ВЫБОР ИСПОЛНЯЕМЫХ РИХТЕРОМ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ИМЕЛ ТОНКИЙ БУНТАРСКИЙ ПОДТЕКСТ
Автор: Эндрю Бенсон Браун
Творчество в советской России не давало возможности свободного самовыражения. Биографии выдающихся деятелей этого периода по большей части представляют собой череду страданий.
Поэт Осип Мандельштам умер в лагерях ГУЛАГа за то, что писал сатирические стихи о Сталине. Борис Пастернак был очернён государственной прессой за написание «Доктора Живаго» и вынужден был отказаться от Нобелевской премии по литературе. Испытания Александра Солженицына в исправительно-трудовых лагерях всемирно известны.
В своём эссе «Русские писатели, цензоры и читатели» писатель Владимир Набоков подытожил, почему советское искусство, как правило, было ужасным:
«Из двух сил, которые одновременно боролись за душу художника, … первой была власть».
Вторая — утилитарная критика, которая «рассматривала всё… только как средство улучшить социальное и экономическое положение низших».
«Не стоит ожидать, что литература способна произвести сочинение непреходящих достоинств, когда её единственная задача, как предписывает Государство, состоит в воплощении той или иной правительственной причуды».
Советские композиторы тоже всегда чувствовали тень притаившейся опаности. Произведения Шостаковича и Прокофьева советские критики то хвалили, то осуждали за мнимое западное влияние. В Струнном квартете № 8 Шостаковича запечатлён страх перед арестом: диссонирующие аккорды в начале IV части звучат как страшный стук в дверь — последнее, что слышали многие люди перед тем, как исчезнуть навсегда.
В отличие от других несчастных, Святослав Рихтер избежал открытых преследований. У одного из величайших пианистов всех времён отношения с родиной были сложными. Как и все, Рихтер сталкивался с определёнными ограничениями, но мог гастролировать по миру и играть западные произведения, которые не одобряла коммунистическая партия. Хотя он был аполитичен по своим взглядам, его приверженность индивидуальному музыкальному самовыражению была смелой в эпоху санкционированного государством искусства.
Изолированный вундеркинд
Рихтер был прирождённым гением игры на фортепиано. Однако в отличие от других вундеркиндов, таких как Моцарт, у него не было формального образования. Его отец Теофил Рихтер сам был профессиональным пианистом и преподавателем фортепиано в Одесской консерватории. Хотя Теофил обучал сына элементарной теории и навыкам игры на фортепиано, мальчик в основном учился по слуху, и эта способность осталась с ним на всю жизнь. Без всякой подготовки Святослав мог сыграть незнакомое ему произведение с листа и вспомнить его спустя 50 лет.
В возрасте 20 лет Рихтер прошёл прослушивание в Московской консерватории у знаменитого пианиста Генриха Нейгауза. Несмотря на отсутствие подготовки, Нейгауз счёл юношу гением и принял его. Педагог всегда восхищался своим учеником, отмечая «одухотворённость» и «страстность» игры Рихтера:
«Наша молодёжь часто думает, что страсть начинается ниже пупка. Как они заблуждаются!»
Выступления в опасные времена
Когда началась Вторая мировая война, Рихтер помогал поднимать боевой дух публичными выступлениями. Он ездил в поездах без света и тепла, чтобы играть на ветхих пианино для солдат в окопах. Зимой 1944 года он играл в Ленинграде во время воздушного налёта. Несмотря на то что в концертном зале филармонии снарядом выбило окна, а зрители кутались в пальто, выступление прошло успешно.
«Как только начинаешь играть, перестаёшь чувствовать холод», — говорил Рихтер.
После выступлений его обычно заставляли уехать — не из-за опасности, а из-за двойного немецкого и российского гражданства.
«Русские говорили мне: „Ты немец“. А немцы говорили мне: „Ты русский“».
Иногда это было замаскированным благословением. Сразу после того, как его посадили на поезд из Мурманска, возобновились бомбардировки, и город был разрушен.
Из-за своего немецкого происхождения Рихтер в это время находился под постоянным наблюдением. Он знал об этом и даже играл в игры со своими шпионами. Однажды поздно вечером, пытаясь добраться до своего отеля, чтобы не оказаться запертым, он начал бежать. Его «тень» погналась за ним. Рихтер спрятался за зданием на углу улицы и намеренно столкнулся с человеком, который сделал вид, что это был несчастный случай. В другой раз, находясь в фуникулёре, Рихтер столкнулся со своей «тенью» и спросил, сойдёт ли она на следующей остановке. Когда шпион ответил: «Да», Рихтер сказал ему: «А я нет!»
Качества величия
Что сделало Рихтера одним из величайших пианистов всех времён? Физически его руки были большими и тонкими, большие пальцы длинными и гибкими, а размах кисти мог достигать более октавы.
Его фотографическая память и способности к исполнению с листа, о которых уже упоминалось, позволяли ему хранить в голове весь репертуар великих фортепианных произведений — от Баха до современности.
У этой памяти были свои минусы. Рихтер назвал её «ужасающей», сказав, что она «буквально мучает меня». Он сообщил, что имена всех, кого он когда-либо встречал, «хранятся у меня в голове. … Я вечно прокручиваю их в голове».
Однако физические данные и память могут помочь только в одном случае, и многие пианисты обладали и тем, и другим. Что вознесло Рихтера в лигу себе подобных, так это его музыкальная эмпатия. По словам биографа Карла Расмуссена, Рихтер обладал подобной хамелеону способностью тонко воспринимать мысль композитора:
«Его фортепианный звук тёплый и певучий, когда он играет Шумана; сверкающе блестящий или дико шипучий, когда он играет Листа; весомый и полнозвучный, когда он играет Брамса; агрессивный и острый, когда он играет Прокофьева; блестящий и пастельный, когда он играет Дебюсси».
Внутреннее понимание композиции позволяло Рихтеру чутко улавливать тон, силу, интенсивность или деликатность, которые она требует. На сцене он также проявлял театральность. Один из методов, который он приписывал своему учителю Нейгаузу, заключался в том, «как заставить тишину звучать». Для этого нужно было сидеть на скамье и не двигаться, когда он появлялся на сцене. Пока он считал до 30, зрители неловко переминались с ноги на ногу, думая, что что-то не так. Затем он приступал к отложенному наслаждению.
Непреднамеренный диссидент
Рихтер обычно играл ту музыку, которую хотел, отвергая обвинения в том, что он намеренно протестовал против государственных санкций. Он был приверженцем музыкального самовыражения прежде всего. Тем не менее его выбор произведений для исполнения имел тонкий бунтарский подтекст. В 1945 году он исполнил песни на основе текстов Анны Ахматовой, осуждённой за стихи о сталинских ужасах.
Когда творческого человека называли «врагом народа», его творчество запрещалось, а любое упоминание о нём считалось подозрительным. Особенно это стало актуально после 1948 года, когда Центральный комитет Коммунистической партии осудил Шостаковича и Прокофьева за их западный «формализм», наряду с другими композиторами. Будучи поклонником Прокофьева, Рихтер говорил, что не понимает такого отношения. Вскоре после осуждения ЦК КПСС он дал концерт, в программу которого были включены произведения Прокофьева. Они были хорошо приняты, и Прокофьев после этого вышел на сцену, чтобы поблагодарить его за «оживление моих мёртвых произведений».
Гениальная и загадочная личность Рихтера, напоминающая его переменчивый стиль игры, породила культ, который до сих пор не угас. Хотя после его смерти в 1997 году появились документальный фильм и несколько биографий, учёные признают, что им трудно уловить его сущность, что и должно быть. Не дать людям разгадать себя — хороший способ сохранить своё наследие.
Источник: The Epoch Times