложил съездить на конференцию всей семьёй, но Руфь сказала, что всё нормально. На следующий день по приезду Саша пошёл на работу. Всё почему-то валилось из рук и голова отказывалась настраиваться на рабочий лад. Тем более, один напарник не вышел, то ли запил, то ли уехал, и на Сашу свалилась нагрузка больше, чем обычно. Даже вечером, пытаясь припарковать свою “Ладу”, он неосторожно шоркнул о бардюр и на бампере появилась царапина.

Он вошёл в квартиру, Руфь что-то делала на кухне, а сынок ходил по комнате и лепетал на своём детском языке себе под нос. Увидев отца, он радостно открыл рот и вскинул вверх руки. Саша поднял его на руки и прижался губами ко лбу. Температуры не было. Слава Богу! Хоть дома он ощутил кусочек гармонии. Сын поднял согнутую руку и показал отцу царапину на локте.

- Где навернулся?- С улыбкой спросил Саша. Тот показал на пространство между стеной и диваном.

- Озывот, - сказал на своём Петя.

- Заживёт, заживёт, - поддержал его отец и поставил на пол.

Он зашёл на кухню. Руфь перебирала рис в тарелке. На её лице он заметил тревогу или даже печаль.

- Случилось что-то? - Спросил он.

- Не очень хорошие новости, - сказала она. - Диана попала в аварию. Та, с которой мы общались, родственница моя. Мне бабушка её позвонила, тётя Лиза. Считай, они же нас проводили в воскресение после собрания, потом она со своими родителями уехала с вокзала. Ничего не понимаю… Через пару часов полицейские сообщили им, что она в травмпункте после аварии. Самое странное, что ехала она с каким-то парнем в дорогой машине и со стороны какого-то озера. Кто он такой? Как она там очутилась? Слава Богу, они оба живы, парня ввели в искуственную кому, а Диану в тот же день отец забрал из больницы. Тётя Лиза переживает, охает-ахает, ничего тоже понять не может. У Дианы же свадьба скоро, жених её даже не в курсе был, с кем она могла уехать за город. Тёмная какая-то история.

- В перерыве конференции меня выловил какой-то Дима, неверующий парень. Сказал, что они с Дианой раньше дружили, как парень с девушкой, - сказал Саша.

- Да, точно. Тётя Лиза говорит, что парня зовут Дима, - продолжила Руфь. - Она говорит, что Диана пока в каком-то шоке, никому ничего не объясняет. И постоянно вытирает слёзы и повторяет имя этого Димы. Что за Дима?

- Может, ты тоже видела, - Саша сел за стол, - он пришёл вместе с твоим родственником, с Виктором, сыном Андрея Альбертовича.

- А-а-а… - Руфь поняла, о ком речь. - Ну да, я видела. Понятно… Заметный парень. Неужели Диана решила променять верующего жениха на этого Диму? Глупость какая-то… Конечно, у них могут быть какие-то свои дела, не обязательно же они что-то плохое делали.

- А ты в субботу с ней о чём-то разговаривала, - спросил Саша, - она ничего тебе не говорила? Когда вы вечером сидели.

- Не особо, - Руфь пожала плечами. - Единственное, она меня спросила про чувства. В смысле, про наши с тобой чувства перед свадьбой. Она как-то вокруг да около говорила, я её не совсем поняла. Мне показалось, что она переживает из-за недостатка чувств к своему жениху, и боится, что не сможет в этом разобраться. Я ей рассказала про нас, как мы это испытывали и как примерно это у нас в процессе жизни происходит.

- Дима говорил, - вставил Саша, - что раньше у них с Дианой была большая любовь и что он упустил своё счастье. Жалко, если он что-то замыслил и решил поманить её с помощью денег и дорогой машины. Женя, как я понял, небогатый и из простой семьи. Чувства, конечно, тоже должны быть…

- Мы ведь с ней и не знакомы сильно, - сказала Руфь. - Мы с мамой туда ездили, когда я совсем ещё школьницей была. Мы и с Витей тогда пообщались и с Дианой, но это были детские игры. Мама с тётей Лизой двоюродные сёстры, тёти Лизин отец и мой дедушка родные братья. Тётя Лиза по девичьей фамилии тоже Янцен. Больше я о них ничего не знаю.

- А Витя? - Спросил Саша.

- Витина бабушка тоже моей маме двоюродная сестра. То есть, Витя и Диана мне как бы троюродные племянники, так получается. Ладно, будем держать связь через тётю Лизу, если Диана в шоке пока, она всё равно ничего не расскажет. Господь однажды прольёт Свой свет на эту историю.

Саша ушёл в комнату и взял телефон. Перед конференцией он записал номер Кости Ющенко, координатора от принимающей церкви. Можно попробовать что-то разузнать через него. Он нажал вызов.

- Да, приветствую, Саша, - Костя ответил быстро. - Как вы добрались? Нормально?

- Привет, Кость! У нас всё нормально, сынишка чуть-чуть прихворнул, но сейчас уже поправился, - ответил Саша. - Мы услышали новость, что Диана в аварию попала. Что там случилось, не знаешь? А то, мы то здесь вообще в неведении. Только молиться можем.

- Я не больше вашего знаю. После собрания Диана вместе с вами ушла и всё, мы её больше не видели. А вечером тётя Лиза нужду раскидала. Честно сказать, я тоже в недоумении.

- Она с каким-то Димой была, - продолжил Саша, - с неверующим парнем. Я похоже именно с ним общался в перерыве. А потом он, по-моему, вообще исчез, не досидел до конца.

- Может быть, - сказал Костя.

- А с Женей ты не разговаривал? - Спросил Саша.

- Я попробовал вчера… Он какой-то закрытый, говорит, потом поговорим. Для него это шок, похоже. И то, что она попала в аварию, и то, что с парнем неверующим. Он её не обвиняет, я понял, ему время нужно.

- Держи нас в курсе, ладно. Руфь с Дианой родственники, хотелось бы, чтобы у неё всё хорошо было.

- Ладно, Саш, обязательно. Если что, я всегда на связи. Спасибо от всей молодёжи, что приехали! Здорово всё получилось!

- Это тебе спасибо, я начинающий проповедник, у меня первый опыт говорить на такой конференции.

- Не, правда, хорошо получилось.

- Спасибо, - сказал Саша, - немножко волновался, если честно. Ну ладно, не буду отвлекать. Если что, созвонимся.

- Давай, Саш, Руфи привет передавай. Благословений!

- Тебе тоже, Костя!

Саша сел на диван. Он решил, что будет стоять в молитве за Диану и за Диму, о котором он почти ничего не знал. Кем бы тот ни был, он также нуждается в Божьем слове и духовной поддержке. Может, это Бог допустил им попасть в такую сложную ситуацию, чтобы они могли остановиться, если действительно задумали что-то неправильное. Не зря у него с Димой состоялся тот небольшой разговор в перерыве, и возможно, он единственный из верующих, кто имел с ним хоть какое-то общение. Они говорили с ним о кресте Иисуса, распятии, характере Господа.

“Господи! Призри на эту ситуацию! Помилуй этого неверующего парня! Раз он оказался на молодёжном общении, значит, это Твоя благая воля? Услышь эту молитву!”

Руфь.

После того, как Руфь получила тревожное известие, что родственница её Диана Крекер попала в аварию, прошла неделя. Они с Сашей продолжали молиться за эту ситуацию, получая лишь скудные новости от родных. Было ясно, что Диана жива и не получила каких-то серьёзных телесных повреждений. Трудней было понять духовную сторону проблемы. Дианина бабушка сильно переживала, что та почти перестала общаться со своим женихом, Женей Банниковым. Они как-то общались через соцсети, но ничего не раскрывали окружающим людям, даже верующим.

И вот, спустя неделю после этих событий, Руфь получила от самой Дианы письмо в соцсетях. Она с трепетом сообщила об этом Саше и уединилась на кухне, чтобы внимательно его прочитать.

“ Привет, Руфь! Это Диана, твоя троюродная племяшка. Прости меня, мы почти не знакомы с тобой, но почему-то мне легло на сердце написать именно тебе. Ты уже знаешь, что со мной случилась одна неприятность. Постепенно я расскажу всё, как оно было. Может быть, сразу мне не хватит духу на полную откровенность. Я увидела, что вы вместе с Сашей очень замечательная христианская семья. Если и мечтать верующей девушке, то именно о таких отношениях как у вас. Я попала в страшную аварию. Это случилось после того, как мы вас проводили. В четыре часа я встретилась с одним парнем, с которым в прошлом близко общалась. Он неверующий, но приходил на конференцию. Вернее, он был неверующий, а сейчас, мне кажется, он принял Господа. Я не виделась с ним со времени, когда машина перевернулась. Меня вытащили первой и отвезли на машине ДПС в скорую, а его ещё вынимали из груды металла, в которую превратилась его машина. После аварии я долго находилась в шоке, да и сейчас не совсем отошла. Я много плачу, иногда даже по пустяку. Я потеряла какие-то привычные ориентиры и живу как в тумане. Даже целиком написать письмо тебе мне тяжеловато. Так что, прости меня, я попозже ещё добавлю. И напиши, сможешь ли ты со мной общаться и помогать мне разобраться в моих мыслях. С уважением, Диана.”

Дочитав это короткое сообщение, Руфь выдохнула и вновь набрала воздуха. Она поняла, что Господь сейчас ей вверяет тайны души её дальней родственницы и это налагает на неё огромную ответственность. Лишь бы не допустить ошибки, из-за которой Диана закроется и не захочет раскрыть то, что реально происходит в её сердце. Сложность может быть ещё и в том, что Саша не сможет стать здесь советчиком, учитывая тонкости именно женских переживаний. Ответ нужно хорошо продумать и не отправлять, пока он не покажется достаточно тактичным и разумным.

“Давай, Руфь, соберись, ты жена проповедника и дочь пастора церкви. Через тебя Господь тоже может сделать что-то полезное.” Она попыталась освободить разум от предрассудков и предположений. Она выпила стакан воды и села за написание ответа.

“ Здравствуй, Диана! Очень рада, что ты вышла со мной на связь. Твоя бабушка рассказала про твои испытания, но больше нам ничего не известно. Я благодарна тебе, что ты мне так доверяешь. Мы с Сашей молимся за тебя и попробуем помочь, если это будет в наших силах. Ты держись, пожалуйста, за Господа, Он один может помочь нам по-настоящему. Я ничего не знаю о твоей жизни и могу судить только по тому маленькому общению, что мы имели вечером в субботу. Я обещаю, что без твоего разрешения не буду никому рассказывать о том, чем ты захочешь со мной поделиться. Пиши, моя родная, как только ты соберёшься с мыслями. Всегда на связи. Твоя сестра во Христе Руфь.”

Руфь отослала ответ, встала и раскрыла окно нараспашку. Теперь она томительно будет ожидать, когда же Диана сможет продолжить их диалог. И не испугается ли она до конца раскрыться перед Руфью. Между ними очень небольшая разница в возрасте и единственное преимущество Руфи – это замужество за верующим братом. Она поймала себя на том, что ей ещё не приходилось попекать кого-то в таких деликатных вопросах. Хотя, если быть честной, у ней бывали случаи, когда сёстры из молодёжи рассказывали ей свои переживания и она даже немного оказывала им помощь. Но это были сёстры из собственной церкви, с которыми она была знакома с детства. С Дианой она не была в столь близком общении. Оставалось только дождаться ответа.

Ответ, очередное послание от Дианы, пришёл через день. Руфь сидела на лавочке на детской площадке, наблюдая за играющим сыном, и услышала, как пиликнул телефон. Она убедилась, что Петя в зоне видимости и открыла письмо.

“ Привет, Руфь! Это Диана. Я не стала в тот же день отвечать, обдумывала, как всё написать. Я на время закрылась от всех людей, даже верующих, пусть они меня простят. В моей жизни много что поменялось. До конференции я жила и готовилась к свадьбе, всё было хорошо. Так мне казалось. Женя очень хороший брат и музыкант в церкви. Одно сомнение меня глодало, я не испытывала к нему чувств, потому что он предложил мне стать его женой и сказал, что это ему открыл Бог. У меня был только один опыт общения с парнем. Когда мне было шестнадцать, я дружила с Димой Скляром. У меня было очень сильное чувство к нему, но я боялась, что он распустит руки, и мы перестали встречаться. Он тогда сильно огорчился. Потом я не дружила с кем-то из ребят. В феврале Женя сказал, что он как-то понял, что я должна выйти за него замуж, что это Божья воля. После размышлений я согласилась, опасаясь, что пойду против чего-то хорошего и меня Бог не благословит. Я всё время заставляла себя полюбить Женю, но что-то во мне противилось. И я молилась Богу и никому не рассказывала. За неделю до конференции я случайно встретила этого Диму. Ты, наверно, меня осудишь, но я испытала в душе какую-то радость. Я в прошлом оставила Диму в печальном состоянии и позже почувствовала, что он мне не врал, что я дорога ему. И вот мы встретились. Я рассказала, что хожу в церковь, и он проводил меня до дома молитвы. Когда репитиция закончилась, я вышла и его не нашла. А вечером он позвонил мне очень пьяный. Я наругала его, а он заплакал и стал просить у меня прощения и чтобы я не отвергала его. Мы договорились, что встретимся после конференции и объяснимся о том, что я уже выхожу замуж. Так и произошло. В три часа мы вас проводили, а в четыре встретились с Димой. Уехали на берег озера, где меньше людей. Мы с ним обо всём договорились и когда ехали назад, я почувствовала такую жуткую тоску, как-будто мы убили что-то доброе на земле. Потом произошла авария. И за миг перед столкновением я услышала, как Дима крикнул: “Господи, она должна выжить!” Я видела как он повернул машину своей стороной к удару. Руфь, дорогая моя, я плачу и плачу о нём. Он ведь правда любит меня. Он чудом Господним не погиб, это мне сказал гаишник. Я в сильном шоке. Прости меня, Руфь, я тебе ещё потом допишу, а то сейчас прямо слёзы льются на телефон. До связи.”

Руфь была поражена такой невероятной искренностью Дианы. Возможной причиной этого было то, что во время небольшого разговора с Дианой в живую после конференции, Руфь рассказала ей о своих чувствах к Саше. О радости, которую она испытывала, когда Саша приходил для беседы с отцом, ещё задолго до их разговора о женитьбе. Диана спросила, в чём это выражалось, и она рассказала, что бывали случаи, когда ей просто хотелось подойти к Саше и положить голову на плечо. Она этого не делала, но побуждения такие бывали. Тогда ей показалось, что она сказала Диане что-то лишнее, но, возможно, именно эта откровенность помогает Диане сейчас раскрывать свои секреты.

- Господи, - она решила помолиться прямо сейчас, - спасибо, что даёшь нам взаимную открытость с Дианой! Дай мне ума, чтобы понять все её переживания, иначе я не смогу ей помочь. Пока что я буду просто выслушивать её. Так трудно, Господи, что-то советовать в такой ситуации. Утешь её и выведи на верный путь!

Дима.

Диму выписали в пятницу и в ближайшее воскресение он решил прийти в собрание церкви. Весь вечер пятницы он занимался уборкой в своей однокомнатной квартире, работая очень усердно, как-будто за время его лечения он соскучился по какому-нибудь труду. Часов в шесть к нему пришли родители и даже их он задействовал в своём начинании. Они с ним старались не спорить, радуясь тому, что он выжил и что он настроен на позитивные и добрые дела. Отец отдал ему свой старый телефон взамен сломанного во время аварии. Мама занялась ужином, пока мужчины доделывали тщательную уборку. И когда Дима наконец решил, что на сегодня уже будет достаточно, они сели за стол, чтобы поужинать. Дима открыто заявил своим родителям, что теперь будет учиться жить по-новому и что он принял в свою жизнь Христа. Он говорил им, что невероятно счастлив, что Бог, невидимый вечный Создатель, не погнушался таким гадким грешником, как он. Он просил у них прощения, что часто просто пренебрегал их советами и откладывал визиты к ним, отодвигая их на последнее место. Родители уверяли его, что они никогда не обижались на него, понимая, что он уже вырос и хочет сам обустроить свою самостоятельную жизнь. И когда они ехали от него к себе домой, они чувствовали что-то похожее на то, как они когда-то в прошлом восхищались его успехам на школьных соревнованиях или других мероприятиях.

В субботу к нему пришла Диана и они с ней обсудили, как они будут общаться в ближайшее время. Чтобы не испытывать лишнего искушения, они решили быть очень осторожными в отношениях друг с другом, пока Господь не позволит им приблизиться к самому дню их сочетания. Они договорились пока просто молиться друг за друга и в первую очередь за то, чтобы Дима утвердился в вере и принял крещение. Сама Диана пока не посещала церковь, испытывая шоковое состояние из-за расстройства готовившейся свадьбы с Женей, но обещала, что в ближайшее время она это преодолеет. Она рассказала Диме, что временами переписывается с Руфью и ощущает большую поддержку от этого общения. Примерно в это время и Диме пришло на сердце, что он может получать поддержку от Саши Григорьева. Таким образом, семья Григорьевых может стать духовно опекающей для их будущей пары. Они с Дианой даже забыли про чувство голода, так увлечённо они разговаривали о многих совершенно новых планах в их жизнях. Уже часов в пять Дима предложил заказать хотя бы пиццу, Но Диана сказала, что она не голодна. И перед её уходом, провожая её в прихожей, он помолился за неё. Это было чем-то невероятным! Она для него теперь не просто девушка, но ещё и сестра во Христе! Ему к этому придётся привыкать. В этот же вечер Дима написал Саше Григорьеву своё первое письмо.

В воскресное утро Дима пришёл в дом молитвы раньше всех. Брат, стороживший здание церкви, даже удивился, что незнакомый парень объявился в такую рань. Он пропустил Диму внутрь, провёл на кухню и напоил горячим кофе. Во время беседы с братом Дима сразу дал понять, что он принял в сердце Божью любовь и хочет учиться следовать за Христом. Брат был приятно удивлён этим знакомством и начал рекомендовать Диме полезные христианские книги. Когда ближе к началу собрания верующие начали заполнять церковные лавки, многие из них обратили внимание на нового молодого человека, держащего в руках стопку книг.

Собрание по структуре отличалось от конференции, на которой побывал Дима, но это не помешало его хорошему восприятию церкви. И как только закончилась первая проповедь, Дима, побуждаемый изнутри, вышел вперёд перед всеми и попросил у ведущего микрофон. Наступила неудобная пауза, Диму в лицо никто не знал, лишь косвенно люди слышали, что был некоторый парень, с кем Диана попала в аварию.

- Меня зовут Дима Скляр, мы с Дианой попали в аварию, - негромко сказал он и стушевался. Наступила тяжёлая пауза. На него смотрели верующие люди, в среде которых он практически не бывал.

- Братья и сёстры, - из глубины зала вышел Павел Николаевич, - это тот молодой человек, за котрого мы молились. Знакомый Дианы, который разбился на машине.

Дима кивнул Павлу в знак благодарности за поддержку. Тут встала одна из сестёр со второго ряда и с какой-то горькой укоризной произнесла:

- И не стыдно Вам, молодой человек, приходить в церковное собрание?

Дима вновь растерялся и посмотрел в сторону Павла. Тот быстро подошёл к нему и шепнул, что это мама Жени Банникова. Диме стало ещё хуже на сердце. Он совсем не подумал, что желание объявить о произошедшем в его душе покаянии может ранить кого-то из верующих. Павел оглянулся в сторону пастора церкви и жестами показал, что требуется его вмешательство. Мужчина лет сорока пяти взошёл на кафедру и попросил верующих успокоиться, потому что люди в зале начали перешёптываться.

- Друзья, - начал пастор, - подождите. Сёстры, можно, пожалуйста, поспокойней. Молодой человек первый раз здесь, нужно отнестись к нему с уважением. Сестра Антонина, подождите, мы понимаем, что Вы пережили стресс, но он здесь вряд ли виноват.

Антонина, мама Жени, села на место, но Дима увидел в её глазах слёзы негодования. Он не знал, правильно ли он сделал, что вышел вперёд и обратился к людям. Получилось, что его порыв внёс сумятицу в собрание церкви. Павел знаками предложил ему пока выйти и обговорить дальнейшие действия. Тут со своего места встал Костя, молодёжный лидер, и попросил слова, пастор кивнул и одобрил.

- Братья и сёстры, - сказал он, - я общался недавно с Дианой. Она пока не приходит в церковь, чувствуя вину и неудобство. Она засвидетельствовала про Диму, который стоит перед вами, что он по-настоящему уверовал в Бога, что он наш брат.

Но в зале всё равно звучали недовольные голоса. Дима в глазах многих был подозрительным искусителем, который нанёс ущерб уважаемой верующей семье. Дима хотел уже уйти с собрания совсем, раз между людьми из-за него завязалась такая буча, но Павел задержал его, показывая, что ему не нужно так реагировать на огорчённых людей. Вдруг в зал вошла сама Диана. Скорее всего, она пришла с опозданием и стояла в коридоре, чтобы её никто не заметил. Люди сначала встрепенулись, но тут же стали успокаиваться, глядя на неё. Павел усадил Диму на свободное место. Она пошла к микрофону. Бабушка попыталась отговорить её от выхода вперёд, но Диана не послушалась. Во всём её облике всё ещё просматривался шок, она глядела на верующих немигающим взглядом и как-будто желала их в чём-то пожурить. Ход богослужения совсем переломался, но братья во главе с пастором дали понять, что готовы выслушать её.

- Мои родные и дорогие братья и сёстры, - обратилась к церкви Диана. - В течение последнего месяца со мной произошли невероятные события и я не хотела бы пожелать кому-то пережить что-то подобное. Я совсем ещё неопытная как член церкви, моё мнение здесь, наверно, почти ничего не значит. Уважения членов церкви заслуживают такие сёстры, как моя бабушка Елизавета Петровна или сестра Антонина Александровна, и я, конечно, не гожусь и в подмастерия к ним. Простите все меня, пожалуйста! Из-за меня в церкви звучат кривотолки о нашей расстроившейся свадьбе и о том, что я привела на конференцию сомнительного парня, разрушившего всё. Вы можете думать так, это ваше право. Но, выслушайте меня, что я вам скажу. Я оказалась в машине с Димой, потому что мы хотели поставить точку в нашем прошлом общении и остаться друзьями, чтобы ничего не думать и поступить честно. Мы познакомились, когда я была неверующей. Подумайте, разве он может быть виноват в этом. Простите… и вот, когда мы возвращались в город через лесок, нам навстречу выскочил большой автомобиль. У Димы оставалась только секунда на размышление, а я уже приготовилась умереть. Я даже не успела подумать, является это наказанием от Господа или просто случайностью. Я никогда не бывала в таком положении. И когда мы уже почти столкнулись, я услышала, как Дима выкрикнул: “Господи, она должна выжить!” Дима считает, что это была мысль, но я это услышала, а мысли я не умею читать. И я увидела, как Дима повернул машину своей стороной к удару. Потом машина подпрыгнула и начала переворачиваться несколько раз.

Дима, от стыда закрывший лицо руками, услышал общий вздох изумления в зале, когда Диана сказала, что он взял удар на себя. Диана продолжила:

- Я почти ни о чём не думала в этот момент. Я лишь просила у Бога, чтоб Дима выжил. Даже если бы я умерла тогда, я б умерла с этой молитвой в душе, с молитвой за человека, совершившего такой поступок. Когда люди вытащили меня из смятой машины, по лицу и волосам у меня текла кровь, рукава водолазки были разорваны и сильно кружилась голова. Меня отвели в машину скорой и медсестра обрабатывала мои раны и ставила какой-то укол. А я в шоковом состоянии рвалась обратно, мне хотелось знать, жив ли Дима. Я кричала на людей, умоляя меня отпустить. Один полицейский прямо так усадил меня в машину и насильно повёз в больницу. Я причитала всю дорогу, говоря лишь: “Господи, пусть он живёт! Пусть он живёт!” И этот полицейский сказал, что только Господь спасает в таких авариях. У меня, по его словам, был шанс процентов тридцать, а у Димы шансов не было вообще. Этот мужчина сказал, что обычно водитель подставляет пассажира под удар, не специально, а из-за инстинкта самосохранения. “Этот парень, наверно, любит тебя”, - сказал полицейский. Пока я была в травмпункте, мне никто не говорил, чем закончилась история. Мне оставалось только молиться Богу и ждать. Лишь потом, вечером, я упросила отца дозвониться, и он сказал, что Дима живой, но пока в реанимации. Когда он очнулся, я через его маму стала передавать христианские книжки из тех, что у меня были. Мама Димы рассказала, что он изменился, что он постоянно говорит о Божьем спасении и что он молится прямо среди своей палаты.

В зале церкви наступила гробовая тишина и глаза всех были устремлены на Диану. Все видели, что она не врёт и очень глубоко переживает то, о чём рассказывает церкви. Дима почувствовал радость от того, что Господь заступился за него через Диану. Он больше не хотел быть мирским гордецом, доказывающим своё превосходство.

- Ещё хочу сказать про несостоявшуюся свадьбу, - продолжила Диана. - Мы с вами одна большая семья, церковь Иисуса Христа, и у меня нет тайн от вас. Нашу свадьбу отменил Женя. Может быть, он когда-нибудь расскажет о причинах своего решения, я не буду говорить об этом сейчас. И ему и мне это очень тяжело переживать. Женя поступил очень прекрасно, он сделал всё своевременно, чтобы нам избежать каких-то трудностей в будущем. Я считаю Женю искренним братом и хочу, чтобы мы остались друзьями. Просто, он понял, что наша свадьба могла бы стать ошибкой. В этом никак не виноват Дима, он лежал в больнице и я лично с ним ни о чём не говорила, а только с его мамой. Простите меня ещё раз, мои братья и сёстры, я рассказала всё, что пережила сама. За три недели я полностью переосмыслила свою жизнь. Я не приходила в собрания, потому что была в сильном шоке.

Валерий Николаевич, пастор церкви, подошёл к плачущей и измученной собственным свидетельством Диане и встал рядом. Народ ожидал от него, что скажет он.

- Братья и сёстры, - сказал пастор, - я рад, что мы с вами смогли выслушать слова Дианы. Много всего мне пришлось услышать и от братьев и от сестёр. Самое лучшее, узнать из первоисточника. Спасибо тебе, Диана, что не испугалась церкви и доверила все свои тайны. Я верю, что все мы переживём эту историю и не будем думать худое друг о друге. Я решил не говорить свою проповедь сегодня, раз Господь по-своему изменил ход нашего богослужения. Мне очень хочется предоставить слово и Диме, речь которого спонтанно прервалась в начале. Ты можешь выйти сюда, брат, и поделиться своим свидетельством.

Дима встал и вновь вышел вперёд. Ему было тяжеловато смотреть на Диану, но он кивнул ей в знак благодарности.

- Спасибо всем за молитву обо мне, - сказал Дима. - Месяц назад я был самоуверенным и даже иногда наглым человеком. Если кто-то из вас осудит меня, он в чём-то будет прав. Я жил совсем не по Евангелию. Я любил деньги, выпивал вино, обманывал друзей и нечестно относился к девушкам, которые мне доверялись. Кроме наркотиков, я попробовал все грехи этого мира. Не знаю, за какие заслуги, но однажды я встретил эту замечательную девочку, Диану. За неё, похоже, сильно молились родные. Мы очень весело проводили время, но какая-то сила не позволяла мне прикоснуться к ней, как я это делал с другими. Мне хотелось оберегать её, как некую драгоценность. Из-за моей греховной навязчивости мы вскоре расстались. Я продолжал жить своей обычной жизнью. Однажды со мной произошло ещё одно необычное происшествие. В Европе, в каком-то музее, я увидел картину, изображающую распятие Иисуса. Я не стал верующим, конечно, но это запало мне в память. Месяц назад я вновь встретил Диану в троллейбусе и так получилось, что мы вышли на одной остановке. Она смело сказала, что ходит в церковь и поёт в церковном ансамбле. Я проводил её до этого здания и по воле Божией разговорился с Павлом Николаевичем, которого немного знаю. В комнате, там, где фойе, я посмотрел христианский журнал, открытый посредине, и мне бросилось в глаза название статьи: “Трости надломленной не переломит”. Павел сказал, что это о характере Иисуса. Эти слова почему-то залезли мне в память и я потом не мог от них избавиться. Павел позвал меня на молодёжную конференцию, куда я потом пришёл со своим другом Виктором. В перерыве я поговорил с Сашей, приезжим спикером, и он вновь мне много говорил о характере Господа Иисуса… Про аварию Диана уже всё рассказала. Я не считаю, что мой поступок какой-то специально благородный, я просто очень захотел, чтобы Диана выжила. Оставить хотя бы маленький шанс. Я одно понял, мы выжили лишь благодаря милости нашего Бога. Машина измялась как снежок со всех сторон, а мы лишь получили обычные синяки и ссадины. Диана говорит мне, что мне надо учится. Я готов это делать в любом режиме. Вчера я написал письмо брату Саше Григорьеву, я поделился радостью, что принял в своё сердце Христову любовь. Если вы не отвергнете меня, я буду посещать церковь и, когда будет можно, я приму крещение.

Дима закончил свою речь. Лица людей просветлели, а некоторые женщины вытирали слёзы с глаз. Пастор крепко пожал ему руку и прославил Бога за нового брата. С этого дня началась для Димы его церковная жизнь. Пастор предложил ему лично с ним позаниматься и когда будет усвоен основной материал, он пообещал преподать ему крещение.

Диана.

По окончании богослужения Диму приветствовали братья и сёстры, большинство из которых были ему не знакомы. Ему даже показалось, что церковь готова оказать ему больше чести, чем он этого заслуживал. Диану обступили сёстры из более молодых и всячески пытались поддержать её, а некоторые просто были рады, что она вернулась в церковь. После общения в церкви Диму неожиданно пригласила к себе Дианина бабушка. Он сначала было запротестовал, но потом понял, что и Диану она параллельно позвала к себе. В его глазах Елизавета Петровна была образцом местных верующих женщин и он был польщён её приглашением. Жила она в однокомнатной хрущёвке совсем недалеко от дома молитвы. По пути они разговаривали и Дима увидел, что бабушка довольно добродушная в общении. Когда пришли к ней домой, Дима с Дианой прошли в комнату, а бабушка занялась приготовлением обеда. Она переживала, что очень редко у неё собирается компания людей и заранее извинялась, что придётся немного подождать, пока она что-то приготовит. Дима почему-то почувствовал небольшой голод и когда из кухни доносились в комнату приятные запахи, он понял, что действительно неплохо будет покушать.

Они сели в ожидании с Дианой на диван и смотрели друг на друга. Дима улыбнулся ей, а она резко отвернулась от него, но это была такая игра эмоций.

- Спасибо за поддержку… сестра, - сказал он.

- А ты прямо доволен, брат, - сиронизировала она.

- Я правда растерялся. Если бы ты не пришла, я бы ушёл домой.

- Что бы это решило? - Спросила она. - Нет, теперь уже не сворачивай и не превращайся в прошлого Димона. Ты теперь будешь брат Дмитрий. Как твоё отчество?

- Романович, ты разве не помнишь? - Он смотрел на неё с простой улыбкой.

- Будешь Дмитрий Романович. Очень хорошо звучит. Когда станешь постарше, молодёжь будет тебя так звать.

- Мне так непривычно, - сказал Дима, - я никого в церкви не знаю. Ко мне женщины подходили разные и братья и молодёжь. Ты хоть познакомь меня постепенно со всеми.

- Это легко будет запомнить. Пастора зовут Валерий Николаевич, Павла Николаевича ты знаешь. Костю Ющенко видел на конференции, он был ведущим. Остальных человек шестьдесят, за месяц запомнишь более менее, - Диана встала и подошла к книжному шкафу, который у бабушки был богато заставлен религиозными книгами. - Повыбирай себе книжек для чтения, здесь они всё равно пылятся. Вот, к примеру, “Не просто плотник”, про Иисуса Христа, Он на земле помогал Иосифу, пока не вышел на служение. Сейчас я тебе сама повыбираю, на целый месяц хватит.

- Я Саше вчера послание написал, - сказал Дима. - Хочу с ним советоваться по жизни. Может, когда-нибудь даже съезжу к ним.

- Мне Руфь понемногу отвечает, - она подошла и отдала Диме несколько книг. - Я чувствую их молитвы. Даже сегодня я до последнего сомневалась, идти ли в церковь. Время уже без пятнадцати было, а я не могла решиться. Папа рубашку накинул и говорит: “Пошли, я тебя отвезу”.

- А я никогда не видел твоих родителей. Да и бабушку только разок на конференции, она к Витьке подходила. Она, оказывается, такая добрая и скромная. Я почему-то её побаивался, думал, она такая суровая.

- Она всякая бывает, - сказала Диана. - Просто я её подготовила относительно тебя. Я после аварии у неё три раза ночевала.

Она подошла к креслу и показала, что оно раздвигается, превращаясь в узкую кровать.

- Видишь?- Похвалилась Диана. - Так его делаешь и получается спальное место для гостей. Мы с бабушкой тогда по нескольку часов до самой ночи разговаривали. Она и жалела меня и ругала. Я ей поведала про Женино признание и про то, что он сам решил отказаться от свадьбы. Она лучше других меня поняла. Мы с ней и молились много вместе. Она мне потом говорит: “Правильно Женя сделал. У него не было шансов. Все твои мысли про Димку твоего.” Это так и есть. Как не пыталась я от тебя отделаться, у меня ничего не получилось. Но ты не сильно радуйся. Пока не удостоверюсь, что всё у тебя по-честному и навсегда, я тебе не доверюсь. С самой собой я уже разобралась, авария сорвала с меня ложное смирение и научила говорить то, что есть на самом деле. Такая я теперь стала!

- Ты всегда такой была, - улыбнулся Дима, - поэтому ты и подошла ко мне в троллейбусе, ты не умеешь прятать свою искренность.

- Всё равно, когда ты ходишь в церковь, постепенно образуется какая-то зависимость от мнения окружающих людей. Сначала мне казалось, что это хорошо и что так и надо. А вот в ситуации, когда я уже дала согласие Жене, я уже боялась отыграть назад. Мне и его было жалко, но, гораздо больше я боялась отвержения от верующих или от Господа. Я представляла уже, что это такой у меня путь, я не имею права что-то переиграть. Павел Николаевич рассказывал, что в одной из церквей много лет назад была размолвка у молодой пары. Но это где-то там и не известно, было ли оно на самом деле. И самое главное, что я поняла - любовь и страх несовместимы. Даже в Библии говорится, что в любви нет страха. Там, может, немного о другом, но и об этом тоже. Страх заставляет нас бояться сказать “нет”, когда это необходимо.

- Интересные мысли, - сказал Дима. - Когда человек любит, он тоже может бояться. Только по-другому. Бояться нанести обиду или сделать больно.

- Ты мне в любви уже признавался, - сострила Диана, - так что, пока учись и занимайся духовными вопросами, а на меня поменьше гляди. Представь себе, мне тоже потребуются силы, чтобы лишний раз не плакать и не мечтать, о чём пока не положено.

В комнату заглянула бабушка, измученная, но весёлая. Наконец-то она хоть что-то соорудила из еды и сможет попотчевать дорогих гостей.

- Ну, - сказала она, - руки мойте и прошу за стол. Сильно не судите, я бабка одинокая, кроме внученьки никто у меня и не бывает. Давайте, ребята, на кухне сядем, чтоб лишнего не перетаскивать туда-сюда.

Дима зашёл в ванную, обычная, как-будто ещё с советского времени, вся сантехника. На стене белая и светло-зелёная плитка без изысков, на полу линолеум в пёструю крапину. Дима помыл руки и посмотрелся в зеркало. Даже самому себе он показался каким-то другим. Он вышел и сел за стол на кухне. Бабушка накладывала гостям макароны, обжаренные с фаршем, и с интересом поглядывала на молодёжь. Кодга всё было расставлено, Дима зачерпнул вилкой макароны, но Диана толкнула его легонько в плечо и встала.

- Перед едой помолиться надо, - сказала она.

- Ой, извините, я не знал, - оправдался Дима, - а что говорить?

- Скажи: “Господи, благослови эти дары”.

Дима повторил эти слова и они уселись обратно. Ему всегда нравилось, что Диана его в чём-то поучает, у неё делался такой серьёзный вид при этом.

- А ты прав, когда человек любит, он может бояться, - сказала Диана. - Я боялась за тебя, что ты умрёшь и не выживешь.

- Ты ведь тоже мне уже признавалась, - улыбнулся Дима. Диана при этом показала ему фигушку, спрятав руку под скатертью так, чтобы бабушка не увидела.

Бабушка и сама наконец села с ними за стол и вздохнула с облегчением от того, что обед всё-таки какой-то получился и гости кушали с огромным удовольствием.

- Спасибо, тётя Лиз, за угощение и за приглашение, - искренно сказал ей Дима. - Здорово у Вас всё получилось. Я от волнения проголодался, могу хоть целую кастрюлю съесть.

- Ешьте, ешьте, ребята. Спасибо, что не отказались от приглашения. Я то всегда рада гостям, в молодости любила, когда ко мне кто-то приходил.

- Вы меня сегодня сильно поддержали, - сказал Дима. - И Вы и Диана и братья. Я боялся, что меня совсем выгонят, когда та женщина мне выговорила, Женина мама. По греховной жизни я сам мог любому ответ дать, а здесь люди святые, здесь я не имею права.

- Я Тоню понимаю, - задумчиво сказала бабушка, - приготовилась уже сестра к новой роли. Кто ж не желает сыну хорошей жизни? Или дочери? А Диана в чести была среди молодых сестёр. И перед верующими ей сейчас некомфортно, наверно. Тут все уже поздравляли, прихваливали Женечку, что хорошенькую невесту парень присмотрел. А всё так резко оборвалось. Время ей теперь нужно, чтобы перед Господом смириться и поверить, что и Жене Он определил что-то хорошее впереди. Ты, Димушка, здесь не виноват, но временами на тебя будут косо поглядывать некоторые сёстры. Вытерпи это и докажи всем, что ты человек честный, что не ради злого умысла оказался в церкви. А я смотрю на тебя и внучку свою понимаю, есть в тебе что-то такое, что девочкам может понравиться.

- Что мне с собой сделать, чтоб на меня внимания не обращали? - Улыбнулся Дима.

- Ничего не сделаешь, ты таким родился, - засмеялась бабушка. - А уж девушкам надо думать, на кого внимание обращать. Я в своей молодости сделала одну ошибку. У меня предки ведь из немцев христиан, баптисты были и меннониты. А я по работе, молодая, сюда приехала и задружила с таким же как ты, высоким и статным пареньком, с Дианиныи дедушкой. Во мне тогда веры в Бога не было и я доверилась чувствам одним, молиться ещё не умела самостоятельно. Из-за того, что оба были порядочными эгоистами, прожили всего шесть лет, и потом все свои чувства порастеряли. И сначала я даже злилась на него, он себе другую жену завёл, а потом оказалось, что я ни с кем другим не могу так общаться. Когда Ленушке, моей дочке, маме Дианиной, исполнилось десять лет, я одумалась и стала ходить в собрание. Но в жизни больше никто мне не встретился такой как был мой муж.

- А сейчас он живой? - Поинтересовался Дима.

- Живой и здоровый, - улыбнулась бабушка. - На пенсии уже. В гости даже приходит, Дианушку любит, подарки ей всякие дарит. И даже сожалеет, что задурил тогда. Я в церковь его звала, не идёт, всё-таки чёрствое у него сердце.

- Мужику сложно в церковь пойти, - заключил Дима. - Кажется, что это слабость какая-то. Я тоже всегда любил сам всё решать. Так бы попробовать с ним поговорить, рассказать ему, как Бог меня на место поставил.

- Я молюсь за него, - сказала бабушка, - когда-нибудь и ты с ним увидишься. На всё Божья воля.

- А почему Вы говорите, что сделали ошибку, - не понял Дима. - Не было бы у Вас тогда любви и Дианы бы не было сейчас.

- Конечно, - согласилась бабушка, - и это правда. Ошибка в том, что не верила тогда и жила по своей человеческой воле. Ни отца и ни мать не слушала, когда они мне говорили.

- Витя говорил, что у Дианы папа тоже немец, - сказал Дима. - А он не из церкви?

- У него мама верующая, много лет посещает собрание, и он в молодости ходил, а потом перестал. Как и Лена моя. Получается, они познакомились в церкви, поженились, но сами пока не ходят. А если братья помощи попросят, Гриша, зять мой, всегда откликается.

- Он меня сегодня привёз, - вставила Диана.

- Они хорошо живут, - сказала бабушка, - я дочери много говорила, чтобы она хранила семью и училась покоряться, когда нужно. Жалко, что не верят пока.

- Вот, Дмитрий Романович, видишь, сколько духовной работы? - Сказала Диана. - Это твои будущие родственники, если всё будет хорошо.

- Давай проживём год, как договорилсь, потом будем об этом думать, - заключил Дима.

После хорошего общения и вкусного обеда, спустя ещё час, Диана с бабушкой попрощались с Димой, он ушёл домой. Диана напросилась ещё раз переночевать у бабушки, чтобы получить от неё духовную и душевную помощь. И вечером, уже поздно, когда они наговорились, она взяла телефон и решила поделиться переживаниями сегодняшнего дня с Руфью.

“ Руфь, привет. Несколько дней я молчала, ты понимаешь, в каком состоянии я сейчас живу. Сегодня очень хороший день. Я проснулась рано, но не знала, что мне делать, идти ли в церковь или нет. Я всё равно чувствую отстранённость от всех и наверно, даже стыд небольшой. Сегодня уже было почти десять утра, а я не могла решить. Вдруг папа мне предложил отвезти меня на машине, здесь я поняла, что это воля Божия, чтобы я возвращалась в церковь и не пряталась дома. Я опоздала, конечно, но когда я пришла, уже завершалась первая проповедь и я встала в коридоре, чтобы меня меньше людей видело. И представляешь, сразу после проповеди Дима вышел вперёд и начал о себе говорить, но его прервали сёстры во главе с Жениной мамой. Её жалко, конечно, но Дима растерялся, он ведь первый раз перед церковью стоял. Потом Павел Николаевич заступился и Костя Ющенко, а потом и пастор вышел и успокоил сестёр. Я почувствовала, что мне самой нужно выйти и всё рассказать, чтобы люди не думали на Диму, что он такой греховный и появился, чтобы разрушать жизнь в церкви. Я это сделала. Я стала другой после аварии, теперь я говорю более прямо с людьми и не стараюсь замазать свои мысли. После моих слов некоторые сёстры смягчились и даже плакали. А пастор предложил Диме после меня всё-таки рассказать своё свидетельство, чтобы люди увидели, что он теперь брат. Слава Богу, потом к нему подходили все и руку жали, люди его приняли. После собрания моя бабушка пригласила меня и Диму к себе, накормила нас обедом и мы целый час у неё разговаривали. Она теперь Диму поддерживает и советы ему даёт, как не делать ошибок в жизни и он к ней прислушивается. Я ему говорю, чтобы он всё равно не торопился, а изучал пока Библию и читал духовные книги. Он сильно лучше стал, в нём точно действует Господь. Я очень рада и я буду ему тоже помогать духовно, а не мешать. Дима сказал, что он с Сашей твоим тоже начал переписываться, пусть и Саша ему помогает становиться крепче в вере. Ну ладно, сестра, больше не буду тебя загружать своими новостями, ты тоже пиши, может, и у вас есть нужды, мы с бабушкой будем молиться за вас. Твоя сестра, Диана.”

Когда она отложила телефон и окончательно залезла под одеяло, бабушка уже вовсю спала. Диана внутренне благодарила Бога, Который побудил её сегодня преодолеть себя и поехать на служение. Она молилась за Диму, который в её глазах был теперь не грешником Димоном, а братом, делающим первые шаги в вере. Молилась за Женю, которому придётся в некотором одиночестве переживать последствия несостоявшейся свадьбы. И за его маму, тётю Тоню, которая всегда была очень заботливой по отношению к Диане, и теперь им придётся выстраивать какие-то новые отношения и восстанавливать доверие. Она вспомнила в своих молитвах и неверующего пока дедушку, про которого напомнила бабушка. И особенно она благодарила Бога за семью Руфи и Саши, ставшую для неё каким-то образцом современной христианской семьи. И теперь она хотела, чтобы её будущая семья была такой же, где бы одновременно они чтили Бога и не стыдясь испытывали друг ко другу самые горячие и искренние чувства.

Саша и Руфь.

Дима, выйдя из гостей, от Дианиной бабушки, решил прогуляться до дома пешком. В душе у него возникло столько новых и необычных мыслей и чувств, что ему хотелось просто куда-то идти и мысленно рассказывать об этом Господу. Он с какой-то тоской думал о завтрашнем дне, когда наступят будни и ему нужно будет решать вопрос с его дальнейшей жизнью, работой и бизнесом, в котором скорее всего накопилось много нерешённых проблем. Время, что он провёл между воскресением, когда произошла авария, и воскресением, когда он засвидетельствовал перед церковью о переменах в своей жизни, ему казалось временем пребывания в загородном детском лагере. А теперь оно закончилось и вновь нужно будет с головой уйти в бытовую жизнь и осмыслить её по-новому, чтобы впредь не совершать гнусных грехов, из которых он начал выбираться. Он радовался, что к его обращению к Богу хорошо отнеслись родители. Но ему трудно было представить, как воспримут его новый образ ребята, с которыми вместе он совершал коммерческие операции. Ходить ли ему в спортзал, где бывали свои искушения и где он иногда знакомился с интересными девчонками. Что делать с разбитой машиной, без которой прежде он уже не представлял своей ежедневной жизни. Ладно. Всё это будет завтра. То, что он может сделать сегодня, это рассказать Саше о своём первом богослужении и о поддержке, которую он получил от пастора и многих других. О чём-то, наверняка, напишет Диана Руфи, но это уже её дело, он выспрашивать об этом не будет.

Он прошёл где-то с полпути и вдруг увидел возле павильона кучку знакомых пацанов. Эх… Он приостановился и думал было пройти стороной незамеченным, но один из них его явно узнал и сказал остальным. Они замахали ему руками и он понял, что подойти придётся. В руках у двоих было по банке пива, вот она обычная житуха неверующих пацанов, с кем он прежде имел дела.

- О, Димон, привет, - сказал Стасик, один из компании, - какими судьбами. Что-то тебя не видать на горизонте.

Дима вошёл в их среду и поочерёдно пожал каждому руку.

- Димыч, здорово, - присоединился Валерка Широв, - как твоё ничего? Мы с пацанами тебя потеряли. Ни дома тебя, ни в офисе. Ты уехал, что ли? Кое-кто тебя разыскивал, про какие-то деньги спрашивал. Ты на долги сел, что ли? И телефон не берёшь.

- Да ладно ты, - отодвинул его Стасик, - сегодня выходной, про дела завтра покалякаете. Расскажи, Димон, где побывал? Понятно дело, лето, время прокатиться по миру.

Дима почувствовал, как тяжело ему настроиться на общение со вчерашними знакомыми пацанами после того, что он пережил. Тем более, пролежав в больнице три недели, он действительно выпустил дела из рук, и в бизнесе могли образоваться проблемы с долгами. Вот оно, ещё одно испытание его совсем ещё первоначальной веры.

- Что-то ты в натуре какой-то странный, - продолжал Стасик. - Мы тут, видишь, празднуем одно дельце. Вон, Игорюха моцик купил прикольный. “Дукато”, слышал такой?

- Димон под кайфом, по ходу, - опять встрял Валерка.

- Вон стоит, возле тех лавочек, красный, видишь?

- Пацаны, - наконец-то проговорил Дима, - я не под кайфом. Вы так резко нагрузили меня, я не сразу понял. Поздравляю, Игорюх, славный аппарат взял! Новый?

- Не, - сказал довольный Игорь, Димин приятель, - бэушный, само собой. На новый тут ещё подкопить надо. Но и этот, я тебе скажу, жарит как молния. Двенадцатого года, в хорошей форме. Сузуку свою продал на днях. Вот и угощаю пацанов, празднуем помаленьку. Ты пиво будешь? За мой счёт.

- Прости, Игорюх, не могу, - сказал Дима.

- Да ладно, - невозмутимо сказал Игорь, - твоё дело.

- Со мной, пацаны, тоже одно происшествие произошло, - добавил Дима.

- Давай, поделись новостями.

- Я не должен сегодня перед вами стоять, пацаны. Три недели назад я влетел в аварию, в лобовое столкновение, машина несколько раз перевернулась.

- Ты свой Спортаж кончал? - Пацаны проявили к нему сочувствие.

- В хлам полный… Со мной девчонка одна сидела. Когда я понял, что не избежать, я ещё и своей дверью повернулся к удару…

- Ничего себе, - Игорь зауважал Диму.

- Не имел я права её покалечить. Думал, уже всё, прощаюсь с этой жизнью. Через два дня очнулся в реанимации, смотрю, руки и ноги работают. Спросил у врача, он сказал, что несколько переломов рёбер и гематом, а так всё в порядке.

- А… девчонка как?

- Слава Богу, живая, отделалась лёгким испугом! Я понял, что больше не буду жить старой жизнью, буду служить Богу, Который нас спас.

- О-о… ничего себе! Ну, смотри, братишка… Ты это, на нас не серчай. Слава Богу, конечно, что ты живой. А мы смотрим, ты какой-то другой стал. Понятно, пережить такое, это не шуточно. Тогда ясно, почему тебя никто найти не может, ты в больнице лежал.

- Да… телефон старый разбился после аварии, - оправдался Дима. - Все номера там были. Простите, мужики.

- Ладно, Димон, если что, обращайся. Рады были тебя повидать.

- Спасибо. Я пойду. Как-нибудь поподробней расскажу. До встречи, пацаны.

Дима оставил своих друганов в недоумении и постарался побыстрей оттуда уйти. Ему потребовалось время, чтобы успокоилось дыхание и пульс пришёл в норму. Что-то внутри так и подталкивало побазарить с ними по-старому, но он понял, что лучше пока держаться осторожно с такими компаниями.

Когда он наконец-то добрался до дома, он первым делом зажёг чайник, переоделся и сел на кухне с ноутбуком, чтобы сочинить очередное письмо Саше Григорьеву. В разделе электронной почты увидел ответное письмо от Саши и почувствовал, как Бог заботится о нём и располагает верующих помогать ему.

“ Привет, Дима! Это Саша, прочитал твоё послание и очень обрадовался за тебя! Я знаю, что Руфь переписывается с Дианой и так интересно получается, что мы стали вашими помощниками. В начале не могли понять, как Диана оказалась с тобой в машине, но сейчас всё стало ясно. Мы все нуждаемся в хорошей поддержке, когда делаем первые шаги, как младенцы в обычной жизни. В духовной сфере не меньше опасностей, чем у маленького ребёнка в простой жизни. У нас Петя растёт и я вижу это своими глазами и вспоминаю, как я духовно шёл и иногда спотыкался. Потом вставал и шёл дальше. Нужно обязательно посещать церковь и другие общения, а если получается, то делиться с кем-то трудностями. Я в начале пути получил хорошую поддержку от самого пастора церкви. Так получилось, что я первым с ним познакомился из верующих, Руфь тогда ещё сомневалась. Через него и с другими братьями нашёл общий язык. И это было полезно сразу увидеть веру взрослых братьев, потому что среди молодых некоторые пока просто приходят и тусуются и не сразу обращаются к Богу. Пусть Иисус поддержит тебя в вере. Пиши мне, не стесняйся, я всегда буду реагировать на твои послания. Твой брат, Саша.”

Дима налил кофе и на время отстранился от ноубука, чтобы собраться с мыслями. Так сильно он ощутил разницу между влиянием неверующих пацанов, с которыми только что встретился, и поддержкой, идущей от Саши через его письмо. Как захотелось ему никогда в жизни не падать, о чём говорил Саша. Он ещё и не знал до конца, каков будет его путь и насколко тяжело или легко он будет преодолевать трудности. С другой стороны, подумал он, если это может Саша, почему же не должен справиться он. Он успокоился и приступил к написанию ответа.

“ Саша, привет. Это Дима. С воодушевлением прочитал твои слова. Месяц назад в жизни бы не подумал, что буду радоваться христианским словам, а сейчас очень в них нуждаюсь. Только что на улице встретил своих неверующих друзей и почувствовал как это всё отличается. Спасибо за твою дружбу, Сань. Когда-нибудь и я укреплюсь в вере и жизни и тоже постараюсь сделать что-то прекрасное для тебя и Руфи. Диана говорит, что её очень сильно подкрепляет переписка с Руфью. Передай ей привет от меня. Я сегодня переступил порог церкви уже как верующий. Мне пастор разрешил рассказать о себе и в конце люди меня поддержали. Только мама Жени, за которого не стала выходить Диана, высказала мне упрёк. Но, её горе я понимаю. Я хочу когда-нибудь поговорить с Женей как с братом и показать ему, что я не хотел сделать ему больно. Обстоятельства так произошли. Я был сильно огорчён, что Диана выходит замуж, но, после аварии я уже тихо расположился и отпустил её. А всё оказалось не так, как я подумал. Я понял, что нужно идти за Богом и Он Сам всё разрешит. Я не знаю, что будет завтра, и боюсь наступления будней. Мне придётся переосмысливать свои дела в бизнесе и во всей жизни. У меня много знакомых пацанов и девчонок и перед всеми нужно будет как-то объясняться. И испытания какие-то будут у меня, я раньше мог обмануть человека ради выгоды, наорать на того, с кем работаю, зафлиртовать с кем-то из женщин. Всё придётся переделывать. Я очень рад, что и Диана после перерыва пришла сегодня в церковь. Она говорила обо мне очень хорошие слова. После собрания мы пошли в гости к её бабушке и очень хорошо поговорили. Ты тогда на конференции сказал, что Бог тебе дал много ценных подарков в виде церкви, жены и сына. Я ушёл с конференции огорчённый и во мне была злость, что у меня уже не будет ни прекрасной жены, ни сына и ничего. Теперь я понимаю, что тогда ничего не понимал правильно. Молись за меня, чтобы мне устоять и принять от братьев крещение. Пока не знаю, как это и когда будет. С Богом, Саш, до свидания.”

После столь насыщенного дня Дима почувствовал, что очень устал эмоционально. Но это чувство усталости было определённо приятным и напоминающим усталость в спортзале, когда он видел поступательные результаты от своего затраченного усилия. Он посвятил небольшое время молитве, в которой как ему казалось он ещё не имел особого успеха. Он ещё раз решил для себя, что однажды у него получится повидать Сашу в живую и сделать для него что-то хорошее.

В то самое воскресение, когда Дима первый раз посетил богослужение и ближе к вечеру написал Саше ещё одно письмо, прочитав встречное, Саша Григорьев на служение не пошёл. С субботы ещё он почувствовал боль в горле, а с утра в воскресение разболелся окончательно и остался дома. Руфь с сыном уехала в церковь одна. В этом он тоже нашёл нечто полезное, нужно иногда отключаться от повседневных однообразных дел и просто поваляться на кровати и поболеть. Немощен всё же человек и однажды организм сдаётся под напором болезнетворных бактерий и просто хочет отдохнуть от всего. Саша вспомнил своё детство и пришёл к выводу, что каждый год хоть на несколько дней он выпадал в такой болезненный осадок и не мог не учиться и не общаться с друзьями. В такие дни и родители становились более внимательными к нему и заботились о нём, это было время возможности поговорить с мамой или отцом по душам и почувствовать их родительскую любовь. Оставшись дома в то воскресение, он размышлял о путях, по которым его проводил в последнее время Господь. Саше понравилось, что Господь использовал его понемногу и в родной церкви и теперь ещё и как помощника таким малознакомым людям, как Дима Скляр и Диана. Жизнь и характер Димы сильно отличались от Сашиных, но было и некоторое сходство. Во-первых, оба они не были знакомы не только с христианским учением, но и вообще хоть с кем-то из верующих. Саша встретился поздно вечером на улице с Руфью при самых невероятных обстоятельствах и в течение очень короткого времени узнал о существовании самой веры в Бога и о существовании таких христиан, как баптисты, и осознал тогда же, что в его душе есть сильная жажда, утолить которую можно лишь прикоснувшись ко всему этому. С того времени прошло не так уж и много дней, но теперь его жизнь была кардинально другой. И постепенно он уже начал привыкать к тому, что он верующий человек, и член церкви, и даже пробующий свои силы проповедник. Рядом с ним ежедневно находится его любящая жена, которая одновременно является и дочерью местного пастора. Как-будто Саша через неё получил своеобразный блат и лёгкий входной билет в общество уважаемых братьев церкви. Дима рассказал, что первый раз случайно оказался в церкви, встретив по пути Диану, и там поговорил с верующим братом. Потом пришёл на конференцию лишь из поверхностного интереса к новому учению. И Господь попустил ему пройти через жёсткое испытание, которое показало, что Бог может сохранить в любой опасности.

Саша по опыту знал о проблемах, которые могут подстерегать новообращённого. И он будет советовать Диме в начале пути больше внимания направить на отношения с Богом, а не на мечты о Диане. Хорошо будет, если между ними разовьётся дружба, основанная не на болтовне о поверхностных вещах, а на готовности делиться искренними духовными переживаниями.

Саша встал с кровати и ушёл на кухню. Состояние было болезненным и это делало мысли вялыми и нечёткими. Он выпил стакан чая с травами, вернулся на своё лежбище и на время крепко заснул.

Когда он вновь открыл глаза, то увидел перед собой сына в уличной одежде. Тот улыбался и что-то лепетал на своём не совсем понятном ещё языке. Саша не стал приближать его к себе, чтобы не заразить.

- Вы только что пришли? - спросил он у Руфи.

- Папа подвёз, - ответила она. - Не оставлять же тебя надолго в таком состоянии. Братья тебе привет передали.

- Подвёл я со своей болезнью. Пётр Андреевич просил проповедь сказать и я даже продумал, что говорить.

- Ладно, - успокоила она, - свято место пусто не бывает. Леонид Михайлович вместо тебя говорил. Ещё Миша из ребцентра был, он немного поделился. Они с Олей песню спели.

- Хорошо.

- У меня сегодня было побуждение вслух помолиться о Диане, хочется, чтобы она скорее вернулась в церковь и пережила своё шоковое состояние, - сказала Руфь.

- Она молодец, что с тобой общается. И Дима мне написал. Придётся нам с тобой параллельно их опекать и поддерживать. Хоть и всколзь, но мы их знаем и видели в живую. Эх… Что-то я совсем раскис, даже поесть вам ничего не сварил.

- Не парься, Сашечка, - улыбнулась Руфь, - придумаем что-нибудь. Тебе на работу во вторник?

- Да. Если разболеюсь, отпрошусь на пару дней. Сил совсем мало. В больницу не хочу идти.

- Не ходи.

Руфь ушла готовить обед, а Саша вновь уткнулся головой в подушку, в глазах плыли разноцветные круги и голова отказывалась думать. Руфь принесла ему чаю с липой и опять ушла на кухню. За окном был такой хороший денёк, но у Саши в душе почти не было эмоций, болезнь съедала все силы. Он снова провалился в сон.

Проснулся через некоторое время весь пропотевший под одеялом, нос забитый, но в общем как-будто стало полегче. На улице вовсю ещё светило августовское солнце, окно было приоткрыто и с улицы доносились звуки лета. Саша привстал и дотянулся до телефона. Посмотрел, не пришло ли что-то новое в соцсетях. Он улыбнулся и слез с дивана, было новое послание от Димы. На кухне сидела Руфь и смотрела что-то по маленькому телевизору.

- Представляешь, - начал Саша, - от Димы пришло что-то, ещё не прочитал. Тебе Диана не писала сегодня?

- Нет пока.

Саша сел на стул и прочитал Димино сообщение. Руфь посмотрела на него.

- Слава Богу! Тебе привет, кстати. Они в церкви сегодня побывали, и Дима и Диана.

- Напиши ему что-нибудь. Хочется, чтобы он, как и ты в своё время, вперёд пошёл. Интересные вещи происходят. Церковь живёт какое-то время и всё идёт как обычно, вдруг однажды кто-то врывается новый и всё становится по-новому. Когда ты появился на моём дне рождения, на тебя вся молодёжь с опаской посматривала, не было особого опыта по вхождению новых людей. Это мне Марк тогда говорил. Потом все увидели, что ты уверовал и стал искренно говорить о Боге. Им это тоже помогло. Может, и Дима станет служителем или хорошим свидетелем о Боге.

- Димино обращение поярче моего, - сказал Саша. - Целая драма. Авария, неверующий парень, который становится братом. Отмена свадьбы и перетряска в церкви. Кто-то может подумать, что конференция так повлияла на ситуацию.

- Пускай думают. Мне смешно Дианины откровения читать. Она иногда как ребёнок рассуждает, но говорит очень смелые вещи и о себе, и о Жене, и о Диме. Молодец она всё-таки. Я теперь её полностью поняла. Женя ей предложил создать семью, объяснив, что это Бог ему открыл. Она смирилась и пыталась разобраться в себе, заставляя себя быть любящей невестой и потом женой. Но внутри сопротивлялась насилию ситуации. Она ждала случая, который бы ответил ей на главный вопрос. При том, и Женю она уважала по-настоящему и не хотела, чтобы он потом чувствовал себя не до конца любимым. Когда мы с тобой там оказались, мы для неё стали примером любви и взаимного уважения. Поэтому она у меня так подробно всё расспрашивала. Я её тогда понять не могла, зачем перед свадьбой мучиться вопросом взаимных чувств. Они и так должны переть через край.

- Мне лично приятно, что они нам доверяют, - сказал Саша.

- Мне тоже, - сказала Руфь.

- Радостно, когда Господь тебя использует и кому-то через тебя помогает. Михаил с Лерой иногда дают о себе знать. Они уже смело двигаются вперёд и стали реже писать или звонить. Очень похоже на ребёнка. Встал на свои ноги и всё, сам ходит и бегает, родителям уже спокойней.

- Будем молиться, пусть Господь их утвердит и поставит на служение. Может, когда-нибудь свидимся с ними.

- Было бы здорово!

Лето закончилось, Саша и Руфь жили своей жизнью, продолжая перекидываться новостями со своими новыми друзьями Димой и Дианой. Несмотря на несколько сот километров, разделяющих их физически, духовно и душевно они находили взаимопонимание, из-за чего Саша окончательно убедился, что настоящей целью их поездки на молодёжную конференцию в другую церковь было знакомство с двумя молодыми людьми, которым потребовалась поддержка. И они старались свою часть выполнять. В середине сентября Дима прислал Саше большое сообщение, которое снабдил целым ворохом фотографий. Дима принял крещение! Местный пастор, видя вспыхнувшее в молодом брате дерзновение к Богу, пошёл на очень смелый шаг и крестил его. Вечером Саша с Руфью сидели и разглядывали фотографии и даже иногда смеялись над увиденным.

- Во, смотри, Саш, - говорила весело Руфь, - видишь Диану, голова торчит между братскими плечами. Вот жужелица!

- Довольная.

- Хитрая какая-то. А здесь, посмотри. Прямо плечом к плечу. А что? Имеет право. Это её заслуга во многом.

- Это Женя? - Спросил Саша.

- Похоже на то.

- Значит, ходит в церковь, молодец. Пришлось ему пережить.

- Да… А эту, видишь, подписала специально, - Руфь показала на фотку, где Диана стоит с женщиной лет пятидесяти и Димой, - Димина мама, тётя Вера. Она мне писала, что они с ней прямо дружат. Ха. Вот когда поженятся, тогда посмотрим, подружатся или нет. А здесь Димка мокрый. Холодно, похоже. Видишь, люди в куртках?

- Пускай. Тоже жертва небольшая, полезно. Надо нашим ребятам разослать некоторые, пусть тоже порадуются.

- Надо картинок хороших повыбирать и им послать, поздравить с таким событием.

- Круто у него получилось! Два месяца назад ещё блуждал по миру и уже принял крещение.

- Я тоже крестилась через два месяца после обращения, забыл?

- У тебя блат был, папа пресвитер.

- Ага, и какой это блат? Он же видел, что я по-настоящему. Я из воды такая выхожу, глаза протираю, и тут ты такой мне руку подаёшь. А Ленка это сфоткала, потом мне показывала и ехидничала.

Они поздравили Диму с крещением, а Диане Руфь тоже написала много приятных и игривых слов. Несмотря на заочное общение, их переписка была очень дружественной и радостной. После крещения Димы Саша стал замечать, что тот реже стал писать большие письма, чаще просто скидывал фотки или делился мелкими новостями. Саша понимал его, он встаёт на ноги и помощь начинает получать от местных верующих, постепенно обретя знакомство с ними.

Дима и Диана.

Дима Скляр, переживший обращение к Богу неожиданно и ярко, с каждым днём всё больше утверждался в том, что ничего он не понимает вокруг себя и все его попытки что-то спланировать оказываются ошибочными. Крещение он принял гораздо раньше, чем мог предположить. Братья вдруг поверили ему и начали помогать как-то особо рьяно. И он сам открыл в себе способность поглощать информацию, прежде абсолютно чуждую ему. В его бизнесе тоже произошли хорошие перемены. Он стал меньше зарабатывать, но в партнёрах с ним остались более чистоплотные люди. Испытывая угрызения совести перед Женей, он и для него всё-таки нашёл работу с лучшей зарплатой. Постепенно Женя поверил, что Дима не враг ему, а искренний брат по вере. Иногда Дима вытаскивал на служения свою маму, которая пока не очень понимала, зачем люди приходят в такой необычный дом молитвы. Перемены же в Диминой жизни ей нравились, он отстал от многих общих для парней пороков, которые она в нём раньше замечала. Правда отец его пока совсем не желал посещать церковь, и не только эту, но и любую.

С другой стороны, он понял, что лучше для него более скромно и смиренно желать чего-то для себя, потому что Господь тогда даёт прекрасные вещи легче и быстрее. В августе он думал, что через год только он примет крещение, когда подготовится основательно. И во время подготовки он будет очень осторожно общаться с Дианой, чтобы не разжигать лишних чувств. А уж потом, минимум через год после его обращения, они подойдут к планированию возможной будущей семейной жизни. Он уже настроился на такой график и как умел приносил это Богу, но и в этих планах произошёл сдвиг. Да такой основательный, что одну из ночей Дима даже не мог уснуть, вознося Богу очень горячие благодарности. Всё было похоже на стечение обычных обстоятельств, и лишь верующий человек сможет понять, что в этом тоже явилась Божия поддержка.

После одного богослужения посреди осени, когда от окончания служения миновал час, Дима зашёл в братскую комнату, чтобы вернуть книгу Павлу Николаевичу, дьякону церкви. Вместе с ним в братской сидел и пастор церкви. Они предложили Диме присесть и он с удовольствием согласился. Ему налили кофе и угостили печеньем и конфетами. Это он тоже принял с радостью.

- Как дела, Дим? - Спросил пастор.

- Учусь жить по-христиански, - ответил он, - не всё получается.

- Не страшно. Мы с братом Павлом сидим рассуждаем и у нас к тебе есть один вопрос. Сможешь нам ответить искренно?

- Да, - Дима немного стушевался, не натворил ли он случайно чего-то не того.

- Вы с Дианой ничего пока не планировали? - Пастор улыбнулся.

- Мы через год хотели вернуться к этому вопросу. Чтобы я на ноги встал и…

- А люди в церкви спрашивают и ждут.

- Ой, братья, - Дима застеснялся, - я не знаю, можно или…

- Дим, - сказал пастор посерьёзней, - никто ведь нигде этих рамок не ставит ни тебе ни Диане. Вы всё равно всеми воспринимаетесь как пара, пусть будущая. Подумайте. Вас никто не осудит. Я могу с вами проводить душепопечительские беседы, подправлять, где нужно. Надо вместе ещё поговорить и можете объявить помолвку. Если почувствуете готовность.

- Братья… - Дима закрыл лицо руками. - Бог более добр и велик, чем я могу понять! Я ведь и крещение не расчитывал так рано принимать, а про свадьбу думал вообще в будущем. Неужели так бывает?

- Всё бывает, брат!

Дима по пути домой старался идти окольными путями, в глазах его временами стояли слёзы радости, и он их стеснялся. Он не знал, говорить ли это всё Диане, или братья ей сами скажут. Было даже желание уехать куда-нибудь и спрятаться, но не от страха, а от наплыва самых необычных и величественных чувств. И он даже радовался, что у него пока нет машины, потому что в таком состоянии он мог быть невнимательным к ситуации на дороге. Побродив по городу, он вернулся домой. Когда разделся и посмотрел в телефон, увидел там короткое сообщение от Дианы: “Позвони”. Он набрал её.

- Привет. Говори, я позвонил.

- Тебе Валерий Николаевич ничего не сказал? - Спросила с ехидцей она.

- Сказал.

- А что голос дрожит? Испугался?

- Растерялся. Мы то планировали где-то через год. Я не торопился.

- Правильно, что не торопился. Раз братья заговорили, может, это знак? Как думаешь?

- У меня сердце сейчас не выдержит.

- Вы-ыдержит, не притворяйся. И что ты решил?

- Прославить Бога! За все его милости.

- А потом?

- Ну, раз мы не умерли во время аварии и Господь аннулировал наше прощание… я должен тебе сделать предложение.

- М-м… Интересно. А когда?

- Завтра. Дай мне время поговорить с Богом. Я возьму папину машину и мы съездим на берег озера, и там я скажу тебе самые заветные слова! - Дима совсем раскис от переживаний, тогда как Диана держалась очень задорно.

- Аварии больше не будет? Я больше не хочу плакать о тебе, понял?

- Не будет. Будь уверена.

- До завтра.

Диана отключилась, а Дима быстро забежал в ванную, снова врубил воду на всю мощность и начал прославлять громко Бога. Он временами смеялся или рыдал от осознания этого славного величия. Он подставлял голову под струю и говорил Господу самые прекрасные слова. Такой человек был Дима Скляр. В прошлом порочный, но и тогда временами способный на благородные порывы. А тем более сейчас!

Свадьба состоялась зимой, в середине января, когда на улице было по-крещенски морозно, но очень ясно и чисто. Благословение прошло в доме молитвы, в том доме, куда Дима случайно зашёл летом, и потом клялся себе, что никогда больше не переступит порог этой странной церкви. Но всё-таки переступил. И свою невесту принял женой перед кафедрой этой церкви. Кто-то из верующих отметил, что это была самая красивая свадьба, которая только бывала.

Водитель высадил молодожёнов у Диминого подъезда и помахал им на прощание рукой. Они поблагодарили его и пошли в своё общее теперь гнездо. Поднялись на четвёртый этаж, пока Дима искал ключ от квартиры, Диана сказала:

- Занесёшь меня внутрь на руках? Или я для тебя тяжёлая?

- Лишь бы нам не застрять. И мне тебя не поцарапать.

- Постарайся.

Выглянул сосед, мужик лет пятидесяти и очень воодушевился:

- О, Димка, привет! Ты женился? Как зовут хозяюшку?

- Дианка, - улыбнулся Дима.

- Поздравляю, ребята! Живите мирно и счастливо!

- Постараемся. Спасибо, дядя Паш! Заходите как-то в гости.

- Не-е… Потом. Что вам мешать.

Сосед закрыл дверь, а Дима открыл свою и резким движением подхватил Диану на руки, так, что она даже пискнула от неожиданности. Аккуратно внёс её внутрь и посадил на кресло. Вернулся и закрыл дверь на замок. Новая жизнь началась.

Вскоре Руфь получила от Дианы небольшое письмо:

“Руфь, привет, сестрёнка! Пишу тебе письмо уже из Димкиной квартиры. Вернее, нашей с ним общей. Всё, мы поженились! Так всё необычно… Я вспоминаю нашу дружбу с ним тогда, когда мы были неверующими, и мне кажется, что он совсем другой. Сегодня утром он мне принёс кружечку кофе и я почувствовала себя такой важной!!! Но я не хочу обижать его и я тоже встала и приготовила ему омлет. Мне даже не верится, что не надо больше ничего ждать и ни с чем бороться. Я могу подойти и обнять его и в этом не будет чего-то странного. Нужно будет научиться вместе размышлять над Библией, мы пока что в эйфории живём и об этом не думали. Я думаю, вы с Сашей это тоже переживали, когда оказались вместе. Пожелай мне счастья, сестра, а я тебе желаю, чтобы и ты была счастлива в жизни и вере! Твоя Диана!”

ЭПИЛОГ.

На ковре посреди зала сидели два малыша, со всех сторон обложенные разными игрушками. Внешне это напоминало тихую гармонию, но временами они не могли поделить какую-нибудь безделушку. По возрасту они были почти ровесниками и по родству даже очень отдалёнными родственниками. Родители и того и другого только что пообедали и мирно беседовали о своих взрослых делах. Отцы сидели за столиком перед открытым ноутбуком, а мамы на диване так, что сыновья были прямо перед их глазами. Жизнь так сложилась, что две эти сдружившиеся однажды семьи, только сейчас смогли встретиться и собраться вместе для общения. Дима и Диана с сыном Лёвой приехали предыдущим вечером поздно на машине. На улице они встретились и долго и очень тепло обнимались, рассматривая друг друга, потому что с их первой встречи прошло четыре года. Саша, как и всякий мужчина, внимательно рассматривал автомобиль “Тойота Королла”, на котором приехали гости. Дима выгружал на землю небольшие пожитки, взятые в дорогу. Диана взяла сына на руки, чтобы тот неожиданно не вздумал убежать.

- Сколько лет машинке? - Спросил Саша.

- Пять. Пробег девяноста, примерно, - ответил Дима. - Я её для Дианки купил у товарища, а она не хочет на права сдавать.

- Я врежусь, - вставила Диана, не отрываясь от своего разговора.

- Так-то у меня ещё старенький “Прадо”, но он дороже по бензину, поэтому решили на этой поехать. А у тебя какая?

- Вон стоит, - показал Саша, - “Приора”, пробег уже за двести шестьдесят. Старенькая.

- На “Прадо” у меня сто девяноста, я много езжу.

- Здорово! Пойдёмте в наше жилище, - сказал Саша, - с нами живёт бабушка, она добрая и радушная, не смущайтесь.

- У вас старшему пять?

- Да, не узнаете его.

Сейчас же они, разомлевшие после обеда, сидели и разговаривали каждый о своём. Саша показывал Диме фотографии разных времён на ноутбуке. Открыл церковный сайт, пока ещё очень сырой и ненаполненный. Просто рассказывал о себе.

- Поздравляю, Сань, - сказал Дима, - слышал, тебя избрали пастором.

- Да, - сказал, вздохнув, Саша, - пока что ИО, делают испытательный срок на полгода, потом посмотрят, подхожу я или нет. Только ещё врубаюсь потихоньку, совсем не осознал пока.

- Тебе есть, у кого опыт перенять.

- У тестя? Он сейчас далеко живёт. Братья помогают, у нас хороший братский коллектив. Они это придумали, когда я в больнице лежал.

- Когда тебя наркоман ранил?

- Друг мой в прошлом, сейчас опять под следствием.

- Ты сейчас то нормально? Без последствий?

- Уже, считай, середина сентября. Месяц прошёл с лишним, ничего, оправился. На работе не заставляют пока тяжести таскать, знают, что нельзя. - Саша задрал футболку и показал шрам в районе солнечного сплетения.

- Опасное дело, - сказал Дима.

Вдруг между двумя полуторагодовалыми мальчишками произошло разногласие из-за машинки. Лёва выхватил её из рук Богдана и развернулся к нему боком. Тот возмутился и хотел отобрать, но Лёва его оттолкнул. Богдан скривился и заревел.

- Львуша, что за хамство? - Возмутилась Диана поведением сына. - Ну-ка, верни Богдану, разве так можно?

- М-м, - промычал несогласно Лёва и нахмурил брови.

- Это что ещё за история? Дима, требуется твоё вмешательство, - обратилась она к мужу.

Тот оставил на время Сашу и подошёл к малышам. Подхватил Лёву на руки и строго посмотрел, тот немного обмяк. Отец плавно, но настойчиво, вытащил из руки игрушку и отдал Богдану. Обе мамы наблюдали за реакцией, но её не последовало. Дима поставил сына на пол.

- И так всегда, - печально произнесла Диана, - мама кричит, шлёпает, дёргает, а результат не очень весомый. Подходит папа и наступает гармония. У вас, Руфь, тоже так?

- У нас, по-моему, наоборот, - с улыбкой вмешался Саша, - одного маминого предупреждения бывает достаточно.

- А ты?

- А папа у нас сама любовь и нежность, - сказала с иронией Руфь.

- В каждой семье свои настройки, - заключила Диана. - Димка так счастлив, что у нас есть Львуша. Он с ним тоже очень нежно общается. Маленьким он на Диминых руках лучше засыпал, чем на моих. И сейчас иногда к нам залезет и смотришь, он уже спит в объятиях отца.

- Слава Богу, ребята, что вы выбрались, - сказала Руфь, - мы бы никогда не собрались. Разок у вас побывали и всё.

- Приезжайте.

- Суета сует. А Женя, тот брат, ходит сейчас в церковь?

- Ходит. Он женился на Свете Можаевой, которая раньше на синтезаторе играла. Он ей всегда нравился, как она говорит.

- Слава Богу! И его судьба сложилась! - сказала Руфь. - А Витя приходит? Наш родственник с тобой.

- Витя может в собрание прийти, но никуда не движется. Умничает, умничает...

Дима поманил Диану рукой, а Сашу и Руфь попросил сесть рядом на диван. Они встали напротив дивана и Дима произнёс небольшую речь:

- Дорогие Саша и Руфь! Мы очень счастливы, что наконец-то вырвались из своей суеты и увидели вас в живую. Вы наши драгоценные друзья, которые помогали нам в самом начале. Каждая строчка из ваших писем четыре года назад была нам как глоток живой воды. Однажды я из эгоистичных побуждений пришёл на молодёжную конференцию и услышал там Сашины слова, которые потом породили во мне некоторое отчаяние. Я подумал тогда, что у меня уже никогда не будет ничего прекрасного в жизни. Будет грех, будет блуд, будут деньги. Но девушка, которую я считал для себя самой прекрасной, уже не будет моей. Я очень, очень жестоко ошибался! День за днём после аварии Господь мне стал показывать, насколько Он милосерд ко мне, жалкому грешнику Диме Скляру. Сегодня я живу с прекраснейшей для меня женщиной и воспитываю сына, в котором частички нас слились в одно целое. Я очень люблю их! Я сильно благодарю Бога за всё! И мы счастливы, что стали вашими друзьями, Саша и Руфь! Мы хотим оставить вашей семье один скромный подарок от нас, как знак нашей признательности. Ты ведь, Саш, часто ездишь в ребцентр и по другим делам. Плюс, детей нужно туда-сюда… - Дима сделал паузу. - Мы дарим вам автомобиль, на котором вчера приехали! Пусть он послужит вашей благословенной семье!

Дима отдал Саше ключи, но тот настолько растерялся и расстрогался, что не мог ничего понять. Руфь тоже смотрела на Диану вопросительно.

- А вы как?

- У нас есть “Прадо”. А домой уедем на вашей. Завтра я помогу оформить все документы. Только не отказывайтесь, друзья. Мы живём состоятельно, нормально, и хотим вас поддержать тем, что имеем.

- Значит, мы с тобой, Саша, ещё не всё о Боге знаем, - Руфь встала, обняла Диану и они вместе заплакали от счастья.

- Да, братья и сёстры, - в волнении сказал Саша, - есть на земле перед Богом настоящая дружба! Димка, ты брат мой, друг искренний, которого послал мне Бог, мой Спаситель, любящий и жалеющий меня и мою семью!!!

Два малыша завороженно смотрели на родителей, которые в слезах и с улыбками счастья на лицах, обнимали друг друга. Два отца и две матери, два брата во Христе и две сестры!

________________________________

НЕ ОДИН.

Начало.

Мама с укоризной глянула на свою почти уже повзрослевшую дочь, которая воткнула ноги в уличные туфли и вышла за дверь. Младшенькая в семье и видно немного избалованная, не всегда она слушала мать в детстве, а сейчас и совсем временами поступала по-своему. Дверь не заперла и мама всё же крикнула ей вслед:

- Лия! Ты одну меня хочешь оставить? Скоро гости придут, куда собралась?

- Я быстро, - дочка заглянула одной головой.

- Как быстро? Меньше часа осталось! - В голосе мамы немного проскакивал своеобразный немецкий акцент, особенно, когда она говорила с огорчением.

- Я приду, - ответила Лия уже из сеней дома.

Анна Яковлевна махнула рукой и пошла расстилать скатерть на большом столе, за которым обычно собирались члены семьи и гости их маленького, но уютного домика. Сегодня они ожидали к себе дорогих гостей из церкви, в которой старший сын Анны Яковлевны Вениамин был пресвитером, а муж Франц Давидович диаконом. Двое других сыновей, Давид и Иосиф, занимались пением, посещением пожилых и служением среди молодёжи. Для матери огорчительно было сознавать, что не получалось у них полностью обратить Лию в общую живую христианскую веру. Лия прекрасно знала всех посетителей небольшого собрания, легко с ними со всеми общалась и даже посещала церковь, но не от души. Когда в церкви начала образовываться группа молодёжи, братья старались и её привлекать туда. А Лия ходила по настроению. И даже сейчас, когда к ним должны прийти в гости молодые ребята, она куда-то ушмыгнула. Сыновья позвали Лёшу Морозова и его невесту Дашу Максимову в родительский дом, чтобы обговорить детали свадьбы, которая вот-вот должна была состояться в доме молитвы. Алексей уверовал не так давно, года два назад, но очень искренно последовал за Господом. До него молодёжь церкви состояла лишь из потомков уже принадлежащих к церкви людей. Лёша вошёл неожиданно и стал вдохновением и радостью для более пожилых христиан. Он ревностно взялся за изучение Библии и быстро взошёл на кафедру, помогая в служении детям и мужу Анны Яковлевны. Франц Давидович очень любил молодого брата и поддерживал его во всех начинаниях. Отец Алексея, Виктор Морозов, был его хорошим знакомым, но всё время спорил с Францем относительно веры. И очень сильно изумился, когда узнал, что Лёшка, только пришедший из армии, всем своим существом ухватился за евангельскую истину и быстро прилепился к баптистской церкви. Виктор даже обиделся слегка на сына за такое решение, однако Франца он очень уважал за его добродушность и всё-таки Лёшку на это дело благословил.

Невестой Лёши стала внучка уважаемого проповедника церкви Аркадия Семёновича Леймана, ушедшего к сожалению из жизни в конце восьмидесятых. Даша впитала искреннюю веру даже не столько от мамы, сколько от деда, очень возлюбившего однажды Господа Иисуса и много лет посвятившего служению проповедью. И сама Даша, уверовав, восхищалась людьми, из которых состояла небольшая церковь. Аркадий Семёнович по происхождению был евреем, Франц Давидович с семьёй немцами, кто-то из верующих был русским или украинцем или татарином. Братья и сёстры, прожив непростые времена советского периода, смиренно любили друг друга, несмотря на национальность или положение. Даша открыла сердце для Господа в семнадцать лет.

Все трое сыновей Франца и Анны уже были женаты и избранницы их переехали все из других городов. То есть, предстоящая свадьба была новым открытием церкви, только ещё входящей в грядущие преобразования непростых девяностых. Оглядываясь из будущего, можно сказать, что наступала очень замечательная эпоха роста и преображения церквей на руинах бывшего Союза. Но герои этого повествования об этом ещё не знали.

Анна Яковлевна услышала шум и детские голоса на улице. Как-будто договорившись, всем скопом вошли все её сыновья со своими семьями. Она обрадовалась, сейчас девочки невестки ей немного помогут и вместе они складно обставят стол для грядущего общения. Работа закипела и матери даже показалось, что ей теперь и делать то ничего не надо. Послал Господь поддержку, не оставил в тревоге и одиночестве!

Запыхавшись, вошёл хозяин дома, бегавший до дома молитвы по каким-то своим делам. Франц разулся и пожал руки своим сыновьям, поднял на руки маленького внука.

- Во, мать, как ты всё организовала, - похвалил он жену.

- Я, думаешь? Господь это помогает! Я возилась, возилась… Лийка вообще убежала.

- Видел, - сказал Франц, - стоит балагурит со своим Ванькой.

- Сходи, Ося, кликни её, - обратилась мать к младшему сыну, - сейчас Лёшка придут, а она бродит по соседям.

Иосиф быстро вышел поискать сестру. Вениамин что-то записывал в блокноте и временами поглядывал в Библию. До времени прихода гостей оставалось минут пятнадцать. Хоть встреча была неофициальной, все они чуть-чуть волновались, потому что хотелось хорошо организовать эту свадьбу.

Лия тем временем беззаботно болтала с Иваном, живущим через три дома от них. Тот выкатил старый мотоцикл “Урал” с коляской и замасляными руками копался в его механизмах. Иван был физически крепким, но не очень разговорчивым и больше любившим возиться с техникой, чем бродить по улицам и искать приключения. Помимо “Урала” у него во дворе стоял новенький “Восход” и оставшийся с детства мопед “Рига 16”. Лия иногда бесцеремонно напрашивалась к нему на пассажирское сиденье, что его смущало и вгоняло в краску. Он стеснялся девчонок, даже соседских, но Лия часто составляла ему компанию и Иван даже научил её управлять двухскоростным мопедом. Она уговаривала его, чтобы он дал ей попробовать прокатиться на “Восходе”, но Иван не соглашался, опасаясь, как бы она не навернулась и что-нибудь себе не повредила. Всё равно, ему нравилось, что внешне симпатичная и весёлая Лия любит с ним общаться.

- Дедов моцик, - по-деловому сказал Иван. - Семьдесят девятого года. Восстановлю и буду по лесам гонять.

- Прокатишь?

- Опять будешь за руль проситься? - Сказал с тоской Иван.

- В лесу то не страшно, - парировала Лия, - ты сзади сядешь и будешь страховать.

- Не… - смутился парень. - Издеваешься, что ли? В коляске прокачу, когда налажу.

- Испугался, - засмеялась она. - Ладно, не тушуйся, хотя бы в коляске. Не хочешь ты, чтобы я мотогонщицей стала. Почему все считают, что девушки не могут водить машину или мотоцикл? Или ремонтировать?

- Руки, видишь, какие?

- Ну и ладно! Пусть лучше в масле, чем в тесте. Я не люблю, к примеру, тесто месить. А мама мне: это женская работа! А я хочу гонять на чём-нибудь.

- Попроси у Вени, - сказал Иван, увидев, как машина Лииного брата подъехала к дому Янценов.

- Он ещё больший бирюк, чем ты, - сказала Лия.

- Он мне говорил, что это родственники из Германии ему денег прислали, - с небольшой завистью произнёс Иван.

- Хочешь иметь родню в Германии? - Засмеялась Лия.

- Да иди ты… - Иван натурально покраснел, понимая на что она намекает.

Из ворот родительского дома вышел Иосиф и Лия поняла, что это по её душу. Одновременно с другой стороны от дома из переулка вывернули Лёша с Дашей. С ними шёл незнакомый паренёк невысокого роста и что-то вполголоса рассказывал Лёше. Иосиф подошёл и пожал руку Ивану за запястье, чтобы не испачкаться маслом.

- Привет, братишка. Гости уже идут, - Лия показала пальцем.

- Мама тебя потеряла. Совсем то не наглей.

- Мама суетится много, - оправдалась Лия, - так то мы всё приготовили, я ей помогала всё утро.

- Ладно, иди, Лия, - сказал чуть сурово Иван, - не обижай тётю Аню.

- Ой… - скривилась она, - одни учителя вокруг!

Лёша и Даша подошли и поздоровались со всеми. Лия обняла Дашу и сказала ей что-то на ушко, та заулыбалась. Иван был знаком с Лёшей, который бывал в гостях у Лииных родителей. Он неумело и со стеснением поздравил его с предстоящим сочетанием. Паренёк, пришедший с Лёшей и Дашей, стоял немного в стороне и явно чувствовал неудобство. Лия встретилась с ним глазами и улыбнулась, что окончательно смутило молодого человека.

- Ладно, Вань, извини, - сказал Иосиф, - у нас тут общение намечено, мы пойдём.

- Смотрите сами.

- Ты мне обещал, - на прощание сказала ему Лия, показывая на мотоцикл с коляской.

- Прокачу, не бойся.

Они пошли к родительскому дому, Лёша разговаривал с Иосифом, Даша шла справа от Лёши, а Лия оказалась рядом с Лёшиным другом, о визите которого никто не знал.

- Лия, - представилась она пареньку.

- Пётр, - скромно и серьёзно сказал он.

- А по отчеству?

- Андреевич, - парень улыбнулся.

- Цевильно звучит, - прикололась она. - Я сестра местного пастора и Иосифа. А ты Лёшкин друг?

- Нет. Мы неделю назад познакомились, - смущённо сказал Петя. При этом остальные вошли во двор, а он и Лия задержались. - Я случайно встретил Дашу, а она меня с Лёшей познакомила. Они меня опекают.

- В чём опекают?

- Помогают мне разобраться в себе, - грустно сказал парень.

- А что тут разбираться? - Не поняла Лия. - Ты молодой парень, так? Где-то учишься, о чём-то мечтаешь. В армии был?

- В апреле вернулся, в конце.

- Прекрасно, - она развела руками. - Зачем тогда в себе копаться? Интересный молодой человек, отслуживший в армии, живущий обычной жизнью… всё хорошо. Жениться не собираешься?

Тут парень срезался и ей даже показалось, что разозлился на что-то. Она поняла, что надо немного притормозить. Это тебе не Ванька. Да и тот не любит, когда она над ним подшучивает.

- Извини, - скромно сказала она.

- Ты не при чём. Просто… Не так всё гладко, как ты нарисовала. Не особо я интересный. В армии отслужил, а ума не прибавилось. Школа жизни ничему не научила.

- Я задела за больное?

- Немного, - сказал Петя и глянул ей в глаза. Она почувствовала волну чего-то тяжёлого, пережитого этим пареньком. Ей показалось, что он ищет у неё поддержки. Она даже тряхнула головой. В ней промелькнуло чувство сострадания к нему и ощущение какого-то доверия и даже родственного сопереживания. Их глаза снова встретились.

- Если что, можешь меня в расчёт не брать, - сказала она, - я ещё неверующая, я вряд ли могу кому-то помочь. Пусть Лёшка или Иосиф…

- Даша училась с моим братом, с Виталькой, - проговорил Петя. - А тут встретились… Я с похмелья был и очень злой. А она так по-доброму… Я последний месяц совсем опустился.

- Из-за чего?

- Да… - он опустил глаза. - В любовь решил поверить. Бывшая соседка после службы встретилась. А я как дурак… Не было у меня опыта. А она предательницей оказалась.

- Сильно обманула?

- Не знаю, - Петя покраснел и скривил рот, - может, это нормой считается. Я то хотел ради неё… Ничего не жалко было. А она со мной как с дурачком.

- Бросила? На другого променяла?

- Да там, и менять ничего не надо было. Как я понял, я был на скамейке запасных. А у неё уже сожитель был. Из богатеньких, кооператор.

- Ну и что ты переживаешь? - Лия попыталась его поддержать. - Может, это к лучшему? Она бы и по жизни тебя обманывала. Есть такие бабы! Не бери сильно в голову. Найдёшь себе потом скромняжку, вроде Даши, будут очень добрые отношения. Я, конечно, ещё сама молодая, может, не имею права других учить. А тебя Лёша сюда позвал?

- Случайно за ними увязался. Они мне помогают, про Бога говорят. Я тоже неверующий. Хорошо, что немного остановился. А то, последнее время бухать начал, маму до слёз доводить. Один раз чуть не траванулся.

- А ты в церкви нашей был? - С состраданием спросила Лия.

- Лёша зовёт, я пока думаю.

- Лёшка по словам отца очень сильно уверовал. Раньше тоже неверующим был. Дашку то я с детства знаю. А он в позапрошлом году появился.

- Спасибо, - вдруг сказал Петя и снова глянул ей в глаза.

- За что?

- За то, что слушаешь мои сопли. Я перед Дашкой и перед Лёшкой даже ревел однажды. В армии меня бы совсем не поняли, за чухана бы приняли…

- Да пошли они… Может же человеку быть грустно. В этом смысле церковь совсем по-другому к людям относится. Я иногда хожу на собрания. Там и мужчины могут каяться со слезами. Дашкин дедушка даже во время проповеди мог заплакать. А он в войну врачом был полевым. Очень хороший дядька был, умер уже.

- Меня Лёша на свадьбу позвал в качестве гостя, я хочу пойти, - сказал Петя, - а ты пойдёшь?

- Я буду свидетельницей со стороны невесты! Вот какую честь мне оказали!

- Здорово! Чуть попозже я и в церковь приду. Сейчас пока себя нечистым чувствую, столько глупостей наворотил.

- Приходи на молодёжку. Лёша с моими братьями ведут.

- А у тебя сколько братьев?

- Три, - улыбнувшись, сказала Лия, - Вениамин, Давид и Иосиф, который сейчас с Лёшей ушёл.

- Имена такие… Немецкие?

- Библейские. В баптистских церквях часто так детей называют. Я вот Лия. Так звали одну из жён Иакова, когда будешь читать Библию, прочитаешь там. Вторая была Рахиль. Сегодня наше ухо режет.

- Да, - улыбнулся Петя. - Мужские ещё иногда слышал, Вениамин, Иосиф, а женские.

- По-русски вообще прикольно будет, - окончательно развеселилась она, - Рахиль Иванова, Руфь Сидорова, Сарра Петрова! У тебя как фамилия, если не секрет?

- Береговой.

- Вот представь, к примеру, Сарра Береговая или Руфь Береговая, а? Хорошее созвучие – Руфь Береговая!

Петя расслабился в общении с Лией и тоже от души посмеялся. Трудно было объяснить почему, но между ними проскочила искорка доверия и простоты. Лия в самый последний момент остановилась, когда из её уст чуть не выскочило сочетание “Лия Береговая”. Это бы уж совсем неприлично прозвучало. Ей даже не хотелось идти в дом, где собравшиеся братья обсуждают с будущими молодожёнами тонкости свадьбы. Её то роль в процессии будет очень простая и понятная. Петя почувствовал, что накопленное за последнее время напряжение слетело с его измученной тяжёлыми мыслями души. И пока внутри дома шло важное обсуждение, здесь на улице происходило тоже нечто важное, но суть этого важного откроется им только в будущем.

Там, внутри, даже не заметили, что Лии не было вместе со всеми за столом. Лишь спустя некоторое время вышла мама и пристыдила дочь:

- Ты что, бесстыдница, гостя баснями кормишь? Заходите давайте. Не стесняйся, парень, домик у нас маленький, но места всем хватит.

Лия махнула головой, приглашая Петю внутрь дома. Дом и действительно был небольшим, даже трудно было представить, как здесь прежде помещалась семья из шести человек. Многодетные семьи в советское время были явлением редким, среди Петиных друзей ни у кого почти не было больше одного брата или сестры. Петю усадили рядом с Лёшей, подали глубокую тарелку с красным супом. Он почувствовал себя так хорошо, что в душе ему захотелось сказать “Слава Богу!” Такие слова для него были ещё непривычны. За столом шла неспешная беседа о мелочах предстоящего торжества бракосочетания, но парень почти не вникал в то, что говорят братья и сёстры. До сегодняшнего дня он чувствовал в душе страх по отношению к странной вере Лёши и Даши и сомневался в том, идти ли ему на свадьбу. Однако общество гостеприимной семьи Янцен окончательно убедили его в правильности его первичного решения. Ещё одним вдохновением для него стал разговор с Лией. Ему показалось, что ни одна девушка на земле не была с ним такой лёгкой в общении.

Два часа, проведённые в гостях служителей церкви, показались Пете самыми счастливыми за последнее время. Эти люди не осуждали его и даже наоборот непринуждённо поддерживали. На обратном пути он проводил до дома Лёшу с Дашей и пошёл домой. Отец дремал на диване, а мама сидела перед телевизором, смотря какой-то новомодный бразильский сериал. Она заметила, что сын вернулся и вышла в прихожую. В глазах её была тревога, за последние недели она привыкла к выкрутасам со стороны Пети и его возвращение домой воспринимала с опаской. Но сегодня, как и всю прошедшую неделю, Петя пришёл спокойный и трезвый. Он выкурил одну сигаретку, во всём остальном был вполне нормальный. Мама вздохнула с облегчением.

- Всё хорошо? - Спросила она.

- Да, слава Богу!

- Я рада за тебя. Ты сегодня необычный какой-то.

- Я познакомился с хорошими людьми, - с улыбкой ответил он.

- С какими?

- С верующими. Ты Дашу Максимову помнишь?

- С Виталькой училась? Помню, - мама тоже улыбнулась.

- Она замуж выходит, меня на свадьбу позвали. Она в баптистскую церковь ходит, жених её оттуда.

- Я помню, - маму немного закусило. Слово “баптист” воспринималось в обществе как синоним сектанства. И иногда она боялась, как бы её дети не вляпались в какое-нибудь “Белое братство”, о котором везде начали говорить в начале девяностых.

- А сегодня я с ними случайно попал в семью служителей этой церкви, - продолжил Петя. - Мне стало так хорошо на душе во время этого общения.

- Ужинать будешь? - Спросила Ксения Андреевна.

- Конечно, - радостно ответил Петя.

Счастье.

Вскоре у новых друзей Пети Берегового состоялась долгожданная свадьба. И происходило всё не в съёмном кафе, как было принято у многих, а прямо в доме молитвы, небольшом по размерам, но в этот день очень интересно украшенном. Петя пришёл по указанному адресу, подошёл к воротам и скромно встал недалеко от калитки. В ЗАГСе у него побывать не получилось и он пришёл прямо сюда. Во дворе и внутри здания церкви происходили подготовительные движения, но Петя пока не знал, что делать ему. Жених с невестой ещё не подъехали и некоторые люди периодически выходили на улицу поглядеть на дорогу, не едут ли они. В какой-то момент из двора вышел уже видевший парня пастор Вениамин и заметил гостя. Подошёл и очень гостеприимно его поприветствовал и позвал внутрь. Петя чувствовал себя неуютно, большинство людей не были знакомы ему и не знали его. Он поздоровался с Анной Яковлевной, которая вышла из прихожей дома молитвы с круглым хлебом на белоснежном полотенце. Виновников торжества ожидали с минуты на минуту. Петя заглянул в пакет, что был в его руке, там лежала большая открытка, подписанная его рукой, и конвертик с небольшой суммой денег в подарок. Люди начали высыпать на улицу и кто-то из братьев громко крикнул: “Едут!”

Действительно, на улице раздавались перебивающие друг друга сигналы автомобилей. Люди выстроились полудугой на улице и, когда машина с новобрачными остановилась, их практически окружили со всех сторон. Двое мужчин фотографировали весь процесс. Петя из-за средненького роста и ощущения новизны стоял за спинами верующих, встречающих процессию. Это не смущало его, он был рад, что может вообще здесь побывать, хотя бы в роли скромного гостя.

Народ постепенно начал заходить во двор и внутрь здания и Пете довелось увидеть мельком Лёшу с Дашей. Жених в белой рубашке и чёрном пиджаке, высокий и заметный с разных сторон, и невеста в воздушном свадебном платье и маленькой шляпке на голове. Из второй машины вышли свидетели и ещё двое мужчин. Лия Янцен, с которой он недавно беседовал возле дома её родителей, выглядела сейчас празднично и торжественно. Белоснежная блузка, поверх которой висела яркая красная лента, выделяли её среди остальных молодых девушек. Она от души улыбалась и говорила приятные слова в адрес молодожёнов. Петю она пока не заметила.

Когда Петя вошёл внутрь, он удивился, увидев украшенный цветами и шариками зал с деревянными лавками и массивной кафедрой впереди. На православный храм это здание абсолютно не походило. Он совсем не понимал, где же здесь может происходить брачный пир, как называла его Даша, и ему оставалось только дождаться того, что будет дальше. Люди расселись на лавки, а Лёша и Даша сели на отдельную скамью справа от кафедры. Постепенно гул в зале стал утихать и за кафедру вышел Лиин брат Вениамин.

- Приветствую, дорогая церковь, - начал речь он, - очень хорошо, что по милости Господа мы с вами собрались для торжественного праздничного богослужения, посвящённого благословению новой семейной пары в нашей церкви! Я хочу, чтобы мы начали с молитвы.

Все встали на молитву и Петя присоединился к церкви в этом. Молитва была ещё не очень понятным действием для него и лишь несколько раз он в этом участвовал вместе с Лёшей. Что-то внутри него пока противилось необходимости молиться, хотя Лёша и Даша ему об этом говорили. Люди сели на места. Вениамин раскрыл Библию и начал зачитывать небольшие отрывки оттуда. Пете его новые знакомые подарили маленькую книжку “Новый завет”, но у него пока не получалось что-то в ней понять.

- Что такое семейное счастье? - Задал пастор вопрос молодым и потом посмотрел в зал, обводя глазами всех. - Люди очень хотят быть счастливыми. Они ищут этого великолепного переживания! Все наши знакомые заняты этим. Возможно, вы видели много влюблённых парочек, гуляющих по нашим вечерним улицам. Видели? И почему-то проходит сколько-то времени и те, кто вчера со счастливыми лицами клялись друг другу в любви, отторгают друг друга и разочаровываются в возможности семейного счастья! Почему, братья и сёстры?

- Из-за обмана, - вдруг вырвалось у Пети, всё ещё помнящего свои тяжёлые переживания.

Пастор немного смутился и некоторые люди изумлённо посмотрели на новенького парня, сказавшего это. Петино лицо покрылось краской стыда и он вжал голову в плечи.

- И это тоже бывает, - пастор быстро нашёлся и отвлёк излишнее внимание от Пети. - Я бы даже сказал, люди сами обманываются. Они ожидают одного, а происходит другое. Вот мы сейчас с вами и попробуем разобраться, что же нам говорит Библия по этому поводу. Прочитаем Ефесянам пятая глава двадцать пятый стих. “Мужья, любите своих жён”. Какие простые и приятные слова, братья и сёстры. Какая жена не хочет, чтобы её любил самый близкий человек? Вы слышите, мужья? Бог призывает нас любить наших жён! Но, что это значит? Давайте подумаем об этом. Это слово универсальное и оно обращено ко всем мужьям и к любому мужу в отдельности. Я тоже муж! Я должен учиться этому, как и вы. И к тебе, брат Алексей, сегодня обращены эти слова. Вот твоя молодая жена и ты будешь должен её любить! Это говорит тебе Бог! А какой ты её должен любить? Только в таком красивом наряде? С шикарной причёской и в прекрасном настроении? Только по праздникам и торжественным дням?

Петя заметил, как Лёша застеснялся и переглянулся со своей невестой. Глаза Пети вдруг встретились с глазами Лии, которая сидела слева от молодожёнов на боковой лавке. Она улыбнулась и помахала ему рукой. Петя снова сильно застеснялся и опустил взгляд.

- В Писании нет таких условий! Бог призывает любить жену любой и в любом состоянии. Это призыв, заповедь, наставление Господа! Если мы ставим условие, то мы не исполним Божий призыв к нам, мужьям. Твоя жена может заболеть, расстроиться из-за капризов детей, потерять работу или пережить тяжёлые времена. Она может временами быть капризной или измученной. И даже в этом случае Божий призыв не отменяется. Это сказано тебе и ты заботься о том, чтобы исполнить! Путь к семейному счастью – это путь навстречу друг к другу. Для мужа он состоит в умении любить! Но, ты невеста не расслабляйся, - сказал пастор и Петя заметил улыбки на лицах женщин и девушек в зале. - Что же говорит Слово жене, чтобы и она имела свой вклад в семейное счастье? Читаем. “Жена да боится мужа своего”. Во как! Я знаю, что для многих женщин эти слова звучат неприятно. Перед моими глазами всегда был пример моей мамы, Анны Яковлевны. Если кто из жён хочет увидеть пример боящейся жены, приходите к моим родителям. Вы спросите, как она боится? Франц Давидович бьёт её или ругает? Нет, братья и сёстры! Мой отец мягкий человек, любящий мою маму. Как же она боится? Для неё всегда на первом месте то, что делает её муж. Она может советовать ему, но она не командует им. Она приняла это из Библии, отказавшись от образцов поведения жён этого мира. И я скажу вам, Алексей и Дарья, что эти библейские слова должны направить вас навстречу друг другу. Он учится любить, а она учится уважать мужа. Только так.

Петя сидел и размышлял над словами Вениамина. Попытки понять слова Евангелия, когда он делал это в одиночестве, не увенчались большим успехом. Но сейчас, слушая слово с кафедры, к которому пастор прилагал объяснение, он вполне мог эти слова вместить. Единственное, он испытал, что не совсем соглашается со словами пастора. Его горький опыт отношений с обманувшей его подружкой исказил в его сознании образ женщин вообще. Он испытывал опасение теперь к ним ко всем. И пожалуй, только общение с Лией немного заставило расслабиться его разум. Петя задавал себе вопрос, а возможно ли вообще семейное счастье, и он пытался разобраться, не обманывают ли себя Лёша и Даша в том, что поверили в это полумифическое счастье. Он посмотрел на их лица. Судя по выражению их глаз, они не сомневались ни друг в друге, ни в библейских словах. Он глянул на Лию. Она что-то шептала свидетелю со стороны жениха, коренастому пареньку двадцати с небольшим лет. Пете даже показалось, что она насмехается над словами своего брата, хотя слышать её слова он конечно не мог.

- И мы с вами должны добавить ко всему сказанному, - продолжил Вениамин, - что непосредственным участником семейного счастья должен стать Сам Господь! Писание говорит, что если Господь не созиждет дома, то напрасно трудятся строящие его! Каждый человек должен впустить в свою грешную жизнь Иисуса Христа, и также, каждая семья должна впустить внутрь своей совместной жизни Господа. Сегодня мы помолимся церковью о благословении вашего брака, но впустить и призвать Господа к себе можете только вы сами. Вы слышите меня, Алексей и Дарья? Я не смогу каждый день приходить в ваш дом и упрашивать Господа жить там. Это должны делать вы сами, доверяя Ему!

Петя опять не совсем понял ход мыслей пастора. Зачем внутрь семьи каким-то неведомым способом впускать Бога, Который обитает где-то на небесах? В его голове пока путались эти мысли, но он почувствовал, насколько полезно размышлять о библейских словах, чтобы хоть что-то понять. И самое главное, пастор утверждал, что невидимый глазу человека Бог участвует в каждодневной жизни семейной пары. Опять же, это ставило перед ним больше вопросов, чем ответов. “Приходи на молодёжку”, - сказала тогда Лия. Да, понял он, ему нужно приходить на общение христианской молодёжи и участвовать в беседах о Библии. Там он сможет задавать вопросы и рассказывать о том, что чувствует внутри. Да и сама церковь теперь ему стала немного понятней, чем несколько дней назад, когда от только услышал о ней от Даши.

- И последнее, - говорил пастор, - семья – это небольшая домашняя церковь. Так у нас должно быть. Муж и жена вместе встают перед Богом на молитву, исповедуют свои ошибки, размышляют над Словом Божиим. Это практическая часть хождения семьи перед Создателем. Давайте ещё раз вернёмся к тому, с чего мы начали. Мы употребили слово “счастье”, но, кто из нас до конца понимает, что оно значит? Не спешите быстро отвечать. Это очень глубокое понятие. Счастлив ли я, когда приболел мой маленький сын? Я молюсь за его здоровье, но… В моей душе тревога, в моих глазах слёзы. Так счастье ли это? А если мы в чём-то не поняли друг друга с женой, счастливы ли мы? И я понимаю, что я счастлив, потому что мы вместе проходим через трудности, мы заботимся друг о друге и даже забываем себя и в этом проявляется наша любовь! И когда трудности облегчаются, я прижимаю к себе свою жену и мы становимся намного ближе, чем прежде! Так что же такое счастье? Это соучастие, совместное переживание и трудных и радостных моментов. Это ощущение слияния двух людей, посвятивших себя друг другу перед Богом! Это взаимное послушание Богу в том, что касается роли каждого в браке. Если я люблю свою жену и забочусь о ней, то и ей легче уважать меня и мои решения. Если она оказывает мне честь, то и мне легче любить её и снисходить к её слабостям. Запишите это в своих сердцах, Алексей и Даша, и двигайтесь навстречу друг другу. Слушайтесь Бога в том, о чём мы с вами говорили только что. Сохраните свою любовь и устрояйте семейное счастье, чтобы потом передать его своим детям.

Петя вспомнил своих родителей. Они не были христианами, но между ними была какая-то любовь. Иногда они спорили и Петя в детстве очень боялся, что они разведутся, как разводились некоторые супруги из знакомых. Всё-таки родители сохранили семью и Петя изредка становился свидетелем, как отец мог извиниться перед мамой за резкий тон или грубые слова. Может быть, Бог помогает хранить мир и в нехристианских семьях? Иначе все браки бы рассыпались и все дети вырастали бы в неполных семьях и сами потом несли это неустройство дальше. Слова пастора сильно задели его душу, в которой ещё очень многое было максималистским и даже жестковатым. Он понял, что даже его неудачная попытка реализовать свою любовь к обманувшей его женщине была порывистым стремлением к счастью. Наивной и идеалистической верой, что счастье даётся легко и без всяких усилий. Петя был благодарен Вениамину за наставление, хотя касалось это наставление Лёши с Дашей. Но и он, ещё не пришедший к вере парень, вдруг сделал из этого наставления для себя открытие, которое объяснило ему многое. Движение навстречу, взаимность, вложение усилий, взаимная забота… Всё это было очень правильным! Он, Петя Береговой, захотел влюбить в себя женщину, которая не имела к нему взаимности, как-будто его рыцарское поведение должно было действовать независимо от того, чего хочет она. Он признался себе, что свешал всю вину на неё, сняв тем самым с себя ответственность за свою навязчивость и неприятие отказа во взаимных чувствах. В этот момент он внутренне освободился от остатков груза своего огорчения. Он смотрел на молодожёнов и видел, что они взаимно готовы передать свои жизни друг другу, без всякого принуждения с чьей-либо стороны. Всё! В его сердце всё встало на место. Он даже осознал, что вывод этот каким-то неведомым путём вложил в него Бог, о Котором только что говорил молодой пастор этой церкви. Эта проповедь, обращённая к новобрачным, одновременно перевернула внутренний мир Пети Берегового! Он опёрся руками о спинку стоящей впереди лавки и уткнулся лицом в руки, со стыдом пряча слёзы, что потекли из его глаз.

Тем временем, пастор перешёл к торжественному моменту сочетания молодых. Он задал каждому из них вопрос о согласии перед Богом вступить в брак. После этого он встал напротив, а молодые встали на колени и пастор возложил на них свои руки, произнося молитву благословения на их будущую жизнь. Потом он громко провозгласил их мужем и женой. Люди начали подходить, обнимая молодых и пожимая им руки. Им дарили цветы и говорили добрые пожелания. Кто-то фотографировался с ними. Петя подошёл в самом конце выстроившейся очереди и тоже искренне поздравил Лёшу и Дашу. Дальше объявили перерыв и мужчины начали перестановку в зале, вынося лишние лавочки и устанавливая длинные столы в два ряда. Петя присоединился к общему труду и в этот момент почувствовал себя полезным соучастником радостного события церкви.

Дальше началась праздничая часть бракосочетания, во время которой Петя занял место в дальнем углу и с интересом наблюдал за происходящим. Вели поздравительную часть свидетели. Свидетеля со стороны жениха звали Лёней. Несмотря на отсутствие спиртного, свадьба получилась очень весёлой, наполненной смехом и радостью, перемешанными со слезами родителей, благословивших своих детей. Под ногами Пети стоял его пакет с подарком, но он всё время стеснялся и не решался подойти и подарить его молодым. Каждый раз кто-то из верующих его опережал. После очередной песни, спетой сёстрами, вышла Лия и сказала:

- Ну что, друзья, неужели сегодня подарены все подарки? А?

Больше никто не выходил с поздравлением или подарком и Петя тоже сидел и не мог преодолеть себя.

- Ну всё тогда, - сказала Лия, - придётся отпускать наших молодых, чтобы они шли в своё уютное гнёздышко. Точно больше нет поздравлений?

- Есть, - наконец-то преодолел себя Петя.

Лия обернулась к нему и поманила его к себе.

- Та-ак! Погодите, Лёша и Даша, у нас есть ещё, чем вас порадовать! Выходи сюда, пожалуйста. Дорогие братья и сёстры и все родные и близкие, видите, нашёлся для наших молодых ещё один поздравляющий. Знакомьтесь, это Пётр Андреевич! Запомните это имя! Сейчас он скажет ребятам очень хорошие слова!

- Дорогие Лёша и Даша, - начал Петя, - я вас… от души поздравляю! Я вам очень благодарен, что вы позвали меня на свою свадьбу. Я хочу пожелать, чтобы в вашей жизни исполнились все те прекрасные слова, которые говорил пастор Вениамин! Я ещё совсем не знаю Библию, но то, что я услышал сегодня, это настоящее открытие! Идите навстречу друг другу, не обижайте друг друга, любите друг друга и Господа!

- Ого, - радостно сказала Лия, - мне одной это показалось? Как-будто я услышала продолжение проповеди, сказанной Вениамином. Хорошее начало, Пётр Андреевич! Спасибо за смелое участие в поздравлении. Апплодисменты, братья и сёстры!

Люди захлопали, а Петя смущённо отдал подарок и сел на своё место.

Вскоре молодых действительно отпустили с праздника, но некоторые люди ещё оставались, сёстры потихоньку начинали убирать со столов, а Петя не знал, что ему делать дальше. Ему было хорошо в общении с верующими. С ним поздоровались некоторые братья, имена которых он не очень запомнил. Вдруг к нему за почти опустевший стол подсела Лия. Было видно, что она очень устала от множества дел и впечатлений сегодняшнего дня, но почему-то она решила уделить ему небольшое внимание.

- Как впечатление? - Спросила она.

- Прекрасно, - сказал он. - Мне понадобится неделя, чтобы всё уразуметь. Твой брат очень умный, его проповедь заставила меня о многом подумать. И вообще, я сегодня как в раю побывал.

- По-моему, сегодня рай для молодожёнов, - она улыбнулась. - Ты очень хорошее поздравление сказал, мне понравилось. Кто его знает, может, и ты будешь проповедовать с этой кафедры.

- Ты сегодня очень красивая, - неожиданно сказал Петя и опустил глаза.

- Только сегодня? Да ладно, не смущайся, я шучу.

- Ты знаешь, - сказал Петя, - после проповеди Вениамина я освободился от своих тяжких дум. Глупый я, однако. Попытался влюбить в себя женщину, которой я был не нужен. А теперь всё, я успокоился! Надо поблагодарить Вениамина. И Бога.

- Ты стал верующим?

- Не знаю, - сказал Петя. - Но я точно стал немного счастливей, чем прежде.

- Ты ещё совсем молодой, твоё счастье впереди. Я рада, что ты почувствовал себя лучше. Около нашего дома ты был такой загруженный, мне тебя стало жалко. Мне кажется, ты очень добрый и скромный человек, и тебе лучше общаться с такими же скромными людьми, например, верующими.

- Ты сказала про себя, что ты неверующая, а я не могу понять, почему ты так сказала. Ты ко мне так по-доброму относишься и это я тоже не могу понять.

- Просто я лёгкая на общение. Но я бываю нервная, с мамой спорю или с братьями. Я иногда их обманываю. Ваньку подзуживаю, того, что с мотоциклом, соседа моего. Нет, я неверующая пока. Просто, меня все здесь знают… Что думаешь дальше делать?

- Не знаю, - растерянно сказал Петя. - Надо подумать насчёт молодёжки, на которую меня звали. Мне в одиночку трудно читать Евангелие, я плохо понимаю. А сегодня слова пастора задели за самое сердце. А ты ходишь на молодёжки?

- Через раз. Там в основном братья у нас, я чувствую себя не в своей тарелке.

- Если я приду, я тоже буду братом. А девушки из церкви редко ходят?

- Ходят. Так же как я не всегда. А ты приходи. Я с детства с Библией знакома, просто, пока что-то во мне не созрело, а тебе надо узнавать побольше.

- Почему ты обо мне переживаешь? - Недоумённо спросил Петя.

- Не знаю, - Лия встала и улыбнулась ему, - пойду помогу сёстрам. А ты иди отдыхай, ты тоже, наверно, устал.

Лия ушла из зала и Петя тоже засобирался домой. Ему почему-то показалось, что Лия и её братья стали ему даже ближе, чем до этого Лёша и Даша Морозовы. И уходя со свадьбы, Петя действительно ощущал себя очень счастливым. До этого, нервно борясь за внимание прежней своей пассии, он даже не употреблял в своём разуме слово “счастье”. Оно было для него мифическим и недостижимым, потому что он не знал из чего оно должно состоять. Теперь это стало ему понятно. Счастье – это движение навстречу, это взаимные обязательства и взаимная радость, это присутствие Бога в твоей душе. Он был счастлив, что девушка Лия, не знающая о нём почти ничего, оказывает ему огромную поддержку, хотя и говорит о себе, что она ещё неверующая. Он даже понял, что ему нечем ответить ей, так же, как нечем ответить всем её братьям и Лёше с Дашей. То есть, он пока только потребитель, и полное счастье он испытает, когда сможет им чем-то воздать.

Дружба.

В Петиной жизни было несколько человек, которых он мог назвать друзьями. У него были друзья в армии, с которыми он проводил много времени. Но армия закончилась и он не знал, пересекутся они когда-нибудь в будущем или жизнь разбросает их по разным городам и странам и дружба останется лишь приятным воспоминанием. Те, с кем он дружил до службы в армии, тоже постепенно начали куда-то пропадать, выстраивая собственную жизнь и отдаляясь друг от друга. Был Ванёк Марин, но он решил остаться в армии, оформившись на три года как сверхсрочник. Серёга Корякин неожиданно женился и тоже вышел из привычного общения, погрузившись в дела сугубо семейные. Радик Мустафин поехал на севера зарабатывать деньги и по рассказам приятелей вляпался в какие-то мафиозные разборки и на время где-то залёг на дно, чтобы не лишиться жизни или свободы. Да и сам Петя, возвратившись со службы, попал под обаяние Иры Костенко, которая раньше жила этажом выше их квартиры. Она была на шесть лет старше и Пете ещё в доармейской жизни казалась очень красивой и стильной. Но все отношения с ней обернулись для него не дружбой и не любовью, а отчаянной и совершенно глупой борьбой за её внимание, которым она иногда его одаривала и потом обратно отнимала. До того момента, как он встретился с Дашей Максимовой, он уже окончательно разочаровался в понятии дружбы или чего-то хоть капельку похожего на неё. И в течении почти всего июля месяца подружкой его стала бутылочка крепкого палёного пойла, что продавали на пятаках таксисты по дешёвке. Неожиданно возникшее по милости Божией общение с Лёшей Морозовым и Дашей Максимовой стало лучом яркого света для Пети Берегового. Он понял, что просто не там искал друзей и даже не знал, где их нужно искать. Побывав на их красивой и радостной свадьбе, Петя окончательно убедился, что друзей можно и нужно найти на земле. И если ты даже потерял из виду одного из друзей, то вполне ещё можешь найти других. Он начал выбираться из руин своего уныния, хотя в Бога полностью пока не поверил. Теперь ему нужно было перешагнуть ещё одну красную линию и подвигнуть себя пойти на молодёжную группу, которую вели братья Янцены и Лёша Морозов.

Молодёжки проходили по четвергам. Петя смог преодолеть сомнения и прийти туда лишь через две недели после свадьбы. Он пришёл по нужному адресу и Иосиф представил его остальным. Лия была права, из семи человек, бывших на группе, была только одна сестра, которую звали Наташа. Даже Даша, ставшая теперь Морозовой, почему-то не пришла. Петя испытал сожаление, когда Иосиф сказал, что Лии тоже не будет в этот раз. По его словам, она сказала, что ей не хочется. Ладно, цель Петиного прихода на молодёжку была другой. Он принёс с собой Новый завет, который подарил ему Лёша. Начали общение с молитвы.

- Так, братья и… сестра, - начал Иосиф, - давайте мы продолжим чтение Евангелия от Иоанна. Откройте третью главу, мы прочитаем историю про визит ночью к Иисусу фарисея Никодима.

Каждому разделили по три стиха и Пете тоже достался небольшой отрывок. С каждым прочитанным словом Петя всё меньше понимал, о чём идёт речь, но он старался вслушаться в то, как толковали слова братья, уже верующие в Иисуса Христа. Пете досталось читать с шестнадцатого по восемнадцатый стих, где говорится, что Бог так сильно возлюбил мир, что послал Сына Своего в мир, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Вместить сразу так много новых терминов сможет не каждый. И во время этой молодёжки Петя стал главным задающим вопросы. Что за рождение заново? Кто такой фарисей? Каким образом Бог отдал Сына? Что такое погибнуть? Видно, Господу было угодно, чтобы на его сознание обрушилась эта насыщенная и глубокая богословская информация, которая побуждала молодого парня выспрашивать смысл этих слов у остальных. После горячих дебатов и размышлений устроили чаепитие, на которое каждый что-нибудь принёс. Беседа стала более непринуждённой и дружеской и Петя, насмелившись, спросил:

- Братья, а вы можете сказать, что вы все друзья между собой? Мне очень понравилось свадебное служение, но я часто подозреваю людей в неискренности. Простите меня. Я хочу понять одну вещь, если я всё-таки стану верующим, будем ли мы с вами настоящими друзьями?

- Конечно, - прервал небольшую паузу Лёша Морозов, - у нас нет выхода. Бог хочет, чтобы мы учились дружить.

- Я отношусь к вам, как к друзьям, - заверил брат, бывший свидетелем на свадьбе.

- Вопрос Пети не праздный, - задумчиво сказал Иосиф, - мы привыкли называть друг друга братьями и сёстрами. Но мы призваны быть друзьями.

- Ты, наверно, Петя, натыкался на предательство в мире, - сказал Давид, ещё один брат Лии, - люди вокруг очень разные. Я даже не могу гарантировать, что все верующие всегда поступают, как друзья. Я согласен с Лёшей, мы этому учимся.

- Мне очень нужны друзья, - сказал в ответ Петя, - Лёша с Дашей ко мне так отнеслись, что я хочу найти больше таких же друзей в церкви. Я и сам хочу стать кому-то другом. Я вообще не знаю, что меня ждёт впереди. В моей жизни столько перемен происходит, я в поиске чего-то лучшего.

- Может быть, Господь так поведёт, что мы станем лучшими друзьями, - сказал скромный паренёк, которого звали Сашей, насколько запомнил его имя Петя.

- Я совсем новенький, - сказал Петя, - но я хочу с вами подружиться по-настоящему. Мне кажется, вы в церкви все надёжные люди.

- Учимся.

- А ещё мне интересно, - сказал опять Петя, - а между юношей и девушкой возможна настоящая дружба? Если этот вопрос уместен, конечно.

- Вон, Наталья с нами сидит, - улыбнулся Давид, - у неё спросим.

- Христианская дружба должна быть между всеми, - сказала она. - А если более близкая… то тут надо осторожней. Я так понимаю.

- Правильно понимаешь, - подтвердил Давид.

- Я хочу посещать молодёжные общения, - сказал Петя, - и очень хочу быть настоящим и полезным. Говорите мне, если я в чём-то буду не прав, я не хочу кого-то из вас подвести. Если кому-то нужна будет помощь, я тоже хочу в этом участвовать.

- Всё правильно, - сказал Лёша.

Петя внёс в привычные для многих молодёжки свежее дыхание. Все братья обрадовались за него, видя, что он движется вперёд, задавая вопросы и искренно рассказывая о себе. Было в нём что-то простое и одновременно зажигательное для других. Он приближался к своему окончательному обращению и молодёжная группа в этом ему очень помогала. Одновременно он стал ходить и на воскресные собрания и его сосредоточенное лицо во время проповеди было замечено верующими. Постепенно он более близко познакомился с братьями, которые останутся его друзьями и на всю будущую жизнь. Помимо Лёши, это были Лёня Сомов и Саша Гринько. У них обоих в церкви были хоть какие-то родственники и Петя стал для них очень интересным человеком, оказавшимся в церкви абсолютно извне. Ещё одним простым и надёжным другом его стал Лиин брат Давид Янцен, жизнерадостный и эмоциональный молодой человек. Раз за разом Петя оказывался ещё и ещё раз в гостях у кого-то из Янценов, в том числе, и у самих родителей, с которыми он уже был немного знаком. Однажды Франц самолично пригласил Петю к себе и тот согласился, думая, что там же окажутся Давид со своей женой или Иосиф. Но, когда он пришёл, оказалось, что никого из сыновей в доме не было, а были только родители и Лия. Петя смутился. Услышав несколько раз от братьев, что нужно быть аккуратней в общении между юношами и девушками, он немного отдалился от Лии, опасаясь, что их доверительные беседы, случавшиеся временами, могут выглядеть неприлично. И когда Анна Яковлевна накрыла на стол и пригласила всех садиться покушать, Петя вдруг заметил, что Лия почти не глядит на него, как это бывало раньше. Он продолжал беседовать с Францем Давидовичем и Анной Яковлевной, но Лия не участвовала в этом кругу. Когда они вдоволь наговорились и Петя засобирался домой, Лия вообще накинула куртку и вышла куда-то во двор. Он простился с хозяевами и уже было вышел за ворота, как вдруг увидел Лию, откуда-то возвращающуюся домой. Хочешь не хочешь, им пришлось пройти навстречу друг другу, но она не смотрела на него.

- Лия, - окликнул её Петя.

- Что?

- Ты обижаешься на меня? Что я сделал?

- А я что сделала? - Сказала она немного нервно.

- Ничего, всё нормально.

- А почему ты стал ко мне так относится? Я тебя чем-то обидела? Скажи.

- Ты не обидела ничем, - Петя поник. - Я просто так понял, что между верующими юношами и девушками нужно аккуратней… Что дружба опасна.

- И где хоть раз я подала тебе повод к опасности? Петечка, ты так наивно впитываешь все слова моих братьев. А я ведь правда к тебе по-дружески отношусь! Ты разве этого не понял? Я считаю себя неверующей, но я никогда не поступлю с тобой подло или плохо. Я не обманщица! И не соблазнительница! Кому-кому, а тебе я желала добра.

- Прости, Лия, я правда что-то неправильно понял. Я к тебе очень хорошо отношусь! Я просто стал осторожней…

- Я могу быть тебе другом, Петя! Не подружкой, не какой-то там девушкой, а по-человечески близкой. Мне нравилось поддерживать тебя, я даже сама не знаю, почему. Вот это мне и не нравится среди верующих, мышление установками. Если молодой человек поговорил с девушкой, сразу близко грех. Почему? Да я и сама не дала бы тебе прикоснутся к себе, даже если бы ты захотел!

- Ты правда очень хороший друг, Лия. Я с тобой очень свободно всегда говорил, ты не ханжа. Прости меня, я хочу, чтобы мы свободно общались с тобой.

- Ладно, иди домой, - сказала она, - я пореву немножко и потом буду обычной. Пока.

Пореву немножко… А ему что теперь делать? Вырвать со злости клок волос? Нет, злость ему больше не нужна. И он был благодарен Богу за этот случай и за этот разговор с Лией. Ему вдруг очень захотелось, чтобы она уверовала. Она правда умеет дружить, говорить правду в глаза и искренно поддерживать, что не у всех получается. В тот же момент, по пути домой, он решил, что постарается не обижать Лию ни при каких обстоятельствах. Он понял, что помимо отношений парень-девушка, что распространены в миру, могут быть вполне дружеские отношения между людьми разного пола и происхождения. Поэтому, Бог собрал в церковь и мужчин и женщин, не разделяя их на достойных и недостойных. Даже женатые братья и сёстры вели себя в том числе и как хорошие друзья, доверяющие друг другу. Такие выводы Петя сделал в тот день.

И последним его открытием по теме дружбы стало понимание, что самый настоящий и глубокий друг для человека – это Господь Иисус. В одно воскресение он слушал проповедь Вениамина и темой его было место, где Христос говорит: ”вы друзья Мои, если исполняете то, что Я говорю вам”. Приобрести Христа своим другом – это было для Пети невероятным и вожделенным желанием, которое окончательно созрело. В конце этого богослужения Петя Береговой пережил полный переворот своего сознания и радостно при всех обратился к Богу в молитве. Он полностью понял природу христианской дружбы, основанную на дружелюбии Самого Господа. Он стал другом Самого Христа! На этом служении присутствовала и Лия и молитва парня стала для неё некоторым толчком в духовной сфере. Она стала чаще приходить на молодёжки и служения. Когда она пыталась разобраться в своём сердце, то понимала, что дополнительным стимулом для неё была возможность послушать Петю Берегового, который стал активно участвовать в библейских обсуждениях.

Испытания.

Петя вживался в церковную жизнь и теперь уже всеми верующими людьми считался своим. Он стал одним из активнейших посетителей молодёжки. Даже зрелые братья, такие как Давид и Иосиф, иногда могли пропустить встречу по семейным или другим обстоятельствам, а Петя всегда был на месте. Братья даже начали поручать ему проводить отдельные общения и подготавливать темы. Самым сложным для него было понять, почему так непостоянно приходят другие. Особенно он переживал за Лию, которая временами раскрывалась и очень походила на верующую, потом вдруг замыкалась и не хотела участвовать в жизни церковной молодёжи. Петя всё же замечал, что общение с ней им обоим приносит радость. Но он боялся какого-либо сближения кроме осторожно дружеского. Он был поглощён ещё и моральной подготовкой к крещению и выспрашивал у других братьев, как проходили этот этап они. Когда Лёша или Давид видели Петю Берегового, они знали, что сейчас он начнёт задавать непростые вопросы по Евангелию и им придётся на эти вопросы отвечать.

В конце февраля на одно из молодёжных общений пришло не очень много людей и вести это общение было поручено Пете. Он готовился тщательно и пришёл с хорошим запасом, но когда собрание началось, оказалось, что не смогли быть ни Давид с Иосифом, ни Лёша с Дашей. Петя оказался за старшего! Он прилично растерялся, но, взяв себя в руки, постарался качественно провести тему, порученную братьями. На этот раз Лия пришла и даже усердно участвовала, чтобы немного поддержать Петю. Когда общение завершилось, начали решать, кто проводит до дома сестёр, которых кроме Лии ещё было двое, и Пете неожиданно было предложено проводить Лию. До определённого перекрёстка они все шли кучкой, но постепенно все стали разделяться и наконец Петя остался с Лией наедине. Они вошли в глубину частного сектора, где жила семья Янцен, и Петя почувствовал некоторый страх. Февральский снег уже почернел, а фонари в далёкие девяностые горели не на всех перекрёстках. Окошки маленьких домов и сами были маленькими и светились далеко не все. Пете по пути в голову лезли не совсем приятные мысли о пьяных компаниях, блуждающих по вечерним улицам, ко всему ещё и Лия немного подтрунивала его своими смешками.

- Петь, а ты драться умеешь?

- Не знаю, - ответил он, - редко приходилось этим заниматься.

- Ты же в армии служил, - сказала она. - Там не дерутся пацаны?

- Всяко бывало. А почему тебе интересно?

- Ну а вдруг на нас какие-нибудь психи нападут. От меня то мало толку. А ты должен уметь.

- Ты прикалываешься опять, - скромно сказал он.

- Ну ладно, не обижайся, я правда шучу. Кому мы нужны? Я тут одна часто хожу вечерами.

- Не боишься?

- Когда в школе была вторая смена, я ходила, как по-другому? Я же в четвёртой училась, мне прилично приходилось проходить. Потом по посёлку ещё вон сколько.

- Ты смелее меня, - заключил Петя. - Хотя, когда я бухал во время своей депрессии, я тоже блуждал по ночам. Сам не понимаю, как не попал в переделку. Наверно, и тогда меня Бог уже хранил.

- Получается и меня Бог хранил по пути из школы? Да мне всё равно, умеет драться парень или нет. Вон Ванька, сосед наш, крепыш такой, а многие его обижают, как-будто он неуклюжий какой-то. А он просто скромный. Весь погрузился в технику свою.

Вдруг Петя почувствовал какую-то ревность в душе, когда она заговорила про Ваньку. Нет, этого не должно быть. Они всего лишь дружат и общаются на молодёжках, не более того. Он выбросил из головы эти мысли.

- А сегодня тебе не страшно было? - Спросила она.

- Вести группу? Страшно. Я вообще боязливый всё-таки. В Откровении написано, что участь боязливых в озере огненном. Я этого пока не могу понять. Не хочу бояться, но часто боюсь.

- Вот представь, - сказала с хитрецой она, - подойдёт тебе время делать сестре какой-нибудь предложение. И ты вдруг испугаешься и не сможешь! А другой подойдёт и возьмёт её замуж. А?

- Ну так, если ей нужна будет только смелость моя, то я не буду переживать. Я вообще пока о таких делах не думаю, мне хочется в вере глубоко разобраться. Надо крещение принять, Библию всю до конца прочитать.

- А ты говоришь, что ты не смелый, - сказала она с какой-то радостью. - На это нужна очень большая смелость. Я вот иногда испытываю побуждение прийти в собрание и покаяться, но потом пугаюсь и противлюсь. И ещё, не хочу, чтобы братья думали, что это я их послушалась. Когда ты покаялся в собрании, у меня аж мурашки по коже пробежали. Вот это, думаю, настоящая победа. Так что, ты достаточно смелый и вдохновляешь других!

Они подошли к дому Янценов и остановились. Пете показалось, что она как-то по-особому смотрит на него, и это опять его очень смутило. Ему хотелось побыстрей попрощаться и уйти домой, но и сам он почему-то медлил.

- Ты не всегда ходишь на молодёжки, жалко, - сказал он.

- До тебя я на них вообще почти не ходила. Не люблю, когда братья меня пытаются вытащить побыстрей на покаяние. Я же чувствую это каждой клеточкой, они хотят перед родителями выслужиться, мол, наконец-то мы обратили Лийку и она теперь христианка.

- Вредничаешь?

- Да, и очень сильно. У меня есть своя голова. А ещё...- она как-то запнулась, - я знаю, что мои родные готовят документы на переезд в Германию. А я говорю маме и братьям, что я не хочу.

- Там люди лучше живут.

- Ну и что? Я языка того не знаю и жизнью здесь я вполне довольна, зачем мне туда? Только из послушания? У меня даже была глупая мысль, - она улыбнулась, - за Ваньку замуж выйти и остаться в России русской деревенской бабой.

Петя вдруг опять пережил чувство ревности и очень сильной тоски. Он не знал причин этого и не понимал, чего же хочет на самом деле. Он хотел, чтобы Лия уверовала, а дальше…

- Интересная ты... За неверующего не надо…

- А за какого?

- Опять я не в своё дело лезу, - стыдливо сказал он.

- В самое что ни на есть своё! Эх, Петечка, никак ты не видишь очевидных вещей. Я только из-за тебя и прихожу на молодёжки! Ты разве этого не понял? Сначала я тебе помогала от души, а теперь ты вдохновляешь меня на то, чтобы жить! Ты нравишься мне, как самый настоящий верующий брат!

- Лия! - Почти выкрикнул он и осёкся.

- Ладно, пока! - Она развернулась и убежала в дом.

Если сначала разговоры с ней придавали ему сил и уверенности, то теперь она заставляла его внутренне переворачиваться и вообще выходить из себя. Когда он попытался обращаться с ней осторожней, она обиделась на него, что он не верит в их простую и надёжную дружбу. Сейчас же, то, на что она намекнула, вышло за все рамки того понимания, которое он настроил в своей душе. И это срывало с его души защиту, выстроенную прежде, потому что ведь и он к ней был сильно неравнодушен. Её доброта, обращенная к нему, никогда не была до конца понятна ему. И он хотел, чтобы они пока просто общались как ищущие Бога, а она вдруг призналась ему в своём интересе к нему. По пути домой он взывал к Господу, чтобы Он дал ему хоть какие-то ориентиры теперь. Лиины братья всегда говорили, что она очень сложная и противоречивая и что небезопасно ей абсолютно доверять. А он уже успел довериться достаточно глубоко и теперь почувствовал, что она может не дать ему пойти на попятную.

Он быстро дошёл до дома, но в душе всё так же не находил покоя. Ему даже подумалось, что что-то такое написано у него на лице, раз он привлекает к себе внимание девушек с подвохом и вывернутым характером. Так то, в его ближайших планах было дождаться скорого лета и с полной готовностью принять крещение, потому что церковь крестила в основном летом в открытых водоёмах. Отношения с Лией стали его первым серьёзным испытанием. В его мозгу путалось всё и он уже начал подумывать, не подкинул ли ему враг истины это доверие со стороны Лии. Раз она неверующая и не хочет пока делать шаг к Богу, то, может, и к нему она приближается, чтобы оттянуть его назад в мирскую жизнь? Ещё одно горькое подозрение возникло у него. А вдруг он ей нужен лишь для того, чтобы не быть увезённой в Германию? Весь вечер он боролся с этими многими сомнениями и трудно было ему найти покой, так как не умел он ещё здраво без эмоций разбираться в своих чувствах.

Утром он рано открыл глаза и постепенно вспомнил все переживания вчерашнего вечера. Он вспомнил своё знакомство с Лией, её понимающий взгляд и добрые слова. Её участие в свадьбе и тот момент, когда она подсела и поговорила с ним. Ту небольшую обиду, которую она ему высказала у ворот их дома. Вдруг его обожгла мысль, что он ведь случайно мог высказать все свои подозрения ей и тогда бы точно вызвал в ней отвращение к себе. Ему стало противно от собственных мыслей. Он чуть не возненавидел Лию так же, как тогда возненавидел Иру Костенко. Но та точно предала и обманула его как наивного мальчика, а что такого сделала Лия? Ничего! Ему стало жалко её. Может быть, Петя Береговой единственный человек из верующих, кому она начала доверяться, а он чуть не отверг её от себя. Он решил молиться за её противоречивую душу и посмотреть, что усмотрит для неё Господь.

В воскресение Лии не было на служении, Петя это заметил и по окончании спросил у Давида, почему она не пошла. Все её братья уже жили в съёмных квартирах и Давид не знал причины, но попытался успокоить Петю, сказав, что это в её стиле. Ладно, он принял такое объяснение. Наступил четверг, но и на молодёжной группе её тоже не было. Петя перебросился парой слов с Иосифом и они договорились вместе держать её в молитве перед Богом. Так прошёл целый месяц и ни на одном мероприятии церкви Лия больше не появлялась. С каждым заходом Пете становилось тоскливей, он начинал корить себя, но не понимал, в чём может быть его вина. Эти мысли отвлекали его от собственных духовных исканий и временами он каялся перед Богом за недостойные переживания. Как-то Франц пригласил его зайти к ним на обед после богослужения, но Петя отказался, не объяснив причин. Чем дальше, тем он больше боялся даже случайной встречи с Лией. Может быть, она тогда ждала от него какого-то встречного движения, а он погрузился внутрь себя и постарался обезопасить себя. Неужели он всё испортил? Хотя, она и до него, по её же словам, почти не ходила на молодёжки. Да-а… характерец у Лии очень невозможный, подумал он.

В это время Лия тоже не находила себе места. Ей показалось, что в том вечернем разговоре с Петей она сказанула совсем уж лишние слова. Такой возвышенный и серьёзный брат этот Петя Береговой, а она наговорила ему всяческих похвал и намекнула на скрытую симпатию к его целенаправленности и решительности в сторону Бога и очень доброму и тактичному отношению к ней. Она себе так надумала, что если бы она кого и послушалась в церкви, то только его, Петю Берегового. Братья были братьями и ей всегда казалось, что они обращаются с ней, как с маленькой, и постоянно пытаются указать ей, что надо слушаться родителей. Она и слушается, но по-своему, и не им судить, как и кого она должна слушаться. Она побаивалась, что родители или братья неожиданно пригласят в гости Петю, а он спросит, почему она перестала ходить на молодёжки. А она потому и перестала, что ей стало совестно перед ним, как-будто она его попыталась притянуть к себе. Вот такие противоречия гуляли в мыслях и Пети и Лии в этот тяжёлый месяц.

В начале апреля мама известила Лию, что на днях к ним в гости заедет одна родственница, двоюродная сестра отца, тётя Ирма. На лице у дочери выразилась такая откровенная тоска, что Анне Яковлевне это не понравилось.

- Что за кислое лицо у тебя? Чем опять не довольна?

- Мамочка, всё в порядке, - уверила Лия, но очень натянуто, - ты знаешь моё отношение к тёте Ирме.

- Слушай, Лия, что она тебе такого сделала? - Возмутилась мать.

- Ой, она мне проходу не даст, будет обращать меня в баптистскую веру с утра до вечера, разве ты не знаешь?

- Она просто заботится о тебе, - разъяснила мама.

- Мам, у меня есть своя голова, - оправдалась Лия. - Когда я созрею, я приду в собрание и принесу покаяние. Мне братья все мозги скушали, всё они обо мне заботятся, всё хотят меня сделать правильной.

- У тебя характер такой скверный! В кого ты такая? Все мы смиренные, а ты такая.

- Мам, не говори, я всё это уже слышала, - отмахнулась Лия. - На сколько дней она приезжает?

- В четверг Веня поедет встречать на вокзал, ну, наверно, и до воскресения останется.

- Раз, два, три, - Лия загнула пальцы, подсчитывая дни, - четыре дня… Ну хорошо, мам, это мы переживём нормально. Только попроси её не считать меня глупышкой, которая ничего не понимает, ладно?

- Ладно. Только веди себя прилично.

- Я буду ниже травы, - сказала с ехидцей Лия, - обещаю.

Лия вышла во двор и начала перекладывать поленья из одной стопки в другую, чего её делать никто не просил. Очень не любила она приезда этой тётушки Ирмы, потому что та действительно была слишком активной проповедницей. И раз, кроме Лии, все члены семьи уже были христианами, именно на Лию обрушивались все старания тёти Ирмы. В её сердце уже начинал разгораться огонёк стремления к Богу, но она бы лучше послушала горячие и искренние слова таких братьев, как Лёша Морозов или новенький Петя Береговой, чем очень набожной и навязчивой тёти Ирмы. Ещё одной темой разговоров явно будет подготовка к переезду в Германию и это для Лии тоже сейчас было темой неприятной. Все её родственники устремлялись в Европу или Америку, говоря, что там жизнь прекрасная и церкви живут свободно. А она почему-то хотела жить здесь, а все воспринимали это как вредничанье.

В четверг, ближе к вечеру, родители вовсю готовили дом к принятию гостьи и лишь Лия помогала им через силу. Мама всё выговаривала ей, чтобы она постаралась не изображать недовольство на лице и они периодически ругались. Отец ходил задумчивый и старался в их разногласия не встревать. Так ещё решили, что тётю Ирму поселят вместе с Лией в одну комнату на раскладушку. Это Лию совсем вывело из себя.

- В прошлом же году она ночевала в комнате с тобой? - Обиделась мама.

- Ну а чем хуже на кухне или вот здесь? Она ночью храпит, - совсем уж начала фантазировать Лия.

- Перестань, пожалуйста! Что ты говоришь? Ложись ты на кухне, да хоть на печке. Надо же гостей хорошо принять!

- Я пойду ночевать на летней кухне, - возмутилась Лия.

- Есть у тебя ум? Лийка, ну перестань!

- Я тогда пойду на молодёжку, - сказала она раздражённо, нервно оделась и, уходя, хлопнула дверью.

- Дочка, - воззвал отец, но она его уже не слышала.

Она шла, вытирая слёзы возмущения и мысленно продолжая прекословить с родителями. Что за особое явление эта тётя Ирма? Другие родные призежают и всё проходит спокойно, а эта приезжает лишь чтобы поучить и повоспитывать. Даже отец с матерью трепещут перед её испытующим взглядом. Та всё знает, как правильно, как в Библии написано и как положено делать. Да у Лии характер ангельский по сравнению с фарисейским характером тёти Ирмы! Просто, Лия говорит прямо, о чём думает, и в чужие души не лезет.

По мере подхода к квартире Иосифа, где проходила сейчас молодёжка, она начала переосмысливать произошедшее. С каждым шагом ей становилось всё более стыдно за свои дерзкие слова. Постепенно гонор недовольства остыл, а чувство раскаяния захватило её сердце. Она замедлила шаг. Что делать? Вернуться и попросить прощения у мамы или пойти на группу? Второе почему-то пересилило и она поднялась на этаж. Позвонила в дверь. Открыл брат и очень удивился её визиту. Она вошла и увидела, что из всех обычных посетителей были только Иосиф, Лёша Морозов и Петя Береговой. Сердце её рвалось от какого-то порыва отчаяния. Братья даже не разбирали Слово, а просто пили чай.

- Мы уже хотели по домам, - сказал Лёша, - что-то все приболели сегодня. Заходи, Лия, с нами посидишь.

Она вошла и, почти не глядя на них, села на стул. Голова её неестественно была вжата в плечи, как-будто она сутулилась. Иосифу показалось, что она недавно плакала.

- Что с тобой? - Спросил Иосиф, видя бледное лицо сестры.

- Знаешь, Ося, - сказала она, не поднимая лица, - я маме нагрубила и дверью хлопнула. Из-за приезда тёти Ирмы. Не знаю, что теперь будет.

- Лия, - с сожалением сказал Иосиф, но не продолжил фразу. Она сидела с убитым видом и не смотрела на братьев. Тем более, здесь был Петя, с которым она очень боялась встретиться последнее время. Наступила тяжёлая пауза…

- Лия, - вдруг сказал Петя и их глаза встретились, - тебе надо обратиться к Иисусу Христу. Прямо сейчас. Смотри, мы все здесь близкие друзья и нас немного, не бойся. Ты же веришь в Него, ты сама это знаешь. Давай мы вместе помолимся и Он тебе поможет! Откройся ему, как я тогда открылся на собрании! Он рядом с нами!

Лия медленно встала и вдруг резко упала на колени и со слезами начала просить у Бога помощи и прощения. Иосиф присел рядом с ней и обнял её, тоже заплакав от такого неожиданного поворота. Братья поддержали её покаянную молитву и, когда она встала на ноги, она посмотрела на Петю и дрожащим голосом сказала:

- Петя, я смогла, Господь услышал меня! Спасибо, Петь, что привёл меня к Иисусу! Прости меня за всё. Простите меня, братья. Я побегу домой… Не надо меня провожать. Спасибо вам, братья! Я пойду и помирюсь с мамой… Я …

Эти слова Петя запомнит на всю жизнь. Однажды она ещё раз скажет их ему, но это будет во времена ещё больших испытаний.

Семья.

Тридцатого июня девяноста второго года несколько человек принимали крещение. Среди них оказались Петя Береговой и Лия Янцен. Крестил новообращённых Вениамин и в помощники к нему напросился отец, Франц Давидович. То, что испытывал он в этот час, трудно было передать словами. Он чувствовал себя достойным отцом, воспитавшим детей в христианской вере. Последняя из его семьи Лия заключала завет с Богом. Его собственное крещение происходило тайно, вечером, в середине сентября шестьдесят четвёртого года. Ему тогда был всего двадцать один год и лишь полгода он был женат на ещё более молоденькой Анне. Родители их были из поволжских немцев, переселённых в Сибирь в сороковые. Они поженились и переехали сюда в поисках лучшей работы и жизни, в местную автобазу вербовали молодых работников для обслуживания грузовиков, работающих на стройках новых микрорайонов. Франц зацепился за такую возможность содержать семью и сразу по приезду вышел на работу в помощники к более опытным мастерам. Не все относились к нему хорошо. Немецкое происхождение и скромный характер становились поводом для насмешек опытных мужиков. Уже тогда он начал просить помощи у Господа, хотя ещё не считал себя по-настоящему верующим. Родители его и многие дядья были членами баптистских церквей в разных концах СССР, а он только приближался к вере. Однажды в столовой один весёльчак сказал ему с издёвкой:

- Что, Францик, хочешь познакомлю тебя с сектантом? Ты же тоже вроде как не наш!

Он показал Францу на немного замученного худого мужчину лет пятидесяти, сидевшего отдельно от всех. Франц с подносом в руках подошёл и подсел к незнакомцу.

- Можно с Вами? Меня Франц зовут, - он подал руку, - Франц Янцен.

Мужчина как-то просветлел лицом и встречно пожал ему руку.

- Твоя фамилия Янцен?

- Да.

- Боже мой, - заволновался мужчина, - я знал одного немца с фамилией Янцен. Жора, Герхард Янцен… Мы вместе сидели за проповедь Евангелия на северном Урале… четыре года вместе…

- Отлично! Мои родные тоже верующие люди. Баптисты.

Мужчина аж заплакал от неожиданной встречи. После работы он позвал Франца и его супругу к себе в общежитие и как-то сразу между ними завязалась дружба несмотря на сильную разницу в возрасте. Мужчину звали Михаил Зарубин, он был местным пресвитером и проповедником Евангелия. Франц и Анна очень быстро и горячо приняли веру, слушая искренние слова измученного гонениями проповедника. И получилось так, что встреча их стала судьбоносной для маленькой местной общины. Через год Михаил ушёл в вечные обители, умер от рака лёгкого, и на время на плечи юного Франца легла забота о жизни церкви. Ему было тяжело с этим справляться, он с трудом говорил проповеди, больше чувствуя себя полезным как диакона. И он видел, как Бог заботится о церкви. Постепенно к церкви стали присоединяться новые люди, среди которых оказался врач, возглавлявший раковую больницу, Аркадий Лейман, уверовавший благодаря искренней проповеди уже умирающего Михаила. Он постепенно заместил на кафедре ушедшего Михаила и оказался очень к слову способным.

Вся эта история жила в памяти Франца и когда он увидел крещение своей дочки, он ещё раз от сердца прославил Бога, который свёл их тогда с Михаилом Зарубиным. В начале девяностых церковь начала разрастаться. Подрастали сыновья верующих сестёр, уверовал молодой брат Лёша Морозов, теперь ещё пришёл к крещению новый брат Петя Береговой. После непростых времён ограничений советского времени церковь вдруг обрела как бы второе дыхание. И Франц, которому уже почти стукнуло пятьдесят, смотрел на это с огромной радостью.

Первая половина девяностых была эпохой неожиданно обрушившейся свободы. В то время многие верующие искали возможность выехать из бывшего Союза в страны более благополучные и свободные. Какое-то время уходило на документы и на подготовку, и всё больше родных из большого родства семьи Янцен сообщали, что они уже перебрались. Сыновья Франца, Давид и Иосиф, будучи уже женаты, активно подключились к такой подготовке. Вениамин пока колебался, верующий друг позвал его стать соучастником одной полезной миссии и переехать в ближнее Подмосковье. Лия была убеждённой противницей переезда в Германию вообще. Даже когда она уверовала, мнения об этом она не изменила. Родители переживали, не желая, чтобы дружная большая семья распалась на кусочки, и как-то пытались позиции примирить. Примерную дату переезда намечали на лето девяноста третьего года, если всё получится хорошо.

Петя Береговой знал от Лии, что её семья планирует переезд. От этих мыслей ему становилось очень тоскливо. Он принял веру в Иисуса Христа, попутно войдя в интересное общение и с Вениамином, и с Давидом, и с Иосифом. Они стали ему близкими людьми. Ему казалось, что церковь опустошится без этих братьев и станет совсем другой. Он говорил об этом с Богом. Что будет дальше? Кто будет вести церковь, если Янцены уедут? Смогут ли молодые и неопытные братья, вроде Лёши, сохранить церковь такой же духовной и интересной? Себя он пока никак не соотносил с ответственным служением церкви. Ещё одной темой его тоски был страх, что уедет Лия. Он знал, что она спорит с родными, но, в конце концов, они могут её переубедить. Это ведь их семья, их право так поступить. Со временем он, конечно, забудет её и, если не забудет полностью, то точно отдалится. Им очень хорошо было вместе, они очень доверяли друг другу. И в памяти его остались слова, в каком-то порыве сказанные ей возле ворот их дома, когда он провожал её. В чём она призналась ему? В симпатии? В дружбе? Некоторым людям она говорила, что именно Петя Береговой привёл её к покаянию. Зачем она так сильно возвышала его роль? Когда он складывал в голове все слова, сказанные ей в разное время, то получалось, что она не хочет ехать в Германию и готова на всё, лишь бы найти повод этого избежать. До поры до времени Петя блокировал в своих рассуждениях слово “любовь”. Он пришёл к Господу израненный неудачной влюблённостью и всё ещё боялся этой темы. Конечно, если бы он попробовал отодвинуть свою блокировку темы любви и брака, он бы обнаружил, что ему даже не надо уже искать ту девушку, которая могла бы стать единственной для него. Возможно, именно этого и ждала от него она. Почему и сказала она те слова с таким проникновенным чувством, что не в силах была понять, как ей помочь Пете разблокировать свою душу. А время продолжало тикать. Уже миновал год с момента появления его в среде верующих. Всё, что происходило в церкви, Петю сильно вдохновляло. Он пытался поучаствовать везде, где только было можно, попробовав себя и в пении и в хозяйственных делах. Но все говорили ему, что лучше всего у него получается разъяснять слово. Он старался на этом поприще изо всех сил. Углублённое занятие духовными мыслями отодвигало от него вопрос отношений с Лией и он успокаивался.

Однажды Петя сидел у себя дома и читал Библию. Уже хорошо начитав Новый завет, он решил более тщательно поработать с Ветхим. Открыл первую книгу Библии Бытие и начал читать, делая себе специальные пометки. В середине второй главы он несколько раз внимательно проштудировал историю про дерево посреди рая, размышляя, чем же оно могло быть. Дальше его взгляд упал на восемнадцатый стих. “Не хорошо быть человеку одному”. И дальше было описание сотворения женщины Евы. По его телу прошла волна тепла и он понял, что это место сегодня говорит что-то именно ему. “Сотворим ему помощника, соответственного ему”. То есть, Бог Сам участвует в создании семьи? У него перед глазами в памяти сразу встало лицо Лии. “Нет! Почему? Не может быть!” Он даже закрыл Библию и отложил в сторону. Чего же Бог хочет от его жизни? Неужели и ему суждено будет иметь жену и детей? Он гнал от себя эти мысли и всегда как-то сторонился этого, блокируя саму возможность. Сложным для него было и посоветоваться с кем-то об этом. В последующие дни он продолжил чтение Бытия. Вся история раннего человечества, описанная там, имела общие черты, которые он заметил. Все праведники книги Бытия были семейными и жёны не были изображены бесполезными и никчёмными. Ной имел жену, вместе с которой спасся в ковчеге. Авраам жил с Саррой, которой Бог судил стать матерью главного наследника. Похожей была и история Исаака и Ревекки, которая сыграла важную роль в благословении отцом Иакова. Единственное, когда он дошёл до описания жизни Иакова, жена по имени Лия была представлена нелюбимой им женой. Петя даже расстроился, не понимая, почему Франц и Анна так назвали свою дочь. Какая может быть связь между той Лией и этой. Ладно, он оставил это и дочитал Бытие до конца. Дальше он взялся за книгу Исход. И во второй главе прочитал описание появления на свет Моисея. Опять то же самое. Некто из племени Левиина пошёл и взял себе жену, которая родила потом Моисея. Петя был сильно поражён фактом, что Библия описывает не только очень духовные призывы и переживания, но и такой на первый взгляд мирской момент, как супружество. И жёны, как он понял, играют огромную роль в формировании жизни самого праведника. Авраам посылает слугу взять сыну жену именно из своего рода и тот очень тщательно советуется с Самим Богом! Петя продолжил молиться, чтобы ему всё в этом вопросе стало ясно.

Спустя некоторое время он оказался в гостях у Лёши с Дашей. Их общение теперь переросло в общение стоящих на ногах братьев и можно было заметить, что Лёша больше не опекал Петю, а воспринимал его равным. Они сидели на кухне и обедали, размышляя о Библии и жизни церкви. Лёше временами казалось, что Петя уже обошёл его в способности понимать Библию, и ему это нравилось. Все они знали, что ещё немного и большая и надёжная семья Янцен покинет родной город. Даже Вениамин, который не собирался переезжать в Германию, готовился открыть для себя новое служение в столице. Лёша, чувствуя себя более утверждённым, пытался подготовить молодых друзей к вступлению в самостоятельное служение.

- Жалко, конечно, - сказал Петя, допив кружку чая, - осиротеет церковь. Сейчас многие церкви провожают братьев, уезжающих за границу.

- Может, Господь так создаёт новых служителей, - сказал Лёша. - Пока есть на кого положиться, мы можем не решиться на ответственное служение. Ты, Петь, можешь себя представить рукоположенным служителем?

- Нет пока. Я молодой, какое мне рукоположение? - Петя задумался. - Хотя, Вениамину тоже тридцать всего. Время сложное, но Господь укрепляет братьев.

- В некоторых церквях пастора бывают и моложе тридцати, - заметил Лёша.

- Пасторство – это сложно. Такая ответственность, я бы не решился.

- Все тебя считают очень решительным, - вставила Даша.

- Не, - вздохнул Петя, - я не очень смелый. Я наоборот себя считаю боязливым, а участь боязливых и неверных в озере огненном.

- Мы же спасённые, - смело заявил Лёша, - нас не бросит Господь в озеро огненное. Там будут непокаявшиеся и всякие скверные. Так нельзя совсем себя относить к боязливым. Я тоже некоторых вещей боюсь.

- А я боюсь оказаться неверным, - вновь сказал Петя. - Хочется где-то почерпнуть особую силу от Бога, чтобы идти непоколебимо и многих грешников обратить. Вот чему я хочу научиться.

- Смотри, Петь, - сказала Даша, - мы с тобой тогда встретились и я просто тебе сказала, что Бог нам помогает. У меня же нет особой силы. Потом мы стали общаться и ты познакомился с остальными. Твоё сердце открылось и ты принял Христа. Иногда это постепенно происходит и незаметно. Мой дедушка говорил, что главное - оставаться верным. На его руках умер благословенный брат Михаил Зарубин. И он тогда пообещал Богу, что продолжит дело служения. Благодаря ему уверовали мама и я. Лёша с Франц Давидовичем через отца познакомился и его сердце открылось. Всё происходит через простые общения, где мы говорим о Христе.

- Я согласен, - сказал Петя. - Меня знаете какой вопрос мучит?

- Нет.

- Вот вы решили пожениться. А мне почему-то представляется, что семья – это что-то земное, мирское. Но я на вас смотрю, вы мои друзья, искренние христиане, и у меня это путается. Янцены тоже хорошая семья. И если бы они не были женаты, не было бы Вени, Давида, Иосифа, наших благословенных служителей. И в Библии, в Ветхом завете, все праведники имели жён и детей, и всё это там перечислено. А для меня это жгучий вопрос, у меня это не сходится. В моей жизни огромную роль сыграла ещё и Лия Янцен. Она не служитель и тогда вообще неверующая была. Почему-то всё время я с ней пересекаюсь. Как вы пришли к мысли, что создать семью – это угодно Богу?

- О-о… - Даша улыбнулась. - Интересная тема начинается. У нас нечто похожее было.

- В каком смысле?

- Ну... Лёша тоже сначала весь такой погрузился в проповедь. И когда даже начал проявлять ко мне симпатию, долго боролся и сомневался. Вы, братья, такие интересные.

- А у тебя это как было? - Не понял Петя.

- У меня всё было проще, - засмеялась Даша. - Сёстры думают о том, чтобы выйти замуж, гораздо честнее, чем братья. Пока вы боретесь и сомневаетесь, мы ходим и думаем: ну когда же он хоть что-нибудь заметит и сделает.

- Значит, я не один имею такие мысли?

- Не один, - продолжила смеяться Даша.

- Я ещё изранен той своей историей, поэтому я такие мысли гоню от себя.

- Очень даже зря, Петечка, - сказала Даша. - Лия о тебе очень хорошего мнения.

- Я не знаю, что с этим делать.

- Тут трудно советовать, это должно как-то само произойти. Мы с Лёшей слово за слово и пришли к признанию. Он предложил, я подумала и согласилась.

- Я сам себе кажусь очень слабым и недуховным, - сказал Петя. - Если я займусь развитием отношений с девушкой, я, наверно, совсем упаду.

- Алексей, ты упал? - С улыбкой обратилась Даша к мужу.

- Нисколько. Это зависит от неё, - он указал на Дашу. - Она верит в Господа всей душой и мне помогает, а не мешает. Если у брата жена будет неверующая, то он может отпасть.

- Ты помнишь какие хорошие слова читал Веня на нашей свадьбе? Это ведь всё из Библии, - продолжила Даша. - Я уж не говорю про специальную книгу, где всё посвящается любви.

- В Библии? - Петя впал в недоумение.

- Да-а, - улыбнулась Даша, - ты ещё не сталкивался с этим? Книга Песнь песней. Раньше братья не советовали её читать молодёжи.

- Может, мне и не надо. Я пока где-то в районе пятикнижия, грызу ветхий завет.

- Может, и не надо. Когда-нибудь всё равно дойдёшь. Понимаешь, Библия к любви и браку относится хорошо. Это естественные побуждения людей. Лишь бы мы не выходили за рамки и не грешили.

- Да, ребята, туговат я ещё, - сказал Петя.

- А насчёт Лии ты подумай, - опять сказала Даша. - Я, конечно, не знаю её мыслей. Но она к тебе очень трепетно относится.

- Фух, - совсем загрузился Петя.

Вечером, когда он пришёл домой, он продолжал думать обо всём, что говорили ему Лёша с Дашей. Он помнил их свадьбу, с которой началась его церковная жизнь. Помнил их счастливые глаза в тот момент. Помнил красивую и светящуюся Лию в качестве свидетельницы и ведущей брачного пира. Он думал. Продолжал бороться со своими страхами и комплексами. Спустя ещё несколько времени он всё же решился обратиться к Лии, но не лично, а с помощью письма, в котором выразил многими сбивчивыми словами всё, что он переживает в отношении неё и себя. Ему оставалось понять, как и когда передать это послание. Он видел её на молодёжке, хотел в конце между делом сунуть ей в руку, но потом сконфуживался и откладывал на будущее. Они опять виделись на воскресном служении и снова он перекладывал на потом. Так прошло ещё какое-то время. И однажды он дошёл до того, что совсем перестал себя уважать за свою нерешительность. Лия так однажды и уедет за границу, а он останется со своим потрёпанным посланием в кармане одиноким и никому не нужным. Час икс наступил в тот момент, когда Петя себе сказал, что пусть оно будь что будет, и отдал ей свою свёрнутую бумажку. Она взяла и положила в сумочку. Больше всего он боялся, что она решит прочесть прямо здесь и он тогда вообще вынужден будет провалиться сквозь землю.

Опять минули некоторые дни и Петя, затаившись, ждал, что же дальше сделает Лия. Она с ним общалась по церковным делам и ничего не выдавала. Он часто бывал в гостях у её родителей, которые с удовольствием принимали у себя молодых братьев, и как-то он вновь оказался там. Они как обычно ели и беседовали на разные темы и Петя уже расслабился, как вдруг Лия преподнесла сюрприз. По окончании обеда, когда просто уже пили чай, она встала и произнесла речь в присутствии Пети и своих родителей.

- Дорогие папа и мама, - начала она с улыбкой, - у меня есть для вас очень интересная информация. Пейте чай, кушайте сладости, а я сделаю своё объявление. Недавно один очень хороший брат поделился со мной своими прекрасными мыслями. Знаете какими? Он от всей души, используя очень духовные слова и тексты из Писания, сделал мне одно серьёзное предложение. Сейчас я расскажу, какое.

Петя сидел напротив Франца Давидовича и чувствовал, как у него налились краской щёки и уши. Лия декламировала свою речь и на него не смотрела.

- Этот брат очень духовный и очень хороший, я даже думаю, что однажды он может стать пресвитером нашей церкви. И этот духовный брат предложил мне стать… своей женой. В смысле, его женой. Вот. Всё. Так ведь, Пётр Андреевич?

- Да, - сказал Петя и тоже встал для солидности или от растерянности. - Я предложил Лии стать моей женой. Только я струсил сказать ей это на словах и написал в письме. Она опять спасает меня от стыда. Вы воспитали очень смелую и добрую дочь, дядя Франц и тётя Аня! Только я не знаю, откуда она взяла, что я стану пресвитером. Я боязливый и не достоин ничего такого.

- Это я придумала, - сказала Лия. - Это не обязательно, я пойду и за простого брата. За смелого проповедника, который помог мне принять Христа!

Уже спустя время Петя понял, что тем самым Лия разрешила все затруднения его души. Они вступили в новую фазу своей жизни, которая называется подготовкой к свадьбе и будущей жизни.

Служение.

Петя Береговой женился на Лии. На его удивление, её родители легко и с огромным счастьем благословили их на совместную жизнь. Сами они вместе с Давидом и Иосифом осенью девяноста четвёртого года всё же выехали в Германию. И теперь ключевую роль в служении церкви стали играть молодые братья Лёша Морозов, Петя Береговой, Лёня Сомов и Александр Гринько. Эта команда будет вести церковь в течении четверти века и даже больше. Будучи молодыми, они этого не знали. Они просто жили, экспериментировали, радовались и открывали новые возможности. Спустя небольшое время Лёня Сомов и Саша Гринько тоже женились на сёстрах из церкви. Главным делом девяностых почти повсеместно была евангелизация. Верующие раздавали людям Новые заветы, устраивали встречи в библиотеках и ДК, ходили по больницам, благовествуя Слово. Кто-то, спустя годы, назовёт девяностые тяжёлыми и лихими временами, но подобные Пете братья жили и весело смотрели на всё, не сравнивая свою жизнь с другими и отдавая часть сил служению церкви. На удивление и все сёстры, ставшие их жёнами, восприняли перед Богом своих юных мужей как посвящённых служителей и учились быть помощницами. Когда Петя Береговой оглядывался назад и вспоминал свои тяжкие сомнения о создании семьи, он признавался, что ничего в жизни не понимал. Счастье, которое он переживал в общении с Лией, иногда казалось ему нереальным, подобным красивому сну. И даже когда между ними возникали разногласия, он был уверен, что это всего лишь маленький всплеск, за которым опять наступит приятный штиль. Они сразу решили, что их любовь и счастье навсегда. Многие люди не верили их эйфоричным заявлениям, но это их обоюдное согласие было нерушимым.

Время шло и в среде верующих периодически возникал вопрос об избрании постоянных рукоположенных служителей. После отъезда Вениамина, случившегося через полгода от переезда его родных в Германию, этот вопрос обострился. Из более опытных братьев остался Виктор Иванович, дьякон церкви шестидесяти лет, и он пока на себе нёс некоторые обязанности. Но избрать постоянного пастора церкви было необходимо. На удивление Пети, братья и сёстры всё более внимательно присматривались к нему. Он же подсознательно отдавал эту роль Лёше Морозову, как более старшему и ранее пришедшему к вере. Часто и сам Лёша говорил, что Петя больше подходит на такое служение. Лия с улыбкой посматривала на своего мужа и как-будто внутри уже понимала, что её незатейливое предсказание сбудется. Не потому, что она пророк, а потому, что Петя из скромности всегда готов был себя унизить, а унижающих себя Бог возвышает. После того, как братья окончательно доверили ему пасторское служение, он с недоумением спрашивал у неё, откуда она это могла знать тогда, когда дала ему своё согласие в доме родителей. Она утверждала, что ничего тогда не знала, а просто ей так захотелось.

Осенью девяноста шестого года Петю избрали пастором и назначили испытательный срок в один год. В августе девяноста седьмого он был рукоположен областными братьями. Его друзья стали рукоположенными диаконами. Команда новых служителей с полной уверенностью взялась за развитие церкви. Периодически церковь навещал Вениамин, но он вёл себя очень достойно, абсолютно признавая своих преемников в руководстве церковью.

В те времена не было развитого интернета и сотовых телефонов и люди умели писать длинные и проникновенные письма друг другу. Лия еженедельно отсылала письмо своим родителям, которые очень за неё теперь радовались. Мама складывала письма и фотографии, присланные дочерью, в специальный ящик и вечерами пересматривала их, вспоминая родную церковь и свою так сильно изменившуюся дочь. Они тосковали друг по другу, разделённые многими сотнями километров, и помимо писем, их связью стала молитва друг за друга.

Когда пройдёт десять лет и Петя с Лией оглянутся на всё, что совершил Господь в их церкви, то просто будут невероятно удивлены. В каждый отдельный период им казалось, что они ничего важного не смогли сделать, многое не получалось или получалось плохо. А Бог превращал эти скромные труды в благословения, преображая церковь и саму жизнь её ключевых служителей. Постепенно Петя Береговой признал, что он уже не может отделить своё служение от своей семейной жизни. Его пасторство было неразрывно связано с незримой помощью его супруги. И даже саму семейную жизнь он стал видеть одним из главных служений в своей жизни. Но он никогда так и не добился от Лии, почему она избрала именно его. У неё была одна интересная привычка – она просто улыбалась в ответ на этот вопрос и продолжала делать свои дела. Однажды Петя наткнулся в книге притч Соломоновых на десятый стих тридцать первой главы, где было сказано: “Кто найдёт добродетельную жену? Цена её выше жемчугов!” И у него в голове складывались словно паззлы, все события его жизни, когда он пришёл к Богу. Бог заранее приготовил ему такую жену. Она была характерная, могла понервничать и обидеться, но было в ней что-то, что делало её именно такой добродетельной и боящейся Бога.

Для Лии Петя тоже стал прекраснейшим мужем. Были бытовые вещи, которых он не умел и которые давались ему тяжело. Но душа её находила рядом с ним такой мир, что она не променяла бы его ни на что. Небогатая жизнь, съёмная квартира, подержанные вещи, - ничего из этого не разу не побудило её упрекнуть мужа или Бога в каком-то недостатке. Она сознательно взяла на себя роль жены, которая поможет своему мужу стать хорошим пастором. Несмотря на сильную разницу в характерах со своей мамой, она во многом скопировала её поведение в отношении к мужу.

Они старались идти навстречу друг другу. Он учился делать что-то приятное для неё, чтобы облегчать ей трудности жизни, а она старалась поддерживать в разных делах его, чтобы он чувствовал себя уверенней и смело шёл вперёд. Из чего они сделали вывод, что служение Богу – это жизнь со всеми её переделками и благословениями. И нельзя отделить твоё пребывание в церкви от домашних или рабочих будней. Если взялся служить Богу, то служи везде!

Фрагменты.

Всю жизнь нельзя описать. Если рассматривать жизнь одной семьи, то можно было бы написать несколько томов воспоминаний. Получилась бы целая сага, берущая начало от знакоства, первой любви, свадебной фаты, и проходящая через разные отрезки совместного существования. Живущие в браке не замечают отдельных дней и первых появившихся морщинок на лице друг друга. Любой семейный альбом покажет нам все периоды жизни, собранные в одну живую цепочку. Два человека видят друг друга каждый день, провожая на работу, обедая и ужиная, вместе читая Библию или просматривая фильм. На их руках вырастают дети, становятся юными, заканчивают школу и уходят в своё самостоятельное плавание. А супруги смотрят друг на друга и не замечают перемен, а если замечают, то мысленно сглаживают их.

Семью Береговых можно назвать счастливой семьёй. Они приняли друг друга будучи верующими и пошли вперёд, стараясь помогать друг другу. Это не избавило от бытовых трудностей и сложных времён, но это помогло сохранить их юную любовь и преданность. Спустя небольшое время после свадьбы в их семье родилась дочь, которую Лия назвала Лилией. Их имена были очень созвучны и однажды она призналась Пете, что хотела дать дочери своё имя, но в последний момент передумала и получился такой вариант. Знакомым Лия очень нахваливала мужа, говоря, что он очень хороший отец, и это было правдой. Она по молодости где-то услышала, что более скромный мужчина может стать более заботливым отцом. Петя очень полюбил малышку, которая росла сначала слабенькой, недобирала веса и хватала всякие простуды. Если случались бессонные ночи, когда Лиля заболевала, то Петя сменял жену, давая ей отдохнуть. Эти минуты взаимопомощи ещё сильней скрепляли их семью.

Когда Лилечке исполнилось полтора месяца, в гости к Береговым зашли их друзья Лёша и Даша Морозовы. У них тоже рос сын Марк и ему в то время было два с половиной года. По сравнению с малышкой он казался уже очень большим. Маленькая Лиля лежала на руках у Лии и Даша подвела сына посмотреть на неё. Тот подошёл и долго с интересом разглядывал миниатюрное личико. Потом протянул ручку и хотел прикоснуться, но, испугавшись, отдёрнул. У взрослых его тактичное поведение вызвало улыбки и они ему объясняли, что и сам он недавно был таким же несмышлёнышом. На Марка общение с лялькой произвело очень сильное впечатление и он потом нескоько дней на своём своеобразном языке рассказывал родителям об этом. Тогда, конечно, никто из взрослых не знал, что спустя определённое время Марк и Лиля станут супругами. Когда Даша будет спрашивать повзрослевшего Марка, помнит ли он тот визит к Береговым, он будет лишь улыбаться и пожимать плечами. Этот фрагмент полностью сотрётся из его памяти.

Через два с половиной года после Лили, у Береговых родилась ещё одна дочка. В отличие от первой, которая была светленькая и сероглазая, вторая оказалась немного смугленькой и темноволосой. Даже совсем маленькой, только после своего рождения, она имела на голове локон мягоньких тёмных волос, торчащих треугольным ирокезом вверх. У Лии снова встал вопрос, как наречь новорожденную. Все девочки, рождающиеся в то время, получали самые разнообразные имена. Тут были и Насти, и Милены, и Виктории, и Софьи. За два месяца до этого у Даши Морозовой тоже родилась дочь и она дала ей очень простое имя, распространённое в советское время. Она назвала её Леной. Лии почему-то не нравились совсем обычные имена и ей хотелось найти имя поинтересней. И вот, ещё находясь в роддоме, она вспомнила их первый разговор с Петей Береговым. Тогда она перечисляла ему библейские женские имена и подставляла к ним его фамилию. Сарра Береговая, Рахиль Береговая, Руфь Береговая… Точно, ей тогда понравилось сочетание Руфь Береговая! Всё, маленькая дочь обрела своё имя, название, как в будущем будет выражаться сама Руфь. Уже после присвоения дочери непривычно звучащего имени, Лия иногда переживала, как бы это имя не стало для той проблемой. Но, дело уже было сделано, на свете жила Руфь Береговая. Петя при регистрации дочери в ЗАГСе даже вынужден был объяснять, почему у его дочери такое имя. Регистраторша переспросила, не Руфиной ли они хотели назвать, что ещё встречалось в советские времена. Но он заверил, что они назвали дочь именно Руфью.

А время продолжало идти. Петя уже основательно утвердился в качестве пастора и главного проповедника церкви. Незаметно некоторые люди начали называть его не Петя, и даже не Пётр, а Пётр Андреевич. В это внесла свою лепту Лия, которая между делом его так называла в присутствии других. “Спросите у Петра Андреевича”, “ Пусть глянет Пётр Андреевич”. Конечно, в кругу своих близких друзей он всегда оставался Петей.

В определённый момент семья Береговых отпраздновала десятилетие совместной жизни. К этому времени у Пети и Лии уже родились четверо детей и самому младшему Дане было около года. Они пошли всем семейством в приличное кафе и просто хорошо поужинали и побаловали детей всякими сладостями.

- Ну что, Пётр Андреевич, не пожалел, что женился на мне? - Спросила Лия.

- Нисколько, Лия Францевна, - весело ответил он. - Я вообще не представляю, как бы я жил без тебя и ребятишек. Как-будто мы всегда жили так, и я тебя знал всю жизнь.

- А ты был противником брака, - сказала она. - Сомневался, духовно оно или нет. Я твоё письмецо сохранила. Оно мне очень дорого, через него я научилась понимать тебя и вообще братьев. Когда мальчишки наши вырастут, я им расскажу, как их папа сомневался взять меня замуж.

- Сейчас не сомневаюсь, - с улыбкой сказал Петя. - я даже не вижу себя без тебя и всей нашей семьи. Тогда я ничего не понимал во взрослой жизни. Но то время мне тоже было нужно, я поглощал Библию большими ложками. И когда я начал читать Бытие, моё мнение о семье стало меняться.

- То есть, тебе помог Ветхий завет?

- Очень помог, - сказал он.

Пока они мирно беседовали, Руфь встала и куда-то ушла в сторону умывальника и туалета. Прошло некоторое время, но она не возвращалась.

- Петь, глянь, пожалуйста, где там Руфка.

Он пошёл поискать дочь и нашёл её в санузле всю измазанную кровью. Она плакала и пыталась отмыть запачканную кровью белую кофточку.

- Не плачь, - сказал отец, - что случилось?

- Я поскользнулась там, - сказала сквозь слёзы та, - и носом прямо ударилась.

Он помог ей снять кофту, под которой была футболка, и протёр лицо мокрым платком.

- Ты боялась, что мама будет ругаться? - Спросил отец, Руфь утвердительно замотала головой. - Пошли, я договорюсь с мамой, у нас сегодня праздник, никто тебя ругать не будет.

Они вернулись за столик, Петя на ухо шепнул Лии причину пропажи Руфи. Та обняла её и заверила, что всё будет нормально.

- Кофточку отстираем, - сказала Лия. - Главное, что нос на месте. Я в твои годы тоже была как егоза. Все мои локти и колени всегда были измазаны зелёнкой. Не было оврага на улице Суворова, где бы Лийка не повалялась после полёта с велосипеда.

- А я в туалет зашла и там вода была разлита и я так проскользнула и об косяк прямо, - Руфь опять заревела, но теперь уже больше с целью, чтобы её дополнительно пожалели. Мама прижала её к себе.

Отношения между Лией и Руфью часто строились именно так. Руфь вредничала, нарушала границы, влипала в переделки, за что периодически бывала ругана или даже наказана. Потом наступал момент мира, слёзы, признания и примирительные объятия. Лия, поучая в чём-то свою дочь, попутно вспоминала свои отношения с родителями, в которых она тоже часто выводила маму из себя. Петя с каждым новым этапом роста своих детей всё чаще начинал молиться о них Богу, чтобы Он вразумил их и дал им способность к послушанию.

Когда Руфи уже было десять, произошёл один интересный эпизод. Она стояла возле подъезда, где жила её лучшая подруга Лена Морозова, и они с Ленкой никак не могли расстаться. Лена большую часть слушала, а Руфь увлечённо и не без привирания рассказывала ей разные истории. На улице стояла прекрасная летняя погода, а в школах были каникулы. Вдруг они увидели, как по тому же тротуару идут трое пацанов на пару лет постарше их. Лена хотела было отойти в сторону, но Руфь сказала с гонором:

- Ничего, не трамваи, объедут.

Пацаны поравнялись с девочками и, когда совсем проходили мимо, один из них резко вскинул руки и рявкнул в сторону Лены, которая сразу отскочила и даже прикрылась руками. Мальчишки заржали от удовольствия и пошли дальше. Но не тут то было. Руфь, возмущённая таким безмерным хамством, пошла и догнала их. Дёрнула возмутителя за рукав и пацанская компания остановилась.

- Эй, - смело сказала Руфь, - а тебя в детстве не учили хорошим манерам?

- Чего?

- Ничего-о! - Передразнила Руфь. - В следующий раз будь, пожалуйста, повежливей! А то так можно кое-кому и под глаз схлопотать, понял?

- А ты тут самая храбрая? - Вмешался ещё один из пацанов.

- Представь себе! Хочешь проверить?

Пацан, встрявший за своего невежливого товарища, замялся, когда Руфь устремила на него свой пронзительный взгляд, и ничего не ответил. Обидчик тоже, глянув по сторонам, проглотил язык. Никто из них не ожидал, что эта малышка может так наехать. Руфь сложила руки на груди и смотрела на них глазами победительницы.

- Ладно, не переживай, - сказал третий, - мы так просто. Это же Ленка Морозова, подружка твоя? Она с моим братишкой учится. Давайте разойдёмся миром.

- Давай, - сказала Руфь, - и Ленку мне не обижайте, усекли?

Она развернулась и пошла к подружке, оставив пацанов в постыжённом состоянии. Один из них, тот, что затеял всю заваруху, сказал другому:

- Ты что, Сань, не мог ей ответить, что ли?

- Ты тоже слился, по-моему, - ответил тот.

- Ладно, пацаны, не ругайтесь, - попытался разрядить третий. - Я её знаю, похоже. Она в спорткомплекс наш ходит, на биатлон вроде. Смелая бабёнка, просто так не уступит. У неё имя странное. Рафа...Руфа…

- Я с девчонками не буду махаться, - опять оправдался Саня.

- Ладно, пошлите на площадку, на скейтах погоняем.

Руфь с чувством исполненного долга подошла к Ленке.

- Круто ты с ними, - сказала та.

- В нашем дворе все пацаны знают, что со мной лучше не связываться, - Руфь скрестила руки на груди и задрала нос от чувства удовольствия.

Все эти ребята вырастут и их пути вновь пересекутся. Тот, что попытался заступиться за своего товарища и потом осёкся, Саша Григорьев, станет мужем Руфи. Сам наехавший на девочек парнишка, Андрюха Киреев, тоже встретится с ними в будущем. В реабилитационном центре, где Саша Григорьев будет нести служение, между ними состоится разговор, после которого Андрюха ранит Сашу кухонным ножом. Третий мальчик будет косвенным участником будущих событий. Семён Погорельский подсядет на употребление спайсов и солей, которые ему будет помогать доставать Саша Григорьев. Однажды вечером Саша пойдёт именно к нему с порцией спайса и в пятистах метрах от Ленкиного дома, возле школы, произойдёт его судьбоносная встреча с Руфью. Но, так же, как Марк и Лиля не могли в детстве знать, что станут мужем и женой, так и Руфь не могла бы в детстве предположить, что осёкшийся в её присутствии парень, станет для неё Божиим подарком на всю жизнь. В двадцать лет они уже не помнили этой истории, а если бы смогли сложить её по памяти, то очень бы повеселились.

Прошло определённое время и Петя с Лией осознали, что со дня их свадьбы прошло двадцать лет. Старшая дочь Лиля приняла крещение и влилась в музыкальное служение церкви. Родителям приятно было это осознавать. Лия иногда могла в сердцах привести её в пример Руфи, которая пока к вере относилась холодно. Потом вспоминала себя в юном возрасте и своё неприятие навязчивости братьев, уже верующих во Христа, и сглаживала свой пыл, говоря Руфи, что придёт её время и она обратится к Богу. Во многих случаях Руфь становилась помощницей. Если ей доверяли следить за младшими братьями, то там точно всегда был порядок. К братишкам она могла отнестись со всей строгостью. Возможно, потому Руфь и вообще с пацанами вела себя смело, что у неё был опыт воспитания братьев.

Когда Руфи было семнадцать, в семье произошёл один заметный кризис с её участием. На дворе было лето, Лилю и Руфь на свой день рождения пригласил брат из церковной молодёжи Миша Сомов, сын хороших друзей Пети и Лии Лёни и Натальи Сомовых. Сёстры подобрали подарки, красиво приоделись и со спокойной душой были отпущены родителями на этот праздник. Петя и Лия переживали за Руфь, которая временами стала вести себя дерзко и выдавать чисто мирские выражения. Иногда она шлялась вместе с дворовой компанией пацанов, основную часть из которых Петя и Лия знали. Одним из вожаков там был Костя Мурзин, парень высокий и спортивный. Иногда проходя мимо этой кучки, Петя и Лия слышали льющийся широким потоком отборный мат, смешанный со смехом. Когда ребята видели Руфиных родителей, сразу замолкали и вежливо улыбались. Лия грозила им пальцем и строго предупреждала, чтобы те не учили дочь всем этим распущенным манерам. Они уверяли, что это у них вырвалось случайно, но, как только взрослые отходили от них, матерный галдёж продолжался вновь. Руфь уверяла родителей, что она не курит и не матерится, а всего лишь общается со знакомыми ребятами, некоторые из которых были её одноклассниками.

Семья Береговых, отпустив дочерей на праздник, спокойно отдыхала и готовилась к ужину, и ничто не предвещало беды. В начале девятого в замке щёлкнул ключ и домой зашла Лиля.

- А где? - Спросила Лия про Руфь.

- Не знаю, - ответила Лиля, - она в полвосьмого куда-то ушла. Сказала, что надо заскочить к подружке, а потом домой.

- Ты зачем её отпустила?

- Мам, ей семнадцать. Она меня не будет слушать, - в сердцах оправдалась Лия.

- Вот вредина! Это я не тебе, - успокоила Лия дочь.

Лия пожаловалась мужу, он пожал плечами и предложил немного подождать. Стоял июль месяц и темнело довольно поздно. Временно они успокоились, но, по прошествии часа, всё равно начали переживать. Петя попробовал позвонить дочери, но её телефон был вне сети. Лия начала выходить из себя и заочно ругать Руфь за её непокорность. Подождав ещё минут двадцать, они пошли к Руфиному приятелю Косте Мурзину. Тот был дома и сказал, что Руфь сегодня не видел. Он попрозванивал по знакомым пацанам и никто ничего внятного не сказал. Береговые вернулись домой и, собрав всю семью, встали на молитву за Руфь. В головах у родителей начали рождаться самые неприятные предположения. Лия в расстроенном состоянии вышла на балкон с телефоном в руках, чтобы известить сестёр, как вдруг разглядела свою дочуру, идущую к дому с каким-то нетрезвым молодым человеком. В зубах у парнишки была сигаретка и он периодически порывался приобнять Руфь.

- Ах, ты ж, малолетки! - Лия закипела внутри.

Когда парочка подошла к подъезду и оказалась под балконом квартиры Береговых, дружок вообще обхватил Руфь ручищами и полез к ней с поцелуями. Тут Лия не выдержала и закричала прямо с балкона:

- Эй, дружок! Ты не слишком ли распоясался? Ну-ка, не смей прикасаться к моей дочери! Ты кто вообще такой?

Пока Лия выдавала свои угрожающие тирады, а парень слушал, задрав довольную рожу вверх, Руфь выскользнула и убежала в подъезд. Наглец дослушал всё, что о нём думает мамаша, пожал плечами и пошёл прочь.

Родители встали напротив входной двери в ожидании дочери. Она не заходила. Лия, не выдержав, открыла дверь сама и увидела Руфь, на лице которой выражалась дерзость, смешанная со страхом. Она вошла.

- Куда мы катимся? - Спросила раздражённо Лия. Руфь молчала.

- Ты зачем выключила телефон? - Спросил отец.

- Ага, - наконец прорвалось у дочери, - мне уже в гости к подружкам зайти нельзя? Вы за мной следите, как за маленькой! Я что, сама не могу решать? Смотрите, вернулась живая!

- Не дерзи, - сказал отец.

- Да что, не дерзи. Я и так всегда дома сижу. Только во дворе полчаса и всё!

- Ну-ка дыхни, - сказала мать, - чем от тебя пахнет?

- Ничем! Да, я посидела с подружками и попробовала капельку шампанского! Я что, под забором валяюсь?

- Вон, этот, который с тобой шёл, это и есть подружка?

- Это Завьялов, он урод! Он сам за мной увязался, я его не звала, он мне не нужен! Хватит считать меня дурой! Я выросла, мама!

- Да ты вообще оборзела, - не выдержала Лия и, схватив попавшуюся под руку хлопалку для ковров, хлестанула Руфь по спине.

- Да, давайте, - закричала со слезами Руфь, - избейте меня за каплю шампанского! Всю жизнь так! Чуть чего, сразу - на, получай!

Она скинула туфли и заскочила в ванну, закрыв дверь за щеколду. Лия рванулась за ней, но Петя её удержал, предложив понизить тон. Спустя несколько минут, когда градус конфликта понизился, они сели на кухне и родители пытались донести до дочери, что она находится в пограничном возрасте, когда можно наделать глупых ошибок и потом понести последствия. Руфь сидела уставшая и виноватая, но почти ничего не говорила, кроме “да” и “нет”. В таком расстроенном состоянии все пошли по своим спальням. Лия легла с книгой в руках и не могла до конца успокоиться, внутренне переживая за дочь. Как всегда, в её сердце боролись между собой два знакомых чувства, желание проучить и сострадание. Она всегда боялась, что Руфь запрётся от них, и они никак не смогут на неё повлиять. Она молилась за дочь:

- Господи, прости меня! Я не знаю, как мне быть с Руфью. Она иногда бывает дерзкая, иногда очень милая. Она очень похожа на меня, и внешне и по характеру. Я, Господи, тоже часто дерзила маме или отцу. Научи нас с Петей правильно с ней обращаться. Мы очень хотим, чтобы она тоже уверовала и служила Тебе.

Петя взял Библию и ушёл на кухню. Он иногда так уединялся вечерами, чтобы никому не мешать. Руфь иногда проходила мимо комнаты, Лия посматривала на неё и уже не хотела на неё ругаться. В какой-то момент Руфь тихо вошла и так же тихо села на край разложенного дивана. Мама смотрела на неё. По щекам дочери потекли слёзы, так же как в детстве, когда она хотела, чтобы мама её пожалела. Лия притянула её к себе, она обнимала её и гладила по ударенной спине. Они просили друг у друга прощения, обменивались добрыми словами, и когда отец вернулся в комнату, он тоже присел рядом с ними.

- Я не хотела вас огорчить, - говорила Руфь. - Просто подружки позвали, а там пацаны эти были. Я немного обманула вас, я телефон выключила. Прости меня, мама. Я ушла от них, потому что мне не понравилось… я просто…

- Мы переживаем за тебя, - сказала Лия. - Нам очень хочется, чтобы ты стала верующей и любила Бога. Но мы не можем это сделать насильно. Я понимаю, тебе, наверно, хочется дружить с парнем, как все дружат. Чтобы тебя кто-то любил.

- Нет, мам, вы неправильно поняли. Этот Завьялов мне совсем не парень. Я пока ни с кем не хочу дружить, как с парнем. Даже не думаю об этом.

- В нашей церкви есть хорошие братья. Если ты станешь чаще общаться с молодёжью, кто-то из них может тебе понравиться. Я ещё была неверующей, когда твой папа пришёл первый раз. Я наблюдала за ним, и меня сильно вдохновляло, что он так устремился к Богу. Мне казалось, что он даже более искренний, чем все мои братья. Но он очень долго стеснялся и не мог переступить себя.

- Стеснялся признаться? Папа, наверно, всегда был очень тактичным, - Руфь посмотрела на отца.

- Не только признаться, - сказала Лия. - Он долго считал, что для верующего жениться опасно, что это мирское.

- Зато некоторые братья из церкви, - сказала Руфь, - уже очень даже ко мне расположены. Но они меня боятся, потому что я не член церкви.

- А ты как к ним относишься?

- Никак. Так же, как к Завьялову или Костику Мурзину. Мне с ними весело, но не больше того. Я немножко без комплексов и братики церковные, как только меня видят, начинают некоторую деятельность. А скромненьких сестёр почему-то не замечают. Лилю нашу или Лену Морозову. Всем им подавай весёленькую красотку, а не тихую христианку! Я их всех раскусила. Но ко мне подход не просто найти!

- Ты очень похожа на меня, дочка. Я тоже подтрунивала над парнями. Даже над папой твоим. Но однажды поняла, что он очень хороший и скромный человек. Что мне будет с ним хорошо и мирно и что мы с ним срастёмся в одно целое. Мне его послал Бог, я так это поняла. И ты однажды встретишь хорошего и скромного парня. Не трать свою юную красоту на пустые развлечения. Ни алкоголь, ни обжимания по углам – это не настоящая жизнь. Однажды ты придёшь к Господу и Он решит все твои ожидания. И даст тебе друга жизни, такого, каким стал папа для меня.

- Спасибо, мам. Я не буду торопиться. Мне не нравятся парни, которые пошлят и матерятся. Я больше не буду рваться в такие компании. Мне вообще всего семнадцать лет! Я хочу просто жить и радоваться жизни.

- Правильно, Руфь, - сказала Лия. - Прости, что усомнились в тебе. Это исходит из нашего желания передать вам самое лучшее. Чтобы вы были благословенны Богом во всём.

Беседа их затянулась за полночь и Лия была очень счастлива, что нашла с дочерью такой глубокий мир.

Никто из них тогда не предполагал, что Лии жить на земле оставалось совсем недолго. Периодически она чувствовала тупую боль в голове, но, выпив таблетку, об этом забывала. Как-то, поработав в наклон, она распрямилась и у неё потемнело в глазах. Это она тоже списала на усталость. И лишь в августе того же года она по настоянию церковных подруг пошла в больницу. Обследование принесло очень страшную весть. У Лии в голове быстро развивалась злокачественная опухоль. Семья Береговых пришла в напряжённое состояние. Многое стало неважно и все силы и молитвы они теперь направляли на выздоровление мамы. Этому не дано было сбыться. В середине сентября Лия Береговая умерла… За сутки до смерти Петю последний раз пропустили к ней и дали поговорить. И вот тогда он услышал от неё вновь ту фразу, которую она сказала ему на молодёжке после своего обращения к Богу:

- Спасибо, Петь, что привёл меня к Иисусу! Я верю, что не зря Лия Береговая прожила на земле! Ты самый прекрасный муж на земле! Возможно, через несколько дней меня не станет. Я ухожу счастливой! Вам будет горше здесь без меня… Мы встретимся у Господа, мой добрый и милый человек! А потом смерти уже не будет!

Она отпустила его руку, которую крепко сжимала до этого, и с трудом села на больничной койке. Из тумбочки она достала свёрнутый в четыре раза двойной тетрадный листок, исписанный со всех сторон Петиным почерком, и отдала ему.

- Помнишь твоё признание? На этой бумажке мои поцелуи...и мои слёзы. Если же Бог помилует меня и даст жить, мы ещё увидимся на земле. Иди к ребятам, ты им очень нужен… Сохрани их, Петь. За Лилю я спокойна, она уже уверовала и служит Богу. Мальчики маленькие ещё. А Руфь… За неё тоже не беспокойся. Она похожа на меня, она придёт к Иисусу. Если что, скажи, что я её прошу. Иди, Петь, на твоих плечах сейчас очень большой груз. Я люблю тебя всей душой!

Петя поцеловал её и вышел в коридор, не в силах сдерживать рыдания, рвавшиеся изнутри. Он изливал перед Богом всё, что накопилось за последние дни. Он боялся роптать, но иногда его слова были горькими и жёсткими.

Лию похоронили. Во время прощания Петя стоял бледный и почти безжизненный и смотрел куда-то вдаль. Он слышал плачь дочерей и сестёр из церкви, но он мысленно видел её живой. Лиля подошла и взяла его за руку, рука отца была холодной как лёд. Потом был обед в доме молитвы. Братья выводили на полотно фотографии его жены, а он как-будто был где-то в другом месте. Зал немного реконструировали, но Петя постарался сесть почти на то же место, где он примерно сидел на свадьбе Лёши и Даши Морозовых. Когда обед подходил к концу, Петя вышел в центр зала.

- Друзья мои, - сказал он, - спасибо вам за вашу любовь. Простите меня… я выплакал все мои слёзы за последние дни. Я верю, что моя Лия на небесах! Господь отёр все слёзы с её глаз и она уже не будет страдать там. На небе мы все будем другими, но я верю, что Господь подведёт меня к моей Лии и покажет её подлинную духовную красоту, которую видит только Он! Я понял сегодня одну важную вещь. Я должен продолжать дело, к которому призвал Господь! Может, я отойду на время, но я вернусь! Моя Лия любила меня, как искреннего проповедника церкви и я буду продолжать! И ещё… она просила меня, чтобы я посвятил себя нашим детям. Ребята, мама ушла, а мы с вами остаёмся. Я всегда буду любить вас! Я славлю нашего Спасителя за всё, даже в этот очень тяжёлый час! Простите…

Петя Береговой пошёл на место, но не дошёл и упал без сил. Через несколько минут он оклимался и братья отвезли его домой.

Память.

Лёгкие ноябрьские снежинки тихо опускались на землю на подвядшие растения вокруг могилы. В качестве надгробия стояла простенькая мраморная плита прямоугольной формы, один угол которой был скруглён по замыслу мастеров. Мужчина за пятьдесят стоял, положив руку на этот скруглённый угол, и со стороны можно было подумать, что именно от прикосновения его рук угол сгладился и стал таким. Мужчина смотрел вверх и на его лицо тоже падали редкие снежинки. Он думал о том, почему люди надгробия называют памятниками. Кто-то, пройдя мимо, даже не обратит внимание на отдельную могилу. Для родных она является подлинно памятником, напоминающем прошлое, прожитое вместе. На памятнике висела табличка:

БЕРЕГОВАЯ ЛИЯ ФРАНЦЕВНА

01.06.1971 – 16.09.2016 гг.

Она прожила всего 45 лет. Родила четверых детей. Он помнил её живой, она была в его сердце. Прошедшие годы не стёрли этой памяти.

Он развернулся, дошёл до дороги и сел на заднее сиденье автомобиля рядом со своим внуком, пятилетним Петей, своим тёзкой.

- Устали меня ждать?

- Всё нормально, пап, - сказала Руфь, сидящая на переднем сиденье рядом с Сашей.

- Деда, - спросил внук, - а ты зачем там стоял? Ты замёрз?

- Замёрз, Петюня. Я вспоминал твою бабушку.

- Бабу Нину?

- Нет, бабу Лию. Ты её не видел.

- А она умерла, да?

- К сожалению, да, - Петя погладил голову внука.

- М-м, - понимающе промычал тот. - Деда, а видишь, какая у нас новая машина? Это дядя Дима папе подарил.

- Хороший друг дядя Дима.

- Да, а у них ещё мальчик есть, Лёва. Как Богдан наш, маленький. Деда, а у тебя в Москве тоже есть машина?

- Я продал свою. Потом ещё себе куплю.

- Такую же, “Тойоту”?

- Не знаю. На какую денежек хватит.

- М-м…

Саша потихоньку тронул автомобиль и они, раскачиваясь на неровной дороге, выехали с территории кладбища. Петя снял с головы тёплую кепку с козырьком и стряхнул растаявшие снежинки.

- Саш, давай на минутку заедем на улицу Суворова, - попросил зятя Петя.

- Хорошо.

Они подъехали к дому, где когда-то жили Франц Давидович и Анна Яковлевна. Новые хозяева пристроили веранду и перекрыли крышу, но отдельные черты напоминали прошлое. Все вылезли из машины.

- Вот здесь, ребята, я встретился первый раз с Лией. Я случайно пришёл с Лёшей и Дашей в гости к Янценам и мы на улице разговорились с ней.

- Ты раньше сюда тоже приходил? - Спросила Руфь.

- Иногда. Уже после её ухода. Память почему-то всё сохранила, как-будто это было вчера.

Они уехали домой, в ту квартиру, где многие годы жила семья Береговых. Петя пообщался с матерью, которая жила вместе с Сашей и Руфью, посвятил время внукам. Временами звонил его телефон и он договаривался с друзьями, где и когда они смогут хорошенько пообщаться, раз уж он смог приехать на несколько дней.

Наступил вечер, все они хорошо поужинали и каждый занимался чем-то своим. Саша расположился на полу вместе с младшим Богданом, Петя внук перебегал из одной комнаты в другую. Руфь сидела с отцом на кухне за их видавшим виды столиком и старалась насладиться общением с ним, ведь теперь они жили далековато друг от друга и такие минуты были очень ценны.

- Как вы там с Веней живёте? Не разу у вас не были, - сказала Руфь и поставила перед отцом кружку с чаем.

- Живём, - ответил он, - мы с Даней занимаем внизу комнату. У Вени же большой дом, с мансардой. Давид был в том году, говорит, Веня лучше устроился в России, чем они в Европе. Сам Веня с Лизаветой живут на втором этаже. Ещё две комнаты Ваня занимает с семьёй. По ту сторону от кухни ещё Костя, младший, живёт с женой и сыном. Второго ждут. Будет у Вени с Лизой двенадцатый внук.

-Здорово вы устроились. Молодец Веня!

- Да, - подтвердил Петя. - Сидим иногда вечерами на кухне, рассуждаем, смеёмся, что собрались в одном доме два бывших пастора родной церкви.

- Да, интересно получилось.

- Мы два стареющих Божиих служителя, седые и морщинистые, сидим и удивляемся Божиим чудесам.

- Ну уж, скажешь, - улыбнулась Руфь. - Какие вы стареющие? Тебе пятьдесят четыре будет, ему – шестьдесят три, по-моему. В полном расцвете сил!

- Не знаю, - сказал Петя. - Максим сейчас на окраине Москвы живёт, снял себе квартирку. Маленькую, семнадцать квадратов. Работу нашёл в какой-то большой торговой фирме. На компьютере, заносит какие-то базы данных.

- Не собирается жениться?

- Есть намёки, - улыбнулся Петя, - общается с одной сестрёнкой. Из московской церкви какой-то. Я эту сестрёнку правда не видел ещё. Он посмелее меня.

- Почему?

Петя достал паспорт и из загиба обложки вынул свёрнутую бумажку, двойной листок в клеточку, исписанный его почерком.

- Знаешь, что это?

- Нет, - сказала Руфь.

- А-а… это моё признание твоей маме, когда я окончательно богословски убедился, что создание семьи не противоречит Божией воле. Она его сохранила и отдала мне в больнице, когда мы виделись последний раз… на земле.

Руфь развернула листок и почитала отцовские искренние измышления, которыми он исписал в своё время весь листок на всех четырёх поверхностях. Она временами улыбалась, читая его мысли.

- Книга Бытие, - сказала она, - не хорошо быть человеку одному.

- Не хорошо. С этого началось моё оттаивание. Если бы я признался себе в самом начале, то я бы мог сказать, что сразу её полюбил. Твою маму. Потребовалось много месяцев, прежде я сдвинулся с мёртвой точки.

- А ты, пап, никогда больше не думал о женитьбе?

- Нет, Руфь… Пока не думаю. Видишь, мама в самом низу мне поставила свою оценку, - он показал на нижние строки последней страницы листка, где было нарисовано сердечко красной ручкой.

- Мама тебя сильно любила… Смотри, пап, - сказала Руфь, - может, ты из-за нас, чтобы нас не смущать, откидываешь этот вопрос. Тебе ведь тоже плохо одному. Я иногда молюсь за тебя и мне становится тебя жалко. Ты все силы отдал нам, а мы живём своими жизнями. Мы с Лилей говорили об этом и пришли к тому, что, если ты встретишь хорошую сестру, ты женись и радуйся жизни. Мы тебя поддержим и примем любое твоё решение.

- Спасибо, девчонки! Я пока не знаю. Я не чувствую себя одиноким. К нам с Веней приходят братья помоложе, московские служители, и они спрашивают у нас совета. Видишь, какие мы важные стали. А насчёт женитьбы? Нет. Нет пока во мне такого желания. Ты знаешь, я не один. У меня есть вы, все мои близкие, которых я вижу всегда перед собой. Есть моя память, о моей Лии. Светлая память, которая греет моё сердце даже сейчас. Я смотрю на тебя и вижу её черты. Максим иногда улыбнётся, а я вижу кусочки моей Лии. Бог мне очень много всего дал, и я чувствую как никогда, что Он всегда рядом со мной. Я не один, Руфь!

Руфь свернула папино признание маме и отдала его законному владельцу. Из её глаз потекли слёзы невероятной благодарности Богу за отца и мать, на руках которых она выросла. Она захотела быть такой же сильной и смелой христианкой, какими всегда были её родители. Перед ней сидел немного постаревший и потрёпанный жизнью отец, который сказал ей сейчас слова, проникающие в самое сердце. Он не один, он всей душой верит в Спасителя. Верит так, как никто из них пока не верит. Его вера прошла жёсткие испытания жизнью, но он не отрёкся от Господа, однажды открывшегося ему. Она поняла, что её забота об отце не сравнится с заботой Самого Спасителя, Который вёл Петра Берегового с самых молодых лет!

- Спасибо, пап! Ты всегда был моим учителем. Ты не один, потому что ты неизменно веришь Богу. Мы этому ещё только учимся…

- И я учусь, Руфь. Если Господь покажет, что мне нужно будет иметь ещё жену, надеюсь, я это пойму. Но я не страдаю от этого. Память о Лии хранит моё сердце. Поверь мне, я не один!

- За последние месяцы я столько всего поняла, - сказала Руфь. - Когда ранили Сашу, когда братья доверили ему служение пастора, когда Димка с Дианой приехали и так благословили нас. Я хочу быть похожей на маму в её верности и любви к тебе. Я могу пожурить Сашу. Мне кажется, он обижается, но молчит.

- Цените друг друга. От тебя много зависит. Ты у меня молодец. Мама очень за тебя переживала. Её молитвы за тебя отвечены, ты заняла её место, место жены пастора. Бог очень милостив ко мне и к вам. Я чувствую его поддержку всегда. Поэтому и говорю, что я не один!

Петя бережно убрал драгоценную для него бумажку обратно в паспорт. Руфь постелила ему постель в зале на диване. Засыпая, он посмотрел на тёмный потолок и как-будто на минутку перенёсся в прошлое, вспоминая их прекрасную жизнь с Лией. Нет, не сможет он с кем-то ещё выстроить такие же добрые отношения. Он будет жить один в семейном плане. Но в душе он твёрдо себе уяснил, что он в Божиих руках и что он не один!

____________________________________

ИНТЕРВЬЮ.

Логическое продолжение “Не один”.

Пётр.

В одном из множественных коттеджных посёлков и частных секторов Подмосковья стоял кирпичный дом. Если бы его оценивал советский человек, он бы сказал, что дом очень большой. В сравнении с другими подмосковными строениями современной России дом выглядел довольно скромно. В этом доме жило сразу несколько семей. Хозяином, построившем его, был верующий мужчина на седьмом десятке по имени Вениамин Янцен. Он в своей жизни совмещал собственный бизнес и служение в христианской миссии. Кроме него и его жены Елизаветы, в доме размещались семьи двух его сыновей. В этом одновременно было и своё удобство и неудобство. Вениамин следил, чтобы ни ему и ни его супруге не пришло на сердце искушение сильно вмешиваться во внутренние дела сыновьих семей. Пока что дороговизна жилья вокруг столицы не позволяла решить вопрос по-другому. Несмотря на насыщенность населения своего дома, Вениамин переселил к себе ещё одного родственника, выделив ему одну из нескольких комнат. Этот родственник одновременно был очень близким и дорогим другом Вениамина иего зятем, мужем уже ушедшей из жизни единственной сестры. Пётр Андреевич Береговой когда-то в девяностые сменил на пасторском посту Вениамина в родной церкви. Сейчас они жили под одной крышей и вместе работали в хорошо оборудованной столярной мастерской, которую создал Вениамин. Пётр Андреевич пришёл к вере в Бога через проповедь Вениамина в начале девяностых. Потом женился на его сестре Лии. Два года назад Вениамин предложил Петру Андреевичу переехать к себе и попробовать себя в новой роли. За это время родная церковь, оставшаася без пастыря, избрала новым пастором зятя Петра Сашу. Таким образом династия служителей продолжилась. Но ни Вениамин, ни Пётр не воздействовали на церковь никак, это братья решили перед Богом сами.

Пётр делил комнату со своим младшим сыном Даней, тоже уже повзрослевшим и наравне с другими работающим на семейном предприятии. В отличие от остальных детей Петра, Даня пока очень редко посещал какую-либо церковь, и отец не во всём мог понять, что происходит в его душе. Ещё один сын, Максим, жил и работал в самой Москве. В начале апреля он познакомил отца со своей невестой Милой. Пётр благодарил Бога за своих детей и единственной его заботой сейчас было переживание за Даню. Они иногда общались по душам, когда сын всё же раскрывался пред отцом, и некоторую тоску в душе Петра вызывало то, что Даня почти не помнил своей матери. Как-будто в самый противоречивый подростковый период что-то стёрлось из его души, или это было такой болевой реакцией на смерть мамы. Пётр корил себя за это, потому что в то время, когда это случилось, он какое-то время сам пытался справиться с тоской потери любимой супруги. Много сил истратил на утешение дочери Руфи. А Даня, как ему тогда казалось, пережил всё спокойно. И сейчас Пётр старался наверстать упущенное и помочь младшему сыну возмужать и уверовать в Бога. Впрочем, Даня не создавал собой больших проблем. Дружил с пареньком, который работал у Вениамина как наёмный рабочий, никогда надолго не уезжал в столицу, основное время проводя в мастерской или в комнате за ноутбуком.

Мастерская, бывшая в основном семейным предприятием, располагалась по соседству и примыкала к большому гаражу, стоящему на одном участке с домом. Пётр иногда оставался на ночь в специальной комнате в углу мастерской, чтобы дать возможность Дане побыть одному. Май подходил к концу, на улице запахло настоящим летом. Пётр вновь уединился в комнатке в мастерской и решил переночевать там. Какое то время просто повалялся, пока не услышал сигнал сообщения в своём телефоне. Посмотрел, сообщение пришло от Руфи, он сел поудобней за столик, чтобы посвятить время переписке. Она писала:

“Пап, привет. Это я. Хочу сообщить тебе одну новость. Мы с Сашей снова ждём ребёнка… Что-то мне даже стыдно стало. Я когда-то тебе говорила, что совсем не представляю себя многодетной мамой. Вас с мамой я считала героями, что вы решились иметь четверых. А теперь и я такая буду, уже третий… Вчера была на первом УЗИ, сказали, что это девочка. Очень прошу твоей молитвы. В остальном у нас вроде всё хорошо. Богдан у нас теперь болтает вовсю, говорит все слова чисто. Когда ты был полгода назад в ноябре, он ещё только тараторил что-то непонятное. Саша говорит, что может всё-таки получится вырваться этим летом и приехать к вам на пару дней. А то, опять потом засядем на какое-то время, пока маленькая подрастёт. Прикрепляю тебе последнюю фотку, это мы с мальчиками возле дома неделю назад. Пока, всем привет.”

Пётр провёл пальцами по увеличенной фотографии родных. Руфь прищурилась на солнце и настолько показалась ему похожей на Лию в этом же возрасте, что он даже глубоко вздохнул. Он отложил телефон, решил ответить попозже. Очень часто при переписке или во времятелефонных разговоровРуфь как бы невзначай спрашивала отца, не сдвигается ли вопрос с его одиночеством. Вдруг, мол, нашлась какая-то верующая сестра для него. Он эти разговоры не поддерживал и старался сменить тему, однако замечал, что как-то немного касается его сердца эта мысль. И хоть он уверял дочерей, что он научился жить одиноким и что главной его заботой сейчас является устройство жизни Дани, где-то там, в глубине, он понимал, что и Даня в любой момент может отделиться от него и ему придётся остаться одному. В среде христиан Пётр встречал людей, которые, овдовев, вскоре находили себе новую пару и продолжали жить и выглядели весьма счастливыми. А он долгое время себе не позволял ни думать об этом, ни пытаться дать себе надежду. Он почему-то считал это маленьким предательством, сначала дочерей Лили и Руфи, которым он попытался заменить сразу и себя и маму. С которыми он много разговаривал и молился, давая понять им, что он никуда не денется, он будет их отцом, любящим и защищающим от всех житейских бед. Потом ситуация начала меняться. Однажды Руфь куда-то ушла, таинственно сказав, что надо прогуляться в одно местечко. Через час вернулась с Сашей, искренно уверовавшим из мира молодым человеком. И пока Пётр что-то сооружал на кухне, они вошли вдвоём, как-то скромно посмотрели на отца, и он сразу понял, что они хотят известить его о предстоящей помолвке и свадьбе. Пётр как отец очень за них обрадовался, сам раскрасневшисьот стеснения. Саша был практически его духовным сыном, с которым они наговорили много часов о Боге и Библии. И всё-таки что-то грустное проскочило тогда в его сердце. Он понял, что Руфь однажды выйдет из под его крыла. Летом через полгода сыграли свадьбу. Пётр сам, будучи пастором, сочетал свою дочь. Вернувшись домой тогда, он ощутил, как нечто опустело в его доме. Хотел временами позвать Руфь подсобить на кухне, а она уже не откликалась, потому что жила уже своей семьёй. Прошло немного времени и старшая дочь Лиля сказала отцу, что ей сделал предложение Марк, сын лучшего друга Петра. И опять это же чувство смешанной радости и тоски. Когда Лиля вышла замуж, начался новый этап в жизни семьи Береговых, не осталось ни одной женщины с Петром. Жена умерла, а дочери вышли замуж. Что ж, пришлось привыкать и к этому. Теперь основные силы он бросил на взросление сыновей. После переезда в Подмосковье Максим устроился в крупную торговую компанию и решил попробовать снять себе квартирку, чтобы почувствовать самостоятельность. Отец его благословил и даже всеми силами помогал. И вновь он отделил что-то от себя и пережил маленькую тоску. И даже Даня, ещё живущий с ним, начал казаться отцу взрослым и думающим о чём-то своём. Если и он вздумает жениться или переехать в другое жильё, Пётр останется один. И хоть в большом доме его родственников много народа и часто бывают разные гости, в своей сугубо личной жизни он может ощутить одиночество. Это слово – одиночество – он гнал от себя многие годы, говоря себе, что ему есть для кого жить и чему отдавать свои силы. А теперь он часто приходил к мысли, что оно всё-таки может его постичь.

Он взял телефон и написал Руфи ответ и поздравление. Пообещал, что будет постоянно молиться о благополучии и здоровье её и малышки, которую она носит под сердцем. Добавил ко всему, что у них тоже всё хорошо и живут они вполне благополучно и прекрасно и Бог благословляет во всём.

В мастерскую вошёл Вениамин и сел напротив Петра на стул.

- Не мешаю? - спросил он.

- Нисколько, - ответил Пётр. - Руфь письмецо написала.

- Как у них?

- Очень даже ничего, - сказал Пётр и улыбнулся. - Новость сообщила. Ребёночка ждут. Судя по УЗИ, будет девочка. Так что, скоро я тебя догоню.

- Ну-ну, - засмеялся Вениамин, - у меня двенадцать. Четыре внучки и восемь внуков.

- Давай, хвались. У меня скоро Максим женится, да и Дане ещё где-то в будущем предстоит. Так что, сравняемся с тобой. Вот, видишь, - Пётр показал последнюю фотографию, - Руфь так сильно стала на Лию походить.

- Так она и всегда походила, - сказал Вениамин. Он посмотрел на Петра с некоторой грустью и спросил, - Тоскуешь?

- Не знаю. Может, я это себе внушил, что должен всю жизнь её помнить. Видел некоторых братьев и сестёр, которые овдовев, не стали долго ждать и вновь создали семьи. А я почему-то так не смог. Первые годы даже не стирал её номер в телефоне. Садился вечером и смотрел, зная, что Лия больше никогда не позвонит. Потом иногда добирался до улицы Суворова, подходил к вашему бывшему дому и смотрел на ворота, вспоминая первую нашу встречу с Лией. В тот год, когда Руфь вышла замуж, я как-то тоскливо себя почувствовал и решил опять дойти до дома на Суворова. Смотрю, выходит из ворот одного из соседних домов мужик. И я вспомнил, что почти по соседству жил Ваня, паренёк такой, с которым Лия общалась.

- Помню Ваню, - вставил Вениамин.

- Я решил подойти, - усмехнулся Пётр. - Поздоровались, он смотрит на меня и ничего понять не может. Я говорю: “ Меня Петей зовут. Почти четверть века назад я женился на Лии Янцен, что здесь жила. Вы должны её помнить.” Он вдруг как-то вскинулся и просветлел даже. Спрашивает: “ Как она?” А я не знал, что ему ответить. Он смотрел на меня минут пять и сам всё понял. Зашли к нему в дом. Как я понял, он так один и живёт. Лия говорила, что Ваня стеснительный был. Чаем меня напоил, очень по-доброму принял. Даже поплакали вместе. Как я понял, она была его тайной любовью почти с самого детства. Но он признался, что вряд ли бы решился сделать ей предложение. Я ему рассказал, что верю в Бога и являюсь пастором церкви, где раньше был Вениамин. Он тебя тоже вспомнил. Слово за слово, в процессе общения сказал, что работает на нашей автобазе, где раньше твой отец трудился. Только она стала транспортной компанией называться.

- Если будем в родных краях, надо будет его навестить, - сказал Вениамин.

- Ты так говоришь, как-будто собрался туда съездить.

- Всё может быть, - сказал Вениамин. - Тут на днях ко мне одна верующая сестра обратилась. Сотрудничает с христианским интернет-радио и берёт интервью у служителей церквей. Живёт в Питере. Я сначала не мог понять, почему она именно на меня вышла. А она говорит, что я был её первым пастором. Я спрашиваю: “Так кто Вы?” Она говорит: “Маша Гаврилова”. Я всё равно никак не мог вспомнить, когда у нас была такая сестра. Она говорит: “Я тогда ещё была некрещённая. Я приходила на молодёжную группу, потом перестала. Я Лидии Васильевны внучка”. Тут я вспомнил. И ты её помнить должен.

- Более менее, - сказал Пётр. - Лидию Васильевну даже больше помню, чем Машу.

- Ну и вот, - продолжил Вениамин. - Я у Лизаветы спросил, она где-то даже откопала фотографии из прошлого, тогда я вспомнил. А раз она не крестилась, из памяти уже стёрлось. Она потом переехала учиться в Питер, начала посещать церковь и крестилась. А после учёбы там осталась и вышла замуж за верующего. Три года назад овдовела… Но служение своё продолжает. Пообщавшись со многими братьями и сёстрами из Питера и окрестностей, вспомнила родную церковь и разыскала меня.

- А ты ей про меня рассказал, - усмехнулся Пётр.

- И про тебя немножко и про Руфь с Сашей, и про Давида с Иосифом в Европе. И она предложила сделать серию интервью со всеми нами и поведать на своём канале о жизни семьи служителей из провинции.

- Так мы с тобой сейчас почти в столице живём, - опять улыбнулся Пётр.

- Ну… расскажем о прошлом, - сказал Вениамин. - Даст Бог, так съездим в родные места, всё обрисуем в красках и подробностях.

- Как скажешь, дорогой брат, - заключил Пётр. - А у тебя уже планы есть, когда начнём?

- Планов нет, - Вениамин встал на ноги, - но пока думаем на июнь, если ничего не помешает. Сначала с ней здесь можем встретиться, а потом решим более детально. Она приедет к нам послезавтра.

- Вот так, она реактивная, - засмеялся Пётр, - ещё не во всём договорились, а она уже послезавтра… А где ты её поселишь?

- У неё есть родня в Москве. Передвигается на своей машине, аппаратуру возит с собой. Наша с тобой задача подумать, как и что мы можем рассказать о себе, о церкви, о прошлом и настоящем.

- Так то, конечно, хочется домой съездить, - сказал Пётр, встав со стула. Они вышли во двор. - В ноябре был, показалось, что всё так быстро пролетело, не успел со всеми даже увидеться.

- Заранее сообщим братьям, чтобы все по максимуму были готовы.

Маша.

После разговора с Вениамином Пётр решил прогуляться на свежем вохдухе и вышел за ворота дома. Дошёл до соснового леска, который окаймлял посёлок. Очень красивое место, выжившее благодаря местному депутату, не давшему алчным застройщикам занести топор на вековые деревья. Тем самым он оставил местным жителям возможность дышать свежим сосновым воздухом и проводить время на природе. Пётр шёл по дорожке, опасаясь входить в лес из-за клещей, невероятно активных в такое время. Он размышлял над предложением Вениамина дать серию развёрнутых интервью сестре из Питера. Так или иначе, разговор неизбежно зайдёт о его жизни и о жизни его семьи. Это всегда было для него трудно и одновременно воспоминания прошлого возвращали его туда, где он был ещё беззаботно счастлив. Ему казалось, что никто из людей вокруг не может понять этих переживаний его души. Даже последняя поездка прошлой осенью в гости к Руфи и Саше на маленькое время окунула его туда, в это прекрасное время. Говоря как-то с одним из знакомых опытных душепопечителей, он услышал мысль, что он возможно не смог правильно попрощаться со своей ушедшей женой и поэтому именно переживает всё ещё ощущение, что не может забыть её. Может быть, даже письмецо, в котором он когда-то написал Лии проникновенное признание в любви и одновременно раскрыл сложные переживания свои об этом перед Богом, нужно ему однажды уничтожить или спрятать его в очень глубокий ящик и уже не брать его в руки. Но он не мог на это решиться. При этом, он никогда не роптал перед Богом и даже часто благодарил Его за каждый шаг своей жизни, осознавая, что всё в его жизни было созидаемо именно Им. Как Иов, он себе повторял сокровенные слова, что мы должны принимать от Бога не только доброе, но и тяжёлое и скорбное. Если в ближайшие дни они снова окажутся в родных местах и он напросится переночевать у Руфи с Сашей, ему опять выпадет счастье поспать на своём диване, который так и стоит на том же месте, где стоял раньше. Он даже помнил как они с Лией купили этот диван, когда Руфи исполнилось пятнадцать. Что ж… Он с удовольствием расскажет этой неведомой репортёрше христианского радиоканала о своей жизни. Может рассказать о мельчайших деталях своего движения к Богу. О первой встрече с Лией на улице Суворова, о беседе возле ворот семьи Янцен, о знакомстве с Давидом, Иосифом и Вениамином. О молодёжной группе, о покаянии перед Богом, о крещении и первой своей проповеди. О великой милости Божией, когда Он чуть ли не насильно показывал Петру Береговому, сколь она велика именно для него. О том, как он отказывался верить, что братья готовы доверить ему пасторство в церкви. Он не знал своего будущего, а вот прошлое буквально перенасыщало его душу до самого верху, было сложено внутри его сердца множеством папочек и файлов. Его жизненный опыт, как и опыт его друга Вениамина, зажигает сегодня сердца более молодых служителей. Конечно, это же прекрасно, запечатлеть эту историю небольшой провинциальной церкви в целой череде интервью. Особенно это будет полезно живущим в крупных городах людям. Прогуливаясь вдоль лесочка, Пётр мысленно моделировал возможные вопросы и ответы, размышляя, как бы не упустить чего-то важного и одновременно не наговорить слишком много. Через час он вернулся домой, вошёл в мастерскую и уединился в дежурной комнатке.

Следующий день прошёл в обычных трудах и заботах. В день, когда репортёр Маша должна была приехать, небо затянуло серыми облаками и начал брызгать мелкий ненастный дождь. Вениамин в шутку говорил, что это похоже гостья везёт с собой из северной столицы привычную петербуржцам дождливую погоду. Поселить её решили в комнате хозяина дома вместе с его женой, а он на время решил перебраться в мастерскую, в комнату, где временами ночевал Пётр.

С помощью навигатора Маша к обеду добралась до места. Вениамин с Лизаветой и Пётр тепло её встретили и помогли разгрузить пожитки. Собрались все в просторной кухне и приступили к более детальному знакомству.

- Я приветствую вас, дорогие братья... и сестра Лиза, - начала Маша довольно официальными словами. - Вы меня простите, я очень волнуюсь… Вы меня скорее всего совершенно не помните. Да и я всех вас помню ещё очень молодыми… И я очень благодарна Вениамину Францевичу за его уверенное согласие пообщаться со мной и через меня с посетителями ресурсов нашего интернет - радио в Петербурге и его окрестностях. Так же, весьма признательна Петру Андреевичу, что он тоже согласился присоединиться к моему проекту… Сегодня нам с вами нужно составить план серии бесед и рационально распределить время, чтобы потом я могла всё это обработать и достойно предложить своим подписчикам.

Пётр смотрел на гостью и пытался вспомнить, как она выглядела в прошлом. Тогда это была скромная немногословная девушка лет восемнадцати с тёмными волосами, заплетёнными в длинную косу. Ему тогда казалось, что она сильно стесняется и при каждом прямом взгляде в глаза опускает голову. Она почти ничего не говорила, когда посещала те давние молодёжки, а потом и вовсе уехала и не оставила о себе почти никакой памяти. В начале нулевых схоронили её бабушку и имя Маши Гавриловой практически стёрлось и из его памяти и из памяти Вениамина.

Сейчас это была современная интеллегентная женщина, которая достаточно молодо выглядела и вместо классической косы имела стильную довольно короткую стрижку светло-русого цвета. Одежда её была простой, но это тоже смотрелось очень современно и все детали были подобраны очень к месту. Во всём её образе просматривалось что-то столичное, утончённое и очень уверенное, и это тоже никак не давало подумать, что происхождение её провинциальное. Пётр пока что не успел перестроиться и превратиться в человека столичного, да и Вениамин, проживший близ Москвы много лет, не походил на закоренелого москвича, сохранив в себе какую-то обычную простодушную натуру. Поэтому, оба они в присутствии Маши чувствовали себя людьми почти деревенскими. Она как-то сразу дала понять, что каждую минуту времени надо будет использовать рационально, чтобы все кусочки интервью были похожи на профессиональную работу опытного журналиста.

- Я понимаю, братья, что вы люди занятые, - продолжила Маша. - Я хочу, чтобы мы вместе попробовали составить возможный график наших бесед. Я буду рада, если у нас с вами получится несколько часов совместной работы. Но если для вас это слишком обременительно, то мы можем даже ограничиться лишь сегодняшним днём. Два – три часа плотно побеседуем, а дальше уж это будет моей работой. Я уеду в Петербург и через несколько дней вышлю вам то, что получится. И ещё я хотела бы, чтобы мы опредилились, как мы будем друг друга называть. Перед нашими подписчиками и слушателями я представлю вас по имени – очеству.

- Так, а что тут определяться? - спросил Вениамин. - Можем вспомнить нашу молодость и то, как мы друг друга называли тогда. А? Как думаешь, Петь?

- Я не против, - ответил Пётр. Лизавета тоже выразила своё согласие.

- Ой, - немного растерялась Маша. - Для меня как-то непривычно служителей церквей называть уменьшительными именами… Я, наверно, всё же буду вас называть более официально.

- Вот смотрите, - вставил Вениамин, - я подумал обо всём, чем мы можем поделиться со слушателями, и у меня возникла революционная идея - всем нам вместе съездить в родную церковь на три или четыре дня. Там на месте собрать всех возможных участников. То есть, всю старинную нашу молодёжку, кроме, конечно, Давида и Иосифа, которые уже вряд ли смогут прилететь из Европы. И просто посидим и повспоминаем, как мы начинали, как видели жизнь тогда. Как после моего отъезда избирали Петю на пасторское служение. Как братья и сёстры создавали семьи и так далее.

- Заманчиво, - проговорила Лизавета.

- Это и для Маши будет потрясающим погружением во внутренний мир церкви, которая формировалась многими годами и многими событиями. Я бы очень хотел, чтобы Петин зять Саша, который сейчас является пастором, рассказал, как их поколение воспринимает историю церкви. Чтобы обязательно поделился своим взглядом Лёша Морозов, пришедший к вере в конце восьмидесятых. А там ещё Марк, Леонид Михайлович, Саша Гринько и другие братья и сёстры. Можно составить целую диспозицию, развёрнутую историю церкви, сплетённую из жизни трёх поколений служителей. Потом ещё, расспросить отдельно сестёр, Руфь, дочь Петину, Лилю, Лену… Старшее поколение – Дашу Морозову, дед которой проповедовал в течение многих лет в советское время.

- Очень интересное предложение, - задумавшись, сказала Маша. На несколько секунд она, прищурив глаза, как-будто что-то поперебирала в своей памяти, видно, сопоставляя свои временные возможности и то, насколько ёмкий материал она может собрать в общении со служителями родной церкви.

- Конечно, может быть проблема во времени, - продолжил Вениамин. - Пару суток туда – сюда, три дня там, пока всех соберём и сложим всё воедино.

- Нет-нет, - сказала более уверенно Маша. - предложение очень заманчивое. Я просто пытаюсь понять, как мне плюнуть на все остальные дела и посвятить этому ближайшую неделю… Хотя… Внутри я уже согласилась, теперь просто думаю, как это объяснить всем, кто меня может ждать дома.

- А кто там может ждать? - вдруг спросил Пётр.

- Ну… дочь уже взрослая почти, - задумалась Маша. - Ребята, с которыми я работаю, отнесутся с пониманием. То есть, дело во мне. Надо временно отключиться от всего и шагнуть вперёд. Я согласна!

- Вот и прекрасно, - подытожил Вениамин. - Тогда остаётся заняться сбором наших скромных вещей и можно ехать прямо сегодня.

- Едем в ночь? - спросил Пётр.

- Если что, можем на ночь где-нибудь снять пару номеров, - объяснил Вениамин. - Сейчас не советское время, платишь деньги и пользуешься. Я предлагаю поехать на нашем рабочем микроавтобусе. Он не очень новый, но пока что нигде не подводил. Машину Маши можем поставить в гараж для надёжности.

- Как скажете, - согласилась Маша.

- Тогда давайте перекусим и начнём собираться в путь.

- Я позвоню своим, чтобы подумали, где нас разместить, - предложил Пётр и встал из-за стола.

Предложенное Вениамином вдохнуло в процесс общения между репортёром Машей и остальными что-то живое и интригующее. Все они как-будто ожили и энергично взялись за подготовку к поездке. Вениамин пошёл в мастерскую, чтобы дать необходимые распоряжения сыновьям на то время, пока его не будет дома. Маша к своей машине, чтобы взять всё необходимое в дорогу. Лизавета посвятила себя кухонным заботам. А Пётр пошёл в свою комнату собирать сумку. Человек он был неприхотливый, даже если мероприятие займёт неделю, все его пожитки поместятся в обычную его походную сумку. В кармашек он положил паспорт и права на случай, если придётся подменять Вениамина в качестве водителя. Засунул рубашку и брюки, запасную футболку и носки, Библию с тетрадкой. Летом собираться в путь намного легче, подумал он. На выходе из коттеджа он столкнулся с Даней, своим сыном. Тот стоял, запыхавшись, и вопросительно смотрел на отца.

- Что случилось? - спросил Пётр.

- Пап… вы домой хотите съездить?

- На три – четыре дня, - пояснил отец, - репортёр из Питера хочет пообщаться с нами о нашем служении и дядя Веня предложил съездить на место и сделать это там.

- Возьмите меня, - вдруг очень искренне попросил Даня.

Даня.

Через час с небольшим микроавтобус отъехал от дома. В результате в путь двинулись четверо. Вениамин, как владелец машины и главный инициатор. Пётр, потому что без него серия интервью будет явно неполноценной. Репортёр Маша, для которой выдалась прекрасная возможность заглянуть в своё прошлое, где она первый раз соприкоснулась с христианами. И четвёртым участником оказался Даня, которому Вениамин разрешил взять на несколько дней импровизированный отпуск. Лизавета, супруга Вениамина, в последний момент решила не ехать, чтобы было кому следить за хозяйством и помогать детям с внучатами. В первый день, вернее, в оставшуюся часть дня, решили проехать столько, на сколько хватит сил водителям. И по возможности остановиться в какой-нибудь придорожной гостинице не позднее 22.00. Сумки и оборудование загрузили в багажник, Вениамин с Петром сидели впереди, а Маша оказалась на втором ряду сидений рядышком с Даней. Часть дороги и она и Даня дремали, насколько это позволяла тряска в пути. И когда оба они пришли в себя, Маша решила пообщаться с младшим сыном Петра и, если в его словах будет что-то интересное, она сможет и это присоединить к своему материалу. Даня сидел, откинувшись головой на подголовник, и когда заметил интерес со стороны репортёра Маши, сел немного попрямей.

- Ты не против, если я задам тебе несколько несложных вопросов? - спросила она.

- Спрашивайте.

- Я не буду доставать аппаратуру, - продолжила она, - так что, не бойся, просто пообщаемся. В самом начале, когда только ехала к вам, я даже не думала, что мы решимся на такую далёкую поездку. И не знала, что ты захочешь поехать с нами. Но раз выдаётся такая возможность, хочу узнать и твоё мнение по некоторым вопросам. Давай, мы попробуем расслабиться, я не хочу тебя как-то мучить или напрягать. Наоборот даже, хочу, чтобы ты чувствовал себя свободно. О.кей?

- Да, - сказал Даня. Внутри, конечно, он немного чувствовал неудобство, но постарался действительно раскрепоститься и поговорить с Машей спокойно.

- Хорошо, - сказала она. - Первый вопрос у меня такой. Сколько тебе лет?

- Девятнадцать исполнилось.

- Насколько я поняла, ты работаешь в семейной мастерской у Вениамина Францевича, своего дяди. Как ты себя ощущаешь? Нравится ли тебе эта работа, или приходила мысль поискать какое-то другое место для заработка? Поискать себя, так сказать.

- Да пока нет, - Даня засмущался и мельком глянул на Вениамина, который тоже явно слышал их разговор. - В прошлом году я закончил свою учёбу в колледже и у меня ведь нет пока каких-то других навыков. Мне наоборот очень интересно то, чем мы занимаемся.

- А что вы производите? Насколько я смогла уловить, это что-то связанное с деревянными изделиями.

- Ну да, - Даня улыбнулся и приобрёл немного более уверенный вид, - наша мастерская производит хорошую деревянную мебель по индивидуальным заказам. Я, конечно, пока ученик и скорее что-то делаю как подсобник, но надеюсь обрести больше мастерских навыков.

- А кто является основным создателем линейки моделей или проектов того, что вы делаете?

- Вы знаете, - Даня задумался, - это часто зависит от клиентов. Бывает, что они сами приносят нам примерные чертежи или фотографии тумбочек, консолей, столиков. В основном, это скандинавский стиль последнее время. Художественную часть продумывает Антон Москаленко, это дяди Венин зять. Он в этой сфере учился и за несколько лет наработал свои подходы. Он разговаривает с заказчиками и потом они согласовывают это с дядей Веней и Ваней. Это один из сыновей, который тоже живёт с нами в одном доме.

- Ух ты, - восторженно сказала Маша, - Вениамин Францевич создал целый народ вокруг себя! А тебе, Даня, хотелось бы освоить все стороны искусства твоих родственников?

- Я и так потихоньку учусь, - с небольшим чувством гордости ответил он. - Папа недавно купил мне новый хороший ноутбук. Я закачал туда программы, которыми пользуется Антон, и пока что изучаю их. А за качество у нас отвечает больше Ваня Янцен или сам дядя Веня. У нас такой девиз: главное – качество. Недавно отгрузили заказчику целый комплект таких длинных низких тумбочек. Он самолично всё принимал и остался очень доволен. Дядя Веня говорит, что христиане должны делать всё на совесть.

- Вот и меня похвалили, - не оглядываясь сказал Вениамин.

- Тогда следующий вопрос, - сказала Маша и подогнула под себя ноги. - А ты уже считаешь себя христианином?

- Я вырос в семье христиан, - задумчиво сказал Даня. - Но я пока не знаю, верю ли я. Я, конечно, всё знаю. В детстве я часто бывал на воскресной школе. Папа всегда молился за нас. Но я пока не могу сказать, что я так же верю, как мой папа, или Саша… Или дядя Веня. Мне так выпало, чтобы я родился в такой обстановке. Наверно, это хорошо. Я привык всегда правильно отвечать. Но в душе я ещё не определился.

- Извини, - перебила Маша, - а Саша это кто?

- Саша? - на лице Дани мелькнула улыбка. - Это муж моей сестры. Он сейчас пастор церкви. Мне Руфь, моя сестра старшая, говорила всегда, что Саша принял Бога по-настоящему. И что она тоже вслед за ним потом поверила по-настоящему.

- То есть, вы общаетесь с Сашей и сестрой?

- Сейчас редко, - как бы извиняясь, сказал Даня. - А когда мы жили ещё дома, мы хорошо общались с ними.

- Ты немного тоскуешь по ним?

- Ну да, - Даня пожал плечами. - Я почти два года их не видел.

Пётр сидел впереди и он был очень рад, что эта Маша смогла так легко разговорить его сына, с которым у него не всегда получалось искреннее общение. Некоторые ответы сына были даже откровением для отца. Он поглядывал и на Вениамина, который тоже мимикой лица показывал, что слова племянника ему нравятся. Пётр всегда молился за детей Богу и ожидал, что Господь обязательно сделает что-то доброе в их жизни. Возможно, это желание Дани поехать не просто возможность прокатиться по России, а некоторый этап в сближении с Богом.

- Ещё вопрос, - продолжила Маша. - А у тебя кроме Руфи, есть ещё братья и сёстры? У вас была многодетная семья?

- Есть ещё Макс, - сказал Даня. - Он живёт в Москве, снимает жильё. Он постарше меня на два с половиной года. И ещё есть Лиля, самая старшая сестра. С ней Вы тоже завтра увидитесь, она в родной церкви занимается музыкой.

- Раз твои сёстры семейные, у тебя наверное уже есть племянники?

- Да, - сказал Даня, - у Руфи два сына маленьких. Старшего зовут Петя, как папу. У Лили с Марком двойняшки Вика и Витя.

- А Макс ещё не семейный?

- Скоро будет, - улыбнулся Даня. - По-моему, в конце июля будет свадьба. Мы сейчас с ним от силы раз в неделю видимся.

- Если не секрет, - с улыбкой спросила она, - а ты… пока не дружишь с какой-нибудь девочкой? В принципе, твой возраст тебе уже тоже позволяет… Если не хочешь, не отвечай.

- Да нет, - Даня явно застеснялся, - я пока не думаю. Да я мало с кем-то общаюсь кроме родственников. Ещё только с Юрой, он работает у нас. Он занимается обслуживанием наших современных станков в мастерской.

- Хорошо, - сказала она. - А у меня вот такой ещё вопросик есть, чтобы продолжить тему. А ты никогда в жизни не влюблялся? В смысле, когда-нибудь тебе нравилась какая-то девочка?

Пётр сам слегка покраснел и запереживал за Даню. А с другой стороны, ему стало интересно, как ответит сын на такой деликатный вопрос. Даня засмеялся и стыдливо прикрыл глаза левой рукой.

- Когда мы ещё жили дома, я ходил в воскресную школу. Там мне очень нравилась одна девочка. Только мне тогда было лет четырнадцать, а ей по-моему двенадцать. Я её очень стеснялся тогда, она на все вопросы очень хорошо отвечала, а я мог что-нибудь забыть или неправильно сказать.

- А как её звали?

- Яна. Она была дочерью тёти Нины Кригер. Но это была такая у меня детская, наверно, влюблённость. Потом как-то я уже не думал о ней. А потом я начал сидеть на обычных служениях, а она ещё занималась в воскреске.

- А здесь ты церковь посещаешь какую-то?

- Иногда, - ответил он. - Езжу вместе с папой и дядей Веней.

- Так, прекрасно, - сказала Маша. - Огромное спасибо тебе, Даня, что ты так откровенно рассказываешь обо всём. Честно скажу, мне пока не приходилось брать интервью у подростков или юношей, это мой первый опыт. Но я пообещала тебе, что эти твои слова я не буду куда-то помещать, это просто между нами. А ещё... скажи, пожалуйста, а как ты относился к тому, что твои родители были всегда служителями в церкви?

- Ну, - он задумался, - у меня ведь не было выбора. Единственное… мы иногда с папой говорим и пытаемся вспомнить прошлое… Я не очень хорошо помню время, когда мама была… В смысле, как было тогда. Как-будто то время, когда я был маленький, стёрлось из памяти.

- Ты плохо помнишь маму? - при этом вопросе Даня на время замолчал, а Пётр внутренне сжался.

- Я помню, - сказал он. - Помню, что она была… Я прибегал на кухню и она мне что-нибудь давала съесть. Иногда она ругала нас с Максом… Просто… прошло какое-то время и я не могу вспомнить, какая она была. Папа говорит, что Руфь очень похожа на маму. Я почему-то запомнил её со спины… да, я помню, как она что-то делала, я подходил… она называла меня Данечка. Но я не помню её голоса, плохо помню её лицо. Конечно, у нас много фотографий… Для меня она как-будто ещё одна Руфь… Мне даже иногда снился сон, где мы с ней разговариваем. Как-будто это Руфь, только это моя мама… А потом она исчезает и я пытаюсь вспомнить, какое же у неё лицо. Как-будто беру телефон и хочу рассмотреть там, но глаза ничего не видят.

- Прости, Даня, - сказала с состраданием Маша. - Я не должна у тебя это всё спрашивать. Если хочешь, можем поговорить о чём-нибудь другом. Или отложить и продолжить завтра.

Она увидела, как у Дани раскраснелись щёки и даже выступили из глаз слёзы. И одновременно, он вдруг показался ей очень открытым и искренним, очень светлым и благородным. Она вдруг сама вспомнила то далёкое прошлое, когда она приходила на молодёжные общения, которые часто вёл Данин отец, тогда ещё молодой и не женатый на Лии. В Дане сейчас промелькнуло что-то очень похожее на его молодого отца. Маша ведь, если честно, тогда даже немного влюбилась в юного брата Петю Берегового. Потом одна из сестёр ей сказала, что Петя сделал предложение Лии Янцен и скоро у них будет свадьба. Она то и сегодня прекрасно помнила Лию, Данину маму, в адрес которой тогда она испытывала даже какую-то ревность. Никогда и нигде, конечно, она не показывала этой ревности никому. И даже в самой глубине своих мыслей она знала, что настоящей причиной всего задуманного ей и предложенного Вениамину Францевичу, было не только интервью, но и возможность посмотреть, как живёт сейчас овдовевший и слегка постаревший Петя Береговой.

- Нет, тёть Маш, - сказал уверенно Даня, - это не страшно. Это даже очень хорошо, что мы об этом с Вами говорим. В глубине души я знаю, что мои родители очень любили меня, что мама любила меня. Просто сегодня для меня очень сложно поверить, что Бог любит меня и мою семью. Папа всё время говорит об этом в молитве, а во мне, наверно, осталась обида… Я хочу это пережить и говорить об этом свободно.

- Ты напомнил мне твоего папу в молодости, - сказала она. - Он тогда был очень искренним и когда он смотрел мне в глаза, я даже боялась, что не смогу правильно что-то сказать… Почти как ты на воскреске…

Вениамин тем временем свернул на заправку. Появилась возможность у всех выйти из машины и немного размяться. Они отвлеклись от своего разговора.

Руфь.

В одиннадцатом часу вечера окончательно встали на ночлег, чтобы потом в темноте не тыкаться в поисках подходящей придорожной гостиницы. Простенькое двухэтажное здание возле заправки вполне подошло для нормального отдыха. Вениамин предложил лучше выехать утром в шесть часов и нормально добраться до места без особых остановок. Когда уже опускались сумерки, сходили в кафе неподалёку. Выбрали столик прямо на улице под навесом. Вечер оказался достаточно тёплым для начала июня. Сели за круглый столик, Пётр разговаривал с вениамином в полголоса, а Маша и Даня в основном молчали. По трассе с шумом проезжали отдельные машины, основной поток автомобилей сильно поредел.

- Извини, Даня, - вновь обратилась Маша, - можно ещё пару вопросов.

Он согласно кивнул.

- Что ты испытываешь по мере приближения к городу, в котором прожил своё детство?

- Честно сказать, мне хочется там побывать, - ответил он. - Папа ездил туда в ноябре, почти зимой, а у меня не получилось.

- А если бы тебе предоставилась возможность вновь вернуться и жить там, ты бы согласился?

- Вы знаете, - сказал Даня задумчиво, - мне почему-то не хочется оставлять папу одного…

Пётр замолчал и пристально посмотрел на сына. Ему никогда не приходила мысль, что Даня может переживать о нём в таком ключе. Петру определённо нравилось то, что говорит его младший сын. Только было не очень понятно, говорит он это искренно, или не хочет сказать правду в присутствии отца.

- А у тебя остались друзья, с которыми тебе хотелось бы встретиться? - спросила репортёр.

- Я двум из них уже написал. Но они из школы, не из церкви.

- Скажи ещё, - спросила Маша, - перед вашим отъездом в подмосковье ты посещал церковь, в которой прошло твоё детство?

- Конечно. Я всегда её посещал. Но я не задумывался, верю я или нет, просто мы всегда были там. Там много моих родственников и друзей моих родителей. Когда мы начали жить у дяди Вени, папа предоставил мне немного свободы. Он зовёт меня с собой, когда они едут в церковь, но не заставляет ехать.

- А если бы ты переехал в родной город сейчас без папы и брата, ты бы стал посещать собрания церкви?

- Не знаю, - сказал он. - Иногда бы точно посещал. Особенно, если там люди не сильно поменялись.

- А завтра, когда мы приедем, где бы тебе комфортней было остановиться?

- Есть несколько мест, - сказал Даня. - Лучше бы в нашей квартире на Комсомольской. Как получится.

- А с кем из сестёр... родных сестёр, тебе интересней было бы пообщаться?

- А как тут можно выбрать? - не понял Даня. - Они разные, но они между собой очень дружные. Лиля всегда была очень спокойной, но я всегда знал, что она старшая сестра. Она для меня была как взрослая. А Руфь? Она прикольная. С ней можно повеселиться. Но она может и наехать, если что-то не так. Вы знаете… я вспомнил сейчас… Когда мы были маленькие, мама уходила куда-нибудь и говорила, чтобы я слушался Руфь. И когда родителей не было, она любила мной и братом покомандывать. Разогревала нам еду и загоняла за стол. Страшно было не послушаться.

Он вдруг от души рассмеялся от воспоминаний. И вдруг так же неожиданно пережил то, что вспомнил маму, её лицо и голос, именно когда она перепоручала их под руководство сестры. Даня встал и быстро вышел из-за стола, на ходу извинившись, и ушёл в сторону тёплого здания кафешки. Маша немного осеклась и посмотрела скромно на Петра.

- Я сказанула лишнего?

- Не знаю, - Пётр пошёл посмотреть, куда ушёл Даня.

Он нашёл его за углом кафе, стоящим у стены. Осторожно подошёл, опасаясь и не зная, какие чувства побудили сына так резко соскочить с места.

- Даня… - позвал отец.

- Я сейчас, пап, - ответил он сухо.

- Если тебе не нравятся вопросы, можно попросить её не спрашивать.

- Всё нормально, - сын посмотрел на отца. В глазах блеснули слёзы. - Я вдруг вспомнил, как мама это говорила… Я вспомнил маму. Я не знаю, как тётя Маша это сделала. Когда она заговорила про церковь, я тоже… У меня всплыло в памяти, как мы за столом сидели в церкви рядом с мамой и с тобой. Как бы это сейчас прямо было.

- Я не всегда знаю, что ты переживаешь, - сказал Пётр.

- И ещё, пап… Я помню, как мы сидели в церкви, когда мама уже умерла. Был обед после кладбища. И ты сказал перед всеми, что мама ушла… Я тогда на время возненавидел это здание, как что-то мрачное. Я ходил туда, чтобы поддержать тебя. Руфь не ходила. Я первый раз увидел, как Руфь плачет. Мне всегда казалось, что она как пацан и никогда не заплачет. Я тебе этого никогда не говорил…

- Я всегда молюсь за тебя. Я немножко слышал твои ответы. Твои слова стали для меня открытием, - признался Пётр. - Тебе было чуть больше десяти тогда. Мне казалось, что ты пережил спокойно. Я много сил отдал Руфи, утешая её. Говорил с Максимом и с Лилей. А тебе я меньше всех уделил времени, когда мама ушла… Ты почти никогда ничего не просил для себя… Мне так казалось. Прости меня.

- Да нет, пап, - уверенно сказал Даня. - Я считаю, ты больше всех из нас заботишься обо мне. Даже сегодня ты взял меня с собой. Ты часто уходишь в мастерскую, чтобы я побыл один. Я всё это понимаю.

Утром они выехали довольно рано и днём спокойно добрались до места, которое между собой они называли домом. Первым делом заехали к Саше и Руфи. Саши дома не было. Пётр пообщался с матерью Ксенией Андреевной. Вениамин и Маша раскладывали и распаковывали вещи, намереваясь большую часть поклажи оставить здесь. Пётр заметил, как Даня уединился в кухне с Руфью. Они о чём-то болтали, как-будто расстались они не два года назад, а только вчера. Потом Маша помогала хозяйке соорудить какой-нибудь обед, а остальные сидели в зале и размышляли о том, как бы максимально полезно провести три дня, что Вениамин отмерил для этой поездки.

- Извини, Руфь, - обратилась Маша, - могу я тебя немного помучить своими вопросами?

- Мучьте, - сказала Руфь, нарезая кусочками мясо.

- Я жила здесь почти тридцать лет назад. Посещала молодёжные общения, многие из которых проводил твой отец. Я довольно хорошо помню твою маму, когда она ещё не была замужем. Вчера вечером мне выпало такое счастье пообщаться с твоим братом. В начале он показался мне очень замкнутым, а потом… Я хочу понемножку поговорить с каждым из вас и составить общую картину большой семьи служителей провинциальной церкви. Таких церквей очень много в России. Даже вокруг Петербурга большинство церквей такие же средненькие и служители в них переживают немало трудностей в жизни. Сначала хочу расспросить тебя о твоей жизни. Как ты воспринимала своих родителей в детстве. Не обижали ли тебя сверстники, за то, что ты являешься дочерью баптистов. По мере возрастания как ты приходила к мысли, что вера твоих родителей правильная и хорошая.

- В детстве я жила хорошо, - сказала, усмехнувшись, Руфь. - Единственной проблемой было моё странное имя. Когда мне было четырнадцать где-то, я спросила у мамы, зачем они меня так назвали. В школе меня тогда дразнили Руфусом, точкой Ру и так далее. Я говорила, у Лильки же обычное имя. И у Макса, и у Даньки. А у меня капец. Мама мне рассказала такую историю. Когда она ещё была неверующей, к ним в гости пришли будущие супруги Морозовы. Это сейчас даже наши родственники, Лиля замужем за их сыном. Вместе с ними увязался мой будущий отец. Там они случайно разговорились. У неё ведь тоже было библейское имя. Она в шутку стала приставлять к фамилии Береговой библейские имена. Сарра, Рахиль, Руфь. И ей почему-то понравилось сочетание Руфь Береговая. А я потом немного мучилась. Зато Саша был восхищён моим необычным именем.

- Муж?

- Ну да, - Руфь загрузила мясо в сковородку и села за стол. - Мы с ним на улице встретились случайно и он был так ошарашен моим именем, что решил меня проводить до дома. Когда подошли к нашей пятиэтажке, папа с балкона позвал его к нам… Так то, я всегда уважала своих родителей. Баптисты, не баптисты, для меня это самые близкие люди были. В подростковом возрасте во мне обострилась какая-то вредность. С мамой мы часто спорили, иногда она могла меня и ремешком огреть. А мне казалось, что они не хотят чтобы я жила свободно. По сравнению с Лилей я всегда была какая-то бойкая, темперамент у меня такой. Мальчишки на меня всегда внимание обращали, и мне нравилось с ними похохотать на разные темы. Когда мне было пятнадцать – шестнадцать, родители меня старались оградить от этого дурного влияния, а я иногда по дурости туда лезла.

- А уверовала ты во сколько?

- Где-то в девятнадцать. Саша уже уверовал и очень активно включился в жизнь церкви и для меня он был хорошим примером. Все братья из молодёжи тогда были из верующих семей, а он вдруг так радикально обратился. Иногда приходил к отцу поговорить, а я тоже старалась послушать, о чём они разговаривали.

- Я помню твоего папу, - сказала Маша, - он вёл молодёжку и про него все говорили, что он очень ревностно и по-настоящему пришёл к Богу. Скажу честно, это для меня было очень запоминающимся примером. Я крестилась уже потом в Питере, но начало веры я получила в молодёжных встречах здесь.

- Я знала его свидетельство, - сказала Руфь, - и слышала, как он рассказывал об этом Саше. Потом Саша прямо у нас дома обратился в молитве, а я зашла и он с такой радостью сказал, что Бог действительно есть.

- А как твой папа относился к маме?

- Ой, - Руфь улыбнулась. - Очень хорошо. Мне иногда казалось, что мама немного командует им. Но она очень любила его и уважала. Это всё были просто эмоции. Может быть, в чём-то и у нас с Сашей такие же отношения. По крайней мере, я стараюсь вспоминать, как мама решала те или иные проблемы, и пробую делать так же. Я тоже очень люблю Сашу.

- Ты молодец. Ты так хорошо и легко отзываешься о муже.

- Вот я – не подарок, - засмеялась Руфь, - это я точно знаю. А Саша, он как-то умеет поглощать мои выкрутасы и оставаться спокойным.

- Скажи, Руфь, - спосила Маша, - как ты относишься к вынужденному одиночеству твоего папы? Он ведь овдовел совсем не старым… Когда Вениамин Францевич рассказал, что Пётр Андреевич живёт в его доме с сыном, я спросила, почему он один. Он рассказал про твою маму. Я удивилась, что он больше не создал новой семьи…

- Может, ему так легче, - сказала Руфь грустно. - Я пыталась его спрашивать об этом, он всегда говорит: я не один, со мной Господь. Конечно, я думаю, ему бывает плохо одному. Он много сил отдал детям… А мы потихоньку создаём свои жизни. Папа хранит память о маме гораздо больше, чем мы. Она была его помощницей… его счастьем. В прошлом ноябре он показал мне письмо, написанное им для мамы, когда он только собирался сделать ей предложение. Она сохранила его. А теперь папа хранит эту бумажку как память. Я даже опасаюсь говорить с ним на эти темы...

В кухню вошёл Даня и поглядел на кастрюлю и сковороду, которые стояли на огне и уже начинали производить приятные запахи жаркОго. Маша на время перестала задавать Руфи вопросы и вышла из кухни. Даня сел на стул и откинулся спиной на стену.

- У тебя комп новый? - спросила Руфь.

- Папа купил, для общения и работы.

- Дорогой?

- Тысяч семьдесят, - сказал Даня и взял с тарелки кусок хлеба.

- Голод не тётка? - спросила Руфь. - Вы в дороге то нормально питались?

- Вчера вечером в кафешке сидели. Немного утром перекусили и всё. Дядя Веня сказал, что лучше домашней пищей питаться.

- Саша обещал печенок и сладостей купить, - сказала Руфь и, встав из-за стола, заглянула под крышку сковороды.

- А он скоро придёт? - спросил Даня.

- Должен уже. Может, он Лилю с двойняшками привезёт. Если они готовы будут. Ты их только совсем маленькими видел.

- Я и Богдана первый раз вижу. Ничего вы детями обросли, - он засмеялся.

- Это взрослая жизнь. Когда-нибудь и ты обрастёшь.

- Я помню, когда ты Петю рожала, это же ночью было. Мы с Максом сидим, в комп играем. Я слышу, телефон надрывается. Вышел, смотрю, папин телефон лежит на столе и пиликает. Я папу в вашей спальне нашёл, он заснул на твоей кровати. Я его разбудил, он прочитал, что уже родился, смотрю, у него слёзы в глазах. Я спрашиваю: что с тобой? А он говорит: это я от счастья, Даня, я теперь дед, а вы дядюшки.

Саша.

Саша вошёл в квартиру как раз ко столу. Все уже сидели в зале в ожидании, когда женщины разложат угощение по тарелкам, и тут как раз дверь отворилась и вошёл Саша. В руках он держал два увесистых пакета с продуктами. Из-за его спины раздавался голос Леонида Михайловича Сомова, старого друга Петра и Вениамина. Они выскочили из-за стола, чтобы поприветствовать братьев.

- А ты как узнал, что мы здесь? - весело спросил Пётр Леонида.

- Земля слухами полнится, - ответил тот. - Пути Господни неисповедимы! Оказались с Сашей в одной “Пятёрочке”, возле одних и тех же хлебных полок. Вот так, дорогие мои братья.

Они крепко обнялись, перекинулись ещё парой необидных шуток. Пришлось Руфи организовывать ещё одно место за столом. Когда все расселись и помолились за еду, Вениамин спросил Леонида Михайловича:

- А ты, Лёнь, помнишь такую посетительницу молодёжки времён вашей молодости Машу Гаврилову?

- Ну… - Леонид Михайлович кивнул гостье и ненадолго замолчал. - Так-то помню, конечно. Но уже не в подробностях. Здравствуй, Машенька. Если память мне не изменяет, внучка сестры Лидии Васильевны.

- Да, - сказала та, - приветствую, Леонид Михайлович.

- Вот никак не хочет сестра Маша называть нас по старинке, - сказал Вениамин. - Лёня, Петя, Веня. Стесняется и всё. Хорошо, что теперь не на вы стала обращаться. Ко мне, по крайней мере.

- Может быть, постепенно я расслаблюсь, - скромно ответила Маша.

- А как вы, друзья, смотрите на то, чтобы собраться нам постаревшей молодёжью, - продолжил Вениамин, - и повспоминать как мы жили в середине девяностых. Как представляли будущее тогда и как оно случилось на самом деле.

- Да мы то хорошо смотрим, - сказал Леонид Михайлович. - Нас всех не так уж много, если посчитать. Давайте хоть завтра, у нас, у вас или у Гринько соберёмся.

Какое-то время они провели за столом, бурно обсуждая события последнего времени и вспоминая прошлое. Руфь сидела сбоку на стуле, раскрасневшаяся и уставшая. Между её коленей приткнулся младший сын Богдан и что-то у неё канючил. Она его не ругала и отвечала ему вполголоса. Пётр поднял вверх правую руку, прося небольшого внимания. Народ притих.

- Дорогие братья, - сказал он, - у меня есть к вам предложение. Я тут на днях узнал, что Саша и Руфь ждут ещё одного ребёнка. Я смотрю на неё и вижу, какую тоску у неё вызывает гора посуды на этом обеденном столе. Давайте мы с вами облегчим хозяйке приборку посуды со стола и, вспомнив молодость, сами всё уберём, как это иногда у нас бывало раньше.

Народ предложение Петра поддержал и работа пошла. Леонид, Вениамин сам Пётр взялись за это дело, оставив остальных пока общаться и поближе знакомиться. Руфь увела Богдана в комнату к бабушке, чтобы его там уложить поспать, а Саша и Маша остались в зале.

- Привет, Саша, - обратилась репортёр к нему, - мы с Вениамином Францевичем и твоим тестем затеяли целую серию интервью со всеми членами большой семьи служителей Янценов – Береговых – Григорьевых. Вчера между делом Пётр Андреевич сказал, что ты однажды даже записал историю родной общины.

- Ну да, - ответил Саша, - было такое. Мне почему-то стало интересно, как развивалась община в прошлом. Жизни многих людей в церкви небольшого города часто связаны между собой.

- А что для тебя стало самым замечательным во всей этой истории?

- Вера, скромность и искренность основных братьев, служивших в церкви с пятидесятых и до наших дней, - сказал увлечённо он. - До пятидесятых история теряется. Такое было время, что видно было не до сохранения точных имён и событий.

- А как видишь эту историю ты?

- Господь всегда заботился о церкви, - сказал Саша, - даже в очень сложные времена. У церкви не было дома молитвы после войны. Людей у себя принимала некая сестра Анна Филипповна Сарычева, сохранилась одна её фотография. Примерно году в пятьдесят восьмом или седьмом в город приехал человек, ограниченный в правах и отсидевший срок за проповедь. Его звали Михаил Зарубин. Он стал пресвитером десятка сестёр, которые регулярно собирались. Церковь жила молитвой и попыткой хоть кому-то рассказать Евангелие. Весной шестьдесят четвёртого примерно приехала семья Франца и Анны Янцен. В этом же году родился дядя Веня, их первенец. Они уверовали от Михаила, а он через год или полтора умер в раковой больнице. Даже там он смог засвидетельствовать о Господе. Заботу о нём в последние дни взял на себя Аркадий Семёнович, главврач этой больницы. Он и похоронил ушедшего брата. Потом стал верующим и проповедником нашей церкви. В семидесятом его избрали пресвитером, а в восемьдесят восьмом он сам занемог. На его место встал молоденький ещё Вениамин Францевич. А Франц Давидович был многие годы диаконом. Вот так, если вкратце.

- Интересно, - улыбнулась Маша. - Дедушка Руфи пришёл к вере практически шестьдесят лет назад. И все эти годы кто-либо из его родственников несёт служение в церкви. Я забыла спросить Вениамина Францевича, а сам Франц Давидович ещё живой?

- Да. Они живут уже больше тридцати лет в Германии. Им уже за восемьдесят.

- Получается, это он каким-то образом привил своим детям и внукам такое прилежание к служению, - размышляя, сказала Маша.

- Тут скорее важен был пример, - ответил Саша. - Мама Руфи вначале противилась вере. В её обращении принял важное участие будущий муж, Пётр Андреевич. В нашем случае чем-то похоже получилось.

- А в твоей жизни кто сыграл наибольшую роль для твоего обращения?

- Бог, - с улыбкой сказал Саша. - А из людей, наверно, Пётр Андреевич. Руфь во время нашей первой встречи была неверующая. А он позвал меня к себе и рассказал о своей жизни. Как-то принял меня внутренне, я почувствовал это. Он говорил мне, что почему-то почувствовал во мне, что я повлияю на его дочь. В каждом пасторе есть немного от пророка.

- То есть, Пётр Андреевич сыграл серьёзную роль в духовной жизни многих людей? - спросила она.

- Думаю, да, - Саша ответил очень уверенно. - Если взять Руфь, она тоже всегда доверяла отцу и знала, что его вера во Христа подлинная.

Маша встала и подошла к стенке с книгами. Она смотрела на фотографию Руфиных родителей в молодости, ту самую, что когда-то при первом визите к Береговым привлекла внимание Саши. Мебель и обстановка комнаты не сильно изменились с того времени. Саша вспомнил себя в тот вечер, когда вся его жизнь начала поворачиваться в новое русло.

- Скажи, Саш, - заговорила Маша, - а как ты относишься к тому, что Петру Андреевичу пришлось столько лет прожить в одиночестве после ухода Лии?

- Ему было нелегко, - ответил Саша. - Тогда ещё, когда я переступил этот порог, на его попечении были четверо детей, только лишь год прошёл с момента смерти Лии Францевны. Он работал в одной фирме и братья из церкви назначили ему небольшое жалование. Но всё равно это было его бременем. Это тоже стало для меня примером веры и любви.

- А сейчас в церкви проходят молодёжные встречи? - неожиданно сменила тему Маша.

- Завтра, - сказал Саша. - Прямо в доме молитвы в семь. Хотите туда сходить? Посмотреть на сегодняшнюю молодёжь?

- Можно. Поколения меняются. Спасибо тебе, Саш, за ответы. Может быть, ещё получится нам с тобой поговорить. Главное, не забыть взять у тебя историю общины в письменном виде, чтобы можно было отредактировать её и приложить к общему материалу. Поделишься с нами?

- Конечно.

Ближе к вечеру трое старших братьев и с ними Маша куда-то ушли и не возвращались три часа. Даня тоже решил посетить своего приятеля по школе. Для Саши и Руфи наступила небольшая передышка. Сын Петя сидел за ноутбуком, а младший Богдан ковырялся в игрушках. Саша и Руфь ушли на кухню и подогрели чайник.

- Навалилась на тебя забота, - сказал Саша жене.

- Чуть-чуть, - ответила она. - Слава Богу, сейчас не так мутит. Так то, я рада, что они приехали. Дядю Веню давненько не видела. И Даню. Он такой возмужавший стал. Я ведь его всегда за малолетку считала. А сейчас он прямо взрослый становится. Работает в мастерской, рассуждает по-деловому. Так, смотри, и женится на ком-нибудь.

- Я тоже рад Даню видеть, - сказал Саша. - Я с Максимом как-то не так общий язык находил. А Даня вообще мне друганом был. Я знаешь, что вспомнил?

- Нет.

- Помнишь, когда я на день рождения к тебе пришёл, - Саша улыбнулся, - меня рядом с Максимом посадили. А Даня тогда ещё совсем подростком был. Потом, когда я тебя поздравил и вернулся на место, Даня мне руку под столом протянул и второй рукой показал, мол, молодец, зацепил сеструху.

Они вместе рассмеялись, вспоминая те дни, когда только лишь происходило их сближение между собой и приближение к Богу. По сути, тогда вся семья Береговых приняла Сашу как родного. И когда дело подходило к свадьбе, они уже просто узаконили своё родство между собой.

- Как тебе эта сестра Маша? - спросила Руфь.

- Нормально, - сказал Саша. - Только мне бросилась в глаза одна странность.

- Какая?

- Она задаёт вопросы, - Саша посмотрел на Руфь, - но ничего никуда не записывает. Я посмотрел на то, что она называет оборудованием, так там просто камера, микрофон и обычный ноутбук. Дело, конечно, её. Но я представлял себе, что это будет какая-то запись и потом корректировка и монтаж.

- Может, ей просто захотелось побывать в родных краях?

- Скорее всего.

Иван.

На второй день Пётр и Вениамин решили исполнить одно своё общее желание – посетить соседа семьи Янцен в давние времена, который и теперь ещё жил там. Ванька, юношеский приятель братьев Янценов и Лии, с которым она общалась и изучала, как водить мототехнику. Именно у ворот дома родителей Вани встретились первый раз Пётр и Лия. До улицы Суворова доехали на микроавтобусе, Вениамин остановился напротив домика, где прошло его детство.

- Заругаются новые жители, - сказал он, но переставлять машину не стал. Вылезли на улицу, осмотрелись. Вениамин сфотографировал на телефон своё бывшее жилище и сказал, что это он сделал для своей супруги. Дошли до дома Ивана и остановились.

- Здесь, Маша, прошли наше детство и юность, - сказал Вениамин и спустился в полузаросший овраг для отвода дождевой воды. - Этот дом окончательно продали в девяносто седьмом. Давид и Иосиф с родителями уже жили в Европе. А здесь рядом жил Ваня, мальчишка, с которым мы тоже общались.

Пётр подошёл к дому Ивана и надавил на звонок. На счастье посетителей хозяин оказался дома и довольно быстро открыл дверь. Вышел крепкий полноватый мужчина лет пятидесяти, с коротко стриженой головой и заметной щетиной с проседью. Он недоверчиво поразглядывал своих гостей. Петра он узнал и улыбнулся.

- Здравствуй, Ваня, - сказал Пётр и пожал ему руку. - Это опять я. Не забыл меня?

- Привет, Петя. Конечно, не забыл. Заходите, только у меня особого угощения нет. Редко кто в гостях бывает.

Вошли все во двор. В самом углу под навесом стоял старенький зелёный мотоцикл “Урал” с коляской. Судя по всему, на нём давно никто уже не ездил. Может, Иван не избавлялся от него, храня память о прошлом.

- А это, Ваня, знаешь кто со мной? - Пётр показал на Вениамина, тоже уже покрывшегося сединой и морщинами.

- Нет. Извините.

- Это Веня, - сказал с улыбкой Пётр, - Вениамин Янцен, твой бывший сосед.

- Вот ты ж судьба – зараза, - немного выругался Ваня и подошёл к Вениамину. - Как же вы надумали вспомнить меня?

- Привет, Ванька, - сказал Вениамин, обнимая старого приятеля. - Сто лет не бывал на этой улице и в этих местах. Петя про тебя рассказал, что несколько лет назад видел тебя здесь.

- Видел-видел… Я потом три дня в себя не мог прийти, плакал как малое дитя… Эх, ты ж, Лийка… доброе сердце. Когда она пропала, в смысле, замуж вышла, я тогда такую пустоту пережил. Потом пару раз в городе встречались, она с девочкой, дочкой, за руку шла или с сыном. Ну, думаю, ладно уж, нашла подружка моя счастье, и я за неё рад. А потом, с Петей познакомились… узнал, что нет её уже, и сильно загрустил. Ты хоть, Петь, покажи мне как-нибудь, где её могилка. Буду хоть раз в год цветочек класть.

- Не грусти, Вань, - сказал Пётр. - Я к тебе зятя своего отправлю, Сашку. Он тебя свозит и покажет. И если вдруг он с дочкой моей будет, сильно не пугайся. Она очень похожа на маму. Только голос другой и волосы более волнистые.

- Пусть приезжают, - сказал очень искренно Ваня, - я для ваших родных хоть что сделать могу. Пусть с любой просьбой. Я же по технике мастер, грузовики и трактора ремонтирую, и в легковушках разбираюсь.

- У Саши сейчас японская машина, - сказл Пётр, - там внутри электроника сплошная.

- Да и в этом разберёмся, - засмеялся Иван.

- Иван, - вдруг включилась в разговор Маша, - насколько я поняла, Вы хорошо помните всех из семьи Янцен. Как Вы лично относились к семье служителей баптистской церкви?

- Не разбирался я, какая там церковь, - махнул рукой Ваня. - Но и Франц Давидыча уважал, и тётю Аню. И Веню. Осю с Давидкой, все они мне как друзья были. А особенно я Лию уважал. Да что там врать… любил её сильно. Она шутила всё надо мной, я стеснялся. Очень нравилось мне с ней общаться. Но у нас с ней ни – ни…

- А они никогда Вас не приглашали на какие-нибудь мероприятия?

- Звали… только я тугой на это. У меня в ящике, в комоде, лежит маленькая книжечка. Не помню, кто именно, но кто-то из ребят мне тогда подарил. Я правда не читал, врать не буду.

После общения с Иваном вышли на улицу и стали прикидывать, чем занять себя до вечера, в который должны были собраться две молодёжки. Одна – молодёжь девяностых, а другая – современная, на которую уговорили сходить Даню. Вениамин возжелал ещё заехать к одному родственнику, а Маша предложила Петру посетить городское кладбище и побывать на могилке у Лии и Михаила Зарубина, пресвитера послевоенного периода.

Они шли пешком, впереди им нужно было пройти не меньше четырёх километров. Наконец-то для Маши выдалась возможность поговорить с самим Петром Береговым, ради которого и затеяла она весь этот сложный трюк с серией интервью. Конечно, она не обманывала братьев, когда сказала, что намеревается выложить свой репортаж в интернет-канале. И всё-таки, главной скрытой в глубине сердца целью была возможность позадавать вопросы ему самому.

- Пётр Андреевич, - начала она. - Скажи, как давно ты живёшь один? Я ведь о всех вас почти ничего не знаю.

- Почти десять лет, - ответил он.

- Очень сочувствую тебе, - сказала она. - Я тоже осталась одна. Онкология.

- Ну, и у нас что-то похожее, - грустно сказал Пётр. - Всё произошло очень резко. Я как-будто не замечал до времени, что у Лии иногда головные боли или сильная слабость. И она... вставала, запрещала себе болеть и никому ни о чём не говорила. Не жаловалась на жизнь. Она переняла это от мамы, Анны Яковлевны. Если бы знать чуть раньше, месяца за три-четыре, может быть, был ещё шанс ей пройти лечение. Но все мы надеемся на лучшее. Что всё когда-то пройдёт и что всё это всего лишь мелочи.

- Мой муж тоже не придал значения некоторым симптомам. Мы просто молились вечерами и надеялись на выздоровление. А тут, целая череда эпидемий, ковид… Состояние ухудшилось. Он много в жизни работал. Мне даже показалось, что он уже устал от жизни. Он был меня старше почти на десять лет.

- У всех у нас деревенские корни, - усмехнулся Пётр. - А кто в деревне слишком заботился о здоровье? И рожали бабы в поле, и мужики – смётывали стог сена последний и валились замертво. Это сейчас медицина получше, а в генах наших заложено то, что ползти надо до конца, даже когда сил уже нет. Лия тоже мне сказала в конце, что устала от жизни. Не то, чтобы я её довёл… Она сказала мне, прощаясь: “Я верю, что не зря Лия Береговая прожила на земле”. Однажды мы с Сашей, зятем, стояли на кладбище и он мне признался, что ему была такая мысль, что Лия Францевна как упавшее в землю зерно, сама умерла, но тем самым как-то задела его безбожное сердце. Когда Руфь рассказала ему об этом. Всем нам Бог вложил в душу способность сострадать. Даже пока мы ещё ходим в грехах.

Они шли по тропе между сосновым молодняком, уже миновав последнюю улицу частного сектора. Солнце начало склоняться на вторую половину дня. На дворе стояла самая прекрасная пора начала июня, когда всё ещё очень свежее и ослепительно зелёное. Пётр вспомнил, что однажды они с Лией так же шли по этой тропе. Уже после свадьбы и когда её родители ещё жили здесь. Каждый клочок земли родного города был для него воспоминанием лучших дней его жизни.

- Пётр Андреевич, - вдруг опять заговорила Маша, - мы с тобой можем сделать интервью прямо по пути на кладбище.

- Зловеще звучит, - усмехнулся он,- но а так-то, конечно, можем. Спрашивай. Мне кажется, все два дня у нас проходят как бы маленькие интервью.

- Это тоже один из методов, - сухо сказала Маша. - Может, завтра, если у нас будет достаточно времени, мы посидим и запишем всё на камеру, чтобы уже можно было вставить живые голоса всех вас, как соучастников служения родной церкви. Остальное я добью своим голосом, вставлю музыкальные фрагменты. Но, это не важно. Скажи, Пётр Андреевич, ты не сильно на меня злишься, что я поговорила с твоим сыном?

- С Даней? Абсолютно. Я наоборот очень рад, что он вырвался из своего замкнутого положения, в котором жил последнее время. Вся его жизнь происходит на одной большой территории дома и мастерской Вениамина. А здесь… Я благодарен тебе, Маш... он мне сказал, что во время вашего разговора он вдруг вспомнил маму. Для меня это было самым непонятным, почему он её забыл. Я меньше всех уделял времени ему, думая, что он ещё маленький и не всё понимает. А он так нуждался в моей поддержке. Он так тяжело пережил своё сиротство. Но внешне он вёл себя слишком тихо и спокойно.

- Возможно, у него такой тип личности, - предположила Маша, - все его основные переживания прячутся где-то внутри и он не спешит их высказать всем.

- Скорее всего, - согласился Пётр. - А Руфь наоборот. Она и радуется очень ярко и горюет так же ярко. Даня по темпераменту ближе к Лиле, старшей дочери. Но та девочка. А он мальчик, и может, мы сами научили его всё переживать без слёз. А он стеснялся показывать свою тоску. Мне он сказал у придорожной гостиницы, что очень переживал за меня, и я это тоже не мог рассмотреть десять лет назад. Так что, эта поездка очень для него полезна. Только ради этого стоило съездить домой.

- Я поняла, что он сегодня хочет сходить на молодёжку?

- Пусть идёт, - весело сказал Пётр. - Мне очень трудно толкать своих детей на какие-то духовные шаги. Я больше молюсь за них. За Руфь мы с Лией сильно молились, но не знали как убедить её чаще посещать мероприятия церкви. А Господь послал Сашу. И мне внутри как-будто сказал, что он повлияет на мою дочь.

- А как вы с Лией пришли к созданию семьи? - спросила Маша и в голосе её что-то такое дрогнуло.

- Очень непросто, - Пётр почти остановился, услышав этот вопрос. Как-будто ему нужно было сэкономить энергию, чтобы вспомнить что-то и правильно воспроизвести ответ. - Это из-за меня так вышло. Хотя, в прошлый свой приезд я признался Руфи, что полюбил её маму сразу, как только мы первый раз поговорили. Прямо там, на улице Суворова, возле дома её родителей, где мы только что были. У Лёши и Даши намечалась свадьба. Была первая половина сентября. Я увязался за ними, встретив их на улице. Это было моё первое знакомство с евангельскими истинами. А до этого я был погружён в уныние из-за неудачной любви. И ходил по земле злой и разочарованный. А тут произошло знакомство с Лёшей. Я пришёл с ними к родителям Янценам просто по пути. Даже не знаю, почему они меня тогда с собой взяли. Возле дома этого Ваньки мы и встретились с Лией. Когда шли к дому, она представилась. Завязался лёгкий какой-то разговор. Не могу понять, что она во мне нашла. А когда я анализировал все наши с Лией разговоры, то понял, что она меня каким-то своим женским чутьём выбрала именно тогда. И больше не отпустила…

- В смысле, не отпустила? - Маша очень изумилась такому выводу Петра. А он усмехнулся и посмотрел на яркое небо.

- Да в прямом смысле, - сказал он весело. - Может, конечно, это моя теория, но мне кажется, что часто в таких отношениях именно сёстры выбирают братьев себе в мужья. Даже пока те ещё ничего не подозревают. В смысле, братья…

- А в чём это выражалось? Что не отпустила…

- А-а… - Пётр потряс указательным пальцем. - Это такая тонкая игра. Если я отдалялся от неё, она немного обижалась. Если как-то пытался приблизиться, она сама немного отходила в сторону. Потом, интонации речи, улыбки… И ты уже понимаешь, что это твой человек. Но тут нет никакого насилия, всё было очень даже взаимно. Это я долго мучился, искал ответ в Библии, спрашивал у других, молился Богу со стыдом. А она всё знала. Особенно после своего искреннего обращения к Иисусу. А я? Не мог просто так подойти и сказать: “Лия, выходи за меня замуж”. Я написал ей проникновенное письмецо, где очень серьёзно и как бы оравдываясь, объяснился в своих чувствах и желаниях. Это письмо и сейчас лежит у меня в обложке паспорта как память.

Он шёл, исполненный мечтательного настроения. Смеялся и говорил с каким-то юношеским огнём, вспоминая своё признание своей любимой Лии.

- А когда она взяла моё признание, я вообще хотел исчезнуть с лица земли, - продолжил он. - А она приготовила самое лучшее… Стала моей женой, помощницей, матерью моих детей. Свой ответ она произнесла в доме родителей, когда я сидел у них в гостях. Мне не пришлось даже формально просить её руки у её родителей.

Теперь Маша вдруг остановилась и Пётр увидел в её глазах слёзы. Этого уж он совсем не ожидал. Он и не знал, как ему утешить её, и почему его рассказ вызвал в ней такую реакцию, если их разговор всего лишь обычное интервью?

- Ты что, Маша? - спросил он. - Я тебя задел за живое?

- Задел, - сказала она очень как-то лично, как-будто между ними есть какая-то связь, кроме воспоминаний жизни служителей.

- Что я сказал не так?

- Эх, Петя – Петя, - вдруг она назвала его так, как они называли друг друга в молодости. - Здесь нет твоей вины. Это я должна перед тобой исповедаться.

- В чём?

- В том, что уже третий день я обманываю вас, - сказала она. - Я даже не могу тебе передать всего, что я сейчас чувствую. Но ты многоопытный пастырь, ты сможешь меня понять.

- В чём ты хочешь исповедаться передо мной?

- Я иногда испытываю разочарование в своей жизни, - сказала она. - Как-будто я прожила не совсем ту жизнь, которую должна была прожить. Первая искорка веры во мне загорелась на нашей молодёжке, которую вы вели с Лёшей Морозовым. Я была очень зажатая, никогда не молилась вслух. И я думала ещё, надо мне верить или нет. Потом я уехала в Питер, хорошо училась на журфаке, всё было отлично. Стала посещать одну из церквей. Когда закончила ВУЗ, нашла вполне подходящую работу и потихоньку себе жила. И тут, мне сделал предложение Андрей, высокий и очень сформировавшийся и аккуратный по жизни брат. Он был членом церкви и я была уже членом церкви. Всё нормально, мы начали жить. Вот только, очень часто я почему-то вспоминала родную молодёжку и не во всех верующих, что окружали меня, я видела тот же огонёк, который был у вас. Я сбрасывала это на то, что здесь столица, а там провинция. Что в девяностые людям нечем было больше жить и они устремлялись к Богу. И в своём муже я видела недостаток этого огонька. Он всё делал правильно, он зарабатывал, заботился обо мне и дочке. Жертвовал в церковь и участвовал в каких-то делах. Но когда мы пытались пообщаться более сердечно, я видела, что ему это не надо. У него как-будто всё хорошо. И я стала воспроизводить веру в Иисуса из воспоминаний ваших слов. Твоих, Лёши, Саши Гринько, Лёни Сомова, Вениамина… Когда Андрей умер, мне было плохо с одной стороны. А с другой, наступило какое-то облегчение. Я очень себя корила за эту двойственность. Но я вижу, что моя двадцатилетняя дочь не интересуется Евангелием, не хочет особо слышать. Я не знаю, почему так. Как-будто не очень глубокая вера отца передалась ей. И я стала год назад молиться Богу с большой искренностью. Я просила дать мне ещё один шанс. Попробовать что-то утраченное в жизни ещё воссоздать! И тут, один брат из Москвы сказал, что знает Вениамина Янцена. У меня мурашки прошли по коже… Я ухватилась за эту мысль и, разыскав его контакты, позвонила ему почти год назад.

- Год назад? - недоумевал Пётр.

- Да, Петь, - сказала она, вытирая струёй текущие слёзы. - Я расспрашивала его обо всех, кто раньше был молодёжью. И он мне обо всех рассказывал. Это я попросила его никому не говорить о нашем с ним общении. Я знала всё о тебе, о твоих детях, внуках, о твоём вдовстве. Прости меня, дорогой брат. И не злись на Вениамина, пожалуйста. Я весь этот год молилась о вас и думала, как мне сделать мой самый сложный в жизни шаг.

- Машенька, - по-доброму сказал Пётр, - тебе надо было тогда ещё к нам приехать, мы с Веней всегда рады всем нашим .

- Это не всё, - сказала она. - Я тебе должна признаться, что тогда... в молодости, я очень любила тебя. Мне нравилось, как ты говоришь, как ты отвечаешь на вопросы. Я часто ревновала тебя к Лии и надеялась, что у вас не всё так серьёзно. Я была маленькой глупой девочкой… Если ты помнишь, я перестала ходить на молодёжку, когда вы с Лией объявили о желании заключить брак. Меня иногда мучит одно чувство. Не из-за моей ли глупой ревности её не стало на земле?

- Да брось ты…

- Год назад я так захотела, чтобы ты хотя бы сейчас, когда мы уже не очень молодые, обратил на меня внимание. Я говорю теперь очень искренно, Петь. Вениамин сказал, что можно взять и попробовать. Просто пообщаться под каким-то предлогом, а там… Как Бог усмотрит.

- Сестра моя дорогая, - сказал Пётр, не зная, что в таких ситуациях можно говорить. - Ты приехала посмотреть на меня, каким я стал сейчас и попробовать как-то продолжить это?

- Если совсем уж честно, то да. У меня много твоих фотографий, сейчас не далёкие девяностые.

- Я не злюсь на тебя, Маша, - сказал он, - ты не смущайся того, что открылась мне. Но… ты задаёшь мне сейчас очень сложный вопрос. Этим вопросом меня мучают иногда мои родственники. Вениамин, Руфь, Лиля… Все они хотят найти для меня новую пару, чтобы я жил долго и счастливо. Я сам иногда ощущаю, что всё ближе ко мне подходит то, что называется одиночеством. У меня четверо детей, полно родни, много христианских друзей. На моих руках остался только Даня. Который в любой момент может сказать, что хочет начать какую-то свою жизнь. Через полтора месяца женится Максим, уже живущий немного отдельно. Я испытываю от этой мысли стресс… Но я не могу понять, нужен ли мне новый брак. Это не связано с тобой или с какой-то другой сестрой. Это связано со мной. Один брат спросил меня: “Ты же ещё мужчина, трудно тебе без жены?” В чём-то трудно, он прав. Но я не могу себя представить с кем-то ещё, кроме Лии. А её уже нет. Вернее, она есть, но она у Господа.

Пётр сел на какой-то пенёк и закрыл лицо руками. Маша видела, как сотрясаются его плечи, слышала его внутренний стон. Она поняла, что ей надо остановиться на этой точке и больше ни в коем случае не мучить его.

- Прости, Пётр Андреевич, - сказала она, - я залезла на очень личную территорию.

- И ты прости меня… сейчас я приду в себя. Мы дойдём до кладбища и я покажу, где похоронена моя Лия. Покажу памятник Михаилу Зарубину, брату, у которого вообще было мало чего-то хорошего в жизни. Вся его жизнь – это Евангелие, которое он передал Францу Давидовичу, Анне Яковлевне, Аркадию Семёновичу… Вениамин поставил ему шикарный памятник и написал: “Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно, а если умрёт, принесёт много плода”. Если б не уверовали Франц и Анна, у меня не было бы моей Лии. Или она была бы мирской женщиной. И я бы ходил в отрепьях этого нечестивого мира. Дорогая Маша, мы с тобой знаем Иисуса! Это ведь Он всё нам даёт! Зачем мы с тобой здесь посреди леса стоим и льём слёзы? А если говорить о нас с тобой… Подожди… Давай, мы немного подождём. Я пока не думаю об этом. Молись обо мне, молитва в тысячу крат сильней любых слов или чувств. И я буду молиться о тебе.

Отъезд.

Они побывали на кладбище. Над памятником Михаила Зарубина выросла высоченная берёза, закрывающая своей ярко-зелёной кроной этот добротный и очень заметный мемориал, поставленный в честь скромного и искреннего брата, проповедавшего Евангелие. Пётр посмотрел на стих из Писания и понял, что даже умерев на земле, проповедник может свидетельствовать людям. Кто-то просто невзначай остановится возле него и задумается, почему над этим надгробием написаны такие слова. Непонятные разуму, но проникающие в сердце.

Вечером, около семи, молодёжь из девяностых собралась в квартире Саши Гринько. Разложили угощение на столе, Наталья Гринько вместе с Дашей Морозовой суетились вокруг него, почти как это бывало раньше. Пётр смотрел на своих друзей с радостью и тоской одновременно. Он старался не встречаться глазами с Машей, которая в этот момент тихо беседовала с Леонид Михайловичем. Вот ведь как всё оказалось. Он, будучи юным братом, приходил на молодёжки с единственной целью как можно лучше подготовить тему или предложить ребятам важную молитвенную нужду. В его мыслях почти не оставалось тогда места для размышлений о влюблённости или выборе себе сестры в жёны. Лишь спустя время он понял, что Господь расположил к нему сердце Лии Янцен. А уж совсем позже понял, что она в своей душе уже записала его, как своего лучшего брата.

Пётр ни в коей мере ничего не выдавал и Вениамину, понимая, что однажды они поговорят с ним в полушутку обо всём, произошедшем за эти три дня. Он не будет упрекать его и вытаскивать из него душу за хранение тайны приезда Маши и организацию всех этих мнимых интервью. Да и саму Машу ему не за что упрекать. Как он может понять всю глубину её переживаний? Он не видел её эти тридцать лет. Это для него память о счастливой жизни с Лией была чем-то искрящимся и радостным. Вспоминая, он благодарил Господа за все дни, что они с Лией прожили вместе. Он считал себя иногда уже получившим всю полноту житейского счастья на земле. А Маша? Может, действительно её брак с каким-то Андреем не принёс ей ощущения полной духовной и душевной гармонии. Может, она не избавилась от своих воспоминаний молодого Петра Берегового и мысленно всех сравнивала с ним. И не найдя никого похожего, просто вышла замуж за более менее нормального брата. Теперь Петру придётся как-то заставить себя думать обо всём этом, чтобы не ущемить и её искреннее желание, но и не сделать опрометчивый шаг лишь только чтобы не обидеть её. Как в пятьдесят с хвостиком лет разобраться, кто тебе нравится, а кто нет? Он всё-таки не совсем понимал, как именно люди, прожившие несколько десятков лет с кем-то и потеряв их, могут заново построить новую семью, лишь бы не давило это ужасное слово “одиночество”. Конечно, такие есть, и он не может их осуждать. И мужчине нужна женщина, и женщине нужен мужчина. Может, это всё его категоричность в мышлении виновата. Он однажды основательно и полным сердцем пришёл ко Христу. Точно так же полюбил всем сердцем Лию Янцен. Каждое его слово в том письме-признании сквозило мальчишеским рыцарским благородством и страхом хотя бы в чём-то перейти границы воли Божией. А может, он отдал себя и Лии и своим детям без остатка. И теперь боится, что у него не хватит этой энергии для кого-то другого. Ладно… Он пообещал Маше думать и спрашивать у Бога, Которому он учится всю жизнь доверять.

В конце концов, все окончательно расселись за большим столом и братья попросили Вениамина благословить пищу. Немного подкрепившись, начали рассуждать, вспоминая, чем они жили в прошлом. Что-то вызывало улыбки, что-то даже споры, потому что не все уже всё помнили в деталях.

- Я помню, - сказал Лёша Морозов, - как Петя первый раз пришёл. После нашей свадьбы.

- Я тогда задал вам один вопрос, - сказал Пётр, - помните, какой?

- Помним, - улыбнулся Саша Гринько. - Ты спросил, а считаем ли мы друг друга настоящими друзьями?

- Точно, - сказал Леонид Михайлович.

- А Лёша тогда сказал, - присоединилась Наташа Гринько, - что мы должны этому учиться. Я тогда из сестёр была одна на этой группе.

- А я помню, что всем нам сказал Саша, - сказал Пётр. - Господь может так повести, что мы станем лучшими друзьями. Давайте подумаем, произошло ли это?

- Мы всё ещё учимся, - Лёша вновь повторил свою мысль, сказанную тогда.

- А мы теперь не только друзья, но и немного между собой родственники, - засмеялся Леонид Михайлович.

- А сегодня ещё параллельно нашему общению собирается современная молодёжь, - сказал Саша Гринько. - Очень хочется им пожелать, чтобы и среди них нашёлся свой Петя Береговой, который бы предложил стать друзьями на всю жизнь.

- Сегодня Даня среди них, пусть продолжит миссию отца, - сказала Маша, молчавшая до этого. - Он очень в чём-то похож на Петра Андреевича. В нём есть этот же полёт мысли, искренность души. Я имела счастье с ним пообщаться по пути.

- Я думаю, надо будет материал, который собирает Маша, показать и дать послушать новому поколению молодёжи, - сказал Пётр. - Я буду молиться за них, будет у меня полезное заделие, чтоб не облениться духовно.

Почти в десять часов вечера они разошлись после этого общения и ещё какое-то время пообщались на улице. Вениамин, Пётр и Маша шли до дома пешком. Пётр чувствовал, что с непривычки ноги немного гудели. Находился он по родным краям за эти дни. А завтра надо будет ехать назад.

Когда вернулись к Саше и Руфи, узнали, что Даня тоже только что пришёл. Ещё посидели до поздна в зале и поделились разными мыслями.

- Ну что, Дань, понравилось среди молодёжи? - спросил отец. Даня достал телефон и открыл общую фотографию, которую они сделали на память после молодёжки. Пётр посмотрел на весёлые и беззаботные лица ребят.

- О! А это кто такая глазастенькая? - спосил он с улыбкой.

- Яна Кригер, - Даня засмущался от вопроса отца.

- Ты телефон то хоть взял?

- А зачем? - спросил Даня, не понимая. - Они меня в свою группу включили, там и пообщаемся.

В комнату вошёл Саша, который тоже участвовал в молодёжной группе, и сел рядом с Даней.

- Пётр Андреевич, Вы знаете, что Даня помолился сегодня на группе?

- Даня? - отец растерялся.

- Да,- сказал Саша. - Он рассказал свидетельство, как Господь помог ему вспомнить лицо мамы, которое стёрлось из его памяти.

- Вот так дела…

- Пап, - скромно спросил Даня, - а ты отпустишь меня, если я захочу сюда ещё раз поехать?

- Если хочешь, поживи здесь ещё несколько дней, - вдруг вмешался Вениамин, от которого тоже зависело то, о чём просил Даня.

- Можно?

- Раз начальник разрешает, живи, - сказал отец и вышел на балкон.

Та-ак… Начинается что-то новое и пока ему не очень понятное. Что ж, на всё воля Божия, так он привык думать.

На следующее утро Вениамин, Пётр и Маша выехали в сторону Москвы. Во время всех их разговоров по пути Пётр никак не стал упрекать Вениамина или Машу за то, что они таким хитрым способом устроили ему смотрины. Он был рад неожиданной поездке в родные края и чувтсвовал в душе огромное облегчение. Они сделали остановку в одном придорожном кафе и пока сидели за столом, ему позвонил Даня.

- Пап, привет, это я. Ты не сильно обижаешься на меня, что я решил остаться?

- Всё хорошо, Дань. Живи и радуйся. Я за тебя рад.

- Ты только не подумай, пап, это не из-за Яны. Просто хочется со всеми пообщаться и в церковь сходить.

- Даня, я уже привык, что Господь что-то меняет в моей жизни. Я хочу, чтобы ты почувствовал себя самим собой, чтобы ты сам выбрал путь, по которому хочешь идти. Даже если бы это было из-за Яны. Даже если ты захочешь вообще жить там. Пусть Саша преподаст тебе крещение, если ты уверовал по-настоящему. Я буду рад за тебя. Я благословляю тебя, мой младший сын!

_____________________________________