29 августа 1949 года на полигоне под Семипалатинском было проведено успешное испытание первой советской атомной бомбы. Это был триумф не только советской науки, но и разведки, которая внесла немалый вклад в создание отечественного ядерного оружия. На советскую разведку работали многие западные ученые, принимавшие участие в реализации как американской («Манхэттенский проект»), так и английской («Тьюб эллойз»), и канадской ядерных программ. Среди них был английский физик Аллан Мей. К сожалению, в нашей стране о нем почти ничего неизвестно. Между тем его заслуги перед советской разведкой весьма значительны...
Аллан Нанн Мей родился в 1912 году в Бирмингеме в семье обеспеченного меднолитейщика. Это обстоятельство позволило ему поступить в Кембриджский университет. Будучи серьезным физиком-экспериментатором, он уже в 1933 году получил докторскую степень. Надо отметить, что в начале 30-х годов в таких крупных университетских центрах, как Кембридж и Оксфорд, помимо традиционных студенческих организаций, возникало множество различных леворадикальных, социалистических и коммунистических ассоциаций, объединений и групп.
Быть «левым» считалось тогда в студенческих кругах нормой. Не стал исключением из этого правила и Аллан Мей. Он вступил в коммунистическую ячейку, в которой состояли будущие агенты советской разведки Гарольд (Ким) Филби и Дональд Маклин. А несколько позднее Мей стал членом кембриджского филиала Союза научных работников, профсоюзной организации, объединяющей людей умствен-ного труда. Своих коммунистических взглядов и симпатий к Советскому Союзу Мей никогда не скрывал. В 1935 году в составе группы выпускников Кембриджа и Оксфорда он посетил СССР и несколько недель провел в Ленинграде. А вернувшись в Англию, стал членом редакционного совета газеты «Scientific Worker» —печатного органа Союза научных работников. Впрочем, все это не помешало молодому доктору физики работать сначала в Кембридже, а перед самой войной получить место преподавателя в Лондонском университете.
После начала Второй мировой войны английские ученые-физики, в первую очередь профессора Бирмингемского университета Отто Фриш и Рудольф Пайерлс, подняли перед правительством Великобритании вопрос о создании атомной бомбы. Уже в марте 1940 года на стол председателя Комитета по научным вопросам военно-воздушной обороны Тизарда легла трехстраничная записка, получившая позднее название «Меморандум Фриша-Пайерлса». Только один ее заголовок — «О создании «супербомбы», основанной на ядерной цепной реакции» — произвел переворот в головах тех, кто отвечал за научно-техническое обеспечение обороны Англии.
В октябре 1940 года вопрос о создании атомной бомбы обсуждался в Британском комитете по науке, возглавляемом лордом Хэнки, а несколько позднее был основан Урановый комитет, который на своем заседании 16 апреля 1941 года пришел к выводу, что атомная бомба может быть разработана в течение двух лет. 20 сентября 1941 года Комитет начальников штабов на своем совещании принял решение о немедленном начале строительства завода по изготовлению атомного оружия, а 24 сентября доклад Уранового комитета рассмотрел Военный кабинет. В итоге в рамках проекта, получившего название «Тьюб эллойз», в Англии начались работы по созданию атомной бомбы.
К реализации проекта «Тьюб эллойз» были привлечены многие известные английские физики. Среди них и Аллан Мей, получивший в апреле 1942 года приглашение поработать «в одном секретном проекте». Мей ответил согласием и с начала мая присоединился к группе физиков Кавендишской лаборатории в Кембридже.
Советская разведка уже была в курсе того, что в Великобритании начались работы по созданию нового оружия на основе расщепления ядра урана. Резидентура внешней разведки НКВД в Лондоне еще в сентябре 1941 года получила от своего агента Дональда Маклина («Гомер») информацию о разработке английскими учеными атомной бомбы. А несколько ранее,3 августа 1941 года, сведения о начале работ по созданию атомной бомбы в Англии и США получил сотрудник лондонской легальной резидентуры ГРУ полковник Семен Кремер («Барч»). Его информатором был немецкий физик Клаус Фукс, с июня 1941 года работавший в Бирмингемской лаборатории в рамках проекта «Тьюб эллойз».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что 10 июня 1942 года директор Радиевого института академик Хлопин направил начальнику ГРУ генерал-майору Панфилову следующую записку:
«...Если Разведывательное управление располагает какими-либо данными о работах по проблеме использования внутриатомной энергии урана в каких-нибудь институтах или лабораториях за границей, то мы просили бы сообщить эти данные в спецотдел АН СССР...»
В ГРУ внимательно проанализировали свои агентурные позиции в Англии и в июле 1942 года направили нелегальному резиденту в Лондоне Яну Черняку («Джен») указание приступить к вербовке сотрудника Кавендишской лаборатории Кембриджского университета Аллана Мея, который ранее придерживался левых взглядов и с симпатией относился к СССР.
Центр в качестве вербовщика Мея выбрал Черняка не случайно. И об этом человеке стоит рассказать особо. Ян Петрович Черняк родился 6 апреля 1909 года в австро-венгерской провинции Буковина. Детство его было безрадостным, так как родители маленького Яна пропали без вести в Первую мировую войну и его отдали в детский дом. В 1927 году после окончания средней школы он поступил в Высшее технологическое училище в Праге, где вскоре стал одним из лучших учеников. Получив диплом, Черняк некоторое время работал на электротехническом заводе, но после того как разразился мировой экономический кризис, был уволен и остался не у дел. Тогда, решив продолжить образование, Черняк выехал в Германию, где поступил в Берлинский политехнический колледж.
В июне 1930 года у Черняка состоялся разговор с сотрудником Разведупра РККА. Советский разведчик предложил Яну оказать содействие в борьбе против фашизма, на что он ответил согласием. С этого времени судьба Черняка оказалась надолго связана с советской военной разведкой. С 1930 по 1934 год он работал в Румынии, где создал агентурную сеть, собирающую военную и научно-техническую информацию по Германии. В 1936 году после обучения в разведшколе в Москве Черняк выехал в Швейцарию в качестве официального корреспондета ТАСС.
Через некоторое время, освоившись и получив необходимые средства, он приступил к организации новой агентурной сети. И вскоре среди его источников были такие фигуры, как секретарь министра, глава исследовательского отдела авиационной фирмы, офицер разведки, высокопоставленный военный в штабе, крупный банкир и т.д. Соответствующей была и информация, которую Черняк направлял в Центр. О работе Черняка в это время можно судить по следующей записи в его характеристике: «Находясь в зарубежной командировке, Черняк провел исключительно ценную работу по созданию нелегальной резидентуры и лично завербовал 20 агентов».
В октябре 1938 года после заключения печально известного Мюнхенского соглашения Черняк переехал в Париж, но уже не как корреспондент ТАСС, а в качестве нелегала. Однако обстановка там была крайне напряженной, и поэтому перед оккупацией Франции гитлеровскими войсками летом 1940 года Черняк возвращается в Цюрих, а затем перебирается в Англию.
После нападения Германии на Советский Союз нелегальная резидентура Черняка не только не прекратила работу, но стала источником важнейших материалов по фашистской Германии. К середине войны она превратилась в мощную разведывательную организацию, объединяющую 35 источников ценной информации, в большинстве своем работавших бескорыстно.
Будучи опытным вербовщиком, к тому же хорошо разбирающимся в технических вопросах, Черняк успешно выполнил задание Центра. Он установил с Меем контакт и сумел убедить его в том, что, передавая советским представителям сведения об английском атомном проекте, тот окажет СССР посильную помощь в борьбе с фашизмом. До конца 1942 года Черняк провел с Меем, получившим псевдоним «Алек», несколько тайных встреч, во время которых получил документальную информацию об основных направлениях научно-исследовательских работ по урановой проблеме в Кембридже. Кроме того, Мей передал ему сведения об установках по отделению изотопов урана, описание процесса получения плутония, чертежи «уранового котла» и описание принципов его работы — всего около 130 листов документации. Однако Мей не испытывал особого удовольствия от тайной деятельности. Позднее он вспоминал об этом времени так: «Вся эта история причиняла мне огромную боль, и я занимался этим лишь потому, что считал это своим посильным вкладом в безопасность человечества».
Мей находился на связи у Черняка лишь до конца 1942 года, так как в декабре его перевели в Монреальскую лабораторию Национального научно-исследовательского совета Канады. На последней встрече с Меем Черняк оговорил условия восстановления контактов в Канаде, но без уточнения сроков, так как в это время дипломатических отношений между СССР и Канадой еще не было.
Мей прибыл в Канаду в январе 1943 года и присоединился к монреальской исследователь-ской группе англо-канадских физиков-атомщиков, возглавляемой профессором Джоном Кокрофтом. А когда в августе 1943-го в Квебеке Черчиллем и Рузвельтом было подписано соглашение, по которому Англия и США объединяли свои усилия в создании атомной бомбы, Мея перевели в Чок-Ривер, где союзники намеревались построить реактор для производства обогащенного урана. В результате Мей получил возможность бывать в Аргоннской лаборатории Чикагского университета, в которой находился первый ядерный реактор, запущенный в декабре 1942 года Энрико Ферми.
Первый раз Мей побывал в Чикаго в январе 1944 года, второй раз — в апреле 1944 года, когда проводил там ряд экспериментов как на первом графитовом реакторе, так и на более новом, работавшем на тяжелой воде. В августе 1944 года Мей приехал в Чикагский университет в третий раз. Целью этой поездки были консультации с сотрудниками Аргоннской лаборатории по поводу установки реактора в Чок-Ривере. Последняя поездка Мея в Чикаго состоялась осенью 1944 года и продолжалась с 25 сентября по 30 октября. Столь частое общение Мея с американскими учеными позволило ему быть в курсе основных достижений «Манхэттенского проекта».
По неизвестным причинам ГРУ долгое время не выходило на связь с Меем, хотя легальная резидентура военной разведки начала действовать в Оттаве с июня 1943 года. И только в феврале 1945 года ее резидент полковник Николай Заботин («Грант») получил приказ Центра установить с ним контакт через Сэма Карра (Шмуля Когана). Карр, секретарь компартии Канады, в 1924 году был завербован НКВД, а в 1943 году передан на связь канадской резидентуре ГРУ, где проходил под псевдонимами «Сэм» и «Фрэнк». Заботин,не желая, чтобы НКВД был в курсе оперативной деятельности его резидентуры, послал в Москву телеграмму, в которой просил разрешения установить связь с Меем при помощи своего сотрудника,и в конце концов добился того, что получил приказ действовать самостоятельно.
В мае 1945 года сотрудник оттавской резидентуры лейтенант Павел Ангелов («Бакстер») получил задание встретиться с Меем. Приехав в Монреаль, направился прямо к нему домой. Мей, явно не ожидавший, что и в Канаде ему придется сотрудничать с советской разведкой, сделал попытку уклониться от контакта, сославшись на то, что старая связь с Москвой оборвалась и что он находится под наблюдением контрразведки.
Но Ангелов был настойчив. «Довольно грубо, — вспоминал потом Ангелов, — я ему сказал, что не верю этому. Во-первых, пришло для него задание из Москвы, а во-вторых, если доктор Мей откажется, то у него самого возникнет повод для серьезного беспокойства». В результате Мей согласился на продолжение сотрудничества и получил указание подготовить доклад о проводимых в Канаде и США исследованиях по атомной бомбе.
Выполняя указания своего оператора, Мей в мае 1945 года вновь обратился за разрешением посетить Аргоннскую лабораторию. Однако на этот раз руководитель «Манхэттенского проекта» — генерал Лесли Гровс — отказал ему в этом. Позднее он так мотивировал это решение: «Хотя у меня не было причин подозревать его (Мея — Д.П.) — он прошел проверку на благонадежность еще в Британии, - мне не хотелось, чтобы он так много знал о самых последних разработках. Именно по этой причине весной 1945 года я не дал ему разрешение посетить лабораторию».
Но несмотря на все трудности Мей успешно выполнил поставленное перед ним задание. С мая по сентябрь он несколько раз встречался с Ангеловым и передал ему много ценных материалов. Есть смысл привести воспоминания самого Мея относительно его контактов с сотрудниками ГРУ в Канаде: «Когда я находился в Канаде, со мной вступил в контакт человек, личность которого я раскрывать воздержусь. Очевидно, он знал, что я работаю в Монреальской лаборатории, и хотел получить от меня информацию по атомной энергии.
Я тщательно проанализировал вопрос о правомерности того, что развитие атомной энергетики должно быть прерогативой лишь США. Я принял очень болезненное для себя решение о том, что следует предать общей гласности информацию по атомной энергии, и был серьезно уверен в том. По этой причине я решил принять предложение этого человека. После предварительной встречи я еще несколько раз видился с ним в Канаде. Он потребовал от меня представить образцы урана и общую информацию.
На одной из встреч я передал ему микроскопические образцы урана-233 и урана-235. Уран-235 был немного обогащен, находился в небольшой стеклянной трубочке и представлял собой миллиграмм окиси. Уран-233 составлял десятую часть миллиграмма и был нанесен тончайшим слоем на платиновую фольгу.
Я также передал этому человеку письменный доклад о ядерных исследованиях — все, что было мне известно...»
Доклад, составленный Меем и переданный им Ангелову в конце июня, был предельно четким и исчерпывающим. В нем описана конструкция бомбы, ее детали и отдельные узлы, а также технологические процессы их изготовления. В нем также была представлена подробная схема организации атомного проекта в США и Канаде: структура проекта, фамилии ученых и военных и т.д., были перечислены сверхсекретные объекты и заводы в Оук-Ридже, Чикаго, Лос-Аламосе, Хэнфорде, Чок-Ривере, дано их четкое описание, назначение, состав выпускаемой продукции. Отдельно прилагался список ученых, через которых можно было установить контакт с участниками атомного проекта. Получив доклад Мея, Заботин 9 июля 1945 года послал в Центр телеграмму:
«Директору № 241
Факты, переданные Алеком:
1. Испытания атомной бомбы были проведены в Нью-Мехико. Бомба, сброшенная на Японию, сделана из урана-235. Известно, что выход урана-235 на заводе магнитного разделения в Клинтоне составляет 400 граммов в день... Планируются к публикации научно-исследовательские работы в этой области, но без технических подробностей. Американцы уже выпустили книгу об этом.
2. Алек передал нам пластину с 162 микрограммами урана в форме окиси на тонкой пленке...»
Доклад Мея и образцы урана было решено отправить в Москву не с дипломатической почтой, которую посчитали ненадежной, а с заместителем Заботина подполковником Петром Мотиновым («Ламонт»), который должен был возвращаться в СССР для получения нового назначения в США. Прилетевшего в Москву Мотинова на аэродроме встречал лично начальник ГРУ генерал-лейтенант Кузнецов. Вот как вспоминает об этом сам Мотинов:
«На аэродроме меня встречал сам Директор (Кузнецов). С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая стояла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.
— А кто там был? — спросил я потом Директора.
— Это Берия, — прошептал Директор.
А от ампулы с ураном у меня до сегодняшнего дня мучительная рана, и приходится менять кровь по нескольку раз в год».
Сотрудничество Мея с оттавской резидентурой ГРУ продолжалось до сентября 1945 года, когда его в связи с окончанием работ в Чок-Ривере отозвали в Англию. Узнав об этом, Заботин оговорил с Меем условия встречи в Лондоне и сообщил о них в Москву:
«...Условия встречи — 7, 17 или 27 октября на улице перед Британским музеем. Время 11 часов вечера. Опознавательный знак – газета слева под мышкой. Пароль – сердечный привет Майклу».
В середине сентября Мей благополучно прибыл в Англию и в скором времени устроился на работу преподавателем в Королевском колледже в Лондоне. А за несколько дней до этого, 5 сентября, из оттавской резидентуры ГРУ бежал шифровальщик лейтенант Игорь Гузенко («Кларк»). Он передал канадской контрразведке множество документов, среди которых были копии донесений агента «Алека» в Москву и условия связи с ним в Лондоне. Полученная от Гузенко информация была немедленно доведена до руководителя Особого отдела Скотланд-Ярда подполковника Леонарда Барта, который получил указание срочно установить личность таинственного «Алека». Барту, который работал в плотном контакте с МИ-5, не составило труда выяснить, что под псевдонимом «Алек» скрывается доктор Аллан Мей.
За Меем, получившим у английских контрразведчиков кличку «Первоцвет», было установлено круглосуточное наблюдение. Однако и 7, и 17, и 27 октября он находился дома. Не было также замечено никаких признаков появления в эти дни советского агента у Британского музея. Но подполковник Барт продолжал выжидать. И лишь после того, как 3 февраля 1946 года американское радио сообщило о раскрытии в Канаде советской шпионской группы, а 15 февраля премьер-министр Канады Макензи выступил с официальным заявлением по этому поводу, он решил действовать.
15 февраля Барт позвонил Мею на работу в Шелл-Макс-Хаус и пригласил посетить Управление по атомной энергии, сказав, что ему надо навести некоторые рутинные справки. Во время беседы за чашкой чая Барт заявил Мею, что ему известно о его сотрудничестве с советской разведкой и о несостоявшейся встрече у Британского музея. Несколько растерявшийся Мей после продолжительного раздумья признался, что, действительно, находясь в Канаде, встречался с русским в период с января по сентябрь 1945 года и передал ему образцы урана. Однако, несмотря на признание, арестовали Мея только 4 марта.
Суд над Меем начался 1 мая 1946 года. Государственный прокурор сэр Хартли Шоукросс обвинил его в нарушении Закона о государственной тайне посредством «передачи между 1 января и 30 сентября 1945 года неизвестному человеку информации, которая предназначалась для прямого или косвенного использования врагом». Несмотря на возражения адвоката судья Оливер вынес Мею обвинительный приговор – 10 лет тюремного заключения.
Свой срок Мей отбывал в Уэйкфилдской тюрьме в Йоркшире. В январе 1953 года его за примерное поведение досрочно освободили, после чего он устроился на малозначительную работу в Кембридже. Позднее он вновь начал заниматься физикой, в частности, исследованиями по теории усталости металла, а его статьи стали появляться в одном из ведущих научных журналов мира «Nature». В 1962 году он покинул Англию и перебрался в Гану, где ему предоставили место специального профессора физики в местном университете.
Но самое главное, Мей никогда не раскаивался в содеянном. Это очень верно подметил известный английский научный обозреватель Пинчер, сказавший: «Он сумел вернуться в научный мир и получить признание, не дав ни малейшего повода заподозрить его в раскаянии или компромиссе с обществом, чьей безопасности он угрожал, когда передавал секреты атомной бомбы русским, политическому делу которых он был тайно предан».
Дмитрий Прохоров, журналист
Санкт-Петербург
«Секретные материалы 20 века» №4(48)