Закон или справедливость?
– Паша, это были они – те трое с тропы, я их узнала, – еле шевеля бесцветными губами, прошептала Таня. Она лежала на больничной койке под капельницей бледная, как стена в палате.
– Я понял, дорогая, не волнуйся. Как ты себя чувствуешь? – спросил Павел, наклонившись к ней и нежно касаясь губами её губ.
– Уже хорошо, Паша, – прошептала Таня, – голова теперь не кружится.
Здесь, в Донецке, у «своих» можно было называть Павла родным именем. Называть Павла Михаилом в таком положении Тане не хотелось. Он родной всё-таки Павел, а не Михаил по легенде.
Павел примчался в Донецкий госпиталь МВД, испросив разрешения у директора издательства сразу же, как только оттуда пришло известие о случившемся. Здесь можно было не конспирироваться, так как отсюда, из Донецка, контора обеспечивала настоящими документами Таню и безопасное пересечение границы. Таня ехала в Россию для продолжения учёбы, а вернее, для её завершения. Два года пролетели быстро, и за это время Таня дважды уезжала в институт и через десять месяцев возвращалась обратно. И всё было нормально, но не в этот раз. Павел понял, что Таня встретилась в поезде с теми тремя, с которыми два года назад они столкнулись на тропе. Один из них узнал её. В узком коридоре купейного вагона им удалось схватить и затащить в своё купе. Один держал её сзади и зажимал ей рот, а другой схватил её за ноги, пытаясь поднять и уложить на диванчик. В это время Таня, владеющая Нга-Ми, расслабилась и позволила им это сделать. В положении лежа на спине, она вонзила большой палец в глаз, нависшему над ней насильнику. Тот истошно заорал, зажимая двумя руками лицо. Он стал метаться из стороны в сторону, мешая двум другим осуществлять задуманное. Они отбросили его в сторону на другой диванчик и повернулись к ней. Таня уже стояла на ногах. Она вонзила иглу первому и надавила полиэтиленовый баллончик шприца. Тот, не проронив ни звука, опустился на пол. У третьего блеснула финка. Таня хотела схватить для защиты лежавшую на диванчике подушку, но, почувствовав сильное жжение в правом боку в спине, стала терять сознание. Её обнаружил проходящий проводник соседнего вагона, когда она лежала, наполовину выдвинувшись из купе лицом вниз в луже крови. Он же оказал и первую помощь, остановив кровотечение разорванными простынями. На привокзальном медпункте в Красноармейске ей сделали перевязку, и оттуда, что ранена, она смогла сообщить в Донецк по зашифрованной линии связи. На машине скорой помощи с включенной сиреной её доставили в этот госпиталь.
Из госпиталя Павел направился в областной отдел КГБ, откуда сообщил о случившемся Альбатросу и настоял, чтобы милиция Донецка не возбуждала уголовного дела, а контора поручила провести следствие ему — вплоть до наказания преступников.
После того, как из центра пришёл приказ переориентироваться на криминал, он полностью погрузился в тему. Он знал, что самая большая группировка «Стасика» контролировала Днепропетровскую область и Крым. Те трое с тропы были его подручными. Павел начал своё расследование. На фигурантов этого злодеяния был составлен словесный портрет. Затем, растиражировав портреты, он лично развез их агентам конторы в предполагаемые места обитания бандитов по маршруту Симферополь — Запорожье — Днепропетровск — Донецк. Всё сошлось: предположения Павла подтвердились.
Из Днепропетровска пришло сообщение, что это рэкетиры организованной преступной группировки «Стасика», контролирующей Днепропетровскую область и Крым. Она включала в себя целую сеть ОПГ малых, средних городов, поселков и других населенных пунктов. Дань собиралась со всего, что приносило денежный доход: от торговли семечками на базаре до индустрии развлечений, таких как видео салоны, игровые автоматы, подпольные казино и проституция в гостиницах и на дорогах. Этот денежный поток широкой рекой втекал в карман самого «Стасика» и распределялся среди криминальных авторитетов рангом поменьше, а те распределяли его на поддержание «пехоты» — криминала на местах и содержание «крыши». Так вот эта «бравая» троица была курьерами самого Стасика, контролирующая мелкие ОПГ и проводящая инкассацию на местах, доставляя «бабло» хозяину. Занимая столь высокое
положение «смотрящих», они обнаглели вконец от вседозволенности и безнаказанности — брали всё, что хотели, когда хотели и сколько хотели. Никто не смел пикнуть против этого. Расправа вплоть до убийства следовала незамедлительно. Милиция, связанная с тем же криминалом, бездействовала. О каком расследовании и «справедливом» наказании этих подонков со стороны правоохранительных органов могла идти речь?
В ходе расследования Павел узнал ещё об одном злодеянии. За три дня до нападения на Таню эти трое схватили и затащили в машину пятнадцатилетнюю девочку, идущую домой по дороге. Это видели соседи. И они, эти три жеребца, на даче у верзилы насиловали её по очереди. Мать девочки всю ночь билась в истерике у ворот, умоляя вернуть её девочку. Утром она увидела растрёпанную, окровавленную и пьяную дочь с виноватой улыбкой, еле-еле идущую ей навстречу. А когда услышала: «Мама, мама, не плачь, всё хорошо, и мне очень хорошо», и поняв, что та сошла с ума, упала без чувств. Она хотела справедливости и написала заявление в милицию, но там заводить дело отказались, сославшись на то, что, дескать, сама виновата. Ну а свидетелей этого преступления так и не нашлось.
У Павла давно созрел план возмездия. Теперь оставалось только получить санкцию на его реализацию, и он запросил её у Альбатроса. Ответ пришел мгновенно. Центр категорически запрещал ликвидацию бандитов без суда и следствия. Это противоречило закону, а вставать на путь преступления — это значило бы принять их методы и стать как они. Павлу было дано предупреждение отказаться от самовольных действий. Он всё это понимал, а также понимал, что закон предусматривает неотвратимость наказания преступления. Закон тогда закон, когда он справедлив, а иначе это не закон! Он долго думал о справедливом наказании преступников, и, наконец, решение пришло.
Друзья, как вам публикации? Пишите комментарии и ставьте лайки.