Детская площадка, огромный, двухметровый, наверное, мужчина качает мальчика лет двух-трех на качелях и говорит то ли считалочку, то ли стихотворение - на сербском мне не очень понятно. Малыш хохочет, машет руками, визжит. Когда он решает слезть с качелей, папа подхватывает его на руки. Перед тем как поставить на землю и отпустить исследовать мир, на долю секунды обнимает и нежно целует в макушку.
Я наблюдаю это, страхуя своего дитеныша, который забирается, на горку. Мозг услужливо швыряет мне в лицо историю, которую подруга рассказала почти год назад и которую не так-то просто выбросить из памяти.
Трехлетний племянник подруги хотел поцеловать отца, а тот в ответ ударил и оттолкнул малыша со словами: Это что за пи… замашки? И сразу же предъявил претензии жене: Мать, это ты научила его этому… ?! Да тебя прав родительских лишить надо!!!
Я и раньше б от такой истории воспылала праведным гневом, а сейчас ещё и не могу не реветь.
С появлением крошки моя кожа будто стала тоньше. Я вижу детские доверчивые глаза, непонимание, обида, горе. Значимый взрослый, тот кто должен заботиться, любить и показывать ребенку, что мир ему рад оказывается источником опасности и боли. Зато отец уверен, что так он сможет воспитать настоящего мужчину.
Мой муж сказал, что надеется взрослый сын отплатить отцу той же монетой. Я не сразу смогла понять что не так в этом варианте. Потом дошло - значит у воспитателя все получилось, повзрослевший сын соответствует его стандартам мужественности. Нет уж, лучше пусть он вычеркнет из жизни отца, тот в одиночестве и забвении встретит старость, а потом и смерть.
Крошка не хочет скатываться с горки, он сваливается мне в руки. Я утыкаюсь носом в любимую макушку, а потом расцеловываю щёки.
И хочу верить, что тот малыш не будет похож на отца, что он вырастет и целуя и обнимая своих детей, сможет исцелить свои раны.