Так получается, что самые лучшие люди нашей страны сегодня оказались на передовой. Так считает герой нашего материала. Это касается таких, как он сам, которые оставили мирную жизнь и пошли спасать жизни и души русских людей. Подробности читайте в материале Царьграда.
ЧЕРТИНОВ ВЛАДЛЕН
Олег Мухин — алтарник в храме, а ещё бизнесмен. У него уже растут внуки. Когда началась СВО, не смог находиться в стороне — потому что это война его поколения. О чудесах, с которыми столкнулся герой этого материала на войне, он рассказал Царьграду.
Мне 57 лет, и происходящее сейчас в стране и в обществе — это то, что мы упустили, когда были молодыми. Неважно, сознательное было упущение или бессознательное, но сейчас за него платят наши дети,
— убеждён Олег Мухин.
Он считает, что, помимо проблемы боеприпасов, дронов и бронежилетов, самый больной вопрос на сегодня — идеологический. Вопрос состояния духа. А любая армия воет в первую очередь духом. Для того чтобы его укреплять, Мухин и стал ездить на фронт, помогать военным священникам.
Русский медведь и его святая дубина
Однажды Олег Мухин побывал в селе Никольском. Это место знаковое. Там находится Свято-Успенский монастырь, основателем и первым настоятелем которого был старец Зосима (Сокур). В Донбассе его почитают как святого.
Он закончил свой земной путь в 2002 году, но предсказал всё то, что сейчас происходит.
Зосима говорил, что гнев Божий — война — приближается стремительно, что с Киева покатится колотня по всему миру и кругом будет беснование. Что Киево-Печерская лавра падёт. Что настоящим священникам придётся в тюрьме посидеть, а настоящим верующим, какие бы ни были объявлены в Киеве автокефалии, надо строго держаться Русской Православной Церкви, ибо спасение только в ней.
Старец Зосима в грядущей колотне предсказывал победу России, говорил, что русский медведь спит, но как проснётся, возьмет в лапу святую дубину и начнёт крушить зло.
Зосима построил в Никольском красивейший монастырь. Сейчас он находится на линии боевого соприкосновения и сильно разрушен. Но в нём остаются 50 братьев и сестёр, это примерно треть от первоначального состава. Они продолжают служить в нижнем храме. Остальные монашествующие перебрались в Донецк и Волноваху.
Олег Мухин вместе с другом-священником приезжал на позиции в Никольское покрестить, исповедать, причастить русских воинов, которые держат там оборону.
Это был трудный заход. Всё время что-то мешало. Сначала была тяжёлая обстановка по дронам, то есть ясная погода. Потом она наконец испортилась, установился туман, и, следовательно, дронов в небе можно было не опасаться, но сломалась машина.
Когда всё-таки выдвинулись, сломался замок на шлагбауме, и долго не могли выехать из расположения части. Уже в пути выяснилось, что бак, в котором был бензин, не работает, а в том, который работал, его почти не осталось. Словом, добирались с препятствиями на каждом шагу. Ночевать довелось в монастыре. А утром проснулись и решили, что они в раю.
Нас разбудило удивительное пение. Богослужение в этом монастыре начинается в пять утра и длится до полудня. Там на службе ничего не сокращают: читают и поют всё, что положено по чину. И это настолько красиво. Мы стояли как заворожённые. За стенами храма что-то взрывалось, стреляло, а внутри в это время шла удивительная служба.
В Никольском, перед тем как добежать до ближайших развалин, надо пару минут стоять и вглядываться в небо, не висит ли там дрон. Монахи монастыря периодически получают ранения, но всё это не мешает им оставаться доброжелательными людьми.
Олег Мухин таких раньше никогда не встречал. Считает, что в Никольское надо привозить всякую депрессивную столичную публику, чтобы она увидела, как должен относиться к жизни настоящий верующий человек.
Духовник научил меня правилу: если делаешь какое-то дело и всё идет гладко, значит, точно оно от лукавого, а хорошее дело всегда сопровождается препятствиями и искушениями.
Так что все их задержки и препоны в пути объяснимы. Ради того, чтобы попасть в Никольский монастырь — в этот рай на войне, — их стоило перетерпеть.
Бог даёт шанс
На фронте Олег Мухин много чего открыл. Например, понял, что СВО — это абсолютный момент истины. И для людей, и для Церкви.
Большинство бойцов крещёные, но все равно далеки от Бога и Церкви. Не знают, что такое причастие, могут носить крестик, поверх него чей-нибудь зуб и ещё амулет какой-нибудь бабки, авось что-нибудь да сработает, защитит.
Но СВО дает возможность ситуацию исправить. И у Олега Мухина уже есть понимание, как именно надо работать с личным составом.
Например, я привозил на фронт письма — поздравления с Рождеством. Сейчас такие письма в основном пишут дети, и это, конечно, очень радует бойцов. Но я стремлюсь доставлять письма от взрослых. Они гораздо важнее. Человек, севший писать такое письмо, хочешь не хочешь сформулирует для себя, почему он это делает. А значит, что-то сам для себя разложит по полочкам, и его понимание происходящего улучшится.
Олег обращается через знакомых священников к их прихожанам с просьбой писать на фронт. Получив эти письма, бойцы увидят воочию, что есть большая часть общества, которая их поддерживает. И это, так получается, именно православная часть.
Ещё один важный момент — тесное взаимодействие с замполитами. Сейчас они есть почти во всех подразделениях Минобороны. Им поставлена задача формировать у военнослужащих глубокое понимание государственной политики, воспитывать патриотизм, верность воинскому долгу. Но государственная политика часто рождает вопросы, на которые бывает трудно найти ответы. Даже замполиту.
А на принципах Православной Церкви можно легко строить это "глубокое понимание". Армия может опираться на Церковь как на надежное плечо. К сожалению, не все командиры и замполиты это осознают. Не видят в священниках своих помощников. Батюшки бегают за каждым из них, а те остаются равнодушны к их миссии. Эффективность идеологической работы в войсках при таком отношении минимальна.
Замполиты и командиры должны понять важную вещь. Священники, которые сейчас проходят круги ада этой войны вместе с бойцами, будут потом приводить их в чувство. Потом этих парней с их посттравматическими синдромами станут пинать от одного работодателя к другому, но уже не за 200, а за 40 тысяч в месяц, и у них будет из-за этого съезжать крыша. И вот они смогут найти успокоение в храмах у тех духовных отцов, которые были с ними на фронте. Эта задача не менее грандиозна чем та, которую сейчас пытается решить спецоперация,
— уверен Олег Мухин.
"Молитва спасла меня от смерти"
В одну из поездок он познакомился с 24-летним ополченцем с позывным "Опер", бывшим донецким городским хулиганом, который воюет с 2014 года.
Тот рассказал такую историю.
Три года назад в их подразделение приезжал православный священник и произнес Иисусову молитву: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного". И она почему-то запала "Оперу" в душу:
С тех пор, как наши позиции начинала крыть арта или надо было идти на штурм, молитва сразу всплывала в голове.
Однажды, когда втроём готовились атаковать опорник, он с напарником лежал на земле сверху, а третий находился в окопе, накрытом бетонной плитой. Поступила команда на штурм.
Мы с товарищем вскочили, и только сделали первые шаги, как в пяти метрах от нас разорвался снаряд. В этот момент в голове сразу же пронеслась Иисусова молитва.
И их взрывом сдуло как ветром. Поднялись, смотрят: у обоих нет ни единой царапины. А третий, сидевший под бетонной плитой, ранен. "Опер" расценил это как чудо. Да и как иначе относиться к такому?
Кто-то может сказать, что раз мы связаны с Церковью и живём этим, то и притягиваем факты за уши. Но "Опер" даже креста не носил. Если такой человек объясняет своё спасение молитвой Иисусу, какое здесь притягивание? И подобных случаев очень много,
— говорит Олег Мухин.
Причину СВО он видит в том, что мы отошли от Бога. Так далеко отошли, что у Него нет другого способа вернуть нас, кроме как через войну: по-другому уже не поймём.
Олег Мухин признаётся, что в начале спецоперации у него было пессимистичное мнение о состоянии нашего общества, и особенно молодёжи. Но когда стал ездить на фронт, удивился количеству здравых, хороших, достойных людей: и молодых, и зрелых. На них государство может опираться. К сожалению, именно эта часть общества гибнет.
Мы приезжали под Работино в штурмовой батальон. Через полтора месяца их вывели на доукомплектование. В одной роте остались 32 человека, в другой — 23, в третьей — 15. Без слёз невозможно думать об этом. Потому что половина ребят — молодые, симпатичные, достойные, уже научившиеся думать. А мы их теряем. Теряем лучшую часть. Если вся страна не наберёт критической массы правильных людей и мы победим лишь технически, то все жертвы будут напрасны.
