Папа любил очень много времени проводить в своём сарае. Иногда он мог так завозиться там, что совершенно терял счёт времени. Его нельзя было дозваться ни на обед, ни на ужин. Даже ночевать он мог прийти под утро, когда вся семья уже начинала зевать, прогоняя остатки сна.
Помимо всякого хлама, совершенно бесполезного и порой даже непонятного назначения, сарай был наполнен какими-то странными приборами, механизмами и приспособлениями с кучей шестерёнок, проводов, лампочек и кнопочек. Между кувалдой и наковальней стоял инкубатор для выращивания алмазов. В старой ванной возле стены в морской воде сидели моллюски и выращивали жемчуг. Возле шкафа с инструментами лежали грабли и служили напоминанием для чего-нибудь очень важного.
Работа кипела постоянно. Сарай буквально ходил ходуном. Он то раздувался, как шар, то снова принимал обычную форму, то раскачивался из стороны в сторону. Внутри постоянно что-то гремело, хрипело и кашляло. Из сарая доносился грохот, хохот, скрежет и радостный крик папы после удара молотком по пальцу.
Всё, что нельзя было приклеить или припаять, папа скручивал проволокой или приваривал намертво сваркой, потом стягивал болтами. Ещё он зачем-то смешивал разные жидкости и окунал в них различные минералы, отчего те, либо растворялись, либо горели ярким пламенем, а из старой ржавой трубы на крыше из-за этого поднимался дым всех цветов радуги.
Иногда сарай озарялся ярким светом, словно от фотовспышки. Это был знак того, что странный папин агрегат, именуемый машиной времени, всё-таки подавал признаки жизни, и, возможно, вполне успешно проходил испытания.
− Фрол Егорыч, Вы как раз вовремя! – послышался радостный папин возглас. – Ну как? Нашли сокровища Тамерлана?
Маленький седой старичок забавного вида совершенно мокрый буквально вывалился из капсулы аппарата. Он тряс белой головой и фыркал, с головы и ушей снимая водоросли. От щеки он отлепил медузу, а из кармана вытряхнул ракушки.
− Коллега, Вы либо что-то напутали в своих расчётах, либо эта штуковина незнакома с арифметикой. Вместо 14 века я, кажется, перенёсся на 14 тысяч лет назад. Здесь в то время ещё вовсю плескалось море, именуемое Сарматским, с его доисторическими обитателями, и никаких Тамерланов с их сокровищами не было и в помине. И вообще, − Фрол Егорыч вынул из-за пазухи большого пучеглазого краба и бросил в ванну к моллюскам – я не охотник за сокровищами, а учёный. Мне нужны исторические факты, а не золотые побрякушки.
Когда-то давно Фрол Егорыч был профессором университета на кафедре «Кибернетики, прикладной механики, и молекулярной физики», а папа его младшим научным сотрудником. Едва папа успел закончить аспирантуру и приступить к диссертации на тему проблемы перемещения во времени, как на должность заведующей кафедры назначили Жабу Геннадьевну. На самом деле её звали Жанна Геннадьевна, но за глаза все её звали Жабой. Она совершенно не знала свою новую работу и не понимала, что от неё требуется в новой должности, но зато ужасно любила покомандовать.
Жаба считала, что все сотрудники должны иметь одинаковые знания и быть взаимозаменяемы, при этом сама шарахалась от всего нового и неизвестного, боясь выполнять свои прямые обязанности. Все её усилия были направлены на то, чтобы покрепче удержаться за своё тёплое место и сидеть там до скончания века. А чтобы на неё никто ничего такого не подумал, Жаба принимала грозный вид, выпучивала глаза, постоянно на всех орала, обвиняла в некомпетентности и требовала выполнения чего-нибудь невозможного. В общем люди были совершенно сбиты с толку таким руководством. Некоторые даже пытались найти проблему в самих себе, не понимая откуда исходит корень зла, а кто-то прямо пальцем показывал на Жабу, но при этом лишь тихо роптал и скрежетал зубами, боясь потерять работу.
Фрол Егорыч из тех профессоров, кто с головой был погружён в науку, и интересовался исключительно ей. Поэтому, да и не только поэтому, ему не было дела до какой-то там Жабы с её особым даром руководителя. Он постоянно занимался исследованиями и опытами, часами мог засиживаться в лаборатории, совершенно позабыв о том, что в аудитории давно уже сидят студенты и вместо того, чтобы слушать его лекцию, пускают бумажные самолётики.
В один из прекрасных дней, когда ничто не предвещало беды, произошло событие, которое определило дальнейшую судьбу учёного, да и не только его. Фрол Егорыч как обычно засиделся в лаборатории, занимаясь чем-то очень важным для себя и науки. В данный момент он под лупой разглядывал довольно необычные кристаллы чёрного цвета и периодически цокал языком. Тут в лабораторию в буквальном смысле влетела Жаба и сходу кинулась в бой.
− Уважаемый профессор – суровым голосом проревела Жаба, при этом подчёркивая каждое слово, как бы предавая особую значимость сказанному, − между прочим Ваша лекция идёт уже ровно 21 минуту и 17 секунд, а Вы не соизволили даже поинтересоваться расписанием.
− Жанночка, − примирительным голосом ласково ответил Фрол Егорыч, при этом не отрываясь от любимого занятия – тебе бы, деточка, гарнизоном командовать, а не кафедрой в университете. Возможно прямо сейчас я нахожусь на пороге величайшего открытия, которое можно сказать произведёт революцию в научном сообществе, а ты мне тычешь в лицо хронометром, размениваясь на минуты с секундами. К тому же студенты тоже люди. Пусть они немного отдохнут от старикашки с его нудными лекциями, хотя бы эти 20 минут и сколько-то там секунд.
− Уже 22 минуты и 25 секунд! – не унималась Жаба.
Фрол Егорыч, не отнимая лупу от лица, повернулся к заведующей и, улыбнувшись во весь рот, произнёс:
− Ты через увеличительное стекло стала похожа на жабу. Особенно когда сердишься. – и снова уставился на кристалл.
Такой фамильярности и наглости Жаба конечно же вытерпеть не могла. Она вылетела из лаборатории с ещё большей скоростью, чем в неё залетела, при этом так хлопнув дверью, что с полки над головой у профессора упала какая-то склянка с жидкостью прямо на стол и разбилась вдребезги. Произошла самая настоящая химическая реакция. Лабораторию заволокло едким дымом, а когда он рассеялся, профессор оказался в чистом поле, на котором мирно паслись мастодонты.
Если бы Фрол Егорыч не был учёным, он конечно же подумал бы, что сошёл с ума. Но то, что произошло, в действительности говорило лишь об одном – его исследования наконец-то увенчались успехом. Осталось каким-то чудом вернуться в лабораторию, да и с одной лупой находиться среди доисторических существ то ещё удовольствие. Благо реакция длилась всего пару секунд, и профессор уже во всю прыть мчался по коридору, сжимая в руках заветные кристаллы. Формулу жидкости он помнил наизусть.
Жаба Геннадьевна была лишена удовольствия наказать нерадивого учёного, потому что в тот же день Фрол Егорыч удрал из университета в неизвестном направлении, утащив с собой в одной руке многолетние труды, в другой − младшего научного сотрудника, коим и являлся папа Ильмары.
Теперь же Фрол Егорыч сидел в одних кальсонах в папином сарае, развесив мокрые вещи на торчащие из стены гвозди, наматывал на пальцы паутину под неодобрительный взгляд пауков, пил горячий чай с лимоном, и мечтал когда-нибудь всё-таки отыскать сокровища Тамерлана.
